ГЛАВА 54
СУД
4 сентября в суде С-го района города Патрусевска началось рассмотрение уголовного дела по обвинению А.В. Курилова и группы лиц (…) в совершении преступлений, предусмотренных… (да простит нас читатель, эти пункты, части и номера статей были перечислены ранее, напомним только что речь в них идет об ответственности за незаконное приобретение и хранение сильнодействующих и ядовитых веществ с целью продажи, а также за осуществление предпринимательской деятельности без специального разрешения (лицензии), в случаях, когда такое разрешение (лицензия) обязательно, сопряженное с извлечением дохода в особо крупном размере).
Дело рассматривал судья Протопопов А.И. Государственное обвинение поддерживал помощник прокурора Советско-го района Царев Г.П. Защиту обвиняемых, кроме Курилова, осуществлял адвокат Синюхин М.И. Как мы уже знаем, Андрей Васильевич, решил защищать себя сам.
Гособвинитель, как положено, зачитал обвинение, согласно которому А.В. Курилов, введя в заблуждение своих сотрудников, организовал преступную группу, которая совершила… (Далее на скучном юридическом языке шло перечисление всех их «деяний»). В конце прокурор сказал:
— В результате преступных действий А.В. Курилова… требую для А.В. Курилова восемь лет в колонии общего режима с конфискацией имущества и штраф в пятьсот тысяч рублей; для… (и далее по рангу).
Андрей слышал все это, понимал, что находится в суде, что дело касается его лично, его жизни в ближайшие годы, нервы были напряжены, чувства обострены, сердце билось чаще обычного, и в то же время он, как это ни парадоксально, одновременно наблюдал все происходящее как бы со стороны. Он слушал, что говорил прокурор, а мысли текли своим чередом.
И думалось Курилову, что человек не способен как следует защищаться, если его незаконно обвиняют в том, чего он не совершал, если обвинения — глупость и абсурд, если все это равносильно удару обухом по голове или выливанию на него ушата грязи; ведь невозможно человеку, живущему в мире логики, опровергнуть алогичное… Вспомнился ему и майор Оловянкин из наркоконтроля, готовый пойти на любое незаконное действие, вплоть до преступления, якобы для защиты закона. «Кстати, их служба осуществляет контроль за обращением наркотических средств и психотропных веществ. То есть за всем оборотом: «законным» и «незаконным». А почему же до сих пор поток наркотиков в нашу страну не ослабевает, количество наркоманов не уменьшается и от этого «зелья» гибнет все больше и больше людей?» — подумал он. Вспомнились ему и контакты с этим самым прокурором Царевым, в глазах которого Андрей на всех встречах читал страх. Тот всегда боялся лишний раз слово сказать вне рамок конкретного вопроса. И Курилов скоро раскусил его позицию: прикажет вышестоящий начальник — сделаем, чего бы это ни стоило. Нередко во время следственных процедур Андрей буквально испытывал ностальгическое чувство по прокурорам и милиционерам из старых советских фильмов…
Размышления Курилова прервало обращение председательствующего. Суд перешел к выслушиванию показаний обвиняемых.
Курилов заранее хорошо знавший, кто и что будет говорить, все же краем уха слушал слова сотрудников, где-то в глубине души на что-то надеясь. Но его ожидания не оправдались:
Николашкин по-прежнему все валил на него, Медведкин открещивался ото всего, Драницкий, как и на следствии (будто его кто за язык тянул) раскрывал все их «маленькие хитрости»…
Когда очередь дошла до Андрея, он рассказал все, как есть, умолчав только о своих взаимодействиях с Михайловым.
Гособвинитель просит огласить показания обвиняемых, данные ими на предвари-тельном следствии. После выслушивания был вынесен вердикт — показания на суде и на предварительном следствии не противоречат друг другу.
Далее суд приступил к оглашению письменных материалов дела: протоколов осмотра офисных и жилых помещений, результатов судебных экспертиз и пр., и пр. Курилов все это время, наблюдая за происходящим, как за скучным спектаклем, с которого так хочется уйти, да нельзя — не один, с же-ной, а ей нравится, потому приходится сидеть и глядеть одним глазом, слушать одним ухом и думать о своем, о том, что волнует. И он еще раз внутренне удивлялся, осознавая, что на самом деле волнующее его и происходящее на этом судебном заседании находятся в разных плоскостях бытия.
Несмотря на начало сентября, на улице стояла жара. Кондиционеров в помещении судебного заседания не наблюдалось и, хотя окна и двери были приоткрыты, духота была невыносимая. В воздухе повисали слова, параграфы и пункты статей. Сам том пухлого дела по обвинению, казалось, приподнялся над столом и повис над ним, обретя некую легкость в этой вязкой атмосфере духоты.
Андрей вспомнил, как в детстве они мечтали о наступлении ХХI века, о том, как там будет прекрасно. «Вот он — век наступивший, во всей красе, а о нормальных межчеловеческих отношениях можно только мечтать… или вспоминать,— подумал он.— Вот и сегодняшний суд. Конечно, и речи нет о том, что я — идеал. Но все же нормальный парень, а не сволочь, негодяй или преступник какой против страны и людей! А вот судят. Значит это кому-то нужно? И получается, что закон не защищает. Иначе, почему таких, как я, стараются загнать за кон?»
Тем времен судебное заседание шло своим ходом. Заслуши-вались показания свидетелей: сотрудников, людей, которые пользовались услугами «Неотложки», и партнеров. И хотя из уст некоторых свидетелей обвинения звучали заявления, не соответствующие правде, а порой и совсем неадекватные, Курилов всячески сдерживал себя, берег силы для защиты — ведь он должен был защищать себя сам.
После оглашения протоколов обыска дома у сотрудников и документов и материалов, характеризующих обвиняемых, слово для ходатайств было предоставлено линии защиты.
Андрей заметил, когда он говорил то, что свидетельствовало в пользу его оправдания, судья вел себя очень интересно. Он то делал вид, что не слышит, как будто его нет на заседании, то махал на него рукой,— молчи, мол, тебе же лучше делаем!— когда защищающийся фиксировал внимание суда на неверных доказательствах обвинения.
— Уважаемый суд, где же презумпция невиновности?— спросил Курилов. — Почему в деле не фигурируют показания свидетелей, имеющих прямое отношение к оплате услуг, предоставленных непосредственно в тот период времени, который рассматрива-ется? Они здесь, ждут, и вы можете их допросить.
После допроса дополнительных свидетелей, суд предоставил слово защитнику других обвиняемых. Курилов, ранее не участвовавший в судебных заседаниях, знающий о них преимущественно только по книгам и фильмам, не переставал удивляться. Он и не подозревал насколько может сникать защитник (буквально до состояния «язык в з….це»), когда дело доходит до выступления на судебном заседании. Наверное, связан с определенными структурами или некими отношениями с судьей или прокурором. Он знал, что такие «защитники» или «борцы с наркоторговлей» и прочим, если и теряли работу по тем или иным причинам, то тут же устраивались, и еще лучше, чем прежде…
Далее суд перешел к прениям сторон. После выступления гособвинителя слово было предоставлено защите. Курилов уступил «пальму первенства» защитнику сотрудников и, не слушая его, думал о своем, готовился к своему слову. Когда защитник закончил, Андрей после логического обоснования несостоятельности обвинения в свой адрес сказал:
— Уважаемый суд! Как быть, если версия обвинения об извлечении доходов несостоятельна? Почему доход предприятия инкриминируется физическому лицу — А.В Курилову, якобы он получал эти доходы сам, осуществляя предпринимательскую деятельность без лицензии, вместо предприятия? Человека, не извлекавшего дохода и не получавшего денежные средства, нельзя обвинить в этом. Ведь ни из одного документа уголовного дела, ни из одного протокола допроса не видно, а следова-тельно нет доказательств, что Курилов извлекал доход и получал денежные средства от деятельности предприятия ни в каком размере, а тем более в особо крупном, и тем более осуществляя незаконную предпринимательскую деятельность. Точно также можно предъявить обвинение руководителю любого предприятия или даже налогового органа в получении дохода. Почему из восьми экспертиз в расчет берется только одна, почему следователь не рассматривал экспертизу о расходах? А ведь из нее ясно видно, что никакие доходы из деятельности предприятия лично не извлекались. И раз так, то и обвинение беспочвенно! Не говоря уже о том, на каком основании при обвинении в получении доходов предприятия проводились обыски в жилище физического лица, не получавшего эти доходы, что и доказано выше? Причем оказывалось давление на лицо, не являвшееся в тот период даже подозреваемым, путем непрерывного допроса большим числом дознавателей, не разрешая позвонить адвокату? К тому же длительное время прослушивались телефонные разговоры, не только коммерческие, но и личного характера, а это прямое нарушение Конституции и прав гражданина. Почему происходили запугивания, изъятия домашнего компьютера и личных вещей не только моих, но и членов семьи, не имеющих вообще никакого отношения к предприятию? Для чего блокировать работу предприятия, лишая тем самым население возможности пользоваться услугами неотложной медицинской помощи?..
© Шафран Яков Наумович, 2015