Глава первая,
в которой на древнем могильнике начинаются
безобразия
Накануне весь день лил дождь, и, когда наутро взошло солнце, лагерь представлял собой не менее печальное зрелище, чем земная твердь после окончания Всемирного потопа. О коварстве неожиданно разбушевавшейся вчера стихии свидетельствовала масса недопустимых в обычной жизни лагеря признаков. Лопаты были разбросаны по всей территории – ими самые смелые во время ливня периодически пытались отвести воду от палаток. Мокрые разноцветные тряпки, еще вчера бывшие джинсами и футболками – их сначала оставили «прополоскаться» на кустах в расчете на короткий летний дождичек, а потом – не до них было. Теперь они вносили разнообразие в унылый колорит мокрой зелени. Посуда, плавала в больших лужах вперемешку с кроссовками – ливень начался в обед, и все обедали, а потом и ужинали в палатках. И, наконец – бутылки. Их количество больше всего поразило Алексея Петровича. Кандидат исторических наук, археолог-полевик с многолетним стажем, он не считал себя ни ханжой, ни моралистом... Но, уныло подсчитывая количество емкостей из-под водки, сухого и пива, он пришел к единственному возможному выводу – не та нынче молодежь: пьет больше, чем во времена его молодости, пьет не аккуратно, и, главное – нагло. Свою опорожненную за вчерашний день поллитровку он тщательно закопал под полом палатки.
И уже окончательно укрепился он в своем мнении относительно упадка нравов у современной молодежи, когда, подойдя к висящей на «кухне» большой сковороде, постучал по ней разливной ложкой. В ответ палатки зашевелились, захихикали, зашушукались, и из них начала выползать эта самая молодежь. Выползала как тараканы на свет, неуверенно, выползала в самых экстравагантных одеяниях, но чаще – полуголая. И – в самых неожиданных комбинациях. Чаще всего это были разнополые пары и четверки.
«Ну что ж, четвертый курс», - усмехнулся в бороду Алексей Петрович и поискал глазами свою тайную симпатию, Катю Иванову. Она и сейчас его не разочаровала – выбравшись вместе с подругой из провисшей палатки, сразу же начала поправлять крепления.
А еще Алексея Петровича поразил отличник Кравченко. Тут ко всеобщей радости оказалось, что ночь он провел в компании четырех девиц. Особый восторг у полуголой толпы вызвал тот факт, что все пятеро, ранее в распутстве не замеченные, теперь недоуменно поглядывали друг на друга и на свою двухместную палатку, где, судя по их одеянию, провели ночь в очень узком кругу.
- До обеда, пока не просохнет, работать не будем, - строго оповестил голопузую команду Алексей Петрович. – Наведете в лагере порядок, и что бы я этого больше не видел. – Он выразительно обвел взглядом поляну. – Дежурные, займитесь завтраком. Или обедом, - добавил он, взглянув на часы.
Толпа разбрелась, живо обсуждая вчерашнюю борьбу со стихией и зеленым змием, а Алексей Петрович удалился в свою командирскую палатку, где при дневном свете и в нормальной обстановке принялся заполнять дневник раскопок, то, что не успел сделать вчера.
Этот могильник его больше не интересовал. Еще неделя работы, и на нем можно ставить крест. Пять погребений за месяц на нескольких сотнях квадратных метров, тонны перелопаченной земли – все, могильник исследован полностью. Как и в прошлые годы – обычные погребения кочевников: один-два горшка или кувшина, лошадиный череп и – крайне редко – стандартное бронзовое украшение. Эти покрытые зеленой патиной перстеньки, браслеты и сережки тоже, конечно, представляли интерес для науки, но довольно слабый интерес. Они совершенно не помогали уточнить датировку могильника. Расплывчатая, эта датировка была известна уже после вскрытия первого погребения – вторая половина VIII – первая половина IX века, типичная и самая общая дата для древнеболгарских древностей в этом регионе.
Все эти мысли роились в его голове, пока рука выводила привычную формулировку описания погребения, расчистку которого успели завершить перед самым ливнем: «...на глубине один метр двадцать сантиметров от дневной поверхности... ориентировка... кости рук...»
Ход его мыслей нарушило вежливое покашливание. Полог палатки раздвинулся, и в проеме показался Кравченко.
- Петрович, порядок наведен, обед готовится... Я пока схожу искупаюсь, а?
- Сходи, Ваня, сходи. После такой ночи гигиена – дело первейшей важности. И гарем свой прихвати, ему это тоже не помешает.
- Да бросьте, Петрович, вы же меня знаете. Водку я не пью, да и девчонки тоже... Вот мне и выделили две бутылки сухаря и отправили в вагон для некурящих. У девчонок тоже оказалась бутылка вина, еще из дому привезенная... Выпили и заснули... Башка трещит...
- Может, анальгинчика, Ваня? Или рассольчика? – не унимался Алексей Петрович, но анальгин достал и выдавил таблетку. – Иди, но недолго. Чтоб через полчаса вернулся.
- Часов нет, - буркнул Кравченко и начал выбираться из палатки.
- На, возьми. Чтоб еще из-за тебя не переживать, - Алексей Петрович снял свои золотые.
- Когда вы уже приличный браслет купите? – наконец-то огрызнулся Иван, на ходу застегивая кожаный ремешок и, увернувшись от полетевшей в него кроссовки, направился в сторону озера.
Вопрос насчет браслета был традиционным и риторическим. Золотые часы Алексею Петровичу подарили коллеги пять лет назад в честь защиты диссертации, о чем и свидетельствовала соответствующая гравировка на крышке часов. На подходящий браслет денег тогда не хватило, да и потом лишних не было, а, кроме того, он привык к мягкой коже. Поэтому и носил свои часы с известной долей снобизма. А студенты время от времени, когда им хотелось позлить своего преподавателя, тему ремешка поднимали. Он отшучивался или вообще не реагировал.
Иван исчез в кустах, а Алексей Петрович решил провести инспекционную прогулку по лагерю. Солнце уже поднялось, но воздух не успел прогреться. С деревьев стекали остатки вчерашнего ливня, но лужа в центре лагеря заметно обмелела. Порядок, действительно, был восстановлен. На длинной бечевке, протянутой через всю поляну, сохла одежда. Дымила кухня, и оттуда доносились запахи съестного.
Алексей Петрович любил эти спокойные экспедиционные будни, любил работу и своих студентов. Студенты отвечали взаимностью и каждый полевой сезон стремились попасть именно в его экспедицию. А, может быть, именно сюда, на дюну. Место, действительно, уникальное: лес, река, озеро, тишина, а цивилизация, какая-никакая, рядом – большое село, железнодорожная станция. «Да, именно там они вчера и затарились спиртным. Кого же послали в буфет в такой ливень? – подумал Алексей Петрович. – А, впрочем, какая разница?» Искать зачинщика он все равно не будет. Люди взрослые и, в основном, серьезные. Вот и сейчас все заняты делом. Или почти все. Костя с Леной, экспедиционные художники, воспользовавшись паузой, доводят до ума чертежи и рисунки.
- Вряд ли сегодня придется копать... После такого дождя песок не скоро высохнет, - Алексей Петрович склонился над общим планом могильника.
Пять лет назад самый первый раскоп ему удалось заложить очень удачно. Он пришелся как раз на центральную часть могильника и, постепенно обрастая прирезками, позволил с минимальным напряжением исследовать этот объект полностью. Теперь осталось совсем немного – небольшой выступ на вершине дюны и гигантский раскоп примет почти прямоугольные очертания. Погребения сосредоточены в центре, хаотично, у краев раскопа их практически нет. В оставшемся целике, «на мысу», как прозвали этот участок, будет одно погребение, не больше. Но копать, безусловно, нужно и этот «мыс», чтобы снять последние вопросы.
- Алексей Петрович, гляньте-ка, какой интересный браслет, - Ленка протянула ему зеленую спираль со слегка отогнутыми концами. Концы браслета были расплесканы, и на них четко виднелись по две пары углублений – глаза странной двуглавой змейки, свернувшейся перед броском – перед броском в противоположные стороны.
- Да, хорош, - Алексей Петрович покрутил браслет в руках. – Отличная сохранность. Хорошо будет смотреться в музейной витрине. А в остальном... Рядовая вещь. Древняя, еще с гуннских времен сохранившаяся традиция... И вообще, я на этот могильник возлагал куда большие надежды...
Ленка попыталась было возразить, но раздался удар в гонг. Теперь по большой сковороде бил один из дежурных по кухне – созывал на обед.
Со стороны озера на тропинке показался Иван. Ни на кого не глядя, мимо Алексея Петровича он направился в командирскую палатку.
- Иван, я здесь, - позвал его Алексей Петрович, но осекся, заподозрив неладное, и поспешил следом.
Кравченко уже шмыгнул в палатку и теперь сидел на ящике с находками, вытянув перед собой длинные ноги так, что Алексею Петровичу пришлось через них перешагивать. Он уселся на раскладушку и только теперь заметил, что Иван очень бледен, а, учитывая загар, выглядит вообще очень скверно – в светло-оливковом цвете. Алексей Петрович хотел что-то съязвить по поводу пошатнувшегося Иванова здоровья, но не успел.
- Петрович, я похож на сумасшедшего? – спросил Иван. Голос у него дрожал, да и всего его била мелкая дрожь. – Я сейчас такое видел...
- Что и где? – Алексей Петрович понял, что парня, действительно, что-то очень напугало.
- На раскопе, точнее – за ним. Я решил зайти посмотреть, что там и как после ливня. Пришел, а там... – Иван запнулся.
- И что – «там»? – Алексей Петрович заволновался – вдруг «там» все бровки обрушились, а зачертить их не успели. – Что – «там»?
- Там... Там похороны.
- Какие похороны? Чьи? Что ты несешь?
Иван молчал. Затем без всякой связи с предыдущей мыслью вдруг выпалил:
- Может, это белая горячка?
- Ну, это тебе пока не грозит, - Алексей Петрович немного успокоился.
«Померещилось что-то парню, и нервы сдали. Да и голова, наверное, болит...» - подумал он.
- Давай-ка по порядку. Успокойся, и все с самого начала. Пришел ты, значит, на дюну... Кстати, как там бровки, стоят?
- Какие бровки? А, их нет... Вернее были, а потом исчезли.
- Как исчезли? Обрушились?!
- Растворились... И дюны никакой нет. Сейчас там кладбище, а на нем похороны.
- Та-а-к... Сколько, говоришь, ты вчера выпил?
- Бутылку сухого.
- Плохо было?
- Да нет, плохо не было, но и хорошего мало... Катьку Смирнову здорово тошнило...
- Ладно, ушли от темы, - Алексей Петрович понял, что Иван немного успокоился. – Так что там у нас за гости на раскопе?
- Иду я, значит, на озеро. Дай, думаю, зайду, гляну, много воды в раскопе или нет. Подхожу. В раскопе лужи, но бровки стоят, стенки тоже не обвалились. Обхожу раскоп слева, двигаюсь к кустам, ну, к тем, что срубить вчера не успели. И боковым зрением вижу – отвалы исчезают, испаряются.
- Испаряются?
- Да, испаряются... Прямо струйками кверху, как будто пар. А вместо раскопа – поляна. Большая такая, вся в цветах, а среди них холмики, а из холмиков длинные шесты торчат, и на каждом из них или конский череп, или ленты...
- И – тишина... И мертвые с косами...
Иван просто глянул на него испод густых бровей.
- А поляна хоть и большая, но лес вроде бы ближе подступил, да и повыше стал, чем сейчас. Сосны, ели... Поворачиваю я к кустам, а перед ними толпа, человек тридцать... Одежды какие-то странные, как в исторических фильмах... Женщины в коротких платьях и штанах, мужики с саблями... Вырыта яма. Обступили женщины эту яму и голосят. Мужики молча стоят. Один – старый, видно, что молится. Я... Я испугался. Не мог понять, что происходит. Я и сейчас не знаю, что это было, но тогда... – Иван остановился, подыскивая нужные слова. – Это было как во сне. Наконец, я понял, что сейчас меня заметят – я уже слишком далеко вышел – и упал на землю. Трава высокая. Да, выше, чем сейчас, и я подумал, что, возможно, меня в ней не увидят. Увидели... Один из мужиков с обнаженной саблей направился в мою сторону. Я вскочил и хотел бежать, но он набросил на меня аркан, да так ловко, что я тут же чуть не задохся... Кстати, есть на шее что-нибудь? Вот здесь саднит...
На Ивановой шее Алексей Петрович обнаружил небольшой кровоподтек и ссадину.
- Засос тут у тебя, Ваня, и когти Катьки Смирновой. Это, наверное, когда ты ее до ветру водил.
- Петрович, я не вру, - Иван чуть не плакал.
- Ну-ну, давай, «не ври» дальше.
Иван помолчал, потер шею и, вновь исподлобья глянув на Алексея Петровича, продолжал:
- Дальше – еще интереснее... Как я очутился возле края ямы, не помню. Помню только, что стою на коленях на самом краю, руки назад выкручены. Передо мной в яме покойник, в красивую такую ткань замотан – пестренькую, в цветочек. У него возле головы кувшин стоит, доверху чем-то наполненный, рядом - лошадиная голова, кровь из нее еще хлыщет, покрывало на покойнике даже подмокло. Сбоку от него сабля лежит, без ножен и блестит на солнышке. Еще одна блестит перед моим лицом. Это тот, кто за мной пошел, со стариком о чем-то спорит, одной рукой на меня показывает, а саблей все норовит в горло ткнуть. А старик ему зло так что-то внушает и на небо все время показывает. Отпустили меня, наконец, и старик снова начал молиться. Потом закончил и пошел прочь. Там вдали, где у нас озеро, лошади паслись, к ним он и пошел. А бабы начали опять причитать, снимать с себя сережки, браслеты и бросать в могилу. А украшения, Петрович, - золотые, не чета тем, что мы находим... Мужики тоже разные бляшки с одежды срезали и бросали в могилу. Потом, когда каждый из них покойнику что-то отдал, все умолкли и ко мне повернулись. Стоим, смотрим друг на друга. Затем тот, что собирался меня в могилу бросить, подходит и что-то злобно так говорит. Видит, я ничего не понимаю. Оглядел... А что меня оглядывать? На мне спортивные штаны, да ваши часы...
- Да, а часы где? – спохватился Алексей Петрович. Он уже давно боковым зрением, как говорил Иван, увидел, что часов на Ивановой руке нет. Но значения этому не успел придать.
- ...Подходит он ко мне, хватает за руку – часы рассматривает. Потом расстегивает ремешок, снимает часы, на зуб пробует, довольно цокает языком... А ремешок ему не понравился, - Иван вдруг оживился. – Он, ей-богу, так сделал: показал на часы, потом на ремешок и – пальцем у виска покрутил. Честное слово, мне аж неудобно стало... За вас... Выдернул он ремешок из часов и бросил на землю...
- Ты, Ваня, лучше вот что скажи, - вкрадчиво начал Алексей Петрович, - часы он тебе... не вернул? Нет?
- Вот еще чего! Вернул! Он их в могилу бросил!
Возникла пауза. Алексей Петрович медленно приходил в себя.
- Ты, Ваня, знаешь, сколько они стоят? – это все, что он смог из себя выдавить. Часы, конечно, было жаль, но дело даже не в этом. Ну, скажи, что потерял, утопил, разбил, проглотил... Но придумывать такую галиматью... Трезвый аналитический ум Алексея Петровича этого понять не мог.
-Ты их утопил? – спросил он парня, как-то сразу поникшего после вопроса о стоимости часов.
- Не был я на озере... Не дошел. Деньги я вам, Алексей Петрович, верну, когда вернемся. Но я думал... - Иван махнул рукой и собрался вставать.
- Сиди! – Алексей Петрович рассердился. – Я не пойму, зачем ты мне эту чушь рассказываешь? Часы... Ну, черт с ними, с часами! Но зачем же – так?
- Я не вру! Это – было! Я этих людей видел! И часы – там, в могиле!.. – Иван на миг задумался. – Я могу показать место! Там и следы есть! И могила... Нет, могилы нет, - он опять сник. – Я же не до конца рассказал.
- Ну-ну, валяй, - Алексей Петрович вдруг развеселился. Глупее ситуации он представить себе не мог: Он, взрослый, серьезный человек, ученый, если не с мировым именем, то – известный, сидит и слушает какой-то бред... А почему бы и нет? Часов-то все равно не вернешь. Это уже факт. Состоявшийся. А факты, даже самые неприятные, нужно воспринимать спокойно, а еще лучше – с юмором. – Итак, коллега, я вас слушаю.
Иван хорошо знал это обращение – «коллега». Неудачникам оно сулило «незачет», «неуд», а, в лучшем случае – долгое, изнурительное гоняние по всему учебнику.
- Идемте, я покажу место! – предложил он, чтобы сломать стереотип студенческо-преподавательских отношений.
- Место? Ты же говорил – могилу? Да и стоит ли?
- Идемте! – Иван схватил его за руку и потащил с раскладушки. – Там есть следы! Точно! Песок-то мокрый. Вы все поймете!
Они вышли из палатки. Их позвали обедать, но Иван отмахнулся. Проходя через поляну, Алексей Петрович отметил, что следы, действительно, остаются. Но поляна была затоптана во время наведения порядка.
- Придется собаку вызывать. С милиционером, - буркнул он.
- Кроме меня там никого не было. И следы возле раскопа только мои.
- А как же туземцы? Индейцы? Цыгане? Или кто они там?
- В том-то и дело. Они – испарились. Хотя, следы, возможно, и остались.
- А, ну да, ну да...
- Пошли, - устало сказал Иван. – На месте все покажу.
На тропинке к раскопу, и, правда, были видны отчетливые следы. Следы одного человека. В ту сторону они пропечатались четко, обратно – только носки кроссовок.
- Бежал я, - пояснил Иван. – Не бежал даже, а летел. Во, какие шаги!
Показались кучи земли и кусты за раскопом. Следы вели на одну из куч. Поднялись на нее.
- Здесь я постоял, смотрел, что делается на дне раскопа, - продолжал объяснять Иван.
Кусты отсюда были хорошо видны. Небольшим массивом они вклинивались между двумя отвалами выбранного грунта. Под ними и была неисследованная часть могильника. Эти-то кусты и предстояло вчера вырубить. Чуть дальше, за небольшой рощей светилось озеро. Чтобы попасть на его берег, нужно обойти раскоп.
- Вот, я пошел по отвалу, затем спустился, - Иван шел, стараясь попадать в свои собственные следы. – А вот здесь все и началось... - судя по следам, Иван в этом месте, действительно, затормозил, шаг стал мельче. - А вот здесь, - Иван затоптался на месте, а потом направился к траве, – здесь я их и увидел... Но сначала не понял, в чем дело. Решил чуть отойти в сторону.
В траве следов видно не было, да и сама трава не была примята. Алексей Петрович остановился, огляделся. Отвалы, кусты – все на месте, как всегда. Он закурил. Сегодня – впервые.
- Они были вон там, метрах в пятнадцати отсюда, - Иван показывал в направлении кустов, но чуть левее. – А вот озера я не видел... Оно или в лесу тогда было, или его вообще не существовало.
- Когда – «тогда»? – прищурился Алексей Петрович.
- Вы что, не поняли? Я видел могильник, вернее – кладбище, каким оно, да и все здесь вокруг было во второй половине восьмого тире первой половине девятого века, - последние слова Иван произнес с нажимом, явно цитируя научную датировку могильника, ставшую затертым штампом.
- Знаешь, парень, а у тебя, и впрямь, белая горячка.
- Да бросьте, Петрович! Я вспомнил, читал про такое, про теорию пространственно-временных тоннелей, сдвиги во времени или что-то наподобие этого... Да не смейтесь вы! Были они здесь, и я их видел. Вот и часы ваши у них.... Но почему трава не примята? – Иван на миг задумался. – Хотите пари? Я показываю место могилы, копаю ее, и, если могилы не окажется в положенном месте, можете отчислить меня из университета, можете каждый день при всех называть меня идиотом. Если ее там не окажется, я съем свои кроссовки, я... Ну, я не знаю, что я сделаю. Их я видел, как вот сейчас вас вижу, а могила... Могила – здесь! – Иван прошелся, огляделся. – Да-а, ориентиров-то и нет... Но все равно. Я стоял здесь, дальше не ходил. Они были вот тут, а могила – прямо передо мной. Я возвращался, когда они исчезли тем же путем, что и появились. Петрович, а знаете, сколько золота они в могилу бросили? Не меряно... С полкилограмма будет, это точно. Одних золотых монет штук десять!
- Монеты, говоришь? – задумчиво произнес Алексей Петрович и спохватился. – Ладно, Кравченко, хватит ерундой заниматься. Пошли обедать.
Шли молча. Алексей Петрович смотрел под ноги – искал часы. Иван понуро плелся сзади. Ели тоже молча и в одиночестве – все уже давно отобедали и разбрелись по палаткам.
- Чего смотрели? – спросил дежурный.
- Воды в раскопе много, отсырело все, работать сегодня, скорее всего, не будем, - поспешил с ответом Алексей Петрович. Он побоялся, что Иван опять начнет рассказывать свою одиссею. Но тот только искоса глянул на Алексея Петровича, понимающе хмыкнул и продолжал, как ни в чем не бывало, доедать остывшие макароны с тушенкой.
«И на том спасибо», - подумал Алексей Петрович.
В палатке он попробовал читать. Не читалось. Попытался уснуть. Не спалось. Отоспался во время ливня.
- Кравченко! – громко позвал он. Тот возник сразу, как будто ждал этого зова. – Будьте добры, который час? – издевательски вежливо поинтересовался Алексей Петрович.
- Что-то около двух... Часов нет. Они – в могиле. Может быть, еще тикают.
- Не тикают они. Если часы в могиле, в чем ты пытаешься меня убедить, то остановились они примерно тысячу двести лет назад. Сам же говорил – «сдвиг».
- Значит...
- Ничего не «значит». Бери, Ваня, колышки, рулетку, иди на то место и, во-первых, забей колышки по углам могилы, которую якобы видел и в которую чуть не угодил. Во-вторых, постарайся, чтобы твои раскопки и эта могила, если она есть, выглядели культурно. В-третьих, то, что ты делаешь, это – шурф, обычный шурф, который я тебе поручил заложить для проверки некоей твоей гипотезы. Понимаешь – ги-по-те-зы. Без всяких там провалов во времени, без всяких сдвигов... Если там ничего нет, гипотеза неверна... Ну, что-нибудь придумаем. А, если, не дай бог, что-то найдем, ты, Ваня – герой. Только, когда будешь размечать, постарайся опять не «сдвинуться». Возьми с собой кого-нибудь, что ли...
Ребята вернулись уже под вечер, к ужину. Алексей Петрович ждал Ивана в палатке. Парень был явно возбужден.
- Что – опять?
- Не, все нормально. Мы еще и кусты вырубили, - рассказывал Иван. – Так что завтра можно будет сразу начинать копать мыс. Погода должна быть хорошей...
Он явно что-то не договаривал.
- Друзей своих больше не встречал? – поинтересовался Алексей Петрович.
- Кланяться вам велели и просили передать, что отблагодарят за подарок... А пока передают вам вот это.
- Что это? – Алексей Петрович протянул руку.
Иван подал ему небольшую железную пряжку, покрытую ржавчиной. «Сильно корродированную», как записал бы в дневник Алексей Петрович. Простая прямоугольная форма, да и размеры... Все это не позволяло отнести ее к кругу средневековых древностей. Стоп! Ведь это же пряжка от ремешка его собственных часов! Но почему только пряжка, и почему она в таком виде?
- Мы и дерн сняли на квадратах. Их, квадратов, получилось четыре. Могила, к сожалению, оказалась на их границе, так что завтра придется поработать – шестнадцать квадратных метров – это многовато... А пряжка была за пределами могилы, под дерном, где тот мужик с саблей бросил ваш ремешок от часов. Ремешок, естественно, сгнил. Так что вы правы – часы, скорее всего, будут в нерабочем состоянии... Если найдутся...
Алексей Петрович задумчиво вертел пряжку.
- Ну ладно, и на том спасибо. Пошли ужинать...
Ему опять не спалось. Вся эта история с часами, Ивановыми видениями все-таки выбила его из равновесия. Алексей Петрович уже начал жалеть, что вчера от вынужденного безделья расправился с поллитровкой. Сегодня чуть-чуть не помешало бы. Легче шел бы мыслительный процесс. Свободнее. А помыслить было над чем.
О том, что пространственно-временные тоннели существуют и могут возникать в самых неожиданных местах, он тоже где-то читал. Читал даже о том, как некие американские ученые, развивая теорию Эйнштейна, пришли к выводу, что материальные тела могут перемещаться по этим тоннелям из прошлого в будущее и наоборот. В одной из статей, помнится, приводилась масса примеров загадочных перемещений из «нашего» сегодня в «их» прошлое на самые разные временные отрезки. Причем, путешествуя во времени, герои оставались в тех же пространственных границах. Ему вспомнился такой, пожалуй, наиболее поразивший его пример из той статьи, правда, за ненадобностью порядком подзабытый: в начале двадцатого века группа американских туристов, путешествуя по Франции, забрела в каком-то городке в ресторанчик, интерьер которого, одежда официанток и меню были выдержаны в стиле середины девятнадцатого века. Туристы решили, что все это воссоздано для привлечения клиентов. Их, правда, удивило отсутствие других посетителей, но они списали это на счет идущего ливня, («Как и сегодня», - подумал Алексей Петрович). На обратном пути американцы решили вновь заглянуть в понравившийся им ресторан, но, каково же было их удивление, когда они увидели старое развалившееся здание, в котором, правда, угадывались признаки «их» ресторана. Когда они поинтересовались у прохожего, что случилось со зданием, тот рассказал, что оно лет двадцать назад сгорело, а хозяин ресторана разорился. Интересным оказалось и то, что американцы расплачивались с официантками деньгами, не ходившими в середине девятнадцатого века, но те брали их, как ни в чем не бывало.
«Скорее всего, - подумал Алексей Петрович, - тоннель, во-первых, открывался не в первый раз, во-вторых, пространственно-временной контакт имеет возможность происходить не на энергетическом, а на физическом уровне. Ведь еду американцам подавали совершенно реальную... Как и ссадины на Ивановой шее».
Алексей Петрович закурил и глубоко затянулся. Вообще-то он был глубоко убежден, что никотин и небольшая доза алкоголя для мыслительного процесса, может быть, и вредна, но не бесполезна. В решении математических задач эти атрибуты вряд ли помогут, но в то же время, слегка затуманивая сознание, включают в работу подсознание – источник творческих находок и смелых решений, а какие смелые решения и находки могут существовать в этой возникшей проблеме? Да никаких. Пока. Дело за малым – найти погребение. Объяснение можно искать потом. Наступит завтра, и завтрашние обстоятельства подскажут нужное направление размышлений. А пока... пока все это было любопытно, неправдоподобно, фантастично. Как еще может современный человек воспринять все эти байки?
«Чушь все это... Уже завтра Ивановы фантазии развеются», - с этими мыслями он и уснул.
И снилось ему, что стоит он над вырытой могилой на коленях, а Иван, зловеще хихикая и поигрывая сверкающей саблей, обходит могилу и приближается к нему со словами: «Ну-ка, ну-ка, коллега, расскажите-ка нам, чем отличается белая горячка от погребального обряда протоболгар Хазарского каганата?» Алексей Петрович мучительно пытается вспомнить, чем же они отличаются друг от друга, а могила между тем меняет очертания, превращаясь в узкую трубу, уходящую под небольшим углом в дюну. Справа от устья трубы стоит столбик с табличкой «Пространственно-временной тоннель»...
Глава вторая,
в которой безобразия материализуются
и приобретают черты сенсации
Алексей Петрович проснулся рано, еще до восхода солнца и общего подъема. Натянув свитер и поежившись от утренней прохлады, пошел на раскоп. По пути разбудил дежурных, походя прочитав им краткую лекцию о пользе ранних подъемов для человеческого организма. Уже через пять минут дежурные окончательно проснулись, а еще через пять минут усвоили, что общий подъем сегодня будет раньше, так как предстоит большая работа. Убедившись, что дежурные в полном сознании и уже приступили к исполнению своих функциональных обязанностей, он, черпая кроссовками росу, направился на дюну.
Иван с помощниками вчера поработал серьезно: «мыс», слегка выступающий в общий раскоп и нарушающий его строгий прямоугольный контур, был напрочь освобожден от кустарника, разбит колышками на квадраты, а за ним, метрах в шести, среди поблескивающей росяными каплями травы, таинственно темнел квадрат лишенного дерна грунта. Дерн был аккуратно срезан и уложен по краям шурфа – чтобы выброшенная из него земля не осыпалась обратно. Алексея Петровича удивило большое количество разметочных колышков, белевших по краям шурфа, но он сообразил, что таким образом Иван наметил контуры предполагаемой могилы. Он внимательно изучил дно шурфа. Нет, могильного пятна, конечно же, еще не видно...
Какое пятно? О чем это ты? А впрочем... Если могила все-таки есть, пятно появится не раньше третьего штыка – когда шурф три раза вскопают на глубину штыка лопаты и выберут землю. Алексей Петрович поймал себя на мысли, что где-то в душе поверил россказням Ивана и даже стал проникаться его энтузиазмом. Ему вдруг стало стыдно, он резко поднялся с корточек и направился в лагерь.
Завтрак был готов. Студенты, не спеша, подтягивались к столовой. Когда все собрались и разобрали порции, Алексей Петрович обратился к «коллегам» с речью. Ее смысл сводился к тому, что период безделья и морального разложения закончился, до конца раскопок осталась неделя. Остался и последний штрих – «мыс». После того, как с ним разделаются, о могильнике и этом райском уголке можно будет забыть. Могильник изучен полностью. Остались мелочи – злополучный «мыс», ну и проверка гипотезы коллеги Кравченко. Коллега утверждает, что видел вещий сон, и теперь знает, где есть еще одна могила, очень богатая, по его словам. Кто знает... Если там зарыта одна из его многочисленных подружек, он все-таки получит от него, Алексея Петровича, обычное вознаграждение за находку погребения – банку сгущенки. Но это будет последнее лакомство Ивана в ближайшие лет пятнадцать, в течение которых ему придется питаться исключительно тюремной баландой.
Иван, похоже, обиделся. Он сидел молча, прихлебывая горячий чай и никак не реагируя на шутки «коллег».
Обиженным он выглядел и когда пришли на дюну. Отобрав себе трех помощников, Иван без традиционного перекура принялся за работу, а Алексей Петрович оставил его в покое. Занятый «мысом», он лишь изредка поглядывал в сторону шурфа. Очень скоро там сняли второй штык и, отдохнув, принялись за третий. С какой тщательностью они зачищали дно шурфа после третьего штыка! Но, судя по тому, что без перекура взялись за четвертый штык, было ясно – пятна нет... Его не было ни после четвертого штыка, ни после пятого.
Пятно появилось при зачистке шестого штыка, на глубине метр двадцать и – перед самым обедом. Пятно было очень слабым, почти сливалось с белым материковым песком. Но – было.
- И ошибся-то я всего на каких-то полметра! – возбужденно повторял Иван, проворно орудуя деревянным метром, замеряя контуры могилы и успевая при этом диктовать размеры чертежнице.
- Обед, пляж, тихий час! – отдал привычную команду Алексей Петрович. – В восемнадцать ноль-ноль жду вас здесь. Коллега Кравченко имеет серьезный шанс всех нас удивить: у него в шурфе, кажется, действительно, погребение.
- То ли еще будет, когда вы увидите, что там, в погребении! – не унимался Иван, явно довольный собой.
- Трепач ты, Ваня, - Алексей Петрович строго посмотрел на него и уже мягче добавил: - Твое бы ясновидение да на основном раскопе, - и безнадежно махнул рукой в сторону «мыса», где студенты перелопатили около двух десятков кубов песка без надежды на всякий успех.
- Петрович, - Иван догнал его возле самого лагеря. – Вы обедайте, а я еще поработаю. Там вещей столько, что с шести и до темна не управимся. Да и песок высохнет, в пыль превратится... А в пыли какая работа...
- А не устал? – поинтересовался Алексей Петрович скорее для проформы, потому что сам понимал, что даже если это обычное погребение, мороки с ним будет много – зарисовать, сфотографировать, описать... А, если необычное... – Ладно, начинай. Поем, приду, сменю. Тебе сухим пайком принесу.
Когда через час он с бутербродами и кофе появился возле шурфа, то застыл от неожиданности. Иван, на полштыка углубив яму и нащупав скелет, вскрыл ту часть могилы, где находился череп. С двух сторон от него, чуть ниже конского черепа, как и положено, стояли сосуды. Но какие! Вместо традиционных глиняного горшка и кувшина в могиле находились серебряный кувшин и кружка. Кувшин был округлой формы, слегка уплощенный с боков, с узким высоким горлом и на небольшой ножке. Всю его поверхность покрывал орнамент.
«Пальметы с растрепанными лепестками! Согдиана! Восьмой век! Не может быть!..» – пронеслось в голове Алексея Петровича.
Кружка была еще интереснее. Ее выпуклые чешуйки указывали еще дальше на восток – аж в Семиречье и расширяли датировку погребения в девятый век. Да бог с ней, с датировкой! Рядом с кувшином поблескивал витой проволочный браслет, а возле левой ключицы скелета – несколько серебряных монет. Монеты! Теперь вопрос с датировкой решен. Да и многое другое прояснится.
- Ну – и? – торжествовал Иван.
- Череп отлично сохранился... Типичный брахикран с европеоидными чертами, - начал было Алексей Петрович бесстрастным, как и положено ученому, голосом. Но уже на слове «брахикран» этот самый голос его выдал. Он просто пропал, и последние слова Алексей Петрович просто просипел.
- А вы говорили – «белая горячка»! – Иван откровенно ликовал.
- Это ты говорил...
- А вы говорили – «шизофреник»!
- Этого я вообще не говорил, - продолжал сипеть Алексей Петрович. Потом голос к нему вернулся. – Ладно, вылезай, мой руки и ешь. Дай поработать!
Больше он Ивана в погребение не пустил, как тот ни просился.
Сантиметр за сантиметром он быстро и аккуратно перекопал погребение, умудряясь одновременно снимать пласты земли, переминать их пальцами и выбрасывать за край могилы, кистью расчищая кости и мелкие предметы. Мелких предметов была масса: золотые, серебряные, бронзовые браслеты и пряжки, несколько костяных гребней, бронзовых зеркал, множество наконечников стрел – следы железной оковки вокруг них говорили о том, что они находились в колчане. Сбоку от скелета лежала великолепно сохранившаяся сабля, тут же были и костяные накладки от лука. Короче, все, что можно было рассредоточить по всем погребениям могильника, чтобы каждое из них стало ценнейшим археологическим источником с отличным датирующим материалом, было собрано здесь, в одном погребении. Алексей Петрович уже давно перестал выстраивать в уме хитроумные датирующие комбинации – все это потом, сейчас главное – ничего не упустить.
Наконец, наведя окончательный порядок в погребении, Алексей Петрович разложил необходимые указатели, с помощью Ивана аккуратно выбрался из погребения и придирчиво осмотрел результаты своего труда. Необычное погребение. Безусловно, оно станет сенсацией. Красавец-скелет, как будто вчера взятый из анатомического кабинета, богатый погребальный инвентарь – все это давало и пищу для ума, и тему для добротной научной статьи в каком-нибудь солидном научном журнале, сулило успех на археологической тусовке любого уровня...
То ли от разыгравшегося воображения, то ли от того, что долго сидел на корточках, у Алексея Петровича закружилась голова.
- Дай-ка фотоаппарат и беги за Ленкой, пусть зарисует эту картину. Только никому пока ни слова, чтобы здесь толпы не было. Позовем потом, когда все будет готово.
Иван направился в лагерь, а Алексей Петрович, совершив над погребением положенный в таких случаях фоторитуал, взял дневник раскопок и начал рутинную работу – подробное описание погребения. Работы было много. На третьей странице монотонной писанины что-то отвлекло его внимание. Зашуршал песок, посыпался в могилу.
«Не хватало, чтобы стенки обвалились», - подумал Алексей Петрович и глянул в могилу.
Если бы это ему приснилось, он бы решил, что это кошмар и постарался бы проснуться. Но это ему не снилось... Нет, ничего вроде бы не произошло – могила на месте, вещи тоже, скелет... А вот со скелетом что-то произошло. Его, собственно говоря, не было Вместо него на дне могилы лежало покрытое пестрым («в цветочек» - вспомнил Алексей Петрович) покрывалом тело. Еще ему вспомнилось что-то про белую горячку и шизофрению.
«Так, - подумал Алексей Петрович. – Так...»
Больше в голову ничего не приходило. Он перевел взгляд на кувшин.
- Так, - вновь произнес он, уже вслух.
С вещами тоже происходило нечто. Они заблестели, как будто их только что почистили.
«Обновились», - притупленное сознание подбросило термин из церковной практики.
За спиной он услышал осторожные шаги и резко обернулся. По склону дюны поднимался старик, опираясь на длинный посох. За ним то вприпрыжку, то останавливаясь, чтобы сорвать цветок, следовала девчонка лет двенадцати-тринадцати. Белое холщовое платье до колен, подпоясанное шнурком, длинные черные волосы, собранные на затылке в пучок, вопросов не вызывали. Разве что брюки по щиколотку, выглядывающие из под подола... Местная детвора так не ходит. Старик выглядел более живописно. Черная с сильной проседью борода, такие же волосы – длинные, укрепленные серебряным обручем (по крайней мере, из «белого металла», мысленно поправил себя Алексей Петрович), «хайратником» как сказали бы его студенты. Такая же, как на девчонке белая холщовая рубаха, подпоясанная ремешком, и кожаные узкие брюки. И старик, и девчонка были обуты в невысокие сапожки с мягкой подошвой.
Кроме этой пары никого больше не наблюдалось. Наблюдалось другое – пейзаж странным образом изменился. Дюна осталась, Иван был прав. Только трава на ней стала погуще и повыше. Остался лес, только сейчас он стоял поближе и тоже был повыше.
«Тоннель, - мелькнуло в голове Алексея Петровича. – Пространственно-временной тоннель...»
Старик неожиданно остановился, и перешедшая в этот момент на легкий галоп девчонка налетела на него, чем нарушила торжественность официального момента и планы старика. Он что-то строго ей сказал, она замерла, исподлобья рассматривая Алексея Петровича. Тот вымучил улыбку, и она тоже улыбнулась в ответ. Улыбнулась весело, доверчиво и открыто. Старик оставался суровым и вновь что-то буркнул. Затем поднял правую руку и начал говорить. Из всего, что он наговорил за минуту, Алексей Петрович понял только одно слово – «солом», поэтому, приложив руку к груди, ответил: «ас-солом». Старику, видно, это понравилось, и он продолжал речь. Говорил он долго, то поднимая руки к небу, то разводя их в стороны, то указывая на погребение, то стуча кулаком в грудь.
Девчонка вдруг рассмеялась, что-то сказала старику, и тот замолк, насупив брови.
- Дедушка думал, что ты умеешь говорить на языке тюрков... А теперь он обиделся, - неожиданно выдала она на чистейшем русском. – А обижать его не нужно. Он – эке-тэнгричи и альбан, великий шаман и волшебник, то есть... Может и наказать.
«Надо же, - подумал Алексей Петрович. – Совсем крыша поехала... Только у кого? У меня или у нее?»
Но вслух он сказал:
- Передай своему дедушке, я не хотел его обидеть... Просто «солом» и «ас-солом» - это, пожалуй, все, что я знаю по-тюркски.
Девчонка перевела. Старик, казалось, успокоился и заговорил снова. На этот раз он говорил недолго.
- Дедушка сказал, что он – великий шаман утригуров. Зовут его Карабоге. Черный богатырь по-вашему. Он приветствует тебя на священном для нашего рода месте – на этом кладбище.
- Меня зовут Алексей Денисенко, я ученый... Изучаю культуру вашего народа, - сказал Алексей Петрович и подумал: «Господи, послушал бы кто-нибудь со стороны весь этот бред... Ты все же принял правила игры, поверил во все эти сдвиги...»
Старик, между тем, выслушав перевод, вновь сдвинул брови, помолчал и заговорил. На этот раз он опять говорил долго, пока девчонка не дернула его за рукав. Старик пожевал губами и замолчал.
- Дедушка велел спросить тебя, Аксай, неужели для того, чтобы изучать культуру народа, нужно разрушать его могилы? Разве мало бичиклар, книг, то есть, написали мудрецы и наши в старое время, и ваши в твое время про жизнь великого племени утригуров, чьи воины волновали Великую степь от края и до края? Я сказала, что ты мудрец, слова «ученый» он не знает... А еще он спрашивает, неужели нужно красть вещи из могил и беспокоить кости умерших, прежних отцов, далар по-нашему? Дедушка никогда не думал, что потомки будут такими неблагодарными и жадными. Это его тревожит, и он распорядился ставить в могилы только самое необходимое для покойников и дешевое. Он думал, что те, кто роется в могилах, разочаруются и уйдут с кладбища. Наше племя хоронит своих покойников нищими уже лет тридцать, но вы все не уходите. Вы забираете из могил все, до последней ржавой стрелы, хотя они-то вам совсем ни к чему, - и, не сбиваясь с ритма, она добавила уже явно от себя: - Дедушка ничего не знает про музеи, а я там была и видела, куда вы деваете вещи из могил. Я ему пыталась рассказать, но он мне не поверил.
Она явно была на его стороне, но это почему-то не принесло Алексею Петровичу спокойствия. Наоборот, все еще больше запуталось.
«Сопливая утригурка из прошлого приходит на экскурсии в наши музеи, пытается вести культпросветработу среди соплеменников... Пора к психиатру», - хмуро подумал Алексей Петрович.
Пока это чудо природы говорило, дед стоял, опершись двумя руками о посох, положив на них подбородок и закрыв глаза. Теперь поза его не изменилась, он только открыл глаза и внимательно глянул на Алексея Петровича. Тот помолчал, а затем неожиданно для самого себя приложил руки к груди, склонил голову и начал подчеркнуто почтительно:
- Я постараюсь все объяснить уважаемому эке-тэнгричи («О, господи!») Я пятнадцать лет занимаюсь историей вашего народа и прочитал все, что написали про вас мудрецы прошлого и настоящего. Но чтобы восстановить историю полностью, прочитать книги – мало. Нужны новые знания, и их мы добываем здесь. Ваших покойников мы не обижаем, ведь прошло больше тысячи лет, и их души давно на небе, а вещи гниют в земле вместе с их бренными останками. («Вроде, убедительно»). Ведь уважаемый эке-тэнгричи хочет, чтобы потомки знали как можно больше о подвигах его народа? И мы помогаем сохранить о вас память (Алексей Петрович просто был горд собой). Все вещи – в музеях, ну, в специальных хранилищах («Нужно подыграть переводчице, укрепить ее авторитет»). Там их видят тысячи людей. Благодаря вашим горшкам, ржавым наконечникам стрел мы знаем о степени развития ремесла и быта вашего народа, знаем, больше, чем могли бы знать из книг. Даже простой черепок может рассказать специалисту... простите, мудрецу очень многое...
И тут его понесло. Он держал речь минут пять, пока не вспомнил о юной переводчице. А она, приоткрыв рот, внимательно его слушала. Старик занервничал. Она, наконец, начала переводить, и старик слушал, переспрашивал, хмурился, пожимал плечами, нервничал. Иногда девчонка начинала отчаянно жестикулировать, рискуя получить подзатыльник, а в самых ответственных моментах обращалась к «Аксаю», уточняя детали. Алексею Петровичу оставалось рассчитывать только на ее сообразительность.
Когда она закончила свой перевод и вытерла ладошкой пот со лба, старик принял прежнюю позу, закрыл глаза и на несколько минут ушел в себя. Понял ли он хоть что-нибудь из реалий современной жизни? Все ли правильно растолковала ему эта сопливая переводчица?
В ожидании ответа Алексей Петрович рассматривал странную пару из далекого прошлого.
«Так вот почему эти погребения выглядят как «могилы бедных поселян», - он мысленно процитировал классика русской археологии старика Городцова. – Через тоннель они наблюдали, как их покойников целенаправленно грабят, и шаман приказал максимально упростить погребальный обряд. Как все по бытовому просто! Но попробуй, выскажи эту простую и логичную гипотезу, и тебя моментально объявят сумасшедшим. Какой нормальный человек тебе поверит?»
Его мысли прервал голос старика.
- Дедушка говорит, - начала переводчица, когда старик замолк, - дедушка говорит, что очень бы ему хотелось поверить мудрецу, который посвятил изучению народа утригуров пятнадцать полных лет сезона, пятнадцать лет, то есть, - поправилась она. – И еще дедушка говорит, что вчера он решил сделать тебе... Как это сказать – «подарок, который для чего-нибудь»? Ну, бакшиш, одним словом.
- Дать взятку? – догадался Алексей Петрович.
- Ну да, взятку, - подумав, согласилась она. – Чтобы твои люди здесь больше могилы не разрушали.
- А разве здесь еще есть могилы? – искренне удивился Алексей Петрович. Он-то надеялся...
- Конечно, есть. И еще будут. Ведь люди умирают, - ответила она просто.
И от этого простого детского ответа голова у Алексея Петровича пошла кругом.
«Ну, конечно же, это можно было и самому сообразить! Ведь люди – умирают! – мысли перегоняли друг друга. – Надо же! Могильник! Закрытый комплекс! Ха! Это для меня он могильник, а для них – обычное кладбище. Живое, растущее, если так можно сказать... Ведь я, наверное, мог раскопать и их могилы. И череп этого шамана вполне может сейчас храниться в каком-нибудь ящике в подвале лаборатории. И череп этого ребенка тоже... Или она успела вырасти? Или – нет, они же еще живы. Интересно, обилие погребений на могильнике, на моем могильнике, на их могильнике, на их кладбище – не заставляет их задуматься? А финал могильника, конец существования племени, они видят? Или они, все же, могут показать и свои могилы? С ума можно сойти...»
Тут только он заметил, что девчонка на него пристально смотрит.
- Ты сейчас был не здесь и не слушал меня. Дедушка может обидеться. Да и времени у нас мало. Так что слушай. Как раз на днях умер один наш воин, и дедушка приказал положить в его могилу много хороших вещей. Как раньше. Очень хороших вещей... А чтобы ты знал, где их искать, мы нарочно похоронили воина так, чтобы кто-нибудь из твоих учеников увидел эти похороны. Дедушка рад, что все получилось. И он говорит, что все, что есть в той могиле, ты можешь забрать с собой, в свой музей. А воина заберем мы и похороним в другом месте...
- Передай дедушке, что я не хочу такой дорогой бакшиш. Мы и так, через несколько дней отсюда уедем и никогда больше не вернемся. Это я твоему дедушке обещаю. И даже там, - он махнул в сторону «мыса», - там мы тоже копать не будем.
- Там копать можно, там ничего нет, - спокойно сказала она. – А вот от подарков отказываться нельзя. Это – обидно. И потом, ведь это же не для тебя лично? Ведь ты же отдаешь это в музей?
- Конечно.
- Ну, вот видишь...
И опять простота детской логики покорила его.
- Ну, что ж, скажи дедушке, что я благодарю его за подарок. А еще передай, что эти вещи в погребении украсили бы любой музей мира, настолько они хороши.
- Это не все сделали наши... Вот это – румейские вещи, а это с – востока.
- Да, я вижу, - Алексей Петрович удивился, что девочка взялась за беседу самостоятельно. Ну, понятно, все-таки – внучка шамана. Как это будет – тэнгричи аклык-кыз?
Но шаману такая самостоятельность его аклык-кыз, по-видимому, не понравилась. Он что-то процедил сквозь зубы, и переводчица, потупившись, замолчала. А старик повернулся к Алексею Петровичу и произнес тираду, исполненную пафоса.
- Дедушка говорит, что он рад твоему согласию и верит честному слову мудреца. Видно, что ты говорил ак-сагистык, то есть, - с белой мыслью.
Возникла пауза.
«Спросить? Не спросить? – думал Алексей Петрович. – А вдруг, это – табу, военная тайна или нарушение этикета? А, ладно, простят деревенщину».
- Спроси-ка уважаемого эке-тэнгричи, могу ли я узнать, в каком году вы сейчас живете?
Алексей Петрович затаился – для любого археолога вопрос о максимально точной датировка объекта его исследования представлял интерес первостепенной важности, и никому никогда не удавалось получить его, что называется, из первоисточника. Но старик отнесся к вопросу спокойно. Загибая пальцы то на одной, то на другой руке, он начал свое хронологическое повествование. Рассказывал долго, и переводчица, не скрывая явного нетерпения, аж пританцовывала на месте. Когда дед закончил свои изыскания, она с сожалением посмотрела на деда и сказала:
- Знаешь, он рассказывал про зайцев с тиграми, про ханов Кубрата и Аспаруха, про своих деда и отца... Я скажу по вашему - в 810 году.
Дед подозрительно покосился на внучку, уж слишком кратким показался ему перевод и вопросительно взглянул на Алексея Петровича. Тот кивнул, мол, удовлетворен.
- У меня к уважаемому тэнгричи еще несколько вопросов. Как зовут его юную переводчицу, откуда она знает наш язык, и как это так происходит, что вы появляетесь в нашем мире?
Слушая перевод, старик улыбался, польщенный тем, что чужеземец соблюдает этикет, уважает законы и обращается с вопросами не непосредственно к девочке-ребенку, а к нему. Он положил руку на плечо внучки, слегка привлек ее к себе и, улыбаясь, явно довольный собой, начал отвечать.
Внучка, пока дед говорил, пыталась выбраться из его объятий, закрепиться в подобающей официальному лицу позе. С этой задачей она не справилась, и речь шамана плавно текла под сопение рвущейся на свободу переводчицы. По всему было видно, что старик любил внучку. Закончив речь, он оттолкнул ее от себя: давай, мол, твоя очередь.
Она, сердито глянув на деда и, переведя дыхание, наконец, заговорила:
- На твой первый вопрос ответ простой. Дедушка говорит, что его внучку, меня значит, зовут Айгуль, Лунная роза, по-вашему. Еще дедушка говорит, что мне скоро исполнится тринадцать, и меня можно будет сватать. Но это неправда, за Аюрхана выходить я не хочу... На второй вопрос ответить сложнее, а еще он связан с третьим. «Тропинку в небо» или Тэнгерийн юдан, дедушке показал его отец, тоже тэнгричи. «Юдан» – так он это называл. Дедушка сначала, правда, думал, что это – небо, но потом понял, что это та же земля, только через много-много лет. Сейчас он сюда ходит редко, но меня посылает часто, и я ему все, что вижу, рассказываю. Я ходила и в большое селение за лесом, а потом меня возили в еще большее селение, в город. Это, когда я в милицию попала... Когда меня в детский дом отправили. Но я убежала... Я и теперь везде часто хожу...
Старик что-то пробормотал, поднял голову, и Алексею Петровичу показалось, что он принюхивается, затем вновь что-то сказал Айгуль, повернулся к лесу и взмахнул рукой.
- Сюда идут твои люди и нам нужно спешить, - сказала девочка.
Из лесу выехал всадник и направился к дюне.
- Скажи, Айгуль, а мне к вам можно?
Она замялась.
- Наверное, но нужно дедушку спросить, - Айгуль повернулась к деду, но тот был занят.
Подъехавший всадник хмуро выслушал шамана, соскочил с лошади и, даже не взглянув на Алексея Петровича, спрыгнул в могилу.
- Осторожнее! – воскликнул тот. Утригур даже головы не повернул а его сторону. Да и прыжок его был необычайно ловким – ни одна песчинка не сорвалась со стены могильной ямы. Он легко и аккуратно приподнял тело, ловким движением перебросил его через плечо, выбрался из ямы. Направился к лошади, положил тело через седло и, взяв лошадь под узды, неспешно пошел к лесу.
Шаман проводил его взглядом, лукаво глянул на Алексея Петровича, достал из-под рубахи какой-то предмет, похожий на браслет, передал Айгуль, что-то сказал, и та, осторожно обойдя шурф, подошла к Алексею Петровичу.
- Дедушка сказал, что это не бакшиш и не взятка, это – подарок лично тебе, от дедушки.
Она засмеялась и протянула ему его часы. Часы были точно его. Откуда у них точно такие же? Но часы были его – с гравировкой. А еще – с браслетом. С золотым. Алексей Петрович поразился не тому, что он был золотым, а его красоте. Браслет состоял из бляшек, очень похожих на бляшки тюркских воинских поясов, только те нашивались на кожу, а эти были шарнирно скреплены между собой и образовывали две полосы, соединяемые потайной пряжкой.
- Нравится? – спросила Айгуль.
- Еще бы!
- Это сделал наш лучший мастер...
- Но ведь Иван видел, как их бросили в могилу. – он осекся, только сейчас поняв, что за все время, пока расчищал погребение, о часах ни разу не вспомнил.
- Зачем же бросать в могилу такую интересную вещь? Воин не знал, что это такое и принес дедушке. Дедушка тоже не знал и спросил у меня. Я знала и объяснила. И дедушка сначала хотел оставить их себе. Приказал сделать браслет. А когда воин сказал, что они были на кожаном ремешке, дедушка сказал, что только сумасшедший может носить такую ценную вещь на коже.
- Достали! - не выдержал Алексей Петрович. - Предки, и те смеются...
-Что? – не поняла Айгуль.
-Это я так, про себя...
Но Айгуль уже поняла, что сморозила глупость.
- Прости, Аксай, - она взяла его за руку.
- Да чего уж там...
- А потом дедушка решил, что шаману больше пристало определять время по солнцу и звездам... А ты умеешь? Меня дедушка научил.
Тут дед, молча наблюдавший за их диалогом, что-то сказал, и та заторопилась.
- Нам пора, Аксай.
- Не знаю, чем отблагодарить твоего дедушку, - на Алексее Петровиче были только джинсы и кроссовки. Фотоаппарат? Лопата? Ручка? Зачем они им? И в тоже время он чувствовал, что без подарка их отпускать нельзя, невежливо. А, кроме того, он, действительно, был рад этой сумасшедшей встрече. - Слушай, что ему подарить?
Взгляд Айгуль скользнул к его правому бедру.
Ах, да! Как же он сразу забыл? Нож! Мощный нож, с пилкой, с кусачками, память об армейской службе. Он отстегнул ножны от ремня, вынул нож – тот ослепительно блеснул на солнце – и протянул девочке.
- Передай деду. Это – мой подарок.
Шаман довольно закивал, а Айгуль, схватив нож, бросилась было к деду, но Алексей Петрович поймал ее за руку.
- Стой, а тебе подарок? – он на мгновение задумался, затем снял с себя крестик на тонкой цепочке и надел Айгуль на шею. Волосы у Айгуль были мягкими и горячими, а тонкая шея – холодная и влажная.
«Как настоящая, как живая», - пронеслось у него в голове.
- Это просто серебро, но хорошее серебро, - сказал он вслух.
Айгуль порозовела от удовольствия и, ни секунды не раздумывая, сдернула со своей шеи какой-то амулет на кожаном шнурке и, встав на цыпочки, надела на шею Алексея Петровича.
- Ну, теперь мы с тобой что-то вроде родственников, - сказал он.
- Нет, что-то вроде жениха с невестой, - лукаво рассмеялась она и помчалась к деду.
Тот явно заждался, начал отчитывать Айгуль, но она лишь снова весело рассмеялась.
Старик же был очень серьезен. Он поднял руку. Айгуль, взглянув на него, подняла и свою. Алексей Петрович понял, что наступил момент прощания, и повторил их жест. Затем утригуры приложили руки к груди, склонили головы и направились в сторону чахлых кустиков, которые двумя тонкими свечками торчали среди луговых цветов.
За спиной Алексея Петровича раздалось слабое «Ой!» Он оглянулся. Это чертежница Ленка, зажав ладошками рот и вытаращив глаза, смотрела вслед удалявшейся паре. А повод для такой реакции и в самом деле был. Проходя между двумя кустами, дед с внучкой буквально на глазах начали растворяться. Сначала исчез шаман, потом и Айгуль. Перед тем, как шагнуть за невидимый барьер, она оглянулась и помахала рукой.
Алексей Петрович с нескрываемым сочувствием посмотрел на Ленку. Та успела усесться на отвал и теперь, тупо глядя перед собой, бубнила:
- Что это было? А? Что это было?
Иван со своей примитивной «мыльницей», выдающей, правда, довольно качественные снимки, бегал вокруг Ленки и орал:
- Дурочка! Из-за тебя самое интересное пропустили!.. Петрович! Я эту выдру полчаса из воды вытаскивал! Сначала вылезать не хотела, а потом, видите ли, высыхала... Саботажница! Работать ты не хотела! А такого ты никогда в жизни больше не увидишь...
- Какого «такого», коллега? – подчеркнуто спокойно спросил Алексей Петрович. – Вы, детки, что, на солнце перегрелись? Что вы такого страшного увидели? Или что хотели бы увидеть? И зачем так кричать? Зачем девушку оскорблять?
- Что это было, Алексей Петрович? – спросила Ленка, наверное, в тридцатый или сороковой раз.
- Где, хорошая моя?
- Там, - она вяло махнула рукой в сторону кустов.
- А, это... Пастух с внучкой заходили... Они часто по вечерам сюда забредают.
- А куда они исчезли? Растворились как будто...
- Да никуда. Там – ложбинка. По ней и пошли... Вон, видишь, их стадо пасется?
Где-то километрах в двух от дюны, действительно, паслось стадо. Ленка, вроде, успокоилась, но истерику решил продолжить Иван.
- Петрович! – снова заорал он, подойдя к погребению. – А где... – и, глянув на Петровича ,осекся.
- Что «где», Ваня? – металлическим голосом отчеканил тот. – Скелет? Я же тебе сразу сказал, что это – кенотаф. На втором курсе проходили, помнишь? Предмет такой тогда изучали, археологией называется... Подсказываю, кенотаф – ритуальное погребение без покойника. И-ми-та-ци-я. Когда ты расчищал эти горшки, и в радиусе полуметра от них не обнаружил черепа, мог бы и сам додуматься. Чему я вас только учил?
Иван сориентировался быстро.
- Давай, дуреха, рисуй. Я пока сфотографирую, а потом с замерами помогу... Эх, с каким интересным человеком из-за тебя поговорить не удалось – с самим пастухом! – Он косо глянул на Алексея Петровича и лихо прыгнул в шурф. Лихим, правда, оказался только прыжок, приземление было отвратительным, за что он едва не получил затрещину.
Глава третья,
в которой безобразия на дюне приобретают
приятный и даже романтический оттенок
Когда в лагере утихли скромные восторги и радостные вопли, когда каждая вещь из погребения была осмотрена, обнюхана и попробована на зуб, когда были выпиты вся оставшаяся сгущенка и купленное по случаю праздника шампанское, когда «клад» тщательно упаковали и «спрятали» в палатке двух самых крепких парней, когда, наконец, лагерь уснул, Алексей Петрович пошел перед сном прогуляться. Естественно – к раскопу.
Он шел по тропинке под звездным небом, чему-то тихо улыбаясь, и теребил свой новый амулет. Амулет был сделан из двух концентрических колец, соединенных четырьмя крестообразно расположенными перемычками, по размерам он был небольшим и издали смахивал на крест. Наверное, поэтому он и не вызвал ненужных вопросов. Дело с часами обстояло сложнее. Как объяснить такое странное преображение пресловутого кожаного ремешка в изящный золотой браслет, странно похожий на утригурскую древность? Поэтому часы покоились в кармане джинсов. «Сломались», - объяснил Алексей Петрович их исчезновение.
Взойдя на дюну, он обомлел. За шурфом между все теми же двумя кустами кто-то был... Темная фигура четко вырисовывалась на залитой лунным светом траве.
«Кто? – подумал Алексей Петрович. – В лагере все вроде бы спят...»
И он присел за отвалом.
Между тем, некто у кустов был занят то ли тайцзи-цюань, то ли отрабатывал какой-то элемент из восточных единоборств. Шаг вперед, поворот на сто восемьдесят градусов, два шага в обратную сторону, снова поворот, несколько кувырков, подъем, три скользящих шага назад...
Алексей Петрович рассмеялся.
- Иван! Что ты там вытворяешь? Иди сюда... Чего не спишь? – спросил Алексей Петрович, когда смущенный Иван подошел.
Он сел рядом, помолчал, а затем обиженно произнес:
- Я за вами весь вечер хожу, никак поговорить не удается. Ну, вот я и решил посмотреть, как он действует.
- Ты о тоннеле?
- О нем.
- А с чего ты взял, что он действует? Тем более – всегда, для всех и именно в этом месте?
- Что именно в этом месте – факт. Вы же сами видели. А все остальное нужно было проверить.
- Ну и как?
- Да никак... Что я только не делал – и ходил, и бегал, и ползал между этими кустами...
Алексей Петрович закурил и поведал Ивану все, что произошло на раскопе, пока тот ходил за «Выдрой».
Иван слушал молча, а потом вдруг встрепенулся:
- А часы? Я только сейчас о них вспомнил. Их же не было среди вещей в погребении!
Алексей Петрович достал из кармана часы и помахал ими перед изумленно сморщенным носом Ивана.
- Прозевал ты часики, Ваня. Обманули тебя утригуры – не бросили их в могилу, решили вернуть владельцу... Стоп! А как они узнали, что часы мои? А не твои, скажем?
- Долго они, наверное, нас рассматривали из своих кустов, соображали, кто есть кто, и что есть чье... Ну ладно, а браслет?
- Для шамана делали, не для меня. Но мой-то ремешок они выбросили. Пришлось отдавать в этом варианте... А знаешь, что шаман про ремешок сказал? – Алексей Петрович засмеялся, - Что только ненормальный может такую вещь на коже носить.
- Что?! – Иван откинулся на отвал и расхохотался. – Так и сказал?
Потом, успокоившись, рассмотрел браслет и довольно хмыкнул:
- Вот это другое дело. Это вещь! Кому рассказать, не поверят.
- Я думаю, не стоит об этом рассказывать остальным. Да и вообще... распространяться на эту тему. Чтобы в психушке не очутиться.
Иван опять взял браслет.
- Н-да, - сказал он, наконец. - А вы не верили...
- Да нам и теперь никто не поверит. Поди, докажи, что этот тоннель существует, и что он работает... Тут, действительно можно свихнуться. Раскопки прекращаем, - неожиданно подвел итог Алексей Петрович. Иван удивленно взглянул на него. - Я обещал, - коротко бросил Алексей Петрович и встал.
Возвращались молча. Каждый думал о своем. Алексей Петрович – о тайнах, которыми, оказывается, все еще наполнено мироздание, и о том, как ему, в общем-то, повезло. Иван тоже думал о тайнах мироздания и о том, как некоторым все-таки везет.
Простились тоже молча. Алексей Петрович хлопнул Ивана по плечу, а тот в ответ махнул рукой.
А под утро опять полил дождь. Именно полил. И длилось это безобразие с небольшими перерывами пять дней. Уже на третий стало ясно, что копать больше не придется, и Алексей Петрович послал кого-то на почту по телефону вызвать автобус – мобильная связь здесь отсутствовала.
Ночью накануне отъезда Алексею Петровичу снова не спалось. Дождь вдруг прекратился, и ему захотелось искупаться.
«В последний раз, - подумал он. – Все-таки пять лет жизни!»
Натянув отсыревшие джинсы и резиновые сапоги, набросив на голые плечи дождевик, он выбрался из душной палатки
Было свежо. Небо висело низко, но облака были рваными, и когда Алексей Петрович направился по тропинке к озеру, в их разрыве показалась луна. Была она круглой и на редкость большой.
«Сегодня понедельник, полная луна, сейчас – полпервого ночи. Время любовного колдовства», - подумал он и улыбнулся, почему-то вспомнив о своих новых друзьях. Друзьях из девятого века.
- Нет из 810 года, - вслух уточнил он.
Дюна оставалась справа. Впереди была ложбина, сбившая с толку Елену. За ней – небольшой перелесок и озеро.
На берегу Алексей Петрович, не спеша, разделся, закурил, присел на плащ и задумался, глядя на плотный туман, поднимавшийся над водой. О чем он думал? Да обо всем понемногу. Мысли, не торопясь, наплывали одна на другую, переплетались и медленно таяли...
Докурив, он вошел в воду, стараясь как можно меньше тревожить водную гладь… Вода была изумительно теплой. Алексей Петрович лег на спину и засмотрелся на луну. Ближе к берегу всплеснула рыба, затем вторая.
«Полная гармония с природой – ночь, я плаваю в озере, вокруг меня смело резвятся рыбы... Идиллия!» - подумалось ему.
Когда всплеснуло у самого уха, он понял, что ошибся. Как бы гармонично не слился он с природой, она б не позволила рыбе такого безумства – чуть ли не целоваться с ним. Да и всплеск был только один, без характерного звука, сопровождающего прыжок рыбы из воды. Был только «бульк» от вхождения в воду. Как бы давая ему еще один шанс сделать правильный вывод, «бульк» раздался снова, и снова возле самого уха.
«Пуля? – пронеслось в голове, - но откуда и зачем?»
Он нырнул, сделал мощный гребок к берегу и вынырнул, чтобы встретить возможную опасность лицом к лицу. Или наоборот – броситься в кусты. Но, вскочив на ноги, он бросился обратно в воду. На берегу, на его плаще сидела Айгуль, бросала в воду камушки и смеялась.
- Выходи, Аксай, сдавайся. Не бойся, утригуры пленных не обижают.
- Видишь ли, - замялся он, - я не одет.
- Ну и что? Кто ж купается одетым? – искренне удивилась она. - И потом, мы же с тобой теперь почти что жених с невестой, - она потрогала крестик на груди, - да и видела я тебя уже... Я за тобой от самого кладбища иду.
Трудно сказать, что больше убедило Алексей Петровича в том, что стесняться не надо, - то ли тот факт, что по утригурским законам получается, что, обменявшись амулетами, они стали «почти что жених с невестой», то ли другой факт - что она его «уже видела», но он послушно начал выбираться из воды. Бочком, резво, но с чувством собственного достоинства.
«Идиллия продолжается, - мелькнула мысль. – Вместе с гармонией».
С джинсами, правда, пришлось повозиться. Девчонка по натуре оказалась мелкой хулиганкой или детдомовское прошлое сыграло свою роль – штанины она завязала на несколько узлов.
- Ты не обиделся? – спросила Айгуль, когда он, справившись с узлами, а потом и со штанами, присел рядом с ней на плащ. И потерлась щекой о его плечо.
- Нет, что ты! Можно было и смешней придумать – спрятать, например одежду, и пришлось бы мне голым скакать в лагерь. Вот смеху-то было бы, представляешь?..
Она было рассмеялась, но потом, оборвав смех, сказала:
- Ну что ты, Аксай? Разве над мудрецом так можно смеяться? Где это видано, что бы мудрец, как талай-заяц голым скакал? Тенгри накажет...
- Тенгри? А, ну да, - Алексей Петрович как-то выпустил из виду, что он, как «мудрец», находится под всесильной защитой бога неба.
- Меня к тебе дедушка прислал, - уже совсем серьезно сказала она. – Он говорит, что ты – честный человек, что на тебя и твое слово можно положиться: пообещал, что больше не будешь беспокоить наших покойников, и не беспокоишь. Он просил поблагодарить тебя за это. И за подарок.
- Какай подарок?
- Как же, Аксай? А нож? Он такой крепкий, что им можно и саблю перерубить. Дедушка нашим сказал, что нож ему дали на верхнем небе, и ему теперь все шаманы завидуют. Он сказал, что и я могу тебе верить, - она снова потерлась щекой о его плечо.
- Ага, раз дедушка сказал, значить верить можно. А у самой головы нет, - обиделся вдруг Алексей Петрович.
- Ну что ты, Аксай...
- А еще – «жених и невеста», - поддразнил ее Алексей Петрович. И пожалел об этом.
Она неожиданно схватила его за уши, внимательно заглянула в глаза и трижды поцеловала. Потом уселась и, задрав голову к луне, тихо сказала:
- Вот теперь мы – жених с невестой. Перед небом.
«Так, доигрался, - подумал Алексей Петрович. - Дурак старый. Студенток тебе мало, школьниц подавай. Извращенец...»
Насчет студенток он слегка перегнул. Не без того конечно, грех был... Но среди коллег-ровестников, он слыл в какай-то мере ненормальным: молодой, разведенный и – почти монашеский образ жизни...
- Аксай, ты недоволен? – робко подала голос его юная невеста.
- Ну что ты, Айгуль... – он подумал. - Ты умная, хорошая, красивая, только... маленькая еще.
- Что? Маленькая? А ты знаешь, что ко мне уже и сватов присылали! Аюрхан хотел меня в жены. Только я не хотела. Да и дедушка сказал... – она вдруг замолчала.
- Ну, и что сказал дедушка на этот раз?
- Ну… ну что я... Что я еще маленькая.
- Ну, вот видишь, - засмеялся Алексей Петрович.
- Что «видишь»? Это было год назад, а теперь я уже большая. Я уже и посвящение женской богине Умай прошла. Не веришь? – она вскочила.
- Верю, верю, - поспешно остановил ее Алексей Петрович. Он знал, что тюрки своих девочек, достигших определенного возраста посвящали женскому божеству Умай.
- Ты думаешь, я бы сегодня, сидя на бережку, камушки в тебя бросала? Мне что, купаться не охота? Вот только Умай сегодня не велит...
- Послушай, Айгуль, - он взял ее за плечи, развернул к себе и замер. На него смотрела раскрасневшаяся, с горящими глазами юная красавица. Ну, не то, чтобы красавица, но очень даже симпатичная девочка-подросток.
«Южане созревают рано, и она действительно красива, вполне готова стать невестой... Года через два-три», - подумал он, но сказал другое:
- Послушай, Айгуль, ты, наверное, обратила внимание, что мы живем в несколько разных мирах. А эти два мира живут по своим законам. То, что можно у вас, нельзя у нас, и наоборот. Когда я сказал, что мы родственники, я подумал о нас с тобой, как о брате и сестре – о старшем брате и маленькой сестренке... А? Как ты думаешь?
- Я тебе просто не нравлюсь... Ну да ладно... Значит, дедушка ошибся...
- В чем?
- Да ни в чем.
Она поднялась.
- В чем ошибся дедушка?
- Он мне гадал на тебя... Сказал, что ты будешь моим мужем... Пошли, Аксай, проводишь меня. Да и дождь скоро пойдет.
Он посмотрел на небо. Там в глубокой пустоте плыла огромная луна, окруженная мириадами звезд. И ни одного облачка.
- Не будет дождя.
- Будет.
- С чего ты взяла?
- Этот долгий дождь попросила у неба я... Чтобы ты мог выполнить свои обещания. Не обижайся, я очень хотела тебе помочь. А сегодня я попросила, чтобы он перестал, хотела тебя увидеть. Но дождь еще будет. Теперь уже настоящий.
Алексей Петрович поднялся. Так вот в чем дело! Эта маленькая шаманка по-своему пыталась поддержать его репутацию в глазах своих соплеменников. Но почему она ему не верила?
- Ты сомневалась во мне? – он заглянул ей в глаза. Они были большими и черными, но в то же время как будто светились во тьме. А может, отражали свет луны.
- Нет, это я так, на всякий случай. Ты – хороший. Я вижу. Да и дедушка говорит.
- Опять дедушка!
- Не нужно сердиться, - грустно улыбнулась она. – А вообще, тебе бы поговорить с ним, он ведь много знает и видит на много лет назад.
- Да и вперед тоже, как я заметил.
- Нет, вперед он может и ошибаться. Вот как про нас с тобой, например... Пошли, Аксай, мне пора, - вдруг спохватилась она.
- Подожди, ты обиделась. Ну, послушай меня... Ты, конечно, уважаешь законы своего народа, и это хорошо. Законы – это такая штука... Они могут быть неудобными, они могут мешать, но ты их уважаешь и по ним живешь. Так и я уважаю законы моего общества. По нашим законам ты можешь выйти замуж только через три года, то есть в шестнадцать лет, да и то лишь... ну, в крайнем случае.
Она задумалась, и, по-видимому, крепко... Так, что лоб даже нахмурила.
- Так ты от меня не отказываешься совсем?
- Нет, конечно, - он постарался вложить в эти слова как можно больше оптимизма.
- И твоя жена не будет возражать против младшей жены?
- У меня нет жены, - он уставился на нее. – Так ты что?! Ты собралась за меня замуж в качестве второй жены? Ну, ты даешь! Мало того, что провоцируешь меня на совращение малолетних, так еще и под статью о двоеженстве хочешь меня подвести! – он засмеялся, схватил ее за плечи, прижал к себе. – Ну, Айгуль, с тобой не соскучишься!
Она потихоньку освободилась из его объятий, отступила на шаг и застыла с широко раскрытыми глазами.
- Аксай, почему у тебя нет жены?
- Разошлись. Бросила она меня. Уже давно.
- Как это – «бросила»? Я знаю, детей у вас бросают, сама видела... Ну, еще кошек, собак. Но мужчин... – она подозрительно посмотрела на Алексея Петровича. – Аксай... А ты не?..
- Нет-нет, - поспешил он заверить Айгуль.
- А не?..
- Да нет же! – он энергично замахал руками.
- И не?..
- Да бог с тобой, - уже спокойно ответил Алексей Петрович, хотя внутренне напрягся, ожидая очередных «не». По правде говоря, он и третий вопрос уже не понял, если так можно сказать. Для него причины, по которым женщина могла бросить мужчину, вполне ограничивались первыми двумя вопросами. И ни по одному из этих пунктов он уличен не был.
- А почему же она тебя бросила?
- Видишь ли, я много ездил, долго не бывал дома. Ей это не нравилось, и у нее появился другой мужчина.
Айгуль смешно всплеснула руками.
- И ты ее не убил?
- Да зачем же?
Она с жалостью на него посмотрела.
- Бедный Аксай... - затем она вдруг испустила какой-то боевой клич и вприпрыжку помчалась вокруг Алексея Петровича. – Спасибо, Тенгри! Спасибо, Умай! Я буду не младшей женой, а ста-а-а-ршей!
Он поймал ее за руку.
- Послушай, милая моя, во-первых, не ори, во-вторых, объясни мне, глупому, как ты себе представляешь нашу общую жизнь? Ты только послушай, ты живешь тысячу лет назад, а я – здесь, сейчас. Ведь ты же древнее моей пра-пра-пра- прабабушки...
- Вот видишь, а ты говоришь – «маленькая», - Айгуль повисла у него на шее. – И потом, что такое «тогда», «сейчас»? Сейчас я здесь, а через какое-то время буду «тогда», но тоже здесь, на этом месте. То же самое можешь и ты. А со всем остальным – разберемся. Я уже придумала. Если ты согласен, то – только скажи и договорись с дедушкой – и мы играем свадьбу «тогда», по нашим законам. А когда придет время, когда ты решишь, что я выросла, снова скажешь. И мы сыграем свадьбу «сейчас», по вашим законам. Здорово я придумала?
Перспектива путешествия во времени, присутствия на утригурской свадьбе, да еще в качестве главного героя, показалась Алексею Петровичу настолько фантастической, что он только руками развел. Затем, когда крыша вроде бы вернулась на свое место, он разомкнул на своей шее руки Айгуль и опустил девочку на землю.
- Слушай, ну, а моя жизнь? Жизнь на два мира, на два времени? У меня работа, наука, обязанности. И все это – «сейчас». А что «тогда»? Что я буду делать в твоем «тогда»?
Она снова загрустила, а, погрустив мгновение, с надеждой спросила:
- Ты мог бы быть «тогда» не всегда, а лишь иногда, когда сможешь. Как я бываю «сейчас». Я тебя буду ждать и никогда не брошу. А разных дел и «тогда» хватает, как всегда и везде.
«Идиот, - подумал вдруг Алексей Петрович. – Тебе судьба делает такой подарок, а ты капризничаешь... Ну, съездишь на пару недель не в Крым, а в девятый век к утригурам. Эка проблема! Тебе, как ученому, в конце концов, разве это не интересно? Тоже мне, Миклухо-Маклай... И девчонка – разве она тебе не нравится? Ведь через пару лет, действительно, вырастет... «Старшая жена»... Экзотика! – он на мгновение представил себя посреди собственного гарема, но образ почему-то вышел бледным, и он от него отмахнулся. – Черт! Вот влип! Голова кругом идет...»
- Послушай, Айгуль, - сказал он устало, - то, что здесь за эту неделю со мной произошло, может свести с ума любого... Ну, я имею в виду человека из моего мира, из «сейчас». Тебе не кажется?
Она подумала и согласно кивнула.
- Поэтому... - замялся Алесей Петрович, - просто прости. Ты мне, и, правда... очень нравишься. И если все, что сейчас происходит, не бред, то я... Я, и, правда, возьму и женюсь на тебе!
Айгуль сначала оторопела, а потом по щенячьи взвизгнула и собралась, было, снова совершить забег вокруг наконец-то сдавшегося жениха, но Алексей Петрович вновь успел поймать ее за руку и привлек к себе. Взяв за уши, он трижды поцеловал Айгуль (кто их, утригуров, знает, - может, это у них обычай такой...) У нее были мягкие податливые губы, по детски пухлые и, как бы это сказали в древности, - благоухающие медом, а может, молоком... А вот целоваться она совсем не умела.
Он посмотрел на луну.
- Вот теперь мы с тобой жених с невестой перед богом. Это – по-вашему, - потом, неожиданно для себя, зажмурив глаза, еще раз поцеловал ее. На этот раз крепко и долго. Это – по-нашему.
- Ты сумасшедший, Аксай, - она прижалась к нему. – Жених с невестой так не целуются...
- Еще как целуются, - успокоил ее Алексей Петрович, вспомнив, что они вытворяли вместе со своей первой женой еще до свадьбы, уезжая вдвоем по воскресеньям в лес... Да-а, но тогда он был двадцатилетним, только что демобилизованным здоровяком-десантником, а его невесту, которой едва исполнилось восемнадцать, сложно было чем-то удивить. Сейчас ему тридцать два, а его неожиданной невесте – то ли двенадцать, то ли тринадцать. И вести себя нужно соответственно – с оглядкой на свою солидность и ее юность...
Она заволновалась в его объятьях, пытаясь освободиться.
- Аксай... - но он еще крепче прижал ее к себе. - Аксай, пусти, мне уже давно пора...
- А почему, собственно, - «Аксай»? Меня зовут Алексеем, Алешей, Лешей... Лехой в детстве звали...
- Я знаю, но так привычнее. Вообще-то я тебя сначала по-своему назвала – Алайсайтом – командиром отряда. Ведь ты командир? Но Аксай – короче. Аксай – это «Белый овраг». Так у нас называется эта местность. А ты – Аксай-бай, хозяин этой местности. Понятно? Ат керкушту учурли нэмэ – имя имеет большой смысл. Так у нас старики говорят.
Он отпустил ее.
- Мы завтра уезжаем...
- Да, я знаю.
- Когда мы увидимся? И вообще, хотелось бы, видишь ли, знать, что вы там с дедушкой напланировали насчет нас?
- Давай встретимся ровно через месяц, нет, через месяц и неделю. Хочу с тобой поплавать. Мы придем вместе с дедушкой, и вы обо всем договоритесь, - как и любая женщина, она была прагматиком. – Дедушка очень хотел с тобой поговорить.
- А почему он сегодня не пришел?
- Он... Он не знал, согласишься ли ты.
Они уже шли по перелеску, когда Айгуль вдруг спросила:
- Расскажи о себе, - и снова по собачьи потерлась об его руку.
В двух словах он рассказал ей свою нехитрую биографию – родители умерли, родственники далеко, потом служил в армии, учился в университете. Короткая женитьба, развод, работа...
- И детей у тебя нет?
- Нет.
- Жаль, а то я бы сразу стала матерью.
Он рассмеялся:
- Слушай, мать, ты сама, наверное, еще в куклы играешь?
- Ну что ты! Я уже два года как в куклы не играю. Я дедушке помогаю.
- И чем же ты занимаешься?
- Разным... Потом увидишь.
- Ну, ладно – дедушка, а что твои родители?
- Их убили, - и она отвернулась.
Он обнял ее за плечи, еще по-детски узкие и худенькие.
- Да, невеста, тебе еще расти и расти...
- А ты, Аксай, такой большой и сильный, - она лукаво глянула на него. – Ты не сердишься, что я подсматривала на берегу?
- А что толку – сердиться? Стриптиз уже исполнен, - хмыкнул он. – В следующий раз подсматривать буду я.
- А зачем подсматривать? - рассмеялась она. – Мы же с тобой теперь родственники.
- Угу, папа с дочкой-хулиганкой...
- Нет, жених с невестой! – она топнула ногой, а потом вдруг спохватилась. – Аксай, какой же ты умный и хитрый! Ведь ты прав – у нас мы будем женихом с невестой, потом – мужем с женой. А у вас – отцом с дочкой. Но потом тоже мужем и женой!
- Ну, конечно, такой местный вариант Гумбольта с Лолитой...
- Чего? – не поняла она.
- Да было уже в истории такое...
- Ну, вот видишь!
- ... Закончилось, правда, в тот раз все очень скверно...
- А у нас все будет хорошо! Ну, вот и пришли... – она остановилась на тропинке недалеко от таинственных кустов. – Слушай, поцелуй меня, пожалуйста, еще раз... По вашему...
Просьбу он выполнил с явным удовольствием, но при этом мысленно обозвал себя самыми последними словами и подумал, как же затягивает разврат!
- Ну, я пошла, - сказала Айгуль. – Ты не забыл – через месяц и неделю, в полдень?
Она подняла правую руку и, не дожидаясь ответного прощального жеста, побежала к кустам. На секунду оглянулась, помахала рукой, а потом шагнула и – исчезла.
Алексей Петрович медленно подошел к кустам, протянул между ними одну руку, вторую... Ничего! Руки не исчезли. Он сделал шаг, переступая условную черту, вытянул голову... Ничего! Потом, сообразив, как глупо все это выглядело в исполнении Ивана, плюнул и направился в лагерь.
Уже вытянувшись поверх спальника, Алексей Петрович услышал, как по палатке забарабанил дождь. Все сильнее и сильнее. «Не обманула невеста!» - улыбнулся он. Поймав себя на мысли, что ко всему происходящему он начал относиться с философским спокойствием, Алексей Петрович уже в который раз начал анализировать последние события, пытаясь «разумно» все объяснить. Логические построения разрушались под нагромождением новых фактов. Он с тоской подумал, как мало знает человек об окружающем его мире, как мало знает непосредственно он. «Мудрец!» - усмехнулся он, вспомнив Айгуль. И поток его мыслей пошел в более приятном направлении.
Как бы глупо и двусмысленно не выглядела ситуация, в которую он попал, в ней были и свои положительные стороны. Тридцать два. Самое время жениться. На ком? На прокуренной, пропитой «коллеге», такой же сумасшедшей, как он сам? По полгода не живущей дома, занятой своей наукой и карьерой? Занятой всем, чем угодно, только не семьей? Нет, в семье достаточно одного сумасшедшего... Жениться на «простой смертной», не посвященной в магию археологии, и стать изгоем в обычной человеческой семье? Это мы уже проходили... Найти «крестьяночку» - добрую и работящую, забитую и послушную? Желательно сироту? Ну, с ней же и поговорить-то не о чем... Связаться с молоденькой, восторженной дурочкой-студенткой, с открытым ртом слушающей о научных подвигах мужа? Нет, всю жизнь подозревать соседского пацана Володьку в отцовстве своего ребенка ты не сможешь... Да, парень, все это не для тебя, не сможешь ты достойно совместить мир обычных ценностей и ценностей узкопрофессиональных, эгоистических. Жену нужно выращивать, воспитывать, приручать и приучать к своим интересам и только потом уже любить, холить, лелеять... Что там с ними еще положено делать? Айгуль... Да тебе ее сам бог послал. Тенгри, Саваоф, Будда – неважно, кто. Бог – один, имена разные... А ребенок интересный, обучаемый. Ишь, как обвыклась в нашем сегодня! Разница в возрасте – двадцать лет... Алексей Петрович вспомнил, какое множество престарелых профессоров, женатых на вчерашних, а то и нынешних студентках, встретил он за свою, в общем-то, недолгую жизнь. Женились, потом страдали разводами, делили квартиры, дачи, машины, тряпки, снова женились... Но Айгуль, конечно же, не вертихвостка, да и в буквальном смысле – не от мира сего. Он вспомнил ее сияющие черные глаза, улыбнулся, да так, улыбаясь, и уснул.
Лагерь свернули быстро, воспользовавшись паузой в дожде. Свалив палатки, сумки, ящики с оборудованием в одну кучу, студенты улеглись на ней в ожидании автобуса. Алексей Петрович пошел на раскоп. Последний раз. Проверить, что там да как. За ним увязался Иван.
Молча обошли раскоп по отвалу. Молча присели на большой камень, вывороченный на поверхность года три назад. Закурили.
- Купаетесь по ночам, Алексей Петрович? – наконец ехидно, но осторожно спросил Иван.
- В город возвращаемся, Ваня. А там, если помнишь, принято быть чистым.
- Ну да, ну да, - радостно закивал Иван. – И в городе все поголовно купаются по ночам. И с девочками...
- Следишь, парень? – Алексей Петрович внимательно посмотрел на него. Иван заерзал. – Лучше уж купаться с ними, чем... чем спать в одной палатке. С пьяными, немытыми, с четырьмя сразу, - последнюю фразу Алексей Петрович произнес четко, чеканя каждое слово.
Иван смутился.
- Петрович, да я же пошутить хотел... И не следил я. Просто вышел в кусты, а тут вы с ней идете. Что ж я светиться должен был? А вы, действительно, купаться ходили?
Алексей Петрович внимательно рассматривал Ивана.
-- Давай об этом дома поговорим. Я за эти дни загрузился информацией выше крыши, и, если честно, даже не знаю, что тебе отвечать. Хорошо?
Иван кивнул.
Просигналил автобус. Алексей Петрович поднялся и зашагал в лагерь, за ним поплелся и Иван.
Погрузились быстро, потому что вновь начал накрапывать дождь.
Петляя по лесной дороге, автобус выбрался на лесную поляну. Дальше – село и трасса. Еще час и – дома. Он, действительно, уже соскучился по горячей ванне и прочей цивилизации.
Иван, сидевший сзади, вдруг тронул его за плечо, и когда Алексей Петрович оглянулся, взглядом указал вправо. Там посреди поляны рысью мчалась рыжая лошадь. Маленькая всадница держала курс параллельно автобусу и шла вровень с ним. Ее черные волосы развевались на ветру.
- Вот это транспорт, ишь, как идет! - водитель тоже увидел всадницу и долго посигналил. Хотя и далеко было, но Алексей Петрович узнал Айгуль и услышал, как в ответ на сигнал автобуса лошадь заржала. Всадница, помахав рукой, круто взяла к дальнему лесу. «Провожает», - улыбнулся Алексей Петрович.
- И где только таких лошадей по нынешним временам берут? – не унимался водитель.
- Цыгане тут недалеко стоят, - сказал Алексей Петрович.
Иван сзади хмыкнул.
Проехали еще немного, и Иван задергался.
- Алексей Петрович, я фотоаппарат оставил! Когда вещи в автобус забрасывали, повесил на дерево и забыл. Давайте вернемся!
- Я тут не развернусь – сяду! - заупрямился водитель, - Беги за своим фотоаппаратом, километра полтора всего проехали.
- Алексей Петрович, я – мигом!
Автобус остановился и Иван полетел. Вернулся через полчаса и как раз вовремя – вновь, в который уже раз, начал накрапывать дождь. Иван был взмокший, но довольный и с «мыльницей» в руке.
- Не заметила цыганка на поляне твоего аппарата, а то б ты сейчас не улыбался, - пробурчал водитель, включая двигатель.
- Это свои цыгане, прикормленные, - отмахнулся Иван и подмигнул Алексею Петровичу.
До города добрались без приключений. В университете выгрузили палатки и оборудование. Парни перенесли находки в камералку. Коробки с вещами из «золотого» погребения Алексей Петрович поставил в сейф, а монеты прихватил с собой. Уж очень не терпелось подтвердить правильность датировки.
- Я загляну вечерком? – спросил Иван, когда всей толпой шумно прощались у входа.
- Валяй, только не поздно. Спать хочу.
Но спать Алексей Петрович не хотел. Ему не терпелось добраться до горячей ванны, к чашке крепкого чая и к своим книгам. Каталоги, справочники, громадные фолианты сводов памятников – на них уходила добрая половина его когда-то стипендии, а теперь зарплаты. Без книг он не мог, они занимали три стены его то ли зала, то ли кабинета и стену небольшой спальни. Кое-что, но уже связанное с кулинарией, нашло себе место на кухне. Глубокие полки над сливным бачком в туалете стали приютом для журналов. Книг не было только в ванной. Книги заменяли ему ковры, картины и даже мебель. Они были его работой, увлечением, отдыхом.
Вот и сейчас, отлежавшись в горячей ванне, выпив крепко заваренного чаю, Алексей Петрович уселся за письменный стол, вытянувшийся под окном на лоджию во всю длину четвертой стены комнаты. Обложившись каталогами, он решал сложную задачу – уточнение датировки некоторых вещей из «золотого» погребения. Работа нудная, неблагодарная, но крайне необходимая, без которой выстраивать самые примитивные гипотезы просто не имело смысла. Разобравшись с книгами, он подкатил на кресле к компьютеру, собираясь порыться еще и в нем, но задумался.
Дождь кончился, вышло солнце, и только сейчас он понял, что уже вечер.
«Солнце садится в тучу, значит, ночью опять будет дождь, - Алексей Петрович устало откинулся на спинку кресла. – Интересно, как она вызывает дождь?»
Вспомнив Айгуль, Алексей Петрович вспомнил и про часы. Откопав их в сумке, он еще раз полюбовался простой, но стильной работой. Бляшки были и по форме, и по орнаменту совершенно одинаковыми. И в то же время даже дилетанту было видно, что это – ручная работа и очень искусная.
В дверь позвонили. На пороге стоял Иван, мокрый, с походной сумкой через плечо. По всему было видно – дома он еще не был.
- Петрович, очень хочется есть, а домой я еще, бог знает, когда доберусь, - с ходу заявил он. - Покормите? Я заслужил... Ха, а вы тоже времени зря не теряли, - он увидел гору книг. – Ну и как, что-нибудь интересное?
- Кое-что есть, - скромно сказал Алесей Петрович, принеся из кухни тарелку супа. – Понимаешь, очень четкая датировка получается... В этом деле многое монеты значат. Одна монетка – и то счастье. А у нас их аж девять штук. Ну, там разные золотые Константина V Копронима, Льва IV Хазара – это все понятно: середина – вторая половина VIII века. Но есть два очень любопытных экземпляра, Например, арабский дирхем с хазарской тамгой, с многочисленными ошибками в легендах, с несовпадением штампов с обеих сторон. Экземпляр, судя по всему, очень редкий. А датируется 805 – 830 годами... Или, например, монета Льва V. Ее датировка 808 – 820 годы. А знаешь, о чем это говорит?
- Ну, это же элементарно! – Иван даже обиделся. – Погребение совершено не ранее 808 года... А, учитывая, что этот золотой Льва еще и до могилы должен был добраться, то, по крайней мере, в 810 году, не раньше. Стойте, ведь девчонка сказала, что у них на дворе именно 810 год? Ну, вот видите!
- Все правильно, Ваня. Значит, она все верно подсчитала. Умная девочка.
- Я ведь тоже поработал, - Иван отложил ложку. Порывшись в сумке, он бросил на стол конверт, из которого поблескивали глянцем цветные фотографии.
Алексей Петрович достал довольно пухленькую пачку, глянул на верхнюю фотографию и обомлел. На него смотрела Айгуль. Смотрела своими блестяще-черными глазами, смотрела лукаво, как бы спрашивая: «Что, не ожидал?» Вот Айгуль вместе с дедом, вот один дед... Алексей Петрович понял, что портретные снимки специально увеличены с общего фото. А вот и констатация факта – здесь они все втроем. Алексей Петрович, естественно, стоит к объективу спиной. Вот опять очень хороший снимок – Айгуль, задрав мордашку, повернулась к деду и внимательно его слушает. Вот дед с внучкой идут по тропинке к кустам. Айгуль застыла в смешной позе. Вот... Черт! Да это же дед, полурастворившийся в мутноватой пелене. А вот и Айгуль в том же состоянии, что и дед. Да-а, зря Ваня сетовал, что не успел к самому интересному. Он не только успел, шельмец, он и не растерялся... А это что? Крупным планом снят песок, на нем отпечаток подков, край куста... Отпечатки четкие и – любопытные. Вот эта подкова, к примеру, пропечаталась только наполовину, причем не понятно, каким образом. Эта – тоже...
«Ясно, бегал Иван не за забытым фотоаппаратом, а специально, чтобы сделать снимки с подковами, - подумал Алексей Петрович. - Когда он увидел скачущую Айгуль, ему захотелось запечатлеть следы перехода сквозь кусты. Молодец, сориентировался!»
- Н-да, - подтвердил он вслух. – Слов нет – молодец!
Алексей Петрович задумался, рассказать, не рассказать?
Иван опередил события:
- А что вы делали на озере?
- Купались... – Алексей Петрович опомнился и удивленно поднял брови.
- Да я не о том, - начал оправдываться Иван. – Вы же о чем-то разговаривали?
- Дурак ты, Ваня...
- Ну, конечно, чуть что, сразу – дурак.
- Иван, я, действительно, пока еще не все понял, и говорить на эту тему мне бы не хотелось.
- Вы просто не хотите, чтобы я путался под ногами.
- Может быть, ты и прав. Хотя правильнее было бы сказать, что я не хочу никого подставлять. Тебя, например. Забыл, как стоял над могилой с саблей у горла? А с девочкой мы просто разговаривали.
- О чем? Да нет, я просто подумал, о чем можно разговаривать с древней болгаркой? Хотя... Послушайте, так ведь это же можно... Ведь она может такое рассказать! Они с дедом могут такие погребения сотворить!
- Ты что несешь? Могильник больше не копаем...
Иван удивленно взглянул на него.
- Это же глупо...
- Я обещал. И точка, - он все еще чувствовал угрызения совести. Рассказать, не рассказать? В душе боролись противоречивые чувства. Желание поделиться и ответственность за чужую тайну. Причем, тайну – необычную. Ведь не зря Айгуль все время повторяла: «Дедушка говорит, что тебе можно верить». Словно ненавязчиво заклинала его быть порядочным. – Давай, Иван, прощаться, спать хочу – просто умираю. Потом поговорим.
Иван поднялся, взял со стола фотографию Айгуль, скептически рассмотрел, даже ближе к лампе поднес. Покрутил в руках, хмыкнул, осторожно положил на стол.
- А она, действительно, ничего, эта ваша... Гюльчатай.
Глава четвертая,
в которой Алексей Петрович начинает новую жизнь, но и она подбрасывает ему загадки
Ровно «через месяц и неделю» Алексей Петрович в старенькой электричке катил на свидание с Айгуль. За окном вагона догорало лето, желтели поля, голубело небо. В природе все было, как и положено. Настроение у Алексея Петровича наблюдалось приподнятым. Рядом на сиденье стояла сумка, набитая подарками для новых родственников. К мысли о предстоящем браке, пусть несколько виртуальном, пусть несколько необычном во всех отношениях, Алексей Петрович уже привык, и к выбору подарков отнесся с подобающей случаю серьезностью. И ответственностью – ответственностью за экологию истории.
Он долго составлял список подарков, и вот теперь для отправки в прошлое в его сумке находилось:
- два куска материи (алый бархат с каким-то невероятным отливом – для Айгуль, и черная шерсть – для деда) – они, куски, сгнивают,
- золотое колечко с рубином для Айгуль и массивная серебряная женская заколка для волос, которая вполне могла сойти за средневековую фибулу или пряжку для плаща – это для деда,
- три килограмма разных конфет, начиная с леденцов и кончая шоколадками с ромовой начиинкой (даже если Айгуль и ела их «сейчас», все равно ей должно это понравиться),
- толстый теплый свитер для деда и стрейчевые джинсы для Айгуль – их жизнь тоже не долга,
- еще один нож, правда, туристский, но с таким количеством наворотов, что Алексей Петрович не смог устоять и купил его, позабыв об исторической экологии (но выбрал все же с деревянной рукояткой, дабы не заводить в тупик коллег-археологов, которые вдруг когда-нибудь обнаружат в слое IX века нож с пластмассовой рукояткой),
- небольшое зеркало с ручкой, опять же деревянной,
- бутылку водки (кто знает, как там у них, утригуров, а у нас – что же это за сватовство без бутылки?),
- ну, и естественно, кое-какую закуску.
За этот месяц Алексей Петрович здорово поработал. Отчет о раскопках, на который обычно уходило месяца три, был написан в рекордные сроки. Он определил точный возраст всех монет и нашел аналогии другим вещам, подготовил соответствующий доклад и отправил тезисы на конференцию по итогам полевого сезона, написал несколько статей и разослал в разные журналы, как научные, так и популярные. Из некоторых успел и гонорар получить. Эти деньги, собственно, и стали финансовой базой для щедрых подарков.
Иван тоже времени даром не терял. По душам они так и не поговорили, но Иван очень здорово помог с отчетом. Чем он занимался в остальное время, Алексей Петрович не знал. Иногда Иван появлялся, нагруженный какими-то научно-популярными журналами и брошюрами, совал их Алексею Петровичу под нос и вдохновенно вещал о параллельных мирах, хронологических сдвигах, пространственно-временных тоннелях, геопатогенных зонах и прочих вещах – любопытных, забавных, кажущихся чистейшей воды фантастикой.
Алексей Петрович слушал его в пол-уха, но слушал. Если бы это было еще весной, до встречи со старым шаманом из прошлого и его хорошенькой внучкой, он бы просто отмахнулся или послал Ивана куда подальше. Теперь же, когда он столкнулся с этим аномальным явлением (это с Айгуль-то!) непосредственно, тренированное внимание выхватывало из Ивановых монологов с обширным цитированием «классиков жанра» отдельные наиболее важные факты. В мозгу они выстраивались в логичную цепь. И вывод можно было сделать только один: о времени и о пространстве мы знаем далеко не все, и время, которое столь же материально, как и пространство, имеет свои законы. Законы еще совершенно не изученные, а потому преподносящие иногда разные сюрпризы. Эти сюрпризы встречались во все времена и во всем мире. Контакты представителей разных хронологических отрезков, имевшие место в тех случаях, когда Вселенная желала пошутить с человечеством, протекали по-разному и, что самое забавное, оказались запечатленными в хрониках, летописях, преданиях. Другое дело, что они, скорее всего, не были такими яркими, как в его случае, поэтому говорили о них невнятно и маскировали под легенды.
Нельзя сказать, что все это очень увлекло Алексея Петровича, но личный опыт заставил его в суждениях стать осторожнее, а в критике мягче. Уже очень скоро Иван спокойно рассказывал ему о вещах, за которые раньше был бы просто высмеян.
А главный вывод, который для себя сделал Алексей Петрович, заключался в том, что контакт возможен. Он полностью материален, но механизм его действия в наше время неизвестен, а потому контакт, хоть и имеет обратный ход, но управлять им почему-то могут только из прошлого, и оно, это прошлое, периодически прорывается в нашу жизнь и – возвращается «на место», основательно попугав наших современников. Ни ныне живущие, ни будущие поколения такой способностью не обладают. Секрет утрачен.
«Может быть, этим табу и достигается экологичность истории? – думал иногда Алексей Петрович. – Может быть, именно этим Вселенная защищается от возможных, да что там возможных – реальных попыток конъюнктурной корректировки прошлого, которые неминуемо бы разрушили жизнь на планете».
Вот почему он и пытался хранить свою тайну от Ивана, уважая выбор предков, остановившийся именно на нем, а не на Иване.
«Может быть я – часть какого-то задуманного Вселенной эксперимента, а может быть просто игрушка в руках безумного шамана, - думал он бессонными ночами. – Скорее всего, впутываясь в это дело, я и совершаю ошибку, но раз такая возможность мне предоставлена, значит, я имею на нее право».
Эта мысль довольно долго мучила его. Но как-то раз совершенно случайно на рынке, роясь в книжках, которые продавала дряхлая бабулька, он наугад раскрыл потрепанную брошюрку, прочел несколько строк и замер, пораженный простой мудростью.
«Вселенная слишком велика, чтобы ты мог повредить ей, поэтому поступай так, как считаешь нужным, не боясь ошибиться. Возможно, твои ошибки это то, что ей нужно. Не беспокойся за себя: на самом деле Вселенная слишком дорожит тобой, чтобы ты пропал зря, - он вдруг понял, что не случайно подошел к этому прилавку, не случайно взял именно эту книжку, не случайно открыл ее именно на этой странице. Ну да, вот: - Прошлое и будущее рождается в сейчас... Происходящее происходит помимо твоей воли, но в твоей воле принять это или не принять... Если сомневаешься в дороге, возьми попутчика, если уверен, иди один. Но помни: быть сильным – значит быть одиноким».
- Кто автор? – спросил он бабульку – у брошюрки не было ни начала, ни конца.
- Откуда я знаю, сынок? В макулатуре нашла... – честно призналась та и без всякой надежды на покупателя отвернулась к соседке.
- И сколько за нее?
- Да сколько дашь...
Он сунул руку в карман, нащупал какую-то купюру и, не глядя, протянул бабке. По тому, как она заволновалась, понял, что дал много, быстро развернулся и ушел.
Книгу он больше не раскрывал. Просто поставил ее на полку. Все, что он должен был в ней прочитать, он уже прочитал. Но с появлением книги в доме все его сомнения рассеялись. И в душе установился покой.
…Алексей Петрович выглянул в окно. Поля сменил перелесок, затем потянулись огороды. Скоро станция. Пора. Он посмотрел на часы. Алексей Петрович избегал носить их в университете, и сейчас часы с непривычки оттягивали руку. До встречи еще больше часа, значит, дорога к раскопу будет неспешной и приятной.
Электричка дернулась и начала сбавлять ход. Он вышел в тамбур и на подъезде к вокзалу спрыгнул – так ближе.
Когда село осталось позади, Алексей Петрович скинул футболку и зашагал к лесу, подставляя плечи еще по летнему жаркому солнцу. Шел он легко и, как ни старался идти медленнее, ноги сами через несколько прогулочных шагов переходили на привычный темп. Дорога была знакома, и гулять по ней было неинтересно.
Прошло немногим больше полумесяца, но раскоп уже начал зарастать. Мокрое жаркое лето выгнало из-под земли свежую зелень, и теперь она тянулась к солнцу изо всех своих силенок, стараясь внести свой вклад в общий процесс единения прошлого с будущим. Вот и «золотой кенотаф», как он назвал погребение, имеющее все шансы стать сенсацией полевого сезона, завершающегося на просторах страны. Могила тоже начала осыпаться и зарастать травой. Уже следующей весной она основательно заплывет и потеряет контуры, а года через два от этого уникального захоронения останется лишь небольшая выемка, заросшая травой.
К тому времени все вещи из погребения, очищенные, описанные, заинвентаризированные, займут свое место в витринах музея. Кое-чем, конечно, и не самым худшим, придется поделиться со столицей. Но от этого никуда не денешься, как бы не противилась совесть ученого разрушать цельный археологический комплекс, разъединять вещи, волей случая собранные в одной точке времени и пространства.
Вот и кусты – ворота в «потусторонний мир» - чахлые, неприметные среди густой травы. Алексей Петрович поставил сумку на землю, обошел вокруг кустов. Не спеша, прошел между ними, посмотрел на часы. До полудня – пятнадцать минут.
«Может, разложить подарки? – подумал он. – Нет, это будет пошло».
Прошло еще пять минут. Ждать и догонять – хуже некуда. Алексей Петрович прилег на траву, заложил руки за голову. Амулет, подаренный Айгуль, сполз и сейчас приятно щекотал подмышку. Алексей Петрович засмотрелся на неподвижные облака.
«Какая она стала? В ее возрасте дети летом очень быстро вытягиваются. Как та трава... А, может, тоннель закрылся? – обожгла неожиданная мысль. – Да нет, с чего бы? Она же не один раз выходила сюда, и все было нормально...»
Стрелка сместилась еще на пять минут. Алексей Петрович поднялся. Нехорошо встречать гостей лежа. Прошелся.
«А кто у кого в гостях? Скорее, все же, я у них - на их кладбище. Сейчас, вполне вероятно, топчусь по их могилам». Он вдруг вспомнил о раскопе на мысу и направился туда. Раскоп, конечно, был помельче «золотого кенотафа» и сохранился лучше. Алексей Петрович прошелся по дну. Нет, могильные пятна так и не проявились. Зато то здесь, то там на свет лезла трава.
Он снова взглянул на часы: «Все – пора!» и направился к кустам. Остановился и в ожидании замер. Сердце вдруг застучало сильнее, и он понял, как волнуется. Волнуется, как перед своим первым, таким далеким теперь свиданием.
«Так ведь оно и есть, - подумал он. – То, что было раньше не в счет. Уж очень неожиданно и глуповато все получилось. А сейчас ты пришел сюда вполне сознательно, и эта девчонка, действительно, тебе нравится, даже снилась несколько раз...»
Он уже привык думать о ней, и даже на откровенные взгляды студенток стал реагировать почти безразлично. У него есть Айгуль, у него есть тайна. Что в принципе одно и то же.
Часы показывали семь минут первого. Кусты мелко дрожали листвой, но – и только. Ни между ними, ни за ними никого и ничего не было. Алексей Петрович снова обошел кусты, но между ними проходить не стал – а вдруг столкнется с Айгуль и шаманом? Столкнуться с Айгуль? Это он не возражал бы – еще отчетливо помнил сухой жар ее роскошной гривы и прохладу нежной кожи, а вот столкнуться с шаманом – это было бы просто не вежливо...
«Да, а как там у них с часовыми поясами? – усмехнулся про себя Алексей Петрович. – Хорошо, если сдвинут назад, и полдень у них еще не наступил. А если вперед?»
Эта неожиданная мысль ужаснула его.
- Ду-у-рак! – обругал он себя вслух, чтобы было доходчивее. – Мог бы и раньше об этом подумать!
Когда и в два часа он продолжал оставаться в гордом одиночестве, Алексей Петрович занервничал. В три часа ситуация перед злосчастными кустиками отличалась от предыдущей только тем, что на смену гордому спокойному одиночеству пришло одиночество буйное. В четыре часа, лягнув ближайший куст и, обругав второй нехорошими словами, Алексей Петрович, прихватив сумку, отправился на озеро.
«Знает, где искать, - не очень нежно подумал он про Айгуль, а, когда перебирался через ложбинку, нежность к ней совсем улетучилась. – Дурак! – повторил он так почему-то полюбившуюся ему характеристику. – Уши развесил! «Жених и невеста»! Подарки! Коробейник дешевый... Да она, наверное, сейчас на своей рыжей лошади гоняет по ковыльной степи в своем же девятом веке и о тебе совершенно забыла...»
Он окунулся, растянулся на песке и тут вдруг понял, что очень хочет есть. В планах на сегодняшний день сейчас как раз предусматривался пик застолья, когда он пьет на брудершафт с быстро захмелевшим с непривычки дедушкой, а Айгуль, завернувшись в красный бархат и уплетая конфеты с ромом, восторженно рассматривает себя не в бронзовое и даже не в серебряное зеркальце, а в настоящее – стеклянное, современное. Он опять ругнулся, а потом успокоился. Пастораль не состоялась, но ведь не умирать же с голоду! Он открыл бутылку водки, ножом, который предназначался дедушке, нарезал колбаску и помидоры. Когда сделал пару хороших глотков и пожевал отлично прокопченную колбаску, почувствовал, что к нему возвращается хорошее настроение:
«Ну, что взять с шаловливой девчонки? Кто знает, что у нее там, в красивой головке? Может, опять тебя проверяет. Хорошо, хоть дождем не мочит...»
Приступ благодушия длился недолго. Откуда-то из темных глубин его профессиональной памяти потихоньку начала всплывать некая смутная мысль. Всплыв, она приобрела четкие очертания, и Алексей Петрович испугался.
- Календарь, - отчетливо произнес он вслух. – Расскажи-ка мне, «мудрец», что ты помнишь о болгарском календаре? Практически ничего, поскольку он, этот календарь, в твоей непосредственной работе был не нужен. Ду-у-рак!
Самобичеванием в этом направлении он и занимался в течение ближайших десяти минут. Действительно, ведь мог же уточнить, какой у них календарь – лунный, солнечный или смешанный? Или вообще какой-нибудь особый? Что там дедушка рассказывал про зайчиков и тигров? Чему у них равен месяц?
Потом он понемногу успокоился, зафиксировавшись на мысли, что эту проблему должна была решить Айгуль. И если она особо не оговорила хронологические параметры их разлуки, то пользовалась она при расчетах, по всей видимости, календарем, который он должен хорошо знать, то есть тем, по которому жили в «верхнем мире».
Он глянул на циферблат. Часовая стрелка уже перевалила за шестерку, и Алексей Петрович решил вернуться к нехорошим кустам.
Там он уже без всяких надежд на успех затеянного им предприятия продолжил то ли пикник сумасшедшего, то ли странную тризну. Посторонний наблюдатель, вслушавшись в периодически возникающие возле кустов монологи, скорее всего, пришел бы к выводу, что перед ним именно тризна – одинокая тризна престарелого воина, вернувшегося из похода и обнаружившего, что все его друзья-товарищи перебиты и лежат на этом заброшенном кладбище, а ко всему прочему, доблестного воина оставила любимая девушка. Причем девушка оказалась геронтофилкой, так как исчезла с подозрительным стариком. Путник, который появился бы на дюне в более позднее время, мог бы потом рассказывать знакомым, что воочию наблюдал воплощенное на натуре полотно Николая Рериха «На вершине»: бородатый полуголый йог, застывший в позе лотоса между двумя кустами. Разве что фон из Гималайских гор был довольно примитивно сымитирован обычными кучами земли. Ночной странник уже вообще ничего бы не увидел – Алексей Петрович, убитый алкоголем, жарой и горем, спал в высокой траве, спеленатый красно-черными тряпками.
Пробуждение и дорога на вокзал были не из легких. Тем не менее, Алексей Петрович, выйдя из лесу, все посматривал по сторонам – а вдруг покажется рыжая лошадь с маленькой всадницей? Бутылка холодного пива в привокзальном буфете прочистила мозги, но от этого стало не легче, и он окончательно пришел к выводу, что черта – «дурак» - самая важная деталь в его автобиографии.
В электричке, видя его несчастный вид, к Алексею Петровичу привязалась цыганка с предложением исправить судьбу. Он сказал, что считает ее предложение неприличным, просто дал денег и вежливо попросил удалиться. Цыганка обиделась, но деньги взяла, а, взяв деньги, действительно, удалилась.
Приехав в город, Алексей Петрович купил в ближайшем ларьке бутылку водки и побрел домой.
«Невостребованный Дед Мороз, перепутавший времена года», - грустно думал он, перебрасывая с плеча на плечо сумку, набитую подарками.
Возле дворовой беседки Алексей Петрович остановился.
- Из дома выгнали или сторожишь? – спросил он придремавшего в беседке Ивана.
- Алексей Петрович, ну разве так можно! – Иван протер глаза. - Я с вечера тут дежурю...
- Зачем?
- Как «зачем»? – не понял Иван, а потом махнул рукой. - Да знаю я, где вы были – «через месяц с неделей в полдень», - процитировал он Айгуль. – Слышал, о чем вы тогда договаривались. Вчера даже проследить хотел, но передумал.
- Ну, конечно... И, небось, фотоаппарат приготовил... А вообще-то напрасно не проследил. Чудесно провели бы время. А то мне одному многовато на грудь досталось...
- Ну и как?
- Никак. Пошли в дом.
Добравшись до кухни, Алексей Петрович наскоро приготовил завтрак, разлил по стопкам водку.
- Давай, Ваня, выпьем.
Иван поморщился, но стопку взял, видел, в каком мрачном состоянии находился шеф, и отказать не решился.
Выпили. Закусили. Помолчали. Иван заерзал.
- Щас, Ваня, расскажу, не егози.
Собравшись с мыслями, Алексей Петрович поведал Ивану свою одиссею, умолчав об ее истинной цели и представив дело так, как будто сорвалась запланированная важная дипломатическая встреча в верхах, саммит, одним словом, а точнее встреча между ним, представителем современной цивилизации и утригурским шаманом из девятого века, о которой они договорились с его внучкой.
- С шаманом, значит, встреча? – ухмыльнулся Иван.
- Да, с шаманом... Помнишь того доброго старика, который тебе жизнь спас? – в том же тоне продолжал Алексей Петрович.
- Конечно, помню. Вы еще долго не могли расстаться с ним той ночью. Так нежно целовались...
Алексей Петрович тяжело посмотрел на Ивана. Потом махнул рукой, вновь налил стопки, выпил свою, закурил и поведал Ивану всю историю. В ее истинном виде.
- Как видишь, сватовство не состоялось, - подвел он итоги. - Жениху даже гарбуза не вынесли, к жениху просто не вышли...
- Фантастика, - сказал Иван. - Или бред. Меня чуть не зарезали, вас чуть не женили, одарили золотом, потом выставили, простите, идиотом... Нет, скорее это бред.
- Я уже и сомневаюсь, было ли это на самом деле? А был ли мальчик?.. – помрачнел Алексей Петрович.
- Девочка, - поправил его Иван. - Девочка была. Есть же снимки.
- Так! - Алексей Петрович резко поднялся. - Начнем новую жизнь – без фантазий, иллюзий и прочего бреда.
Он убрал остатки водки в холодильник, разлил по кружкам чай, поставил на стол пакет с конфетами.
- Уничтожай, Иван, доказательства моего идиотизма.
«Новая жизнь» Алексея Петровича складывалась не так быстро и счастливо, как ему хотелось бы. Еще неделю он ходил, как в воду опущенный, что вызвало любопытные расспросы коллег и привело к долгой беседе с шефом – о самочувствии, здоровом образе жизни, о положительной роли семьи в научной деятельности.
Шеф, Василий Игнатьевич, бойкий седенький семидесятилетний старичок, был женат четвертым браком, ожидал рождения очередного наследника и, судя по всем мыслимым и немыслимым научным званиям и регалиям, в данном вопросе был большим специалистом.
«Новая жизнь» Алексея Петровича удавалась плохо еще и потому, что в ней он продолжал жить плодами «старой жизни» - всеми этими вещами из «золотого кенотафа», которые целыми днями окружали его, требовали внимания, изучения, заботы.
Через неделю он опять поехал на дюну. Уже без сумки с подарками. Просто так. Поездку он даже не планировал... Решение пришло спонтанно, субботним утром, когда он, проснувшись, встретился взглядом с Айгуль, машущей ему рукой с большого постера, сделанного на компьютере с Ивановой фотографии.
«А почему бы и нет?» - решил он, быстро собрался и в полдень уже прогуливался по раскопу. К кустам он принципиально не подходил и даже внимания на них не обращал. Он просто прощался с этим могильником, с определенным отрезком своей жизни, со смутными надеждами и планами. Прощался с летом, наконец.
Вернувшись домой, он первым делом решил снять постер с Айгуль. Но скотч, которым он был прикреплен к стене, намертво приклеился к обоям и снимался только с их верхним слоем.
«Да пусть висит! – решил Алексей Петрович. – Все же лучше, чем котята или слащавые пейзажи».
Потом практически целый месяц его не было дома. Сердобольный Василий Игнатьевич, чувствуя, что коллега не в себе, отправил его в столицу на какой-то ни к чему не обязывающий семинар. По его словам, «не столько науки ради, сколько отдыха для».
Затем начались лекции, зачеты и все прочие хлопоты повседневной жизни, и, проходя по утрам мимо Айгуль с ее хитрющим и немного странноватым взглядом, он уже привычно поднимал руку в ответ на ее прощальный жест.
Скучать не давал и Иван, который, поостыв сначала, сейчас опять взялся за пристальное изучение всевозможных аномальных явлений и сейчас находился на стадии шизофренического маразма, связанного с летающими тарелками и глубоким исследованием языческих обрядов.
- Как это все уживается в твоей голове? - иногда удивлялся Алексей Петрович, слушая явный бред о пришельцах, почему-то круто замешанный на трезвых суждениях о религии эвенков.
Чаще всего Иван приходил один, и тогда они до глубокой ночи спорили о проблемах мироздания, вели богословские диспуты. Иногда Иван приводил с собой компанию друзей и подруг, и среди последних всегда оказывалась одна «лишняя», «ничейная», как бы нарочно прихваченная для Алексея Петровича. Обычно она сидела в стороне, в общем шуме участия не принимала и с преданным восторгом пожирала глазами Алексея Петровича. В таких случаях он старался побыстрее выпроводить всю компанию, а потом вычитывал Ивану за тайное сводничество.
- Да я что? Я ничего... Увязалась следом: возьмите и возьмите... Что, жалко что ли взять? – оправдывался тот.
Как-то зимой он привел странного лысоватого очкарика, умного, начитанного парнишку, аспиранта-медика. Долго разговаривали о проблемах медицинской археологии. Константин, как звали очкарика, оказывается, мечтал покопаться в старых остеологических коллекциях, хранящихся в камеральной лаборатории, и вообще, если возможно, принять участие в раскопках Алексея Петровича.
Костя все посматривал на постер с Айгуль, а потом спросил:
- Простите, кто это?
- Дочь, - буркнул Алексей Петрович, моментально замкнувшись.
- Да? Красивая девочка... С матерью живет?
- Мать погибла... Девочка живет с дедом.
- О, простите, ради бога.
- Да ничего. Давно это было... Знаете, ошибки молодости, армия... То, что я отец, я и сам недавно узнал, - и, предупреждая неминуемый вопрос о непохожести, добавил: - Мать балкаркой была. А она, - он кивнул на постер, - вылитая мать.
- То-то я и смотрю, вашего здесь мало... Скажите... А сейчас... сейчас уже все в порядке?
- В каком смысле? – не понял Алексей Петрович.
- Ну, как же? Вы ее часто видите?
- Да нет, последний раз полгода назад, - Алексей Петрович заволновался.
- Видите ли... Я серьезно занимаюсь иридодиагностикой, ну – диагностикой по радужной оболочке глаза. И эти глаза... Они вам странными не кажутся?
- У матери были точно такие, и ничего, - отрезал Алексей Петрович.
- А от чего, простите, умерла мать?
- Я же сказал – погибла. Война, Северный Кавказ, мина... – в общих чертах Алексей Петрович не врал – он просто передал рассказ Айгуль, но детали пришлось додумывать на ходу. Глянув на Ивана, который сидел с невозмутимым лицом, рассматривая какую-то книгу, Алексей Петрович все же решил не вдаваться в подробности. – Так что там с глазами?
- Вам не кажутся странными эти расширенные зрачки? – помолчав немного, спросил очкарик. – Как у нее со зрением?
- Нормально.
- Понимаете, такой эффект дают или лекарство при определенных заболеваниях, глаукома, например, или... Или это действие наркотика, - и очкарик осторожно взглянул на Алексея Петровича, - Я на девяносто процентов уверен в последнем. Вы понимаете, Северный Кавказ, вековые традиции... Но девочку нужно лечить. Я бы поставил диагноз более точно и даже определил бы наркотик, но мне нужны глаза... фотографию ее вы не могли бы мне дать?
Алексей Петрович задумался и вопросительно глянул на Ивана. Тот едва заметно кивнул.
- Хорошо, я дам вам фотографию, но сами понимаете...
- Не беспокойтесь, я завтра же ее вам верну. Очень интересные глаза... – Костя уже рассматривал фотографию. – И снято эффектно – лицо и руки... Все остальное как бы растворилось на фоне зелени. Чувствуется рука мастера.
Губы Ивана дернулись в довольной ухмылке.
Прощаясь, Алексей Петрович, может быть, излишне долго тряс «руку мастера», а на следующее утро, поймав Ивана в туалете, устроил допрос.
- Что это за клоуна ты мне привел?
- Петрович, это очень умный мужик, его даже на Западе печатали.
- Ну и что? Меня тоже печатали, но ума мне это не прибавило. С тобой вот связался.
- Он знает только то, что вы ему рассказали, а познакомить с вами попросил сам. Уж очень ему в старых костях покопаться охота... А на счет дочки – это вы здорово сориентировались, - рассмеялся вдруг Иван. - Если девочка окажется не наркоманкой, ей-богу, посватаюсь... В зятья возьмете?
Увернувшись от затрещины, он выскочил из туалета.
Разговор с очкастым аспирантом оставил неприятный осадок, и Алексей Петрович весь день провел в напряженном ожидании. Но Константин появился лишь на минуту, и то лишь за тем, чтобы отдать фотографию. Буркнув что-то о том, что «все оказалось не так просто, как он думал раньше», Константин исчез с «надеждой навестить Алексея Петровича в субботу, если тот позволит».
Алексей Петрович позволил, и в субботу пополудни очкарик в сопровождении Ивана вновь появился в его квартире. Делиться выводами он явно не спешил. Вместо этого, развалившись в кресле и потягивая крепкий чай, он попытался устроить Алексею Петровичу настоящий допрос.
Константин разглагольствовал о Северном Кавказе – перекрестке цивилизаций. Как долго Алексей Петрович был там и успел ли познакомиться с его древней и своеобразной культурой? Алексей Петрович рассказал, что был там в Ивановом возрасте и знакомился с древней культурой, в основном, через прицел автомата, если она, культура, его в том сопливом возрасте вообще интересовала. На что Иван оскорбился и ушел на кухню.
А балкарцы? Это ведь очень древний народ, в котором таких кровей намешано: аланы, болгары, кыпчаки, местные кавказские племена... Алексей Петрович в свою очередь просветил очкарика в том, что балкарцы – это общее название для многочисленных племен – чегемцев, баксанцев, хуламцев и т.д. и т.д., название, которое появилось только в советское время. Был ли он знаком с семьей жены? Ведь законы гор, обычное право, в этом плане соблюдаются очень ревностно. Алексей Петрович отличался довольно развитым воображением, но тут ограничился общими фразами про мимолетность встречи, мгновенную любовь. Подробностей он избегал и, вероятно, лишь укрепил аспиранта в уверенности в аморальности армии и справедливости борьбы горцев за свою независимость от всех и вся.
Кто дедушка девочки? Какой-то религиозный деятель. Нет, не мусульманин, просто – местная секта с элементами раннего христианства, замешанного на идеологии некоего исламского ордена. По тому, как загорелись глаза Константина, Алексей Петрович понял, что сболтнул лишнее.
Не караимы? Нет? Жаль, жаль... Не связан ли он с коптской церковью? Знаете ли, такая необычная форма христианства в Эфиопии? Про коптов Алексей Петрович знал, но связь деда Айгуль с эфиопами отрицал, как и с караимами. Нет-нет, это что-то специфическое и закрытое. С непосвященными об этом даже не говорят. А он, когда в прошлом году узнал о существовании дочери и явился к деду, как раз таким непосвященным и оказался.
А не заметил ли Алексей Петрович?.. Но Алексею Петровичу надоело.
- Послушайте, коллега, - сказал он, и Иван, ухмыляясь, вышел из кухни, явно в предвкушении того, что последует за таким многообещающим обращением. Кто знает, может, Петрович сейчас оплеуху отвесит этому очкастому, который даже как на него, Ивана, и то оказался нагловатым. – Послушайте, коллега, - повторил Алексей Петрович. - Честно говоря, я ожидал услышать подтверждение тому несколько странному диагнозу, который вы в свой прошлый визит поставили моей дочке. Или опровержение. Думаю, вы понимаете, что после тех ваших слов я провел не самую веселую неделю в своей жизни. А сейчас вместо того, чтобы говорить по существу, вы копаетесь в моей жизни, в тех ее подробностях, о которых я и сам уже забыл. Вы случайно, не психоаналитик? Нет? И не из военной контрразведки? Тоже нет... Тогда, может быть, перейдем к делу?
Возникла пауза, во время которой аспирант протер довольно не свежим платком запотевшие очки, достал из сумки папку, положил на стол, опять протер очки и доверительным тоном начал:
- Я понимаю, то, о чем я в прошлый раз рассказал вам, не могло вас не расстроить. И хочу вас сразу успокоить: Это – не наркомания.
- А нельзя было сразу с этого и начать? – спросил Алексей Петрович, в душе облегченно вздохнув и удивившись, насколько он вошел в роль озабоченного отца.
- Понимаете, я мог вам просто сказать: «Она не наркоманка», и ничего не объяснять. Вы бы успокоились, и все. Как любой нормальный человек. Но вы – ученый. А вы, ученые, потребовали бы объяснений. У меня этих объяснений к началу нашего разговора не было. А вот сейчас есть. Но мои объяснения, заметьте – не доказательства – могут показаться странными. И от этого проблема не только не исчезнет, но станет таинственней... Почему? Начну с того, что с помощью иридодиагностики можно выявить практически любое заболевание. С этим, с практически любыми заболеваниями, спешу вам заметить, у вашей дочки все нормально: она абсолютно здорова. А вот характерный для наркомании набор симптомов присутствует. О зрачках я уже говорил. А теперь обратите внимание на эти блики.
Он достал из папки большую фотографию, на которой один под другим располагались два темно-коричневых, почти черных, с радиальными тонкими лучиками круга. Как понял Алексей Петрович, радужные оболочки принадлежали глазам Айгуль, а стрелочки, столбики цифр – какие-то научные параметры.
- Вот видите, - Константин ткнул ручкой. – Вот... И вот... Это называется «токсическая лучистость». На это я сразу обратил внимание, еще прошлый раз. А вот это я увидел только при увеличении. По взаимному расположению этих лучиков или «спиц» можно определить не только наркотик, но и степень отравления организма, другими словами, «стаж» наркомана. У нас... У вашей дочки с этим все в порядке...
- Значит «стаж», как ты говоришь, небольшой? – Иван с любопытством заглянул через Костино плечо.
- О наркомании мы вообще не говорим, - сказал Константин. – Но... Можно еще чайку?
Отхлебнув глоток, он извлек из сумки толстый справочник, открыл заложенную страницу и указал на красочный рисунок:
- Вот таблицы радужек, характерных для практически всех известных в настоящее время наркотиков. Вот – опиум, вот – кокаин, крэг, героин... Вот – так называемый «белый китаец», вещество в тысячи раз превосходящее обычный героин. Так вот, в этом справочнике нет признаков, характерных для глаз вашей дочери... Как, кстати ее зовут?
- Айгуль, - одновременно произнесли Алексей Петрович и Иван.
- Айгуль! Чудесное имя, - чему-то обрадовался Константин. - Тюрки – великая цивилизация! Таким образом, делаем единственно возможный вывод, который подтвердит любой нарколог, знакомый с иридодиагностикой... Или – наоборот. Ни один из известных науке наркотиков Айгуль не употребляет. И – слава Богу.
- И – слава Богу, - повторил Алексей Петрович, - Вы, Костя, меня, действительно, успокоили, но я, честно говоря, был несколько шокирован вашей манерой излагать доказательства.
Константин улыбнулся, еще отхлебнув чаю.
- Алексей Петрович, это еще не все. Я ведь сказал только то, что Айгуль не употребляет наркотики, известные современной медицине. Заметьте – современной. Ведь о ярко выраженной наркомании говорит стойкий набор признаков. Вот, вот и вот, - он снова затыкал ручкой в фотографию глаз Айгуль. – И от этого никуда не деться. Совокупность признаков налицо, и эта совокупность свидетельствует – в момент тех съемок ваша Айгуль была, простите, под кайфом. А вот источник этого кайфа современной науке неизвестен, - он сделал паузу и еще глоток. – Но древней медицине, ну, скажем так – средневековой, этот наркотик был известен. Мне в свое время довелось поработать во многих архивах. И вот, в одном из них я нашел любопытный манускрипт некоего аль-Гурами, арабского медика седьмого века, мало кому известного при жизни, ну, а сейчас – разве что единицам, может быть, и вообще – только мне одному. Так вот, в этой рукописи мне встретилось описание одного растения... Наш араб называет его за густой черный сок «карасу» - черная вода. Заметьте, он пользуется не арабским, а тюркским названием. Приводит он и описание симптомов, возникающих при его употреблении. И, что самое интересное, не имея никакого представления об иридодиагностике, араб описал именно эти признаки, - Константин потыкал ручкой в фотографию.
Иван взял фото, несколько секунд рассматривал, а затем отложил на дальний край стола, подальше от аспирантской ручки.
- Карасу, правда, трудно назвать наркотиком, - продолжал между тем Костя. – К нему, как к обычному стимулятору прибегали средневековые философы и поэты, царедворцы и военачальники, религиозные деятели и ученые. Средство, судя по описанию, изумительное, если не совершенное. Оно расширяет сознание, включает глубины подсознания... Карасу была известна вплоть до пятнадцатого столетия, а потом – исчезла. Совершенно исчезла. Этого растения из семейства пасленовых сейчас нет нигде в мире. Лишь кое-где в Африке, по рассказам аборигенов, что-то похожее еще можно встретить. Думаю, вы теперь поймете мой вопрос об Эфиопии?.. Итак, допустим, ваша дочь балуется, - конечно, в кавычках, - карасу... То ли просто балуется, то ли употребляет его с определенной целью, может быть, во время религиозных ритуалов. Вы ведь говорили, что ее дед – религиозный деятель какой-то нетрадиционной конфессии? Говорю как специалист – это безвредно для ее здоровья. Ну, может быть, на психику несколько влияет, но мне это очень интересно. Представляете, если они, ваши родственники, имеют доступ к этому карасу, какие возможности открываются перед тем, кто введет ее в научный оборот? Психиатрия, психотерапия, фармакология... Вы видите, я перед вами предельно честен...
- Хорошо, при случае я попробую помочь, - усмехнулся Алексей Петрович. При этих словах Иван снова вышел на кухню. И его плечи, как успел заметить Алексей Петрович, мелко трусились мелко и подозрительно. – А за дочку – спасибо, успокоили вы меня. Хотя и озадачили... Но все равно – спасибо!
Расставались они почти приятелями. По всему было видно, Константину так понравилось общество Алексея Петровича, что Ивану пришлось приложить массу усилий, чтобы, наконец, увести его.
Иван скоро вернулся.
- Я одного не пойму, - помолчав, начал он. - Пусть они напились этой своей карасу, или надышались, или обкурились – не знаю, что они с ней делают – но почему вместе с ними кайфовали и мы? Ведь «галлюцинации» – лес, могилу, саблю под горлом, наконец, - все это я видел так же четко, как вас сейчас. А вы?
- И я... Правда потом, второй раз была одна Айгуль, без всяких «галлюцинаций».
- Так как это все объяснить?
- А это ты у своего очкастого друга спроси.
- Он тоже не знает.
- Чего не знает? – Алексей Петрович даже привстал с кресла.
- Успокойтесь, Алексей Петрович, я просто спросил его про механизм действия этого карасу.
Алексей Петрович облегченно вздохнул.
- Как по мне, то Костя только запутал все дело. Мы знали, что существует некий пространственно-временной коридор...
- Тоннель, - поправил Иван.
- Тем более... И вот появился Костя и все спутал. Наркотики... Иридодиагностика...
- Он пытается объяснить механизм действия тоннеля, то, до чего мы сами не додумаемся.
- А нужно ли? – Алексей Петрович внимательно посмотрел на Ивана. - Круг людей, знающих о существовании этого... коридора и без того расширяется...
- Алексей Петрович! – взорвался Иван. - Вы же ученый! Неужели вы собираетесь и в могилу эту тайну унести? Неужели вам лично все это неинтересно?
Алексей Петрович пожал плечами и отпустил Ивана с миром.
А на следующий день состоялся неприятный разговор с Василием Игнатьевичем.
Правда, начало разговора не предвещало ничего плохого. Шеф, как обычно, поинтересовался здоровьем, успехами на фронтах личной жизни. Именно на фронтах, а не на фронте, - в этом плане Василий Игнатьевич считал себя генералиссимусом и войной на одном фронте никогда не ограничивался. Пожурив по привычке Алексея Петровича за слабый боевой дух, шеф перешел к делу.
- Скоро лето, - сказал он, посмотрев за окошко, где пригревало февральское солнышко. – Опять поедете на свой знаменитый могильник?
-- Вряд ли, - осторожно ответил Алексей Петрович. – Там уже ничего нет.
- Ну, так уж и нет! Я бы на вашем месте после такой находки всю округу перекопал. Вы представляете, а вдруг это погребение выведет вас на основную часть могильника? К какому-нибудь пантеону утригурской знати? Кенотафы, знаете ли, так просто не устраивали.
- Случайным было это погребение, Василий Игнатьевич. Просто озарение какое-то на Ивана нашло, сон ему, что ли, приснился, - рассмеялся Алексей Петрович. – Сон в руку оказался, но и только. Могильник закрыт.
- Да-да, раз в жизни такое бывает, - согласился Василий Игнатьевич, роясь в бумагах. – А должок за вами остался, а, Алексей Петрович? Мысок вот не докопан, дождика испугались.. – он расстелил на столе план раскопа. – Смотрите, какое белое пятно оставили... Ей-богу, здесь могил пять разместится... А, Алексей Петрович?
- Мы до материка успели докопать. Могильных пятен там нет. Белый песок.
- Э, дорогой мой, вы же знаете, эти утригуры такие затейники! Вон, что отчудили с кенотафом! А могилку забросать мелким песочком, чтоб грабители не обнаружили, это они четко соображали... Чай, не в каменном веке жили, а, Алексей Петрович?
- Нет там ничего, я ведь и щупом прошелся, - соврал Алексей Петрович. – Пусто!
- Подумали бы, подумали! Отдохнули бы пару неделек за государственный счет, а заодно и вокруг кенотафа раскопчик небольшой заложили... А вдруг?!
- Василий Игнатьевич, - взмолился Алексей Петрович. – Да я эту дюну на четвереньках всю облазил, обнюхал, обстучал – нет там ничего, пустая она!
Шеф задумался.
- А знаете что, дорогой мой? Я вас понимаю, это – боязнь потерпеть фиаско. После такого открытия и вдруг – ничего? Я, знаете ли, понимаю вашу амбициозность... Ну что ж, отдохните годик от своего триумфа, а там сами на дюну попроситесь... Ну, а на этот сезон взамен дюны что-нибудь есть на примете? Я бы порекомендовал вот этот могильничек, - Василий Игнатьевич порылся в картотеке. – Погребения там, знаете ли, когда-то были презанятнейшие...
- Мне бы селище... или городище, - выдохнул Алексей Петрович и весь подобрался.
Буря разразилась мгновенно.
- Молодой человек, вы в своем уме?! – кричал покрасневший Василий Игнатьевич, хватаясь за сердце. – Мы что здесь, в бирюльки играем? У вас есть тема, заметьте – на семьдесят пять процентов закрытая. Вам этот могильник добить, еще парочку поковырять на досуге и диссертация – готова! В тридцать пять – доктор, профессор! Да в нашей науке о таком только мечтать можно. Это вам не теоретическая физика, где любой яйцеголовый с более острой макушкой, чем у остальных в двадцать пять может академиком стать! Здесь время требуется, везение! А с вашими мозгами, с вашим везением и вдруг – в сторону! Не-е-ет, милый мой, и не думайте!
Он кричал, топал, грозился уволить, отказаться от научного руководства – Алексей Петрович оставался непреклонным. А когда старик пригрозил нанять хулиганов, чтобы «набили лицо» Алексею Петровичу, он понял, что шеф сдался.
- Ладно, - сказал Василий Игнатьевич, отдышавшись. – Ладно, попробуйте. Кому другому – не простил бы, но вам... Попробуйте! Но я вам такой памятничек подберу – землю на нем будете грызть зубами! Будете обратно проситься – не пущу! И в завещании напишу: вас на могильники – не пущать! Клятву со всех возьму! Ладно, может из этого что-нибудь и получится... Попробую как-то увязать ваш каприз с погребальным обрядом. Или у самого есть какие-нибудь соображения? Нет? Ну, вот видите... Не хочу – и все! И думать тоже не хочу... Как на счет замка-святилища? Может хорошая тема вырисоваться... Что-нибудь этакое – с культом, с идеологией связанное... Вместо трех лет шесть придется поработать, а то и больше. Я и диссертации вашей могу уже не увидеть. Ну, ладно, вам же до меня и дела нет. Вам на себя наплевать, а на мою седую лысину – и подавно. Пробуйте, сравнивайте... Если что, вернетесь к своим покойникам...
Глава пятая,
в которой каждый получает свое
Слово свое Василий Игнатьевич сдержал. Памятник, который он наметил для раскопок в этом сезоне, был преотвратным. Когда весной «ренегат и саботажник» Алексей Петрович выбрался туда вместе с Иваном на разведку, он ужаснулся. Высокий холм на высоком же и крутом берегу небольшой речушки. На вершине холма – котловина диаметром около пятидесяти метров с плоским дном. Котловина была искусственной, образованной кольцевым валом, внешние склоны которого просто продолжали склоны холма. «Искусственное» происхождение вала еще, правда, предстояло доказать. О его существовании, даже находясь на склоне холма, догадаться было трудно. Лишь с востока вал прорезала небольшая ложбина.
«Ворота, - подумал Алексей Петрович. – Скорее всего, это все же святилище, и ожидать от него можно все, что угодно».
Но грунт! Такой археологу мог присниться только в кошмарном сне. Глинистый, плотный, проросший миллионами корней – его не то, что зубами, его кайлом не возможно было взять. И вокруг – ни деревца, ни кустика.
- Да-а,.. – тоскливо протянул Иван. – Это не песочек, погибнем мы здесь... А палатки где ставить? А воду где брать? А до ближайшего пляжа, как вы думаете, километр или два?
Менять решение было и не солидно, и поздно. Так они и поехали в этот «лунный кратер», как его сразу же окрестили студенты, так они и работали, скрипя зубами, в этом аду под неожиданно жарким июньским солнцем. Бытовые условия, как и предвиделось, усиленно оставляли желать лучшего, Если вопрос с питьевой водой с горем пополам решился, и ее через день привозили за десять километров с ближайшей фермы, то проблемы личной гигиены стояли остро. До мелкой и узкой речушки расстояние в километрах так и осталось не выясненным, но по времени оно составляло довольно мрачную цифру: пятнадцать минут туда, затем вниз по стене крутого оврага, и в два раза дольше обратно – тоже, естественно, по стене крутого оврага, но – вверх.
Понятно, через пару дней народ к альпинизму охладел. Переносить лагерь к реке было нельзя – возникала проблема с доставкой туда питьевой воды, так как дряхлая лошадка, на которой эту воду привозили, уже при первой попытке наотрез отказалась на старости лет переквалифицироваться в горного козла. И Алексей Петрович, скрепя сердце, согласился с пожеланиями трудящихся ограничиться общей обязательной помывкой раз в неделю.
Сам он, правда, продолжал практиковать ежедневные водные процедуры. И даже усложнил условия скалолазных тренировок – ходил к реке ночью. Слово «ходил» к этому вояжу подходило мало. Где прыжками, а где и на пятой точке он спускался вниз, а затем, после принятия речной ванны, не спеша, чтобы не вспотеть, солидно, даже с чувством собственного достоинства, на четвереньках поднимался вверх.
Обычно он заходил на середину реки, садился на дно, так что вода подступала под подбородок, и сидел, омываемый теплыми струями, глядя на звезды. Вспоминал ли он Айгуль? Здесь, сидя в реке – да, регулярно, а в остальной жизни – редко. К прошлогоднему эпизоду своей биографии относился с легкой грустью, как к таинственному романтическому приключению, и даже амулет на кожаном шнурке стал привычной деталью повседневности, особых ассоциаций не вызывавший. Но вода была тем связующим звеном, которое возвращало его память на тот ночной берег озера. Кто знает, может, и купаться по ночам он ходил именно поэтому.
Как-то, уже одевшись, он сидел на берегу и курил последнюю перед броском наверх, к лагерю сигарету. Его мысли были заняты чем-то совсем посторонним, ни с Айгуль, ни с раскопками не связанным. Но, когда сзади послышались шаги, его первой мыслью было – «А вдруг?..»
Нет, это была не Айгуль. Движимая неизвестно какими побуждениями, преодолев трудный путь, к берегу подходила Нинка Цыплакова, Цыпа, девушка в меру вальяжная и до неприличия глупая, не известно за какие грехи уже в последнее мгновение включенная Василием Игнатьевичем в группу «смертников». Ко всему прочему, отучившись три года, она умудрилась избежать археологической практики, и вот теперь, в первый же день доказав свою профнепригодность, коротала время на кухне, впрочем и там не подавая больших надежд.
- Не помешаю? – жеманно промурлыкала она.
Ну, не отвечать же Алексею Петровичу, что он предпочел бы увидеть на ее месте другую? Даже не Айгуль, кого угодно, но только не Цыпу. И ему осталось вежливо заверить Цыпу в желательности ее появления. Поэтому он пожал плечами и отвернулся к реке. Но, когда Цыпа, покачивая голым задом, прошла к воде, как бы нечаянно задев его бедром и взъерошив ему волосы, он понял, что пришла она не купаться.
- Куда же ты? Иди ко мне... – то ли простонала, то ли пропела она вслед Алексею Петровичу, когда он, подхватив футболку, направился к первому на долгом пути наверх препятствию в виде большого валуна, обойти который ну никак было нельзя.
- Я вас, мадмуазель, на камушке подожду, - галантно пояснил он. – Но минут десять, не больше. Спать, знаете ли, уже пора.
По всему было видно, что «мадмуазель» оскорбилась. Она тут же выбралась из воды, наскоро вытершись и одевшись, игнорируя протянутую Алексеем Петровичем руку, устремилась вверх по склону. Ее хватило не на долго, и уже через пару минут Алексею Петровичу пришлось, где, подтаскивая за руку, где, подталкивая в круглый и, чего там греха таить – действительно, аппетитный зад, выталкивать Цыпу наверх. Штурм высоты проходил в полной тишине и только иногда прерывался Цыпиными пыхтением и всхлипыванием.
На следующий день со стареньким водовозом, согласившимся «подбросить» ее до центральной усадьбы колхоза на дряхлой кляче, гордая и неприступная Цыпа отправилась домой. Об этом эпизоде можно было бы и не вспоминать, но вечером того же дня в палатку Алексея Петровича заглянул Иван и поинтересовался, «пошто Алексей Петрович боярышню обидел»? Вот тут и выяснилось, что «мадмуазель-боярышня» Цыпа – племянница уважаемого Василия Игнатьевича и прикомандирована к смертникам для скрашивания одиночества командира после его тяжких трудов в кратере. Ну, и, естественно, с дальним прицелом на логическое завершение возможных возникших отношений. Самое интересное заключалось в том, что про почетную миссию Цыпы в отряде знали все, кроме Алексея Петровича, и с интересом наблюдали за развитием событий. Других развлечений не было.
Итог трех недель изнурительного труда был мизерным. Не питая особых иллюзий в отношении святилища и жалея своих студентов, Алексей Петрович с самого начала заложил длинный узкий раскоп, тянувшийся от центра на запад и прорезавший вал. Материковая не нарушенная глина началась уже на третьем штыке, и это оказалось, по-видимому, единственной удачей, вызвавшей бурный восторг – глубже копать не нужно. Следы деревянного армирования вала (котловина оказалась все-таки не природным образованием), поясная пряжка неопределенной датировки («Хоть кто-то еще кроме нас, дураков, здесь побывал», - сострил по поводу пряжки один из первокурсников), следы большого кострища – вот и все находки.
Восточным концом траншея уперлась в кучу камней, наваленных в центре кратера, и уже перед самым отъездом, расчищая нижние ряды кучи, Иван обнаружил между камнями две баклажки – круглые плоские средневековые сосудики с узким горлышком, прообразы будущих казацких куманцов, а проще говоря, глиняные фляги, которые за ушки крепили к конскому седлу.
- Ну, наконец, хоть что-то, - вздохнул Алексей Петрович, - сплевывая скрипящую на зубах пыль. – Хоть с датировкой теперь можно будет разобраться.
Баклажки были как новенькие, оранжевые, аккуратные и, благодаря тому, что находились под камнями, даже землей не заполненные.
- Эх, если бы сразу нашли, лишние емкости для воды были бы! – пожалел Иван.
Уезжали усталые, но счастливые. Счастливые от того, что «ссылка на каторгу», наконец, завершилась, что впереди было еще практически все лето – с водой, с зеленью, с комфортом.
Василий Игнатьевич встретил его, посмеиваясь.
- Ну, как, дорогой вы мой, успехи? – и, глядя на выставленные на стол трофеи – две баклажки, пряжку и полиэтиленовые пакетики с золой из кострища и древесным тленом из крепления вала, добавил: - Не золото, конечно, но тоже интересно, - уже, рассматривая общий план кратера, он продолжал издеваться: - Разумно, разумно... Следующим летом траншейку продолжите на восток, потом через годик пробьете северный радиус, через два южный. В центре у вас будут остатки жертвенника, в каждом луче по кострищу. Ну, может, еще пара-другая пряжек... Потом примитесь за сектора. С каких начнете? Я думаю, с восточных, это будет рациональнее: все-таки по три года на сектор – это многовато. А основные находки, знаете ли, будут именно там – бусинки разные, подковки... – глянув на почерневшего от грязи и солнца, хмурого Алексея Петровича, старик перестал ерничать и покачал головой: - Идите-ка вы, молодой человек, в баньку, потом выпейте бутылочку коньячку в приятном обществе и недельку отдохните. Раньше на работу не появляйтесь – выгоню.
Сидя в камеральной лаборатории, куда он забрел, чтобы оставить свои скудные трофеи, Алексей Петрович думал горькую думу. Старик, действительно, прав. Этот кратер – не селище: ни жилых, ни хозяйственных построек в нем не будет. В нем нет даже культурного слоя – почвы, насыщенной следами деятельности человека: с обломками керамической посуды, массой утерянных, выброшенных, втоптанных когда-то в грязь вещей. Ну, хорошо, тебе опять повезло: сразу нашел датирующие вещи, те же баклажки. Святилище уже датировано, введено в научный оборот... Страшная картина многолетнего изнурительного и малопродуктивного труда, нарисованная сегодня шефом – это, конечно, блеф, но еще один сезон придется в кратере угробить. Алтарь... Что это может быть? И что будет вокруг него? Еще баклажки? Странно, эти стояли с западной его стороны, то есть, с тыльной. А почему – с тыльной? Да потому что солнце поднимается на востоке и должно освещать лицевую сторону жертвенника. А что будет перед этой лицевой частью? Да все, что угодно – от различных приношений вплоть до ничего. «Ничего» быть не может, если даже с его обратной стороны стояли баклажки. А, собственно говоря, почему они там стояли – спрятанные, забытые?
Алексей Петрович повернулся к баклажкам, чтобы еще раз внимательно их рассмотреть. Повернулся очень неосторожно, локтем зацепив одну из них. Она скользнула по столу, на какую-то долю секунды зависла на краю, а потом с характерным звуком бьющейся посуды упала на пол.
Звук был чистый и звонкий.
«Обжиг хороший, - по звуку определил Алексей Петрович. – Баклажку сделали не где-нибудь на глухом городище, а в крупном ремесленном центре. Может быть, даже в одном из причерноморских городов, - он собрал осколки. Их было немного, и, если аккуратно склеить, швов будет почти не заметно. Обжиг, и, правда, хороший. Черепки на изломе оказались такими же оранжевыми, как и на поверхности. А вот внутри баклажка оказалась покрыта черным смолистым налетом. – Ангоб? Но почему такой странный? – первое, что пришло ему в голову. – Нет, это не глина. Уж очень на смолу похоже... Пропитывали баклажки смолой, чтобы вода не испарялась? Вполне возможно, хотя аналогий так сразу и не вспомнишь... И почему на дне смолистый слой намного толще, чем на стенках?»
Он ковырнул смолу ногтем. Потом ножом. Откололась маленькая пластинка. Алексей Петрович помял ее пальцами, пластинка стала мягкой, как пластилин. Он скатал из нее шарик, поднес к глазам и застыл.
Никогда он не был фантазером, но воображение имел живое. И иногда это воображение выстраивало такие аналогии, такие неожиданные рабочие гипотезы, такие логические цепочки, что студенты, слушая его, раскрывали рты, коллеги, удивляясь очередному его наитию, только пожимали плечами, а Василий Игнатьевич переходил на «ты» и, качая головой, говорил: «Тебе бы, парень, усидчивости побольше – цены бы тебе не было!»
Вот и сейчас, глядя на маленький черный шарик, он почему-то вспомнил крупные хлопья снега. Снег валил густыми хлопьями, когда вальяжный очкастый Костя, развалившись на его диване, неторопливо выспрашивал про Айгуль. Айгуль – карасу – черная вода – Лунная роза – густой сок черного цвета... Как его готовили и применяли: варили, сушили, пили-ели в чистом виде, смешивали с чем-нибудь? В какой пропорции? А какая разница? Айгуль – шаман – святилище... В святилище за алтарем полуфабриката быть не могло. Там должен был стоять готовый продукт. Горлышко у баклажки узкое, значит, карасу пили. Сколько – глоток, полную флягу? «Дозировку смотрите на вкладыше», - вспомнилась надпись на упаковке лекарств. Вкладыша не было... Ему вспомнилась и еще одна надпись, обычно сопровождавшая первую: «Применять по назначению врача». Но мысль о ней не встраивалась в общую логическую цепь, и Алексей Петрович ее смело отогнал.
Он положил шарик на лист бумаги и закурил. Обычно в таких случаях мысли сами выстраивались в живую очередь, и в его обязанность входил лишь надзор за тем, чтобы в их строгую колонну не затесалась, ну уж слишком нахальная и бесшабашная. В данный же момент именно такая мысль колонну и замыкала. Она прошла мимо, вернулась, нахально стала перед его взором, гордая своим примитивным атавизмом – лизнуть, укусить, проглотить. И не уходила, как он ее ни прогонял. Да и не хотел он ее гнать. Он просто решал важную проблему: что последует за тем, когда он лизнет этот шарик? Над проблемой он думал минут пять, и самое страшное, что пришло в голову, это то, что его тут же вырвет или пронесет.
Смирившись и с таким исходом эксперимента, он закрыл дверь лаборатории на ключ, взял шарик, отошел в дальний темный угол к столу лаборантки – кто его знает, что произойдет? – и самым кончиком языка осторожно лизнул шарик.
Не произошло ничего. Никаких ощущений, даже вкуса он не почувствовал. Итак...
Зазвонил телефон. Он снял трубку на столе лаборантки:
- Слушаю...
Трубка как будто срезонировала: «Слушаю». Это «слушаю» эхом разнеслось по камералке. Точнее не разнеслось. Это третье «слушаю» имело вполне определенный источник в районе его рабочего стола. Он осторожно выглянул из-за стеллажа, отгораживающего стол лаборантки от его стола, и опешил. За столом сидел его двойник. Сидел в его любимой позе верхом на стуле, сидел в его любимых рубахе и джинсах, сидел, тупо уставившись на баклажки, и слушал параллельный телефон.
- Работаете все-таки? – голос шефа был бодр и весел. – Приказы не выполняете? Придется вас уволить... Да, дорогой мой, а что это вы хулиганите – баклажки бьете? Или это мыши в камералке завелись? Захожу я, понимаешь, вчера к вам, а она, красавица, лежит на столе вдребезги разбитая. Еще и смола внутри обгрызенная. Пришлось вспомнить лаборантскую молодость... Но, ничего – склеил я ее. А мышей... Погоняйте-ка мышей, а то они вам там все переколотят. Ну, в общем, так, даю вам еще пять минут, и марш домой: отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать!
Шеф положил трубку. Положил свою и Алексей Петрович.
«Интересно, а кто из нас – двойник? Скорее я, он-то в своем времени...» - мелькнуло у него в голове.
Трубка в руках Алексея Петровича продолжала гудеть, но он этого не замечал. Его голова была занята другим. Баклажки стояли рядышком, возле них банка с клеем. Та-а-ак, значит он в завтрашнем дне... Ну да, а как же по-другому? Ведь карасу, по словам Кости, действует в будущем направлении. Значит, эта смола – карасу... Хорошо, и сколько это будет продолжаться?
«Это» продолжалось недолго. Двойник начал исчезать, баклажки заегозили по столу, отъехал в сторону телефон, чуть сместился стул, баночка с клеем отползла на свое обычное место. В трубке что-то щелкнуло, и она загудела долго и противно. Он положил ее на рычаг, а в это время одна из баклажек медленно и аккуратно рассыпалась на части. Ее фрагменты, еще какое-то время поелозив по столу, замерли. Кажется, все. Он – в «сегодня».
Алексей Петрович посмотрел на часы. Одно прикосновение языком к карасу, и он в завтрашнем дне в течение примерно пяти минут. Сколько же раз нужно лизнуть смолу, чтобы переместиться на тысячу лет вперед и пробыть там часа два-три? А если карасу пожевать и выплюнуть? Или проглотить? Можно всю жизнь посвятить этому эксперименту, и результат все равно окажется мизерным... Хорошо, попробуем еще раз, и нужно отдавать этот «подарок с Кавказа» Косте. Пусть он разбирается. А нужно ли отдавать? Ладно, потом вместе разберемся. А пока...
Он отщипнул крохотный кусочек величиной с маковое зернышко. Отойдя в свое укрытие, он нашел карандаш, переломил его пополам и одновременно глотнул карасу. На этот раз изменения произошли мгновенно. Интерьер, мебель, стеллажи оказались совсем другими. На окнах вместо штор – жалюзи... Вот только глиняная посуда из раскопок, расставленная на стеллажах, та же. Да нет, другая. И побольше ее стало. Полумрак не позволял рассмотреть подробности.
На его столе мягко горит настольная лампа, в кругу света видны чертежи, книги. Темным силуэтом на фоне света... Кто же это – он сам? Ну, а кто же? Борода, правда, поседела... Остальное – не разглядеть. Что же это он читает? Книга довольно толстая... Алексей Петрович напряг зрение. Ага, это же его собственная книга – «Религия протоболгар». Молодец, зря времени не терял!
Пытаясь разглядеть подробности, Алексей Петрович подался из-за стеллажа, но тут в коридоре послышались легкие шаги. Он опять забился в угол за высокий пифос. Стоп! Дверь же замкнута... Да нет, это он ее сейчас закрыл, а там она должна быть открыта. Дверь распахнулась, на пороге женщина с ребенком на руках. Из-за нее в камералку врываются волны яркого света, и он видит только тонкий темный силуэт, обрамленный легким белым сарафаном. Женщина вглядывается в темноту – после яркого солнечного света она не видит ни его, сидящего за столом, ни тем более его, прячущегося в углу.
- Леша, ты скоро? А то мы с Наташкой уже заскучали... – голос у женщины и знакомый и в то же время нет. И почему вдруг – «Леша»? А как, простите, вас зовут, Алексей Петрович? А женщина продолжает: - Смотри, если не выйдешь через десять минут, мы уедем без тебя. Да, хорошая моя?
Но девочка против. Она уже вырвалась из рук женщины и, растопырив свои ручонки, бежит к столу.
«Четыре года, не больше», - фиксирует его боковое зрение, а сам взгляд устремлен на женщину. Сквозь дымку сарафана, как в театре теней, четко просматривается точеная фигурка. И все, лица не видно.
И, действительно – все, «кино» закончилось. Он опять в своей сегодняшней камералке. Один. Нет, «кино» еще не закончилось. Вот он, сломанный карандаш. Все, сросся. Вот теперь – все. По часам прошло десять минут.
«Да-а-а, это явно не завтрашний день. Минимум – пять лет, а если учесть книгу, то и все десять. Ее-то еще и в ближайших планах нет. Как, впрочем, и всего остального. Делаем вывод: количество карасу влияет на дальность перемещения во времени и на скорость этого перемещения, но почти не влияет на срок, проведенный там, в будущем, - все это думал кандидат исторических наук Алексей Петрович Денисенко. А тридцатитрехлетний Леша, который почти забыл, что к нему можно обращаться еще и так, судорожно соображал: - Значит, так... Вот это да! Айгуль? Каким образом она здесь? Да ведь Айгуль это, Айгуль! Голос немного изменился, так ведь – выросла. Сколько ей сейчас? Тринадцать? Плюс девочка, плюс книжка... Нет, плюс девочка и пол книжки... Тьфу, дурак! Еще скажи – «плюс сорок попугаев»...
На этом его чисто человеческое воображение застопорилось. Раздвоение личности закончилось. «Леша» сник и куда-то исчез, а его место занял логичный и разумный «Алексей Петрович». Он деловито соскоблил с внутренней поверхности баклажки карасу – все равно старик завтра спишет на мышей. Получился шар диаметром около шести сантиметров. Он аккуратно разложил по столу черепки. Клеить не будет – зачем лишать шефа удовольствия «окунуться в лаборантскую молодость»? И пошел домой.
Шел Алексей Петрович по улице, грязный, заросший и счастливо улыбался. А ночью ему впервые за долгие месяцы приснилась Айгуль.
Утром он спохватился, что забыл в камералке блокнот с телефонами.
«Ну, вот и повод сходить на работу, ведь должен же старик позвонить. А почему утром? Ведь мы с ним говорили около двух. Как же быть?» - подумал он.
А тут и думать было нечего. В почтовом ящике лежало несколько просроченных квитанций на получение бандеролей из столичных книжных магазинов. Угрожающие пометки на них «Срочно!», «Вторично!» заставили его изменить планы и отправиться на почту. И он не удивился, когда обнаружил в отделе посылок длинную очередь, он не возмутился, когда оказалось, что его бандероли уже куда-то отправили, спокойно прождал часа полтора пока их искали – он знал, что около двух будет в своем кабинете, и зазвонит телефон, и Василий Игнатьевич доложит ему, что баклажки склеены...
Едва он вошел в камералку, раздался телефонный звонок.
«Смотри-ка, чуть не опоздал», - подумал он, подбегая к аппарату.
- Алексей Петрович? – бодро и весело прокричала трубка. – Все-таки работаете? Приказы не выполняете? Придется вас уволить...
Он мягко положил трубку на стол, смотрел на нее и улыбался. Да-да, вот они, баклажки, стоят рядышком на столе. Молодец, Василий Игнатьевич, хорошо поработал! Навыки не утрачены, ишь как хорошо склеил. Он скосил глаза в сторону лаборантского стола – где же двойник? Но ничего не разглядел.
Трубка между тем прерывисто засигналила – монолог окончен. Взяв со стола записную книжку, Алексей Петрович направился, было, к двери, но телефон снова затрезвонил. Так, этого мы вчера не проходили. Он снял трубку, снял, почему-то, очень осторожно.
- Алексей Петрович? – трубка уже вела себя более спокойно. – Ну, раз вы все равно уже здесь, зайдите голубчик ко мне. У меня тут для вас, хе-хе, сюрприз кое-какой имеется...
«Что за «хе-хе, сюрприз»? – думал Алексей Петрович, шагая по коридорам. – Уж не Цыпа ли в подвенечном платье?»
Почему-то защемило сердце.
Василий Игнатьевич был один. Видимого сюрприза не наблюдалось.
- Присядьте, голубчик. Тут, видите ли, какое дело... Пока вы там на своей Лысой горе глину ковыряли, я тут собрал всех бездельников во главе с этим... Как его? Ну, аспирант такой длинный? Да-да, Смирнов. Так вот, я подумал – пусть хоть какую-то пользу принесут... И послал я их на ваш могильник – тот несчастный мысок докопать. Знаете, ну, как заноза в... он у меня торчал... Думал, пусть за недельку сроют те два штыка, что вы оставили. Чтоб и у вас, и у меня совесть чиста была. Нужно было, конечно, вас в известность поставить... Ну, да чего уж там, простите по-свойски. А, честно говоря, я думал, что мне вам и докладывать ничего не придется – убедили вы меня, что там ничего нет. Послал так, для очистки совести. Думал, вскопают как огород и вернутся. Сегодня вернулись... И знаете, ошиблись вы, Алексей Петрович – нашли они там погребение. Одно, правда, но нашли. Нельзя все-таки быть настолько самоуверенным! И где бы вы думали они его нашли? – Василий Игнатьевич открыл папку, вынул из нее два листочка миллиметровки. – Под самой дальней стенкой нашли! А о чем это говорит? А говорит это о том, что крест на могильнике ставить рано. Вот, полюбуйтесь, - он протянул листочки Алексею Петровичу.
На первом был примитивный план раскопа, и под наружной стенкой, действительно, сиротливо приютилось погребение – небольшое, без контуров могильной ямы.
«Значит, все-таки песочком забросали», - вспомнил он слова шефа о «затейниках-утригурах».
- Странно, - сказал он. – Яма должна была хотя бы в стенке раскопа прослеживаться... Но ее не было. Шли дожди, а в сыром песке вся стратиграфия читалась, как на ладони...
На втором листке был нарисован скелет.
«Метр сорок пять, примерно, не больше, - прикинул Алексей Петрович. – Два горшка... Рядовое женское погребение...»
- А что это за жирная точка в области груди? – спросил он и вдруг почувствовал, как руки мелко задрожали.
- Бездельник он, этот Смирнов – ни пояснительных надписей, ни масштаба... Вы обратили внимание? Нужно с ним что-то решать... А эта жирная точка – самое интересное. Помните, еще Городцов писал, что на этом могильнике встречались христианские погребения? Крест это, Алексей Петрович, серебряный крест... А как славно с ним сочетается языческий обряд, а? Вот взгляните, - и Василий Игнатьевич бережно протянул ему маленький крестик, - Очень странный, не находите ли?
Еще бы он не находил его странным! Типичный православный крест производства Софринской фабрики, Этот крест ему купила бабка, когда перед уходом в армию заставила покреститься.
«Вот теперь – все... – подвел он мысленный итог, сам еще не до конца осознавая – чему. Опять взглянул на рисунок. – Как же он небрежно нарисовал тебя, моя хорошая! И – жирная точка...»
Он вдруг понял, что для него означает эта жирная точка, и ему стало еще хуже.
- Дорогой мой, что это с вами? – до него донесся растерянный голос Василия Игнатьевича. – Да нельзя же так, в самом деле! На вас же лица нет... Бог с ним, с этим погребением! Нате-ка коньячку, помогает.
Он засуетился, достал из шкафа начатую бутылку, стопочку, плеснул в нее, посмотрел на Алексея Петровича, покачал головой и наполнил стопочку до краев.
- Выпейте, голубчик... Что – сердце?
- Не знаю, - Алексей Петрович продолжал тупо смотреть на крест.
- Ну, нельзя же так расстраиваться, - Василий Игнатьевич продолжал еще что-то говорить, суетиться вокруг молодого и такого ранимого коллеги.
А «молодой коллега» силой возвращал себя в реальность. С трудом, но все-таки вернул. И выпить коньяк заставил себя не залпом, чтобы не было заметно, как дрожит рука, а маленьким глотками, с паузами. И рука у него не дрожала. Почти.
- Все в порядке, Василий Игнатьевич. Спасибо.
- Ну, вот и отлично! Даже порозовел, голубчик. Посидите, отдохните и – домой, - он еще долго что-то рассказывал, Алексей Петрович кивал, улыбался, но не слушал. Иногда ловил обрывки фраз и тогда улыбался шире. – Семья, это, понимаете ли... А уют, а горячее питание? Регулярный секс, знаете ли, о!.. Детишки – возвращение в собственное детство... Ниночка, конечно, девочка слегка экстравагантная... А моя сестра, Ниночкина мать, та прямо сказала, что вы – настоящий мужчина.
На последней фразе Алексей Петрович полностью пришел в себя и понял, что пора уходить. Да и коньяк у старика великолепный. Действительно, помог – расслабление, можно сказать, полное. Голова слегка кружилась, по телу волнами шло приятное тепло. Еще раз, наскоро поблагодарив за заботу, заверив, что все в порядке, что домой он доберется сам, и Ниночку по таким пустякам вряд ли стоит тревожить, тем более ее маму, сестру Василия Игнатьевича, он выскользнул из кабинета и пошел разыскивать Смирнова.
Нашел быстро. Долговязый флегматичный аспирант как раз закрывал дверь кабинета, собираясь уходить домой. К резкому наезду он оказался не готовым. Хорошо, дневниковые записи и остальную документацию он предоставит завтра... Остеологический материал не брал. Куда дел? Зарыл в старом раскопе... Взял только череп, сейчас он у медиков. Как почему? Череп отличной сохранности... Расовые признаки? А шут их знает... Конечно, он сделал все замеры. Как чем? Ну, не спичечным же коробком... Да, только нательный крест. Как почему решил, что это именно нательный крест? А какой же еще? Нет шнурка, конечно, не было. Что, вы думаете, это нашивной крест? Ну, вы даете... Конечно, копии фотографий он сделает и для Алексея Петровича... Завтра? Хорошо, завтра ровно в двенадцать часов...
Дома Алексей Петрович окончательно взял себя в руки. Что же это ты раскис, парень? Рановато нервам волю давать. Кто сказал, что это – Айгуль? Ну и что – крест? Потеряла, украли, подарила, обменяла – мало ли что она могла с ним сделать. И потом, кто тебе эта Айгуль, эта девочка-призрак из глубины столетий? Ты и виделся с ней всего два раза... Как – два раза? А вчера? Вчера, в собственном будущем?
«Какой бред! – подумал он. – Одна фраза чего стоит – «вчера в собственном будущем». Совсем плохим ты стал, Алексей Петрович. Галюников нахватался и нюни распустил!»
В любом случае завтра предстоял сложный день, и Алексей Петрович, почти окончательно успокоившись, лег спать пораньше. Но сердце продолжало ныть.
Назавтра он действовал быстро и агрессивно. Под его напором не могли устоять ни лаборантки с медицинской кафедры, помывшие череп и сделавшие с него фотографии, ни Смирнов, предоставивший всю необходимую документацию гораздо раньше полудня, ни антропологи, просчитавшие по черепу все возможные параметры покойницы двенадцати - тринадцатилетнего возраста.
Встречи с Василием Игнатьевичем удалось избежать, хотя Алексей Петрович не отказался бы еще от одной стопки хорошего коньяку, но именно поэтому он оказался дома возле компьютера довольно рано. Так, сканер... Ох, и долго работает эта машина! Наконец-то! Изображение на мониторе хорошее, четкое. Теперь уберем все лишнее... Компьютер задумался и через минуту выдал три проекции контурного рисунка черепа. Да, антропологи хоть и спешили, но сработали четко. Девочка – типичная брахикранка, что на языке антропологов обозначает «круглоголовая». Такая «круглоголовость» - признак монголоидов, но черты лицевой части черепа явно европейские, а тип глазниц даже близок славянским. Череп имеет хороший профиль, лицо не уплощено как у тюрков. Действительно, сохранность черепа практически идеальная. Зубы все на месте, а тонкие носовые косточки, самая хрупкая часть лицевого отдела скелета, абсолютно целы. Как это Смирнову удалось?
Ладно, теперь – диски. Где хранится хваленая программа восстановления лица по черепу, последняя разработка американских криминалистов? Ага, вот этот диск. Диск не контрафактный, а контрабандный, ни разу не испытанный. Обычно Алексей Петрович предпочитал заниматься восстановлением лица по черепу вручную, с помощью обычных измерителей, карандаша и бумаги, но здесь – случай особый, лучше довериться криминалистам. Все, диск на месте. Ну, с богом.
Процесс пошел, пошел и Алексей Петрович. На кухню, перекурить. Не хотел мешать компьютеру работать, хотел сразу увидеть плоды его труда. Оценить с первого взгляда, так сказать. Ведь первое впечатление, как известно, самое верное.
Когда он вернулся и взглянул на экран, он понял, что программу расхваливали не зря. Но мысль об этом была грустной – в виртуальном пространстве экрана медленно вращалась вокруг своей оси голова Айгуль. Компьютер не учел ряд нюансов – цвет губ и глаз, тон кожи, голова была острижена «под ноль», но сомнений не возникало. Это – Айгуль.
Алексей Петрович вяло опустился в кресло, остановил вращение изображения, и теперь Айгуль смотрела на него немигающими глазами. Смотрела серьезно и даже печально, что, в общем-то, насколько он успел заметить, было ей не свойственно.
Ладно, нюансы мы сейчас уточним, поправим – глаза, цвет кожи, прическу... Вон, сколько вариантов только прически предлагают для тебя, Айгуль, американцы. А как поправить тот нюанс, что тебя уже нет? И нет тебя уже тысячу лет... А может быть, год? Смотря, как считать. Оказывается, и считать можно по-разному. Но он же ее видел вчера? Где видел – в будущем? Оставь-ка ты этот бред, Алексей Петрович, хватит – не смеши людей. Фантазер! Это же надо – влюбиться в девчонку из могильника, который сам же и раскопал. Ну, допустим, была она, была. Но теперь-то ее нет. И какая, в принципе, разница, когда она умерла – тысячу лет назад или только год? Ее нет, и никогда не будет. И череп ее хранится в лаборатории медфака, и крестик ее, твой подарок – в столе у Василия Игнатьевича, доброго, старого профессора. Ему очень хочется пристроить свою дурочку-племянницу, «слегка экстравагантную девочку» Цыпу за порядочного, подающего надежды молодого ученого. Все правильно, Айгуль, это – жизнь.
«Смотри-ка, до чего похожа!» - Алексей Петрович, наконец, подобрал нужную прическу и отправил изображение на принтер. Все, теперь у него остался только амулет, виртуальная Айгуль, несколько фотографий и... шарик карасу. Вот только зачем он теперь? Еще раз попытаться лизнуть, прикоснуться к фантазии?
Его невеселые рассуждения прервал телефонный звонок.
- Ну что, Алексей Петрович, отдыхаете? – ехидно поинтересовался Василий Игнатьевич после расспросов о самочувствии. – Да ладно, ладно... Не нужно обманывать старика. Мне доложили сегодня о ваших трудовых подвигах... Может, вернетесь на могильник? Время еще есть, команду я вам сколочу... Да, я понимаю, устали, конечно. После такой адовой работы в этом... как вы его назвали? Да-да, в Лунном кратере... Что вы говорите? Заинтересовал он вас? Странно... И литературу уже подобрали? Ну, что ж, покажите как-нибудь, может быть, и я что присоветую... Ну, ладно, дорогой, отдыхайте. До конца недели чтоб я вас не видел. А если все-таки забредете, не прячьтесь, заходите – коньячок ведь допить нужно... Да, тут Ниночка вам привет передавала. Она очень расстроилась, когда я рассказал про тот случай. Говорит, не бережете вы себя...
Вечером позвонил Смирнов.
- Алексей Петрович, я бы хотел посоветоваться, - заунывным голосом доложил он. – Понимаете, меня снова отправляют на ваш могильник. В его перспективности я не сомневаюсь, но хотелось бы услышать и ваши соображения. Могу я к вам заглянуть?
Алексей Петрович пообещал навестить его сам, на том и распрощались.
«Нужно ли продолжать раскопки могильника? – уже лежа в постели, рассуждал Алексей Петрович. – Слово я давал Айгуль и ее деду. Айгуль уже нет, а дед? Что же делать со словом? Нет, не буду я там копать, да и другим в меру возможности не позволю. В память об Айгуль», - с этой мыслью он и уснул.
Утром по дороге в университет неожиданно для самого себя Алексей Петрович решил зайти в церковь. Просто – решил. И уже в церкви понял – зачем. Ноги сами привели к прилавку, где продавались свечи, книжки, дешевые иконки и церковная бижутерия. Она-то, оказывается, его и интересовала. Крестов было мало, и среди них «его» крестик отсутствовал. Но цель уже определилась, и он отправился в хадж. Во второй церкви нужного крестика тоже не оказалось, в третьей по какой-то непонятной причине их не было совсем. Зато в четвертой из пяти, действовавших в городе, он, наконец, нашел то, что искал. Купив три штуки, он с чувством выполненного долга пошел на встречу со Смирновым.
Тот уже ждал его. Разложив на столе генеральный план раскопа, Алексей Петрович битый час пытался убедить Смирнова в том, что дальнейшие раскопки бессмысленны. Но Смирнов упрямо стоял на своем: ему велено, и он поедет, чтобы докопать могильник, ему кажется, и он докажет, что могильник имеет продолжение. Одно погребение он уже раскопал.
Тогда Алексей Петрович молча достал из кармана три крестика и разложил их перед Смирновым. У тог даже уши зашевелились. Он рассмотрел их каждый в отдельности, потом сложил в кучку, потом снова выложил в ряд. Новенькие и блестящие, они очень хорошо смотрелись на темно-зеленом сукне старинного письменного стола.
- Где вы их взяли? – хрипло спросил Смирнов.
- В Никольской церкви. Там таких еще много.
- Так это – не...
- Не, - подтвердил Алексей Петрович.
Смирнов задумался. Думал долго, и Алексей Петрович вынужден был вмешаться в этот трудный процесс, чтобы подтолкнуть его и направить в нужное русло.
- Как у вас отношения со студентами? – дружелюбно поинтересовался он.
- Нормально.
В это верилось с трудом, таких как Смирнов, не любили.
- Знаете, коллега, - еще более доверительным тоном начал Алексей Петрович. – Я не хотел вас сразу расстраивать, да и не уверен был, но у меня засела в голове мысль, что где-то такой крестик я уже видел. И вот сегодня вспомнил – в Никольском храме... А у вас разве не возникло подозрений, что он – ну, чересчур уж оригинален для христианских древностей девятого века? Если положить перед студентом кучу крестов того времени и среди них... наш с вами крест, то студент обязательно скажет, что «наш» выпадает из обоймы. Вот они-то студенты вас и проверили... Найти бы, кто этот умник. Вы никого не подозреваете? Кто мог подсунуть вам в погребение современный крестик? А впрочем, такие розыгрыши – это всегда плоды коллективного творчества, так что и искать не нужно. Дарю вам эти кресты, эту идею, а также свои соображения по поводу могильника. Мне просто будет жаль ваше напрасно потраченное время, да и труд этих шутников, которым предстоит безрезультатно перелопатить тонны песка. И мой вам совет – не спешите с публикацией погребения.
Слушая Алексея Петровича, Смирнов то краснел, то бледнел, то покрывался потом, а по окончании монолога, буркнув «спасибо», резко засобирался.
Алексей Петрович с чувством выполненного долга тоже направился домой. Свою роль он сыграл. Итак проявил непозволительно повышенный интерес к этому погребению. Теперь – выход Смирнова.
И Смирнов его надежды оправдал. На следующее утро он позвонил Алексею Петровичу и нудно-торжественным голосом сообщил, что у него есть весьма интересные данные, которыми он хочет поделиться с Алексеем Петровичем.
Войдя в кабинет Смирнова, Алексей Петрович сразу же понял, с каким нетерпением тот его ждал. На зеленом сукне стола были разложены уже четыре крестика, а сам Смирнов радостно улыбался.
- Которые из них ваши? – он решил сразу взять быка за рога.
- Звучит, как на допросе, - Алесей Петрович склонился над столом. – Ну конечно, эти – новенькие, блестящие. А этот малость потускнел, успел в сыром песке поваляться.
Смирнов торжественно перевернул кресты обратной стороной вверх. На них красовались этикетки с номерами. Ах, вот оно что! Смирнов уже успел и анализы сделать... Ну-ну, коллега... Это от тебя и требовалось.
- Вот результаты анализов, - Смирнов протянул бумажку. – Эти кресты сделаны на одной фабрике и даже из одного слитка. А вот этот, из погребения, - очень интересным оказался. Мало того, что его проба резко отличается от пробы этих крестов, так она еще и идентична пробе некоторых вещей и погребений вашего могильника. Вы понимаете? Крестик-то настоящий! Девятого века!
Да, Алексей Петрович понимал, и от того, что он понимал, сердце заколотилось так, как тогда в кабинете Василия Игнатьевича. Но здесь – не там, здесь коньяку не нальют.
- Это очень интересно! – с неподдельной искренностью сказал он. – Это уникально интересно! И все же, вы знаете, меня смущает полная идентичность форм. Боюсь, что объяснить византологам появление в кругу их древностей новой совершенно необычной формы будет очень трудно. А, учитывая тот факт, что сегодня эти кресты производят в массовом порядке, то вас просто засмеют...
- А результаты спектрального анализа? – Смирнов вдруг перешел на писк.
- А что результаты? Если бы по результатам устанавливали возраст. А так... Они ведь только состав сплава показывают. А оно ведь разное бывает, это серебро. Бывает, старые вещи переплавляют, бывает... Ну, это, надеюсь, не наш случай.
- Что еще бывает? Что «не наш случай»? – Смирнов все еще продолжал пищать.
- Бывает, что кто-то сознательно идет на фальсификацию, - Алексей Петрович вдруг с интересом посмотрел на аспиранта. – Помните, я вам предлагал подумать, кто из ваших студентов мог сыграть с вами такую шутку? Потом, правда, отказался от этой затеи. Сейчас понимаю – рано отказался... Подумайте, все-таки, кто из них заинтересован в продолжении раскопок?
И опять Смирнов краснел, бледнел и потел, а потом, уже в нарушение установившейся было традиции, не засобирался резко на выход, а откинулся на спинку стула и тихо сказал:
- Я понимаю, куда вы клоните. Но вы же не думаете, что это я сфальсифицировал крест?
- Успокойтесь, коллега. Мне это и в голову не приходило. А вот кто? Набросайте мне списочек всех, кто там с вами был. Может, мне кто знакомый попадется. Я-то их немного получше знаю.
И пока Смирнов, напрягая память, составлял список, Алексей Петрович смотрел на него и тихо радовался. Этот на могильник уже не поедет. Этот заболеет, сломает ногу, умрет, если надо... Но на могильник – ни в коем случае! И будет молчать, чтобы не провоцировать Алексея Петровича на продолжение этой ахинеи.
Бережно взяв список и попрощавшись, он оставил Смирнова в смятении чувств, а, выйдя из кабинета, скомкал список и бросил в ближайшую урну.
По дороге домой он обратил внимание на то, что на улице как-то необычайно людно. Нет, людей как таковых не прибавилось. Он был уверен, что количество пешеходов не превысило среднестатистического показателя. Просто в людском потоке то тут, то там мелькали яркие цыганские юбки и блузки. Цыганки по одиночке и парами стояли возле переходов, прогуливались по тротуару, оживленно переговариваясь. Собственно говоря, эти громкие переговоры и создавали эффект переполненности улицы.
«Ансамбль какой приехал, что ли? - подумал Алексей Петрович. Но потом, когда одна цыганка, а потом, шагов через двадцать, вторая кивнула ему и улыбнулась, его мысль развернулась в противоположном направлении: - Нет, это, кажется, ты приехал, а не цыганский ансамбль».
Придя домой, он улегся на диване и попытался проанализировать сегодняшнюю новость о серебряном кресте. То, что он был совсем другим по составу сплава, удивления не вызывало – в той галиматье, что он сегодня наговорил несчастному Смирнову, были и разумные вещи. Состав металла мог, действительно, отличаться, но не на столько же. Во-первых, проба: на софринских крестах эта проба отсутствовала, с некоторых пор ее просто не ставили, но она была стандартной – 750-й, тогда как крест из погребения пробы вообще не имел. 834,5, как указано в паспорте, выглядели просто несуразно и под понятие «проба» не подходили. Во-вторых, примеси в этом кресте были настолько дикими, что современный ювелир такую кашу просто не смог бы сварить. Его данные практически точно совпадали с данными анализов трех вещей из могильника, имевших явное согдийское происхождение. Ну, не мог крест, хоть его, сделанный пятнадцать лет назад в Софрино, хоть византийский девятого века быть изготовленными из среднеазиатского средневекового серебра! Хотя Смирнову нужно отдать должное – молодец, настырный. Зря на него Василий Игнатьевич обижается. Нужно будет присмотреться к парню. В-третьих, где цепочка? Конечно, Айгуль могла бы ее и порвать, но ее бы обязательно отремонтировали. Грубовато, по-своему, но отремонтировали. Итак, то, что крест старый, то, что это не его с Айгуль крест, сомнений не вызывает. Тогда где их крест? Это уже, в-четвертых. И, в-пятых, - где Айгуль? А если...
Тут его мысли прервал телефонный звонок.
- Привет, Алешка! Узнаешь? – это была Людочка, однокурсница, когда-то маленькая, глазастенькая, а нынче – солидный научный сотрудник музея. – Скучаешь? Что-то не похоже на тебя, - у них когда-то был небольшой, но приятный во всех отношениях роман. – Ну, да ладно, я по делу... Тут сегодня в музей какая-то тетка приходила, то ли цыганка, то ли туркменка...
- Цыганка, - обреченно уточнил Алексей Петрович.
- Да? Что это тебя на экзотику потянуло? Да и старовата она для тебя. Ну, да ладно. Так вот... Цыганка очень тобой интересовалась и очень удивилась, когда узнала, что ты в музее не работаешь и никогда не работал. Фамилию твою не знает, только имя, но внешность описала очень точно. И профессию назвала –«тот, что раскапывает могилы». И что-то еще про лошадей. Ты, случайно, на скачках не начал играть? Нет? Ну, и правильно. Я, естественно, спросила, зачем ты ей. Она сказала, что хочет тебе какую-то старинную вещь показать. Я направила ее в университет, но она сказала, что сможет быть в том краю только завтра, и настаивала на твоем домашнем адресе. Я адреса не помню, ведь давно у тебя в гостях не была... Начала объяснять, как добраться, а потом подумала – мало ли что. Короче, сказала, что не помню. Правильно я сделала?
- Ты всегда была умницей. А все же, когда и куда она придет, цыганка не сказала?
- Нет. Ну, ладно, Алешка, отдыхай. Рада была тебя слышать.
«Да, отдохнешь тут! – с тоской подумал Алексей Петрович. – Ни одно, так другое. То Иван, то Смирнов, то этот старый сводник, то снова Смирнов. А теперь еще и цыгане! Завтра будут негры или эскимосы. Нет, уж лучше – утригуры».
На следующий день он прокрался в свою камералку, на ходу шепнув вахтерше тете Маше, что официально он в отгулах, но нужно немного поработать, что здесь он инкогнито, но не для всех, что, в общем-то, видеть никого не хочет, но для цыган сделает исключение. Так что, если придут цыгане, хоть всем табором – милости просим, сразу к нему.
Тетя Маша испуганно его перекрестила, а потом на всякий случай и себя осенила крестным знамением. Он незамеченным проскользнул к себе, а тетя Маша осталась в тревожном ожидании цыганского нашествия.
Замкнувшись в камералке, он еще раз перепроверил карточки с анализом всех серебряных вещей из могильника. Да, он прав. Пусть Смирнов хоть мышью пищит, но этот крест – не его и не Айгуль. Этот крест – старый, это даже не крест, это - копия с его креста, того креста, который он подарил Айгуль. Тут он подумал, что Смирнов и не будет пищать, он будет выть от счастья, что крест старый. Но в этом он с ним солидарен – сам бы завыл от счастья, что его крест – на серебряной цепочке на шее у Айгуль. Сейчас. У живой.
А как же череп? Да никак. Сегодня же вечером он проверит реконструкцию вручную. Напортачили, видать, американцы. Ну а пока стоит поинтересоваться, как там дела у Смирнова. Жив ли он, ходил ли домой ночевать? Или так и сидит за своим столом со вчерашнего дня и, тихо сойдя с ума, играется крестиками?
Когда по телефону ответили, что Смирнов с сегодняшнего дня находится на больничном, он расхохотался в трубку.
Потом он позвонил тете Маше и строгим голосом спросил, почему она не пропускает к нему его друзей-цыган, которые стали табором перед входом в университет и перекрыли движение на улице? Минуты две трубка молчала: тетя Маша выскакивала на улицу искать цыганский табор. А потом обиженным голосом констатировала, что он, хоть и ученым стал, а как был в студенческие годы шалопаем, так им и остался, и она, трубка, не понимает, за что ему деньги платят, и как его вообще девушки любят такого? На первый вопрос он ответил, что денег ему принципиально не платят, и кормится он исключительно за счет золота, которое в буквальном смысле гребет лопатой в старых могилах на городском кладбище. А насчет того, как его любят девушки, он пообещал как-нибудь вечерком тете Маше подробно рассказать. Трубка плюнула и повесилась.
А не позвонить ли ему еще и Василию Игнатьевичу, не пожаловаться на то, как его не любят девушки? Вот порадует он старика и круглозадую Цыпу!
Нет, на сегодня, пожалуй, хватит. И он черным ходом, чтобы не встречаться с тетей Машей, выбрался из университета. Время уже полчетвертого, и если цыганка не пришла вчера в это время, то и сегодня вряд ли придет.
Цыган на улице стало значительно меньше, а правильнее сказать, их вообще не наблюдалось.
«Откочевал табор, - подумал он. – А, может быть, тетя Маша разогнала».
Придя домой, он занялся нехитрым обедом, а скорее ужином, так как потом собирался окончательно разобраться со спектральным анализом и реконструкцией. Занятие обещало быть кропотливым, долгим и нудным, с плавным переходом во «всенощные бдения». И только он присел к столу, как раздался звонок. На этот раз в дверь.
Открыв ее, он даже не удивился. Вот если бы там стоял милиционер, почтальон, соседка, тогда – да. А так... На пороге стояла цыганка. Она была уже немолодая, полная, хорошо, даже богато, но – по-цыгански одетая. Какое-то мгновение они молча рассматривали друг друга, а потом цыганка улыбнулась и глубоким грудным голосом сказала:
- Ну что, милок, погадать на счастье или просто дашь сотню на приют Параскевы Пятницы?
Алексей Петрович не стал испытывать судьбу, не стал выяснять, она ли его искала и зачем, и просто дал сотню. Взяв молча деньги, цыганка повернулась и просто ушла, даже не поблагодарив.
«Какой целенаправленный выбор пожертвователя», - удивился Алексей Петрович. Цыганский симптом в истории его болезни начинал беспокоить, и он подошел к окну, чтобы убедится, что из всего дома приют Параскевы Пятницы выбрал в пожертвователи только его. Так и есть! Из подъезда цыганка направилась прямо к белой «Волге».
Тут на кухне как всегда не вовремя и противно засвистел чайник, и Алексей Петрович, не выносивший этого свиста, бросился его успокаивать. Разобравшись с ним, он опять глянул в окно. Но «Волги» уже не было.
В дверь опять позвонили.
Он уже ничему не удивлялся. Вернувшаяся цыганка за время своего отсутствия успела, правда, сбросить килограммов сорок и лет тридцать, и сменить богатое платье на цветастую юбчонку и красную кофточку, да и в облике ее появилось нечто новое, но знакомое.
Пока он ее рассматривал, пытаясь в полумраке лестничной площадки выяснить причины такой метаморфозы, цыганка взвизгнула и бросилась ему на шею.
- Аксай! Как же долго я тебя искала...
Глава шестая,
в которой Алексей Петрович обретает семейную идиллию, впрочем, со всеми сопутствующими ей проблемами
Проснувшись на следующий день, Алексей Петрович с удивлением обнаружил себя не в спальне, а в зале на диване, и какое-то мгновение соображал – почему? Но только мгновение. Заторможенная во сне память услужливо спохватилась, быстренько вернула его во вчерашний день, а потом и в вечер. И он снова услышал счастливый визг и отчаянно радостное «Аксай!», переходящее в надрывное «Как же я долго искала тебя!»
Тогда, обняв повисшую на его шее Айгуль, он подумал: «Ну вот, Петрович, ты, действительно сошел с ума». Но потом быстро сообразил, что ведь так до конца никогда и не поверил в то, что они больше не встретятся. Ни когда устроил пьяный дебош на могильнике, по-другому это и назвать нельзя. Ни когда отказался нарушить слово, данное ей или ее деду, что, в принципе одно и то же. Ни когда выталкивал под зад с ночного пляжа Цыпу, а и пляж и зад, действительно, были роскошными. Ни когда добрейшей души Василий Игнатьевич отпаивал его коньяком, от такого коньяка грех было отказаться. Ни когда ставил на уши беднягу Смирнова, хотя чертова американская программа, можно сказать, документально подтвердила факт смерти Айгуль. Одним словом – никогда он не верил, что Айгуль умерла.
Да и потом, как можно было этого жаркого, потного, давно немытого подростка, лазающего по нему, словно обезьяна, как это можно было назвать сумасшествием? Нет, это была реальность. Счастливая реальность, которой, впрочем, не повредила бы горячая ванна.
После первых объятьев и поцелуев, во время которых он успел обнаружить и серебряную цепочку на тонкой шее, и сам крестик, затаившийся между довольно определенно уже сформировавшихся округлых грудок, случайно выпавших из неожиданно раскрывшейся узкой кофточки, - наконец, наступила официальная часть встречи.
Она заметно повзрослела, подросла, и теперь была ему почти по плечо.
- Ну, настоящая невеста! – искренне восхищался Алексей Петрович, раскрасневшеюся и, действительно, похорошевшею Айгуль. Ее волосы, собранные до этого по цыганской моде в пучок и растрепавшиеся во время встречи, теперь тяжелыми черными волнами лежали на худеньких плечах, затянутых в красную кофточку. Большие черные глаза, тонкие черты лица без всяких тюркских неожиданностей. Он невольно вспомнил «ее» череп с явно выраженными славянскими чертами, но тут же отогнал эту кощунственную мысль. А затем вернулся к ней и решил покончить с этим наваждением раз и навсегда.
- Пойдем-ка, - он подвел ее к компьютеру.
Когда Айгуль увидела на экране свое изображение, она ойкнула.
- Откуда там Акай?
- Кто?
- Акай. Моя сестра, - она потрогала экран. – Ее ведь уже нет, ее недавно убили...
- Вы - близнецы?
Она удивленно посмотрела на него.
- Вы одного возраста и очень похожи? – не отставал Алексей Петрович.
-Да, бажин оруп кадып ар - сильно похожи, нас даже путали.
- Господи! Как же я раньше об этом не подумал?!
- Откуда там Акай? – настаивала она.
- Потом объясню, потом, - он обнял ее. – Как же я раньше об этом не подумал? Какой же я дурак!
Автоматически решилась и проблема с крестиком: сестры-близнецы одеваются одинаково, украшения у них тоже одинаковые, и какой-то умелец смастерил копию его крестика. Весьма удачную копию, нужно сказать. А вот тонкую цепочку, естественно, не осилил. На толстой цепочке крестик не смотрелся, и сестра удовлетворилась кожаным шнурком.
Разобравшись с этим принципиально важным вопросом, Алексей Петрович вернулся к реалиям жизни.
- Так, ты – в ванну, я – в магазин, - его холостяцкий ужин был чересчур скромен для такого события.
Но он не учел одного обстоятельства: оказалось, что Айгуль ванной в глаза не видела и теперь как зачарованная смотрела на белое чудо, наполнявшееся горячей водой с белыми хлопьями душистой пены. Наскоро объясняя ей принцип действия смесителя, Алексей Петрович неожиданно подумал, как же много простых вещей, очевидных для младенца, придется объяснять этой девочке.
Он оставил ее в состоянии тихого восторга, а сам метнулся в магазин и дал волю своему представлению о том, чем еще больше можно покорить сердце маленькой дикарки.
Когда минут через сорок, груженный пакетами, он вернулся домой, из хлопьев пены виднелось только счастливое лицо Айгуль. Блаженно закрыв глаза и улыбаясь, она распевала какую-то заунывную песню, звучавшую в диссонанс идиллической сцене. Быстренько накрыв стол, Алексей Петрович решил, что водные процедуры можно и заканчивать, но ошибся. В ванной она отсиживалась еще полчаса и только потом, облаченная в свитер Аксая, заняла место во главе стола, где вела себя довольно пристойно, иногда уточняя названия понравившихся ей угощений.
«В ресторан, конечно, пока рискованно, но просто в гостях с ней появляться можно», - решил Алексей Петрович.
Наконец она сказала, что все – больше не может, счастливо улыбнулась и потерлась щекой о плечо Алексея Петровича.
- А теперь рассказывай, - сказал он.
Ее рассказ был прост и трагичен. Дня через два после их встречи на зимовник прискакал один из воинов-кульдукчи, охранявшись их стада в кочевке, и сообщил печальную весть: на кочевье напала большая орда венгров-маджаров, многих воинов и пастухов перебили, а их стадо отогнали. И вот теперь маджары скачут к зимовнику. Очень скоро будут здесь.
Как понял Алексей Петрович, утригурские воины находились в это время далеко, в одном из походов и в свою очередь отбивали чьи-то стада. Обычное явление, обычные степные будни эпохи средневековья. Да и потом, это же 810-е годы – реформы Обадии, введение иудаизма, войны кабаров... Интересное время!
...Маджары появились неожиданно. Их было очень много. Они буквально стеной окружили зимовник-катог и сожгли его, обстреляв горящими стрелами. Тут и погибла Акай... Одна из стрел попала ей в спину, и дедушка не смог ее спасти... А маджары также неожиданно исчезли. Дедушка вместе с Айгуль похоронили Акай. Он приказал Айгуль запомнить место погребения, потому что очень скоро мертвая Акай поможет живой Айгуль. А еще дедушка сказал, что Айгуль должна идти к Аксаю. Там, в мире Аксая, ее будущее, что она станет его женой и в этом мире, и в том. Поэтому они должны вернуться к утригурам, но перед этим Аксай должен раскопать могилу Акай. Дедушка разрешает.
Айгуль начала готовиться в этот мир, но тут опять пришли маджары. Она как раз была на реке, это ее и спасло. Прибежав на стойбище, она увидела, что их воинов перебили, многие из остальных жителей зимовника успели разбежаться. Исчез и шаман.
И начались ее скитания. Уже зимой она нашла остатки племени, а потом и деда, он был почетным пленником на одном из маджарских стойбищ. Про его способности и про таинственную «дорогу в небо» местный бай был наслышан и теперь вместе с каким-то противным купцом-рахдонитом всячески ублажал шамана, мечтая пройти по этой дороге. Их встреча с дедом была краткой, но шаман успел передать ей немного зеленых шариков и напомнил о могиле сестры.
- Зеленые шарики... Это – карасу? – осторожно спросил Алексей Петрович.
- Да, карасу... А откуда ты знаешь про карасу?
- Я ведь мудрец, - уклончиво и не без самодовольства ответил Алексей Петрович. Она с уважением посмотрела на него и начала, было, снова свой рассказ, но он перебил ее.
- Постой-ка, ты сказала «зеленые шарики»? А не черные?
- Нет, зеленые. Маленькие такие... А что?
- Ладно, это потом. Рассказывай.
А рассказ ее, собственно, подходил к концу. Она раздобыла лошадь и теперь передвигалась по степи значительно быстрее. С маджарами она старалась не встречаться, а на утригурских стойбищах ее принимали хорошо: где из уважения к деду, где просто из жалости.
Как-то ближе к весне Айгуль на лошади вышла в этот мир, потом еще раз и еще. Она всегда помнила, что в этом мире девочка на лошади привлечет к себе ненужное внимание, и была крайне осторожна. Но однажды, когда она болталась вокруг железнодорожной станции в надежде встретить Аксая, к ней подошла женщина, угостила пирожком и похвалила ее лошадь. Лошадь в это время была спрятана в лесу возле кормушки для лосей, и Айгуль сразу насторожилась: откуда женщина знает про лошадь? Но та была добра к ней и спросила, не хочет ли Айгуль продать свою лошадь? Она предложила какие-то деньги и объяснила, что на них Айгуль сможет одеться «как остальные люди» и купить много-много вкусных вещей. Айгуль подумала-подумала и согласилась.
Так она и подружилась с цыганкой Милой. Та руководила каким-то приютом для цыганских детей. Там теперь Айгуль и жила, когда выходила в этот мир. Лошадей сюда она вывела с десяток, и Илья, муж Милы, все цокал языком и говорил, что таких красавцев еще не видел. Он обещал очень хорошо заплатить, если Айгуль покажет, где живут такие прекрасные кони. А пока они давали ей карманные деньги, «очень много денег».
А потом Айгуль пришло в голову попросить Милу и Илью помочь ей найти Алексея. Именно «Алексея», поскольку Айгуль понимала, что «Аксай» он только для нее, а здесь его знают, как Алексея. Больше из его имени она, к сожалению, ничего не запомнила, но тогда, на дюне почему-то четко усвоила, что он работает в музее... Илья еще поинтересовался, имеет ли Алексей какое-нибудь отношение к лошадям, и Айгуль соврала, что да, конечно, и что с Алексеем они приведут лошадей намного больше...
- Ты не обиделся, Аксай? – виновато спросила она.
- Да нет, что ты, - ответил он, а про себя усмехнулся – последний раз с лошадьми он имел дело лет пятнадцать назад. Да и то лишь в рамках армейской спецподготовки.
...И вот тут заработала цыганская разведка. Его вычислили очень быстро, в музее Мила сразу попала на знакомую Аксая, а все остальное уже труда не составило.
- Но самое страшное, - вдруг всхлипнула Айгуль. – Я потеряла все шарики... Когда выводила последнюю лошадь... И теперь – все...
Она опять всхлипнула, но расплакаться не успела – уснула.
Он перенес ее в спальню, а сам занялся по хозяйству. Хозяйства прибавилось. В прихожей валялись стоптанные пыльные босоножки Айгуль, а в ванной – ее не первой свежести одежонка.
«Да, видать в приюте Параскевы Пятницы к лошадям проявляют интереса больше, чем к детям, - подумал Алексей Петрович, приступая к выполнению своих новых то ли отцовских, то ли жениховских обязанностей – к вечерней постирушке. – Нет, с этим мы быстро разберемся. Цыганская жизнь закончилась!»
Потом он долго сидел на лоджии и курил. Нужно узаконить появление Айгуль. Ну, конечно, - дочь. Приехала с Северного Кавказа и будет у него жить. Родственников кроме него – никаких, документы отсутствуют. Все сгорело. С этим проблем, по крайней мере, не будет. Далее, какую тайну приготовил для него утригурский аксакал? Что там с могилой Акай? Пытать Смирнова, ничего ли он не упустил, не стоит – надо проверить самому. Теперь – карасу. Какими все-таки должны быть шарики – черными или зелеными? И – Костя, нужен Костя. А Косте придется рассказать правду. Байками про сиротку с Кавказа он уже не удовлетворится. Что у нас еще? Лошадиный бизнес и путешествие к дедушке? С первым разберемся завтра, а со вторым – чуть позже. Нужен Костя.
Потом он уснул на диване, и снилась ему рыжая лошадь, несущаяся по весеннему лугу... «Не рыжая, милок, а каурая. А еще специалист!» - поправила его неизвестно откуда возникшая цыганка Мила.
В спальне послышался шорох, дверь приоткрылась, и на пороге появилась заспанная Айгуль. Закутанная во вчерашний свитер, она как сомнамбула прошествовала к дивану и упала на грудь Алексею Петровичу.
- Как хорошо я спала, - прошептала она. – И мне дедушка снился, он мною доволен...
- Он гордится тобой, - поправил ее Алексей Петрович совершенно серьезно. Ведь, действительно, то, что она сделала, не всякому взрослому под силу.
- А можно мне еще в эту... в ванную? Там так хорошо... Там так пахнет...
- Не только можно, но и нужно.
Она опять долго плескалась в пене, мурлыкая все ту же заунывную песенку, а потом выглянула в дверь.
- Аксай, а что мне надеть? Это все мокрое... Ты извини, я вчера уснула. А стирать я сама буду. И тебе тоже.
Алексей Петрович улыбнулся: одной проблемой меньше. А вот на счет «что одеть» он не подумал. Сегодня срочно придется этим вопросом заняться. А пока... Одна из его рубах, заправленная в извлеченные на свет божий джинсы (прошлогодний подарок) вполне сошла за блузку. Год спустя джинсы оказались, как по Айгуль шиты.
Раздался звонок в дверь.
- Кто там еще? – недовольно буркнула Айгуль. Она в это время как раз крутилась перед зеркалом, пытаясь рассмотреть этикетки на задних карманах.
- Цыгане, наверное, - хмыкнул Алексей Петрович. И не ошибся.
На пороге стояла вчерашняя цыганка вместе с цыганом. Тот был иссиня-черный, но с седеющей бородой, в костюме, но в сапогах. И с кейсом в руке.
- Разреши, хозяин? – весело улыбнулся цыган.
- О, Мила с Ильей пришли! – обрадовалось Айгуль.
Познакомились. Алексей Петрович поблагодарил за помощь «дочке».
- Дочка у тебя молодец! – похвалил Илья девочку, рассматривая комнату. - Такие не пропадают... Ну, ладно, хозяин, мы, как говорится, спешим, да и не хочется мешать семейному счастью. – Илья почему-то подмигнул. – Пусть женщины о своем поболтают, а у меня к тебе разговор серьезный. Пошли на кухню, и он по-хозяйски, не расставаясь с кейсом, вышел из комнаты.
На кухне Илья прикрыл дверь, положил кейс на стол, открыл. Там лежала бутылка дорого коньяку и плотно перевязанный черный полиэтиленовый пакет. Илья поставил бутылку на стол.
- Хороший коньяк. С удовольствием с тобой выпил бы за знакомство, но не могу – ехать надо. А ты как-нибудь вечерком с девушкой своей пригубишь, вспомнишь Илью, - он опять подмигнул. – Прости, сразу не сообразил, что не сама она лошадьми промышляет, что должен же за ней кто-то взрослый стоять... Но я ее не обижал, поверь на слово, да и сколько девчонке денег надо? Ты – другое дело. Я ждал встречи с тобой. Здесь, - он взвесил в руке пакет, - половина того, что я тебе должен за лошадей. Больше у меня пока нет. Не всех лошадей продал. Жаль, понимаешь, расставаться с ними. Я таких, честно скажу, никогда раньше не видел. Где ты берешь их, а, Алексей? - Алексей Петрович неопределенно пожал плечами. Впрочем, получилось довольно внушительно. – Ну, ладно-ладно... – понимающе закивал Илья. – Конечно, не скажешь. Сразу видно умного человека – книг-то сколько... А торговать начал недавно, по всему видно. Ничего, со мной связь не теряй, я из тебя миллионера сделаю – сейчас это можно. Но только со мной. Ты же видишь, я даже документов на лошадей не спрашиваю. Конечно, продавать твоих беспаспортных лошадей приходится дешевле, чем они стоят на самом деле, зато – без проблем. Согласен? И не бойся, я тебя на много не нагрею, но свою выгоду, понятно, не упущу. Видишь, все по-честному. Ну, по рукам?
Ударили по рукам, хотя Алексей Петрович довольно смутно соображал, о чем вообще идет речь. Илья засобирался.
- Пойдем, Мила. Не будем мешать молодым. А ты, дочка, - он потрепал Айгуль по плечу, - знаешь, где нас с Милой искать... в случае чего...
Простились. Алексей Петрович задумчиво повертел в руках пакет и аккуратно вскрыл ножом. Из него на стол вывалились шесть пачек долларов. Он посмотрел одну, вторую... Закурил... Шестьдесят тысяч.
- Это что? Тоже деньги? – через его плечо с любопытством заглядывала Айгуль.
- Да, это тоже деньги... За твоих лошадей. И это только половина.
Он так и не смог объяснить ей, какие это большие деньги. А она вообще отнеслась к ним равнодушно. Только спросила, купит ли он ей ба-на-на-ны?
- Я тебе теперь не только ба-на-на-ны куплю, я тебе жаренного слона из Африки выпишу!
Но слона она, оказывается, видела в зоопарке, и слон ей понравился. Поэтому есть его она не стала бы... А про Африку она понятия не имела.
Поскольку вопрос с одеждой для Айгуль стоял остро, было единогласно решено немедленно снять его с повестки дня. А так как проблем с деньгами отныне не существовало, Алексей Петрович вознамерился потратить их много и широко. Айгуль не возражала. А вот про то, что поход по магазинам займет столько времени, Алексей Петрович не подумал, просто давно не сопровождал женщин в походе по магазинам. Не подумал – и напрасно.
Когда они уже под вечер мокрые, голодные, нагруженные пакетами возвращались домой, Айгуль просто светилась счастьем, а Алексей Петрович уже был не способен даже злиться. А когда на лестничной площадке возник Иван, Алексей Петрович даже не удивился, хотя по его расчетам сейчас Иван должен был гостить в деревне.
На Айгуль Иван отреагировал очень непосредственно. Он сначала широко раскрыл глаза, потом рот. Все это он закрыл в обратной последовательности, помотал головой и только так, с закрытыми глазами, сумел выдавить из себя «здрасьте»
- Здравствуй, Ваня, - устало ответил Алексей Петрович. – Знакомься, это – Айгуль. Моя дочь. Начинающая вертихвостка и законченная кокетка. Ну, думаю, в этом ты сейчас и сам убедишься. Подозреваю, цирк только начинается...
Пока заходили и распаковывались, Иван украдкой поедал глазами Айгуль, а потом, когда она, забрав все пакеты, закрылась «на женской половине», молча уставился на Алексея Петровича.
А тот устало опустился на диван.
- Что это? – наконец выдавил из себя Иван.
- Подожди. Иван, сейчас все расскажу, - но сначала он сходил в ванную и смыл с лица трудовой пот, наскоро приготовил поесть, разлил по рюмкам коньяк Ильи и, только когда почувствовал, что к нему вернулись физические и нравственные силы, начал рассказывать.
Не стоит и говорить о том, что его рассказ был жалким звуковым фоном для своеобразной демонстрации мод, вернее – утригурской интерпретации этого современного шоу. Айгуль периодически врывалась в комнату в новом наряде, иногда в самом невообразимом. Голубые джинсы и красное платье, клетчатая юбка и шелковая комбинация навыпуск, вельветовый комбинезон и легкий халатик – по всему было видно, что Иван плохо сосредотачивался на рассказе Алексея Петровича. Но под коньяк утригурское шоу смотрелось неплохо, и с горем пополам Алексей Петрович сумел дорассказать ему историю Айгуль.
Возможно, коньяк сыграл свою положительную роль еще и в том плане, что Иван усвоил все относительно легко и быстро, а эпизод с торговлей лошадьми вызвал в нем взрыв энтузиазма и фантазий.
- Вы представляете, Петрович, это же деньги из ничего! Это же... – он просто слов не находил от восторга.
- Подожди Иван! – Алексей Петрович был более осторожным. – До тех лошадей еще добраться нужно. А потом, не нравится мне все это... Действительно, деньги из ничего. А деньги, между прочим, зарабатывать принято!
- Человек, открывший нефтяную скважину и ставший миллионером, - разве это так уж необычно? Разбогатевший изобретатель – разве это не типично? А мы с вами тоннель во времени, портал, открыли... Лошади! Лошади – это только малая часть бизнеса, который можно развернуть вокруг портала!
Коньяк подстегнул его воображение, стимулировал красноречие, и даже Айгуль, уже изрядно подуставшая и наконец-то успокоившаяся, слушала его с открытым ртом.
Разошлись заполночь. Иван ушел переполненный радужными проектами, Алексей Петрович остался, терзаемый массой сомнений. Под утро он, наконец-то, справился с бутылкой и со сложной морально-этической проблемой. Свидетельницей его триумфа и стала Айгуль, в длинном белом банном халате выплывшая из спальни. Она после уже традиционного утреннего поцелуя опять скромно поинтересовалась, можно ли ей в ванну.
Алексей Петрович никогда не был деспотом, и это послушание ему надоело. Поэтому он буркнул, что – нет, нельзя. И очень скоро пожалел об этом. Айгуль понуро вернулась в спальню, и Алексею Петровичу потом пришлось долго, в буквальном смысле стоя на коленях перед кроватью, убеждать ее в том, что утренняя ванна – это не то, что «можно», это то, что необходимо для здоровья, что он просто пошутил, что она здесь – такая же хозяйка, как и он, и вообще...
Все закончилось миром, но выводы он сделал.
Пока набиралась ванна, Айгуль бродила вдоль книжных стеллажей и все причитала – какой Аксай умный, вон, сколько у него книг-бичиклар!
- Послушай! – Алексей Петрович не выдержал после пятого круга. – По-моему, ты говорила, что умеешь читать? Бери, читай – и тоже будешь умной.
- Я читаю плохо, - призналась она. – А пишу еще хуже... Совсем никак.
- Бери каталоги, рассматривай картинки. Все эти вещи ты, наверное, знаешь. А под картинками есть подписи. Читай, проверяй – правильно ли там написано, и переписывай в тетрадку...
Так была решена проблема безграмотности. И в эффективности этого метода он скоро убедился. А на следующий день ему в голову пришла блестящая идея.
- Послушай, Айгуль, а по-вашему ты писать умеешь? – Алексей Петрович склонился над девочкой, увлеченно рассматривающей каталог.
- Да, меня дедушка научил…
- Великолепно! Тогда бери карандаш и подписывай названия вешей рунами…
- Чем?
- Вашими буквами. А рядом – нашими. Ну, как сумеешь
...Когда из ванной вновь послышалась заунывная песенка Айгуль, он начал прислушиваться...
«Традиция у них в племени, что ли такая – петь во время водных процедур. – Алексей Петрович прислушался: - Интересно, что она поет? Илмез ани хесебан ан окай, хесебан ани илмез ан окай – и опять по кругу... Мантра какая-то, что ли? Или сестренку Акай вспоминает? Так нет же, Акай – Белая луна, а здесь четкое – «окай».
- Что это за песню ты поешь в воде? – поинтересовался он за завтраком.
- Это не песня, это заклинание. Даже два заклинания. Одно – «хесебен ани илмез ан окай» - чтобы попасть в этот мир, другое – «илмез ани хесебен ан окай» - чтобы вернуться... А повторяю, чтобы не забыть.
- И как это перевести?
- Это не переводится. Я даже не знаю, на каком оно языке. Просто запомнила, - она задумалась, и на ее глазах выступили слезы. – А теперь один Тэнгри знает, когда мне это заклинание понадобится. Карасу у меня нет, браслета тоже нет...
Она снова собралась заплакать.
- Постой, не реви, - Алексей Петрович принес смолянистый шарик. – Это карасу?
- О, это совсем не то, что нужно, но из этого карасу можно сделать, но как, я не помню... Это – тарынчин карасу – колдовская карасу. С ее помощью шаманы заглядывают в будущее, но только не далеко, только до своей смерти...
- Знаю, пробовал...
- Ты пробовал?! О, Аксай, это же очень опасно, можно съесть больше, чем нужно, и тогда вместо тэнгрийн юдан – ворот в небо, можно попасть в югэли юдан – ворота смерти.
- Я немножко...
- Но ведь человек, не знает, когда он умрет! А вдруг твоя смерть завтра, а ты перешагнешь за нее и не увидишь себя? Раз – а тебя там нет! Тогда ты будешь блуждать в пустоте, искать себя и – не вернешься...
- Ну, теперь-то я знаю, что еще лет десять поживу, и – неплохо, - он хитро улыбнулся.
- А что ты видел, Аксай?
- Да так, кое-что...
Она задумалась.
- А ты видел только себя? Может быть...
- Может быть, - он рассмеялся. – Конечно «может быть»! И тебя видел, и кое-кого еще... Такая, знаешь, маленькая кызбола... Правильно я говорю – кызбола?
- Кызбола? Маленькая девочка? Наша? О, Аксай,.. – и она забралась к нему на колени. Он снова утонул в ее волосах, а перед глазами вновь замаячил крестик и все, что за ним пряталось.
- Постой, постой, до нашей кызболы еще минимум четыре года. Ты не забыла, что пока еще в дочках ходишь? Не забыла?
Айгуль послушно вернулась на место, но по всему было видно – она счастлива.
- Я буду послушной женой, видишь?
- Ладно, об этом как-нибудь потом, а пока давай разберемся с этими перемещениями. Что нужно, чтобы попасть из вашего мира в наш?
- Шарик карасу... Не твоего, черного, а нашего, зеленого... Потом – браслет... Заклинание и – все. Нет, не все. Еще, конечно же, нужны юдан – ворота, там, на кладбище.
- Это ты про те два куста?
- Это они с этой стороны кусты, а у нас это, действительно, - юдан. Дедушка приказал сделать их именно так, в виде ворот. Сам увидишь... Теперь, правда, я не знаю, когда увидишь...
- Так, у нас есть кусты, и есть заклинание, есть полуфабрикат карасу... А браслет, браслет ты потеряла.
- Аксай, ты бы видел, как я оттуда уходила...
- А какой браслет нужен? – Алексей Петрович взял один из толстых каталогов. – Смотри, сколько их здесь...
Она с любопытством листала страницы, радуясь знакомым вещам, а потом сказала:
- По-моему, форма не имеет значения. У меня этих браслетов было несколько, самой разной формы. Но все они изображали змей.
- Двухголовых?
- Да... Но главное, наверное, в этом деле – металл. Ведь браслеты делал специальный мастер, он еще на прадеда работал. Он жил далеко в лесу.
- А что твой дедушка мог положить в могилу Акай? Браслет? Карасу?
- Не знаю... Нужно найти ее могилу.
- Могилу уже нашли, - и Алексей Петрович наконец-то рассказал ей историю появления в «волшебном ящике» портрета Акай.
- И в могиле ничего не было? – на удивление, она спокойно отнеслась к сообщению о том, что на могильнике продолжаются раскопки.
- Боюсь, что Смирнов просто ничего не понял, ничего не нашел. С тайниками в могилах он никогда не сталкивался. А вы – большие любители подурачить нашего брата.
- А вы – большие любители порыться в чужом прахе...
- Ладно, прости. Предлагаю немедленно отправиться на ваше кладбище, на мой могильник.
Айгуль задумалась.
- Знать бы наверняка, что именно дедушка в могилу положил... И положил ли что-нибудь вообще... Когда я видела его в последний раз, он таким странным был... Но раз ты говоришь, что нужно поехать, как я могу отказаться?. Я ведь послушная? – она лукаво улыбнулась. – Я с удовольствием еще раз там побываю.
Уже через каких-то два часа они были на месте. Это время пролетело незаметно в трудной, но интересной беседе. Алексей Петрович пытался выяснить у Айгуль две интересующих его вещи. Во-первых, как получается, что шарик карасу, проглоченный Айгуль, оказывает влияние и на лошадей? И, во-вторых, почему в одних случаях с ее появлением в этом мире окружающий пейзаж менялся, а в других – нет?
Айгуль очень старалась объяснить, но из ее рассказа, пересыпанного тюркскими словами, Алексей Петрович смог понять лишь то, что весь этот фокус зависел от количества участников действа. Чем большее количество людей «приняло дозу», тем более сильное поле вокруг себя они создавали, а если в этом участвовал шаман, то и подавно. А плотность поля влияла и на пейзаж, захватывая и перемещая его вместе с людьми. На силу поля влиял и браслет.
«Собственно говоря, в этом и мистики никакой нет, - Алексей Петрович мысленно подвел итог их беседе, когда увидел, что Айгуль уже почти в прострации. – Все вполне логично и укладывается в физические законы. Мы имеем дело с обычной, но очень сильной геопатогенной зоной. Для них эта зона – тэнгрийн юдан – ворота в небо. Каким-то образом они эту зону обнаружили. Далее – карасу... Попадая в кровь, она превращает ее в электролит с определенными свойствами, а браслет, изготовленный из специального сплава и надетый на запястье, играет роль своеобразной катушки, трансформатора или чего-то в этом роде. Сочетание всех компонентов и приводит к определенному эффекту... Как все просто! А как же заклинание?»
- Айгуль, а другие слова ты не пробовала говорить?
- А зачем? – устало повернулась к нему Айгуль. Она шла впереди него по тропинке и размахивала прутиком. – Меня дедушка так научил.
«Чисто женская логика, - хмыкнул Алексей Петрович. – Действительно, делай, как научили, и ничего не выдумывай. Женщина, консерватор по натуре, – типичная хранительница традиций. Эксперименты – забава мужская».
Дюна встретила их умиротворенным покоем знойного полдня. Алексей Петрович сразу направился к могиле Акай и приступил к работе. Айгуль лишь на пару секунд заглянула в раскоп, передернула плечами и направилась к своим кустам. Она, конечно же не стала вытанцовывать между ними, как это делал в свое время Иван, да и Алексей Петрович тоже, когда пытались вломиться в прошлое. Она просто села перед ними и просидела, не меняя позу, все то время, пока Алексей Петрович искал тайник. Молилась ли она своему Тэнгри или просто тосковала, Алексей Петрович не знал, но, когда он протянул ей два билоновых браслета и небольшую шкатулку из слоновой кости, ее глаза были заплаканы.
Добыча Алексея Петровича резко изменила ее настроение в лучшую сторону, и он в очередной раз удивился, как легко и непосредственно Айгуль переходит от слез к радости.
- Я знала, что дедушка не обманывает! Я знала, что ты обязательно их найдешь!
- Да и я говорил, что твои земляки большие мастера по таким фокусам. Лежали они, наши сокровища, в маленьком подбойчике в стенке могилы. Смирнов просто поленился их искать или вообще понятия не имел об этих штучках.
- Но тут всего два шарика... – она растерянно протянула ему раскрытую шкатулку.
Там, и в самом деле, лежало только две светло-зеленые горошины, хотя вполне могло уместиться с полсотни
- И о чем это говорит? – устало спросил он.
- О том, что мы можем попасть только туда и не вернуться, пока еще не найдем шариков. Или я одна смогу сходить туда и обратно.
- Да уж нет, одну я тебя не отпущу... А как долго мы будем искать твоего дедушку, если пойдем туда вместе?
- Не знаю, - она снова загрустила. – Но почему он положил только два шарика?
- Значит, рассчитывал только на твое возвращение.
- Но здесь же два браслета. Для тебя и для меня... И потом, он же сказал – придти с тобой.
- Ну, значит, он не собирался просто так нас с тобой отпускать. Он собирался лично вручить нам обратные билеты. Логично?
- Но ведь раньше он всегда давал мне очень много шариков...
- А, может быть, в тот момент их у него просто не было?
- Нет, были. Я видела...
- Ну, тогда я не знаю, что задумал твой дед.
- И я не знаю. Что же делать?
- Я знаю одно – без меня ты туда не пойдешь, а вдвоем мы можем не вернуться. Этот вариант меня не устраивает. Из этого и исходим.
- Но ведь ты что-нибудь придумаешь? Дедушка сказал, чтобы я тебя слушалась, как его самого и без тебя ничего не делала.
- Странный все-таки у тебя дед, - пробурчал Алексей Петрович. – Как будто нарочно загадки подбрасывает и ждет, как я с ними справлюсь.
Побрели на озеро. Особой радости от купания в теплой спокойной воде ни у него, ни у нее не наблюдалось. Каждый был занят своими мыслями. Айгуль думала о дедушке и о том, почему же все-таки он положил в шкатулку только два шарика. Алексей Петрович взвешивал все «за» и «против» по поводу возможной беседы с аспирантом Костей. Решив, в конце концов, что, как ни крути, а беседовать с ним придется, он вытащил Айгуль из воды и посвятил ее в свои планы.
Она слушала и согласно кивала. Проблемы, связанные с посвящением в эти планы еще одного «мудреца» ее абсолютно не интересовали. Раз Аксай считает, что так нужно, значит это, действительно, нужно. Она ему полностью доверяет. А философские вопросы по поводу всех этих манипуляций со временем в ее голове уже просто не укладывались. В результате их беседы Алексей Петрович махнул на нее рукой и прогнал обратно в воду. Оттуда какое-то время доносилось сердитое фырканье, а потом ангельским голоском она сообщила, что уже замерзла, и поинтересовалась, можно ли ей выйти? Поделившись с ней своими соображениями о забитости тюркских женщин, Алексей Петрович великодушно помог ей выбраться на берег и начал собираться домой. Неделя, подаренная ему Василием Игнатьевичем, закончилась, и завтра нужно было показаться на работе.
Домой добрались без приключений, а там она удивила его, приготовив на решетке два великолепных куска мяса на ужин. А потом, вдохновленная его похвалами, собрала по дому грязные вещи и устроила грандиозную стирку.
Алексей Петрович блаженствовал перед телевизором под журчание воды в ванной и под все ту же заунывную песенку «Илмез ани хесебен». Он попытался переложить ее на рок, но у него не получилось...
Вечером Алексей Петрович позвонил Косте и договорился с ним о встрече в своей камералке, заинтриговав его «подарком с Кавказа» и обещанием кое с кем познакомить. «Кое-то» в это время изрядно подуставший во время стирки, лежал в постели и изучал перед сном большую книгу сказок с яркими красивыми картинками...
Взяв с собой на работу Айгуль, Алексей Петрович собирался не только познакомить ее с Костей, но и одним махом решить все житейские вопросы. Во-первых, легализовать появление Айгуль в его жизни. Во-вторых, показать, куда деваются вещи с их кладбища, и этим оправдать в глазах Айгуль такую странную науку – археологию, а, может быть, и заинтересовать девочку. Кто знает, а вдруг пойдет по его стопам?
Его затея полностью удалась. Василий Игнатьевич растерянно рассматривал Айгуль минут пять, повторяя без конца одну и ту же фразу: «А что? Вы, батенька, молодец! Мастерская работа...» Потом, придя в себя, пообещал посодействовать с «восстановлением утраченных документов» и даже начал развивать мысль об оформлении для «бедного ребенка» статуса беженки, но Алексей Петрович убедил его в том, что это лишнее.
Немногочисленные в это время коллеги встретили Айгуль с интересом, но только как логичный факт в биографии Алексея Петровича. Чего не случалось в армии, да еще в то время? Хорошо, что все закончилось именно так...
Айгуль, оказавшись в центре внимания, вела себя подчеркнуто скромно, но с достоинством, не забывала к месту и не к месту называть его «папой» или «агой», что не могло не вызвать многочисленных шуток, впрочем, вполне дружелюбных, а «ага» обещало превратиться в его новую кличку.
Константину Алексей Петрович, естественно, баек про «бедную сиротку» уже не рассказывал. Когда тот вошел в камералку, Айгуль как раз изучала устройство большой лупы на штативе и пытались разглядеть через нее входную дверь. Так что Костю встретил громадный черный глаз. Сначала он опешил, но быстро пришел в себя и с интересом рассмотрел ее глаза через ту же лупу, а потом сказал:
- А вы сами, Алексей Петрович, обратили внимание? Перемена климата, обстановки, прерванный доступ к... ну, сами понимаете, к чему. И факт налицо – того странного блеска и в помине нет...
Алексей Петрович вздохнул и достал из коробочки три шарика – один черный, большой и два маленьких, зеленых. Тут уже у Константина заблестели глаза.
- Неужели?..
Дрожащими руками он взял шарики, внимательно рассмотрел их, потом даже обнюхал.
- Лизать не нужно, - поспешил предостеречь его Алексей Петрович. Костя положил шарики на стол и вопросительно посмотрел на него. Алексей Петрович в свою очередь внимательно посмотрел на Айгуль. – Сходи-ка на угол, принеси мороженого, и побольше. Не заблудишься?
- Что ты, папа, - и послушная дочка оставила взрослых наедине.
После ее ухода Алексей Петрович начал излагать правдивую версию своей истории. Излагать он старался кратко, тезисно, но рассказ все равно получился долгим. Уже и Айгуль вернулась, нагруженная мороженым и впечатлениями, уже и уничтожить его успела почти полностью, уже и рабочий день подошел к концу, а Алексей Петрович все рассказывал. Но тут позвонила тетя Маша и поинтересовалась, долго ли он будет сидеть в своей норе, когда все нормальные люди уже ушли по домам, и зачем он томит бедного ребенка? Если бы спросили ее мнение, она бы не то что дите, она бы ему пса не доверила...
- А не продолжить ли нам разговор в моей скромной юрте? – предложил Алексей Петрович. – И я не все рассказал, и вопросов к вам у меня масса... Да и Айгуль, действительно, заскучала. Идемте, она нас таким мясом по-утригурски угостит – пальчики оближите.
Костя и не думал отказываться. Он только забежал в магазин за бутылкой «огненной воды».
- Араки, - поправил его Алексей Петрович. – «Огненная вода» - это индейцы. Давайте соблюдать правила игры. В том числе и лингвистические.
В беседке возле подъезда уже привычную службу нес «успевший проголодаться» Иван, и свой рассказ Алексей Петрович завершал уже в зале, когда они расселись вокруг стола в ожидании чуда, творимого на кухне.
- Мы с вами, Алексей Петрович, независимо друг от друга, движемся в одном направлении, - подвел итог его рассказу Костя. – Кто-то из ученых сказал, что в основе подавляющего большинства открытий лежит некая летучая случайность. Я даже не говорю о так называемых мыслеформах, которыми пронизан астрал, опять же – так называемый, я не говорю об идеях, которые так и витают в воздухе... Если эта идея портала пришла в наши головы, значит, она имеет под собой реальную основу... – в этот момент в качестве доказательства верности Костиной мысли в комнату вошла Айгуль с большим подносом ароматного мяса. – Я тоже времени зря не терял, - продолжал он, пытаясь совладать с большим куском, который, по настоянию Айгуль, пришлось есть без помощи вилки, по-тюркски. – Я должен честно признаться, что еще во время нашей первой встречи понял – вы что-то не договариваете. И это заставило меня задуматься. Археологи, знаете, очень таинственные люди. Они очень много знают, но не все говорят. И, подумав, я занялся собственной археологией – книжной. Это, должен вам сказать, такое обширное поле деятельности... Ведь как принято считать? Техническое изобретательство – явление современное, но, если полистать старинные книги или, еще лучше, рукописи, - там такое можно найти! В наш век быстрого чтения эти документы, написанные древними мудрецами, терпеливыми неспешными и многоречивыми, читать очень трудно. Но необходимо – оно того стоит. Древние были явно не дураками... Да простит меня Айгуль.
Но Айгуль и не думала обижаться. Она была счастлива тем, что присутствует на этой непонятной, но, по-видимому, очень умной беседе. Дедушка в подобных случаях выставлял ее из юрты под дождь, под снег – «погулять», «сходить в гости»... А здесь она на равных сидит за столом с мужчинами. Странные они все-таки здесь... Странные, но хорошие.
- О пилемах вы, наверняка, слышали, - продолжал между тем Костя. – Поясню для нашей юной хозяйки. Пилемы – это такие льняные или шерстяные ткани, которые после обработки кислотами, могли противостоять и железному клинку, и действию огня. Способ их изготовления был известен еще галлам, а сейчас забыт...
И тут Айгуль, потупив глазки, сказала, что видела, как дедушке делали такой плащ, а потом он заходил в нем в костер.
- И выходил живым, - добавила она.
- Ну, вот видите! – Костя рассмеялся и развел руками.
Выпили за древних умельцев, но Костя не успокаивался.
- ... А стеклянные полы во дворцах древних римлян? А способ получения холодного света? Я могу довольно долго перечислять утраченные знания и убежден, что большинство секретов имеют свои разгадки в старых документах и книгах. Не зря в конце Второй мировой войны американцы во Франции скупали букинистику, разные там алхимические трактаты буквально на вес золота. Не зря и Бержье, вы о нем, скорее всего, не слышали, это – современный алхимик и ядерщик... Так вот, он утверждал, что существует способ производства водородной бомбы в обычной кухонной духовке, что для этого достаточно сверхточного расположения сверхчистых веществ. Представляете, в той духовке, где Айгуль только что приготовила эту вкуснятину, можно состряпать водородную бомбу!
- А что такое – водородная бомба? - поинтересовалась Айгуль.
- Вот видите, она не знает, что такое водородная бомба, но кто может гарантировать, что не знает и ее дедушка? - И пока Иван начал было объяснять Айгуль принцип действия водородной бомбы, Костя наклонился к Алексею Петровичу. – Почему я так долго и нудно это рассказываю? Я хочу, чтобы вы вспомнили истину: все новое – это хорошо забытое старое. Когда Иван обмолвился по поводу времени... Ну, ладно Ваня, не обижайся, ты тогда практически ничего не сказал. Но мне достаточно было услышать одно слово. Остальное я домыслил... А знаете, Алексей Петрович, что современные физики все больше склоняются к мнению, что время, которое истекло, не исчезает бесследно. Время – едино и вечно. Прошлое, настоящее и будущее – только различные аспекты записи нашего существования. Есть только вечное настоящее. Это утверждают те ученые, что сейчас разбираются с наследием Эйнштейна. Но об этом же столетия назад говорили мистики. Если для них, - он показал на Айгуль, - будущее уже существует, оно осязаемо и неразрывно связано с их настоящим, то Эйнштейн вряд ли ошибался. Значит, возможен и обратный процесс.
- Костя, а нельзя как-нибудь покороче и попроще? – спросил Иван. – Честно говоря, я уже устал следить за ходом твоей мысли. А ребенок просто устал.
- Ты только что забивал ребенку мозги устройством водородной бомбы, - огрызнулся Костя.
- Я сделал это быстро и доходчиво. Правда, Айгуль?
Та согласно кивнула.
- Может, теперь и она сумеет ее на кухне состряпать? – съехидничал обиженный Костя.
- А зачем? – резонно спросил Иван. – Как говорится – богу богово…
- Да, Константин, вы, действительно, излишне увлеклись общими вопросами, нас же интересует практическая сторона дела… - более или менее миролюбиво поддержал Ивана Алексей Петрович.
- Хорошо, постараюсь быть краток, - засопел Костя. - Самое интересное в том, что идея, о которой я говорил, тоже была известна алхимикам. Они знали особый способ преобразования материи и энергии в то, что современные ученые называют силовым полем. В такое силовое поле, которое действует на наблюдателя и ставит его в привилегированное положение перед лицом мира. И с этой точки наблюдатель имеет доступ к той действительности, которую время и пространство, материя и энергия обычно от нас скрывают. Возможно, одна из таких точек и находится на вашем могильнике. Но одной этой точки недостаточно. Даже с применением карасу процесс оставался не управляемым. Кто знает, сколько древних шаманов-испытателей затерялось в веках? Кто-то стал алхимиком, кто-то юродивым, кто-то просто погиб... Среди современных бомжей наверняка можно найти и заблудившихся во времени путешественников. Этой девочке здорово повезло, что судьба свела ее с вами. И ее дед хочет держать этот контакт под контролем, а контроль он, по всей видимости, начал терять... Поэтому и появились эти два шарика карасу. Только два... Но я опять отвлекся, а ведь мы подошли к самому интересному – к механизму управления процессом перемещения во времени, - он взял шарики. – Скажи-ка, Айгуль они всегда такого цвета и такого размера? – Айгуль подтвердила. – Понимаете, это не чистое карасу, а с какими-то добавками. С какими – можно определить. Но для этого потребуется пожертвовать одним шариком... но, поняв из чего он состоит, я потом смогу синтезировать их в любом количестве. Риск, конечно, есть, но игра стоит свеч. Далее – браслеты... давай-ка, о Лунная Роза, проведем эксперимент: покажешь нам, как ты переходишь из своего мира в наш и как потом возвращаешься. Вот это – твои кусты, - он положил на пол две книги. – Там – твой мир, здесь – наш. Вот эти два хлебных шарика – карасу. Вот браслет...
Айгуль, смущенно улыбаясь, надела на правую руку браслет, проглотила шарик, левой рукой сомкнула змеиные головки на браслете и, произнеся уже поднадоевшую Алексею Петровичу фразу «Хесебен ани илмез ан окай», шагнула между книг.
- Это я вошла в ваш мир, - затем сняла браслет, надела его на левую руку, глотнула второй шарик, опять сомкнула змеиные головки на браслете и, произнеся остаток фразы – «Илмез ани хесебен ан окай», шагнула обратно. – Это я вернулась... Но, если я была у вас недолго, второй шарик глотать не нужно.
Костя задумчиво молчал, а Алексей Петрович, внимательно рассмотрев браслет, сказал:
- Какая, в принципе, простая символика: змея, свернувшаяся в кольцо, со второй головой вместо хвоста – движение в прошлое и будущее, а сомкнутые головы – это настоящее...
- Вернемся к алхимии, - предложил Костя, вертя в руках браслет. – Что это за металл?
- Биллон, сплав меди и серебра.
- Хм, вот видите... Если бы речь шла о чистой меди, чистейшей, рафинированной, множество раз переплавленной, я бы не сомневался. Она, эта алхимическая медь, множество раз описанная в литературе, но так и неполученная, имела бы бесконечно слабое электрическое сопротивление, сравнимое разве что с сопротивлением сверхпроводников, которые физики получают при температурах, близких к абсолютному нулю. Такая медь, если бы ее удалось получить, совершила бы переворот в электрохимии... А это – биллон. Опять же нужны анализы. Не думаю, что вам нужно отдавать эти браслеты в университетскую лабораторию. Давайте-ка, я и браслет возьму. И продиктуй мне, Айгуль, свои заклинания.
Она продиктовала, он записал на салфетке и прежде, чем положить в карман, поднес к свету и медленно прочитал.
Иван, сидевший напротив него, вдруг напрягся и прервал зарождавшийся новый монолог.
- Стоп! Стоп! Дай-ка сюда, - он почти вырвал прозрачную салфетку из Костиных рук. – Это же вообще, черт знает что! Если посмотреть на просвет, можно прочитать наоборот. Это какая-то молитва!
- А ты чего ожидал? Что это будут частушки?
- Да нет! Молитва ведь... православная! Послушайте: «Яко на небесех и на земли, яко на земли и на небесех»...
Теперь уже занервничали Алексей Петрович с Костей. Выхватывая друг у друга салфетку, они перечитывали странные строки еще и еще, а потом уже все вместе уставились на Айгуль. Наступила ее очередь занервничать.
- Я не сама это придумала, меня дедушка научил... А что такое «Яко на небесех»?
- Это строки из молитвы, но не Тэнгри, а христианскому богу, и называется она «Отче наш».
- А в твоем исполнении она выглядит как «Черный отче наш», как молитва колдунов и чародеев, - добавил Костя.
- Да, но даже простой «Отче наш», не «черный» в девятом веке, у утригуров – это невероятно! Да еще на церковно-славянском языке! Ты ничего не напутала?
- Ну, вот еще! – обиделась Айгуль. – Я эти заклинания тысячи раз произносила...
- Вот вам и еще одна загадка, - задумчиво произнес Костя. – Надо же! «Черный отче наш»!
Расходились далеко за полночь, предварительно оговорив финансовую базу исследований, набросав небольшой план и распределив обязанности.
- Ну и зануда этот Костя, - вздохнул Иван, прощаясь с Алексеем Петровичем.
Глава седьмая,
в которой Костя преподносит разные сюрпризы,
как приятные, так и наоборот
Прошло недели три. За это время они встречались довольно часто. То у Алексея Петровича, и тогда Айгуль баловала их какими-то необычными блюдами из прошлого, то у Кости в его маленькой квартирке в аспирантском общежитии, заваленной книгами и разными приборами, и тогда Айгуль, пока мужчины беседовали, пыталась навести в квартире хоть какой никакой порядок, а Костя всячески этому препятствовал. Иногда встречались в кафе за кружкой пива, и тогда Айгуль откровенно скучала, поедая очередную порцию мороженного.
Костя жаловался на проблемы с анализами карасу. На удивление с браслетами проблем абсолютно не возникало. Ближе к осени Костя стал задумчивым и мрачным. Айгуль попыталась расшевелить его, но он неожиданно довольно резко отшил ее, и она больше к нему не подходила. Алексей Петрович перемены в Косте объяснял неудачами с экспериментами и всячески его успокаивал, а тот расстраивался еще больше – ведь обещал же до осени все сделать, чтобы еще по теплу могли карасу испытать, а теперь....
Иван только подливал масла в огонь. Он, видите ли, уже и одежду заготовил, они с Айгуль четко определились с гардеробом, чтобы хоть внешне не выделяться среди утригуров. Одежда была изготовлена в летнем варианте, а теперь что, прикажете еще и шубы шить? Айгуль, что там у вас носят зимой?
Костя только часто моргал, протирал начинавшие потеть очки и отправлялся домой.
А потом он исчез.
Подождав с неделю, Алексей Петрович позвонил на медицинскую кафедру. После короткого разговора с Костиным шефом наступила и его очередь помрачнеть. Костя, оказывается, уехал в творческую командировку то ли в Среднюю Азию, то ли на Алтай. На два месяца. Ни точного маршрута, ни конкретной цели командировки раздраженный шеф не знал. Как, впрочем, не знал и ее конкретных сроков – два месяца это очень условно. А там – как бог или аллах этому эгоисту и самодуру на душу положит.
- Почему же он не предупредил? – возмущался Иван. – Ведь у него и карасу осталась... И зеленая, и та, черная, и браслет... Да и не один, и те восемь, что он успел сделать. А может, он трепался? Странный тип... Сколько на его фокусы денег угрохали!
Алесей Петрович молчал. Он тоже не мог объяснить Костин поступок. Оставалось ждать.
И он дождался.
Как-то дождливым осенним вечером Алексей Петрович обнаружил в почтовом ящике странный конверт – без марки, без адреса, с одним лишь именем. Ясно, письмо принес не почтальон, но кто? А письмо было от Кости. Но почему он не зашел? Через кого передал? Откуда?
«Алексей Петрович, я очень виноват перед вами и ребятами, - каялся Костя. – Но надеюсь, вы меня поймете и простите. Дальнейшие исследования требовали принести в жертву и остатки карасу и браслет Айгуль. Это было рискованно – гарантий на успех я дать не мог. Отправить Айгуль за всем этим добром обратно в прошлое? Этого никто из нас не допустил бы. Отправляться кому-либо из нас троих – бессмысленно. Но я решил рискнуть сам. Подготовился довольно основательно: взял с собой несколько самых нужных книг, кое-какое оборудование и, вы уж простите меня за вмешательство в исторический процесс, я взял и пистолет. Короче, взял все, что вошло в сумку. Вот тут-то, на дюне, я окончательно и убедился, что мои браслеты не действуют. Дефектным оказался и браслет Айгуль. Дело в том, что я соскреб с него небольшую стружку для спектрального анализа. И пусть Айгуль, эта вредная девчонка, не рассказывает сказки о том, что у нее были разные браслеты! Они могут быть разными по форме, но не по весу. Слушать нужно было деда, когда он об этом рассказывал!..»
Айгуль, когда Алексей Петрович читал эти строки, сначала отчаянно запротестовала, но ага проявил строгость:
- Подожди, я вот всерьез займусь твоим воспитанием! Ты у меня не только будешь все правильно запоминать, ты у меня и записывать будешь все. Я тебя замуж не возьму, пока не выучишься!
Айгуль окончательно расстроилась, а Алексей Петрович продолжал читать:
- «...Из-за этого дефекта в браслете я очутился не в 816 году, как планировал, а в 760-м. Можете себе представить мое удивление? Но моя натурализация прошла довольно быстро. Не могу сказать, что меня встретили с распростертыми объятиями, пришлось даже немного пострелять в воздух, пока до них не дошло, что я – «посланник неба», Тэнгриджи, Маленький Тэнгри, как они меня назвали...»
- Как, Тэнгриджи?! – перебила Айгуль.
- Что, знакомое имя?
- Еще бы! О, Тэнгри! Это же знаменитый шаман, которого даже в Итиле боятся! Это же... Это же... Нет, читай дальше, а я пока попробую сообразить.
«... И стал я шаманом, - послушно продолжал Алексей Петрович. – Хорошим шаманом, влиятельным. Меня быстренько женили, уже и наследника жду. Так что моя «творческая командировка» затянется на неопределенное время. Кстати, об этой командировке... Пропадает моя квартира. Бог с ней, но книг жалко. Я был бы вам очень признателен, если бы вы их приютили, опять же на неопределенное время. Кто знает, может быть и навсегда. Хотя нет: с помощью вашей черной карасу (она мне, кстати, очень помогает в моей шаманской деятельности) я проследил свою жизнь далеко вперед, но смерти не увидел. Так что впереди – большая жизнь, а вот ее результат мне не ясен... Ну, а теперь к делу. Где-то ближе к лету я пришлю вам все необходимое для путешествие в нужное вам время. Раньше не нужно, да и с браслетами еще повозиться придется. К тому же вам нужно в ваш 817 год, то есть в следующее лето... Остаюсь с наилучшими пожеланиями. Константин-Тэнгриджи».
Алексей Петрович медленно и аккуратно сложил письмо.
- Тэнгриджи,.. снова начала Айгуль зачарованным голосом. – Кто бы мог подумать...
- Н-да, Константин дает, - только и сказал Алексей Петрович.
- Аксай, ты знаешь, кто такой Костя?
- Ты же сказала – знаменитый шаман, которого...
- Да нет, я про другое... Я не знаю, как это получается, но... Получается, что наш Костя – мой прадедушка... Все знают, мой дедушка – сын Тэнгриджибая.
Возникла пауза.
Алексей Петрович попытался быстренько сообразить, но соображать в уме получалось плохо. Он взял бумагу и карандаш. Вот хронологическая линия восьмого века. Вот небольшой отрезок выходит в девятый век. Это – Айгуль.
- Ты родилась в 802 году?
- Да.
- Отцу, когда ты родилась, было лет двадцать пять?
- Двадцать...
- Ах, да, я ведь забыл, какие вы ранние... Хорошо, вот линия твоего отца. Он родился в 782 году? Считай!
- Наверное...
- «Наверное»! Ну, ладно. Дедушке, когда родился твой отец, тоже было двадцать?
- Может быть... Честное слово, я не знаю!
- Так... Значит, твой дедушка родился в 762 году. Костя сейчас в 760-м. Ты или на год ошиблась, и дедушке, когда он родил твоего папу, было двадцать один, или твой дед был вторым ребенком.
- Нет, первым и единственным.
- Ну, значит, ты опять ошиблась. На год. С браслетом ты ошиблась на семьдесят пять... А вообще интересная штука получается! Если бы ты знала, что браслет должен быть строго определенного веса, Костя бы не попал 760 год, не стал бы твоим прадедом, не было бы шамана Тэнгриджи, не было бы твоих деда, отца... Тебя бы не было! Ты представляешь, своей ошибкой, своей невнимательностью ты создала саму себя!
- Вот и я об этом думаю...
- Как видишь иногда не думать даже полезнее, чем думать. Скажем так: это – не самая страшная твоя ошибка.
- Аксай, - она обняла его, - ты понимаешь, наша судьба решалась вот здесь, в этой комнате, несколько месяцев назад, когда я рассказывала тебе, как я перехожу из мира в мир. Потом мы рассказали Ко... Тэнгриджи... Мы бы с тобой могли и не встретиться!
- Но ведь ты же мне это все рассказывала, никто другой!
- Вот я и думаю, где начало – здесь или там?
- Прошлого и будущего нет, есть вечное настоящее, - вспомнил Алексей Петрович слова Кости. – Действительно, из этого зануды хороший шаман должен был получиться.
- Великий шаман! А я еще на него обижалась... А я еще с ним ссорилась...
Когда письмо прочитал Иван, когда он послушал восторженный монолог Айгуль и комментарии Алексея Петровича с хронологическими выкладками и пространными рассуждениями о вечном настоящем, он пожал плечами и сказал:
- Знаете, коллеги, связавшись с вами, я уже ничему не удивляюсь. Для меня не будет сюрпризом, если где-то через год вдруг окажется, что, скажем, в бронзовом веке вы, Петрович, были моим отцом, а немного позже, в веке восемнадцатом, ты, Айгуль, была моей дочкой, и я нещадно порол тебя за то, что ты не желала учиться даже тому минимуму, который век просвещения отвел для вашей сестры... Ну, а если серьезно, то я, например, в отличие от некоторых, никогда не сомневался в теории реинкарнации, но чтобы так... Может, нас на Земле и живет всего несколько сотен тысяч? А все остальные – только их двойники, тройники, близнецы, короче, живущие в прошлом, настоящем, будущем...
Освободили Костину квартиру. И тут возникла новая проблема – куда девать книги, явно связанные с интересом владельца к алхимии. Нашли оптимальный вариант – сложили стопками в комнате правнучки – пусть терпит! Но книги заняли добрую половину комнаты. Они явно мешали, но Айгуль отнеслась к неожиданному наследству прадедушки Тэнгриджи, «которого даже в Итиле боятся», с явным благоговением. Она все ходила, вытирала с них пыль и охала, какой же у нее улькен-ага, то есть прадедушка, умный. Почти как Аксай...
Возможно, именно соседство с такой горой знаний, а возможно, фраза Аксая «Я тебя замуж не возьму, пока не выучишься» и подвигли ее на подвиги на ниве просвещения. Сначала Алексей Петрович ее контролировал, но когда увидел, что его невеста, если и не вундеркинд, то просто очень способный ребенок, значительно ослабил контроль, и к лету в чтении, письме, истории, географии Айгуль не намного уступала своим среднестатистическим сверстницам-школьницам.
В один из субботних вечеров появился Илья с бутылкой коньяку, коробкой конфет и остатком долга за лошадей. На этот раз он никуда не спешил и по-своему оценил «гору знаний». Пока Айгуль готовила закуску, он осмотрел «гору» и начал стыдить Алексея Петровича:
- Ты посмотри, Алексей, в какой тесноте живешь! Неужели не можешь квартиру посолидней купить? Неужели все деньги уже потратил? Так я еще принес! И принесу – только лошадей давай. Ты извини, я по-свойски, я добра желаю. Скоро лошадей приведешь? Ты знаешь, как они моим клиентам понравились? Давай, говорят, Илюша, еще коней, сколько пригонишь, всех заберем... И пристают, понимаешь, - познакомь да познакомь с хозяином. Да уж! Как же! Я, может, с виду и простой, но дело свое знаю: мой клиент – это мой клиент. Слушай, Алексей, я тебе платить буду больше, возможно себе в убыток работать буду, но не хочу таких лошадей терять. Лошади у тебя, действительно, золото, а вот ты, как поставщик – никакой. Все завтраками кормишь, - Илья вдруг обиделся. – Закралось в мою, да и не только в мою голову сомнение, а правду ли говорила твоя девочка, когда убеждала меня в том, что именно ты большой специалист в лошадях?
Он обвел взглядом стены. Взгляд был уже изрядно затуманенным, но выразительным. Он словно говорил: «Вот видишь – только книги и ни одной лошади! Хоть бы на картинке или фотографии...»
Теперь обиделся Алексей Петрович. Сначала на Айгуль. За то, что нечаянно выставила его лгуном. Но потом он быстренько сообразил, что в то время, когда она суматошно искала его, она могла и не такое нафантазировать, лишь бы ей помогли в поисках. А вот на Илью он обиделся очень серьезно. Какое право имеет этот человек, сделавший на «его» лошадях не одну тысячу долларов, сделавший легко, не прилагая никаких усилий, отчитывать его, как провинившегося школьника? О том, что лошадиным бизнесом он заниматься не собирается, говорить было преждевременно, а вот обиду продемонстрировать просто необходимо. И его понесло.
Он кратко остановился на трудностях торговли лошадьми. Такими лошадьми. Выразил подозрения, что Илья об этом не имеет ни малейшего представления. И более подробно остановился на своих проблемах. А они заключались в том, что помимо объективных трудностей, возникших с транспортировкой товара, его гложут сомнения, а не сменить ли ему тупых партнеров, не уехать ли от всего этого на край света, в те места, где этих лошадей и разводят? В этом направлении он рассуждал минут пятнадцать, и его речь произвела должное впечатление. Даже Айгуль, которая перед этим скромно оставила мужчин для серьезного разговора, смотрела на него из кухни испуганными огромными глазищами. А Илья, неожиданно протрезвев, стал смущенно извиняться за свою назойливость и объяснять, как он уважает своих поставщиков, работающих, что называется, на передовой. Он-то сам – что? Обычный барышник, а знал бы Алексей, какие люди замешаны в лошадином бизнесе! Да он, наверное, и сам знает – грамотного человека сразу видно.
Илья засобирался, заверяя Алексея Петровича в своем искреннем уважении, и пообещал ему больше не надоедать. До следующей осени. Ну, а там пусть уж Алексей уладит свои проблемы, и – с богом. Лошадей будет нужно много. Хороших и разных.
Илья ушел, а Алексей Петрович сел на диван и крепко задумался. Эти лошади и эти бешенные деньги обещают массу проблем. Неожиданных и, в общем-то, ненужных. Придется серьезно побеседовать с Иваном. Он, сначала немного поостыв, вновь заболел «лошадиной болезнью», рисуя Алексею Петровичу радужные перспективы коневодства.
Пришла Айгуль, с виноватым видом присела рядом.
- Прости, Аксай, я, кажется, втянула тебя в нехорошую историю... У тебя, правда, неприятности?
Он успокоил ее, но у самого на душе было паршиво...
В разгар зимы Василий Игнатьевич неожиданно отправил его на какую-то конференцию в Крым. Конференция была из тех, что, обычно проводятся не с теми, кому это нужно, не там, где нужно, и не тогда, когда нужно. Можно было со спокойной совестью не ехать, но Айгуль никогда не видела моря, и Алексей Петрович повез ее в Крым.
Море было зимним, действительно, черным и неласковым. Таким его и Алексей Петрович видел впервые. А они с Айгуль подолгу гуляли по набережной, наблюдая шторм и радуясь редкому солнцу, иногда мелькавшему среди низких туч, цеплявшихся за вершины невысоких Крымских гор. И догулялись. Айгуль простудилась и заболела. Заболела серьезно, так, что Алексею Петровичу пришлось срочно увозить ее домой, брать больничный по уходу за ребенком и сидеть над ней две недели.
- Да, батенька, отцовские обязанности – это, я вам скажу... - в своей обычной многозначительно-неопределенной манере посочувствовал ему Василий Игнатьевич, навестив младшего коллегу на его «книжном складе», как он окрестил то, во что превратилась некогда интеллигентно-холостяцкая квартира Алексея Петровича. А, посочувствовав, старик тут же направил мысль по привычному руслу: - Жениться вам нужно, голубчик. Дети, они всегда женской заботы и ласки требуют, а тут – девочка, взрослая... Как вы? Хоть ладите? – и, выслушав краткий отчет Алексея Петровича о том, как отлично он ладит с дочерью, Василий Игнатьевич покивал-покивал и с видимым огорчением завершил тему: - Теперь, милый мой, вам нужна женщина опытная, серьезная, может быть, даже с ребенком... А у Ниночки, знаете ли, жизнь, как будто определилась, - подчиняясь внутренней, только им двоим понятной логике, изменил он тему. – Встречается она с каким-то инженером. Звезд с неба парень не хватает, но малый, похоже, неплохой. Да и родители – очень порядочные люди... Н-да...
Сообщив Алексею Петровичу эту новость, которая в его представлении должна была расстроить коллегу, Василий Игнатьевич похлопал его по плечу и, посчитав свою печальную миссию завершенной, удалился, оставив для ребенка пару килограммов апельсин.
Айгуль, во время их разговора казавшаяся спящей, после его ухода слабым голосом поинтересовалась, о какой такой женщине с ребенком говорил Базилевс? Так она, а за ней Иван и остальная университетская братия прозвали Василия Игнатьевича. Почему Аксай не ответил, что у него уже есть невеста? Нет, не она, конечно, но пусть этот дед не думает, что Аксай вообще никому не нужен.
Алексей Петрович очистил ей апельсин, но она сказала, что, во-первых, есть базилевсовы подарки не собирается, поскольку еще древние греки говорили: «Бойся базилевсов, дары приносящих», что, во-вторых, очень любит Аксая, а, в-третьих, уже чувствует себя лучше.
Алексей Петрович от радости даже не стал ее исправлять, менять «базилевсов» на «данайцев» - он кинулся мерить ей температуру. Она, действительно, понизилась.
А однажды утром Айгуль разбудила Алексея Петровича, упав ему на грудь, как обычно делала это до болезни.
- Хон карба, Аксай, зиму прожилию... – сонно пробормотала она. – Сегодня первое марта.
Весна принесла привычные хлопоты, связанные с подготовкой экспедиции.
- Может быть, все-таки вернетесь на могильник? – Василий Игнатьевич как-то поймал за рукав коллегу, куда-то мчащегося вместе с дочкой.
В его голосе, правда, не было никакой надежды. Василий Игнатьевич видел, как серьезно Алексей Петрович принялся расширять научную тему, углубляясь в идеологию и религию тюрков.
- Нет, я на добровольную каторгу, - засмеялся Алексей Петрович. – Еще годика два покопаю... Так что давайте ко мне всех оболтусов, разгильдяев и двоечников – на перевоспитание.
Василий Игнатьевич безнадежно махнул рукой.
- Сами набирайте... Разве я похож на палача? Хоть бы ребенка своего пожалели, не тащили за собой... Айгуль, поедете со мной? Я тут недалеко от города, по-домашнему, можно сказать, курганчик собираюсь раскопать. Река, ферма, молоко – все под рукой. Отдохнете, молочка парного попьете. А то, вон, какая стала – одни глазища.
Айгуль вежливо поблагодарила, но отказалась. Своего агу она не бросит. «Базилевс» вздохнул, снова махнул рукой и пошел прочь. Затем вдруг повернулся:
- Да, кстати... А Смирнов, знаете ли, тоже наотрез отказался ехать на ваш могильник. Не знаю, что вы там ему наговорили, чем угрожали, но – наотрез! – и он в третий раз махнул рукой, уже с обидой, повернулся и ушел.
И опять Алексей Петрович на какое-то мгновение почувствовал себя неловко. Опять в глубине души возникло смутное ощущение, что он поступает нечестно. Хотя, с другой стороны, ну не рассказывать же старику правду, в которую он не то что не поверит, но на которую еще и обидеться может – подумает, что его дурачат.
Эта правда заключалась в том, что Алексей Петрович на все сто процентов был уверен, что с кратером он разберется еще в этом году, что в святилище его ожидает любопытный алтарь и жертвенная яма, заполненная самыми разнообразными приношениями, сложенными слоями с полным соблюдением хронологии. И расположена она именно там, где он и предполагал – к востоку от алтаря. Более того, он даже знал, как называли утригуры это святилище – Таракайташ, Лысая гора. Разве поверит «Базилевс», что все это рассказала ему Айгуль?
А произошло это случайно, перед той злополучной крымской конференцией, когда Айгуль, бездельничая у него в камералке, вызвалась помочь рассклеить фотографии в отчете, который нужно было срочно отправлять археологическому начальству.
Тогда она очень долго рассматривала фотографии с общим видом святилища, снятые с разных точек, и вдруг спросила:
- А далеко это место от нашего кладбища? – Он объяснил, показал на карте. Айгуль обрадовалась: - То-то я смотрю, уж очень знакомое место! Это – Таракайташ, Лысая гора. Я там много раз бывала вместе с дедушкой. А вот здесь, нет вот здесь он обычно ставил нашу юрту.
- Ну-ка, посмотри, - он развернул общий план святилища. Это – алтарь?
- Конечно, что же еще может быть в центре святилища? Тут еще большой Тошло таракай кобыр стоял – каменный лысый человек. Тошло кобыра, каменного человека, потом, правда, разбили...
- А перед алтарем, вот здесь, была жертвенная яма, да?
- Была. В нее бросали разные приношения Тенгри... Постой, постой! – ее огромные глаза стали еще больше. – Ты представляешь, я совсем забыла, дедушка называл Тошло кобыра Тенгриджи... Понимаешь? Ведь это было изображение Тенгриджи, то есть – Кости! Ведь он же – таракай, лысый... Ну, почти лысый. Получается, что его статуя была как бы главным шаманом в святилище... И гора – тоже Таракай, Лысая... Вот это да!
Алексей Петрович сохранял спокойствие, хотя и его открытие Айгуль заинтересовало.
- А почему разбили этого кобыра?
- Приехал какой-то важный бай из Итиля, долго говорил с шаманами, а потом дал им много денег за то, что уберут изображение Тенгриджи и перестанут молиться в святилище.
- И давно это было?
- В 810 году, семь лет назад...
И они одновременно рассмеялись ее оговорке – рассказывая о событиях того времени, она вернулась в свою прошлую реальность, в 817 год.
- А обломки статуи выбросили?
- Нет, они там и остались.
- Так... 810 год... Начало реформ Обадии, введение иудаизма в качестве государственной религии... – вслух рассуждал Алексей Петрович. – Борьба новой религии со всеми остальными, и всех остальных религий с иудаизмом... Восстание кабаров... Правильно?
- А откуда ты...
- Обижаешь, - прервал он ее. – А скажи, жертвенную яму после того как закрыли святилище, не грабили?
- Как же можно?! – обиделась Айгуль.
- Еще как можно... Знала бы ты, что творилось у нас, когда закрывали церкви. Скажи, а как твой дедушка относился к кабарам?
- Кабары на нас нападали. Как же к ним можно относиться?
- А вы на них?
- А как же...
- Значит, вы отказались от своего бога и приняли иудаизм?
- Ну, вот еще! Конечно, нет. Наш бог – Тенгри, Вечное Синее Небо. Как можно отказаться от неба?
- Тогда я ничего не понимаю, - развел руками Алексей Петрович. – Кабары были против введения иудаизма, вы иудаизм тоже не приняли... Почему же вы воевали?
- Кто знает... Степная война вспыхивает, как пожар в засуху – неизвестно где и почему.
- И все же, - продолжал гнуть свою линию Алексей Петрович. – Кабары воевали против Обадии, который насильно вводил иудаизм, запрещал Тенгри...
- Ну, как можно запретить небо? Ему можно молиться везде. Да, нам предложили перейти в новую веру и закрыть святилище. Поменять веру мы отказались, а святилище закрыли. За это бай из Итиля заплатил очень много денег. Глупо было от них отказываться. Бая мы не обманули, в то святилище больше никогда не ходили, хотя этот бай у нас больше никогда не появлялся. А на те деньги купили много хорошего скота. Заметь, не отбили его у других, а купили. Разве это плохо? А против Обадии бунтовали богатые роды, те, что за власть в степи боролись.
Алексей Петрович, помнится, тогда в очередной раз подумал, как все-таки далека история-наука от истории-реальности. В какие узкие идеологические рамки, в какие жесткие теоретические схемы втиснута людьми живая многогранная человеческая история! А ведь все так просто и логично! Построили... разрушили... взяли деньги... купили скот...
Айгуль с интересом смотрела на него.
- Прости, Аксай не обижайся, ладно? Ведь не все люди одинаковые, и живут все по-разному. Даже сейчас. А тогда – тем более. А люди из «тогда» и «сейчас» совсем разные... И ведь необязательно быть одинаковыми, правда? Ведь мы как тот браслет, помнишь? Он начинает действовать, когда соединишь головки змеи, которые ползут в разные стороны, - и она легонько стукнулась лбом о его лоб.
А он сидел, глупо улыбаясь, и думал:
«Ну да, разная полярность, поэтому змея и ползет в разные стороны. Одна в прошлое, другая – в будущее. Но змея-то одна! Только так и возникает движение энергии. Только так и начинается вечное настоящее».
Как-то среди ночи Алексея Петровича разбудил звонок.
«Не телефон, - подумал он, медленно просыпаясь. Звонок повторился. – Точно, не телефон, - он быстро натянул штаны. – Кто бы это мог быть? Кто-кто? Конечно, цыгане! Кто же еще?» - усмехнулся он, прогоняя остатки сна.
Из спальни выглянула Айгуль.
- Спи, - бросил он на ходу. – Это, наверное, твои друзья-цыгане пришли за лошадьми...
На площадке никого не было. Не слышно было и шагов, спускавшегося по ступенькам ночного посетителя. Стояла глубокая тишина предрассветной поры.
Но посетитель действительно был. На резиновом коврике у его ног стояло небольшое плетеное лукошко с крышкой.
Алексей Петрович постоял, посмотрел на него, присел на корточки, прислушался. Вроде бы не «тикает». Да и что это за бред?
- О, Тенгри, - пробормотала сонная Айгуль, заглядывая ему через плечо. – Это же наша корзина... наша...
И все же он взял «их» корзину осторожно, бережно поставил на стол возле дивана, оставив удивленную Айгуль на площадке и велев прикрыть дверь: армия и Кавказ многому научили. Только после этого он снял крышку.
Под ней лежал небольшой свиток, а под свитком змеиные браслеты и множество зеленых шариков.
«Так, наконец-то привет от Кости», - подумал он.
- Наконец Тенгриджи вспомнил о нас, - произнесла Айгуль, которая, не дожидаясь разрешения, уже вскользнула в квартиру и села рядом.
Это, действительно, было послание от Кости. Свиток состоял из двух частей. Первая содержала подробную информацию по использованию карасу и браслетов. Вторая была даже не письмом, а философским эссе в Костином стиле, и Алексей Петрович попытался с чувством прочитать его все время пытавшейся уснуть Айгуль.
- ...Масса возможностей... Множество трудностей... – читал Алексей Петрович. – Остерегайтесь стрел... Историческая экология... Для Вселенной вы безразличны... Вы не сделаете ошибок...
«Да, - хмыкнул про себя Алексей Петрович. - Один крестик чего стоил! Смирнов чуть с ума не сошел...»
Вдруг он напрягся, взглянул на уже мирно спящую Айгуль и постарался более внимательно вчитаться в Костины каракули.
«Теперь о неприятном. Мой сын, дедушка Айгуль, о котором мы в свое время были очень наслышаны, оказался неким подобием Павлика Морозова в утригурском варианте... Довольно благообразным он выглядит только на вашей фотографии. В жизни он оказался совсем другим... Мафия, как говорится, бессмертна...»
Алексей Петрович осторожно высвободился из-под Айгуль, отнес ее безмятежно спящую в спальню и пошел на кухню курить.
Там на кухне, колдующего с сигаретой в зубах над шариками с браслетами, его и застала утром Айгуль.
Глава восьмая,
в которой доминируют трудовые будни,
а Алексей Петрович становится жертвой стрелы
Теперь у них было все: полторы сотни шариков карасу, два десятка новеньких билоновых браслетов, подробная Костина инструкция, огромное желание проверить все это в действии, не было только времени.
- Ну, что он тянул, этот шаман? – недовольно ворчал Иван. – Может, все-таки попробуем? А, Петрович? Махнем в выходные на дюну, уже сухо... Зайдем ненадолго, выйдем. Хоть посмотрим, как оно действует.
Но Петрович был против. Стояла середина апреля, самое время готовить экспедицию. Понятно, что и самому ему не терпелось испытать карасу. Но – зачем? Косте он доверял полностью, но вдруг что-то замкнет, вдруг им придется задержаться. Нет, для испытания, как и для путешествия нужен отпуск. Чтобы их отсутствие никто не заметил, и чтобы время было в запасе. Так что первоочередной задачей оставалась экспедиция, которая тоже, кстати, обещала быть любопытной.
Уже к середине мая Иван сколотил небольшую группу добровольцев-камикадзе для трудной, но почетной миссии – раскопок клада на древнем святилище. Что он им наобещал, осталось тайной, но коллектив подобрался неплохой: первокурсники, только-только перешедшие на второй курс.
- Сгущенки надо побольше купить, - единственное условие, которое Иван поставил Алексею Петровичу.
Тот и сам понимал все трудности предстоящей работы и важность этого стимула, этой вязкой, сладкой и питательной жидкой валюты, так необходимой в полевых условиях. Поэтому сгущенки набрали раза в три больше нормы.
- Сладкую жизнь в концлагере решили устроить? Задабриваете детишек? Ну-ну... – хихикал Базилевс, подписывая смету.
Первого июня, в День защиты детей, их десантировали в кратер, и «детишки» начали «грызть» целину.
В целях экономии и сил, и времени Алексей Петрович разбил раскоп очень экономно. Основной целью были жертвенна яма и алтарь в центре кратера, поэтому раскоп аккуратно оконтурил обнаруженные в прошлом году камни, и с западной стороны он приобрел ломанную конфигурацию. С противоположной, восточной стороны, там, где ожидалась воспеваемая Иваном яма с сокровищами, раскоп имел прямоугольные очертания, чтобы не пропустить это скопление бесценных раритетов.
Айгуль походила по кратеру, посидела на уже расчищенных камнях, снова походила, а потом сообщила Алексею Петровичу, что с восточной стороны раскоп нужно еще увеличить на пару метров.
- Тут, конечно, многое изменилось, - задумчиво сказала она, отведя Алексея Петровича в сторону, - но яма, как я помню, была дальше, между ямой и алтарем пространство было большое, там камлал дедушка... А для этого, знаешь, места нужно побольше... А вон там, смотри, - она вдруг оживилась и показала за ворота, - там стояла наша с дедушкой юрта, там еще роща была, и мы с Акай любили в ней играть, - она погрустнела. - Может и нашу юрту, палатку то есть, поставим, где дедушкина стояла?
- Хорошо, милая, поставим, - он погладил ее по плечу. - Ты очень скучаешь по дедушке?
Она пристально посмотрела на него и отвернулась.
- Прости меня, Аксай, я без твоего разрешения прочитала Костин битиг-письмо... Почему он так про дедушку, а? Про Павлика Морозова я в Интернете прочитала…
- Не знаю, Айгуль, вот попадем к ним – разберемся. Может быть, Костя на стороне кабаров, может еще что. Через тысячу лет трудно судить. Сама же говорила, помнишь?
Он развернул ее, встряхнул за плечи, заглянул в глаза. В них блестели слезы.
- Ох, Аксай, тревожно мне... Походила я здесь, и предчувствия нехорошие появились. Ведь я все-таки внучка и правнучка шаманов...
- Не переживай за дедушку. Не обидим же мы его, в самом деле? Ведь родственник.
- Да я не про деда беспокоюсь, о нас с тобой душа болит.
- Ну, а с нами что может случиться? Посмотри, в радиусе десяти километров мы здесь одни, река – воробью по колено... С обрыва, разве что, сорваться можно. Но знаешь, сколько раз я в прошлом году с него на заднице съезжал? Могу даже колею показать... Ну, успокойся, - она вымучено улыбнулась и уткнулась лицом ему в грудь. – Иди, полежи, успокойся, а потом мы нашу юрту перенесем...
Он вернулся к разметке.
- Что случилось? – тревожно спросил Иван.
- Да ничего серьезного, - отмахнулся Алексей Петрович. – Возраст, капризы... Юрту, тьфу, палатку, видишь ли, я не там поставил... Обещал перенести.
Иван успокоился, но минут через десять мотнулся в лагерь проверить, как там Айгуль. Вернулся вместе с ней, подмигнул Алексею Петровичу, и Айгуль занялась делом.
Она уже прочно вписалась в студенческий коллектив и мало чем отличалась от девчонок с младших курсов. Иногда Алексей Петрович с интересом и тревогой прислушивался к их разговорам, опасаясь обнаружить какое-либо отставание Айгуль, и с радостью каждый раз обнаруживал, что разница в возрасте в три-четыре года практически не ощущалась. Да и о чем могут разговаривать девчонки? Не философские же диспуты они устраивали. Его интересовала еще одна сторона жизни Айгуль, и как-то он спросил:
- Ты почему на дискотеку не ходишь? В общежитии вполне пристойная дискотека...
Она удивленно распахнула глазища:
- Ты что, Аксай? Как можно?
- Да хоть бы с Иваном. По-братски, так сказать.
- А зачем я ему? Только мешаю. Иван – он шалопай: сегодня с одной, завтра с другой. А я что – хвостом за ним бегать?
- Но ведь подружки, наверное, зовут?
- Сейчас уже не зовут...
- Почему?
- Я им сказала, что у меня на родине жених остался, а по нашим законам я просто не могу ходить на танцы без него.
- И их устроил такой ответ?
- Нет, конечно. Сказали, что я – дура набитая.
- Ну, а ты что?
- Я сказала, что он меня ждет, - и она вопросительно взглянула на него.
- Он тоже ждет, - ответил на этот немой вопрос Алексей Петрович. И соврал.
Как-то незаметно после того звонка из музея его отношения с солидным научным сотрудником Людочкой возобновились. Из чисто деловых они плавно перешли в личные, и Алексей Петрович иногда навещал ее для «деловых консультаций», как он объяснял свое отсутствие Айгуль. Их связь, как и в былые времена, носила легкий, необременительный характер и могла длиться годами. Но после того разговора с Айгуль, после того немого вопроса в ее глазах Алексей Петрович «элегантно», как сказала Людочка, прервал личные контакты с научным сотрудником, и «деловые консультации» прекратились.
Догадалась ли о чем-нибудь Айгуль? Скорее всего – да. Это угадывалось по тем радостным хлопотам, которые она стала устраивать вокруг него по вечерам. А он, он даже несколько раз под благовидными предлогами сводил ее в общежитие на дискотеку. Особого удовольствия она ей, правда, не доставила.
- Дома лучше, - подвела Айгуль итог их походам, и вопрос с танцами был закрыт.
Но на взаимоотношениях с подругами ее «домашний» образ жизни не отразился, и она оставалась участницей многих проделок, хранительницей бесчисленных тайн, доверенным лицом и посредницей в переговорах между студентами и Алексеем Петровичем, когда возникали напряженные ситуации, а то и просто заступницей за лодырей и прогульщиков перед грозным «Аксай-агой». Своей младшей сестренкой, сенлим, ее считали многие.
Вот и в «кратере» она с первого дня включилась в работу. Помогала на кухне, перебирала землю на отвалах, пыталась даже копать. Но к лопате ее не допустили.
Первый штык одолели за три дня. Это было бы подвигом даже для старшекурсников. А здесь – молодняк. Иван только руками разводил. Под его вдохновенный треп о сокровищах, которыми якобы наполнена жертвенная яма, задабриваемые сгущенкой, которая почти что лилась рекой, ребята работали хорошо. Но на втором штыке пошли камни от алтаря, и работа затормозилась. Постепенно начал вырисовываться и сам алтарь, сложенный насухо из обтесанных камней: прямоугольник полтора на полтора метра.
В западной части раскопа находилась груда камней, и после того, как каждый из них обчистили, обмыли, выяснилось, что это, действительно, остатки статуи. Пораженные этим открытием «кладоискатели» начали работать с повышенным энтузиастом, а Алексей Петрович принялся собирать изваяние.
Истукан являл собой квадратную в сечение колонну высотой около двух метров. Задняя его поверхность была гладкой и интереса не представляла. На боковых и на передней гранях был четко просечен ремень. Но сабли, которой полагалось находиться слева, не наблюдалась. Изваяние, действительно, изображало не воина. Довольно рельефно обозначенные руки с боковых поверхностей переходили на переднюю. И в аккуратно проработанных кистях «таракай» держал перед собой в правой – кубок, в левой – нечто прямоугольное
.- Да ведь это же книга! - восхитился Иван. - Смотрите, при боковом свете и корешок виден!
- Итак, не хватает основного. Где голова? – задал вопрос Алексей Петрович и посмотрел на Айгуль. Та пожала плечами. Но минут через десять глубокомыслия, в ходе которого каждый из них пытался определить, куда же скатилась отбитая голова, они пришли к единственно правильному общему мнению.
- Голова там, - коротко проинформировал Алексей Петрович о результатах своих размышлений, и Айгуль с Иваном согласно кивнули головами.
Все силы были брошены на указанное место, и часа через три из раскопчика донесся радостный вопль – чья-то лопата заскрежетала, наткнувшись на камень.
Расчищали голову уже при свете фонаря. Она, действительно, была лысой. Дуги сросшихся бровей переходили в нос. Бусинки глаз. Под носом – вытянутый бублик, обозначающий рот. По бокам – дужки ушей.
- Так вот каким ты стал, друг Костя! – пробормотал Иван. – Красавец, ничего не скажешь... Несладкая, видать, у тебя сложилась жизнь утригурская. Петрович, портретного сходства, конечно, ноль, но зато как верно передан характер: в руках стакан с чаем и книжка. Наблюдательный скульптор поработал... Познакомишь, Айгуль? Может и меня изваяет.
- Ну, как ты? Успокоилась? – спросил Алексей Петрович, когда они вместе с Айгуль после трудов праведных глубокой ночью откисали в реке. Айгуль сидела рядом с ним по горло в воде и, задрав голову, разглядывала звездное небо. Она кивнула, и Алексей Петрович продолжал: - Это просто ностальгия. Попала в знакомое место, увидела, как все изменилось, и на тебя накатило. Так бывает. Пройдет...
- Нет, это не то, - она помолчала. – Знаешь, ведь шаман и без помощи карасу может заглянуть в будущее, если он настоящий шаман. Не знаю, настоящая я шаманка или нет, но я тоже кое-что умею... Когда я попала в святилище, то вдруг снова осознала себя частью своего народа, своей культуры. Я представила себя шаманкой и просто спросила небо, что нас с тобой ждет. И мне стало плохо. Сердце вдруг отяжелело и начало очень громко стучать. Я испугалась, поблагодарила небо, и все прошло. Но тяжесть на душе осталась.
- Может быть, нельзя спрашивать небо «просто», по пустякам, - осторожно спросил Алексей Петрович. – А может, это Костино письмо?
- Нет, Аксай. Что – письмо? Костя предупреждает об опасности в будущем. Это естественно. Тот мир, и, правда, суровее этого. Но это не то. Это просто предчувствие беды. Не там, здесь. А откуда она может взяться, я не знаю, и это меня тревожит. Но ты не переживай, я уже успокоилась и просто жду.
- Нельзя спокойно ждать беду, - начал, было, он, но остановился, не зная, как завершить мысль. Она то ли пожала плечами, то ли передернула ими от речной прохлады и снова принялась изучать звезды.
- Аксай, ведь ваш бог тоже живет на небе? Как же они там все уживаются, как терпят друг друга?
- В общем-то, бог один, только называют его по-разному, - неуверенно начал Алексей Петрович, сомневаясь, стоит ли развивать эту идею.
- Это как? – неожиданно заинтересовалась Айгуль.
- Ну, вот ты меня как называешь?
- Аксаем...
- А студенты зовут Алексеем Петровичем, Иван – просто Петровичем, приятели Алексеем, в детстве звали Алешей, Лешкой, Лехой... А я ведь один и тот же.
- Но ведь никто не воюет по этому поводу...
- Ну, разве что ты с Иваном, - он рассмеялся и предложил: – Пошли спать, философ.
Но пока они вытирались и одевались, напряженно думал над словами Айгуль. Что же она предчувствует?
По склону обрыва поднимались молча. Во время таких занятий скалолазанием, кстати, выяснилось, что на четвереньках Айгуль передвигается гораздо проворнее, чем он.
«Конечно, ведь на целое тысячелетие ближе к первопредкам. Навыки еще не утратила», - подумал Алексей Петрович после первого восхождения, но про свое антропологическое открытие промолчал: зачем обижать мартышку.
На следующий день они все же обнаружили жертвенную яму. Именно в том месте, на которое указала Айгуль. Яма чернела на фоне светло-желтой материковой глины круглым пятном удивительно жирного гумуса. Но был уже вечер, и Алексей Петрович отложил начало ее выборки на утро.
После ужина он, как обычно, сел на пороге палатки и занялся привычной рутинной работой, без которой археология скатилась бы к своим истокам – к кладоискательству. Выписывая строчку за строчкой в дневнике раскопок, он невольно прислушивался к разговору, доносившемуся из «столовой» - из-под брезентового навеса, который ребята умудрились натянуть между полусгнившим стволом дерева и несколькими забитыми в землю кольями.
Оказалось, что военно-религиозная тема буквально витает в воздухе и волнует не только Айгуль. Диспут возник по поводу разбитой статуи, и пока Иван не ляпнул, что ее раскололи по приказу евреев, протекал довольно мирно. Но после этих слов возникла пауза, а потом черноголовый Эдик, с явно семитской физиономией, деликатно возразил, что Иван, скорее всего, ошибается, считая евреев виновниками и этого варварства. Его неожиданно поддержал здоровенный Мишка, насмешливо пробасивший:
- Я не этот... не юдофил, но тут ты, Ваня, явно перегнул палку. Откуда взяться евреям в этой степи, да еще в девятом веке?
Алексей Петрович усмехнулся. Первокурсники о Хазарском каганате знали в самых общих чертах, да и потом на эту тему отводилось совсем немного времени. Интересно, что им расскажет Иван, уже аспирант?
Тот начал бодро, но вскоре запутался между каганами Обадией и Буланом, между утригурами, кутригурами и сарагурами, между Леведией и Ателькузу. Единственные термины, которыми он с уверенностью оперировал, были «правильные» кабары и «подонки» рахдониты. Эти последние как раз и были евреями. Все сплошь.
«Да уж, с «пятеркой» я тогда явно поторопился, - подумал Алексей Петрович и взглянул на Айгуль. Та сидела с отчужденным видом, уткнувшись в книгу, но, по всему было видно, слушала с интересом, иногда насмешливо улыбаясь. – Вот она бы рассказала, - улыбнулся и Алексей Петрович. – Мы с ней по косточкам разобрали всех их каганов, буквально по десятилетиям разложили занятную хазарскую историю».
Иван, нужно отдать ему должное, вскоре честно сдался и признался, что больше знаком с историей того периода по черепкам и железкам, что с закрытыми глазами может на ощупь определить, какого века пряжка, но в этих каганах путается.
- Селим, - обратился он к Айгуль, - Сходи, попроси Аксая, пусть расскажет народу правду.
Та захлопнула книжку и, не спеша, направилась к Алексею Петровичу.
- Аксай-бай, твой народ правду требует, - она присела перед ним на корточки.
- Ну, и рассказала бы. Утерла бы Ваньке нос.
- Нельзя. Зачем же подрывать его авторитет. Не женское это дело.
И они пошли к «народу». Для начала он потребовал себе большую кружку чая.
- Со сгущенкой? – поинтересовался «народ».
- Нет, сгущенку потом, после лекции, в качестве гонорара. И из твоей пайки, - он ткнул пальцем в Ивана.
Поскольку спор возник из-за евреев, свою импровизированную лекцию Алексей Петрович начал издалека – с побережья Средиземного моря и из глубины веков, со второго столетия нашей эры. Именно там и тогда евреи потерпели от римлян поражение в иудейских войнах и были вынуждены в массовом порядке бежать в Персию, Армению и Азербайджан.
- Со временем евреи прочно вписались в общественно-политические системы этих стран, - разворачивал свое повествование Алексей Петрович. – А когда и в Персии наступили смутные времена, богатые евреи бежали в Византию. Бежали не с пустыми руками и очень быстро там освоились. А те, кто победнее, бежали на север и остановились только за Дербентом на широкой равнине между Тереком и Сулаком. Именно так и образовались две ветви евреев. Первые, византийские, грамотные и богатые, свято соблюдали веру предков и успешно торговали с арабами. Вторая ветвь, кавказские евреи, так и остались бедняками и на новом месте продолжали заниматься привычным трудом – пасли скот, возделывали землю. Они, как и все бедняки, были неграмотны и вскоре забыли обряды и традиции религии предков. К северу от них жили хазары, которые враждовали со своими западными соседями – булгарами, кочевавшими в Приазовье и на Кубани. В шестом веке и тех и других покорили тюрки, но, покорив, настолько сами ослабли, что вскоре власть в стране захватил хазарский род Ашина. Настала очередь болгар бежать из родных степей. Одни бежали на Волгу и стали предками нынешних татар, другие – дошли до Дуная и основали современную Болгарию, третьи – утригуры – бежать никуда не захотели и остались на родине, вошли в состав Хазарского каганата, но периодически враждовали с хазарами.
- А где же евреи? – поинтересовался Эдик.
- Евреи тоже вошли в состав Хазарского каганата и очень подружились с хазарами. У них были общие интересы – защита от арабов, которые из Азербайджана очень часто вторгались в восточную часть Хазарии. Массовыми стали смешанные хазарско-еврейские браки. И вот, в 730 году кагану Булану, который был рожден в такой смешанной семье, пришла в голову мысль восстановить забытую религию предков-евреев. Он принял иудейское имя Сабриэль и пригласил в государство учителей еврейского закона, - Алексей Петрович отпил чай. – Как вы думаете, где он нашел этих учителей?
- В Византии, конечно.
- Да, именно в это время евреи грекам порядком поднадоели, им предложили убраться из страны, и они хлынули в Хазарию.
- А почему именно в Хазарию? Почему не на историческую родину – в Палестину? – спросил Эдик. – Я понимаю, там хозяйничали арабы, но ведь они же сотрудничали с евреями.
- Эх ты, - вмешался Иван. – Кто ж допустит богатых конкурентов к торговле на Ближнем Востоке? Дружба дружбой, а денежки врозь.
- Иван прав, - подтвердил Алексей Петрович. – Зачем арабам было создавать конкуренцию собственным купцам? Другое дело – Хазария. Для еврейских купцов она была непаханой целиной. Среди безграмотных аборигенов они очень скоро прибрали к рукам не только торговлю, но и образование, дипломатию.
- А что же местные евреи? – не унимался дотошный Эдик.
- Прибывшие из Византии евреи были ортодоксами, и в их глазах евреи местные, основательно перемешанные с хазарами и булгарами, были уже гоями – неевреями. Не все, конечно. Те, у кого мать была еврейкой, считались, хоть и второсортными, но евреями. Настоящим евреям, купцам-рахдонитам, принадлежали караваны, ходившие их Китая в Европу, и многочисленные караван-сараи, разбросанные по всему Шелковому пути. Ненастоящие евреи наравне с хазарами и булгарами продолжали заниматься скотоводством, земледелием и всеми второстепенными видами деятельности. Когда в самом начале девятого века новый каган, Обадия, решил сделать иудаизм государственной религией, это вызвало возмущение периферийной знати. Одни из них поклонялись Тэнгри, другие – Аллаху, третьи – Христу, но все эти религии до этого мирно сосуществовали. Теперь же Обадия, опираясь на наемников-печенегов, выгнал из страны тюрков, составлявших военное сословие Хазарии. И началась война между столичной и провинциальной аристократией – кабарами. На территорию каганата начали проникать еще и маджары, будущие венгры. Эти пришли как грабители, но постепенно приняли сторону кабаров, и где-то здесь, в нашем краю, который в то время назывался Леведией, вместе с ними потерпели поражение от печенегов и отошли на запад. Это святилище погибло как раз в то время, когда иудейское правительство боролось против почитателей Тэнгри, булгарского племени утригуров, - завершил свою лекцию Алексей Петрович.
- А что было потом? Чем все закончилось? – после короткой паузы поинтересовался все тот же Эдик.
- Да вы что, совсем историю не учили?
- Учили, но вы как-то по-другому рассказываете... Может, и судьба Хазарии сложилась по-другому.
- Да нет, она сложилась так, как ее преподают... В 965 году киевский князь Святослав разгромил сначала основную хазарскую крепость на Дону – Саркел, а потом и столицу Хазарии на Волге – город Итиль. Дела в каганате пошли из рук вон плохо. А тут еще и климат вмешался. Неожиданно поднялся уровень Каспийского моря и затопил центральную часть Хазарии со всеми полями и виноградниками. Потом начался натиск кочевников с Востока. И Хазарии не стало. Ее население растеклось в разные стороны. Таков вот финал.
- Да, финал явно без хэппи-энда, - заключил Мишка. – И не стоило, Эдуард, обижаться: все-таки по заданию евреев истукана разрушили.
- Да разве Алексей Петрович сказал, что именно евреи его разбили?
- А ты когда-нибудь видел еврея с кувалдой? Нет? Я тоже... Я и с лопатой только здесь увидел.
Эдик засопел, не зная, то ли ему обижаться за нацию, то ли с благодарностью принять лично ему отвешенный неуклюжий комплимент.
- Ладно, где моя сгущенка? – подвел окончательный итог лекции Алексей Петрович.
Уже объевшийся сгущенкой народ заволновался. Не от зависти – от сытого сопереживания чужому счастью: сейчас Алесей Петрович будет блаженствовать – есть сгущенку.
Но Алексей Петрович устраивать цирк не захотел. Он довольно небрежно взял банку и направился в свою «юрту». В палатке Алексей Петрович заученным движением пробил в банке две дырки, сделал приличный глоток и отдал банку Айгуль, которая быстренько расправилась с ее содержимым.
На следующее утро начали выбирать жертвенную яму. Первый штык оказался пустым, зато на втором пошли интереснейшие находки. Оказалось, что соплеменники Айгуль для своего Тэнгри приношений не жалели и что ни попадя в яму не бросали. Браслеты, пряжки, перстни, сережки бронзовые и серебряные, железные ножи и наконечники стрел, стремена – яма была буквально забита всевозможными вещами.
Алексей Петрович начал копать ножом. Землю, этот жирный, слегка влажный чернозем, пришлось выбрасывать руками.
«Интересно, почему он такой жирный? – подумал он. – И почему с поверхности яма никак не фиксировалась? На этом гумусе такая трава должна расти... Стеной стоять...»
Размышляя подобным образом, он машинально черпал пригоршнями отработанную землю и выбрасывал ее за пределы ямы, где ее еще раз просматривала остроглазая Катерина – вдруг он что-нибудь пропустит. Алексей Петрович черпал и выбрасывал, черпал и выбрасывал, торопясь перекурить и дать чертежнице возможность зарисовать расположение вещей, сфотографировать их и перейти к следующему слою. Разобрать вещи по слоям было очень сложно – их никто специально не укладывал, их просто бросали в яму. Иногда часть предмета только торчала в этом слое и основной массой уходила в нижний слой. Все это очень тормозило работу и без того медленную и монотонную. Поэтому он и торопился завершить эту промежуточную операцию – выборку земли. Поэтому он черпал и выбрасывал, черпал и...
И вдруг он резко отдернул руки, вскрикнув не столько от боли, пронзившей тыльную поверхность правой кисти, сколько от неожиданности. И, пожалуй, первый раз в жизни выругался при девушке. Рана была глубокая, с гладкими краями.
- Быстро за аптечкой! – скомандовал он Катерине, которая, не мигая, круглыми глазами смотрела на уже довольно приличную лужу крови, образовавшуюся на дне ямы. Та помчалась в лагерь, а он, зажав правую руку между колен, левой осторожно ощупал землю. – Ага, вот оно что, - и Алексей Петрович осторожно поддел ножом наконечник стрелы. Обычный утригурский наконечник, но... Сделан-то он из нержавейки! Так вот почему он такой острый, как будто только что наточен.
Алексею Петровичу не дали его внимательно рассмотреть, поразмышлять над тем, как могла нержавеющая сталь попасть в девятый век. Прибежали Катерина с Айгуль, принесли аптечку. Катерина работала ловко и наложила довольно грамотную повязку, а подоспевший Иван заставил Алексея Петровича отступить на отвал.
Айгуль, повздыхав над рукой, куда-то исчезла. Он даже обиделся слегка: вот, бросила его, истекающего кровью... Но потом все его внимание приковала яма, и, когда над самым ухом раздался голос Айгуль: «Аксай, выпей это!», он вздрогнул.
- Это – что?
- Это – пей!
Он глотнул. «Это» было горьким и вязким, «это» оставило во рту массу травинок и какого-то мусора.
- Это – что? – повторил он.
- Это – лекарство. То, что в аптечке, вряд ли поможет...
- Почему?
- Потому. Смотри, какая в яме земля.
- Земля-то причем?
Она подумала и смущенно ответила:
- Понимаешь, чтобы жертвенную яму не грабили, шаман обычно поливал ее особой водой. Какой, я не знаю. Но, может быть, именно после этого сюда никто не лез? – она виновато улыбнулась. – Прости, я действительно, не знаю...
- Ну вот, - погрустнел Алексей Петрович. – Мне только СПИДа из девятого века не хватает, - и с отвращением допил содержимое кружки.
Айгуль его похвалила, но осталась сумрачной. А когда его через полчаса затошнило, и он был вынужден сбегать в старый раскоп, она вообще загрустила. Пошла к Ивану, о чем-то долго с ним говорила, при этом Алексею Петровичу показалось, что тот пару раз готов был дать ей подзатыльник. Потом Айгуль вернулась и тихо, не глядя ему в глаза, сказала:
- Аксай, это серьезней, чем я думала. Тебе нужно в постель.
Он и сам чувствовал, что дела неважны. Перед глазами плавали радужные круги, прыгали искры, ноги стали ватными, в руке пульсировала ноющая боль... Поэтому он и не сопротивлялся.
Когда Алексей Петрович проснулся среди ночи, рука сильно болела, а Айгуль куда-то собиралась, натягивая джинсы.
Он притворился спящим, но, когда она бесшумно выскользнула из палатки, последовал за ней, дав ей пару минут, чтобы освоилась в темноте.
«В туалет? Да нет, пошла бы без штанов, здесь с этим запросто, - думал он, сидя на пороге и убаюкивая свою изнывающую от боли руку. – Тогда – куда?»
Ночь была светлая, лунная, звездная. Видно было далеко вокруг. Горизонт с порога просматривался градусов на двести пятьдесят. Почему-то вспомнилась армия и ночные дозоры.
Нет, ему не послышалось, где-то далеко хрустнула ветка. Где и как далеко – это уже профессия разведчика. Вон она, Айгуль, слева скользит по звездному горизонту... Прошла вход в кратер, идет дальше и скрывается за горизонтом.
Он поднялся на ноги и, шатаясь, побрел следом. Ну, зачем ему знать, куда она пошла? Могут же у девчонки быть какие-то свои ночные секреты.
Алексей Петрович добрел до ворот и присел на камень. Здесь он оставался в тени, невидимым из степи. Это была самая высокая точка на местности. Отсюда склон холма открывался, как на ладони. Вон она, Айгуль, бродит по траве, что-то ищет. Ищет с фонариком. Бродила она долго, около получаса, а потом направилась назад.
«Черт, сейчас увидит», - Алексей Петрович метнулся и залег в низкорослом кустарнике.
Но ее не было. Зато минут через десять небо над валом осветилось заревом костра. Он горел внутри святилища, и Алексей Петрович, превозмогая боль, вскарабкался наверх. Отсюда амфитеатр святилища смотрелся великолепно, как арена цирка с верхнего ряда.
Вот жертвенник, перед ним – костер, дальше – чернота жертвенной ямы. А от ворот к ней движется тонкая светлая фигурка. Это – Айгуль. Обнаженная. Сейчас она сразу в двух лицах. Она и шаман, она и просительница. Айгуль что-то бросает в яму, обходит ее, что-то сыплет в костер... Кружится вокруг него... Боль в руке пульсирует... Она готова прорвать повязку и вырваться наружу, огненно-жгучая, все нарастающая... Ему очень больно, но он не может оторвать глаз от Айгуль.
«Красивая все-таки у меня... невеста, - приходит неожиданная мысль. – Красивая и – славная...»
И он теряет сознание.
Очнулся он все там же на вершине вала. Но лежал уже на спине, и Айгуль вытирала ему лицо мокрой тряпкой.
- Дурачок ты, - сказала она, когда увидела, что он открыл глаза. – Зачем ты за мной следил?
- Увидел, что ты ушла, одевшись, решил глянуть – куда?
- Куда же я могу уйти? Только в степь за травой... Я спалила кунгаулсун – желтую траву, полынь по вашему, и кое-что еще...
- А жертвенная яма?
- Яма? Туда я бросила по пряди твоих и моих волос.
- А, ну да, конечно... Шаманизм – великая сила. Ты думаешь - это поможет?
- А что, разве еще не помогло? – она нахмурилась. И тут он понял: рука больше не болит. Абсолютно. Он попытался сорвать бинт, но она остановила его: - Пусть побудет. Медицина все-таки...
- Как это получилось?
- Видишь ли, я поняла, что у тебя может начаться, как это у вас называется... заражение крови. Я ведь так и не знаю, что дед лил в яму. По-моему, от этого, не знаю чего, у нас и лекарств в аптечке нет. И я решила полечить тебя травой, как лечили наших воинов. Ну, и кое-что добавила от себя... Болит?
- Нет.
- Ну, вот видишь...
- Так, - он все еще продолжал лежать на спине. – Это, действительно, так?
- Послушай, я внучка шамана или нет? Если да, то я и олонгчи-травница, и ... и еще бог знает кто... Пошевели пальцами!
Он послушно пошевелил. Рука совершенно не болела.
Айгуль не успела одеться, и, казалось, что сейчас ее тело, облитое лунным светом, излучало собственно свечение. Увидев, что Алексей Петрович ее внимательно разглядывает и, вспомнив, что не одета, она смутилась и шмыгнула за вал, в амфитеатр.
Он рассмеялся.
- Айгуль, иди сюда. Старый благодарный Аксай не позволит себе ничего плохого.
- Да я и не сомневаюсь, - она застегивала джинсы. – Но уж очень я спешила, уж очень ты стонал...
- Я? Стонал?
- Еще как... Я думала весь лагерь сбежится...
- Черт... Не может быть...
- При чем здесь «черт»? Ни твой бог, ни твой черт здесь ни при чем.
Алексей Петрович посидел, подумал, глядя на звезды. Ничего не придумав, он сказал:
- Ладно, пошли спать.
И обнявшись, они направились к своей «юрте».
Утром их разбудил Иван. Он ворвался в палатку, уселся на спальник Айгуль, точнее ей на ноги, от чего она, собственно говоря, и проснулась, недвусмысленно выразив свое возмущение.
- У нас ЧП, - объявил Иван, не обращая внимания на ее вопли.
- Что у нас еще случилось? – Алексей Петрович пошевелил пальцами раненной руки и с удовольствием убедился, что с ней все в порядке. После того, что случилось вчера, вряд ли еще что-либо серьезное могло произойти.
- У нас ночью были гости. В кратере костер жгли. Я сегодня как пришел, сразу кучу пепла увидел. В яме, правда, ничего не тронули, но вокруг натоптали прилично. Странно все это... Грабители? Так ведь не тронули ничего... И в лагере все цело: инструмент, вещи... Хулиганы? Так откуда им тут взяться?
Айгуль фыркнула и отвернулась. Она еле сдерживала смех: уж очень озабоченным выглядел Иван. Тот, продолжая не замечать ее, уставился на Алексея Петровича, который осторожно разбинтовывал руку.
- Без изменений в лагере, говоришь? А у меня вот рука совершенно перестала болеть, - Алексей Петрович запнулся. – Ты смотри, и рана затянулась, только шрам остался... Айгуль, посмотри.
Та внимательно и с явным удовольствием осмотрела рану, гордо глянула на Ивана.
- Выметайся, мне одеться нужно! А пепел я сейчас уберу...
- Ничего не понимаю, - Иван смотрел то на руку Алексея Петровича, то на него самого, то на Айгуль. – Ведь какая рана была, а? Да и сам ты, Петрович, вчера уж очень нехорош был... Надо же, зажило, как, прошу прощения, на собаке... Неужели, это твое лекарство так подействовало? – он повернулся к Айгуль. – Знаете, я ведь ее вчера убить был готов. Это же надо – поливать яму, кто знает, чем, чтобы, видите ли, никто на их цацки не позарился! И самое главное, она, видите ли, не знает, чем они поливали... Химики, понимаешь ли...
- Иван! Она-то при чем? Ведь не она же поливала. Зато она вылечила. То ли снадобьем, то ли камланием... Чем все-таки, Айгуль? – Алексей Петрович любовался шрамом как искусной и тонкой работой.
- Помогли и олонг-трава, и Тэнгри... А впрочем, какая разница? Важен результат.
- Так ты камлала? Выходит, это твой костер? А я уж думал, что это те, на машине... – Иван был явно разочарован.
- Какие «те, на машине»? – Алексей Петрович выполз из спальника и, прихватив, джинсы, выбрался из палатки. – Пойдем-ка, расскажешь.
Они присели на порог палатки, наконец, дав возможность и Айгуль заняться утренней уборкой «юрты», и Иван рассказал, что трижды ночью видел на проселочной дороге светящиеся фары автомобиля, скорее всего, легковушки.
- Далеко она была, шума двигателя я не слышал, но ехала довольно быстро, грузовик так не пойдет. С одной стороны, чтобы ей здесь делать: ближайшее село далеко, а, с другой стороны, почему бы ей здесь не появиться? Может, на рыбалку кто приехал, может, что на полях украсть... Правда, что сейчас там можно украсть?
- Дорога здесь одна, и она тупиковая... – размышлял Алексей Петрович. – Случайно попасть сюда кто-нибудь из местных вряд бы смог. Значит, это был чужой, заблудившийся, может быть... Хотя... Ну, раз заблудились, ну, два... А ты говоришь – три. Многовато будет. Если, конечно, это одна и та же машина... Ладно, пошли на раскоп.
Пока Алексей Петрович маялся с рукой, Иван поработал не просто хорошо, а, можно сказать, отлично. Яма заметно углубилась и сузилась.
- И что, все записано, зарисовано? – Алексей Петрович недоверчиво покосился на Ивана.
Тот небрежно кивнул.
«Да, - улыбнулся Алексей Петрович, - здорово он изменился за пару лет. Посерьезнел, возмужал... Аспирант! Вполне можно доверить самостоятельную экспедицию. Это не Смирнов».
Потом он еще подумал, что и сам он тоже «возмужал», постарел на пару лет. Это не радовало. Вот Айгуль подросла и «возмужала» - это другое дело. Это радовало. Он вспомнил ночную Айгуль, а, вспомнив, понял, что нужно начинать работу.
- Ну что? Два-три дня и можно сворачивать лагерь? – он хлопнул Ивана по плечу. – Сгущенку всю съели? Пошли, коллега, завтрак подоспел. Потом заканчивай яму, а я разберусь с находками.
Им он и посвятил целый день. Находок была масса. А сколько еще сегодня Иван на-гора выдаст, одному Тэнгри известно. И пусть это обычные вещи, но они могут многое рассказать о повседневной жизни утригуров, а самое важное, «уложены» они в хронологическом порядке: вверху – более новые, их принесли в жертву в самом начале девятого века, внизу – более старые, скорее всего, середины восьмого. Послойное их расположение в яме даст возможность датировать вещи в пределах десятилетий, а потом, в таких же узких хронологических рамках можно будет датировать и аналогичные предметы из других мест. Да и все остальное, что будет сопутствовать им. Расплывчатая датировка «восьмой-девятый век», всегда так возмущавшая Алексея Петровича, наконец-то выйдет из научной практики, уступив место более точной датировке. Ради этого стоило жариться на солнце в кратере, да и на стрелу напороться стоило.
Кстати о стреле... Вот этот странный наконечник. Все, как обычно, все, что положено иметь наконечнику, имеется. Но – нержавейка! Откуда она в девятом веке?
Алексей Петрович повертел его и так, и этак. Никакого умного объяснения в голову не приходило. Что имел в виду Константин, когда писал: «Бойтесь стрелы»? Эту конкретную стрелу или то, что коварное, бесшумное оружие, действительно поджидало их во время путешествия? Последний вариант Алексей Петрович предполагал, но, во-первых, они собирались к друзьям. По крайней мере, он на это рассчитывал. А, во-вторых, он все же полагался на свое чутье и врожденное чувство осторожности. Друзья... Кто их, друзей знает, да и друзья могут сидеть рядом, а враги – в кустах на расстоянии двухсот метров. Специалисты своего дела, а в том, что утригурские воины были специалистами, он не сомневался, эти специалисты с такого расстояния не то, что в яблоко на голове попадут, - в перстень, зажатый в пальцах. И – бесшумно. Это скифы, честные и прямодушные скифы, пользовались свистящими стрелами – их наконечники были со специальным отверстием. Характерный свист, издаваемый ими в полете, предупреждал о приближении смерти и давал хоть какой-то шанс на спасение. Потом от свистящих стрел отказались... Ну, что ж, сейчас и на карабины, на пистолеты навинчивают глушители, оснащают оптикой и лазерными прицелами. Человечество деградирует...
Его мысли прервал Иван. Он явился грязный и потный, нагруженный коробками с находками.
- Все, завтра закончим. Не такая уж она и глубокая эта яма, - доложил он, - еще сантиметров двадцать осталось выбрать, и яма закончится... А у вас тут что?
- Да вот... ломаю голову, - Алексей Петрович протянул ему наконечник. – Как ты это объяснишь?
- Где-то я читал, что в каменоломнях в Андах нашли железный гвоздь, буквально впаянный в камень... – начал, было, Иван, но Алексей Петрович прервал его:
- Только без фантазий, без этих сенсаций из популярных брошюр.
- Зря вы так, Петрович, - насупился Иван. – Вон Айгуль идет... Она что, тоже сенсация из популярной брошюры? Вряд ли. А она – не гвоздь и не наконечник стрелы... Айгуль, ты не таскала в свой мир чего-нибудь такого, ну, скажем, вилок, ножей, ложек... автомобильных рессор, наконец? Сделанных из такого вот нержавеющего железа?
Айгуль удивленно посмотрела на него:
- Зачем? Вилками у нас не едят, железными ложками тоже... Деревянная ложка, знаешь ли, намного удобнее, губы не обжигает. А рес-со-ра... Что такое рессора?
- Понятно... Может – Костя? – Иван был полон решимости объяснить эту загадку здесь и сейчас.
- Ладно, еще не известно, сколько металлолома останется в прошлом после нашего похода... Отложим пока эту штуку отдельно. Спектральный анализ покажет, из чего она сделана – из вилки или рессоры. Я его просто не укажу в дневнике... Зачем нам лишние сенсации? Наконечника не было, понятно? – Алексей Петрович запаковал злополучную находку отдельно и отложил в сторону.
Айгуль вопросительно посмотрела на Ивана, тот пожал плечами, и они разошлись.
Иван не ошибся – на следующий день выборку ямы закончили.
- Обошлось без сенсаций, - он был слегка разочарован. – Рядовой материал...
- Н-да, - протянул Алексей Петрович. – Разбаловались мы, забурели, как говаривал наш прапорщик... А сама яма с вещами, а жертвенник – это разве не сенсация? А истукан – разве это рядовой материал? Пару лет назад нам и не снились такие находки...
Он подбросил в костер ветку потолще и пошевелил угли. В ночное небо взвился сноп искр. Это был их прощальный костер в полевом сезоне этого года. Завтра приедет автобус.
После обеда Иван, как обычно в таких случаях, смотался в ближайшее село и принес бутылку водки «для руководства» и несколько бутылок сухого вина – «для рядового состава». Количество вина Алесей Петрович не проверял, положившись на здравомыслие Ивана, но по поводу сочетаемости «сухаря» и сгущенки высказал опасение, что «рядовой состав» в полном составе после такого коктейля будет маяться животами. На что Иван почесал в затылке и признал, что о таких тонкостях не подумал. А потом махнул рукой – как-нибудь обойдется.
Пока обходилось. До их костра, разложенного на отшибе, из лагеря доносились отзвуки спокойного застолья, в котором принимала участие и Айгуль.
- Знаешь, что меня постоянно беспокоит? – продолжил Алексей Петрович после короткой паузы. – Роль Айгуль в наших открытиях. Мы, конечно же, все равно копали бы в этом месте, именно в этом, потому что жертвенная яма именно там и должна была находиться. Могли ошибиться на метр, но обязательно нашли бы ее… Но рассказ о том, что находится в яме, внушил уверенность и косвенным образом повлиял на итог работы... Мы бы и истукана обнаружили, потому что осмотрели бы все камни. Но Айгуль рассказала о его существовании, и мы уже знали, что искать... С Айгуль мы находимся в некоем привилегированном положении, ее «консультации» в любом случае влияют на итоги работы.
- Ну, и что? – Ивана сомнения не грызли. – Покажите мне человека, который отказался бы от подобных консультаций. Наоборот, любой другой эксплуатировал бы ее на полную катушку. Ведь она такое может порассказать. А ваша карасу? Да любая спецслужба такое вытворяла бы, попади она им в руки. А Айгуль уже давно упрятали бы куда подальше и изучали по полной программе вместе с карасу. И никаких проблем этического порядка даже не возникало бы...
- Так, ну теперь и я, кажется, вижу эту машину, - неожиданно прервал его Алексей Петрович и показал рукой в степь. Там находилась таинственная тупиковая дорога, о которой они вчера говорили. Сейчас на ней светились фары автомобиля, на большой скорости двигавшегося в тупик, вникуда. – Тот же или другой?
- Кто его знает... – Иван всматривался в темноту. – Да и какая разница? Если тот же, так зачем он разъездился вникуда и обратно? Если другой, то не слишком ли часто он здесь блукает? Тут же не Бермудский треугольник...
- Ну, почему же? Разве плохо звучит? Лунный кратер на Лысой горе в Бермудском треугольнике...
- Звучит неплохо, но не нравится мне эта машина.
- Она и сегодня ночью там ездила, - из темноты неслышно возникла Айгуль. – И даже останавливалась.
- Ты что, опять ночью гуляла? – удивился Алексей Петрович.
- Траву собирала... Сейчас самое время – полнолуние. А траву лучше всего собирать ночью... Так вот, эта машина остановилась примерно в полете стрелы от меня. Мне показалось, они меня рассматривали. Стало неприятно, и я ушла.
- Сразу нужно было уходить! И нечего болтаться по ночам в чистом поле!
- Но я же для лекарства собирала...
- Для какого лекарства?
- На всякий случай... Мы же идем ко мне в прошлое?
- Идем, конечно. Но лекарства-то зачем?
- Я же говорю, на всякий случай. От ран.
И тут Алексей Петрович возмутился:
- Слушай, милая, вы что, сговорились? Твой прадедушка Костя пугает меня стрелами, и я почему-то на нее напарываюсь. Мы собираемся к тебе, а ты уже и лекарства готовишь. Нам что, идя в гости, облачаться в доспехи спецназа – бронежилеты, маски, брать с собой автоматы, щиты? Еще и травами обвешаться?
- Аксай...
- Что – Аксай? Мы идем в гости или на войну? Если в гости, зачем лекарства? Если на войну, то свое я уже отвоевал...
- Аксай, я хотела как лучше. А лекарство так, на всякий случай. Ну, ради меня. Мало ли что...
Алексей Петрович смягчился:
- Хорошо, я готов идти и на войну. Раз готовятся лекарства, значит, ожидается война... Иван, оружие достать можно?
- Гранатомет не обещаю, а пару пистолетов запросто, - Иван аж заволновался. – Давно пора об этом подумать.
Айгуль передернула плечами и зашагала обратно в лагерь. Алексей Петрович с Иваном переглянулись.
- Выросла, - сказал Алексей Петрович.
- Характер демонстрирует, - небрежно добавил Иван.
Об автомобиле вспомнили одновременно и вскочили на ноги. Но горизонт был черен, машина то ли успела уехать, то ли выключила фары.
Они еще полежали, глядя в звездное небо, в глаза Тэнгри. О чем-то говорили... А о том, что их ждет впереди, вообще не думали.
Глава девятая,
в которой состоялся первый визит к родственнику, очень неудачный визит
... И снова электричка. Она, наконец-то везет их к старту в прошлое. И снова у Алексея Петровича сумка набита подарками дедушке. Набор, в общем-то, тот же, что и два года назад, но есть и дополнения. По настоянию Айгуль он внес в список подарков массу каких-то дешевых украшений: колечек, перстеньков, ниточек искусственного жемчуга и прочей дребедени.
- Так надо, - сказала Айгуль, и он не стал возражать, лишь посмеивался, когда она, рассортировав все эти «драгоценности», укладывала их по разным пакетикам.
А вот сейчас ему было не до смеха. Пакетиков набралось с полсумки, и, таща эту сумку на плече, он чувствовал, что вся эта мелочь, тщательно упакованная в сумку, весит на удивление довольно много. Радовало одно – сумка Ивана, набитая общей бытовухой весила не меньше. Айгуль, как девушку-подростка, которой нужно беречь осанку, навьючили небольшим рюкзачком с ее личными вещами.
В сумке Алексея Петровича был и еще один груз, довольно увесистый, но эта ноша, как говорится, плеча не тянула. Среди пакетиков Айгуль он замаскировал два своих, тщательно, многослойно, чтобы скрыть контуры спрятанных там предметов, замотанных в плотную упаковочную бумагу. Это были пистолеты. Где их раздобыл Иван, он не спрашивал, поинтересовался только, «чистые» ли они. Иван поклялся, что «чистые», почему за них и пришлось отвалить такие деньги.
Оружие в их путешествии было крайне нежелательным, но необходимым атрибутом, «неизбежным злом», как сказал Иван. Алексей Петрович, несмотря на свою готовность «идти на войну», смирился с этим только в результате долгих предыдущих размышлений. А тут еще Илья позвонил и неожиданно нагловатым тоном поинтересовался, когда же Алексей собирается выполнять уговор, как дела у Айгуль, как ее здоровье, подросла ли, когда свадьба, ну, и так далее. В его расспросах именно Айгуль была центральной темой, и Алексею Петровичу это не понравилось. Он довольно грубо отшил Илью, благо Айгуль дома не было. И после этого пришел к окончательному выводу – вооружаться. А может быть, это решение пришло в результате наблюдений за Айгуль. Не нравилась она ему последнее время. После того, как они окончательно определились с датой начала путешествия, Айгуль заметно изменилась. Замкнулась, объявила двухдневный пост, устроила в своей комнате нечто, напоминающее алтарь, варила на кухне какое-то зелье, на все вопросы отвечала кратко и неопределенно.
А как-то ночью Алексея Петровича разбудило тихое, монотонное, заунывное пение. Пела, если это можно было назвать пением, Айгуль. Алексей Петрович прислушался. Из-за двери доносилось не уже привычное «Исебен ани илмез...», а нечто новое. Ему удалось разобрать лишь отдельные фразы, на большее даже его новоприобретенных познаний в тюркском не хватило.
- Буранкиде будемни, - тянула Айгуль, - каранкиде кабамни...
«Только во мраке тумана становлюсь самим собой, только в ночной тьме обретаю силу и мощь, - переводил Алексей Петрович. – Вот паршивка – шаманит!» Он напряг слух, уловив очень знакомое слова «арака» - водка.
- Кара арака ундамни – черная водка питье мое, - продолжала бубнить Айгуль.
«Ага, так вот зачем ей понадобилась столовая ложка водки!» - вспомнил Алексей Петрович вчерашнюю просьбу Айгуль, несколько необычную, вызвавшую с его стороны массу вопросов, на которые она отвечала одно – «Надо!»
Ему было очень интересно узнать, о чем это она шаманит, но подслушивать он не стал.
- Чем это ты ночью занималась? - спросил он утром. – Шаманила?
- Нет, просто пыталась заглянуть в будущее. Но у тебя, скорее всего, арака не та, не черная, не домашняя. А может быть, я просто ничего не умею.
- Возможно, ты опять что-нибудь напутала или забыла? – он поймал ее за руку и привлек к себе. – Тебя все еще мучают дурные предчувствия?
- Угу, - она уткнулась носом ему в грудь, и он запутался бородой в ее волосах.
- Да брось ты. Все обойдется... Ну, а если что...
- Я не хочу, чтобы «если что», но у меня ничего не получилось. Теперь это «если что» может произойти.
Тогда он попытался с ней серьезно поговорить и выяснить, в конце концов, чего же все-таки она боится? Но Айгуль только махнула рукой и ушла в ванную. Ему показалось, что там она плакала.
Вот и сейчас, в электричке она сидела молчаливая и подавленная. Как ни старался Иван расшевелить ее байками, она только слабо улыбалась, думая о чем-то своем.
Лишь когда они шли проселком к дюне, она оживилась, радуясь знакомым местам.
- Помнишь рыжую лошадь? – спросил ее Алексей Петрович.
Она кивнула и заулыбалась.
- Я тогда чуть шею себе не сломала... Лошадь отказалась прыгать через канаву, и я с нее – кувырком. Обошлось... Только коленки и локти посбивала...
Помолчали. Потом она вдруг взяла его за руку и придержала, пропуская вперед широко шагавшего Ивана.
- Аксай, чтобы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал – я тебя люблю.
- Я знаю, - возможно, он был излишне спокоен. – Я тоже тебя люблю.
Она обиделась.
- Ты привык, что я маленькая. А я уже большая!
Он обнял ее.
- Ну, успокойся. Я люблю тебя, как большую.
- Аксай, не шути. Я хочу, чтобы ты знал, пусть случится все что угодно, но мы обязательно будем вместе...
Ее бесцеремонно прервал Иван:
- Эй, родственнички, не отставайте!
Пришлось догонять.
На дюне Алексей Петрович с Иваном, не спеша, обошли раскопы, посокрушались, что они так быстро осыпаются, так быстро зарастают раскопы. Жаль было расставаться с этим местом, и Иван несколько раз многозначительно вздохнул, посматривая на шефа. Тот намек понял, но сделал вид, что не заметил.
Айгуль расположилась на траве возле своих кустиков, возле газари урке – ворот в прошлое, и приготовила бутерброды – кто знает, где сейчас дедушка и сколько они будут до него добираться? Кто знает, что их вообще ждет за этими воротами? Здесь два года прошло, значит и там два года тоже. А за это время в степи такое произойти может! Да и уж очень ей тревожно... Аксай напрасно сердится. Он это скрывает, но она же не дурочка... Шаманить не получилось... Видать, действительно, она по жизни двоечница, в свое время у дедушки не переняла, то, что нужно... Как там дедушка? Жив ли вообще? Странный какой-то он был, когда прощались... И рахдонит этот все время вокруг него вертелся. «Обхаживает» - говорил дед. Что это значило, она тогда не понимала, да и сейчас вряд ли объяснит. Но нехорошо все это...
Съели бутерброды. Собрали вещи. В утригурскую одежку решили переодеться уже на той стороне. Алексей Петрович достал браслеты, шарики.
- Ну, командуй! – улыбнулся он Айгуль.
В этот момент он их и увидел.
Справа по опушке от дерева к дереву перебегало два странных субъекта. Они явно не хотели засветиться, по крайней мере – в ближайшие пять минут, пока не скроются за пригорком, а там – бросок, и через несколько мгновений они окажутся в десяти метрах от «газари урке». Все это Алексей Петрович понял мгновенно. Армейская выучка еще не забылась.
- Так, смотреть только на меня, чтобы не случилось. Головами не вертеть! – Иван и Айгуль повернули головы влево и удивленно уставились на него. Теперь подозрительные субъекты маневрировали сзади Айгуль, но в поле зрения Алексея Петровича. Со стороны он с ребятами выглядел вполне естественно: два бойца держат равнение на отдающего приказы командира. И Алексей Петрович продолжал отдавать приказы.
- Справа от нас два странных гостя. По всей видимости, они хотят незаметно подобраться к нам...
Айгуль было попыталась оглянуться, посмотреть на гостей, но Иван дернул ее за рукав, и она застыла по стойке «смирно, равнение налево».
Алексей Петрович улыбнулся и подмигнул ей:
- Рассказывай, что делать дальше, и мы исчезнем у них на глазах. То-то будет для них сюрприз... Давай, быстренько, рассказывай!
Айгуль вкратце повторила инструктаж.
- Господи, а я ведь забыл текст этого... этого заклинания, - Иван беспомощно развел руками. – Шпоры ни у кого нет?
- А ты это заклинание никогда и не знал. Вот останешься здесь и прыгай, сколько хочешь, между кустами, - позлорадствовала Айгуль. – Ладно, глотайте шарики... А тебя, Ваня, я как лошадь проведу, вернее, как жеребца. Лошади ведь тоже заклинаний не знают... Берись за руку!
Они глотнули шарики, причем Алексей Петрович отметил, что они, шарики, были абсолютно безвкусными. Надели браслеты, подняли свой багаж. Айгуль взяла Ивана за руку, внятно произнесла заклинание, они с Иваном дружно шагнули в пространство между кустами и ... исчезли.
Алексей Петрович искоса бросил взгляд на опушку. Гостей не видно. Значит, сейчас они бегут сюда, скрываемые пригорком. Ну, это уже неважно. Он тоже четко, без запинки произнес заклинание, закрыл глаза и шагнул вслед за ребятами.
Ничего сверхъестественного не произошло. Он не почувствовал ни холода межвременного пространства, ни пронизывающего дуновения пространственно-временных полей, ни их упругости – ничего из того, что он ожидал почувствовать. Его не затошнило, у него даже голова не закружилась, даже уши не заложило. Его лицо все так же обвевал теплый июньский ветерок, так же пахла трава, так же где-то над головой посвистывали птицы...
Сначала он подумал, что «не дошел», не переступил ту черту, которая отделяет его реальный мир от мира призрачного. Не открывая глаз, он сделал еще один шаг... Нет, ничего.
«Как все просто», - подумал он.
Открыл глаза и понял, что ошибся, что не все так просто, что все намного сложнее, а, если говорить честно, то все – отвратительно. Алексей Петрович медленно опустил сумку на траву и так же медленно огляделся.
А посмотреть было на что.
Сзади него были небольшие ворота, даже не ворота, собственно, а калитка, арка из трех П-образно расположенных бревен, покрытых великолепной резьбой.
«Вот, значит, как выглядят эти ворота в небо – тэнгрейн юдан – со стороны утригуров, - подумал он. – Красиво, никогда не подумал бы, что у них так развито искусство резьбы по дереву. Хотя, почему бы и нет? Если деревянные изделия подвержены тлену и сквозь толщу времен до нас не доходят, это не значит, что искусства резьбы не существовало, и оно не было знакомо утригурам. Не обезьяны же они, в конце концов... Вон, какие красавцы!»
«Красавцы» полукругом стояли перед ним на расстоянии пяти-шести метров. Ростом он, правда, не вышли, но были мускулистыми и крепкими. «Красавцев» было пятнадцать, у каждого на боку висела сабля, а также кинжал, аркан, а рядом стояло копье. Но это было так, пустяк. У каждого в руках был лук, и каждый лук был туго натянут. А жала стрел нацелены прямо на него, на Алексея Петровича, и остро отточенные наконечники зловеще поблескивали на солнце. Но это тоже было не самым грустным.
«Где твой черный пистолет?» Алексею Петровичу вдруг вспомнился Высоцкий. Да, было бы не так обидно, если бы он как в той песне из детства оказался «на Большой Каретной»... А так – он в сумке... Мог бы, болван, его хотя бы в карман переложить. Сейчас бы одного выстрела в воздух хватило, чтобы разогнать эту толпу...
А толпа была большой. «Красавцы» с «взведенными» луками составляли только авангард встречающих. Остальные располагались за их спинами. Прямо напротив Алексея Петровича возвышалось сооружение наподобие шатра, пологи которого были подобраны, в виде большого пляжного зонтика. В его тени комфортно расположилась группа людей. Из-за «красавцев» разглядеть их было трудно, и Алексей Петрович начал изучать фланги.
«Одним выстрелом дело вряд ли обошлось бы, - грустно подумал он. – Родственники серьезно подготовились к встрече. Сколько их, человек шестьдесят? Семьдесят? Все с копьями, со щитами и, опять же – с луками. Луки, правда, в колчанах, но пока я буду рыться в сумке, развязывать бантики на пакете, а потом его разматывать, они успеют перекурить, не спеша вытащить луки и нашпиговать меня стрелами. Может быть, предложить показать им фокус или начать раздавать подарки?»
Он начал медленно наклоняться к сумке, но «красавцы» как по команде дернулись, всем своим зверским видом показывая, что и сами готовы в любой момент продемонстрировать фокус – превратить его в ежа.
«Ну что ж, значит, с людьми нужно поговорить... Разговаривать с людьми всегда полезно. Тогда, наверное, мне и Айгуль покажут, ведь нужен же переводчик», - Алексей Петрович улыбнулся и поднял руки.
Из-за спин лучников прозвучала команда. По всей видимости, это была команда «вольно!», так как «красавцы» на глазах размякли, опустили луки и расступились, освобождая вид на пляжный зонтик. А посмотреть было на что. В центре в компании трех полуодетых прелестниц сидел пожилой тип с жирным лицом и характерным орлиным носом, - вероятно, организатор этой торжественной встречи. Он был в голубом шелковом халате, в черной, явно крашенной бороде и длинных пейсах. «Рахдонит», - определил Алексей Петрович. Чуть пониже него сидел будущий родственник – дедушка Айгуль. Сама Айгуль напряженно застыла у его ног. В стороне на коврике расположился Иван. Сзади него стоял воин с обнаженной саблей. Он держал ее двумя руками, за рукоятку и за острие, а лезвием нежно прижимал голову Ивана к себе.
Рахдонит, увидев Алексея Петровича, радостно заулыбался и замахал руками, приглашая под пляжный зонтик.
«Ну, это совсем другое дело, - решил Алексей Петрович. – Хотя все-таки странно... Может, это особенности национального гостеприимства? Иван – заложник, это понятно. На тот случай если я начну дергаться. Что ж, хорошо, что я не начал размахивать пистолетом – был бы уже Ваня без головы... Далась им его голова!» - он вспомнил первую встречу Ивана с утригурами. Идя под зонтик, он услышал отрывистую команду: Ивану даровали жизнь. И даже руки развязали
- Как дела? – Алексей Петрович подошел к Айгуль.
- По-моему, неважно, - она грустно улыбнулась. – По-моему, мы напрасно сюда пришли.
Дед что-то сказал Айгуль, она недобро глянула на него через плечо и молча отвернулась.
Алексей Петрович ободряюще улыбнулся Ивану и вопросительно взглянул на рахдонита
Тот вновь расплылся в улыбке, шлепками разогнал свое приятное окружение и жестом предложил Алексею Петровичу занять их место. Тот присел. Моментально появилась чаша, наполненная, как ему показалось, сухим белым вином. Рахдонит поднял свою чашу и заговорил. Говорил он долго, а когда закончил, отхлебнул из нее и масляными глазками посмотрел на Айгуль.
- Значит так, - начала она. – Они считают, что я хорошо сыграла свою роль, выполнила их задание – привела тебя сюда. Но, честное слово, я ничего не знала... Чего они хотят от тебя, я пока тоже не знаю. Сейчас этот жирный козел рад видеть тебя здесь. Ты – желанный и долгожданный гость. Просит извинить за меры предосторожности. Ивана никто не ждал, поэтому его и взяли под стражу. Сейчас ему ничего не угрожает. Жирный козел выпил за твое здоровье, ты должен ответить тем же, ну и что-нибудь сказать. Хотя я бы не пила и высказала все, что думаю по этому поводу... Да, я забыла, козла зовут Менахим Бар Аббас.
- Ну, зачем ты так? – Алексей Петрович вежливо улыбнулся и поднял протянутую чашу. – Пока вроде ничего страшного не происходит... Расскажи ему о том, как я тоже рад встрече с ним. И постарайся пока не очень грубить.
Алексей Петрович сделал глоток вина, хотел, было поставить чашу, но передумал и сделал еще пару. Вино оказалось изумительным мускатом.
Бар Аббас выслушал «перевод», постоянно кивая головой. Он, видимо, остался доволен способностью Айгуль к импровизации, и, поклонившись своему долгожданному гостю, посмаковал вино и решил, что пора переходить к деловой части беседы. Это было понятно хотя бы потому, что по ходу своей речи он ни разу не улыбнулся. Когда он закончил, Айгуль не сразу приступила к переводу, а сначала что-то резко спросила у деда. Тот развел руками и начал было отвечать, но она, оборвав его, повернулась к Алексею Петровичу.
- Все в общем-то понятно... Меня вытолкнули в ваш мир в качестве приманки для тебя. А нужен ты им вот для чего. Этот Бар Аббас торгует от Китая до Европы, ворочает большими деньгами, настолько большими, что теперь решил расширить свое дело. И знаешь, как он собирается его расширить? Торгуя с верхним миром. Через тебя... А теперь сядь поудобней, чтобы не упал, и я тебе скажу, что он хочет покупать «наверху». Сел? Ну, а теперь слушай: Бар Аббас желает, чтобы ты продавал ему исключительно оружие, как он сказал, «длинные и короткие стрелы». Думаю, это винтовки и пистолеты. Расплачиваться он готов всем, чем пожелаешь – золотом, драгоценными камнями, тканями, рабынями и – лошадьми. Он почему-то решил, что тебя в первую очередь заинтересуют именно лошади. Я спросила деда, специально ли мне подбрасывали лошадей, и он ответил – да, специально, потому что, по их мнению, для начала лошади – самое простое.
Алексей Петрович рассмеялся:
- Объясни, что я не торговец, а ученый... Скажи, что он с самого начала ошибся, выбрав меня в партнеры. И вообще – пусть еще лет пятьсот-шестьсот твои соплеменники повоюют настоящими стрелами, а не «длинными». Ну, и добавь что-нибудь от себя про историческую экологию. Честное слово, я уже устал разглагольствовать на эту тему.
Бар Аббас хмуро выслушал Айгуль, поглаживая свою крашенную бороду, помолчал, а потом заговорил. Говорил он медленно, взвешивая каждое слово, периодически для убедительности жестикулируя своими короткими ручонками. С каждой его фразой Айгуль мрачнела все больше и больше, пока не достигла той стадии, на которой, казалось, была готова вцепиться в его пейсы. Рахдонит верно рассчитал наступление критического момента и вовремя остановился.
- Аксай, мы, кажется, серьезно влипли. Он говорит, что ты просто не сможешь отказаться от его предложения, хотя бы потому, что оно очень выгодное. Он говорит, что ты просто не представляешь, какие богатства тебя ожидают в обоих мирах. Он говорит, что понимает твои сомнения, и чтобы ты о них забыл, он придумал вот что. Ты возвращаешься к себе, в течение недели ищешь оружие, для начала – десять винтовок. Мы с Иваном остаемся здесь, как гаранты того, что ты вернешься. Он уверен, что ты все-таки не бросишь нас здесь. Иначе Ивана просто убьют, поскольку продавать его в рабство бессмысленно – толку от него никакого. Меня же, наоборот, он продаст в гарем кагана или оставит себе. И он считает, что это будет честно: он слишком долго ждал тебя, чтобы ничего не получить взамен. Если же ты принесешь все, что нужно, и он поймет, что с тобой можно иметь дело, он тебя озолотит. А сейчас получается, что мы его должники. Лошади, которых я выводила наверх, были его... Если честно, я не знаю, как мы выпутаемся...
Теперь настала очередь Алексея Петровича задуматься. Во время этого процесса он автоматически сделал несколько приличных глотков из чаши, потом, спохватившись, вернул ее хозяину.
- Передай уважаемому, что мне нужно посоветоваться с Иваном. «Уважаемый» разрешил. – Ну что, Ваня, попались мы с тобой? Сходили в гости к предкам? – Алексей Петрович присел рядом с ним на ковер. – Все слышал?
Иван безмятежно рассматривал стадо лошадей, пасущееся неподалеку.
- Принеси им, Петрович, эти «длинные стрелы», пусть постреляют... Только без запасных обойм. Многих они не перестреляют, а пока разберутся, что к чему, мы успеем вернуться, если повезет, конечно. А потом пусть себе используют эти «длинные стрелы» в качестве коротких дубин, пока не разобьют их о свои дурные головы. А мы десяток лошадей возьмем взамен...
- А как же...
- Да никак. Ведь нужно же что-то делать. Когда выйдешь отсюда, может, чего и придумаешь. На свежую голову. А мы с Айгуль пока погостим у родственника. И смотри, чтоб он ее, действительно, в гарем не продал... А ничего тут девочки, - мысли Ивана неожиданно потекли в другом направлении. – Петрович, а может, не лошадьми, а девками возьмем? Я тут пока на танцы похожу, присмотрюсь... Ведь какой-то культурный досуг у них имеется? Не переживай, выберемся... Найдешь в общаге Петьку Дыню, он сведет с людьми, у которых я пистолеты брал. Винтовками я, правда, не интересовался, но, думаю, у этих ребят и «стингеры» есть...
- А если у них винтовок не окажется?
- Петрович, ты постоянно забываешь, что с некоторых пор стал довольно богатым человеком. Я понимаю, не привык еще, но надо же когда-то начинать. С деньгами ты все найдешь.
- Ну что, Айгуль, я возвращаюсь за оружием. Продержитесь здесь с Иваном недельку? Замуж не выйдешь? – улыбнулся Алексей Петрович, возвращаясь к Айгуль.
Дед коротко рявкнул в их сторону.
- Идем, зовут, - вздохнула Айгуль.
Они вошли под зонтик. Бар Аббас поглаживал бороду и улыбался, глядя на Алексея Петровича, а потом разразился очередным монологом.
- Чему он так радуется?
Айгуль нахмурилась.
- Говорит, что не сомневался в твоем согласии, потому что такую, как я, отдавать жалко. Дальше он сказал, какая я красивая... Ну, и так далее. Это к делу не относится.
Пока Айгуль переводила, Бар Аббас встал и пошел в тень больших деревьев, группой обосновавшихся на склоне дюны. Там, на большом ковре, уставленном яствами, поджидали рахдонита его полуголые подружки. Он шел, и вся его толстая и низенькая фигура выражала презрение.
- По моему, ты мне не все перевела, - Алексей Петрович мрачно провожал рахдонита взглядом. – Господи, в каких антипедагогических условиях ты росла!
Подошел Иван.
- А весело у вас здесь, сестренка! Мне бы здесь понравилось. Три девки на одного – это, конечно, извращение, но от одной я бы не отказался...
- Дурак! – огрызнулась «сестренка». – Вот посадят тебя в яму...
Она не успела набросать Ивану перспективу его ближайшего будущего – от борцовского ковра вернулся дед.
- Тебя ждут ровно через неделю, - Айгуль перевела слова рахдонита, переданные через деда. – Он говорит, что не может торчать здесь вечно, у него работа.
- Да-а, вечно торчать невозможно, - задумчиво изрек Иван, глядя на ковер. – Однако, чертовски приятная работа у человека! Умеют же люди устраиваться! А ведь два года ждал. Айгуль, сможешь мне объяснить, как они узнали, что мы будем именно сегодня? Ведь не провел же он все два года в таких сражениях. Так никакого здоровья не хватит... Кроме тебя никто не ходил в наш мир?
Айгуль пожала плечами.
- За два года здесь многое изменилось... Но кто-то же принес нам браслеты и шарики... - Дед, нетерпеливо топтавшийся рядом, пробурчал несколько слов. – Говорит, тебе пора идти... Какая я дура, что затащила вас сюда! Свадьбу ей подавай! Никакой свадьбы здесь! Только там!
- Не устраивай истерики! – оборвал ее Иван. – Давай, Петрович, прощаться.
Они пожали друг другу руки. Айгуль повисла у него на шее. И тут Алексей Петрович вспомнил:
- Забери подарки из сумки. Зачем же я их обратно повезу?
С разрешения деда они подошли к сумке. Он начал расстегивать молнию, и в голову вновь пришла безумная мысль о пистолетах. Алексей Петрович вопросительно взглянул на Ивана.
- И не думай, Петрович, - тот понял его с полувзгляда. – Их здесь с луками человек шестьдесят. В другой раз постреляем...
Алексей Петрович молча выложил на траву пакетики с безделушками, погладил аккуратно и надежно запакованные пистолеты, перебросил сумку через плечо, поцеловал мокрые глаза Айгуль и, не взглянув на деда, подошел к тэнгрейн юдан.
«Хорошая все-таки резьба! По кости у них хуже получается, - он снова залюбовался так неожиданно искусно украшенными воротами. – Нужно будет при случае зарисовать»
От мысли взять с собой фотоаппарат Алексей Петрович в свое время отказался сразу, запретил Ивану даже мечтать в этом направлении, а перед выездом лично проверил вещи «папарацци».
У ворот он обернулся, помахал сиротливо стоящей Айгуль, подумав, помахал и толпе, сгрудившейся посмотреть, как гость из верхнего мира возвращается в будущее, еще раз глянул на резьбу, произнес заклинание и шагнул в створ ворот.
Его догнал голос Айгуль:
- Я люблю тебя, Алеша! Возвращайся...
Услышав это непривычное «Алеша», он оглянулся. Айгуль махала рукой. Он посмотрел по сторонам. Линия ворот пересечена, но он-то все еще здесь, в этом мире.
- Алеша, браслет! – и Айгуль жестом подсказала, что браслет нужно надеть на другую руку: ведь он выходит, а не входит.
Что ж, красиво уйти не получилось.
«Так вот откуда это «Алеша», - успел подумать он, надевая браслет и вспомнив свой первый опыт с карасу. – Значит, все будет хорошо».
И он снова шагнул в тэнгрейн юдан.
Его так неожиданно улучшившееся настроение вновь мгновенно испортилось, как только он оказался между кустами в своем мире.
Что называется нос к носу он столкнулся с амбалом, который шагнул ему навстречу в пространство между кустами, но, вовремя среагировав, отпрянул назад, не удержался на ногах и сейчас сидел, глупо тараща глаза на возникшего из пустоты Алексея Петровича. Второй амбал, ростом, правда, поменьше, но тоже упитанный, до этого сидевший на траве, наоборот вскочил и теперь тупо переводил глаза с Алексея Петровича на напарника и обратно. Общее замешательство длилось пару секунд, потом амбалы пришли в себя, и выхватили пистолеты.
«Как же я про вас забыл? Это ведь вы следили за нами... Вот черт!» - Алексей Петрович вновь с тоской вспомнил про свертки, мирно лежащие на дне сумки.
- Ты откуда? – сипло спросил тот, что поменьше.
- Оттуда, - Алексей Петрович показал большим пальцем через плечо. Получилось довольно непринужденно.
- А где девчонка? – второго лаконичный ответ, кажется, вполне удовлетворил.
«А-а-а, так вот вы кто! Друзья Ильи!» - почему-то с облегчением подумал Алексей Петрович.
- Осталась там, - он решил продолжать общение телеграфным стилем.
- Где – там? – тот, что повыше, даже заглянул через его плечо.
- А зачем она вам?
- Велено привезти тебя с ней в одно место. Разговор к вам имеется.
- Девчонка появится нескоро, а поговорить и со мной можно. Или Илья забыл, где я живу?
- Нам твой Илья уже целый год лапшу на уши вешает. Вместе с тобой. Нужна девчонка. А ты и твой Илья... – длинный амбал поднял пистолет.
Пистолет был хороший, по крайней мере внушал уважение. У второго – такой же. И Алексей Петрович вновь вернулся к своей безумной идее.
- Ребята, опустите свои пушки и послушайте, - он еще раз быстренько просчитал все «за» и «против» и – была ни была – решился: - Я тоже ее потерял, а она мне нужна не меньше, чем вам. Она здесь, рядом, и мы вместе могли бы попробовать ее вернуть. Дело в том, что у меня ее отобрали... Их было много, да и неожиданно все получилось. Теперь нас трое, у меня в сумке два пистолета, фактор неожиданности на нашей стороне. Если мы ее вернем, поедем, куда захотите.
- А где она? – длинный опустил свой пистолет. – Вы, блин, как сквозь землю провалились...
Вопрос прозвучал в третий раз, и пропускать его мимо ушей было бы уже неприлично. Нужно что-то говорить, объяснять. Но что говорить и как объяснять?
- Она в другом времени, - Алексей Петрович решил быть откровенным и, увидев, что дуло пистолета снова взметнулось, пообещал: - Сейчас, сейчас расскажу... Может, присядем?
- Присядь, братан, присядь, - ухмыльнулся низкий. – А сумку свою давай сюда. - Алексей Петрович сел, но сумку не отдал. – Сумку, придурок, - рявкнул низкий и передернул затвор. – У тебя крыша пропала, а не девчонка, ты во времени заблудился, а сам с пушками бегаешь. Сумку!
- Тебе сумка нужна или девчонка? – Алексей Петрович судорожно соображал, как более или менее популярно изложить свою одиссею. – Сумку я вам, идиотам, просто так не отдам. Убьете – заберете, но тогда забудьте о девчонке. Не думаю, что ваш хозяин останется доволен... Или ведите меня к нему. Возможно, он умнее вас и меня выслушает. Но я ему расскажу и то, как мы тут время теряли, вместо того, чтобы делом заняться.
- Ты нам мозги не пудри, - по всему было видно, что длинный размышляет – брови сдвинулись, нос сморщился. – Ладно, рассказывай, только сначала покажи, что в сумке. Сам покажи.
Алексей Петрович медленно расстегнул на сумке молнию, достал один пакет и стал медленно его разворачивать.
- Точно – придурок! – хохотнул низкий. – Учись, Толян, пушку носить! – он подошел к Алексею Петровичу, наклонился над сумкой. – А, Толян, все ясно! Это – наркоман. Смотри-ка, что это, анаша? – низкий неожиданно выхватил из сумки горсть шариков. – Да и в железяках весь, - он увидел браслет и амулет. – Илья нашел, с кем связываться! У, сука, год за нос водил! – и он замахнулся рукояткой пистолета, целясь Алексею Петровичу в висок.
Дальше Алексей Петрович уже не думал. Автоматически сработала реакция, и низкий полетел через него. Бросок оказался не совсем удачным, кое-что Алексей Петрович успел подзабыть. Мало того, что, перелетая через него, амбал сломал на одном из кустов ветку, он еще и его потащил за собой.
Так вдвоем они и оказались в девятом веке.
Потом Алексей Петрович много размышлял, как это могло произойти – браслет оставался на той же руке, змеиных головок он не смыкал, заклинаний не произносил... Сказал, правда, пару слов для усиления броска, но эти слова были совсем из другого лексикона... Возможно, он не успел выйти из поля ворот? Может, именно это и спасло ему жизнь? Как бы оно повернулось? Толян с приятелем были ребятами крепкими...
Но эти мысли занимали его потом, позже. А пока он вскочил на ноги, краем глаза увидел резьбу ворот, но любоваться не стал. Он все понял и моментально упал в траву. И это была вторая причина, по которой он остался в живых: сзади со взведенными луками стояли все те же пятнадцать «красавцев». Разъяренный амбал сориентироваться не успел, он так ничего и не понял. Вскочив на ноги, он тут же рухнул, пронзенный четырнадцатью стрелами. Алексей Петрович их не считал, но точно знал, что в амбала попало ровно четырнадцать стрел. Пятнадцатая досталась ему. Пробив мышцу левого плеча, она сверкала острым наконечником возле уха. Боли он не чувствовал, зато всей кожей ощущал, как перезаряжаются луки. Он вскочил на ноги и ласточкой выпорхнул в ворота, успев пробормотать пару слов из заклинанья. Его, по-видимому, опять спасло то, что он не выкатился за пределы поля. «Механизм» сработал, и кувыркнулся он уже на своей территории и в своем времени. Во время этого акробатического номера он сломал древко стрелы, ну, и естественно, еще больше повредил плечо, и только теперь почувствовал боль. Он все же быстро вскочил на ноги, готовый к встрече с Толяном. Но того в пределах видимости не наблюдалось.
«Еще бы, - хмыкнул Алексей Петрович. – Видя, как я вместе с его напарником растворяюсь в воздухе, он, скорее всего, подумал, что на этот раз крыша уехала у него, и он пошел ее искать».
Плечо сильно болело. Порывшись в сумке, он нашел рубашки, одну порвал на бинты, а вторую надел вместо окровавленной. Вспомнив, что не курил целую вечность, достал из кармана мятую пачку, нашел целую сигарету и с удовольствием затянулся. Взглянув на часы, убедился, что, несмотря на все перемещения и даже кувырки во времени и пространстве, они идут и показывают, скорее всего, все то же местное время. Затоптав окурок, перебросил через здоровое плечо заметно полегчавшую сумку и зашагал на станцию – до электрички оставалось меньше часа.
«Бойся стрелы» - вспомнил он слова из Костиного письма. – Что там, Петрович, бояться, когда у тебя начинается новая жизнь. И начинается сразу с того самого «всякого случая», от которого готовила свое лекарство Айгуль».
Глава десятая
в которой Алексей Петрович обретает компаньонов
Дома очередной эпизод новой жизни начался с обработки раны. Крови Алексей Петрович потерял много и по армейскому опыту, да и по донорской практике небогатых студенческих будней знал: в таких случаях незаменима водка – и как обезболивающее, и как средство, разжижающее кровь. Выпив стакан, он продезинфицировал рану, а, вспомнив про алхимические опыты Айгуль, порылся в ее тумбочке и обнаружил небольшую стеклянную баночку с жидкой мазью неприятного бурого цвета, но с нежным цветочным запахом. Смазав начавшую было кровоточить рану – водка сделала свое дело – он сразу почувствовал облегчение. Боль, пульсируя, затихала. Мазь он сначала накладывал осторожно – кто его знает, что туда намешала «олонгчи-травница», но потом, осмелев, смазал рану толстым слоем и забинтовал. И через час, если бы не повязка, про рану можно было забыть.
Вместе с болью ушло и состояние аффекта, вернулось чувство реальности. Алексей Петрович наконец-то понял, что сегодня он фактически убил человека. И не на войне, а в мирное время. Ну, если не лично убил, то, по крайней мере, стал причиной его смерти, пусть даже косвенной, но причиной. Конечно, он действовал в порядке самообороны, но сам того не ожидая, нарушил уголовный кодекс.
«К чему эти интеллигентские штучки? – спрашивал кто-то суровый и прагматичный где-то в самом центре черепа. – Не в тебя ли целился этот придурок, которого ты так удачно отправил в прошлое, в буквальном смысле – к праотцам? Не ты ли за несколько минут до этого «убийства» мечтал добраться до пистолета и перестрелять туземцев? И разве ты уже не готов был убивать, когда покупал оружие? И брось хитрить с самим собой: неужели ты всерьез думаешь, что освободишь Айгуль и Ивана без выстрелов, что рахдонит окажется честным и покладистым старичком и сразу же отпустит ребят, как только ты разложишь перед ним десяток «длинных стрел»? Не удивляйся, если в следующий раз он потребует от тебя пару гранатометов или зенитный комплекс. Да, собственно говоря, ты еще толком не убил никого, а уже смерти испугался...»
Но в этом «кто-то суровый и прагматичный» был не прав. Убивать Алексею Петровичу приходилось, и не раз. Правда, это было давно, во время службы на Кавказе, да и все как-то в пылу боя, не один на один, но все же опыт кое-какой имелся. Да и смерти он не боялся. Ни тогда, ни теперь, ни чужой, ни своей. Никто из однополчан не мог обвинить его в трусости, как, впрочем, и в излишнем героизме. Правда, где-то на стеллаже за книжками пылилась медалька, именно «За героизм».
«Стоп! – приказал себе Алексей Петрович. – Что-то тебя развезло, что-то ты расфилософствовался... Твоя новая жизнь, теперь уже наверняка, начинается завтра. Считаешь себя ученым? Ну что ж, придется переквалифицироваться в боевика. Как это у туземцев – «выйти на тропу войны»? А у итальянской мафии это, кажется, называлось вендеттой? Ну что ж, начнем эту самую вендетту на тропе войны...»
Он понес баночку с чудодейственной мазью на место и остановился перед постером с изображением смеющейся девчонки. Алексей Петрович лег на свою бывшую постель, хранящую запах Айгуль, направил свет настольной лампы на постер, да так и уснул.
И приснилась она ему в виде гурии, танцующей в ночном весеннем саду под цветущими деревьями. Ярко горел костер, вокруг него на разложенных коврах кто-то расставил множество изысканных яств... Айгуль в небрежно наброшенной полупрозрачной накидке исполняла танец живота... А из темноты к ней тянулись толстые руки, много рук, и все – с короткими пальцами... Он несколько раз просыпался, пытаясь прогнать сон, но тот возвращался снова и снова. Поэтому утром Алексей Петрович поднялся с кровати не выспавшийся и злой.
Зато в его голове родился план дальнейших действий, план опасный, злой, в чем-то даже циничный, но, как ему тогда казалось – единственно верный. На войне – как на войне... «Длинных стрел» он достать не мог, как, впрочем, и «коротких». Ну, не искать же ему, действительно, в общаге какого-то полукриминального авторитета Дыню, неожиданно оказавшегося на короткой ноге с Иваном? Пусть оружие ищут те, кому нужны лошади. Уж они-то наверняка знают, где его искать. Пусть они попробуют заняться своим лошадиным бизнесом напрямую, без его посредничества. Их просто нужно свести с рахдонитом. Пусть поторгуют. Это будет даже забавно. Историческая экология, про которую ты так много и часто любил рассуждать? Да бог с ней, с этой экологией – все равно не ты первым ее нарушил своим серебряным крестиком, некто побывал в прошлом до тебя, свидетельством чему – тот же наконечник стрелы из нержавейки. Но Иван прав: стоит предупредить доморощенных ковбоев о необходимости свести боекомплекты к минимуму: без патронов «длинные стрелы» большого вреда не принесут и быстро превратятся в сырье для утригурских кузнецов.
Вот с таким планом Алексей Петрович и направился на поиски Ильи, единственного человека, который мог вывести его на возможных торговых партнеров утригуров.
Приют Святой Параскевы он нашел на окраине города в живописно заросших остатках старого монастыря. «Остатки» в виде двух уютных одноэтажных свежепобеленных зданий выглядели нарядно и даже празднично, и Алексей Петрович приятно удивился хозяйской хватке заправлявшей здесь Милы.
На его появление цыганка отреагировала совершенно спокойно. Поинтересовалась здоровьем Айгуль и послала вертящуюся под ногами девчонку за «дядей Ильей». Тот незамедлительно возник из кустов, но на появление Алексея Петровича прореагировал совершенно не так как его жена. Он попытался снова нырнуть в кусты, но потом передумал и только мелко перекрестился. Мила ушла, оставив мужчин беседовать на свежем воздухе. Но беседы не получилось.
- Чего надо? – буркнул Илья, стараясь не смотреть на Алексея Петровича.
Тот уже успел усвоить этот телеграфный стиль и возражений против него не имел.
- Твое начальство.
Илья немного подумал, уже с явным интересом разглядывая непрошеного гостя, а потом коротко пригласил:
- Пошли.
По узкой дорожке между громадными кустами сирени они пришли к гаражу. Илья молча выкатил «Волгу», постоял, подумал, потом распахнул дверцу:
- Поехали!
Ехали довольно долго и – молча. Как понял Алексей Петрович, прибыли они в один из пригородных дачных поселков на другом конце города. Илья оставил машину на небольшой стоянке, и дальше они пошли пешком.
- Сюда! – дар речи к цыгану еще не вернулся. Наконец, он толкнул калитку и направился по усыпанной гравием дорожке к затерявшемуся в глубине фруктового сада домику.
Крыльцо, большая застекленная веранда... За столом, заставленным пивными бутылками, сидело трое. С одним из них Алексей Петрович уже успел вчера познакомиться. У Толяна аж челюсть отвисла, когда он увидел, кто пожаловал в гости. Его руки сжались в кулаки, и он привстал со стула, но потом, как будто что-то вспомнив, медленно осел. Собутыльники Толяна удивленно переглянулись и уставились на вошедших. По сравнению с откровенным амбалом Толяном выглядели они вполне интеллигентно. Одному было лет сорок, второй, скорее всего, был ровесником Алексея Петровича.
Пауза затянулась. Илья переминался с ноги на ногу, хозяева рассматривали Алексея Петровича, он – их.
- Это что, он и есть? – спросил тот, что постарше.
Илья кивнул.
- Ну что ж, проходи, присаживайся. Я – Сергей, это – Павел, это – Анатолий... Игоря нет... Что ты с ним вчера сделал? А то Толян такие страсти рассказывает...
- Игорь убит.
Толян снова дернулся, но Сергей поднял руку, и тот снова упал на стул.
- Твоя работа? – спросил Сергей. Спросил между прочим, без всяких эмоций.
- Нет, - честно признался Алексей Петрович.
- А чья?
Алексей Петрович вздохнул:
- По порядку можно?
Сергей внимательно на него посмотрел и кивнул.
Слушали его в полной тишине, застыв как истуканы. Сергей только один раз поднял левую бровь, да так и остался сидеть, забыв вернуть ее на место. Павел только один раз хмыкнул. Толян только раз восхищенно матернулся. Реакцию Ильи наблюдать было невозможно, он сидел за спиной Алексея Петровича и сопел.
Алексей Петрович рассказал практически все. Ему эти люди были необходимы, ситуация требовала ясности, и он решил ничего не скрывать. Или почти ничего. Перспективы дальнейших «научных контактов» с будущим родственником из прошлого ушли в небытие. На повестке дня стоял единственный вопрос, требовавший незамедлительного решения – вернуть Айгуль и Ивана. Любыми путями. Из этого он и исходил.
- На сумасшедшего ты не похож, - задумчиво отхлебнул пиво Сергей, когда повествование было закончено. – Да и лошади...
- И еще какие лошади! – впервые за все время раскрыл рот Павел. – А я тогда ломал голову, откуда такая чистота породы...
- Ну ладно, коневод, - оборвал его Сергей. – Делать-то что будем? Ведь не врет же он... Такое не наврешь... Да и Толян свидетелем был. Не знаю только чего свидетелем... Слушай, Алексей, сходи в сад, поклюй там чего-нибудь – черешню, малину... Нам посоветоваться нужно. Илья, проводи.
Посоветоваться, так посоветоваться. Алексей Петрович прошел по дорожке за угол дома, сел на скамейку, закурил. Илья пристроился рядом.
- А знаешь, Алешка, я ведь тебе с самого начала не поверил... Зачем ты врал?
- А разве я врал?
- А то нет?
- Понимаешь, я ведь, и правда, собирался туда сходить. И даже сходил... И даже пару-тройку лошадей собирался тебе подарить. Просто подарить – в благодарность за Айгуль. Кто ж знал, что мой поход так закончится?
- Сразу нужно было все объяснить.
- А ты бы поверил? Я и сейчас пришел к вам только потому, что оказался в безвыходной ситуации... Если откажетесь, попытаюсь действовать по-другому.
- Думаешь, в одиночку справишься? Если тебя эти... как их... кинули один раз, кинут и в другой.
Алексей Петрович вздохнул:
- Вот почему я и сдаю вам этот... бизнес. Мне нужны только Айгуль и Иван, а дальше разбирайтесь сами. Я в торговле ничего не смыслю, да и не нужно мне все это.
- Эх, Алешка, жаль мне тебя, - Илья понизил голос. – Думаешь, тебя эти не кинут?
- А как они меня кинут? Деньги мне не нужны. Если смогут разобраться сами, пусть работают. Но без меня.
- Н-да, - покачал головой Илья. – Сдается мне, ты совсем жизни не знаешь. Поверь мне, так просто от тебя не отстанут. Ни те, ни эти.
Из-за угла показался Толян. Постоял, задумчиво глядя на них, а потом махнул рукой – позвал.
- Итак, профессор, - иронично начал Сергей, когда они заняли свои места, - мы тут подумали-подумали и решили тебе поверить. Даже смерть товарища не будем на тебя вешать. Если верить, то до конца, хотя в то, что ты здесь рассказал, верится, конечно, с трудом, и если бы Толян своими глазами не видел, как вы там с Игорем кувыркались... Короче, мы согласны тебе помочь, дадим мы тебе твои «длинные стрелы», пусть твои папуасы забавляются... Кроме того, мы пойдем с тобой. И не только для того, чтобы поглазеть на твоих чудаков и познакомиться с этим... как ты его обозвал?.. ну да – с рахдонитом. Это само собой. Мы пойдем, чтобы прикрыть тебя, и, если что, помочь отбить твоих друзей. За это ты даешь нам десяток лошадей и забываешь про то, что мы тебе должны еще десять штук баксов.
Тут пришла очередь Алексея Петровича удивленно поднять брови:
- Каких десять штук?
Сергей тяжело посмотрел в сторону Ильи:
- Ладно, разберемся. У нас, видишь ли, кое-кто решил покрысятничать... Так вот, на этом инцидент будем считать исчерпанным. Теперь дальше. Если мы установим контакт с твоим... ну, да – рахдонитом, какой процент ты хочешь получать от дальнейших сделок?
- Никакой, - моментально ответил Алексей Петрович.
Все трое дружно ухмыльнулись.
- Другого ответа мы и не ожидали. Приятно, все-таки, работать с интеллигентными людьми... Но сам подумай, нам будет нужна твоя травка... Как ты ее называешь? Карасу? Пусть будет карасу. Нам будет нужен переводчик, то есть твоя девчонка. Ведь не на пальцах мы будем объясняться с твоими папуасами? Нам будет нужен консультант, то есть ты. Поэтому я и спрашиваю, сколько ты хочешь? До этого момента тебе платили пять процентов от стоимости товара, теперь за твои услуги и услуги твоей подружки я предлагаю десять.
- Нет, - Алексей Петрович обиделся. Не за маленький процент, за бестолковость – он им столько объяснял...
Сергей помолчал:
- Хорошо, двенадцать. Но это – все.
- Дело не в том, больше или меньше ты предложишь. Я просто не хочу этим заниматься. Кроме того, я думаю, что это будет ваш первый и последний визит к утригурам на предмет торговли оружием, - Сергей удивленно поднял брови, и Алексей Петрович понял, что долгих объяснений и порядком поднадоевших ему экскурсов в историческую экологию и на этот раз не избежать. – Когда мы принесем им винтовки, они отдадут за них столько лошадей, что вам, я думаю, хватит на всю оставшуюся жизнь. Да и торговать с ними можно всем, чем угодно, только не оружием.
- Почему? – Сергей все так же удивленно смотрел на него.
- Ну, хотя бы по такой причине: они там воюют, убивают друг друга, это – дело обычное, идет естественный отсев населения, уже запечатленный в истории. А мы из нашего времени с нашим оружием вклинимся в этот процесс и нарушим его. Такое вмешательство в прошлое чревато очень серьезными последствиями для нас нынешних.
- Это ж какими последствиями? – недоверчиво спросил Толян.
- Какими? А ты подумай. Ты уверен, что утригур, убитый из принесенной тобой в прошлое винтовки, не окажется твоим предком, которому было суждено умереть своей смертью и оставить многочисленное потомство? Нет, не уверен. Ты даже не знаешь, кем был твой прадед. А если он вдруг им окажется? В этом случае ты просто моментально исчезнешь с лица Земли, поскольку этот несчастный утригур не успеет родить сына или дочку, которые потом не воспроизведут всю ту цепочку, которая тянется из того времени к тебе. Дай бог, что он не окажется твоим предком, но где гарантия, что он не предок Сергея, Ильи или мой? Ты никогда не читал о том, как люди исчезают буквально на глазах окружающих? Поинтересуйся при случае. Таких примеров за прошедшие тысячелетия было предостаточно. Их объясняют по-разному. То, о чем я рассказал, может быть одной из причин. Возможно, кто-то до нас уже проникал в прошлое и устраивал там разборки. Среди местного населения были жертвы, они-то и могли стать причиной такого загадочного явления. А в нашем случае массового вооружения предков современным оружием знаешь, что может произойти? Из истории исчезнут целые генеалогические деревья, сама история может коренным образом измениться... Поэтому винтовки мы им дадим, пусть порадуются. Но в каждой из них будет только по обойме. Вред, который мы неизбежно нанесем должен быть сведен к минимуму.
Алексей Петрович замолчал, и наступила тишина. Сергей задумчиво барабанил пальцами по столу. Толян с Павлом тупо смотрели на оратора. Илья кашлянул и несмело спросил:
- Алеша, а чем еще с ними можно торговать?
- Помолчи, торговец, - резко оборвал его Сергей и вдруг улыбнулся Алексею Петровичу: - Знаешь, а ведь ты прав! Можно вообще продавать твоим папуасам винтовки с одним патроном и убеждать их в том, - что это предел наших технических возможностей... Ты представляешь, сколько таких однозарядных стволов им можно навязать? Давай, Алексей, сделаем так: съездим к твоим друзьям, пообщаемся, выкупим твоих ребят, посмотрим, что к чему... Может твоего купца, и правда, заинтересует что-нибудь другое... Ну, железо, например, уголь, ткани... Это намного дешевле, чем оружие, да и для истории только польза будет – вдруг технический прогресс раньше наступит? И твои коллеги не будут голову ломать, найдя в древней могиле автомат Калашникова. А потом вернемся, сядем и еще раз поговорим. Идет?
Этот вариант Алексея Петровича вполне устраивал. Оговорили детали похода, скрепили договор пивом и расстались, условившись о времени и месте встречи.
Илья повез Алексея Петровича домой. Всю дорогу он молчал, только хмыкал, мычал, иногда покачивая головой. Алексей Петрович видел, что тому хочется поговорить, но, уже довольно хорошо освоив телеграфный способ общения, к такой манере диалога был не готов, поэтому молчал, да и самому было о чем подумать.
Наконец Илья созрел и перешел на нормальный язык.
- Алексей, все, что ты говорил, правда? И про это тоннель, и про то, что это оружие, окажись оно там, опасно для тех, кто живет здесь?
Алексей Петрович решил отомстить и перешел на язык жестов. Он просто кивнул в ответ.
- Поехали ко мне! – Илья неожиданно созрел для нормального общения. – Мила борщ сварила... Ел когда-нибудь цыганский борщ? Вот видишь! С детьми познакомлю. Я у тебя в гостях был, а ты у меня – нет. Нехорошо!
Мила накрыла большой стол во дворе под все теми же кустами сирени. Кусты оказались и в самом деле громадными, с толстыми голыми стволами фиолетового, скорее, сиреневого цвета, и с густыми кронами, смыкавшимися где-то высоко в жарком небе. Их посадили, наверное, еще монахи лет сто назад, и сейчас кусты придавали неповторимый колорит приюту, как и толстые монастырские стены.
- Очень много «лошадиных» денег оседает здесь, - поковыряв ложкой в тарелке, смущенно признался Илья. – А что делать? И детишек я люблю, и лошадей. Лошадьми торгую, чтобы, в том числе, и откармливать детвору в этом приюте... А когда увидел лошадей Айгуль, совсем голову потерял. Предложил покупателям, они люди ученые, в лошадях разбираются, так они за голову схватились. Отродясь, говорят, таких не видели, только в книжках читали. Подумали – из-за границы идут эти лошади. Ну, и началось. А мужики битые, жесткие, а барыши – небывалые, сказочные... Да и ты отродясь таких денег не видел, да, Алеша.?. А те деньги, что за мной остались, я тебе верну, не беспокойся. Деньги из воздуха, понимаешь? Вот если бы у нас через неделю все получилось... Только я в своих очень сомневаюсь – молодые, горячие...
- Послушай, Илья, - Алексей Петрович внимательно посмотрел на него, - зачем ты мне это все рассказываешь? Это же твои друзья... Толян с тем другим придурком следили по твоей наводке? Ведь только ты мог знать, где мы живем.
Илья отложил ложку.
- Не нужно обвинять меня в двурушничестве... За вами давно следят. И не по моей наводке, в том числе и на раскопках.
- Ага, значит, это была ваша машина?
- Их машина, - осторожно поправил Илья.
- А зачем следили?
- Хотели Айгуль выкрасть. Они поняли, что с лошадьми связана именно она, вот и хотели с ней поговорить.
- Поговорить, значит... И для этого нужно похищать...
- А как еще поговоришь? Она же все время при тебе... Хорошая девчонка... Про дюну, каюсь, я сказал. Позвонили, спрашивают, куда это профессор со своей девчонкой поехал, ну я и вспомнил, где ее Мила в первый раз встретила.
- Ну, и как это выглядит? Ты же просто заложил нас.
- Раньше нужно было со мной поговорить. По-человечески. А не вешать лапшу на уши... Слушай, Алеша, почему я тебе все это рассказываю... Понимаешь, я не хочу, чтобы через неделю кто-нибудь из твоих, этих... как ты их назвал?
- Утригуров.
- Ну да. Не хочу, чтобы кто-нибудь из утригуров оказался убитым.
- А ты думаешь, кто-то будет убит?
- Я же говорю – молодые, горячие...
Расставались почти по-приятельски. Илья предложил даже отвезти Алексея Петровича домой, но тот отказался. Решил прогуляться. Перед тем как окончательно распрощаться Алексей Петрович взял Илью под локоть и вкрадчиво поинтересовался, не мог бы он достать десяток обойм к «Макарову»?
Илью просьба не удивила:
- Тебе срочно или неделю подождешь?
- Срочно.
- Хорошо, завтра подвезу.
На следующее утро Алексей Петрович проснулся поздно. Солнце уже вовсю светило в окно. Проснулся от телефонного звонка.
«Заткнись, я в отпуске, - сказал он телефону. – Официально – уехал на Кавказ, к родственникам. Дома никого нет, - но телефон трезвонил, не умолкая. – Может, Илья подсуетился, ночь не поспал, раздобыл обоймы».
Но он ошибся.
- Крепко, батенька, спите, - Василий Игнатьевич явно обрадовался, застав его дома. – Тут такое дело... Не могли бы вы срочно ко мне приехать? Нет-нет, ничего не случилось, просто у меня сейчас сидит родственник, а у него в руках интересная штуковина... По нашей с вами части, но я совершенно теряюсь. Штука прелюбопытнейшая... Приезжайте, раз вы еще здесь.
«Что за штука? – думал Алексей Петрович по пути на работую - Из-за чего можно выдернуть человека из отпуска, с Кавказа? Для меня сейчас интерес представляет небольшой автомат, но не думаю, что именно его Базилевс и хочет мне продемонстрировать».
Дверь в кабинет Василия Игнатьевича была приоткрыта, из-за нее доносились звон чашек и веселые голоса.
«Значит, действительно, ничего серьезного, - Алексей Петрович почувствовал, что у него отлегло от сердца. – Что-то нервишки у тебя начали сдавать, парень! А ведь все еще только начинается».
- Ага, вот и наш герой! – Василий Игнатьевич вышел из-за стола. – Знакомьтесь, это и есть гордость и надежда нашей науки, - представил он Алексея Петровича седому, вальяжному господину предпенсионного возраста.
Познакомились. Родственник Василия Игнатьевича оказался «отцом Андрея». Алексей Петрович никак не мог вспомнить – какого.
- Ну, как же, как же? – суетился Василий Игнатьевич. – Ниночкин жених... Помните, я же вам рассказывал – способный молодой инженер. У них с Ниночкой через две недели свадьба. И вот Станислав Георгиевич... Вы даже не представляете, что он подарил молодым. Никогда не догадаетесь!
- Лошадь? - сам не зная почему, тупо спросил Алексей Петрович.
- Точно, лошадь... – опешил Василий Игнатьевич. – А как вы догадались?
- Жизнь подсказала, - буркнул Алексей Петрович.
Василий Петрович, выразительно глядя на будущего родственника, гордо потыкал пальцем в сторону Алексея Петровича:
- Интуиция, знаете ли, ошеломляющая... Большое будущее... Да-с, так вот, у молодых будет большая усадьба, ну и все такое... Инфраструктура, так сказать... А Станислав Георгиевич большой любитель лошадей. Решил и молодых приобщить к коневодству – подарил им к свадьбе лошадь. Вот, посмотрите-ка снимочек... Что скажете?
Алексей Петрович посмотрел на фото. Животное было красивым. Тонкие длинные ноги, крутая шея... Цвет, как же это у них? Коричневый? Нет – буланый. И не цвет, а масть... Он пожал плечами:
- Я не специалист и даже не любитель. Но лошадь, и, правда, красивая. Хотя... На мой взгляд, это – конь.
- Конь, конь, - подтвердил Станислав Игнатьевич, улыбаясь. – Василий Игнатьевич оговорился. Но дело не в этом... Понимаете, я беру на себя смелость утверждать, что это аргамак, причем, в древней, не встречающейся сейчас, вымершей форме... Вы меня понимаете?
- Небесный конь Ферганы? Древний аргамак плоскогорий Туркменистана? Тот самый – «с шеей змеиной конь сухопарый» из нартского эпоса? – Алексей Петрович более внимательно посмотрел на фотографию, а Станислав Георгиевич всплеснул руками и восторженно уставился на него.
- Ну вот! А говорит, в лошадях не разбирается...
- В лошадях нынешних – нет, в древних – немного. Понимаете, археология – такая наука, которая при более или менее серьезном занятии нею постепенно заставляет человека разбираться во многих смежных и даже далеких от нее дисциплинах – в геологии, почвоведении, анатомии, архитектуре и так далее, и тому подобное, в зависимости от научных интересов. Мне, например, весьма близки анатомия, этнография... Лошади меня интересуют постольку, поскольку они часто изображались на амулетах, а их кости нередко встречаются в погребениях.
- Ну, на амулетах они изображалиь весьма условно, - возразил Станислав Георгиевич.
- Почему же? Специалисты среди массы изображений выделяют арабских, кабардинских скакунов, ваших аргамаков... Изображения передают характерные признаки породы. Повторюсь, я не специалист, но знаю, что аргамак – это высокие тонкие ноги, как у арабского скакуна, крутая шея с тонкой головой, менее грациозной, не «щучьей», как у араба, но все же красивой. Кроме того – поджарость – короче, все, что мы видим на фото...
- Но вы же знаете, этот вид аргамаков давно исчез!
- Скорее всего, исчез, - с тоской согласился Алексей Петрович.
- Не «скорее всего», а точно – исчез. Уж поверьте мне.
- Но ведь их могли продолжать где-нибудь разводить. В конце концом смогли вывести что-то весьма близкое, - Алексей Петрович затосковал еще больше.
- Это невозможно.
- Почему?
- В силу разных причин, весьма специфических... Ну, разве что этого аргамака клонировали.
Алексей Петрович снова взял фотографию и с минуту молча ее рассматривал.
«Началось, - грустно думал он во время этого процесса, - Такого поворота событий, конечно, нужно было ожидать. Рано или поздно утригурские лошади должны привлечь к себе внимание специалистов и заставить их задуматься... Но почему все-таки эту породу нельзя вывести?»
- Может быть какой-нибудь кустарь-одиночка, занимающийся разведением лошадей где-нибудь в песках Каракумов? – робко поинтересовался он.
- Вы знаете, сколько стоил бы такой конь?
- Сколько? – заинтересовался Алексей Петрович.
- Да не знаю я – сколько! По крайней мере, не дешевле дорогого автомобиля, - при этих словах Алексей Петрович почесал затылок. – А за этого я отдал… я отдал... очень мало отдал.
- Могу только поздравить с выгодным приобретением...
- Да дело не в этом! Хотя, спасибо, конечно. Дело в другом. Смотрите!
Он достал из сумки небольшой бумажный пакет, развернул его и протянул Алексею Петровичу полустертую железную подкову.
- А? Как вам это?
- Подкова как подкова...
- Да вы что? Где вы видели такие подковы?
- А что вас смуща... – и Алесей Петрович осекся. Ну, естественно. Это была обычная подкова, только восьмого-десятого веков. Обычная для него, археолога, но странная для современного любителя лошадей. Разница в форме все-таки заметна. – Ну, конечно же, простите, я сразу не понял. По форме эта подкова из раннего средневековья, восьмой-десятый век, так называемая салтово-маяцкая культура, эпоха и ареал Хазарского каганата...
Станислав Георгиевич рассмеялся:
- Ну, вот видите... Почему я и пришел к вам. А знаете, откуда она у меня?
- Вы хотите сказать, что в такие подковы был обут ваш аргамак?
- Вот именно!
- Имитацию исключаете? – спросил Алексей Петрович, а Станислав Георгиевич только развел руками. – Хорошо, подлинность подковы легко проверить, - задумчиво сказал Алексей Петрович, а про себя подумал: «Последнее время я только этим и занимаюсь». Но коневода нужно было успокоить, поэтому вслух он произнес все так же задумчиво: - Сенсационных выводов пока делать не стоит.
- Что вы! Я не собираюсь обращаться в телепрограмму «Очевидное – невероятное», - заверил его любознательный родственник Базилевса. – Мне просто по-человечески интересно, поэтому я и обратился к Василию Игнатьевичу. Он порекомендовал вас, и я, честно говоря, рад нашему знакомству. Надеюсь, это не последняя наша встреча...
Алексей Петрович выслушал еще несколько изящных комплиментов и ушел сдавать подкову на анализ.
«Зачем ему результат анализа?» - думал он по пути в лабораторию, но ничего путного не придумал, его голова была занята совсем другими проблемами.
Дома Алексей Петрович занялся изготовлением кобуры. Точнее – двух. Одна под куртку, вторая – на голень. На этот раз оружие будет при нем, а не на дне сумки. За этим интеллектуальным занятием его и застал Илья. Денег за привезенные обоймы не взял, посидел, наблюдая за работой Алексея Петровича, повздыхали, уже собираясь уходить, спросил:
- Алексей, мы вернемся?..
- Если твои друзья не начнут фокусничать... А на всякий случай держись поближе ко мне. На всякий случай...
Илья ушел, а Алексей Петрович заварил чай. Заварил по старой экспедиционной привычке – в пол-литровой банке. В «мирное» время это всегда сильно раздражало Айгуль, успевшую очень быстро привыкнуть к цивилизации, что в свою очередь немного раздражало Алексея Петровича. Но то время пока отодвинулось в прошлое, а, кроме того, ему просто нравилось наблюдать, как идет процесс заварки, как клубами темнеет вода, как медленно оседают на дно чаинки. Как только осядет последняя – все, чай заварен. В керамическом чайнике за этим не уследишь. Вот и сейчас он просто сидел, курил и наблюдал увлекательное зрелище. Голова было пустой, и он не знал, хорошо это или плохо.
Глава одиннадцатая
в которой Алексей Петрович своих компаньонов безвозвратно теряет
В назначенный день и час пришла машина, все та же белая «Волга» Ильи. Алексей Петрович, уже экипированный, ждал на лоджии, и, когда Илья вышел из машины, он помахал ему, осмотрел квартиру и пошел на улицу.
Накануне он доложил Василию Игнатьевичу, что анализ готов и полностью подтверждает их общее предположение – подкова, действительно, принадлежит к кругу древностей хазарского времени. Скорее всего, и конь оттуда – отбился от стада, и вообще, нужно посмотреть зубы коня – по ним определяют возраст. Кто знает... Он бы и сам проверил, но очень занят – уезжает на Кавказ к дальним родственникам Айгуль. Может быть на месяц... Да, девочка уже там... Конечно, передаст привет, девочка будет рада... Практически соврал он только в последнем: вряд ли девочка будет рада привету от Базилевса, а в остальном все правда – уезжал к родственникам...
Толян, увидев его налегке,ухмыльнулся:
- Что, профессор, с пустыми руками? На этот раз без подарков?
- Почему же? – огрызнулся Алексей Петрович. – Для утригуров лучшим моим подарком будешь ты, - Толян заржал, а Сергей, сидевший рядом с Ильей, повернулся и пристально посмотрел на Алексея Петровича. Тот выдержал взгляд. – Вы-то с подарками?
- С подарками, с подарками... Десяток английских карабинов времен Второй мировой твоим друзьям хватит?
- За глаза, чтобы кого-нибудь из нас пристрелить.
- Не бойся, они новые, со склада, еще в масле. Чтобы из них стрелять, нужно с ними повозиться – почистить, собрать... Да и зарядов к ним всего по обойме, как ты советовал.
Илья ориентировался хорошо, Алексею Петровичу пришлось лишь раз поправить его, уже за селом показав более короткий путь. На дюне машину загнали в кусты и Сергей с приятелями совершили импровизированную экскурсию по оплывшим раскопам.
- Ну что? Все золото вырыл? – поинтересовался Сергей. – Может, еще покопаем? Поделили бы пополам. Смотри, какой Толян здоровый. Один всех твоих пацанят смог бы заменить... Рассказывай, что дальше?
Алексей Петрович провел краткий инструктаж. Нужды во всей компании он не видел, могли бы справиться вдвоем с Сергеем. Но тот сразу же отверг это предложение.
- Нет уж, - хмыкнул он, - пойдем все вместе. Ты с тремя уже ходил, двух потерял и одного на тот свет отправил, а по одному – всех нас уложишь. Это во-первых. А во-вторых, что мы с тобой вдвоем карабины таскать будем, а эти – сидеть и курить? А десяток лошадей – что, тоже вдвоем? Ну, и, в-третьих, всем охота взглянуть на твоих папуасов. Если все это не бред сумасшедшего. Так что давай, Миклухо-Маклай поясняй, - и он недобро усмехнулся. На этот раз совсем недобро.
Алексей Петрович пожал плечами и продолжил инструктаж. Вдаваться в подробности технологии перехода он не собирался, поэтому в своих объяснениях ограничился ролью карасу. Он предложил идти между кустами, взявшись за руки. Выслушав перед этим соображения Толяна по поводу того, что карасу – всего-навсего дешевый наркотик, теперь все вынуждены были послушать его соображения о том, что последний раз, взявшись за руки, он ходил в детском саду. И вообще, если они возьмутся под руки или обнимутся, то будут смотреться еще интереснее – как голубые...
Наконец, подошли. Алексей Петрович вручил каждому по горошине карасу, постарался незаметно надеть браслет, схватил Илью за руку, проследил, чтобы и остальные взялись за руки, сомкнул змеиные головки, произнес мысленно заклинание, и они пошли. Как и раньше, он ничего не почувствовал. Отличие от прошлого раза заключалось в том, что теперь он чувствовал горячее дыхание Ильи, Который шел за ним буквально вплотную.
Когда Алексей Петрович открыл глаза, подумав при этом: «Вот черт! Что за дурацкая привычка – глаза закрывать!», его взору открылась следующая картина. Прямо перед ним на расстоянии пяти метров стояла Айгуль, шаман и два воина. Без луков, но с копьями. Были и луки, но в значительно меньшем количестве, чем в прошлый раз. Алексей Петрович насчитал их всего пять, но справа на расстоянии пятнадцати метров рос густой кустарник, и он готов был поклясться, что основное количество луков было сосредоточено именно там. Еще несколько воинов с копьями стояли возле зонтика, под которым, как и прежде, сидел Менахем Бар Аббас в окружении своих полуодетых красавиц. «Все те же или другие?» - почему-то пришло в голову Алексея Петровича. Слева на лугу пощипывал траву небольшой табун лошадей. Ивана нигде не наблюдалось.
«Не в кустах же он? С натянутым луком? Не настолько же ему понравилось у утригуров? Хотя... кто его знает. Вон и Айгуль уже переоделась по местному...» - все это Алексей Петрович успел заметить в течение нескольких секунд, пока его караван проходил в ворота.
Айгуль рванулась было к нему, но остановилась, по видимому пораженная количеством гостей. Явно удивлены были и туземцы. Но их удивление не шло ни в какое сравнение с реакцией эскорта Алексея Петровича. Илья, который приказ «держаться поближе» понял в буквальном смысле, почти прижался к нему и, вцепившись одной рукой в руку Алексея Петровича, другой рукой мелко крестился. Сергей, широко раскрыв глаза, беспокойно озирался, повторяя бесконечные «н-да». Павел, самый невозмутимый и молчаливый, переминался с ноги на ногу в поисках сигарет. Огромный Толян, как всегда уронив на могучую грудь нижнюю челюсть, долго с ней сражался, пытаясь водворить на место, но – безрезультатно. В конце концов он сдался и под ее тяжестью опустился на землю.
Алексей Петрович понял, что сработал фактор неожиданности и инициатива в его руках. Он поднял руку в знак приветствия и коротко бросил:
- Это друзья, - затем улыбнулся Айгуль: - Как ты?
- Нормально... Привет, Аксай, - и предупреждая его вопрос, добавила: - Иван где-то здесь. Нас отдельно держат, встречаться не разрешают, но сегодня я его видела – живой и здоровый... А кто это с тобой?
- Ну, Илью, думаю, ты помнишь, хотя сейчас его трудно узнать. А это люди, которым я сдам дела после того, как заберу вас отсюда. Торговать с Бар Аббасом будут они. Если, конечно, придут в себя и захотят.
Потенциальные компаньоны рахдонита постепенно приходили в себя, но по всему было видно – такого потрясения они давно не переживали. Алексей Петрович не взялся бы утверждать наверняка, но ему показалось, что голова Ильи, если присмотреться внимательно, даже проседью покрылась. И он дал компаньонам еще немного времени, чтобы придти в себя.
- Спроси Аббаса, где Иван, - Алексей Петрович слегка поклонился в сторону рахдонита.
- Айгуль перевела, и тот разразился пространной речью.
- Если кратко, - Айгуль резко остановила словесный поток, - то он удивлен, что ты пришел не один, как договаривались, а привел с собой людей. Правда, чего-то подобного он от тебя ожидал, поэтому и принял меры безопасности: Иван здесь, но его охраняют.
- Пусть приведут Ивана.
Было заметно, что рахдонит обиделся, но, насупившись, он все-таки хлопнул в ладоши. Из кустов появился Иван в сопровождении двух воинов с саблями. На вид Иван был в полном порядке, хотя, как и Айгуль облачен в утригурский наряд.
- Приветствую тебя, о доблестный Аксай-ака... Или Аксай-эфенди? Как правильно, Петрович? – улыбнулся Иван.
- Как ты?
- Да я что? Я нормально... Вот только сестренку от меня прячут, да и других девок тоже. Но кормят хорошо, да и вообще здесь неплохо. По-моему, я им даже понравился, а может, не я, а мои карты. Только не везет твоим утригурам – проиграли они мне уже чуть не пол аула.
Бар Аббас что-то крикнул, и Ивана вежливо, уже не покушаясь на его голову, взяли под белы руки и вернули в кусты.
- Карабас сказал, чтобы вы много не общались – он не знает, о чем вы говорите, - пояснила Айгуль раздраженность рахдонита.
- Скажи ему, что мои люди не вооружены, а его – до зубов. Скажи, что, если он умеет считать, то легко сообразит, что нас во много раз меньше. Скажи, что я побыстрее хочу покончить со всем этим и не желаю злоупотреблять гостеприимством. Скажи, что это – его будущие соратники по бизнесу. Вместо меня.
Айгуль переводила долго. То ли от себя какие гадости добавила, то ли старалась доходчивее объяснить Бар Аббасу недовольство Алексея Петровича.
Тот слушал перевод со сложным чувством. Он то хмурился, то начинал улыбаться, а затем расправил бороду и заговорил. Суть его речи заключалась в следующем. Гости ни в коем случае не злоупотребляют его гостеприимством. Наоборот, он рад видеть Аксая-эфенди, а шаман истосковался по внучке. Он приветствует и новых пришельцев. Если им доверяет Аксай-эфенди, то и он не откажет им в доверии. Печально, конечно, что Аксай-эфенди не хочет вести с ним дело самостоятельно, без посредников. Это несколько унизительно для него, Бар Аббаса, но он переживет, а в будущем, конечно, тоже поручит ведение торговли кому-нибудь из своих приказчиков. Но пока все же рассчитывает на личные контакты. В противном случае возникнут определенные трудности, в первую очередь для самого Аксай-эфенди. Нужен переводчик... Кого бы его уважаемый партнер мог предложить? Он, Бар Аббас, пока лучшей кандидатуры, чем прелестная Айгуль, не видит. Ей придется еще некоторое время погостить на родине...
В этом месте Айгуль что-то гневно сказала рахдониту, но он только рассмеялся, а возле Айгуль моментально появилось еще два воина.
Алексей Петрович лихорадочно соображал, что делать. Первая мысль оказалась все такой же примитивной – стрелять. Но где-то в кустах в окружении утригуров был Иван. Кусты зашелестели. Наверное, утригуры натянули луки, взяв «на мушку» всех гостей. Изменение ситуации заметил не только Алексей Петрович.
- Не дергайся, - услышал он сзади голос Сергея, наконец-то пришедшего в себя. – Дай лошадей взять, а там разберемся. Мне эта жирная свинья условий диктовать не будет. Я его самого в заложники возьму...
- Аксай, он и точно не собирается меня отпускать, - это Айгуль начала пересказывать свой диалог с Бар Аббасом и голос ее дрожал. – Он и Ивана не отпустит, пока не убедится в качестве длинных стрел... Потом он Ивана отпустит, а я останусь здесь, пока не научу кого-нибудь языку. Лишь месяца через три меня тоже отпустят. Аксай, он просто издевается!
- Профессор, - снова обозвался Сергей. – Кончай базар, иди, посовещаемся. Это тебе хоть разрешат?
Алексей Петрович мрачно посмотрел на рахдонита.
- Айгуль, в кустах много луков?
Айгуль кивнула:
- Человек двадцать, а еще столько же залегло в траве слева от вас. Все с луками. Еще человек десять воинов за табуном. Остальные – женщины и дети.
- Скажи ему, что я согласен встретиться с ним еще пару раз, пока он не найдет общий язык с новыми партнерами. Скажи, что я хочу представить ему своих товарищей, потом мы сходим за «длинными стрелами».
Бар Аббас довольно хмыкнул, выслушав перевод, и сделал знак рукой – позволил приблизиться. Церемония представления не заняла много времени, рахдонита новые партнеры явно не заинтересовали. Ему не терпелось получить «длинные стрелы».
- Он спрашивает, сколько лошадей вам приготовить? – перевела Айгуль.
- Двадцать, - быстро ответил Сергей. Алексей Петрович удивленно взглянул на него. – Двадцать, двадцать. У нас двадцать «стрел». Меняем один к одному, - Сергей подмигнул.
Бар Аббас кивнул и снова сделал знак рукой, отпуская их за оружием.
Спутники Алексея Петровича уже более или менее освоились в новой обстановке и, как ему показалось, если не с удовольствием приняли правила игры, то с сочувствием. С сочувствием к нему.
- Что, опять тебя кинули? – похлопал его по плечу Сергей, когда они миновали ворота и шагали к машине. – Эх, ты, интеллигент! Да мочить их нужно, забирать свое и уходить. А ты попался, как последний фраер...
Алексей Петрович молчал.
- Среди этих папуасов чувствуешь себя настоящим конкистором, нужно и вести себя соответственно, - Толян выплюнул сигарету.
- Кем-кем ты себя чувствуешь? – уточнил Сергей
- Конкистором...
- Конкистадором, чучело! – рассмеялся Сергей. – Видели мы, как ты себя чувствовал... Чуть в штаны от страха не наложил.
А Алексей Петрович неожиданно разозлился:
- Вам бы, «конкисторам» мозгов побольше, той же интеллигентности, цены бы вам не было!
- Ты чего? – удивился Толян.
- А, действительно – чего? – остановился Сергей. – Обиделся или что конкретное имеешь в виду?
- Вы, когда лошадей продаете, хоть какими-нибудь липовыми паспортами их снабжайте... Люди ведь не дураки, пытаются сообразить, как средневековые аргамаки оказались в нашем времени, да еще и со средневековыми подковами! Вы понимаете, нет сейчас такой породы, а тем более таких подков. Хоть немного мозгами нужно шевелить... Конкистадоры!
Сергей посуровел:
- Что, интересовались?
- «Интересовались»! Не то слово...
- Ты почему лошадей не перековал? – Сергей медленно повернулся к Илье.
- У кого подковы были стертые – перековывал, у кого нормальные – так оставлял... А какая разница? Подкова она и есть подкова, - удивился Илья.
Сергей махнул рукой.
- Ладно, я с тобой потом поговорю... Нам бы подружиться с тобой нужно, Алеша. Как думаешь? Ну, об этом тоже после... А пока - за дело!
Они как раз дошли до машины, и он открыл багажник, выбросил запаску, ящик с инструментами, кучу каких-то тряпок. Немного повозился с днищем багажника, вытащил его. Под ним оказалась довольно вместительная ниша, в которой лежали завернутые в тряпку карабины.
- Ну, как? – Сергей повернулся к Алексею Петровичу. – Новые! Все без обмана, как видишь.
- Их десять, а ты обещал двадцать.
- Слушай, профе... Слушай, Алексей, тебя твой боров обманул? Обманул. Так почему ты его не можешь обмануть?
- А ты думаешь, он безграмотный, сосчитать не сумеет?
- А кто ему вообще считать позволит? Это так, для затравки... А лошадей мы не менять будем, а отбивать. Весь табун. Я успел сосчитать, их там тридцать две головы. Заодно отобьем и твоего парня с девчонкой. Она у тебя молодец, всю дислокацию обрисовала. Попробуем и твоего борова прихватить. И в следующий раз хоть ты, хоть я придем к ним уже не как попрошайки, а как хозяева, принесем маляву от твоего рахдонита и возьмем все, что захотим – хоть лошадей, хоть баб, хоть золото, хоть твои исторические цацки, наконец!
- Нет, так не пойдет! – возмутился Алексей Петрович. – Я в конкисторы, тьфу, в конкистадоры записываться не собираюсь. Да мы так и не договаривались!
- А мы вообще еще ни о чем не договаривались. Кроме того, что ты нас с этим Карабасом Барабасом сведешь. Свел? Свел. Остальное – наши проблемы. Если бы он сейчас отдал твоих пацанят, ты бы к этому и отношения никакого не имел. Целовался бы сейчас со своей подружкой, а мы бы разбирались с папуасами кто здесь хозяин. Выстраивали бы систему отношений, наводили порядок, приобщали к цивилизации. А так... Короче, у тебя два варианта поведения: или ты вместе с нами отбиваешь своих ребятишек, ну и, естественно, наших лошадей, или стоишь и наблюдаешь, как это будем делать мы. Просто стоишь и наблюдаешь, если, конечно совесть позволит. Но в любом случае идешь с нами. Без тебя, как я понимаю, мы туда не попадем.
- Ты что, действительно, не понимаешь, что это безумство? – Алексей Петрович устало присел на траву. – Я уже говорю только о практической стороне дела. Нас же просто перестреляют! Ты же слышал, сколько лучников? И почему тебе честно не взять свой десяток лошадей за десяток стволов?
- В честности папуасов ты только что убедился. Почему я должен быть честнее их? Это – во-первых, а во-вторых... Иди сюда! - Сергей открыл заднюю дверь «Волги», вытащил сиденье. Под ним тоже скрывался вместительный ящик. – Смотри! – он достал маленький автомат «Узи». – Знаешь, что это? Молодец! Обращаться умеешь? А, ну если спецназ, значит, мы с тобой коллеги, значит, умеешь. Этих «Узи» здесь пять штук. Теперь дальше, - он извлек из ящика две лимонки. – Как думаешь, с этим мы твоих лучников одолеем?
Алексей Петрович покачал головой.
- Плохая эта затея...
Сергей засмеялся:
- Ну, конечно, плохая! Хорошие как-то в голову не приходят. Зато через час твои друзья будут с тобой. Ну, какой вариант поведения выбираешь?
И Алексей Петрович выбрал первый. Его жизнь и без того превратилась в цепочку авантюр. Одной больше, одной меньше... Сергей рассказал ему, как он собирается провести операцию. План оказался не так уж глуп, и при удачном стечении обстоятельств его можно было осуществить. Но такого феномена как «удачное стечение обстоятельств» Алексей Петрович уже давно не наблюдал и честно сказал об этом Сергею. Тот рассмеялся и протянул ему автомат.
- У меня еще два пистолета, - признался Алексей Петрович.
- Да видел я твои пистолеты... Один под курткой, - Сергей похлопал его по груди, - второй на правой ноге. Это, скажем так, индивидуальные средства защиты... Бери коллективное!
Уже когда они стояли перед кустами, Сергей тронул его за плечо:
- Ты, конечно, сообразишь сказать своим, чтобы они залегли на период боевых действий? Зачем нам лишние потери?
Алексей Петрович передернул плечами.
- Беритесь за руки... конкистадоры, - и сомкнул концы браслета.
Там за воротами, события начались, развернулись и завершились намного быстрее и трагичнее, чем предполагал Алексей Петрович.
Пока Бар Аббас цокал языком, рассматривая карабины, пока Айгуль, мучительно подбирая слова, переводила ему пояснения Сергея как нужно очищать оружие от смазки, как вставлять обойму и как стрелять, Алексей Петрович успел шепнуть ей пару слов на счет того, что они сейчас «немного постреляют», чтобы она ничего не боялась, но желательно, чтобы она и Иван тоже как только услышат выстрелы падали на землю и не поднимались до тех пор, пока все не закончится.
Она запнулась на полуслове и испуганно взглянула на него:
- Аксай, вас же всех перестреляют... Как зайцев...
- Не бойся, девочка, твоя задача – не попасть под пули, - улыбнулся Сергей. – Побеждают не числом, а умением. Или у вас здесь этой военной мудрости не знают?
Алексей Петрович в это время усиленно соображал, как бы вытащить из кустов Ивана. И вдруг его осенило.
- Стоп! Мне нужен Иван... Скажи, что он – единственный, кто может в наше отсутствие толково рассказать про карабины. Короче, я должен видеть Ивана!
«Вот теперь они оба на глазах», - подумал он, когда в сопровождении все того же почетного эскорта появился Иван.
- Соображаешь, профессор! – Сергей понял его план.
Когда Иван оказался под зонтиком, кусты взорвались от брошенной кем-то из Сергеевых друзей гранаты. Умница Айгуль, все хорошо сообразившая, моментально юркнула в траву. Чуть замешкавшись, рухнул и Иван. Сергей выхватил из-под куртки автомат и выпустил длинную очередь по стоящим в отдалении воинам и направил ствол на Бар Аббаса. Тот от удивления и глазом не моргнул, а здоровяк-утригур из ближайшего окружения рахдонита просто рубанул саблей по короткому стволу автомата, причем с таким невозмутимым видом, как будто с малых лет был приучен воевать с противником, вооруженным автоматом «Узи». На какой-то миг Сергей растерялся, и Алексею Петровичу пришлось пристрелить утригура.
- Спасибо, брат! Разберись со своим другом, - Сергей кивком головы указал на рахдонита, а сам бросился влево, где прозвучал новый взрыв.
Рахдонит находился в явном замешательстве, такого развития событий он явно не ожидал. Его девицы по-пластунски, как змеи расползались в разные стороны. Алексей Петрович посмотрел Бар Аббасу в глаза, и тот замахал руками.
- Айгуль, Иван! – зачем-то позвал Алексей Петрович, опуская ствол.
Те возникли из травы, но каждый в сопровождении воина и – с саблей у горла. Их охраняли даже в «положении лежа».
«Видать, это у них национальная забава – резать горло», - пронеслось в голове Алексея Петровича. Он усмехнулся в лицо Бар Аббасу, бросил «Узи» в траву и поднял руки, а тот в ответ хлопнул в ладоши.
«К чему эти аплодисменты? - успел подумать Алексей Петрович. Между тем сильный взрыв где-то слева и сзади потряс окрестности, и его думы пошли в другом направлении. – Ну не с самолета же они бомбят?»
Алексей Петрович выхватил из нагрудной кобуры пистолет и бросился в сторону взрыва. Но там уже все было кончено. Взрыв лишь на короткое время вывел из строя утригурских воинов. Сергей лежал со стрелой в горле, он умер сразу. А вот Павел... на него было страшно смотреть. Его тело, все истыканное стрелами, все еще подергивалось. По-видимому, именно он бросил гранату, чем и вызвал ненависть уцелевших утригуров. А уцелело их много... И все они гонялись за Толяном, который в свою очередь гонялся за лошадью, одной из всего разбежавшегося табуна.
Алексей Петрович боковым зрением увидел утригура, натянувшего лук, выстрелил в него, но не успел – Толян, взмахнув руками, упал со стрелой в груди. Илья... Этот так и не воспользовался оружием и сидел, закрыв лицо руками, у ворот. Но самым интересным во всей этой суматохе было то, что Айгуль с Иваном так и остались стоять столбиками, рядышком, широко раскрыв глаза. Ни одна стрела их не тронула.
- Ну, ребята, я еще вернусь! – этот клич Алексея Петровича предназначался как, собственно «его» ребятам, так и утригурам, поскольку в своем прыжке он вряд ли смог обратиться лично к Айгуль и Ивану. Когда он убедился, что они живы и здоровы, его основной целью стало вышибить из ворот Илью.
В них с Ильей никто не стрелял. Почти. Лишь за воротами выяснилось, что одна из стрел все-таки угодила Илье в ягодицу.
Дорога домой была не из приятных. Подвывал Илья, расположившийся на заднем сидении в определенной позе, раздражала собственная несостоятельность и ... то, что он почти разучился водить машину.
Первую остановку сделали возле дома Алексея Петровича. Он сбегал домой и в салоне «Волги», в антисанитарных условиях смазал рану на заднице Ильи чудодейственной мазью Айгуль. Столовую ложку этого снадобья он вручил Миле, когда привез коневода домой.
- Кто ее делал? – спросила Мила.
- Айгуль.
- Как она там? – Мила перекрестилась.
- Ничего. Привет передает...
- Да брось ты... Я ведь все знаю, - и шикнула на стонущего Илью. – Заткнись, придурок!..
На следующее утро «придурок», как ни в чем не бывало, даже не хромая, проследовал в зал Алексея Петровича с еще не убранным после сна диваном. Прошествовал с большой сумкой, молча выгрузил из нее пару сумок поменьше и увесистую пачку долларов. Так же молча и ушел.
В сумке оказалась: великолепная снайперская винтовка с оптическим и лазерным прицелами. О такой Алексей Петрович во время службы только слышал, но ни разу не видел. Он даже не был уверен, состоит ли она уже на вооружении. Поэтому с удовольствием ее рассмотрел. В другой сумке было два «Узи». И все это – с мощным боекомплектом.
Хлопотам с этим самым боекомплектом Алексей Петрович и посвятил весь оставшийся день. Ночью ему ничего не снилось...
Глава двенадцатая,
в которой Алексей Петрович решил действовать самостоятельно и не пожалел об этом
На следующий день рано утром Алексей Петрович отправился на авторынок и, не торгуясь, купил первый попавшийся на глаза мощный мотоцикл. Его интересовало только одно качество машины – длинна сиденья, и на выбранном им «Харлее» можно было свободно разместиться втроем, что, в общем-то, и требовалось. А, кроме того, у мотоцикла имелся большой емкий багажник, в который отлично вписались сумка с оружием и канистра с бензином.
Прав у него не было, да и покупку мотоцикла он должным образом не оформил. Зачем тратить драгоценное время? Ведь ездить он собирался не по городу, а в утригурских степях. Спецназ у кочевников был неплохим, в этом он успел убедиться, а вот гаишников в своем девятом веке они еще не придумали, поэтому документацией на мотоцикл там будет некому интересоваться. А здесь... а здесь он перевез его в село на стареньком дребезжащем грузовичке с таким же стареньким и дребезжащем водителем.
На околице, скатив мотоцикл и расплатившись с водителем, он осторожно оседлал своего железного коня и медленно проехал по центральной улице села. Особого внимания он не привлек, разве что был громко облаян собаками и сделал вывод, что навыкам, приобретенным в юности, никакие годы не страшны и что мотоцикл он водит намного лучше, чем машину. На лесной дороге Алексей Петрович даже попытался вспомнить несколько фокусов из своего рокерского прошлого, но «Харлей» оказался слишком тяжелым для этого. Зато скорость он набирал молниеносно, к тому же уверенно чувствовал себя на бездорожье.
Легко вылетев на дюну, Алексей Петрович едва не угодил в старый раскоп, осторожно объехал его и остановился против кустов. Только сейчас он разрешил себе мысленно вернуться в позавчерашний день и проанализировать случившееся. Но анализировать, собственно говоря, было нечего, кроме многочисленных следов кроссовок. Да и незачем, настолько все случившееся выглядело глупо, обидно и трагично.
«Конкистадоры!» - грустно улыбнулся Алексей Петрович, рассматривая следы.
Время не ждало, и он, оглядевшись по сторонам, достал из сумки пистолеты, разложил их по кобурам, повесил на грудь «Узи», рассовал по карманам обоймы. Затем глотнул карасу, надел браслет и завел двигатель. Возникло желание перекреститься, но он не стал – на его груди уже давно вместо крестика висел амулет Айгуль. Пролетая между кустами, он подумал, как удивится какой-нибудь следопыт, обнаружив оборвавшиеся следы шин мотоцикла.
А вот по ту сторону кустов стать следопытом уже предстояло ему самому. Там не было ни души. Он заглушил двигатель и с автоматом наизготовку медленно и осторожно обошел кусты, прошел в рощицу, внимательно вглядываясь в притоптанную траву. В земле были видны следы от колышков юрт и многочисленны кострищ. А еще – три холмика. «Конкистадоров» все-таки похоронили... За рощицей трава полегла широкой полосой.
«Ага, это и есть их автострада! – обрадовался Алексей Петрович. – И в какую же сторону откочевали мои приятели?»
Не выпуская из рук автомат, он прошел метров сто в одну сторону, потом в другую. Впереди блеснула лужа, и Алексей Петрович бросился к ней. Ну вот, теперь понятно! Четкие отпечатки подков на краю лужи, комья грязи – табор ушел в эту сторону. Он прошел еще немного и нашел то, что смутно надеялся найти – какой-нибудь знак, оставленный Иваном. В траве, затоптанная, лежала игральная карта, шестерка треф. Молодец, Иван, сообразил...
Уже мчась по автостраде, он подумал:
«Что же это он шестеркой пожертвовал? Неужели собирается с утригурами не в дурака, а в преферанс играть?»
И когда, резко затормозив, он поднял с дороги еще одну шестерку, на этот раз червонную, понял, что не ошибся.
- Ладно, Ваня.... Я уже знаю, куда вас везут – на Таракайташ. Как давно мы там не были...
Минут через пятнадцать между верхушками деревьев замаячили знакомые очертания кратера. Алексей Петрович сбросил скорость, а потом, оставив мотоцикл в кустах, перебросив сумку через плечо, пошел пешком. Как ни странно, несмотря на то, что прошло больше тысячи лет, местность оставалась узнаваемой. Разве что сейчас, то есть тогда, ну, короче в то время деревьев было побольше, трава была погуще, но контуры рельефа оставались знакомыми, не изменились.
Так, откуда можно наблюдать за окрестностями, откуда Ванька подсматривал в бинокль за купающимися девчонками? Наверное, оттуда будет видно и стойбище, если оно здесь есть. Если оно там, где, по рассказам Айгуль, должно располагаться. Эта точка должна находиться к западу от входа в святилище... Значит, нужно брать правее.
Осторожно добравшись до места, так, что не колыхнулась, не хрустнул ни одна ветка, не взлетела ни одна птица, Алексей Петрович собрал винтовку с оптикой и очень медленно раздвинул кустарник. До ближайшей юрты на глаз было метров сто. Сто три ноль семьдесят четыре – подсказала оптика.
«Апофеоз деградации, - он вспомнил свои рассуждения по поводу морального падения человечества в связи с модификацией оружия. – Но вы, ребята, тоже не свистящими стрелами в меня будете стрелять... Если, конечно, найдете меня... Ладно, что там у вас происходит?»
На стойбище ничего особенного не происходило. Бегала шумная детвора, паслись кони, несколько взнузданных лошадей выстроилось у коновязи рядом с большой юртой из белого войлока. Полог юрты откинут, у входа охрана... Понаблюдав минут десять, Алексей Петрович пришел к выводу, что белая юрта – самая главная на стойбище: туда постоянно заходили и выходили как военные, так и цивильные. И все – мужики. Значит, Айгуль здесь нет. Присутствия рахдонита тоже не замечалось. Воинский контингент сведен к минимуму. «Это плохо – уехали, - решил Алексей Петрович. – Нужно спешить».
Он нажал кнопку лазерного прицела, и на белом пологе вспыхнула яркая красная точка. Слегка поводил винтовкой, точка, дрожа и прыгая, повторила его движение. «Да, неважно. Руки дрожат. Но каллиграфию, я думаю, Иван мне простит», - усмехнулся он про себя.
Точку, естественно, заметили. Трудно было не заметить. Один из охранников попытался поймать ее, как маленькие дети пытаются поймать солнечный зайчик, и теперь внимательно изучал красное пятнышко, подрагивающее на его правом кулаке. Медленно, очень медленно Алексей Петрович повел точку по песку к коновязи. Вот круп, подрагивающий мышцами, спина, шея, глаз... Лошадь почувствовала опасность, громко заржала и отпрянула в сторону. «Нет, дорогая, прости... Мне же нужно их вспугнуть, привлечь к себе внимание, заявить о своем присутствии, в конце концов». – Алексей Петрович опять прицелился лошади в глаз. Теперь она обреченно застыла на месте, печально кося глазом прямо на него.
Алексей Петрович опустил ствол, выругался:
- Вояка! На войну собрался, а лошадь пристрелить не можешь!.. А ты что, с лошадьми приехал воевать?
Он вновь резко вскинул винтовку, прильнул к прицелу, остановил точку на первой попавшейся ноге кого-то из охраны и плавно нажал спуск. Легкий хлопок, стражник упал и, громко крича, стал кататься по земле.
- Ничего, брат, шаман тебя подлечит, - усмехнулся Алексей Петрович и глянул на лошадь. Она продолжала смотреть в его сторону, и он мог бы поклясться: в ее взгляде, все еще испуганном, сквозила благодарность... – Надо же, да у нее уши разные, - удивился он. – Вся вороная, а одно ухо белое!
Перед юртой между тем началась паника. Связь между красной точкой и кровоточащей раной утригуры установили без труда, и теперь испуганно шарахались от загадочного пятнышка, перемещавшегося из стороны в сторону по пологу юрты. Несмотря на очевидную опасность, народу все прибывало. Ага, вот и Ваня соизволил проявить интерес к шуму на дворе. Он посмотрел на точку, повернулся в его сторону и помахал рукой. Привет, привет, Иван, теперь давай попробуем поговорить...
Нарисованная светящейся точкой буква «А» получилась очень корявой, просто безобразной. С буквой «И» пришлось повозиться – выключать и снова включать лазер. С «Г» он справился быстро... Но Иван уже понял, что его спрашивают об Айгуль. Он замахал руками, всячески демонстрируя, что ее здесь нет, а потом показал вдоль дороги: туда, мол, ее увезли. «Жди», - нацарапал Алексей Петрович. Получилось совсем отвратительно, но Иван понял, кивнул и спокойно вернулся в юрту.
Теперь он не таился. Наоборот, старался произвести как можно больше шума. «Харлей», громко рыча, влетел в стойбище. Пришлось попетлять, чтобы подать транспорт Ивану прямо к порогу. Излишне говорить, что его рейд по стойбищу внес в размеренную до этого жизнь его обитателей настоящий хаос. Дети и женщины верещали, табун лошадей снялся с места и понесся в сторону реки к обрыву, мужики с обнаженными саблями куда-то деловито бежали. Куда, он так и не понял, поскольку все бежали в разные стороны и ни один – в его направлении. Лишь однажды на его пути возник стрелок с натянутым луком.
Алексей Петрович выпустил ему под ноги короткую очередь, утригурский камикадзе удивленно взглянул на фонтанчики пыли, взметнувшиеся под ногами, по-видимому, все понял и шмыгнул за ближайшую юрту. Лишь три собаки бесстрашно неслись за ним, понося его на чем свет стоит и внося свой посильный вклад в общий бедлам.
«Интересно, почему утригурские собаки мотоцикла не боятся? – подумал Алексей Петрович, делая крутой вираж, - не из нашего ли они села?»
Додумать в этом направлении не удалось. Иван уже ждал его. Он лихо запрыгнул на мотоцикл, едва Алексей Петрович притормозил, и сдернул с его шеи автомат.
- Туда, - он махнул рукой, - к тупиковой дороге.
- Когда они уехали?
- Часов пять назад. Караван большой, верблюды, лошади, много воинов... – орал Иван в ухо Алексея Петровича. – У них три «Узи», шесть пистолетов и десять карабинов – то, что осталось от твоих друзей. Пистолеты и карабины в расчет не идут – они без боекомплектов, да и остальные стволы пусты процентов на пятьдесят.
- Что так?
- Обучение требует материальных расходов, а мы военной подготовке старались уделять побольше времени. Они просто балдели от удовольствия, когда стреляли по горшкам. Теперь работы местным гончарам прибавилось. Я не удивлюсь, если в дороге эти пацаны расстреляют боекомплекты полностью.
- Все это очень хорошо... Особенно верблюды. Они идут медленно – максимум пятнадцать километров в час, поэтому минут через сорок мы их или догоним или накроем в ближайшем караван-сарае.
- А как лучше? – проорал Иван. – Нападать вдвоем на всю эту кавалькаду в открытой степи? Или штурмовать караван-сарай, опять же – вдвоем?
- Я только что стойбище в одиночку штурмовал, - небрежно бросил Алексей Петрович.
- Ну да... Рэмбо!.. Ты, Петрович, не забывай, что в стойбище практически отсутствовал воинский контингент. Десяток человек, не больше, и то – мой почетный караул, личная гвардия, так сказать. Остальные ушли с караваном. А какие они в бою, ты позавчера видел.
- Позавчера я добрым был, а сегодня я злой.
- Ну-ну, - и Иван замолчал.
«А ведь он прав, - подумал Алексей Петрович. – Фактор неожиданности позавчера не сработал. Мы впятером со своими автоматами, гранатами просто затерялись среди стрел. Все оказалось не продуманным, не просчитанным. Сергей до конца не верил мне, я – ему, утригуры – всем нам вместе взятым... Но позавчера утригуры нас ждали. Ждут ли сейчас?»
Их ждали. В этом он смог убедиться, раньше, чем предполагал. Где-то через полчаса езды по утоптанному, наезженному караванному шляху Иван тронул его за плечо и показал влево. Но Алексей Петрович уже и сам заметил струйки дыма, поднимавшиеся в безоблачное небо из-за высокого и густого кустарника и стаю птиц, кружившуюся вокруг них.
- Быстро они устали, - пробормотал он, въезжая в густую тень кустарника. – Пошли, посмотрим, что там и как...
За узкой полосой кустов открылась пологая и широкая речная долина. На берегу все так же небольшой речушки стояло длинное прямоугольное глинобитное строение.
- Смотри, Иван, вот так выглядел караван-сарай...
- Почему «выглядел»? Выглядит. Мы же еще его с землей не сравняли.
- Ну, пусть – «выглядит». Ты, я смотрю, обжился в девятом веке. За этими толстыми стенами обычно располагались... расположены два двора. Вон, в торце узкой стены ворота. Они ведут в первый двор. В нем по обе стороны устроены крытые стойла: скот в степи не бросали – опасно. Дальше – еще одни ворота. За ними – собственно гостиница. Видишь, в тени окошки начинаются? Это номера для рядовых постояльцев. «Люксы» расположены в том дальнем торце. Перед «люксами» во дворе должна быть большая веранда для отдыха постояльцев из «вип»-категории, ну, и прочие удовольствия... Смотри, виноград, несколько деревьев торчат...
- Петрович, ты так рассказываешь, будто не вылезал из караван-сараев.
- Книжки нужно читать... В свое время казанские археологи раскопали несколько подобных отелей и пришли к выводу, что строили их по типовому проекту. Как видно, не ошиблись. Типовое строительство вечно... Смотри дальше... по периметру, по крышам проложена смотровая площадка. По ней охрана гуляет. Сколько же их? Двенадцать... Ходят, на дорогу посматривают, нас, наверное, ждут... Ну, что ж, мы уже здесь, - и Алексей Петрович приступил к сборке своего чуда снайперской техники.
- А мне что делать? – Иван с интересом рассматривал винтовку.
- Кури пока, копи силы для штурма, - и Алексей Петрович посвятил его в детали плана, возникшего в его голове на караванном пути.
Охрана не заметила исчезновения первых трех стражников. Алексей Петрович, сцепив зубы, бил на поражение, в голову.
«Вот ты и воюешь на стороне кабаров», - вспомнился ему давний спор с Айгуль. Здесь он замешкался, и на стене вспыхнула перепалка. Кто-то, вероятно командир, появившийся на стене, обнаружив некомплект охраны, устроил своим подчиненным разнос за слабую дисциплину, послал одного из них во внутренний двор на поиски самовольщиков, а сам пошел по стене, заглядывая вниз. Когда он удалился от основной группы воинов на приличное расстояние и оказался над воротами, Алексей Петрович нажал на спуск. Командир охраны, кувыркнувшись через невысокий парапет, упал. К сожалению, его падение не осталось незамеченным подчиненными, и они с криком столпились над воротами.
Разобраться, что же произошло, с той точки, где они стояли, было невозможно, и из открывшихся ворот выскочило четыре человека. Они склонились над своим командиром и отчаянно начали жестикулировать.
«Так, теперь быстро! – Алексей Петрович весь подобрался. – Раз, два... три, четыре... Сколько всего? Восемь?»
- Сколько, говоришь, было в караване воинов? Не больше пятидесяти? Ну, что же, будем считать, осталось сорок два... Нет, сорок.
Еще два утригура, выскочившие из ворот, упали рядом с товарищами.
На стене началась паника. Стражники поняли, что им грозит опасность, но откуда она исходит, разобраться не могли. Пока они, размахивая руками, осматривали окрестности, Алексей Петрович убрал еще троих. Оставшиеся залегли за парапетом.
- Все, эффект неожиданности исчерпан, - доложил Алексей Петрович и положил винтовку на траву. Взглянув на Ивана, он обнаружил, что тот его пристально рассматривает.
- Лихо у тебя получается, Петрович... Тринадцать трупов за десять минут! А какой норматив на кафедре археологии для кандидатского минимума?
- Ладно, остряк, ты даже в армии не служил, а мне и повоевать пришлось...
- Это когда же? В первую мировую?
- Нет, Ваня, на Кавказе.
- Что-то не припомню я, чтобы мы с Кавказом воевали.
- Пацаном ты еще тогда был, а в школе этого не проходят...
Его прервал слабый треск, донесшийся со стороны караван-сарая. И тут же им на головы посыпались ветки.
- Засекли! – Алексей Петрович резко пригнул Иванову голову к земле.
Но нет, их не засекли. На стене в полный рост стояли три утригура и пуляли из «Узи» в разные стороны.
- Во, смотри, Петрович, как надо стрелять, - ухмыльнулся Иван. – Моя школа! Стоят, не таясь, гордо... Орлы, одним словом... Ага, все, отстрелялись!
Утригуры в недоумении рассматривали умолкшие автоматы.
- Где же остальные обоймы? – удивился Алексей Петрович.
- Должны же бойцы знать материальную часть оружия? Как устроен патрон, что из себя представляют пули, порох? Я хоть в армии не служил и на Кавказе не был, но оружие уважаю... А из пороха такие забавные штуки получаются... Бурачки, например, огненные змейки... Что, не приходилось в детстве баловаться? Вот и твой друг рахдонит тоже оказался в детстве обделенным этими игрушками. Ему особенно фейерверк понравился... Потом он, правда, понял, что к чему, но было поздно.
- Ну ладно, - Алексей Петрович вновь рассматривал стражников сквозь прицел. – Бросьте-ка, ребята, эти игрушки! – он осторожно выбил из их рук автоматы. – Да и луки вы теперь только через недельку в руки возьмете.
Утригуры, прижимая к себе раненые руки, исчезли со стены. Караван-сарай затих.
- Подведем итог. У них есть тридцать четыре воина с луками, автоматов у них уже нет... А пистолеты? Их вы тоже изучали? Ну и молодцы... Переходим ко второму этапу операции.
Когда они, скрытые склоном холма, бесшумно спустились в долину и оказались на финишной прямой прямо перед воротами, Алексей Петрович вывернул ручку газа до предела, и отделявшие их от ворот сто метров они пролетели секунд за пять. Их не успели заметить: смотровая площадка была пуста, а окон с этой стороны, в стойлах проектировщики не предусмотрели. В последний момент, уже перед самими воротами, ему все же удалось поднять тяжелый мотоцикл на дыбы, и они, успешно вынеся ворота, вломились в первый двор.
Видеть их не видели, но не услышать их было невозможно. Еще перед воротами Алексей Петрович понял, что рев мотоцикла сливается с противными воплями верблюдов и ржанием лошадей, и сейчас, проносясь по первому двору, краем глаза увидел, как беснуются в своих стойлах испуганные животные. Смотреть на это было страшно, да и некогда – впереди ждали вторые ворота. Их бросили открытыми, и этот факт облегчил их вторжение и предотвратил неизбежное фиаско, если бы Алексей Петрович вновь рискнул поставить мотоцикл на дыбы, то неминуемо очутились бы в бассейне, устроенном посреди двора. Наличия этого удобства он просто не ожидал.
А в остальном местный караван-сарай полностью соответствовал типовому проекту. Впереди за бассейном – большая веранда, над ней – то ли солярий, то ли широкий балкон, по обе стороны двора тянулись крытые галереи, вдоль стен – двери в номера и маленькие оконца...
Так, где утригурские вояки? Ага, вот они, справа на крыше и бегут на балкон.
- Вправо! – скомандовал Алексей Петрович. – Прикрывай сзади! Спина к спине!
Скрываемые навесом галереи, они успели добежать до ее середины, когда первые из появившихся на балконе утригуров натянули луки. Короткая очередь Алексея Петровича их остановила, и утригуры отступили. Сзади затрещал автомат Ивана. Алексей Петрович быстро взглянул через плечо: с площадки над вторыми воротами валились два лучника. Просвистели и вошли в стену прямо перед его лицом две стрелы.
- Окна слева! – рявкнул он, и Иван прошелся по противоположной стене длинной очередью. – Вперед! Не останавливайся! Не останавливайся! Не давай им возможности прицелиться!
«Да-а, видели бы нас сейчас студенты, - пронеслось в голове. – Интересно, чтобы сказал по поводу всего этого Василий Игнатьевич? А тетя Маша?»
Его целью был центральный вход на веранду. Он знал – рахдонит там, в глубине комнат, надежно укрыт. А значит – и Айгуль там. Но там же и воины. Поэтому он безжалостно поливал свинцом окна и двери, выходящие на веранду. Обоймами они с Иваном увешаны с головы до ног, и об экономии боеприпасов речь пока не идет.
Дверь, естественно, оказалась закрытой, но пока лучники перебегали по крышам в дальний конец двора, а Иван самозабвенно и с азартом мешал им это делать, Алексей Петрович справился с засовом и чуть не упал в узкий и длинный коридор. После яркого солнечного света он вообще ничего не видел, но почувствовал сладкий запах благовоний и еще – опасность.
- На пол! – крикнул он юркнувшему следом Ивану.
Они упали одновременно и, главное, вовремя. Из дальнего конца коридора что-то просвистело над их головами, и, когда это «что-то», звучно вибрируя, вонзилось в косяк двери, он понял, что это нож. Алексей Петрович упал на спину, а Иван уткнулся носом в пол, и именно на него прыгнул из темноты, блеснув очередным ножом очередной утригур. Его силуэт с занесенным клинком четко виднелся на светлом прямоугольнике дверного проема, и Алексей Петрович не промахнулся. На всякий случай дал очередь и в конец коридора. Там послышался стон. Значит, опять не промахнулся.
Из коридора вели две двери – направо и налево.
- Куда? – Иван вопросительно посмотрел на одну дверь, на другую и толкнул правую. Она тоже оказалась закрытой. А за левой в это время послышался шорох и слабый стон. На нее вдвоем они и навалились.
- Как войдем, сразу в разные стороны!
Дверь сдалась уже после третьего удара, и они очутились в довольно обширной комнате, уставленной комодиками, устланной коврами и подушками, пропитанной стойким пряным запахом. Первое, что они услышали, был истерический визг. Так отреагировали на их появление три полуголых девицы, забившиеся в дальний полутемный угол комнаты.
«Те же или другие?» – Этот вопрос почему-то продолжал мучить Алексея Петровича. Восточные люди и даже женщины всегда казались ему похожими друг на друга, лишенными индивидуальности. Уточнять он не стал: в простенке между окнами угадывались шаман и рахдонит. Причем шаман чуть впереди с разбитой головой. Кровь обильной струей стекала по его левой щеке. Рахдонит стоял чуть сзади, прикрываясь шаманом и удерживая его перед собой саблей, которую сжимал трясущимися руками, излюбленным утригурским способом.
«Действительно – национальная забава. Вот головорезы! – Алексей Петрович с интересом рассматривал пару. – Неужели Карабас думает, что я пожалею этого мерзавца?»
- Айгуль? – резко и четко произнес он, глядя прямо в глаза деду.
Тот вяло махнул в сторону визжащих девушек, а Бар Аббас что-то запричитал тонким голосом.
Алексей Петрович направил ствол «Узи» прямо в его жирное лицо.
«Надо бы не промахнуться», - со стариком пусть Айгуль разбирается». Но вдруг сквозь окно Алексей Петрович заметил какое-то движение на веранде. Там явно скапливался народ.
- Иван, сюда!
Они стали плечом к плечу, держа под прицелом оба окна и дверь, а рахдонит, увидев, что путь к выходу свободен, все так же прикрываясь старым шаманом, боком заковылял к двери.
На веранде моментально среагировали на передвижение в комнате. В окне показалась рука с саблей и наугад рубанула по движущейся цели. Рахдонит даже не пикнул. С разрубленным затылком он просто рухнул, как подкошенный. Рухнул ничком, придавив своей массой шамана. И все-таки перерезал ему горло.
- Иван, постреляй в окна! Только не высовывайся!
Сам же Алексей Петрович, аккуратно обойдя тела своих врагов, так бесславно павших, с грозным видом двинулся к обезумевшим от ужаса девушкам.
- Айгуль! – вновь четко произнес он, но девушки при его приближении начали верещать еще громче. А тут еще Иван приступил к выполнению команды «пострелять!»... На девушек жалко было глядеть. – Айгуль, - повторил он уже мягче, и крайняя, видимо, самая сообразительная, одной рукой размазывая по щекам слезы и сопли, другой постучала у себя над головой по стене. Стена по деревянному гулко отозвалась. – Понял, сказал Алексей Петрович и сорвал со стены ковер, набросив его на девушек. – Айгуль, открой! Это мы с Иваном...
За дверью послышался шорох, и Айгуль приглушенным голосом спросила:
- Аксай, это, правда, ты?
- Давай, открывай скорей, а то мы с Иваном в такое общество попали...
Послышалось сопение, что-то тяжелое заскрежетало по полу.
- Давай, открывай! Не тяни резину! – заорал Иван. – Не знаю, как там твой Аксай в окружении голых баб, а мне хреново, земляки твои наседают!
Он уже стоял в одном из оконных проемов и вел беспорядочный огонь по осмелевшим утригурам. Алексей Петрович, подскочив ко второму окну, внес свой вклад в отражение атаки.
- Сюда, сюда! Скорее! – раздался голос запыхавшейся Айгуль. – Я тут небольшую баррикаду устроила...
Они протиснулись в маленькую конуру, освещенную чадящей масляной лампой. «Небольшой баррикадой» оказался тяжелый комод, который Айгуль, открывая дверь, лишь слегка сдвинула в сторону.
- Когда дверь подпирала, он намного легче казался, - пожаловалась Айгуль, тяжело дыша.
- Ну, здравствуй, как ты тут? – Алексей Петрович обнял ее. Айгуль, как и во время их первой встречи, была в коротком белом платье, черных штанах и мягких полусапожках. – Опять от цивилизации отбилась?
Она уткнулась ему в грудь.
- Ну почему ты так долго не шел? – спросила она. В ответ Алексей Петрович молча погладил ее по волосам. – А где дед? – Айгуль подняла голову.
- Дед умер... Нет-нет, не мы! – ответил он на ее вопросительный взгляд. – Горло ему твой рахдонит перерезал... Его тоже убили, но опять же не мы... К сожалению, - она снова уткнулась ему в грудь.
- Ладно вам, потом разберетесь, - Иван вернул комод на место, еще и тяжелую щеколду набросил и теперь кружил по пыльной комнате. – Слушай, Петрович, это – западня стена. Окон нет, дверь – только эта...
- Есть ход, то есть почти есть, я его не успела докопать, - Айгуль вытерла слезы и отвернула ковер в углу комнаты. – Я уже часа два ножом работаю. Хорошо, стена мягкая, глиняная...
- Ну, это ты, действительно, молодец! – Иван уже рассматривал круглое глубокое отверстие в наружной стене. – Толщина – метр, не больше, а, Петрович? Ты ж у нас специалист по караван-сараям.
- Не трепись, лучше попробуй пробить ногами.
Иван попробовал. Стена отозвалась глухо, неподатливо.
- Нет, здесь отбойный молоток нужен, - Иван засунул свой «Узи» в отверстие,. – Ну-ка, Айгуль, подержи полог ковра, - и он выпустил вглубь стены всю обойму. Из отверстия повалила сухая едкая пыль, а потом брызнул узкий луч света. - Так-то лучше, - он сменил обойму и тоже полностью расстрелял ее в дырку. С каждым мгновением луч в столбе пыли становился все более мощным. – Ну, теперь можно и ногами...
Комод вдруг заходил ходуном.
- Давай быстрей, - Алексей Петрович дал пару коротких очередей по двери, и натиск на нее поутих. Но лишь на несколько секунд, а потом на дверь посыпались мощные удары. – Давай, Иван, топорами стучат!
- А я уже на улице, - раздался издалека голос Ивана. – Ныряй, Айгуль, побыстрее, если не хочешь, чтобы твоего папу зарубили. Тебя, сиротку, я не прокормлю, сам еще маленький...
Алексей Петрович в дыре слегка застрял, и, воспользовавшись случаем, пока Иван тащил его за ноги, дал по двери длинную очередь. С одной стороны, эффект присутствия обеспечен еще минимум на минуту. К тому же он успел задернуть полог ковра, и утригурам придется еще какое-то время повозиться, выясняя, куда они исчезли из замкнутого пространства. А с другой стороны, кто знает, может быть, отдача от этой очереди и помогла ему проскочить отверстие, которое Айгуль копала, явно соизмеряясь только со своими габаритами.
Прижимаясь к стене, они незамеченными достигли ворот. Да и заметить их, по всей видимости, было некому: утригуры столпились на веранде, продолжая по очереди штурмовать дверь.
- Цель – мотоцикл. Это сложно, но, если аккуратно, то вполне реально... Айгуль, - Алексей Петрович погладил ее по грязной щеке, - ты останешься в первом стойле, мы за тобой подъедем. А пока будем ехать, открывай двери в стойлах, сколько успеешь.
Короткими перебежками они с Иваном преодолели первый двор и, передохнув перед последним рывком, бросились к мотоциклу. Он стоял посреди двора. Утригуры во всей этой суматохе уважительно обходили, вернее – обегали его стороной, и теперь за ним можно было спрятаться. Алексей Петрович, внимательно наблюдая за верандой, проводил последний инструктаж.
- Пора! Наши друзья, наконец, пробились в комнату, сейчас увидят дырку и все поймут.
Мотоцикл заревел, и они понеслись вдоль ревущих стойл.
Навстречу выбежала Айгуль, открывая одну за другой двери загонов.
- Прыгай! – резко затормозив, Алексей Петрович усадил ее впереди себя.
- Увидели! – в свою очередь отозвался Иван и застрочил по бегущим по крышам утригурам.
- Бензин, Ваня, бензин! Я сам ими займусь, - и он, обернувшись, вскинул автомат. – Лей!
Бензин обильной струей полился из канистры, основательно пропитывая спрессованный навоз. Медленно проехали метров десять.
- Все! Закрывай и поджигай!
На сухом навозе, сдобренном горючим, огонь вспыхнул ярко и мощно. Языки пламени уже через несколько мгновений начали лизать двери стойл. Обезумевшие лошади и верблюды устремились к выходу, но огненная преграда повернула их обратно, и они ринулись в гостиничный двор, на толпу утригуров, которые начали погоню.
Чем закончилось сражение караванщиков со своим караваном, они наблюдать не стали, и без того все было ясно. Сворачивая на наезженную широкую дорогу, Алексей Петрович вдруг вспомнил белоухую лошадь с печальными глазами, и от сознания того, что ее нет в этом аду караван-сарая, на душе у него стало немного легче. Самую малость
Странно, думал он, вот они, его ребята – сзади Иван вцепился в его ремень, впереди, поставив ноги на брызговики и, положив голову ему на грудь, блаженствует от быстрой езды Айгуль. Операция заняла не больше двадцати минут, все нормально, все живы, здоровы, а на сердце, действительно, нехорошо.
Он поцеловал Айгуль а макушку. Она забросила руки, обняла его за шею и грустно улыбнулась:
- Не нужно было нам сюда ходить... Да, Аксай?
- Петрович, дай-ка я рядом побегу... Кто-то развалился, как... – Иван не стал продолжать. – А кто-то уже всю задницу о багажник разбил.
Айгуль уселась ровно, и Алексей Петрович выпустил Ивана из багажника. Но тот не успокаивался:
- Я и, правда, сойду на минутку... Погони не ожидается, а меня что-то мутит...
Иван скрылся в кустах, Алексей Петрович растянулся на траве рядом с Айгуль, хмуро посматривая в сторону дымового столба, поднимающегося над холмом. Шума не слышно, но столб наверняка виден далеко в округе. Нет, не так представлял он свое путешествие в прошлое.
«Сколько же утригуров ты сегодня убил? – он помрачнел еще больше. – И это ты, ты, который такие патетические монологи произносил по поводу исторической экологии!..»
- Алеша... – Айгуль замялась. – Сходи к Ивану, ему сейчас тяжело.
Он приподнялся на локте, внимательно заглянул ей в глаза, молча встал и пошел искать Ивана. Тот лежал на поляне и смотрел в ярко-синее небо.
- Петрович, скажи мне, как один Рэмбо другому, после боя всегда так гадко?
- Обычно после первого, потом все переносишь легче.
- Привыкаешь убивать?
- К этому никогда не привыкаешь... Если, конечно, у тебя с психикой все в порядке и ты не какой-нибудь маньяк или садист. А так... Горячка боя позади, ты уже не действуешь на уровне инстинкта выживания, вновь начинаешь мыслить. А начав мыслить, задаешь себе разные вопросы: прав ли ты, имел ли право убивать, ну и так далее... Эти вопросы громоздятся в твоей голове, один ужаснее другого. Они выворачивают тебя наизнанку, иногда могут даже толкнуть к самоубийству. Это как месть самому себе за то преступление, что ты совершил, убив себе подобного, отобрав чью-то жизнь...
- Я десятерых убил, как минимум...
- Тем более. Это должно в десять раз усугубить чувство вины. Как минимум.
- Но я ведь не первого встречного убил.
- А какого – второго?
Иван прищурился:
- Но мы же Айгуль освобождали...
- Значит, цель оправдывает средства?
Иван уже привстал:
- Что-то я тебя, Петрович, не пойму... Ты меня успокаивать пришел или как?
- Помочь тебе разобраться. Да и себе тоже.
- А, это ты опять про свою историческую экологию вспомнил? Но ведь путем мирных переговоров нас освободить не удалось, - Иван немного подумал. – Ты уж и так старался и этак... Поэтому выход остался один – война. А на войне как на войне...
- Хотелось бы, чтобы эта война была первой и последней в твоей жизни, - вздохнул Алексей Петрович. – А что касается исторической экологии... Вещь разумная, но, когда речь идет об Айгуль, о тебе, тут не до экологии... Ну, что, легче стало? – вдруг резко оборвал он сам себя.
- Нет... Но спокойнее.
- Ну и отлично. Пошли! Нам еще выбираться отсюда нужно.
- Петрович, а я ведь не знал тебя такого... Такого, как сегодня.
- Да я и сам такого себя уже давно забыл. Видишь ли, ввязавшись в эту историю, мы изначально были приговорены жить двойной жизнью. С одной стороны, вполне респектабельное существование обычных мещан, а с другой – жизнь авантюристов. Обычно эта двойственность, шизофрения своего рода, неспособность сориентироваться – где ты, в конце концов, приводит к экстремальным ситуациям. Вот мы и попали в одну из них. А в этой ситуации от того, какую роль ты играешь, активную или пассивную, очень часто зависит многое, в том числе твоя жизнь и жизнь твоих близких. До вчерашнего дня я играл пассивную роль...
- Аксай! – голос Айгуль звучал тревожно, и они бросились к мотоциклу, на бегу передергивая затворы автоматов.
Тревогу, в общем-то, можно было считать ложной. Вооруженных врагов на открытой местности не наблюдалось. Одинокий всадник, тем более глубокий старик, угрозы представлять не мог. На появление Алексея Петровича и Ивана он отреагировал с философским спокойствием, как, впрочем, и на их автоматы, слегка наклонил голову в знак приветствия и потрепал по щеке приплясывающую от нетерпения Айгуль.
- Аксай, это же...
- Здравствуйте, Алексей Петрович, здравствуй Ваня, - перебил ее старик тихим, но внятным голосом. Не нужно, шаулик, я сам представлюсь.
- Шаулик? Правнучка? – Алексей Петрович уже давно разобрался в родственной терминологии тюрков и теперь внимательно вглядывался в старика. – Так вы...
- Тэнгриджи, Тэнгриджи, - засмеялся старик. – Что, Алексей Петрович, трудно меня узнать? Стар я стал... Вот и к вам на помощь не успел... Но вы - молодцы, сами справились...
- Петрович, а где его тень? – шепнул Иван.
Теней и в самом деле не наблюдалось. Ни от старика, ни от его лошади. Алексей Петрович задумчиво погладил бороду.
- Скажите, уважаемый...
Но с «уважаемым» случилось нечто неожиданное: он самым натуральным образом начал растворяться в воздухе, теряя контуры, и струйками устремлялся в небо. Через какое-то мгновение он совсем исчез.
- Н-да, - протянул Алексей Петрович. – Об этом я только читал... Айгуль, что, сур – это, действительно возможно?
- Как видишь, - она была спокойна. – Сур это высшее мастерство шамана.
- Ну ладно, - голос Ивана звучал растеряно. – Расскажите, в конце концов, мне, профану, что это было? А то я чувствую себя как дурак в обществе Гарун-ар-Рашида и Шахрезады...
- Если очень кратко, сур – одна из душ человека, которую шаман может сознательно высвобождать из своего физического тела, ну и при желании направлять, куда хочет, давая разные задания. Астральное тело другими словами... Но зачем это понадобилось Тэнгриджии? Что скажешь, Айгуль?
- Он же сказал, что хотел помочь, но не успел... Вот и послал свой сур, двойника.
- А ты уверена... что это Костя? Что это, действительно твой прадед? – Иван внимательно осматривал место, где стояла лошадь. – Хм, следов от копыт тоже не имеется...
- Ну, конечно! Великий специалист по лошадиным следам! – топнула ногой Айгуль. – Лошадь – тоже сур. Сур может воспользоваться только суром. Понятно? На живой лошади он не поедет... А Тэнгриджи я, конечно, помню и сейчас тоже его узнала.
- Сур... сурреализм какой-то, - пробормотал Иван.
- Спокойно, детишки! Не ругайтесь, - примирительно сказал Алексей Петрович. – Если Костя или его сур, или сур Тэнгриджи сказал, что Костя спешит, значит, он скоро будет. Снисходительнее нужно относиться к старости...
Но Айгуль уже услышала топот копыт и всматривалась в даль. Вскоре показался и всадник – тот же старик, на том же коне.
- Не забудь посмотреть, есть ли тень и следы от подков! – бросила Айгуль Ивану и побежала навстречу всаднику.
- Язва, - ухмыльнулся вдогонку Иван.
Поравнявшись с Айгуль, всадник осадил коня, довольно легко подхватил девушку, посадил ее впереди себя и направился к мотоциклу.
- Я думаю, нет смысла еще раз представляться, - все так же тихо сказал старик. – А за фокус вы уж простите меня, он не для вас предназначался, для тех, кто в караван-сарае... А вы, Алексей Петрович, и, правда, молодец. Много положили?
Алексей Петрович кратко изложил ход их с Иваном блиц-крига и его итоги. Старик внимательно выслушал, помолчал, а потом предложил:
- Давайте сделаем так: я поеду в караван-сарай... Нужно же его похоронить, - он грустно посмотрел на Айгуль. – А вы отправляйтесь на мое стойбище или, скорее, лежбище. Не забыла дорогу, Айгуль? Там, правда, кое-что изменилось, но ничего, найдешь... На Таракайташ вам, Алексей Петрович, возвращаться не стоит. Родственников Айгуль там не осталось... Я ее род отправил на север, к Белым горам – поближе к славянам, подальше от греха. Сын вот остался здесь, богатства захотел... Ну, мне пора... к нему... Потом поговорим. Вот, возьмите, Алексей Петрович.
Он протянул крупный серебряный перстень с бирюзовой вставкой.
- Перстень тархана, - зачаровано прошептала Айгуль. Тэнгриджи уже опустил ее на землю, и теперь она восторженно рассматривала перстень.
- Это так, на всякий случай. Вдруг кого встретите. Просто покажите и все, любая проблема будет моментально решена. С ним даже во дворец к кагану пропустят. А стрелять больше не нужно... – Костя тронул коня, тот затрусил мелкой рысью, а потом, перейдя на крупную, вскоре скрылся за пригорком.
- Ну что, поехали в Костино логово? – полуспросил, полупотребовал Иван. – Есть хочется, да и день к вечеру.
- Надо же! - Алексей Петрович похлопал его по плечу. – Я, Ваня, после своего первого боя двое суток жрать не мог...
Глава тринадцатая,
в которой все приятели с удовольствием
встречаются в весьма таинственном месте
Возле одинокой сосны, стоявшей чуть в стороне от караванной дороги, они по требованию Айгуль съехали на едва приметную тропинку, которая, петляя, вела к чернеющему на золоте предвечернего неба лесу. Иногда тропинка терялась, и тогда Айгуль, присев на плечо Алексея Петровича, всматривалась в только ей понятные приметы окружающего пейзажа.
- Поехали, только не быстро, - командовала она, и действительно, метров через пятьдесят они буквально упирались в большой белый валун, неизвестно как оказавшийся посреди степи, спрятавшись в высокой траве. – А теперь – сюда! – и через сотню метров среди травы появлялась широкая песчаная проплешина, а они вновь выезжали на тропинку.
Возле леса Айгуль приказала резко взять вправо, и Алексей Петрович повел свой «Харлей» по опушке, пока не добрались до мелкого ручья.
- А теперь по течению в лес! Уже скоро, - и Айгуль с чувством честно выполненного долга вновь откинулась на грудь Алексея Петровича. – Я уж думала, что заблудилась. Как же давно это было! Тыщу лет назад!
- Не мудрено заблудиться. Сколько воды утекло, сколько поколений сменилось... Долгожительница! – не смог удержаться от комментариев Иван.
Айгуль лениво запрокинула голову и отреагировала вполне миролюбиво:
- Ты, Ваня, просто голодный и поэтому злой.
Проехали с полкилометра по течению. Ручей становился шире и глубже.
- Ты точно не заблудилась? – осторожно поинтересовался Алексей Петрович, пару раз зачерпнув кроссовками воду.
- Да вон же, видишь, тропинка? Уже приехали! – и она, ловко спрыгнув с мотоцикла, пошлепала по воде к берегу, поднимая фонтаны брызг.
Когда мотоцикл взлетел на пригорок и остановился, Алексей Петрович некоторое время молча осматривался, а потом развел руками и сказал:
- Ну вот, Ваня, а теперь смотри, как выглядит болгарский замок, - и снова развел руками: - Живут же люди!
Ручей неожиданно превратился в довольно обширное озеро – на дальнем берегу, скорее всего, была плотина. Ближе к правому берегу из озера вырастал небольшой остров, явно искусственного происхождения, а из него в свою очередь вырастал сам замок. Высокий вал подковой огибал остров со стороны протоки. В высоту его продолжала белоснежная стена с крытой галереей по верху. Над всем этим строгим великолепием высилась башня-дожон со смотровой площадкой наверху, с которой, наверное, видны были и Таракайташ, и караван-сарай.
- Странно, но из караван-сарая мы эту башню не видели... Нам, правда, не до нее было,.. – Иван почесал затылок, - Айгуль, что дальше?
Но Айгуль находилась в не меньшем замешательстве, чем они. Она растерянно хлопала ресницами и одновременно беспомощно разводила руками. А, проделав этот акробатический трюк, заявила:
- Два года назад здесь всего три юрты стояло...
- Может, опять сурреализм? – заинтересовался Иван.
- Спокойно, Иван, нас, кажется, заметили, - Алексей Петрович поправил ремешок «Узи».
Из-за вала со стороны озера вышел человек в утригурском убранстве и остановился на нешироком пляже. Их разделяло метров тридцать, но Алексей Петрович сумел рассмотреть короткий нож на поясном ремешке. Другого оружия, в частности, лука, не наблюдалось.
- Знаешь его?
Айгуль пожала плечами:
- Я же говорю, здесь многое изменилось...
Человек между тем поднял руку, то ли приветствуя их, то ли просто привлекая внимание, а потом жестами показал, как попасть на остров. Скорее всего, он был осведомлен об их прибытии. На узком неустойчивом деревянном мостике, подвешенном над протокой, Алексею Петровичу под визг Айгуль и не без собственного удовольствия пришлось еще раз вспомнить уроки вождения, приобретенные в молодости.
Встречавший их утригур тоже оказался стариком. Моложе Тэнгриджи, но с такой же длинной седой бородой и морщинистым загорелым лицом. Он, улыбаясь, похлопал Алексея Петровича по плечу, явно довольный его каскадерским мастерством, потом внимательно осмотрел мотоцикл, поцокал языком и что-то спросил у Айгуль. Та рассмеялась и, отвечая, показала на Алексея Петровича.
- Он интересуется, как работает эта штука, и я порекомендовала ему обращаться к тебе... Это – Караташ, тот самый мастер, о котором я тебе рассказывала. Он, конечно, постарел, но до сих пор работает только для Тэнгриджи.
Услышав имя хозяина, Караташ, по-видимому, вспомнил, что гостей неприлично долго держать перед входом в жилище и, махнув рукой, приглашая за собой, повел в замок.
Сдвоенная надвратная башня, полукруглый двор, вход в просторный холл... По другому это помещение назвать было невозможно: здесь даже камин имелся. О тюрках напоминали лишь многочисленные ковры на стенах и на полу, подушки, заменявшие кресла, диваны, да низкие столики...
Свет в помещение проникал сверху, через стеклянный экран, и Алесей Петрович готов был поклясться, что этот экран, сам по себе невозможный в степи девятого века, служит еще и дном бассейна с подсиненной водой, расположенного на крыше.
Караташ опять пообещался с Айгуль и, улыбаясь, обвел рукой холл.
- Он говорит, что ванна готова и приглашает меня, а вы пока можете располагаться и отдыхать, - и она повторила жест Караташа. – Он говорит, что ванна, к сожалению, одна... Честно говоря, я ничего не понимаю... – и она снова обвела рукой холл.
- А что тут понимать? – Иван развалился на подушках, глубокомысленно уставившись в стеклянный потолок. – Сходи, сестренка, в ванную, она вон какая – большая, красивая, а мы пока с Петровичем отдохнем, посмотрим, умеешь ли ты плавать. Да, Петрович?
Айгуль посмотрела на потолок и перевела вопросительный взгляд на Караташа. Старик засмеялся, приобнял ее за плечи и, отодвинув один из ковров, увлек в скрытую за ним дверь.
- Н-да, - сказал Алексей Петрович поудобней устраиваясь на подушках рядом с Иваном.
- Н-да, - минут через пять повторил Иван. Помолчав, он все-таки продолжил свою мысль: - Если два года назад ничего этого не было, зачем Косте такая роскошь на старости лет? Не удивлюсь, если здесь и электричество имеется, и теплый клозет со сливным бачком, и... и прочие извращения.
- Подождем хозяина, - пожал плечами Алексей Петрович. – Сдается мне, что нам еще не раз придется удивиться.
Через полчаса явилась раскрасневшаяся Айгуль в длинной просторной рубахе.
- Ну что? – спросил Алексей Петрович.
Айгуль покачала головой.
- Как же я отстала от здешней жизни, одичала... Идите, смотрите, как живет средний утригурский класс девятого века... И завидуйте!
Действительно, и посмотреть было на что, и позавидовать было чему. Конечно, ванная оказалась не ванной, а настоящим бассейном, наполненным горячей водой, настоянной на каких-то умопомрачительно ароматных травах. Услуги Караташа в качестве банщика они единогласно отвергли, а вот перспектива массажа, предложенного неизвестно каким образом появившихся на краю бассейна двумя девушками, вызвала разногласия. И все же в результате коротких прений Алексей Петрович выпроводил девушек вежливо, но решительно, под осуждающим взглядом Ивана.
- Вечно, Петрович, со своим уставом в чужой монастырь лезешь, - бубнил Иван, натягивая на себя свежую пару утригурской одежки. – Дикарем в их глазах хочешь выглядеть, да? Ну, принято у них так, понимаешь... Уйду я от тебя к Косте, злой ты, Петрович...
- Вот и Костя от тебя девок попрячет, как те, в стойбище.
В соседней с холлом комнате их ждал ужин. Здесь, в столовой, европейские излишества в виде вилок и тарелок отсутствовали. Две девушки, уже другие, бесшумно появившиеся из-за ковра, поставили на низкий столик подносы с кусками душистого мяса и большие кружки с вином.
Провожая девушек взглядом, Иван тяжело вздохнул.
- Айгуль, будь так добра, похлопочи за меня перед прадедушкой – может, ему новый ученик нужен? Караташ уже старенький, сам Тэнгриджи еще старше... Я б их досмотрел. У тебя Аксай есть, тебе все это ни к чему, а у меня – никого. В этом плане я круглый сирота...
Айгуль Ивана поняла правильно и, к удивлению Алексея Петровича, отнеслась к его словам серьезно.
- Знаете, я ведь и сама удивляюсь всей этой роскоши... Прадед всегда жил уединенно, но таинственность, которой он себя окружил, объяснялась его профессией. Я еще могу понять появление замка. Когда я была в этом мире последний раз, время, действительно, было тревожное, но эти девушки... и вообще, все это...
- К старческим причудам нужно относиться снисходительно. – Алексей Петрович начал в очередной раз излагать апологетику старческой мудрости, но осекся, встретившись взглядом с Айгуль, и поэтому быстро завершил свою мысль: - Костя, наверное, все разумно объяснит...
Костиных объяснений им пришлось ждать долго. Он появился лишь на следующий день к обеду. Алексей Петрович успел и расспросить ребят об их утригурском житье-бытье, и рассказать о своих приключениях, и насколько позволяли приличия, изучить замок-остров. Замок, как и остров, оказался идеально круглым в плане, что только доказывало его предположение об искусственном происхождении острова, как собственно, и озера. Половину замкового пространства напротив ворот занимало одно цельное здание, тремя ступенями поднимавшееся к высокой стене, выходившей к мысу. Крыша первого этажа служила двориком, а в нашем случае – бассейном для второго, крыша второго – двориком для третьего. Все это сооружение венчал донжон. Бассейн, устроенный на крыше первого, служил потолочным окном для холла и всех тех помещений, которые располагались на первом этаже. Теоретически он это понимал, но объяснить Ивану не смог. Единственное, что он сумел ему объяснить, это то, почему замок выглядит таким белоснежным. Его деревянные стены просто густо обмазаны глиной и побелены, - для того, чтобы стрелы с прикрепленной к ней горящей паклей не могли поджечь замок.
- Значит, такая угроза существует, - сделал вывод Иван.
Костя появился неожиданно, когда они сидели на пляже перед воротами и бросали в воду камешки.
- Почему не купаетесь? - вдруг послышалось за их спинами. Алексей Петрович оглянулся. Костя вел под узду лошадь.
- Да вот, утригурская женская мода купальников не предусматривает, ну, а мы с Иваном – из солидарности, - Алексей Петрович поднялся навстречу.
- Ну что, осмотрелись?
- Более или менее.
- И как, нравится?
- Конечно, только уж очень роскошно...
Старик грустно улыбнулся.
- Этот замок ваш, Алексей Петрович. Должен был стать вашим. Приданое Айгуль, так сказать... Думал, будете к старику в гости приезжать, изучать утригуров по черепам и черепкам это, знаете ли, ерунда, а в контакте с живыми людьми и вещами... Но – не судьба. Пошли в дом, есть хочу! Потом поговорим.
- Все шло не так уж и плохо, - продолжал Тэнгриджи после обеда, улегшись на низеньком диванчике с традиционной кружкой чая в руках. – На рожон я не лез, зря пистолетом не размахивал, хотя поначалу пришлось пару раз попугать. Я писал вам об этом... Именно так я, кстати, подружился с Караташем. Он совсем мальчонкой был, когда его семью на моих глазах вырезали. А самого Караташа я спас. С тех пор мы вместе... Шаманов я не трогал, чему-то у них учился, что-то они у меня перенимали, я ведь тоже не дураком сюда пришел... Женился, жил уединенно, а таинственность, знаете ли, вызывает уважение. Караташ вскоре стал мастером на все руки. Этот браслет к вашим часам тоже его работа... Когда нам с Караташем удалось усовершенствовать ворота в небо, получить карасу, изготовить браслеты, мои возможности расширились...
- А эта разница в плотности времени? – Алексея Петровича этот вопрос волновал уже давно. – Почему наши два года превратились в ваши пятьдесят или сколько там?.. Сейчас посчитаю...
- Первопричина – ошибка Айгуль, ну, а потом – кое-какие опыты с карасу... Ведь должен я был догнать вас. Сам жить спешил, других подгонял...
- А феномен ворот? – спросил Иван.
- Обычная патогенная зона... Таких много... Мы с вами, когда пытались выяснить принцип их действия, были буквально рядом с истиной. Не хватило чуть-чуть... Это «чуть-чуть» я уже здесь додумал. Через эти ворота я много попутешествовал...
- И все же, уважаемый Тэнгриджи, на счет ворот... нельзя ли более подробно? – Алексей Петрович решил проявить настойчивость, чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом.
- Можно просто «Тэнгриджи», - улыбнулся старик, потом помолчал, налил себе новую порцию крепкого чая, погладил бороду и продолжал: - Знаете, Алексей Петрович, про ворота – разговор отдельный, нам еще предстоит вдвоем решить, что с ними вообще делать, и много поработать...
- Хорошо, бог с ними, с воротами, а как появился этот «Черный Отче наш»? Ведь это вы его придумали?
- Знаете, - Тенгриджи неожиданно рассмеялся. – Ведь от великого до смешного только шаг... Когда я думал о формуле заклинания, вспомнил всех нас в тот вечер. Помните, какой эффект произвело открытие Ивана? Как мы пытались добиться от Айгуль, откуда она знает эти строки из православной молитвы, да еще в «черном» варианте? А в принципе, этот звуковой код мог быть каким угодно- хоть «в лесу родилась елочка», хоть «у попа была собака», любой, лишь бы им постоянно пользовались.
- А пробовали другой?
- Нет.
Алексей Петрович удивленно поднял брови.
- Не спешите меня осуждать, - усмехнулся Тэнгриджи. – В нашей ситуации вообще трудно разобраться с первопричиной. Кто появился раньше – я или Айгуль? Кто кого научил этому заклинанию – Айгуль меня или я Айгуль? Если бы я начал экспериментировать с заклинаниями, все причинно-следственные связи полетели бы вверх тормашками... Что осталось бы от Айгуль после всего этого? А, Алексей Петрович? Вот и я не знаю... Я и не думал экспериментировать с Айгуль, ради нее самой и ради нас с вами, - он отхлебнул ароматный чай, помолчал, явно нащупывая ускользающую мысль, а Алексей Петрович размышлял над словами шамана. – Да-а, где я только ни был, выходя за эти ворота, - старик решил вернуться к первоисточнику своих рассуждений.
- У нас не был, - подала голос молчавшая до сих пор Айгуль.
- Как не был? – обиделся прадед. – А кто вам посылку передал? А что не зашел – простите. Не хотел вас своим видом пугать. Долго пришлось бы объяснять, почему я так постарел. Хотя тебя бы и следовало как следует испугать, ведь именно ты к этому руку приложила! - Тэнгриджи хлопнул в ладоши, и вновь незаметно появились девушки. На этот раз с вином и фруктами, - Ну что, Алексей Петрович, пусть молодежь развлекается, а мы пойдем, поговорим, я вам свою библиотеку покажу... То-то удивитесь... А с вами, - старик погрозил пальцем Айгуль и Ивану, - с вами разговор будет особый... с каждым в отдельности.
Библиотека находилась в глубине первого этажа. Ее заливал все тот же свет из бассейна. Тэнгриджи обвел рукой стеллажи, которыми по всему периметру были уставлены стены.
Алексей Петрович перебрал несколько свитков. Ну, ладно, латынь – это понятно, но персидский... арабский... китайский... Он вопросительно посмотрел на Тенгриджи.
- Не забывайте, что с момента нашей последней встречи я прожил на полвека больше вас. Времени у меня было в избытке. Жаль, что через несколько месяцев все это сгорит...
- Как сгорит?
- Ярким пламенем... Война, знаете ли...
- А вы?
- Вот об этом я и хочу поговорить... Здесь мне жить осталось недолго. Нет-нет, меня не убьют, я умру не от стрелы, а в собственной постели от старости. Но и то нескоро, так умирать я тоже не хочу. Помните: «жизнь – вечное настоящее»? Это мы с вами придумали... И вот теперь я хочу эту красивую идею воплотить в жизнь. Как? Да очень просто: я вернусь в ваше время, естественно, - молодым и красивым и опять уйду в прошлое. Куда, еще не знаю...
- А если просто вернуться? – спросил Алексей Петрович.
- Зачем? – пожал плечами старик. – Жизнь нужно прожить интересно, а что может быть интереснее всего этого? Меня на решение этой проблемы натолкнула все та же ошибка нашей Айгуль... Таким образом, за те годы, которые мне отпущены в вашем времени, я могу прожить не вечную жизнь, конечно, но сколько угодно лет – пятьсот, восемьсот, тысячу, сжимая как угодно время в прошлом, спрессовывая на любом хронологическом отрезке, бесчисленное множество раз стариться, возвращаться в реальное время, чтобы омолодиться, и опять уходить в прошлое...
- Зачем? – спросил Алексей Петрович.
- Как «зачем»? Вы же ученный, неужели не понимаете? Ради знаний. Ведь это и есть настоящая наука.
- А какой-нибудь конкретный результат этих научных поисков предполагается?
- Диссертация? Монография? Или, может быть, авантюрный роман? Кому это нужно? Мне – нет, я этим и так живу. Вам? Вы свою Айгуль получили и больше вам отсюда ничего не нужно. Ивану? Ему это вообще противопоказано, поскольку он по жизни авантюрист, как и ваши коневоды, которые, кстати, пытаются сюда пробиться, самые догадливые из них уже поняли, что к чему. Именно поэтому с нашим порталом придется кончать...
- Все это слишком отдает фантастикой, - осторожно сказал Алексей Петрович, а сам подумал: «А не выжил ли из ума Тэнгриджи на своем острове за этими высокими стенами среди древних свитков?»
Тэнгриджи как будто прочитал его мысли.
- Скажите, Алексей Петрович, - его глаза еще минуту назад горевшие каким-то странным огнем, вдруг опять потускнели. – Скажите, разве два года назад вы могли себе представить, что на своем «Харлее» будете летать по утригурским степям в девятом веке, стрелять из «Узи», пить вино на странном острове с сумасшедшим стариком, в которого превратился ваш знакомый аспирант Костя? Нет? Ну вот, видите... Вы мне сейчас не верите. А поверят ли вам ваши студенты, расскажи вы им о своих приключениях? То-то же... Просто я теперь знаю немного больше о том феномене, который вы сами же и открыли... Не опускайтесь до уровня профанов, не стоит. Они, профаны, слепы от незнания, непонимания, нежелания знать и понимать. Вы же знаете, что все это возможно. Вы уж простите старика... Как у вас с Айгуль? – он вдруг резко сменил тему. – Будете и дальше продолжать игру в дочки-отцы или как? «Или как» - это радует... Нет, я не сомневался, но все же... Я ведь по праву родства интересуюсь. К тому же вы официально зарегистрировали отцовство. Собираетесь жениться на родной дочери? Думаю, огнепоклонники-парсы вас бы поняли, но поймут ли дома? Я тут поразмышлял немного, съездил кое-куда и приготовил для вас свадебный подарок... Эх, молодежь!
Он неожиданно засмеялся, подмигнул Алексею Петровичу и взял с полки резную шкатулку. Достав несколько бумажек, старик просмотрел их и протянул Алексею Петровичу.
Когда тот понял, что он держит в руках, он рассмеялся. Это было свидетельство о рождении Айгуль Аслановны Тэнгриджиевой, а также подборка свидетельств о смерти ее отца, матери, старшей сестры, бабки и деда.
- Смейтесь, смейтесь, - Тэнгриджи и сам улыбнулся. – Должен же кто-то подумать, как исправить вашу ошибку... Обратите внимание, согласно свидетельству о рождении, Айгуль не шестнадцать, а семнадцать. Это, действительно, так – Айгуль ошиблась на год. В таком возрасте девушку уже не стыдно официально вести в загс. Не сомневайтесь, документы подлинные. Кавказ – это Кавказ. Паспорта, извините, нет. Но это вы уж сами, я и так вам ее полной сиротой отдаю... Представляете, ни тещи, ни тестя – мечта, а не невеста!
Действительно, за такие документы Алексей Петрович был искренне признателен старику, о чем и сообщил.
- Теперь о менее приятном, - Тэнгриджи с удовольствием принял благодарность. – Как вы понимаете, местной свадьбы не будет. Кроме меня родственников у нее здесь не осталось... Да и нужна ли вам эта экзотика? Ей я все объясню, думаю, поймет. Ведь на одну восьмую она славянка. А вот дома со свадьбой я бы вас попросил не тянуть. Знаете, хочется успеть погулять на свадьбе правнучки, когда здесь все закончится... Уважьте старика!
Определились с днем свадьбы – первая суббота через три месяца, с местом свадебного обеда – уважаемый обоими ресторанчик недалеко от университета, и Тэнгриджи отпустил Алексея Петровича.
С Айгуль старик разговаривал очень долго. Алексей Петрович успел изучить содержимое стеллажей, искупаться с Иваном в озере, взобраться на донжон и осмотреть окрестности. Здесь, на башне он сделал маленькое открытие: стены крепости с надвратными башнями символизировали все ту же змею о двух головах, а, следовательно, все ту же идею: «Жизнь – вечное настоящее».
«Ну что ж, может он и прав, этот старик, то ли Костя, то ли Тэнгриджи», - подумал Алексей Петрович, и ему вспомнилась цитата из советского писателя, которую в школе заставляли зубрить наизусть. Что-то там о жизни, которую «нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...» Косте наверняка не будет стыдно.
Когда наступила Иванова очередь явиться на аудиенцию к Тэнгриджи, и, усталая, но довольная Айгуль взобралась к Алексею Петровичу на донжон, он поинтересовался, о чем это Аслановна так долго беседовала с прадедом. Она расплылась в улыбке и в свою очередь задала вопрос: не стыдно ли ему за то, что все эти годы обманывал бедную сиротку и всех окружающих, выдавая себя за ее папу?
Он ответил, что ему не только стыдно, но и «мучительно больно», и первое, что он собирается сделать после возвращения домой, - публично покаяться, отказаться от родительских прав и определить ее в приют святой Параскевы. Аслановна согласна была и на приют, но при одном условии: в первую субботу через три месяца – в загс!
- А что Тэнгриджи тебе еще рассказал?
- И рассказал, и показал, и кое-что домой дал... Лишь бы теперь ничего не забыть и не перепутать.
- Да уж, постарайся, а то на Костю больно смотреть, вон, во что ты его превратила!
Беседа Тэнгриджи с Иваном завершилась неожиданно быстро, и когда он чуть ли не в обнимку с шаманом появился во дворе, Тэнгриджи помахал им рукой, приглашая Алексея Петровича и Айгуль спускаться.
- Ну, вроде бы все вопросы обговорили, - задумчиво произнес Тэнгриджи, когда они уселись на берегу, любуясь закатом. – Завтра вам нужно возвращаться. Я думаю, несмотря на определенные неприятности, вы не жалеете о путешествии? Без приключений ваша поездка сюда превратилась бы в обычный визит к дедушке в деревню, а так... Ну, все, спать! Завтра у вас дорога...
Рассвет они встречали на колесах. Солнце, помигав им из-за небольшого леска, поднялось над вершинами деревьев, быстро прогревая утреннюю прохладу. Айгуль дремала в уже привычной позе, упав головой на грудь Алексею Петровичу и поставив ноги на брызговики. Иван, скорее всего, тоже дремал, поскольку сидел молча.
Всадники появились из-за поворота неожиданно, когда до дюны оставалось километра два. Алексей Петрович резко затормозил, одной рукой успев поймать Айгуль, а другой, дернув предохранитель «Узи». Сзади больно боднул в затылок Иван, спросонья ругнулся, но, быстро сориентировавшись, тоже щелкнул предохранителем своего автомата.
Их было десятка три, и они медленно окружали мотоцикл. Агрессивность, правда, не проявляли – ни натянутых луков, ни обнаженных сабель... В их поведении, скорее, наблюдалось любопытство. Прямо на мотоцикл ехал тучный пожилой утригур. Он пристально разглядывал Аййгуль, и вдруг, всплеснув руками, расхохотался.
- Господи, да это же Аюрхан! – тоже почему-то обрадовалась и Айгуль.
- Что за Аюрхан?
- Ну, я же тебе говорила... жених.
- Чей?
- Мой... Ты что, не помнишь? Он еще в детстве меня сосватал.
- Та-а-к. И что теперь?
- Не знаю...
- Что значит «не знаю»?
- В общем, он – неплохой.
- Так может, пересядешь к нему на лошадь?
У Айгуль глаза на лоб полезли.
- Ты что, Аксай? Когда я сказала «не знаю», я имела в виду, что, действительно, не знаю, что делать. Когда я сказала, что он «неплохой», я имела в виду, что его убивать не нужно. Это – не Бар Аббас... А ты что подумал?
Сзади занервничал Иван:
- Слушайте, опять семейные разборки устроили не вовремя. По-моему, уже и стрелять поздно, нас элементарно окружили.
Всадники не просто окружили мотоцикл, а устроили вокруг него настоящую карусель, постепенно увеличивая скорость. Иван не терял присутствия духа и поинтересовался:
- Петрович, если я сейчас нажму на спуск и буду бить в одну точку, за какое время я их уложу? Секунд за десять?
- Не надо стрелять. Пожалуйста, - серьезно попросила Айгуль.
- Ну, тогда останови их, а то голова начинает кружиться. – Иван был настроен решительно.
Но Аюрхан уже отдал команду, и всадники, посмеиваясь, остановились. Аюрхан выехал из кольца и оказался перед мотоциклом. Продолжая улыбаться, он поднял руку и заговорил.
- Он рад видеть меня уже взрослой и надеется, что теперь я его не прогоню... Хотя сомневается, нужен ли он мне... Ведь у меня есть человек из верхнего мира, а у него есть перстень тархана, длинные стрелы, железный конь. Да и ему Аюрхану, зачем нужна молодая жена? Ему бы со своими старухами справиться...
Аюрхан тяжело слез с коня, подошел к мотоциклу, радостно улыбнулся уже лично Алексею Петровичу, приложил руки к груди, затем обошел мотоцикл, внимательно разглядывая его, поцокал языком и вновь заговорил с Айгуль.
- Он спрашивает, долго ли потребуется времени, чтобы объездить такого коня? Я сказала, что не знаю... Он просит разрешения проехать на нем.
Аюрхан стоял, скромно опустив глаза и приложив руки к груди. Алексей Петрович хлопнул Ивана по колену.
- Слазь, Ваня, мы с Айгуль прокатим Аюрхана. Жаль мужика, видишь, как его приперло...
Они мчали по степной дороге. Где-то сзади улюлюкали безнадежно отставшие всадники, сиротливо стоял на обочине Иван. Аюрхан заливисто хохотал, одной рукой вцепившись в ремень Алексея Петровича, а другой то и дело хлопая его по плечу, одновременно что-то крича своим людям.
«Ну почему мы сразу напоролись на рахдонита, а не на этого добряка? – думал Алексей Петрович, выкручивая ручку газа до предела. – Ведь совсем другой расклад мог бы получиться... Может быть, судьба под конец нашего путешествия специально послала нам этого Аюрхана, чтобы впечатление об утригурах не осталось уж слишком мрачным».
Он сбросил скорость, развернулся, промчался, сквозь толпу расступившихся всадников и затормозил возле Ивана. Аюрхан тяжело слез с мотоцикла, развел руками. Потом наклонился к Айгуль и таинственно что-то зашептал ей на ухо, лукаво поглядывая на Алексея Петровича. Айгуль сначала смутилась, потом возмутилась, а потом засмеялась.
- Аксай, тут такое дело... Понимаешь, я все еще считаюсь его невестой. Но он, как ты понял, на меня не претендует, а вот обычай требует, чтобы ты меня... Ну, выкупил, что ли...
- И в качестве выкупа он, естественно, хочет мотоцикл? – уточнил Алексей Петрович.
Она виновато кивнула:
- Он от него балдеет.
- И как же я должен поступить?
- Ты в его времени...
Алексей Петрович начал, было, что-то объяснять про бензин, про трудности обучения езде на мотоцикле, про перспективу свернуть шею... А потом махнул рукой.
«Да черт с ним! Ну, развалится мотоцикл через пару километров, - подумал он. – Зато радости-то сколько!»
Утригуры обступили бедного «Харлея», ощупали его, подергали за ручки, поглаживали блестящий бензобак. Аюрхан схватил в охапку Алексея Петровича и Айгуль и, скорее всего, задавил бы в объятьях, если бы Айгуль не начала верещать. Простились они друзьями.
- Хоть на свадьбу приглашай, - сказал Алексей Петрович, когда, отойдя на приличное расстояние, они все еще слышали восторженные вопли утригуров, сражавшихся с «Харлеем».
- Жаль мотоцикл. Угробят они его, - Иван остановился. – Айгуль, помогай сумку тащить, это ж тебя выменяли на «Харлея», а не меня.
Глава четырнадцатая,
в которой Алексея Петровича уговаривают
жениться, а он отправляется в гости
Они успели на первую электричку в город. Теперь их поездка уже не напоминала бегство. Честно говоря, Алексей Петрович устал бегать с дюны от злополучных ворот. За последнее время этот песчаный холм из любимейшего его места отдыха успел превратиться в нечто наполненное злой силой, превращавшее его в слабое, безвольное существо. И от безысходности он устал. Может быть, эта усталость копилась слишком долго, но наконец его терпение лопнуло. И теперь он возвращался победителем.
В дороге обошлось без приключений. Разве что уже в городе, на вокзале, полусонный милиционер долго и пристально изучал Ивана в его белой холщевой рубахе, подпоясанной кожаным ремнем с медными бляхами, кожаных штанах и мягких сапогах. На Айгуль, облаченную в такой же наряд, страж внимания не обращал принципиально: эти соплячки и не такое на себя напяливают, а вот парень... Потом, видимо, сообразив, что это какой-нибудь гастролирующий фолк-дуэт, он потерял к Ивану всякий интерес.
Иван даже обиделся. Большую сумку с оружием он аккуратно закопал в лесу, но, если порыться в их общей с Петровичем сумке, можно было бы найти много интересных для милиции вещей: от всяческих безделушек явно антикварного характера и золотых динаров, выигранных у утригуров в карты, до самих карт, которые, при внимательном осмотре, оказались бы краплеными.
К сумке Айгуль при желании тоже можно было придраться: уж очень многие из образцов трав, а также разные снадобья, расфасованные по мелким горшочкам, смахивали на примитивную дурь.
Но милиционер оказался не любознательным, и Алексей Петрович с Айгуль благополучно добрались до дома, а Иван под пристальными взглядами постовых продолжил свой путь в родительские пенаты.
- Как же здесь хорошо! – Айгуль рухнула на свою кровать, окруженную пыльными стопками Костиных книг. – У Тэнгриджи, конечно, просторнее, но дома все же лучше.
Алексей Петрович, вспомнив ее коморку в караван-сарае, хмыкнул.
- Тебя в Итиль везли?
- Угу.
- И за сколько, если не секрет, Бар Аббас собирался уступить тебя кагану или кому там?
- Торг начался бы с трехсот динаров, но уступил бы за двести.
Алексей Петрович быстренько посчитал в уме:
- Мне ты дороже обошлась.
- Как это?
- «Харлей» около четырехсот динаров стоит... Обманул меня твой Аюрхан.
Она обиделась и ушла в ванную, а он позвонил Василию Игнатьевичу узнать, что там и как в его отсутствие, и чуть не утонул в потоке комплиментов.
- Что и как? – переспросил Василий Игнатьевич. – Я тут на досуге ваш дневничок о раскопках на Лысой горе перелистываю... Н-да! Честно говоря, я – поражен. Это же надо такое чутье иметь... И настойчивость. Помните, как я вас отговаривал? Хе-хе... Знаете, на моей памяти это впервые, чтобы вот так – раз-раз – и разделаться с памятником, который все стороной обходили, боялись связываться с ним... Красиво, экономно, умно! Пару дней отдыхайте после своего турне по Кавказу, и – милости прошу, пора о докторской поговорить... Да! Тут и Станислав Георгиевич о вас спрашивал. У него опять какие-то сюрпризы для вас припасены. Мне ничего не говорит, вас ждет... Ну, ладно, через два дня в двенадцать у меня в кабинете.
«Докторская!.. – Алексей Петрович усмехнулся своему отражению в зеркале. - О ней бы в караван-сарае поговорить... Ну, что ж, Петрович, пора переквалифицироваться в без пяти минут доктора...»
Он прислушался. В ванной тихо плескалась вода. И – все. И – никакого пения, никакого заунывного бормотания.
- Ты тут не уснула?
- Нет.
- А почему не поешь?
- А зачем? Уже не нужно... – грустно улыбнулась Айгуль.
И он, смутно осознавая свою непонятную вину, тихо прикрыл дверь.
Университет встретил его летней тишиной и прохладой пустых аудиторий. Раскланявшись с тетей Машей и обсудив с ней отдельные детали своего беспутного житья-бытья, он прошел в камералку.
«Да-а, все же мы хорошо поработали... – он перебирал разложенные на стеллажах перемытые, пронумерованные вещи из жертвенной ямы. В специально освобожденном для этой цели углу громоздились обломки изваяния Тэнгриджи. Тэнгриджи! Не дай бог сказать это студентам! Это – фрагменты культового изваяния утригуров, и все, никаких фантазий насчет Тэнгриджи. Кому нужны эти подробности? Ну, вот! И какая же польза от твоей науки? А может, прав Костя: только так и можно по-настоящему заниматься наукой – вне времени и пространства, для себя, для души? А разве может быть наука для себя? Для тебя – да, ведь сказал же какой-то остряк, что занятие наукой – это удовлетворение собственного любопытства за государственный счет... А наука для науки, чистая наука – кому она нужна, если пользы от нее – ноль? Нет, все же Костя не прав: то, чем он занимается – чистейшей воды эгоизм... Все! Хватит! Пора к шефу.
Но коварная мысль о занятиях наукой вне времени и пространства вернулась к нему в кабинете Василия Игнатьевича.
«Вот у кого вечное сегодня, - подумал Алексей Петрович, пожимая пухлую руку старика. – Пусть ядерная война, всемирный потоп, нашествие утригуров – что угодно, здесь все равно ничего не изменится».
- Присаживайтесь, мой дорогой, - хлопотал вокруг него Василий Игнатьевич. – Сейчас мы с вами по коньячку... Станислав Георгиевич пока задерживается... Очень занятой человек, очень! Но меня не забывает. И к вам приятные чувства испытывает... Ну, как там, на Кавказе, уже не стреляют?
- Постреливают... – Алексей Петрович попробовал поразмышлять по поводу того, что престарелый нувориш к нему «приятные чувства испытывает», но словесный поток продолжался:
- Ужас, ужас... Что за наваждение такое! Но у вас все обошлось? Как там ваша девочка? Да-да, дети быстро растут... Я тут знаете, что подумал? А не познакомить ли ее с моим племянником?
«Господи, - устало подумал Алексей Петрович, – где же этот коневод застрял?»
Станислав Георгиевич словно стоял за дверью и слушал мысли Алексея Петровича, а, услышав зов о помощи, поспешил на выручку.
- А-а, вот и вы! Заходите, заходите, дорогой вы мой! Наш путешественник вернулся, как видите. Я ему уже намекнул, что у вас для него еще одна загадка припасена. Он с нетерпением ждет...
- Да сущая ерунда, - подчеркнуто небрежно бросил Станислав Георгиевич, тряся руку Алексея Петровича. - Хотя, с другой стороны, - забавно... Я, знаете ли, уже начинаю не столько лошадей коллекционировать, сколько подковы. Прежде, чем купить лошадку, обязательно смотрю на копыта. Понимаете, надо мной уже посмеиваются...
Он разложил на столе шесть подков. Они были утригурскими. А две ко всему прочему, еще и из нержавейки.
- Своеобразный знак качества, гарантия чистоты кровей, – Алексей Петрович хмуро улыбнулся, рассматривая блестящие подковы. – Вам не кажется, что над вами кто-то не просто посмеивается, а смеется?
- Кто? Очень хотелось бы знать.
- Скорее всего, кто-то из ваших продавцов.
- Да бросьте! – засмеялся Станислав Георгиевич. – Эти тонкости не для них.
«Знаю, но ведь не Караташ же развлекался? А может «Харлея» уже перековали на подковы?» - подумал Алексей Петрович, а вслух сказал:
- Ума не приложу, чем я могу помочь...
- Как можно объяснить вот это? – Станислав Георгиевич ткнул пальцем в блестящие подковы. – Вы же не станете утверждать, что в девятом веке могли выплавлять нержавеющую сталь?
Алексей Петрович утверждать ничего не собирался, но и не хотел умалять степень мастерства средневековых металлургов.
- Они могли и дамасскую сталь делать, с которой мы и сейчас справляемся с трудом, - констатировал он.
- Я уверен, если сделать спектральный анализ этих двух подков, он покажет, что они – из современной стали. А как современная сталь могла попасть в средневековье?
- Как-то в Андах на сумасшедшей глубине в скальной породе нашли впаянный железный гвоздь... – мысленно перекрестившись, Алексей Петрович решил исполнить одну из Ивановых баек, но Станислав Георгиевич усмехнулся:
- Вы же серьезный ученый, и даже своим студентам эти сказки не рассказывайте... Зачем же – мне?.. Слушайте, - он вдруг взял его под руку, – а не продолжить ли нам беседу где-нибудь в ресторанчике? А может быть у меня дома? Я бы вас с дочкой познакомил, она у меня красавица, лошадей бы показал...
- С удовольствием, но, простите, как-нибудь в другой раз. Я сегодня первый день на работе, и предстоит массу проблем уладить.
- Ну, что ж, насчет «удовольствия» ловлю на слове, а пока не буду мешать в решении проблем, - Станислав Георгиевич откланялся.
- Круто вы с ним! – то ли пожурил, то ли позавидовал Василий Игнатьевич.
Алексей Петрович пожал плечами.
- Он за тем приходил, чтобы показать мне подковы? Но чем я, действительно, могу ему помочь?
- Не знаю, батенька. Ну да бог с ним, у каждого свои причуды... У вас-то что за проблемы? Или просто так сказали, чтобы отшить моего родственника?
И Алексей Петрович, тяжело вздохнув, начал свой рассказ, местами сильно напоминавший сюжет второсортной индийской мелодрамы. Про то как, попав в селение, где раньше жила Айгуль, совершенно случайно узнал, что никакая она ему не дочь, что ее родители – долгое время бездетная и совершенно незнакомая ему пара – лишь в очень зрелом возрасте обзавелись ребенком, то есть Айгуль, и что он тут абсолютно не причем. Рассказал и про то, что совсем недавно умер ее дед, который в свое время все и напутал, желая, видимо, пристроить внучку в хорошие руки. Так что теперь и спросить не с кого. Показал документы, подтверждающие его непричастность к рождению Айгуль. подчеркнул тот факт, что ей не шестнадцать, а в действительности семнадцать лет. А семнадцать лет назад – семнадцать лет до рождения Айгуль плюс девять месяцев – его на Кавказе и близко не было, пожаловался на то, что у Айгуль остались какие-то дальние родственники, но она им и даром не нужна...
И вот он с чужой круглой сиротой на руках пришел просить совет – что делать? Он не против удочерения ребенка, но – своего. А чужого... Может быть, Василий Игнатьевич с высоты своего жизненного опыта подскажет, как поступить? И Айгуль жалко – привыкла она к нему... Как бы Василий Игнатьевич поступил на его месте?
Он не ошибся. Василий Игнатьевич растерялся лишь на несколько минут, вертя в руках свидетельство о рождении Айгуль и без конца повторяя: «Ишь ты – Айгуль Аслановна Тэнгриджиева, ишь ты...» но потом спохватился, вспомнив, что молодой неопытный в подобных делах коллега ждет совета. И «с высоты жизненного опыта» его мысль потекла по годами промытому руслу, исподволь готовя Алексея Петровича к единственно верному с точки зрения Василия Игнатьевича решению.
- Н-да, я вас отлично понимаю... Вы совершенно правы, воспитывать чужого ребенка – большая ответственность, очень большая... Да еще девочку! У вас докторская на носу, а тут такая драма! Н-да, батенька... С другой стороны – действительно, жалко ребенка... Ведь жалко? Ну, вот видите... А вы так хорошо смотритесь вместе... Да и общий язык нашли, не так ли? Н-да... Такое редко бывает, чтобы взрослый мужик так с девчонкой подружился. Общие интересы, они, конечно, сближают. Прямо и не знаю, что вам посоветовать... А она знает? Переживает?.. Что – очень? Ну, вот видите... – Василий Игнатьевич расстроился, задумался, машинально налил в рюмки коньяк, залпом выпил. – Послушайте... – он искоса взглянул на Алексея Петровича. – А вы не думали?... - младший коллега слушал его внимательно, даже голову набок склонил. – Может... Может, вам жениться на ней? – с плеча рубанул Василий Игнатьевич после короткой паузы и снова искоса посмотрел на Алексея Петровича. – Вы понимаете, все проблемы сами собой и решились бы...
«А как же племянник?» - улыбнулся про себя Алексей Петрович, но внешне изобразил изумление, транзитом через растерянность переходившее в глубокую задумчивость.
- Вы подумайте, подумайте, голубчик. Я бы и с документами помог, и на свадьбе посаженным отцом был бы... Ведь жалко девчонку, а? И потом, знаете, молодая энергетика, молодая кровь – это... Это – здорово! По личному опыту знаю, уж поверьте старику. И потом, все останется на своих местах, все будет так, как было, но – лучше...
«Голубчик» неопределенно пожал плечами.
- Я как-то привык воспринимать ее только как дочь, как ребенка, не больше...
- А вы взгляните на нее другими глазами. Ведь это так просто...
Алексей Петрович задумчиво посмотрел на шефа, и тот почему-то смутился.
- Возможно, вы правы, - Алексей Петрович отвел взгляд. – Мы привыкли друг к другу, а это ведь тоже многое значит...
- Многое значит и то, что она – сирота, - Василий Игнатьевич заметно оживился, но почему-то понизил голос. – Вы представляете: ни тещи, ни тестя – никого! Ну, хотите, я с ней поговорю? Буду, так сказать, сватом? – и он радостно рассмеялся, на какое-то мгновение помолодев. А потом вдруг нахмурился и хлопнул себя ладошкой по колену: - Стоп! У вас же, наверное, есть женщина! Как же я, старый дурак, сразу не сообразил? А я вам девчонку навязываю... Теперь я понимаю, ситуация, и, правда, серьезная... Если я вас правильно понимаю, вы боитесь, что две посторонних женщины просто не уживутся под одной крышей...
- Да нет у меня женщины, - брякнул Алексей Петрович. – Так, эпизодически...
Василий Петрович открыл рот и с минуту молча сидел, уставившись на младшего коллегу, уже сообразившего, какую глупость он сморозил. А потом Алексей Петрович выслушал получасовую лекцию о роли здорового образа жизни в научной деятельности. Много интересного он узнал в течение этого получаса и хорошо понял основную идею лекции: ни о какой докторской и речи не может быть, пока он не женится на Айгуль. И только на ней. «Молодая энергетика», ну, и так далее...
Для приличия Алексей Петрович еще минут пять поломался, а потом сдался. Да, он женится на Айгуль. Да, он оставит Василию Игнатьевичу документы Айгуль и завтра же принесет свои. Да, как только они с Айгуль получат новые паспорта, сразу же подадут заявление в загс. Да, конечно же, Василий Игнатьевич будет посаженным отцом. Нет, с Айгуль он поговорит сам!
И Алексей Петрович покинул шефа, обремененного приятными заботами по устройству счастья молодого перспективного ученого, но такого неприспособленного к жизни человека.
«Ну вот, у старика появился еще один стимул к жизни, - думал Алексей Петрович, шагая полутемными прохладными коридорами. – И главное, шеф теперь всем расскажет, какой дорогой ценой удалось уломать несговорчивого коллегу сохранить семью. И никаких кривотолков, никаких сплетен за спиной».
Тетю Машу его сообщение о предстоящей свадьбе вначале огорошило, а потом обрадовало.
- Наконец за ум взялся, - перекрестила она его в спину. – Девочке уже давно мать нужна...
Через две недели они с Айгуль получили новенькие паспорта и тут же подались в загс. Молоденькая чиновница, едва ли старше Айгуль долго изучала их хрустящие документы, а потом сопротивлялась дате бракосочетания – первая суббота октября, пока Алексей Петрович с самым серьезным видом не пригрозил, что пожалуется на молодую бюрократку самому Василию Петровичу. Кто такой Василий Игнатьевич, девица, конечно, не знала, но, взглянув на широко улыбающуюся невесту, окончательно стушевалась и быстренько оформила все необходимые бумажки.
Событие отметили в ближайшем кафе шампанским и мороженным. На этом, собственно говоря, праздники и закончились. Айгуль, правда, робко попыталась настаивать на его продолжении, но Алексей Петрович проявил твердость.
- Во-первых, Аслановна, до свадьбы еще два с половиной месяца, во-вторых, вы мне уже не дочь, но еще и не жена, - так, посторонняя девушка, вроде бы невеста, но я ведь и передумать могу, а в-третьих, нас с тобой работа ждет. Мы столько накопали в этом году, что со всем этим еще разбираться и разбираться. Пошли работать!
И они работали и работали, пользуясь тем счастливым периодом, когда занятия еще не начались, когда не нужно было спешить в университет на лекции, когда можно было, плюнув на ту же работу, пройтись по теннисным аллеям до ближайшей кафешки, выпить кружку пива, съесть мороженное. Но работа спорилась. И Василий Игнатьевич, иногда заходя в камералку полюбоваться «сокровищами», не уставал нахваливать Айгуль Аслановну за героический труд на предсвадебной вахте. Айгуль Аслановна слегка смущалась то ли от похвал, то ли по поводу «предсвадебной вахты» и с горящими ушами еще ниже склонялась над планшетами с находками.
Вечерами они убивали время – эти бесконечные два с половиной месяца – перед телевизором, за компьютером, за книгами, в общем – по всякому. Иногда Айгуль занималась со своими горшочками, и тогда Алексей Петрович оставался перед телевизором один. Как-то раз позвонил Илья, повздыхал в трубку, сообщил, что рад их благополучному возвращению, что-то начал говорить про свой долг Алексею Петровичу, но тот простил ему все долги прошлые, нынешние и будущие, ныне и присно, и во веки веков... Илья опять повздыхал, поблагодарил, передал привет Айгуль и повесил трубку. Позвонил Станислав Георгиевич, вновь пригласил в гости, - «посмотреть его коллекцию, которая продолжает пополняться». Какую коллекцию – лошадей или утригурских подков из нержавейки – они, ни он, ни Алексей Петрович уточнять не стали. Алексей Петрович вновь под каким-то предлогом вежливо отклонил приглашение.
В начале сентября Айгуль стала проявлять повышенный интерес к свадебной моде, и ее комната быстро заполнилась соответствующими журналами, картинками и фотографиями разных фасонов подвенечных платьев.
А потом она исчезла.
Случилось это вечером. Алексей Петрович лежал в ванной, когда в дверь позвонили. Айгуль открыла и, как ему показалось, вышла на площадку.
- Айгуль! Кто там? – крикнул он.
Она не ответила.
«Наверное, девчонки», - старые подруги с началом занятий снова стали появляться в их доме, поэтому ее молчанию он сначала не удивился: опять начинались девчоночьи секреты на площадке.
- Айгуль, да зайдите вы в дом! Зачем на лестнице топтаться?
В ответ – опять тишина.
Где-то в глубине груди возникла знакомая ноющая боль. Не боль даже, а тоска, и – чувство беспомощности.
Он выскочил из ванной, наскоро обтерся и, натянув джинсы, выбежал на площадку. Тусклая лампочка, грязное окно, по которому постукивал дождь, и пустота. Он метнулся по лестнице вверх, в глубине души готовый к худшему – нет, выскочил во двор к беседке – никого. Оглянулся по сторонам, негромко, безнадежно позвал – тишина. И он побрел в квартиру. Набрать мобильник? Набрал. Тот отозвался в спальне…
«Идиллия затянулась, и кому-то это не понравилось», - уныло подумал Алексей Петрович.
То, что Айгуль похитили, сомнений не вызывало. Не пошла же она гулять под дождем в халате? И к соседям пойти не могла. Уж как-то так сложилось, что с соседями они вежливо раскланивались – и не больше. Да и однолеток Айгуль ни в их подъезде, ни в соседнем не наблюдалось. Похитили ее на машине, это тоже бесспорно. Он даже на улицу выскакивать не стал: за те десять минут, что он валялся в ванной, вытирался, одевался, машина, наверняка, была уже на другом конце города.
«Ну, и что теперь делать? – Алексей Петрович достал из пачки сигарету, прикурил и глубоко затянулся. – В милицию обращаться рано – засмеют. Позвонить посаженному отцу Василию Игнатьевичу? Вроде бы стыдно, да и зачем беспокоить старика? А вдруг она сейчас вернется?»
Оставалось одно – ждать. Ждать ее возвращения, телефонного звонка, бессонной ночи – чего угодно. Сидеть и ждать. Именно это больше всего его и бесило: он опять не владел ситуацией, опять играл пассивную роль...
Через час сигареты закончились, но в ближайший киоск он не пошел – вдруг она вернется. Хорошо, что пепельница осталась полной: Айгуль сегодня до нее еще не успела добраться, не выбросила окурки в мусорное ведро, и Алексей Петрович, аккуратно вытрусив из окурков остатки табака, набил трубку. Табак, пропитанный никотином, был вонючим, и у Алексея Петровича скоро заболела голова. Он заварил крепкий чай – все равно спать сегодня не придется – и попробовал смотреть телевизор, смутно понимая о чем вещает жизнерадостная дикторша. Он просто сидел и тупо смотрел на экран, анализируя события последних дней, выискивая в них факты, которые смогли сформировать нынешнюю ситуацию.. Да нет, все, как обычно. Ну, звонок Ильи... Ну, звонок Станислава Георгиевича... Нет, вряд ли. Первый был обязан Айгуль здоровьем, а может быть, и жизнью, да и после всех памятных событий вел себя тише воды, ниже травы. Станислав Петрович девушку в глаза не видел, да и был слишком занят своим бизнесом и теми загадками, которые подбрасывала ему в последнее время нелегкая судьба коллекционера.
Неожиданно для самого себя он задремал, но спал чутко и проснулся, как только зашелестевший телевизор прекратил трансляцию, чего раньше с ним никогда не случалось. Все-таки нервное напряжение давало о себе знать. Этот кратковременный сон и спас его на следующий день от чувства невыносимой усталости, которое как похмелье обычно отравляло ему жизнь после бессонных ночей. Кое-как дочитав лекции, он, к удивлению Василия Игнатьевича, заторопился домой, сославшись на то, что Айгуль приболела.
- Этого только не хватало! – покачал головой старик. – Передайте, чтобы берегла себя!
«Ну что, в милицию еще рано идти? – спросил себя Алексей Петрович, одиноко сидя на своем диване. – А стоит ли туда вообще идти?»
Он представил себе глупые ухмылки, еще более глупые вопросы: «Сколько, сколько лет вашей невесте? А вам? Где, вы говорите, она живет? У вас? А ее родители? А-а, так вы преподаватель, а девушка, говорите, даже в школу не ходит?» И т. д. и т. п... И он твердо решил, что в милицию не пойдет. Ведь не пошел же он тогда, когда Айгуль с Иваном оказались в заложниках. Тогда он пошел к Илье... Ох, этот Илья!
Илья! Тогда его подельники охотились именно за Айгуль. Хм, так вот почему молчит телефон! А он удивляется – почему? Никто не звонит, не требует выкупа – почему? А это, оказывается, совсем другой сюжет. Им не нужны деньги, им нужна Айгуль. Именно Айгуль. А чем она отличается от других Айгуль, Кать, Надь, Валь, чтобы ее выдергивали в халате из квартиры? Только одним – связью с порталом, а точнее – с девятым веком, а еще точнее – с лошадьми из девятого века. Кто знает об этой связи? Пожалуй, только Илья... Кто стоял за Ильей? Только ли Сергей с командой своих оболтусов, охотившихся за Айгуль еще на Лысой горе? Вряд ли. Илья как-то говорил о том, что Сергей со своими ребятами – только звено в цепи лошадников, что за всем этим стоят очень серьезные люди. Что, неужели любознательный конелюб? Не может быть, но все же...
И он позвонил шефу.
- Василий Игнатьевич, тут такое дело... – начал он после бесконечных вопросов и ответов насчет здоровья Айгуль. – Меня тут как-то Станислав Георгиевич в гости приглашал... Я, как на зло, забыл на работе записную книжку, а там и телефон его, и адрес... Мобильник, как назло, тоже остался в камералке…Не подскажете? Да, смотаться хотелось бы. Нет, это не по телефону... Да лучше ей, лучше, спасибо... И молока с медом попила, и лекарства... Лежит уже... Слышь, Айгуль, тебе Василий Игнатьевич привет передает... Благодарит... Ну, спасибо, выручили. До завтра!
Так, номер телефона вряд ли понадобится, а вот адрес... Теперь – Илья.
- Илья, пропала Айгуль... Да, опять. И я подозреваю, что это дело рук кого-то из твоих боссов... Кого – не знаю, это ты мне сейчас подскажешь... Да, я верю, что ты к ее исчезновению не причастен, но мне нужны имена, адреса, телефоны... Чем больше, тем лучше... А ты называй, кого помнишь. Что значит, «в эти игры больше не играю»? А кто тебе, засранцу, стрелу из задницы выколупывал и рану мазью удобрял? Напрягай, напрягай память... Так... Так... Ну, пока достаточно. Если что, еще позвоню, - Алексей Петрович, встревоженный и радостный одновременно, бросил трубку.
«Ах, ты, мой любознательный! – он даже руки потер. – Так вот откуда «приятные чувства» к моей персоне! Айгуль тебе была нужна! В ресторан! В гости! Схожу я к тебе в гости, схожу...»
Сомнений не было. Среди нескольких фамилий и адресов, вытащенных из памяти Ильи, был и адрес Станислава Георгиевича. Так вот кто стоял за теми ночными поездками в никуда, за охотой на Айгуль. Ну, что ж...
Алексей Петрович разложил на столе план города. Вот он, дачный поселок. Не садово-огородническое товарищество, а именно дачный поселок. Так он и значится на плане. Неплохое место: лес, река, автострада... Там не клочки по пять соток, там – поместья! Там не курятники, там... Там, правда, еще не замки, но уже и не коттеджи, там живут постоянно – и летом, и зимой, и приезжают на работу в город не на автобусах, а на иномарках, если вообще работают... Ну, ничего, такси туда тоже ходят!
Так, где-то в шкатулочке, замаскированной под одну из заумных Костиных книг, в комнате Айгуль хранится «Макаров» с тремя обоймами. В какой же стопке? Ага,
вот она, шкатулка. А теперь – в гости!
Когда Алексей Петрович назвал таксисту адрес, тот посмотрел на него с вопросительным уважением.
- Ну, сломалась моя машина, сломалась, - Алексей Петрович понял этот взгляд правильно. – Давай-ка быстрее!
Дождь усилился, и машину пару раз занесло на мокрых поворотах. Но водитель скорость не сбрасывал: сказал человек «быстрее», значит, так нужно. Клиенты из дачного поселка платили щедро, и странный клиент не обманул его надежд.
Наконец, такси остановилось. Алексей Петрович, рассчитался, вышел, но водитель не собирался уезжать. Он тоже вышел из машины, задрал голову вверх и сказал:
- Да-а, парень, а ради этого, действительно, нужно было спешить! Я такого никогда не видел...
И только сейчас Алексей Петрович обратил внимание на то, что стоят они – и он, и машина, и таксист на совершенно сухом асфальте. Сзади них, метрах в десяти, стеной висел дождь, впереди, метрах в ста – тоже, а на этом участке дороги он, по всей видимости, и не начинался. Алексей Петрович оглянулся по сторонам. Да, они въехали в круг диаметром около ста метров, где чья-то воля осадки на сегодня отменила. Справа, метрах в тридцати вдоль дороги торчал невысокий кустарник. Внутри круга он шелестел сухой листвой, за его пределами полоскался еще теплым сентябрьским дождем. Слева от дороги тянулась высокая ограда из светлого кирпича, на которой тоже четко фиксировалась граница ливня. За оградой виднелась совершенно сухая крыша из красной черепицы, а за домом – уже опять завеса дождя. Алексей Петрович задрал голову. Там, вверху, среди низких и мрачных туч светлел идеальный круг чистого голубого неба. Солнце клонилось к западу и с восточной стороны окна, а точнее иллюминатора или просто – дыры, край облаков был окрашен нежным розоватым цветом, особенно трогательным на фоне свинцовой серости. Довершала грандиозность этой небесной феерии яркая радуга, прочертившая круглое окно чистого неба строго по диаметру.
«Красиво, конечно, но можно было что-нибудь и попроще придумать, - улыбнулся Алексей Петрович.
- Ты что, брат, ради этого спешил? – водитель заглянул ему в глаза, и Алексей Петрович задумчиво кивнул. – Это что, эксперимент такой? – понимающе уточнил водитель. – Ракета? Или метеорологи иголки с самолета разбросали?
- Нет, это Айгуль сигнал подает, - Алексей Петрович снова задрал голову, любуясь радугой.
- А-а-а, - протянул водитель. – Айгуль – это, по-моему, звезда?
- В своем роде...
- Надо же, - водитель с уважением посмотрел на Алексея Петровича и вздохнул. – Можно я еще постою, посмотрю?
- Конечно. Такое редко увидишь... А я пошел...
Проходя по обочине и поднимая кроссовками пыль, он подумал:
«Ну ладно, сегодня ливень, его она и создать, и остановить умеет, а вчера, когда дождя почти не было, какой сигнал ей пришлось выдумать? Скорее всего, ей он не удался – опять что-нибудь напутала, хотя без работы явно не сидела...»
Ворота находились со стороны дороги, но он пошел вдоль бокового забора к лесу. На самой опушке забор поворачивал вдоль ряда молодых сосенок. Есть ли во дворе собаки, эти беспокойные друзья человека? Данный вопрос волновал его больше всего. Ведь к дому придется добираться через двор, и если собаки здесь обитают, то дорога предстоит шумной, под собачий лай, в порванных штанах. А этого очень не хотелось бы.
Он довольно легко взял забор и с его вершины осмотрелся. Двор освещался отблесками заходящего солнца, струившимися сквозь круглый разрыв в тучах. Ему показалось, что центр круга находится прямо над домом. Да по-другому и быть не могло, ведь центром этого дива была Айгуль, а в том, что она в доме Алексей Петрович уже не сомневался. С этой стороны усадьбы свет казался слабым, каким-то нереальным и призрачным, но на фоне темной «ливневой» стены вполне достаточным, чтобы рассмотреть двор. Ливень служил для этого отличным фоном. На нем и он, сидящий на заборе, был практически незаметен как из дома, так и со двора. Да и видеокамер не наблюдалось. Хотя… Ну, да бог с ними – разберемся.
По открытому пространству предстояло пробежать метров десять. Дальше начиналось длинное одноэтажное строение, торцом упиравшееся в двухэтажный дом. Большое окно на первом этаже ярко светилось, все другие оставались темными. Справа вдоль первого этажа угадывалась веранда. Ну что ж, пока она – главная цель.
Он осторожно спрыгнул, в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от постройки, взлетел на нее и распластался, затаившись на плоской крыше. Где-то в другом конце двора неуверенно тявкнула собака, затем другая и, обменявшись вопросительными репликами, они умолкли. Им тоже было неохота вылезать под дождь.
«А может, затаились и сейчас крадутся сюда? - пронеслось в голове. – Ну, конечно, крадутся, еще и с автоматами наперевес», - успокоил он себя.
Медленно, очень медленно он пополз по крыше, стараясь слиться с ней. Запахло лошадиным навозом. Так ведь это же конюшня! Здесь-то и живут теперь утригурские аргамаки, доставляющие Станиславу Георгиевичу столько хлопот. Лошади тоже почувствовали его присутствие и потихоньку заржали. Он замер и неподвижно лежал минут пять, успокаивая себя мыслью, что у лошадей более острый слух и обоняние и обнаружили они его именно поэтому, не так, как он вычислил их. Лошади, наконец, успокоились, и он продолжил свой путь.
«Господи, два раза можно в город сбегать и вернуться, пока я до веранды доберусь», - подумал Алексей Петрович, осторожно приподнимая голову, чтобы убедиться, что к утру он все-таки достигнет цели. Прямо перед ним оказалось освещенное окно, и от увиденного он оцепенел.
За письменным столом, развалившись в кресле, сидел Станислав Георгиевич, а перед ним, тоже в небрежной позе и все в том же домашнем халате, восседала на диване Айгуль. Коневод горячо, может быть даже слишком горячо для своего возраста, жестикулировал, что-то оживленно объясняя, а невеста Алексея Петровича внимательно слушала и... улыбалась.
«Что же это творится? – ужаснулся Алексей Петрович. – Ты ночь не спишь, по заборам как пацан сигаешь, а эта девчонка преспокойно с ним беседует! О чем с ним можно говорить?» О чем – было не слышно, но беседа явно увлекала обоих. Ну не о национальных же особенностях утригурского коневодства она ему рассказывает?
Возмущенный, потеряв всякую бдительность, он подполз к самому краю крыши, чтобы расслышать, что же так увлекло Айгуль. Но услышал только звук открывающегося на втором этаже окна. Он метнулся под самую стену и вжался в крышу, стараясь слиться со мхом, пышно разросшимся в углу.
Вероятно, он остался незамеченным, так как не услышал ни звука тревоги, ни лязга затворов, ни лая собак. Его напряженный слух уловил лишь легкое поскрипывание и чье-то пыхтение. Водосточная труба! Кто-то осторожно спускался со второго этажа по водосточной трубе. На землю или к нему на крышу конюшни? Какая разница, ведь через мгновение его обнаружат!
Алексей Петрович резко перекатился на спину и выхватил пистолет.
- Да тише ты! Мало того, что по забору бегаешь как мальчишка, так еще и собак успел разбудить, и лошадей...
И на крышу рядом с ним мягко опустилась Айгуль.
Он ошарашено уставился на нее, продолжая держать на мушке. Эта Айгуль тоже была в домашнем халате, но босиком.
- Тапочки мешали, - она поймала его взгляд.
- А там, значит...
- Да, там – мой сур... Давай посмотрим, сейчас самое интересное начнется...
Они потихоньку подползли к краю крыши и заглянули в окно.
Станислав Георгиевич все так же жестикулировал. «Айгуль» все так же улыбалась.
- Что он тебе заливает, чему ты так радуешься? – вновь помрачнел Алексей Петрович.
- Да бог его знает... Он уже столько мне назаливал, что слушать тошно...
Вдруг коневод замер и, всплеснув руками, бросился к дивану. Айгуль, та Айгуль, что в комнате, действительно нуждалась в участии. Она резко побледнела, а потом... тихонько растаяла в воздухе. Айгуль, та, что на крыше тихо засмеялась.
Станислав Георгиевич схватился за сердце, помассировал грудь.
- Другой на его месте сразу бы свалился, - пробормотал Алексей Петрович.
- Подожди, подожди, это еще не все... Ага, смотри!
По лестнице, ведущей в комнату со второго этажа, спускалась еще одна Айгуль. Станислав Георгиевич не отрывал от нее взгляда, одной рукой держась за сердце, а другой вяло отмахиваясь от видения. Потом, шатаясь, добрел до стола и упал в кресло. Айгуль, та, что в комнате, все так же улыбаясь, расположилась напротив него на диване. Айгуль, та, что на крыше, что-то прошептала, и та, что в комнате, небрежно забросила ногу за ногу, повторив маневр Шэрон Стоун.
- И где мы этому научились? – строго спросил Алексей Петрович.
- Видики смотрим... – Айгуль кокетливо опустила глаза. – Вот, вот, сейчас!
Станислав Георгиевич выглядел совсем несчастным. С отвалившейся челюстью он тупо смотрел перед собой, размышляя, вероятно, о необходимости срочной консультации с психиатром, потом на мгновение снова оживился, повернул голову к лестнице: по ней спускалась еще одна Айгуль, потом перевел взгляд на Айгуль, улыбающуюся ему с дивана, и снова впал в прострацию.
Алексею Петровичу стало жаль коневода.
- А не слишком ты с ним круто?
Она повернулась к нему.
- Ты считаешь, что слишком? А вчера этот козел так горячо приставал ко мне... Понимаешь? И открытым текстом предлагал стать его любовницей. Я едва успела ему сур подсунуть... Он, к счастью, пьяный был. Очень. Ничего не понял, к сожалению... А сегодня ничего не помнит.
- Мразь! – Алексей Петрович вновь вспомнил про пистолет.
- Не нужно стрелять, Алеша. Лучше смотри.
Та Айгуль, что, наконец, спустилась по лестнице, подошла к столу, уселась перед Станиславом Георгиевичем, поставив ноги на подлокотник его кресла.
- Кто же тебя этими видиками снабжает? – опять возмутился Алексей Петрович.
Возмутилась и Айгуль:
- Мне сколько лет? А ты мне кто? Все еще папочка или уже все-таки жених?
- Ладно, дома поговорим, - и он снова с интересом взглянул в окно.
Но там все интересное уже закончилось. Все Айгуль одна за другой медленно растаяли, а Станислав Георгиевич так же медленно сполз под стол.
Когда они потихоньку спрыгнули с крыши, перебрались через забор, и Алексей Петрович вынес босоногую Айгуль к дороге, они увидели у ворот «Скорую помощь», в которую загружали носилки с безжизненным коневодом. Рядом, поправляя на носилках одеяло, стояла очередная Айгуль.
- Сколько же их всего? – удивился Алексей Петрович.
- Пять.
- А я насчитал четырех.
- Пятая будет в больнице. Контрольный выстрел...
Айгуль проспала всю ночь и весь следующий день.
- Пять суров в один день сделать – это очень тяжело, - зевая, сказала она, когда Алексей Петрович вернулся из университета. – Я так устала...
- Еще бы, - хмыкнул Алексей Петрович. – Здорового мужика в психушку загнать – это не стакан воды выпить... - И рассказал ей, как переживает Василий Игнатьевич за «безвременно сошедшего с ума» родственника. А свихнулся он – Айгуль ни за что не догадается – на молоденьких девочках, точнее, на одной. Все это очень огорчило Василия Игнатьевича: неприлично как-то... А больше всего беспокоило старика то, что сумасшедший родственник постоянно повторяет имя девчонки. Только одной.
- И знаешь, меня это тоже беспокоит, - сказал Алексей Петрович. – Угадай, как ее зовут? Не думаю, что в нашем городке есть еще хоть одна Айгуль.
Она нахмурилась.
- Об этом я не подумала... Но, нет, пусть еще немного помучается, я сегодня отдыхаю.
- Как ты это делаешь?
- Отдыхаю?
- Да нет, я имею в виду дождь, сур и все остальное...
- Все намного проще, чем я думала, чем Тэнгриджи рассказал. Просто сосредотачиваешься и... Я тебя потом научу.
- А дождь? – он улыбнулся, представив себе, как его сур читает студентам лекцию, а он сам в это время расслабляется в кафе с кружкой пива.
- Дождь? О, я даже не думала, что так красиво получится. Ведь красиво было, правда?
- Да, весь город это оценил. Об удивительном феномене даже центральное радио сегодня говорило. Масса очевидцев... Масса впечатлений... Масса загадок... Никто, правда, пока не связывает эту красоту с помешательством нашего друга и с твоим именем.
- Ладно, я больше не буду, - пообещала Айгуль. – Но нужно же было каким-то образом привлечь твое внимание!
- Да я и сам вычислил этого Стасика! Но он-то как на тебя вышел?
И Айгуль пересказала все, что наговорил ей тем вечером постепенно надиравшийся коневод.
...Когда их выследили и поняли, кто есть кто, на нее устроили охоту, а параллельно пытались самостоятельно пройти через портал. Нет, Сергей со своими братанами ничего о портале не знал. Этой темой занимались другие, более серьезные люди. Она не знает, сколько человек посвящено в эту тайну, но то, что они случайно столкнулись с ее дедом, который однажды вышел в этот мир, Айгуль поняла сразу.
- Этот гад, несколько раз повторил, что дед перепоручил меня им, когда увидел, что ты не подходишь на роль торговца оружием. И, знаешь, я ему верю, - она неожиданно всхлипнула. – Понимаешь, просто взял и передал меня... как вещь... И это – дедушка...
- А как же они общались? На каком языке? – Алексей Петрович не любил женских слез и оставался прагматиком.
Вопрос для Айгуль оказался неожиданным, и она немного успокоилась. Ей это даже в голову не приходило, настолько она привыкла к двуязычию, к своему существованию в двух мирах.
- Не знаю, - она пожала плечами. – Но ваш язык легкий, его и выучить недолго... Но дед его не знал. Это точно.
- Хорошо, а почему твои земляки продолжали играть в кошки-мышки со мной? – поинтересовался Алексей Петрович.
- Во что? – не поняла она.
- Ну, понятно, - другое время, другие игры... Почему они продолжали и со мной поддерживать контакт? Если, конечно, все эти безобразия можно так назвать...
- Рахдонит оказался умнее деда, - глаза Айгуль окончательно высохли. – Бар Аббас сказал: раз ты влюблен в меня, то ради любви будешь готов на все, а для этих... для них я буду просто... просто одной из отраслей их бизнеса. И если у них что-нибудь получится, они меня просто убьют... В лучшем случае. Поэтому и предлагал свое покровительство. А когда меня выкрали – просто брызнули чем-то в лицо, едва я открыла дверь – когда меня привезли к этому гаду, он сначала – ты представляешь? – начал разыгрывать из себя влюбленного, такого пожилого Ромео, знаешь ли...
Алексей Петрович смущенно хмыкнул:
- Ну, мне тоже не шестнадцать...
Айгуль рассмеялась:
- Ты – это ты. Твой возраст мне безразличен... Мой, надеюсь, тебе тоже. Да, так вот, мой несостоявшийся Ромео обещал мне золотые горы... Пока не нажрался.
- Дальнейшее я знаю, - Алексей Петрович снова хмыкнул, на этот раз задумчиво, подумал-подумал и резко сменил тему: - Тебе не кажется, что с порталом нужно что-то решать? Костя, кстати, об этом тоже говорил, если помнишь...
- Делайте с Костей... Тэнгриджи, что хотите. Мне портал абсолютно не нужен. Я ведь тебя люблю. Очень. И обратно никогда не вернусь. Мне и у тебя хорошо. А вот то, что о портале уже знает очень много народа, это – плохо. Закройте его, когда Тэнгриджи вернется...
Глава пятнадцатая,
в которой свадьба состоялась, а во всей истории
ставится жирная и эффектная точка
Но Тэнгриджи не возвращался, хотя до свадьбы оставалось совсем недолго. Уже и фасон свадебного платья был выбран, и само платье пошито, и прочие более мелкие проблемы, как-то: выбор дружки, заказ и оплата обеда, приобретение путевок и оформление документов для свадебного путешествия в жаркие страны были решены, а Тэнгриджи все не было.
- Все вроде бы предусмотрели, все сделали. – Василий Игнатьевич, окончательно и бесповоротно войдя в роль посаженного отца, придирчиво всматривался в списки приглашенных и план подготовки мероприятия. – Хорошей должна получиться свадьба... Жаль, Станислав Георгиевич не вовремя заболел... Хотя когда ж это болезнь вовремя случается? Да-а, он такие праздники любил... То есть любит. Но, рассказывают, он совсем плох, уже и не говорит ничего. Меня, как ни цинично это звучит, его молчание даже радует. Ну, далась ему ваша Айгуль!
- А почему эта Айгуль должна быть именно моей!? – взорвался Алексей Петрович.
- А где ж другой взяться? Родственники проверили: на сотню верст в округе ваша – единственная. И что это его на ней заклинило?
Домой Алексей Петрович вернулся рано и с порога поставил вопрос ребром:
- Обратно колдовать умеешь?
- Как это? – удивилась Айгуль.
- Ну, расколдовать, порчу снять или как это у вас называется, - и он объяснил ситуацию.
Она развела руками.
- Но он же молчит. Чего еще нужно?
- Но он уже сказал все, что мог, и даже больше того. Все родственники на ушах...
- У нас на это никто даже внимания не обратил бы...
- Ты выбрала это время, и нужно жить по его правилам... Лучше бы я его пристрелил!
- Это было бы по законам твоего времени?
- Нет, но это было бы гуманнее... По законам всех времен и по отношению ко всем.
Она еще раз развела руками, и они разошлись. Он – на кухню, она – к себе в комнату. Чем она там занималась, он не интересовался, но утром Айгуль выглядела очень уставшей: синяки под глазами, дрожащие пальцы...
Алексей Петрович покачал головой:
- Если когда-нибудь захочешь снести кому-нибудь крышу, посоветуйся со мной.
- Угу... А насчет твоего Станислава не беспокойся. Нобелевская премия ему, правда, уже не грозит, но, сколько будет дважды два, он вспомнит. А меня наоборот, забудет окончательно.
И действительно, через пару дней Василий Игнатьевич радостно доложил Алексею Петровичу, что его родственник как заболел неожиданно, так неожиданно и поправился. Семья срочно продает дом и по дешевке избавляется от лошадей, собираясь увезти его подальше от неприятных воспоминаний, связанных с «домом привидений».
- Айгуль... Вы представляете, оказывается, так звали одну из его лошадей! Но, скажу вам по секрету, сама кобыла про это даже не догадывается. Но именно она ему постоянно мерещилась! – хихикнул Василий Игнатьевич. – И почему он назвал ее «Айгуль»?
- Лошади у него были преимущественно восточные, странные какие-то... Имя – тоже восточное. В логике сумасшедшему не откажешь, - Алексей Петрович спрятал улыбку в бороде.
Когда он рассказал эту версию настоящей Айгуль, она расхохоталась:
- Надо же! Надеюсь, лошадь – не старая кляча?
Как и предполагал Василий Игнатьевич, свадьба, действительно, получилась хорошей. Айгуль, очаровательная и трогательная, как все невесты, была едва заметна в волнах белоснежного гипюра. Ее, привыкшую к изысканной простоте утригурских нарядов, пышное великолепие этого фасона покорило сразу, как только она его увидела, и две недели лучшая портниха города, разысканная Василием Игнатьевичем, ломала голову над сложными выкройками. Алексей Петрович, втиснутый в костюм и новые, не разношенные туфли, выглядел скромно, может быть, даже излишне сдержанно и мечтал поскорее вернуться к своим стареньким джинсам и кроссовкам.
Бразды правления небольшим, но шумным коллективом, собравшемся в ресторане, моментально захватил в свои руки вездесущий Василий Игнатьевич, оттеснив на второй план Ивана, наконец-то за несколько дней до свадьбы вернувшегося из деревни. Но Иван вполне удовлетворился ролью дружка, и среди веселого разгула не переставал допекать Айгуль одним и тем же вопросом: «Где же твой предок?»
Предок появился ближе к вечеру, когда пиршество было в самом разгаре, и приход нового гостя воспринимался уже просто как лишний повод для тоста. Сначала в дверях появился громадный букет редкой красоты никому неизвестных цветов, а потом и сам предок, элегантный, со слегка поседевшими висками, в темных очках, и все же – Костя.
- Константин Тэнгриджиев, дальний родственник вот этой красавицы, - поспешил представиться он, опережая Алексея Петровича.
Компания страшно обрадовалась появлению единственного родственника невесты, быстро освободила ему место поближе к виновникам торжества и, как положено, налила штрафную.
Костя занял свое место, произнеся ко всеобщему восторгу затейливый восточный тост, и только сейчас Алексей Петрович увидел, как Константин устал и похудел.
- Приятный молодой человек, - оценил дальнего родственника Василий Игнатьевич, наклонившись к Ивану. – Но кажется мне, что я его уже где-то видел...
- Ну что вы! – с энтузиазмом запротестовал Иван. – Он со своих гор почти не спускается. Да и бороду носит практически с детства. Сейчас ради праздника побрился. Обычай такой... Люди там, знаете ли, живут как бы в другом измерении, в другом пространстве, с другим менталитетом.
- Но выглядит вполне интеллигентно, - Василий Игнатьевич надел очки.
- Да уж – не дикарь... К тому же страшно богат.
Айгуль острым каблучком умудрилась-таки из под многочисленных юбок наступить Ивану на ногу, и тот умолк.
В курилке они вчетвером обнялись.
- Ну вот, теперь настоящий Константин, а то там, в обществе Тэнгриджи, я, право, робел, как первокурсник на экзамене, - Алексей Петрович вновь обнял Костю.
- Это было заметно, - улыбнулся Костя. – А вот я, наоборот, чувствую себя скованным в этом почти забытом облике. Как будто в чужой шкуре. Отвык...
- Ничего, сегодня вспомнишь молодость! – похлопал его по плечу Иван. – Ты надолго?
- Иван! – строго одернула его Айгуль.
- Нет, - засмеялся Костя. – Вот погуляем с тобой, закроем ворота... – но тут к ним подбежал Василий Игнатьевич. - ...Выполним последнюю приятную формальность и – обратно.
- О каких формальностях, да еще приятных идет речь? – Василий Игнатьевич вновь надел очки, чтобы поближе разглядеть экзотического гостя.
- Ну, как же! Мы ведь Алексею Петровичу не бесприданницу какую-нибудь отдаем! Помните, уважаемый, тот дом, что я вам показывал? – Костя повернулся к Алексею Петровичу. – Ну, так вот, нет больше того дома – сгорел...
- Война? – участливо вставил Василий Игнатьевич.
- Она самая... Никак не навоюются... Тот дом должен был стать приданным Айгуль, но, поскольку дома нет, да и время у нас сейчас опасное, я вам здесь кое-что приглядел. На днях в пригороде одно поместье чуть ли не за бесценок продавалось...
- Не Станислава ли Петровича? – заволновался Василий Игнатьевич.
- Того сумасшедшего?
- Его... – растерялся Василий Игнатьевич. – Но он уже поправился.
- Вот это меня и остановило: то человек сходит с ума, то возвращается... А тут еще какие-то аномальные явления, - Костя внимательно посмотрел на опустившую глаза Айгуль. – Короче, я послушал, посмотрел, подумал и купил у них только лошадей. Но это – подарок Ивану.
- Господи! – ужаснулся Василий Игнатьевич. – Ему-то лошади зачем? Ему наукой заниматься нужно!
- Вот и буду на службу на лошади ездить! – Иван сиял.
- ... А вам с Айгуль другой домик купил. Не замок, конечно, поменьше, но вам понравится – лес, озеро... Помните?
Каждый вспомнил свое озеро, и Алексей Петрович обнял Айгуль.
Василий Игнатьевич внимательно изучил документы – кто их, восточных людей, знает – и остался доволен.
- Ну, за стол, за стол, - снова засуетился он. – Это дело обмыть надо...
Шумная компания расходилась уже темной ночью. Про молодых забыли. Иван и Костя вместе с какими-то девицами загорелись желанием срочно осмотреть домовладение молодоженов. Алексей Петрович не возражал. Подружки Айгуль ринулись штурмовать уже закрытое на ночь женское общежитие. Алексей Петрович помог. Лишь Василий Игнатьевич под конец уставший, охмелевший и окончательно вошедший в роль отца, уже не посаженного, а просто – отца, намеревался проводить молодых чуть ли не до брачной постели. Здесь Алексей Петрович воспротивился. Василия Игнатьевича запаковали в такси и отправили домой. Когда Алексей Петрович вместе с Айгуль добрались к себе, стояла глубокая ночь.
Уже лежа на своем диване, впервые застеленном на двоих, Алексей Петрович в ожидании Айгуль размышлял. Какая все-таки странная штука – время. Вот – Айгуль. Девочка из далекого прошлого, собственно говоря, из ниоткуда, сама того не осознавая, появилась в его жизни в качестве приманки, на которую он с готовностью клюнул. Из-за ее ошибки его приятель, с которым он и познакомился ради Айгуль, становится в прошлом ее прадедом. Сам он, совершенно цивильный человек, оказался впутанным в сложные коммерческие игры, затеянными на границе между прошлым и настоящим, и на время превратился в боевика. В прошлом. Потом он вернулся в настоящее, женился на этой девочке, получил из прошлого приданное... И все это на стыке действительности и... И – чего? Фантазии? А как это можно назвать по-другому? Да и реальна ли действительность? А вдруг действительность – плод его фантазии? А как же Айгуль? Реальна ли она или?.. Может, это не Станислав Георгиевич сошел с ума, а он сам? Вот сейчас уснет и проснется в больничной палате с мягкими стенами... И Алексей Петрович испугался.
- Айгуль! – позвал он неожиданно охрипшим голосом.
Хлопнула дверь в ванной, и на пороге тихо возникла расточающая неземные ароматы Айгуль. Такая, как в Лунном кратере...
«Реальность или фантазия?» – снова подумал он, рассматривая явно засмущавшуюся под его взглядом Айгуль.
- Ты не сюр Айгуль? – спросил он. Она, не поднимая глаз, помотала головой. – Ты, действительно, Айгуль? – она кивнула. – Ну, тогда иди ко мне...
И Айгуль, выключив свет, упала ему на грудь.
Через два дня появились Иван с Костей. Слегка пьяные и очень оживленные.
- Петрович, дом – просто класс! А лошади – еще класснее, и все – с паспортами, с настоящими! – доложил Иван.
- По утригурским законам претензии по поводу новобрачной принимаются в течение трех дней после свадьбы, - честно проинформировал прадед Костя. – Готов принять рекламации и в случае необходимости предоставить замену.
Айгуль, как и положено молодой жене, смутилась и ушла на кухню готовить угощение.
- Теперь о деле, - посерьезнел Костя. – Какие-то ребята вчера пытались меня то ли убить, то ли выкрасть... Девчонка спала чутко и вовремя проснулась. Я, каюсь, был слегка пьян, расслабился, но ничего, справился. Взять пленных не удалось, но напугать мы их с Иваном напугали. Надеюсь, надолго.
- Петрович, все происходило как в том караван-сарае, только наоборот – нападали они, а мы защищались. Без всяких «Узи» - голыми руками, - глаза Ивана горели от возбуждения.
- Да, ребята, ворота пора закрывать... – помолчав, сказал Алексей Петрович. – Не знаю, как вас, а меня это начинает раздражать: там, в прошлом появляются «Узи», «Харлеи», здесь – разные шаманские штучки... Константин, что нужно, чтобы закрыть эти ворота?
- Раскопать десяток квадратных метров на месте кустов...
- И все?
- Ну, и убрать два горшка из-под кустов с... с неким минералом внутри.
- А что за минерал?
- Алексей Петрович, я вам полностью доверяю, но хотел бы, чтобы состав содержимого горшков остался моей профессиональной тайной. Помните про ядерную установку, которую можно соорудить из элементарно доступных предметов? Вот, эти кусты и есть что-то в этом роде.
- Мы с Иваном эту «установку» обнаружили, вы долго и безуспешно пытались выяснить, как она действует, а сейчас, оказывается, что она – ваше изобретение, - обиделся Алексей Петрович. – Костя, я устал от загадок.
- Верю и искренне сочувствую. А, кроме того, оберегая вас от лишних неприятностей, хочу, чтобы вашей самой главной загадкой оставалась Айгуль. Ну, еще – наука. Всю жизнь. А эти кусты пусть останутся моей загадкой. И не нужно ломать над ней голову. Я просто прошу помощи.
- Да помогу я, помогу. Просто хотелось бы знать перспективы, что ли...
Костя задумался, а потом рассмеялся:
- Или я невразумительно излагаю, или вы за эти два дня как следует расслабились. Я же сказал, ваши перспективы – Айгуль и карьера. Вот перспектива Ивана намного проще – лошади. Ученого из него не получится, а деловой хватки не занимать. У вас есть черная карасу, загляните в будущее. Недалеко. Среди вашего научного окружения Ивана вы не увидите. Нет его там, и все. Здесь ничего не поделаешь, судьбу не обманешь... Лошадей я ему дал, лошадей дивных, невиданных, пусть разводит. Пусть разводит честно. А этот портал – вне ваших перспектив. Да и вне моих, как оказалось... Проходной двор, а не портал.
- Вы не просто пророчествуете, вы установки раздаете, - Алексей Петрович начал потихоньку закипать.
- Это парадокс, всего на всего парадокс, но... Но я все-таки старше вас, и, если в моих словах вам видятся установки, то, во-первых, простите старика, а, во-вторых, заметьте, это установки на добро, - отшутился Костя. – А что, разве плохая перспектива? – он выразительно проводил взглядом Айгуль, которая как раз вышла из кухни, неся на подносе завтрак. – Алексей Петрович, вспомните наши философствования. Во многом мы тогда были правы, несмотря на молодость – и когда спорили здесь, за этим столом, и у меня в замке, когда я пытался давить вас своей благоприобретенной мудростью. Я просто напомню, к чему мы пришли: жизнь не просто вечна, жизнь – это вечное сегодня. Если хотите, это «Закон Двуглавой Змеи». Для вас вечное сегодня – это Айгуль, которую я родил, как в свое время Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, ну, и так далее... Вы с Айгуль – начало вечно замкнутого кольца, если, конечно, у кольца есть начало... Ну, да бог с ним, с кольцом. Вот кольцо – это моя перспектива. А в текущий момент ваша перспектива – помочь мне.
- Когда? – рассеянно спросил Алексей Петрович, засмотревшись на грациозные движения Айгуль, так повзрослевшей за эти два дня
- Чем быстрее, тем лучше, - Костя проследил за его взглядом и улыбнулся. – Хоть завтра. Вчерашнее нападение тому лишнее подтверждение. В отличие от вас, я человек свободный и в данный момент перспективный. Этот портал не первый и не последний...
- Завтра так завтра, - прервал начинавшийся очередной монолог Алексей Петрович.
- Ну, и отлично. Кстати, приданное осмотреть не соблаговолите?
Дорога в дачный поселок Алексею Петровичу была уже знакома. Миновали злополучный «дом с привидениями», точнее – «с сурами», свернули на боковую улицу и на берегу небольшого озера остановились возле уютного коттеджа, спрятанного за живой изгородью из вьющихся роз.
- Вот, владейте, - Костя развел руками. – Думаю, вам понравится. Тихо, уютно, но пару волкодавов я бы завел. Так, на первое время, на всякий случай... После вчерашнего инцидента я поставил вокруг дома энергетическую защиту, довольно мощную. Потом расскажу Айгуль, как ее поддерживать. Но собаки тоже не помешают.
Внутри дом оказался намного просторнее, чем можно было предположить, глядя на него снаружи. Пока Иван проводил для Айгуль экскурсию по светлым просторным комнатам, Алексей Петрович с Костей по каменным ступенькам спустились к озеру. Здесь, прогуливаясь под нежарким октябрьским солнцем, они и разработали план уничтожения портала. Вернее, уточнили отдельные детали плана, уже разработанного Костей. Объем земляных работ Константин, как и следовало ожидать от неспециалиста, явно завысил. Для выполнения задачи вполне хватало двух небольших шурфов. Костя настаивал на необходимости внешних эффектов, Алексей Петрович возражал.
- Ну, хорошо, на месте вы сами убедитесь, что ликвидация портала должна сопровождаться определенным набором фокусов. Чем больше их будет, чем ярче они будут, тем нагляднее засвидетельствуют тот факт, что портала больше нет, - убеждал он.
- Вы думаете, будут свидетели? – сомневался Алексей Петрович.
- Не думаю, знаю. А вы в этом убедитесь еще на пути к дюне.
- Неужели опять стрелять?
- Ну уж, нет! Это вы в девятом веке с автоматом в руках героем выглядели, а здесь, возьми вы в руки оружие, будете бандитом. Поэтому нам и потребуется нечто совершенно другое – не уголовное, а проникнутое мистикой, чем-то нереальным... А чем больше зрителей соберется, тем лучше. Сегодня позвоните Илье, осторожно намекните на конец лошадиной эпопеи, сообщите своему шефу, этому симпатичному, но уж очень болтливому старикану, что на следующий сезон возвращаетесь на могильник и что завтра поедете на дюну, чтобы осмотреться... А на могильнике, между нами говоря, еще можно копать и копать... Иван пусть языком почешет, это у него хорошо получается, пусть растрезвонит, кому надо и не надо, про поездку, короче, о нашем посещении дюны должно знать как можно больше людей.
- И как потом я им всем объясню ваши фейерверки, взрывы, солнечные затмения или что вы там планируете? Вы скроетесь в прошлом, а нам – принимать поздравления в настоящем.
- Не хотелось бы вам объяснить принципы действия НЛП – нейро-лингвистического программирования – вы их и сами знаете... К тому же я собираюсь обойтись без лингвистики, одним только «нейро». Просто яркая вспышка, одно воспоминание о которой будет вызывать у всех вольных или невольных наблюдателей панический ужас, приведет к небольшой амнезии и навсегда отобьет всякое желание приближаться к дюне и к вам.
- А как же мы, «вольные наблюдатели»?
- Вы отвернетесь.
- А вы?
- Для меня это будет эффектным фоном появления в первом веке до нашей эры.
Алексей Петрович даже не стал уточнять, почему Костя выбрал для новой жизни именно это время. Он был уверен, что получит обстоятельный ответ с изложением веских причин, корнями уходящих в Костино понимание науки и своего места в ней.
- Мы увидимся?
- Лет через пять. Ненадолго. С праправнучкой поиграть... Приютите?
- Что за вопрос?
- Ну и отлично! Пошли, нас уже ждут, - и они, обнявшись, направились к дому.
Костины прогнозы по поводу количества желающих вместе с ними «осмотреться» на дюне полностью оправдались: на лесной дороге их такси сопровождали три «Джипа» и две «Волги».
- Сколько человек ты вчера оповестил? – повернулся Алексей Петрович к Ивану.
- Пятерых.
- И я двоих...
- А я девчонкам рассказала, что следующим летом снова будем копать на дюне, - добавила Айгуль.
- Девчонкам – это хорошо. Сарафанное радио – это во все века круто! Сколько раз мне приходилось им пользоваться... – оживился Костя. – Подождите, мы еще не приехали. Наверняка, самые нетерпеливые уже на месте!
И он опять не ошибся.
Если бы не сугубо мужской состав компаний, расположившихся вдоль леса на клеенках, брезентах, просто на жухлой траве, расположившихся не просто так, а со стаканами в руках, то можно было бы смело предположить, что за то время, пока Алексей Петрович соблюдал им же установленное табу на раскопки могильника, дюна успела превратиться в излюбленное место отдыха горожан. Но компании состояли исключительно из мужчин. А мужчины делились на две категории: молодых, коротко стриженных, спортивного вида и пожилых, вида явно не спортивного, скорее наоборот.
Первой занервничала Айгуль.
- Господи, да их здесь с полсотни будет,.. – она встревожено озиралась по сторонам.
- Спокойно, - одернул ее Костя. – Зрители подойдут еще, а ты веди себя так, словно мы здесь одни, только не наступай ни на кого. И вспомни, что я тебе говорил.
- Слушай, Костя, позавчера ты разделался с пятью, хотя и был поддатый, - флегматично заметил Иван. – Сегодня ты трезвый, значить справишься с пятнадцатью, но их... их действительно, многовато.
Костя остановился перед кустами.
- Ну что, Алексей Петрович, начнем?
И они начали корчевать кусты. Иногда Алексей Петрович искоса посматривал по сторонам. За импровизированными столами остались явно выраженные боссы. Дельцы рангом пониже наблюдали за происходящим на дюне стоя. Основная же масса, стриженная братва, растянувшись цепью, медленно продвигалась в сторону их импровизированных раскопок. Между цепью и шурфами расположились Айгуль и Иван. Айгуль, нахмурив брови, о чем-то напряженно размышляла. Иван, засунув руки в карманы, внимательно рассматривал цепь братанов.
«Тоже, наверное, про свой «Узи» вспоминает», - подумал Алексей Петрович, но тут его лопата с характерным скрежетом зацепила горшок.
- Ну конечно! У меня ведь навыков поменьше... - пробормотал вспотевший Костя. – Вы с ним, пожалуйста, осторожней.
И Алексей Петрович очень бережно начал расчищать обычный утригурский горшок, заполненный... чем же он заполненный? Какой-то гравий необычного серебристого цвета. На изломах искрится...
- Не ломайте голову, Алексей Петрович, - Костя вытер рукавом мокрое лицо. – Если честно, я и сам не знаю, что это такое... Но работает! – Он снова налег на лопату. – Так! И у меня есть! Ваня, что там зрители?
- Почему-то на месте затоптались. Как будто в стену уперлись.
- Молодец, Айгуль, - Костя улыбнулся Алексею Петровичу. – Мне бы такую жену...
Братва, действительно, приостановила наступление и теперь блуждала вдоль невидимой преграды, словно в какой-то несуразной массовой пантомиме. Айгуль поднялась на ноги и развела руки в стороны, все так же сосредоточено глядя перед собой.
- Не надо, Айгуль, - Костя уделил пару секунд происходящему за пределами его шурфа. – Что ты потом будешь с ними делать? Зароешь? А на будущий год твой муж порадует научный мир новой археологической сенсацией? Давайте лучше прощаться...
Эту процедуру, несмотря на торжественность момента, преисполненного глубокого смысла, пришлось максимально сократить. Айгуль расслабилась, и братва снова полезла вперед.
- Ладно, ладно, ребята, сейчас они успокоятся. – Костя держал в каждой руке по горшку. – Тьфу! Петрович, замкни мне браслет, пожалуйста, я как-то совсем выпустил этот момент из виду... Ну, до встречи! Отвернитесь!
Алексей Петрович резко развернул Айгуль и Ивана лицом к продолжающему наступать противнику. Вот уже и пистолеты замелькали... Это самые сообразительные поняли, что наступает некая кульминация непонятного для них действа, и решили остановить лысоватого чудака с двумя глиняными горшками в руках.
А в это время за спиной Алексея Петровича что-то негромко хлопнуло, как будто разбилась упавшая тарелка, и яркое зарево, как от одновременно вспыхнувших сотен электросварок, осветило пацанов, их боссов, машины и опушку леса. Инстинктивно он рухнул на землю, увлекая за собой Айгуль с Иваном, и уткнулся лицом в колючую сухую траву. Но ни взрывной волны, ни жара от взрыва он не почувствовал. Выждав с минуту, все так же продолжая прижимать к земле своих ребят, он приподнял голову.
Враг позорно отступал. Они бежали не организованно, не к машинам, а в разные стороны. Бежали все – и пацаны, и боссы. Продираясь сквозь колючий кустарник, они оставляли на нем клочья одежды и собственной кожи. Алексей Петрович осторожно оглянулся. Небольшая дымящаяся воронка – и все. Портала больше нет. Нет и Кости.
Задергался Иван:
- Петрович, да отпусти ты!
Зашевелилась Айгуль:
- Отпусти! Я все лицо себе поколола...
Они уселись рядышком. Иван отплевывался:
- Травы полный рот... Ты хоть предупредил бы...
Айгуль поправляла прическу и внимательно смотрела вслед бегущим.
- Первые, наверное, уже до села добрались... Интересно, они до города будут бежать?
Сквозь кусты продирались последние из арьергарда. Самые толстые и неповоротливые.
- Да-а, - потянулся Алексей Петрович, здесь они уже точно не появятся...
- Батенька, что это вы в субботу на дюне вытворяли? – встретил его и Айгуль Василий Игнатьевич. – Я понимаю, медовый месяц, развлечения, фейерверки, но... Что вы там взрывали? Вспышку даже в селе видели... Вот и в газетах об этом пишут.
- Мы тоже воронку видели. Только какая же связь между нашей поездкой, воронкой и вспышкой? Мы же не пацаны какие-нибудь.
- А когда вы были на могильнике?
- После обеда.
- Ну, понятно, все это утром произошло... Вот, почитайте.
«Яркое зарево в полнеба... Звука взрыва никто не слышал... Брошенные машины... Паника среди отдыхающих... Никто толком ничего не может сказать... Потерпевшие не признают друг друга и свои машины... Врачи констатируют частичную амнезию... Силовые структуры в растерянности... Что же это было»?» – Алексей Петрович бросил газету на журнальный столик:
- И что же это было?
- Что было? Думал, вы на мине подорвались, вот, что это было! Звонил, звонил...
- Мы телефон отключили.
- А, ну да... – Василий Игнатьевич смутился. - Марш отдыхать! У вас законный отпуск... А знаете, - крикнул он уже вдогонку Алексею Петровичу, который, обняв Айгуль, шел по коридору. – Я все же рад, что вы вернулись на могильник, хоть и с таким сомнительным эффектом!
Эпилог,
в котором Алексей Петрович не видит себя, но,
несмотря на жару, чувствует себя превосходно.
Жара. Такого пекла в августе Алексей Петрович не помнил. Да и Василий Игнатьевич утверждает, что сорок пять градусов в тени – это неслыханно, это не только конец лета, это – конец цивилизации... Взять хотя бы шорты. На студентках он еще способен их воспринимать, особенно коротенькие, студенток он бы просто обязал их носить, но, когда очередная спутница жизни попыталась нарядить и его в это безобразие, правда, длинной до колен, он взбунтовался и окончательно уверовал в конец морали и конец света.
Алексей Петрович включил настольную лампу. Жалюзи в камералке закрыты, и это хоть как-то спасает от солнца. Ему нужно отобрать кое-какие документы, чтобы поработать дома в ночной прохладе, когда его девушки уснут, сначала Наташка, потом Айгуль, и в доме наступит тишина, нарушаемая только далеким лаем собак и плеском воды в озере.
Да, и «Религию протоболгар» нужно взять, когда еще пообещал приятелю Ивана, тоже фермеру-коневоду, да все забывается... Неудобно.
Алексей Петрович раскрыл книгу и вдруг все вспомнил.
«Да, Петрович, в датировке ты тогда промахнулся, - подумалось ему. – Десять лет! А на могильнике такой материал пошел, что вполне за пять лет с книжкой справился. Кто ж знал».
Он осторожно покосился на пифос, смутно угадывающийся в темном углу, но...
Но тут в коридоре послышались легкие шаги... Дверь распахнулась, и на пороге появилась Айгуль с Наташкой на руках. Из-за ее спины в камералку врываются волны света, и Айгуль видна лишь в виде темного изящного силуэта, обрамленного легким белым сарафаном.
Со света Айгуль плохо ориентируется в сумраке камералки и вглядывается в лабиринт стеллажей. Нет, его за пифосом, его из прошлого, она не разглядит.
- Леша, ты скоро? А то, мы с Наташкой уже заскучали... Смотри, если не выйдешь через десять минут, мы уедем без тебя. Да, хорошая моя?
Но непоседа Наташка уже вырвалась из ее рук и бежит к столу. Без папы она точно не уедет...
Все, за пифасом никого нет... Ему почему-то стало немного грустно, но он ловит Наташку в охапку, подхватывает книжку и спешит навстречу Айгуль.
- Поехали, поехали. Десять минут – и мы в озере!
Он обнимает Айгуль за прохладные, все так же по детски худенькие плечи, и, целуя в макушку, бросает взгляд в камералку – все ли выключил, все ли убрал?
На фоне жалюзи четко виден высокий сейф. Там, на одной из полок, в плоской коробочке, без всяких поясняющих надписей лежат биллоновые браслеты и карасу – и та, что в шариках, и та, что черная...