По мнению Л.Н. Толстого лучшие образцы народного творчества создаются во времена испытаний. Именно на такие времена пришлось и творчество Сергея Есенина. За тридцать лет он прожил как будто не одну, а множество жизней. Вот почему каждому человеку, заглянувшему в его стихи, удаётся найти строки, относящиеся к жизни собственной.
Творчество поэта, в конце короткой его жизни попавшего в опалу, находилось под спудом в течение тридцати лет после его загадочной смерти. Но, к счастью, явились другие времена, и в 1955 году произведения Есенина снова стали издаваться. А ещё через десять лет мы широко, празднично отметили 70-летие со дня рождения поэта. В том, далёком, 1965 году я учился в столичном институте и по этой причине стал свидетелем некоторых, имеющих отношение к юбилею, событий.
Для начала я записался в главную библиотеку страны и в читальном зале просмотрел прижизненные издания поэта.А потом как-то стихийно в общежитии сложился кружок поклонников творчества Есенина, состоящий из моих однокурсников. Мы собирались в нашей комнате и по очереди читали вслух его стихотворения.
Под конец зимы стал часто бывать на могиле Есенина. Не знаю, как сейчас, а тогда Ваганьковское кладбище было тихим, малолюдным местом. Студенческий неуют и грусть по дому приводили меня к месту упокоения того, кто так пронзительно и искренне писал об оставленном крове, подобно мне тосковал о матери и сестре. Как ни странно, но там мне становилось спокойнее, лучше.
И всякий раз я обращал внимание, что площадка с могилой поэта прибрана, ухожена: снег отвален по сторонам в аккуратные сугробы, а земля вычищена под метлу. Однажды я пришёл туда, когда день клонился к закату. На одном из сугробов лежала пара бутылок из-под спиртного. Я затолкал их поглубже в снег и присел на бордюр. Тишина, безлюдье… На душе тревожно: поздновато я пришёл, поздновато. И вдруг раздался крик, от которого я вздрогнул: «А ну-ка, встать!» На аллее стоял, будто из-под земли выросший, мужчина в шубе нараспашку, со значком Всероссийского Театрального Общества на груди. С угрожающим видом он шагнул ко мне, и я увидел, что он хром и пьян. «Я не встану. Кто вы такой, и не ваши ли бутылки я утопил в сугробе?» Он ответил: «Ну, мои. Я – племянник Зинаиды Райх, а вы сидите на чужой могиле. Встаньте!» И тут я подчинился.
А в конце весны я познакомился там с одной тихой, опрятной женщиной, прибиравшейся на могиле Есенина. Ей было лет за шестьдесят. Она рассказала мне, что живёт недалеко отсюда, что в молодости видела и слышала поэта и тайно была в него влюблена. И вот уже почти сорок лет, каждую неделю, она приходит сюда и наводит порядок. Я рассказал ей про зимнюю встречу с пьяным мужчиной, на что она ответила: «Здесь артистов хватает, да не всякому следует верить».
От неё я узнал, что справа от поэта долгое время находилось захоронение Галины Бениславской, возлюбленной Есенина, от тоски застрелившейся здесь через год после его смерти. В 1955 году прах Бениславской перенесли за могилу поэта, а на её месте похоронили его мать, пережившую сына на тридцать лет. Крашенный крест на могиле Бениславской был испещрён записками неведомых влюблённых, назначавших здесь свидания. Быть может, так ведётся до сих пор.
На следующую нашу встречу она принесла альбом с фотографиями Есенина. Мне показалось, что они не были копиями. Я рассматривал их, глазам своим не веря. Не помню, как они попали к этой женщине, только говорила она, что журналисты уже прознали об альбоме и с её согласия копируют бесценные фотографии. «Теперь ждите их публикации в юбилейных журналах» - сказала она.
В другой раз мне пришлось услышать здесь рассказ пожилой приезжей женщины о встрече с Есениным, когда он отдыхал в каком-то южном санатории, где она работала медицинской сестрой. Хотя ничего больше она случайным слушателям сообщить не могла, тем не менее её слушали внимательно и с пониманием: разве может молчать человек, если он видел живого Есенина?
Короче говоря, поэта помнили, любили, а юбилея ждали, как праздника. Оказалось, что ещё была жива и Августа Миклашевская, которой Есенин посвятил цикл из семи стихотворений. По радио Москвы прозвучала передача из её квартиры. Мне запомнилось, что вспоминала она о встречах с поэтом как-то сухо и бесстрастно, делая это как бы из необходимости отвечать, коли спрашивают. Что поделаешь, ведь ей уже было за семьдесят и у неё была своя семья. И всё-таки та передача и меня, и моих друзей-студентов не на шутку взволновала, ведь нам посчастливилось услышать живой голос возлюбленной поэта, которая жила в одном городе с нами и была нашей современницей.
Воскресный день 3 октября 1965 года выдался солнечным, тихим, сухим. С утра по радио прозвучали песни на стихи Есенина и удививший меня романс Георгия Свиридова на слова религиозного стиха поэта «Шёл Господь пытать людей в любови». А из газетных киосков с разворотов журналов и газет на прохожих улыбчиво и тепло смотрел виновник торжества, а я то и дело вспоминал мою знакомую с альбомом. Меня просто распирало от гордости, мне казалось, что и я причастен к подготовке юбилея как человек, знающий одну из его тайн.
А на Ваганьковском кладбище с утра до вечера было многолюдно. Мне удалось занять место буквально в пяти метрах от могилы поэта. Слово сказать мог каждый желающий. Для этого очередной оратор взбирался на какую-нибудь ограду или подходящий по высоте памятник. Читали стихи Есенина и свои, самодельные, пели его песни и песни о нём. На качество исполнения особо не смотрели, аплодировали шумно, тем самым поощряя нерешительных. А когда несколько братков с гитарой заявили, что «у Серёги стихов было написано всяконьких» и запели что-то из «Москвы кабацкой», их быстро сдёрнули с возвышения и вытолкали из толпы.
Была там и 18-летняя внучка поэта Марина Есенина. Она говорила, что подобно деду жить без стихов не может и намерена поступать в литературный институт. (Потом писали, что стихи у неё весьма слабые, что поступить в институт она не смогла). Среди выступавших ещё запомнился сказавший стихотворное слово о поэте одетый в чёрное кожаное пальто, интеллигентный, с приятным музыкальным баритоном скульптор Иван Онищенко. К тому времени он прославился первым мраморным есенинским бюстом, ставшим общенародным достоянием.
Хороший, не заорганизованный получился праздник , слова на нём звучали простые, искренние, не на бумажке заготовленные. И природа не испортила праздника ненастьем: тихо падал на землю лист осенний, и солнце пригревало, и шума городского не было слышно. Будто не на кладбище всё происходило, а где-то в роще, которая ещё не отговорила «берёзовым весёлым языком».