Яснозрение 2

    
     Информационночувственный поток (яснозрение) – явление, при котором человек получает информацию о содержании предмета по каким-либо чувственным ощущениям, явно не связанным с источником информации.


ПОИСК КНИГИ ПО ЕЕ СОДЕРЖАНИЮ
    
Врачу Ш. Карагулла понадобилась книга, которую она несколько лет назад видела в кабинете директора медицинского отделения Королевского Эдинбургского госпиталя психических и нервных расстройств. Но она не помнила название  книги. Чтобы отыскать необходимую ей книгу она попросила свою знакомую Кей попробовать отыскать ее во время визита к директору, используя свои уникальные способности.
«Я сказала Кей о книге и в какой стороне библиотечной стены ее,по всей видимости, можно было найти. Я стала беседовать с директором, а Кей беспрепятственно искала книгу.
Она прошлась вдоль шкафов, повернулась к нам спиной и начала лениво проводить пальцами вдоль книжных полок. Возле одной из полок она задержалась и вынула книгу. Небрежно полистав, она протянула книгу мне.
Эта была именно та книга, которую я искала.
Позднее я упросила Кей рассказать мне, как ей удалось найти нужную мне книгу опираясь только на приблизительное описание ее содержания. Она зафиксировала мое описание, затем фактически не глядя на книги она пробегала пальцами вдоль полок, пока не почувствовала покалывания в кончиках  пальцев, это она воспринимала как сигнал: «Искомое здесь».


РУКА КАК ИНФОРМАЦИОННЫЙ ЛОКАТОР
    
Майкл часто в обществе демонстрирует свою способность поиска предмета спрятанного в его отсутствие кем-либо из присутствующих. Когда он входит в комнату, то всегда безошибочно определят место ее нахождения без какой либо предварительной подсказки.
 Объясняя, каким образом он находит предмет в комнате, Майкл говорит, что он сосредоточивает свое сознание на предмете и протягивает свои руки. Он двигает кончиками пальцев в различных направлениях по комнате пока не получит чувство направления. Это что-то вроде колющего ощущения в кончиках пальцев, появляющееся, когда он отыщет правильное направление. Он следует за своими кончиками пальцев, ощущая определенное притяжение к предмету.
Другая его способность выражалась в том, что он мог, проводя рукой по какой-либо картинки с закрытыми глазами, определить ее информационное содержание, хотя не мог описать детали изображенные на ней.


ВОСТАНОВЛЕНИЕ ЗРЕНИЯ У СЛЕПЫХ ДЕТЕЙ

Из книги Равиля Исхакова «Зрение вне глаз».

Ребенок 11 лет с диагнозом «двухсторонняя полная атрофия зрительного нерва», то есть с полной врожденной слепотой без светоощущений.
После непродолжительного курса обучения, находясь в двух светонепроницаемых масках, из 6 предъявленных листов цветной бумаги 4 видов (красной, желтой, белой и синей), смог правильно назвать все цвета. При этом он, никогда не видевший все эти цвета, испытывал большие затруднения в объяснении того, почему он правильно называет эти цвета. Объединял их по совокупности очень тонких специфических ощущений, воспринимал белый цвет как гладкий и холодный, желтый - как лист дерева, красный - теплый лист, синий - темный.

Другой пример. Девочка 14 лет с врожденной слепотой без светоощущения в течение 11 попыток определения контрастных цветов (красного и белого), находясь в маске, смогла 11 раз подряд правильно назвать цвета. Она определяла разницу в цвете по контрасту, воспринимая красный цвет как темный, а белый как светлый.


ВСЕВИДЯЩАЯ ДЕВОЧКА

В 80-х годах XX века юная американка Маргарет Фус была очень известной личностью у себя на родине. За ней по пятам ходили толпы медицинских экспертов, пытавшихся объяснить феномен, а именно, способность Маргарет видеть, читать, играть, ходить, бегать с завязанными глазами.

Отцу Маргарет довольно часто приходилось наблюдать, как его дочка играет с друзьями в жмурки. Его уже тогда поразила ее способность с завязанными глазами ориентироваться на местности, удачно избегать столкновения с большими предметами и деревьями. На вопрос, как ей это удается, Маргарет заявила, что она просто все видит. Отец ей не поверил, он решил, что она подглядывает из-под повязки. Тогда он сам наложил повязку ей на глаза, но Маргарет продолжала видеть все вокруг, чем страшно заинтересовала отца.
Мистер Фус продемонстрировал удивительные способности дочери комиссии врачей-экспертов, заявив при этом, что способности Маргарет появились и укрепились благодаря своеобразной тренировке, что девочка полностью доверяла отцу и следовала его указаниям. Завязывая ей глаза, он убеждал дочь, что она сможет увидеть сквозь повязку даже самые мелкие предметы. Через 3 недели (!) девочка уже научилась различать наперсток, кусочек рафинада, иголку. Дальше - больше. Она научилась читать газету.
Была создана специальная медицинская комиссия для проверки не-обычных способностей Маргарет Фус. В тот памятный день 14-летняя Маргарет Фус вошла в кабинет, где ее ожидали 25 медицинских экспертов. Врачи с недоверием разглядывали, как им казалось, вполне нормальную здоровую девочку. Сначала ей задавали вопросы. Потом перешли к экспериментам.
Врачи завязывали Маргарет глаза. Сначала марлево-ватной повязкой, потом плотной тканью и, наконец, специальной изолентой, которую накладывали поверх повязки, чтобы полностью исключить возможность подглядывания. Маргарет с блеском выдержала все испытания. Она читала отрывки из книг, взятые наугад, статьи из газет и журналов, играла в шашки, безошибочно указывала цвета, точно называла все предметы, которые ей показывали врачи. Спустя 4 часа все 25 медицинских экспертов вынуждены были признать: да, Маргарет Фус видела все, хотя не должна была видеть ничего.


«ЗРЯЧИЙ» СЛЕПОЙ МАЛЬЧИК

В 60-е годы XX века в Шотландии произошел удивительный случай в клинике доктора Карла Кеннига, куда доставили четырехлетнего слепого мальчика. Через некоторое время после тренировок мальчик окреп, научился хорошо говорить, петь, декламировать стихи. Но сенсация заключалась в том, что через 2 месяца он мог свободно различать предметы, которые ему показывали в свете прожектора врачи. А через полгода практически без ошибок называл все, что находилось на расстоянии до 2 метров. Он прекрасно ориентировался в пространстве, мог без посторонней помощи ходить по клинике и гулять во внутреннем дворике, даже пытался играть в футбол.
Врачи были потрясены, как слепой ребенок сумел так быстро адаптироваться, приспособиться к окружающей жизни, они не понимали, какой орган заменял ему незрячие глаза. Наблюдение за ребенком, за тем, каких успехов он добивался каждый день, убедили специалистов в том, что мальчик видит кожей. Со временем кожное зрение позволило ему стать практически полноценным человеком. И этот «зрячий» слепой даже написал книгу, в которой рассказал о своей судьбе.


ВЕД МЕХТА

В три года Вед Мехта заболел менингитом и ослеп. Родители были в отчаянии, но вскоре они убедились, что слепота, как ни странно, не мешает их сыну. Он свободно ходил, играл со сверстниками. А когда подрос, гонял на велосипеде по многолюдным улицам Калькутты.
Уехав в США, он постоянно конфликтовал с администрацией колледжа, которая требовала, чтобы он, как и все слепые, ходил с белой тростью. Ему ежедневно приходилось доказывать, что он нисколько не нуждается в опеке. Кстати, самым веским аргументом стал его многодневный поход по северным штатам, в котором он обходился без посторонней помощи. А когда он самостоятельно проехал по всей Америке, даже заядлые скептики вынуждены были признать, что Вед Мехта вовсе не слепой, просто он видит не глазами, а каким-то другим, необычным способом. Каким?
Сам человек-феномен утверждал, будто бы он видит всем лицом, ко-жей всего лица. Вот только объяснить, как это у него получается, он не мог.


УЧЕНИКИ В.М. БРОННИКОВА

Вячеслав Михайлович Бронникова, еще в 1994 году сделал доклад, ошеломивший всех участников конференции. Он был тогда руководителем центра «Кортас». Он продемонстрировал способности обучаемых им детей.
На сцену вышли подростки в темных непрозрачных масках и стали вслух читать переданные из зала журналы и книги. Не верилось, что такое возможно. Некоторые скептики тут же принялись проверять повязки в надежде отыскать щели и уличить шарлатанов, но их усилия были тщетны. В перерыве участники конференции обступили Бронникова и его учеников. Всем желающим была предоставлена возможность ознакомиться с методиками этой удивительной школы.


ИССЛЕДОВАНИЕ ФЕНОМЕНА ИНФОРМАЦИОННОЧУВСТВЕННОГО ПОТОКА

Врач психиатрической лечебницы г.Тамбова А.Н. Ховрин подробно описал в период с 1892 - 1894 годы свои наблюдения над пациенткой Софьей М-вой, зрячей, но проявившей способность видеть без глаз. Больная М-ва, женщина 32-х лет, дочь дворянина, по профессии учительница. Вот сведения из истории ее болезни.
Она родилась болезненным ребенком, и с раннего детства отличалась крайней впечатлительностью. Уже с 6-летнего возраста обнаруживала неустойчивость душевного настроения: то была без причины весела, то вдруг делалась задумчивой, часто была капризна и раздражительна, выражала эксцентричность характера и т.д. Эти ненормальности появлялись как-то вдруг, приступами и далеко не соответствовали ее от природы доброму и мягкому характеру. Для матери было ясно, что ее дочь имеет какие-то странные припадки капризов и не мотивированных действий, и потому она смотрела на такие порывы дочери снисходительно. Также смотрели затем на странности девочки в институте, где она получила образование. Несмотря на постоянную болезненность, физическое развитие М-вой, однако, не задерживалось.
После перенесенного тифа, нервозность усилилась до степени истеричности: сердцебиение, общая слабость, головные и невралгические боли в различных частях тела стали обычным явлением. Весной нервозность усиливалась, возрастала анемия, появлялись бронхиты, она худела. Зима и осень, напротив, действовали на девочку благотворно. Несмотря на свою болезненность, М-ва училась хорошо, по успехам стояла в числе первых учениц; вообще наука давалась ей легко; все, что говорилось на лекциях, усваивала хорошо.
Этому способствовала одна особенность ее памяти: ей не нужно было употреблять для запоминания уроков больших усилий, страницы книги с ее строками представлялись ей при ответах так ясно, что она, как будто, видела их перед собой. Напротив, предметы, требовавшие отвлеченного мышления, давались ей уже с большим трудом и утомляли ее. Отмеченный тип зрительной памяти с возрастом у нее не пропадал.
На 26-м году ее жизни (1887 г.) болезнь вдруг приняла грозный характер, развившись в тяжелую форму истероэпилепсии. Необходимо отметить ее наследственность: мать страдала хроническим истерическим психозом, отец был алкоголиком.
В более здоровом состоянии М-ва способна была на ощупь весьма хорошо различать цвета, за исключением синего и зеленого, которые она постоянно путала, тогда как красный от зеленого и фиолетового отличала без труда. Но при усилении истерического состояния ахромотопсия развивалась по отношению ко всем цветам, тогда она знала только два цвета: светлый и темный. Обычным явлением было у больной появление в поле зрения различных световых и цветных кругов, искр перед глазами и т.д.
С помощью внушений у М-вой можно было вызвать дефекты или обострение памяти, положительные и отрицательные галлюцинации, изме-нять функции высших органов чувств и др. Но при всем том способность анализировать возникающие в ней ощущения и вообще способность самонаблюдений во время развития внушаемых идей у нее сохранялась, чем ее внушаемость и отличалась от внушаемости гипнотиков.
Имея над М-вой постоянное наблюдение, врачу невольно приходилось быть свидетелем довольно странных, но правдивых ее предугадываний.
Обратив внимание на эти факты, врач решил разобраться: был ли в основе этих фактов простой обман, свойственный истеричным, или что-либо правдивое. Он счел нужным не довольствоваться одним априорным отрицанием обнаруживаемой у М-вой способности, а проследить сущность са¬мого дела. Для этого, правда, пришлось потратить много труда и времени, но ведь все это, по меньшей мере, окупалось приобретением навыка и опытности к распознаванию действительных и мнимых психонервных проявлений истеричных людей. Другое соображение, заставившее врача обратить внимание на эти факты, следующее: несомненно известно, что истеричные действительно могут обладать способностью улавливания таких незначительных душевных аффективных состояний других лиц, которые ускользают от наблюдений здорового человека, почему их замечания и взгляды по отношению к поступкам некоторых лиц иногда отличаются крайней меткостью и правдивостью, что заставляет неопытных, доверчивых, особенно суеверных видеть в подобных больных людях личностей особенных, одаренных даром прорицания, предвидения и т.д.
В первый раз врач столкнулся с таким запутанным фактом, который невольно заставил его задуматься. В день наблюдаемого факта больная находилась в удовлетворительном состоянии, т.е. была свободна от постоянных ее невралгий, неприятного расположения духа, обычных регулярных истеричных припадков, равно как была свободна от всех своих мрачных мыслей и предчувствий, словом, чувствовала себя хорошо. После обеда ей принесли с почты письмо от одной из ее сестер.
За разговором она некоторое время вертела в руках письмо, намереваясь распечатать и прочитать после ухода врача. До той поры спокойная она вдруг сделалась сумрачной, стала плакать и заявила, что в письме сообщаются недобрые вести: маленький ребенок ее сестры умер, а сестра больна.
Действительно в письме сестра сообщала ей о смерти ребенка и о своей болезни. Конечно, этот факт предугадывания мог быть совершенно случайным совпадением, но совпадением, во всяком случае странным. На вопрос врача, почему она догадалась о содержании письма, больная сообщила, что при получении писем с ней бывает это весьма часто, и она наперед, не распечатывая конверта, сплошь и рядом предузнает их содержание и убеждена, что такое предчувствие должно существовать у многих, особенно, когда случается несчастье с кем-либо из близких.
Конечно, невольно родилось сомнение в действительности такого внезапного предугадывания: она могла, например, предварительно знать, что ребенок ее сестры был уже болен по каким-либо слухам, но, по-видимому, искреннее уверение больной, что она ничего подобного даже не могла подозревать, затем уверения всех окружающих, что у нее за все это время никто не был, и что она сама никуда не отлучалась из больницы, делало этот факт довольно странным. Это обстоятельство и послужило началом постановки опытов и наблюдений врачом, описания которых приведены ниже.

ПЕРВЫЙ ОПЫТ
После инцидента с письмом сестры М-вой, оставалось заняться проверкой этого факта и таким образом выяснить: могло ли быть в действительности что-либо в нем правдивое и заслуживающее внимания. Думалось, что если М-ва могла догадываться о содержании писем своих родных, не распечатывая конверта, то почему бы она не могла обнаружить и нечто подобное по отношению к закрытым письмам других лиц?
Первый опыт в этом направлении Ховрин провел 21 -го марта 1892 года в 8 часов вечера: он взял пол-листа почтовой бумаги, написал на нем фразу и, сложив его вчетверо, тщательно заклеил в обыкновенном почтовом конверте и предложил М-вой, не попытается ли она прочесть написанную в записке фразу.
После долгих отговорок она, однако, уступила настоятельным требованиям врача с убеждением и искренним заявлением, что все равно ничего не выйдет. Имея уже письмо в руках, она продолжала говорить о посторонних вещах, пришлось ей напомнить об опыте и просить сосредоточить, хотя бы немного, свое внимание на письме. Тогда она стала внимательно всматриваться в конверт, мяла его в руках между пальцами, как будто получала какие-то неясные осязательные ощущения, которые старалась определить. После двух-трех минут сосредоточенного прощупывания заявила, что ей кажется, что в записке есть слова: «Софья Александровна» и еще что-то, но она чувствует себя так утомленной, что не в состоянии, окончательно, дальше сосредоточивать свое внимание и отказывается в настоящую минуту от опыта.
Так как в записке действительно были написаны казавшиеся ей слова, то это невольно врача заинтересовало и потому уходя он сделал ей внушение, чтобы она постаралась узнать, что написано в записке, и завтра сообщила бы о результатах опыта.
На следующее утро, т.е. 22-го марта, она прислала ему конверт со следующей записью на его обратной стороне: «Софья Александровна, вы должны быть здорова». Именно эта фраза была написана в записке. Врач тщательно осмотрел конверт, даже в лупу не заметил никаких следов распечатывания. Просматривая конверт на свет, также нельзя было разобрать ни одного слова.
В тот же день при встрече М-ва сообщила, что вечером, после его ухода, она долго не могла отделаться от мысли, что должна прочитать текст записки. У нее прямо развилась сильная потребность взять письмо и узнать, что в нем написано. К счастью вокруг нее была невозмутимая тишина, и ничто не мешало ей сосредоточиться. Ей казалось, что ощущаются какие-то мелкие неровности, вроде букв, но какие определить не могла, а затем она как бы видела все слова, что она приписывала игре своей фантазии, однако, решилась написать на конверте казавшуюся ей фразу. Никогда она ничего подобного не проделывала, ей теперь самой интересно проверить, не было ли это отгадывание случайным совпадением случайно возникшей мысли с действительностью. Но при этом заявила, что сосредоточивать внимание, как она это делала при опыте, для нее очень трудно, вследствие этого сегодня чувствует головную боль и общую слабость.
Этот удачный пробный опыт заставлял невольно призадуматься над ним. Опытный врач хотел разобраться и четко определить: либо М-ва обладает необыкновенной способностью, либо тут кроется обман. Принимаясь за проверку спорного факта, опровергаемого наукой, ему предстояло быть особенно осторожным. Нельзя останавливаться на голословном предположении, так как не исключен обман. Решено было давать М-вой задачи в хорошо контролируемых конвертах, проводить тщательную экспертизу после отгадывания текста.

ВТОРОЙ ОПЫТ
Второй опыт при строгом контроле закрытого конверта опять дал положительный результат. На листе обыкновенной писчей бумаги был написан текст. Бумага была свернута вчетверо таким образом, что текст записки, вложенной в конверт, отделялся от поверхности пятью слоями бумаги так, что увидеть на свет никакие знаки было невозможно. Конверт был тщательно заклеен, поперек склеек были сделаны черными чернилами множество знаков толстыми и тонкими штрихами. Распечатать такой конверт путем отпаривания или отмачивания, не оставив видимых следов, невозможно.
М-вой было предложено прочесть текст письма в удобном для нее месте. Через пару часов она пришла к врачу с просьбой освободить ее от опыта, так как при попытках узнать содержимое у нее ничего не выходит. После осмотра письма, М-вой было предложено сделать попытку прочесть текст письма в присутствии врача.
Хотя и не охотно, М-ва принялась за отгадывание. Она стала конвульсивно перебирать конверт в руках между пальцами, иногда сильно мяла, так что приходилось ее останавливать из опасения, чтобы она не порвала письмо. Лицо приняло серьезное сосредоточенное выражение, временами заметны были сотрясательные движения плеч и глубокие вздохи, видимо она вся была углублена, чтобы уловить получаемые пальцами ощущения.
Каждое отгаданное ею слово произносилось вслух. Опыт продолжался более часа. Она написала следующую фразу:
«фельдшер М-в отравился морфием от любви к своей двоюродной сестре».
Эта фраза действительно совпадала с текстом записки, находившейся в конверте. Таким образом, врач имел уже два удачных пробных опыта.
По просьбе врача М-ва подробно описала свои ощущения о письме.
«Согласно вашему желанию постараюсь передать, как только могу, о всем том, что со мною делается, когда я занята отгадыванием писем. Когда получаю письмо с внушением прочесть его не распечатанным, то во мне сначала развивается непреодолимое желание противоречить, я сама не знаю, почему мне делается в это время нехорошо, как-то досадно, затем это сглаживается и заменяется противоположным состоянием: желанием, во что бы то ни стало, прочесть письмо. Иногда я долго остаюсь при одном этом желании или даже на некоторое время совершенно забываю о письме, но это бывает не надолго: желание выполнить задачу опять возобновляется с новой силой и доходит до того, что я ни о чем не могу думать кроме письма. В это время я страшно желаю иметь письмо при себе, без него я ничего не могу делать: оно всегда должно быть при мне. Когда развивается это страшное желание, тогда я чувствую потребность погрузиться в письмо, уйти в него. Мне страшно хочется остаться одной, чтобы не было ни звука, ни света, я в это время не могу выносить присутствие посторонних людей: они мешают сосредоточиваться, каждое их движение, даже дыхание - все мне мешает, злит меня. Присутствие людей, с которыми я свыклась, менее мешает мне. Хочется, чтобы все помогали мне уйти в себя. Во время такого состояния является желание, как можно крепче, сжать письмо в руках, или, лучше сказать, чтобы оно было ко мне, как можно, ближе, поэтому я часто мну письмо и даже является желание порвать его. Во время такого сильного напряжения я уже плохо сознаю, что происходит вокруг меня, и совершенно не могу себя сдерживать, как будто я ухожу сама в себя. Я не могу вам хорошо выразить, что со мною делается, только в голове остается что-то небольшое, полусон что ли, право, не могу вам сказать.
В это время у меня появляются очень короткие моменты, когда я вижу отдельные слова и так ясно, как будто они написаны предо мною, иногда эти моменты бывают более продолжительны, и тогда я успеваю улавливать целые фразы, вижу величину букв, почерк и другие подробности. Иногда же мне начинают казаться фантастические картины сначала не ясные, отрывочные, затем обрисовываются с такой ясностью, что они кажутся действительными. Как только слово или какая-либо картина определилась ясно, мое состояние напряжения сразу ослабевает, я прихожу в себя и чувствую усталость и потребность в отдыхе. Во лбу чувствую острую боль, как будто весь лоб и темя сжаты тисками. Потребность к такому углублению, как вам известно, развивается в один сеанс от 2-х до 5-ти раз, иногда только ограничивается одним приступом. Самое мучительное состояние для меня бывает тогда, когда я готова уже впасть в свое углубление, но почему-то оно как будто вдруг обрывается. Если сеанс ограничивается таким неполным сосредоточением, то я чувствую себя после этого очень дурно: делаюсь капризна, раз-дражительна, и дело часто кончается припадком; такого состояния я страшно боюсь, при мысли о нем я прихожу в ужас. Самое трудное для меня во всем отгадывании это улавливать форму слов, а остальные детали письма: почерк, цвет чернил, бумага даются мне легче. При других я редко могу сосредоточиваться так, как одна. Вы требуете от меня, чтобы я позволила себе демонстрировать перед другими, но что же мне делать, если при других не могу углубляться в письмо, мое сосредоточение как будто обрывается в то время, когда я готова впасть в забытье. Мысль, что за мной наблюдают, что на меня смотрят с предубеждением, как на фокусницу, не отстает от меня и постоянно развлекает. Впрочем, верит ли мне кто-либо или нет, для меня все равно, знаю, что эта способность для меня ни на что не нужна».
Приведем описание экспертизы трех писем.
Две такие экспертизы были помещены в журнале «Вопросы философии» (в разделе протоколов Петербургского общества экспериментальной медицины) за 1892 и 1893 годы. Любопытны подготовка письма и контроль конверта, описанные в протоколах общества 3-го ноября 1893 г.
После тщательного обсуждения вопроса, каким образом следует сде-лать опыт и скрыть написанное от ясновидящей М-вой, собрание единогласно остановилось на следующем способе, частью исполненном в самом собрании. Все 9 членов собрания написали каждый на листе почтовой бумаги небольшую в 2-3 строки фразу, так что эта фраза оставалась неизвестной для всех членов, исключая, разумеется, написавшего ее. Затем каждый обернул еще одним чистым листом, согнул пополам и вложил в небольшой стандартный конверт. Все конверты были положены в шляпу, из которой вице-президент Фишер вынул на удачу один конверт, а все остальные были сожжены. Бумажный конверт с неизвестным текстом был вложен в полотняный конверт чуть большего размера. Внутренний конверт был склеен с наружным и заделан четырьмя кнопками. На середине контролируемого пакета была наложена печать общества.
В Тамбов тщательно оформленная депеша была доставлена в деревянном ящике, обвязанном тонкой бичевкой, концы которой были припечатаны почтовой печатью к самому ящику. Посылку врач получил 9 ноября 1892 г.
В декабре М-ва передала на имя общества свое письмо с результатами своей работы над закрытым письмом в закрытом ящике. Она сообщила, что письмо написано на почтовой бумаге, бумага плотная и, кажется, с линейками. Написано черными чернилами, почерк средний. Число строк две с половиной или около того. Текст пока отказывалась сказать, но при этом было пояснение: «прошу общество не считать это за ясновидение, а только за первый период его, это кажущееся может несколько раз измениться, как это бывает при отгадывании каждого письма».
Это предварительное определение М-вой указанных деталей, как потом оказалось, приблизительно совпадало с действительностью.
Ящик с письмом был возвращен в Петербург, где тщательно обследован на предмет вскрытия и целостности конверта. Затем пакет был передан врачу Ховрину для дальнейших опытов с М-вой. В январе месяце он передал конверт М-вой на руки. Она часто производила отгадывание в его присутствии. Во время сеансов ужасно мяла письмо в руках между пальцами. Вскоре задача была решена вполне верно, на обратной стороне конверта М-ва написала:
«вот что я видела в письме: я уверен, что вы легко и свободно прочтете мое письмо, после этого будете чувствовать себя великолепно.
Петербург. Л.Г.Корчагин.
Написано на плотной бумаге без линеек, три с половиной строки, по-черк средний, довольно красивый».
Решенная М-вой задача немедленно была отправлена в Петербург на имя почетного члена медицинского общества А.Н. Аксакова. На заседании этого общества 3-го апреля 1893 г. пакет с конвертом был подвергнут экс-пертизе. Она вынесла следующее заключение: полотняная часть конверта совершенно цела, заделка наружного конверта металлическими кнопками не повреждена, а вскрыть и вновь запечатать его без следов не представляется возможным, конверты приклеены друг к другу. На основании этих данных повода для уличения М-ву в попытках к распечатыванию не оказалось. Собрание петербургского медицинского общества приняло следующее решение:
«Весьма вероятно, что факт ясновидения в этом случае был не под-дельным, а потому крайне желательно, чтобы опыты с М-вой были продолжены».

Приведем еще один опыт доктора Щелочилина, экспертиза которого отличалась остроумным фотохимическим контролем. Конверт с его заданием был довольно плотный, тщательно заклеенный и запечатанный по середине сургучной печатью.
Получив такой пакет для отгадывания, М-ва на следующий день при-несла ответ врачу и заявила, что слов не видит, но как только начинает со-средотачиваться, то ей представляется картина пожара, как будто горит какое-то здание: не то дом, не то что-то другое. Она видит здание только без крыши, с оконными переплетами, густой дым, огонь. Ей видится то яркий свет, как огонь, то он сменяется темнотой. Тут же видит забор, лестницы, быстро мелькающие фигуры людей, летают черные предметы, похожие на птицы. Она переживала, что видимая ею картина не будет соответствовать тексту задачи из-за ее фантазии. Но почему-то эта картина остается постоянной и другого ничего не появляется.
Вот экспертиза доктора Щелочилина.
«Для контроля опыта чтения писем в закрытом конверте, я взял светочувствительную фотографическую пластину. На ней написал фразу при желто-красном свете. Пленку поместил в два светонепроницаемых конверта и затем в обыкновенный бумажный конверт, залив печатями. Если бы конверт был вскрыт на одну сотую долю секунды, даже при лунном свете, пленка при обработке ее гидрохиноном почернела бы. Фраза была прочтена М-вой за исключением тех двух слов, которые на пленке были неясно написаны. После проявки пленки она осталась прозрачной: свет ее не коснулся. Значит, письмо не было распечатано. Думаю, что фраза была прочтена М-вой прощупыванием слов через конверт. На пленке было написано: «пожар, горит здание, страшно боюсь».

Экспертизы проводили не только врачи, но и люди других профессий. Студент Томского университета Лавров в своей экспертизе подал важную мысль:
«Вскрыть конверт, прочесть письмо, снова его вложить и подделать печать М-ва положительно не могла. Приходится сознаться, что она действительно обладает какой-то необъяснимой способностью читать закрытые письма и воображать очень рельефно (до степени галлюцинаций) картины, нарисованные в письме пером экспериментатора».
Сравним описание М-вой закрытого письма от Лаврова с текстом его записки.
Она написала на адресной стороне конверта:
«1893 г. июня 2-го. Большая проезжая дорога, как будто деревья по краям дороги, видно почтовый тарантас, в экипаже, как будто сидят 2 фигуры: один, мне кажется, старый мужчина, на нем надето что-то вроде шинели. Рядом сидит молодая женщина, в руках белый зонтик».
В его записке была написана фраза: «Большая проезжая дорога, обсаженная с обеих сторон деревьями. Вдали видны лошади, за ними экипаж - почтовый тарантас. В нем сидят двое пассажиров: старый мужчина в шинели и молодая женщина в легком летнем костюме с молочным белым зонтиком над головою».

М-ва обладала крайне интересной способностью различения путем осязания, без помощи глазного зрения, цветовых оттенков предметов.
Первый опыт по различению с помощью осязания цветовых оттенков врач произвел 17 октября 1892 г. Заранее были приготовлены моточки из шелковых ниток разного цвета. М-ва садилась на стул, а руки ее помещали под толстый плед, закрывавший ее тело от шеи до ниже колен. Экспериментатор становился за спиной испытуемой и давал ей под покрывало один из мотков. Все присутствовавшие имели возможность следить за движениями М-вой, так что уловка или какой-либо фокус при таком контроле был немыслим.
Для определения цвета она могла пользоваться только одним чувством осязания. Ощупывая данный ей предмет, М-ва видимо старалась сосредоточить свое внимание на своих осязательных ощущениях и в то же время пристально всматривалась в какую-либо белую поверхность, например, белую стену, на которой и начинал вырисовываться определенный цветовой оттенок сначала неясно, а потом все яс нее и яснее. Когда оттенок принимал на экране ясный определенный цвет, тогда она заявляла о цвете нитки.
Из этого опыта Ховрин делает вывод о том, что как будто осязательные нервы воспринимали цветовые лучи и передавал их каким-то путем сетчатке глаза, откуда они уже и проецирова лись наружу. Для успеха опыта требовалось одно важное обстоятельство: цвет пробы желательно брать близким к спектральному цвету.
Для выяснения причины явления Ховрин формулирует концептуаль-ный вопрос. Чем руководствуется отгадчица при определении осязанием цвета предмета, исключительно ли только грубыми, осязательными ощущениями, например, плотности, мягкости и др., возникающими от краски предмета, или М-ва способна была улавливать отражаемые предметами цветовые лучи благодаря присущим предметам термическим и химическим свойствам?
Казалось, что этот вопрос можно положительно решить, если доказать, что она способна различать цветовой спектр непосредственно без соприкосновения к предмету.
В одном опыте на пальцы руки направлялись лучи света, проходившие через цветные стекла. Держа руки за спиной, потирая пальцы друг о друга, М-ва всматривалась в какую-либо белую поверхность, при усиленном сосредоточении внимания получала в поле зрения, на экране, соответствующий цветовому лучу цветовой оттенок. В другом опыте цветные предметы заключались в стеклянную оболочку (пробирку). При такой постановке опыта для ощущения могли быть доступны только отраженные лучи цветного предмета. Этот опыт также дал положительный результат: М-ва путем осязания действительно способна была воспринимать цветовые лучи. Оставалось определить, пользовалась ли М-ва при выявлении осязанием цветовых лучей какими-либо термическими и химическими их свойствами, или такое определение цвета происходило каким-либо другим путем?
Для решения этого вопроса был придуман следующий опыт. В дере-вянном ящике с двух противоположных сторон были сделаны отверстия, одно из них было заделано белым прозрачным стеклом, а другое предназначено для помещения руки в полость ящика. Чтобы отгадчица не могла увидеть глазами цвет определяемых предметов, ящик покрывался светонепроницаемой тканью. Цветные пробные пластинки вставлялись под пологом в желобок к боковому стеклу снаружи ящика. Доступ света в ящик обеспечивался простым отгибанием края покрывала.
В этих экспериментах М-ва чувствовала разные ощущения от действия разных цветовых лучей. Менялась температура, а трение пальцев друг о друга вызывало у нее ощущения жесткости, вязкости, стягивания. Одновременно с этими кожными ощущениями возникали и зрительные цветовые, соответствующие пробным цветным пластинкам. Более определенные осязательные ощущения она получала от желтого, красного и синего лучей.
При действии желтого цвета она чувствовала теплоту, трение пальцами между собой давало ощущение мягкости.
Синий цвет производил в руке неприятное связывающее ощущение, в пальцах чувствовалась вяжущая жесткость, чувство теплоты пропадало.
Красный цвет давал ощущение между синим и желтым.
Фиолетовый и оранжевый давали менее определенные ощущения.
Ощущение от зеленого цвета было сходно с синим.
Эти опыты дали повод Ховрину задать следующий вопрос. Не пользуется ли М-ва при определении цвета путем осязания, без помощи зрения, бессознательным улавливанием каких-либо свойств цветовых лучей, способных действовать раздражающим образом на ее осязательные аппараты пальцев?
Однако, несмотря на реальность обнаруженных способностей у М-вой, факт превращения осязательных ощущений в зрительные оставался для врача крайне загадочным. Он изобретает следующий опыт.
Из пачки, состоящей из 7 листов белой чистой бумаги, один лист был помечен на оборотной стороне едва заметной точкой. Пригласив М-ву, врач положил перед ней контрольный лист и сделал ей внушение видеть на нем пятикопеечную монету, причем она не должна была никоим образом касаться контрольного листа руками. Она должна была получить понятие об этом листе только через зрение, а осязательные ощущения от этого листа, таким образом, не могли быть ей известны.
Когда М-ва заявила, что ясно видит на бумаге внушенную монету, контрольный лист был перемешан среди шести. После этого ей предложено было узнать контрольный лист между другими. При отгадывании не разрешалось ей касаться руками до листов, они все были разложены перед ней на столе. Испытуемая правильно определила контрольный лист, вторичный опыт также дал положительный результат.
Затем отгадчица положила руки на стол, их покрыли толстым пледом, под который поместили всю пачку с контрольным листом. Теперь она должна была руководствоваться при определении исключительно только одним осязанием. При прощупывании третьего листа она заявила, что на нем она ясно ощущает выпуклый кружок с неровностями на поверхности и получает ощущение, что как будто на него положена монета. Прощупав остальные листы, она не получила от них никакого осязательного ощущения. После этого листы снова были перемешаны и поданы под плед. Она снова получила ощущение монеты на контрольном листе. Данный опыт указывал, что внушенная М-вой зрительная галлюцинация осязательного характера вызвала последовательный осязательный галлюцинаторный образ, вполне соответствующий первоначально внушенному зрительному образу.
Для выявления превращения осязательной галлюцинации в зрительную, Ховрин делает обратный опыт. Убрав из пачки старый контрольный лист, помещает новый из пачки в шесть листов. Затем размещает ее руки и лист под плед, ей внушается осязательная галлюцинация так, чтобы она прощупала на этом листе ту же монету. Когда осязательная галлюцинация развилась довольно ясно, М-ва заявила, что осязает монету. Перемешав контрольный лист между другими пятью, врач стал поочередно показывать отгадчице один лист за другим, не позволяя прикасаться к бумаге, чтобы она определила зрением, на каком из них находится прощупанная ею монета. На первых четырех листах она ничего не видела, на пятом она ясно увидела изображение пятикопеечной монеты, на шестом листе тоже ничего не видела. Чтобы удостовериться в своих зрительных ощущениях, она просила снова перемешать все листы. При вторичном просмотре она увидела свою галлюцинацию опять на том же контрольном листе. Данный опыт указывал, что внушенная М-вой осязательная галлюцинация зрительного характера вызвала последовательный зрительный галлюцинаторный образ, вполне соответствующий первоначально внушенной осязательной галлюцинации.
Эти опыты указывают, каким образом у М-вой в гипнотическом состоянии чувство одного органа может вызывать адекватное чувство другого органа.

Способность М-вой различать вкус вещества, путем осязания, не пользуясь органом вкуса (языком) была проверена следующими опытами.
Были приготовлены внешне не различимые растворы (прозрачные, бесцветные, без запаха), но различимые по вкусу: сладкий, кислый, соленый, горький, вяжущий, металлический и т.д. Растворы брались средней концентрации, но дававшие определенные, ясные, интенсивные вкусовые ощущения. Смоченный в одном из этих растворов кусочек ваты или бумаги прикладывался к какой-либо части отгадчицы, например, на ладонь, предплечье, пальцы правой руки.
При приложении вкусового вещества к коже испытуемая начинала сильно сосредоточивать внимание на вкусовых ощущениях, у нее во рту начинало постепенно развиваться вкусовое ощущение сначала неопределенного характера, а затем постепенно получался определенный вкус. Интересно отметить и такой факт, когда развившееся таким образом вкусовое ощущение иногда не исчезало продолжительное время. Иными словами, не срабатывала способность забывания вкуса. Например, ощущение горького у нее оставалось дольше всех других вкусовых ощущений и даже заглушало способность языка различать вкус.
Повышенная различительная вкусовая способность М-вой видна еще из другого опыта. В одинаковые стаканы заливали из одного графина воду до определенного уровня. В отсутствии М-вой в один из стаканов помещали хорошо промытую золотую монету на несколько минут, затем вынимали из стакана с водой монету серебряной ложкой. Пригласив М-ву, ей предлагали определить по вкусу воды тот стакан, в котором побывала монета.
Попробовав сосредоточенно воду из всех стаканов, она безошибочно определила контрольный стакан. Для нее не представляло затруднений и такая ситуация, когда из контрольного стакана вода переливалась в другой стакан и заменялась чистой водой, она свободно отыскивала воду, в которой лежала монета.