Колыбельная

Владимир Степанищев
Спи, мой Божий дар,
Засыпай, малыш.
Ночка долгая,
Песня длинная.
Впереди лежит
Жизнь веселая,
Жизнь прекрасная,
Да полна шипов
То ли белых роз,
То ли терниев,
А какие где –
Разбери Господь…

Полюбил бы тебя Бог вселюбящий,
Чтобы стал бы ты вдруг, народился бы
Да каким бы певцом расталантливым,
С гласом, с эдаким тембром-гармонией:
Звонким-чистым, как отсвет предутренний
Над полями хлебов золотистыми;
Жарким-ярким, как зной пополуденный
Над густыми борами сосновыми;
Неземным, будто трель соловьиная
Над вечернею речкой задумчивой.
И прославил бы дар твой возвышенный
Твое имя на все поколения,
И богатым тебя он бы сделал бы,
И прославил бы ты свою родину,
И родных бы богатыми сделал бы,
И все вместе тогда бы восславили
Мы бы вечного Господа нашего…

Целовал бы тебя Он бы так еще,
Чтобы сделался вдруг ты художником,
И с рукою такою волшебною,
Какой сам бы Серов позавидовал;
Чувством цвета таким, что и злой Матисс
Губы все бы себе пообкусывал;
Чувством воздуха, далью, которые
И тому Левитану и не снилися.
Прогремело бы имя великое,
По земле прокатилось бы гимнами,
И себя без даров не оставил бы,
И стране бы принес славу-выгоду,
И друзей, и родных не забыл бы ты,
И все вместе тогда бы восславили
Мы бы доброго Господа нашего…

Или, может, сто лет как уж не было,
Осенил бы тебя Присноискренний
На великий венец поэтический,
Подарил бы тебе Он такой язык -
Что живее и красок и музыки;
Чтоб слеза и восторг клокотанием
В самой черствой душе просыпалися;
С мыслью, страстью такою бездонною,
Чтобы тысячелетьям не вычерпать.
Прогремело бы имя великое
По-над всею землею-вселенною,
И богатым бы стал, каких свет не знал,
И прославил  бы ты заодно с собой
Русский слог и святой, и божественный,
А и всех, что рука дотянулася,
Ты бы сделал бы тоже богатыми,
И все вместе тогда бы восславили
Мы б всесильного Господа нашего…

Да не сладок сон впереди у тебя, но быль горькая;
Будь-пускай у тебя хоть глас, хоть перста, хоть слово волшебные,
Да только за богатство и славу Господь не ответственен,
А ответственен за них какой импресарио, галерист да издатель надменные,
Во руках чьих силы несметные, силы сильные - не чета богам,
И имя тем силам – молва, людское мнение.
Управляя им беспрепятственно, говорят они толпе, что ей должно нравится,
Что читать, чего слушать и глядеть на что.
И как поклонишься ты импресарио, увлечешь галериста, издателя,
Тут тебе и богатство несметное, слава славная, пусть и не вечная:
Прославляй кого хошь, благодетельствуй: хошь стране, хошь родне, а хошь Господу…
Только вот ни при чем тут Всеблагостный,
Не участвует Он во твоей судьбе, хоть ты лоб оббей об святой амвон,
Будь ты голосом – мусагет Орфей, будь рукою ты - Микеланджело, будь глаголом ты - краше Пушкина,
Не приглянешься коль «святой троице» - не видать те ни славы, ни почестей, не едать серебром во златой парче;
А таланты твои достославные станут грызть тебя безызвестностью,
Схимой нищенской обволакивать, черной завистью оторачивать…
Не прославишься ты, не насытишься, не прославишь ни друга, ни родины,
Славе Господа не воздашь лихвой и дарам Его не поклонишься.

Потому отойди от кроватушки –
Не касайся, Господь, чела нежного
Ни рукой, ни устами, ни помыслом,
Ни каким и иным провидением,
А и встань же к нему, как ко всем, спиной,
Но пошли ты судьбу, как у каждого
Незаметного и безымянного,
Без даров дорогих, но без векселей,
Жизнь пошли Ты без слез, без страдания,
Без высоких страстей, но без низких мук.
А уж мы-то уж так воздадим Тебе,
Не умением пусть - так числом хотя б,
Златорогим тельцом не прельстишеся,
Меднотрубым зазывам не внемляши,
В серой тине людской растворишеся,
Богу-Господу лишь помолишеся,
Православным крестом прекрестишеся,
Прахом в прах во свой срок обратишеся,
Ни добра и ни зла не содеявши,
По себе ничего не оставивши.

Спи, мой Божий дар,
Засыпай, малыш.
Ночка долгая,
Песня длинная.
Впереди лежит
Жизнь веселая,
Жизнь прекрасная,
Да полна шипов
То ли белых роз,
То ли терниев,
А какие где –
Разбери Господь…