СЕМЬ ЛЕТ В ТИБЕТЕ
Сердитые молодые люди.
Философы странного толка.
Посланники иного мира.
Буддисты, волхвы и не только.
Выкатились из карточной колоды.
Двадцать лет, а – НЕМЫЕ.
- Нет, это не мы НЕМЫ.
- Это наш век немой.
Повелитель стеклянной горы,
Мы ввязались в неравный бой.
Мы от ярости лбы разбили.
Но для нас не сыскалось могилы.
Семь лет в Тибете,
А мы как дети *4.
Сердитые молодые люди.
Пацифисты и меломаны.
Алкоголики и наркоманы.
От большого ума ваши беды.
Изучая санскрит и веды,
В двадцать семь лет, вы – СЛЕПЫ.
- Нет, это не мы СЛЕПЫ.
- Это наш Бог слепой.
Повелитель стеклянной горы,
Здесь каждый в душе герой.
И каждый получит в награду,
Руку принцессы жабы.
Семь лет в Тибете,
А мы как дети *4.
Сердитые молодые люди.
Психонавты, бродяги в пустыне.
Пациенты психиатрии.
Лоббисты кривого пространства.
Правители вы или слуги?
Тридцать лет, а вы – ГЛУХИ.
- Нет, это не мы ГЛУХИ.
- Это пролёт глухой.
Повелитель стеклянной горы,
Мы пытались идти за тобой.
Нам помогут покинуть чертог,
Только длинные острые когти.
ЖИРАФ В ОГНЕ
Жираф в огне, – сказали мне.
И не соврали. И правильно, что разбудили.
Огрели б лучше ломом по спине.
В сердцах воскликнул я: Что дети натворили!
И жёлтым галстуком я шею обвязал.
Табачным дымом выставил себя за двери.
Я ветром свою душу затерзал.
И мысли в голове воспламенили.
И безрассудно плыл по мостовой.
Увидел девушку, я, с жёлтыми цветами.
Букет в руках, казался мне бедой.
Жираф в огне, – прохожие кричали.
И вмиг затихло всё. И было не до слёз.
Я встрепенулся, понял, в чём тут дело.
В кармане не осталось папирос.
А мысли, словно вихрем завертело…
Кошмарный тлел погожий, ясный день.
И Солнце безысходно наблюдало:
Как с соком апельсиновым на дне,
В стакане, муха крыльями трепала.
Минуты её были сочтены.
Но насекомое тонуть не собиралось.
Жираф в огне, – вертелось в голове,
У мухи, что в стакане оказалась.
ЧЕЛОВЕК С БЕЛОЙ ТРОСТЬЮ
Каламбурит миры, временные изгибы.
Я смотрю на прохожих, в час смертной тоски.
Будет новая мода на рваные джинсы.
Человек с белой тростью, ненавидит дожди.
Он не видит лица. У него есть подруга.
Она с ним нежна. Её голос дрожит.
Он в душе фаталист, хоть и верует в чудо.
Человек с белой тростью, отбросок войны.
Утром больше причин, чтобы не застрелиться.
Ждём второго пришествия, поджимая кадык.
Ему хочется выпить, одеться и скрыться.
Человек с белой тростью, он же чей-то двойник.
Я узнал в нём Мисиму. Кто-то курит и злится.
Что зачитывал Бродский, низвергая Творца.
Пустота этих глаз, холод траурных мыслей.
Человек с белой тростью, у дверного глазка.
Он не выполз на свет, он исчез в пансионе.
Его красочный сон, иллюзорный канкан.
Он спустился в метро, – чёрный ящик Пандоры.
Человек с белой тростью, передёрнул стоп-кран.
Мимо нашей избы, перелётные птицы.
Не могу удержаться, умоляю не жди.
Будет новая мода на философа Ницше.
Человек с белой тростью, выпал из темноты.
БЕЗДНА
Электрический Бог, даруя спасение
Не дай нам, воскреснув вернуться домой.
Забываясь в метро, унося в подземелье
Приказ снять скафандры и ринуться в бой.
Даже во сне мы не ждём подкрепления.
В надежде пробить дыру в панцире зла.
Электрический Бог, падший ангел забвения
Срываешься в бездну. Но небо без дна.
Ты просишь, чтоб тебя оставили в покое.
В этом мире так много дерьма и позора.
Почему ты так решил, с чего это вдруг?
Твоё сердце остановится на несколько секунд.
И за эти секунды маленькой смерти,
Ты вспомнишь, что есть ещё где-то на свете,
Те люди, которым не хотелось бы жить.
Но они сумели свой страх победить.
Электрический Бог, нас терзают сомнения.
Мы в призрачной стае, безликой толпе.
Я хочу быть с тобой безрассудная стерва.
Злая рыжая девочка поймалась в петле.
Даже во сне мы не ждём просветления.
В надежде схватиться за провода.
Электрический Бог, падший ангел забвения
Срываешься в бездну. Но небо без дна.
Хочешь, заберёмся повыше на крышу.
Наши крылья на месте, мы даже в такт дышим.
Но есть раненные птицы, они не взлетят.
И вот мы за них совершаем обряд.
Жизнь это борьба, но есть и что-то другое.
Что-то важное, что-то родное.
Называй её Любовью, она к тебе придёт.
И разверзнутся тучи, и растает лёд.
ТУННЕЛЬНЫЙ СИНДРОМ
Пролетай над кукушкиным гнездом
Я увидел свой дом.
В котором все окна открыты.
И гоблины завсегда в нём.
Иллюзия в ржавом корыте.
Иллюзия в кружке пивной.
Мы будем уже на рассвете
Стоять со штыком за спиной.
У-у-у туннельный синдром.
У-у-у туннельный синдром.
Мир обезумел, танцуя танец с шестом.
Где мой призрачный дом?
В мире Яви, я лишний.
В мире Нави, я, просто, чужой.
Крик души несмолкаемой птицы.
Кончен лютый немыслимый бой.
Зверь рыдает, не в силах взмолиться.
Нищий шепчется нежно с Луной.
СПЯЩИЙ АНГЕЛ
Я просил дать ответ у икон, у святых.
Только кровь лишь сочилась из глаз их слепых.
Непомерная боль, вторит траурный миг.
Жалит тысячью жалами память.
В полночь, тайной тропой в сад дорога ведёт.
Там у склепа стоит лунный камень.
И одна, среди лилий, покорная плоть.
Её губы, как статуи мрамор.
Спящий Ангел. Мир тёмный и пустой.
Спящий Ангел. Но, я пришёл, нарушить твой покой.
Сердце спящей принцессы застыло в груди.
Мои слёзы не внемлют покою её.
Я губами коснусь её бледной щеки,
И легонько поправлю корону.
Я бы отдал Инкубу неземные дары,
Чтоб избавил от страха забвения.
Ты позволишь однажды тебя увести,
Тайной тропкой во времятресения.
Спящий Ангел. Мир тёмный и пустой.
Спящий Ангел. Но, я пришёл, нарушить твой покой.
Там услышу я вновь, ту волшебную песнь.
И не будет в толпе музыкантов.
Там мы будем одни. Я тебе подарю
Ожерелье из чёрных бриллиантов.
Я просил дать ответ у икон, у святых.
Только, словом их лики изранил.
В час, когда ты проснешься, я буду старик.
Не печалься беспечный мой ангел.
Спящий Ангел. Мир тёмный и пустой.
Спящий Ангел. Но, я пришёл, нарушить твой покой.
ПЕРЕУЛОК ЧУДЕС (ЭВЕРЕСТ)
Лезем в горы до самых небес.
Дух горы не оставит нам весть.
Ты мой друг, не хотел умирать,
Но что есть жизнь без чудес?!
В место снов – ядовитая спесь.
Ветер знает: он всё ещё здесь.
И на небе, есть Северный крест.
Ты идёшь, покупаешь билет в переулок чудес.
Ржавым солнцем, скатившись за Эверест.
Тянет в норы. – То путает бес.
Нам осталось уплыть до небес.
Мы входим в загадочный лес, переулок чудес.
Бог не выдаст, – свинья не съест.
Ветер знает: он всё ещё здесь.
И на небе, есть Северный крест.
Ты идёшь, покупаешь билет в переулок чудес.
Ржавым солнцем, скатившись за Эверест.
ИЗ НИРВАНЫ
Чёрная дыра в моей голове, черная дура.
Чёрная дыра в моей голове притаилась-уснула.
Тем, кто слышит голос трав, не страшны им тревоги.
Я скрываю этот дар, что дарован не многим.
Незримой пулей въехавшей в висок,
Сражённый голодом, бессонницей…
На вдохе, закрывая рот губами незнакомки.
Он вышел из Нирваны и шагнул за горизонт.
С фатальным замыслом сложил аккорды.
Задумал, как укрыться от погонь…
Залез под юбку к смерти, как чумной, без муки.
Поэт, визионер, пророк – он взвёл курок.
И сжались стены, слышавшие гранжа звуки.
Спи, я принимаю огонь на себя *4.
Чёрная дыра в моей голове, черная дура.
Чёрная дыра в моей голове притаилась-уснула.
Тем, кто слышит голос трав, не страшны им тревоги.
Я скрываю этот дар, что дарован не многим.
Кричал он на пределе сил, срывая гнев.
Как Рыба чувствует себя, без плавников, на суше.
Сгореть, чтобы не тлеть; вступить в "Клуб 27".
Дитя подвалов, спящий под мостом, известный случай.
Сиэтл. Силуэт с ружьём проник в его холодный дом.
Бой в летаргическом престранном сне. То, ад был сущий.
Радиостанция. Ночной эфир. В Нирвану погружает мир.
Мессия, мученик, кумир для миллионов невезучих.
Спи, я принимаю огонь на себя *4.
ГОРОДА
В этот светлый долгий путь, мы возьмём с собой трубу.
Мы возьмём с собой гитары, барабан.
Мы отправимся туда, где багровая заря,
Открывает перед нами города.
Города, где не бегут от минуты до секунд.
Где старик в ночи не греет свой стакан.
Так устроены дела, обнажённые тела,
Женские прикрасы без стыда.
Не нужны и доктора. Все здоровы как всегда.
Плещет родниковая вода.
Я хочу туда скорей. Психиатр будь добрей.
Не лечи меня, я Джек не Воробей.
СЕНТ-ЭКСЮПЕРИЙСКИЙ ПРИНЦ
Я – посторонний… я – чудачный клоун…
Я – уличный артист… я – антиглобалист…
Я – дикий сердцем… я почти раздвоен…
Я – сбитый лётчик, сент-экзюперийский принц.
Влюблён во всё, что только может сниться.
Её случайный взгляд и тонкий ум.
Я был с ней счастлив, как Хемингуэй в Париже.
Химеры, колокольный звон и грома шум.
Она вольна в своих мечтах и грёзах.
И неглижируя в ночи, так хороша.
Её душа прекрасна, её сон тревожит
Крик мандрагоры у обрядного костра.
Мы входим в тонкий мир. Мы будем вместе.
Прижмись к толпе. Гони бродячих псов.
Тореро стану вмиг я, бросившись на рельсы.
Ловя фантомы бороздящих время поездов.
31
По ящику пиарят: Элвис жив.
А я скрываюсь в ночь за Тирни Джин.
На перекрёстке остановит лимузин,
Ты не садись в него, без всех на то причин.
Причина может быть всего одна:
У лимузина не хватает колеса.
Какая же в провинции тоска.
У девушек голодные глаза.
Но так случилось, что в 31,
Из миллиона планов - выбрал ты один.
Добрался до висячего моста,
И выпил со жлобами... за Элвиса!
Тридцать один... Момент для покорения вершин.
Время триумфа для уверенных мужчин.
В волшебной лампе ждёт твоих желаний джин.
И где-то ждёт зарытый золота кувшин.
Твои друзья с тобой, ты не один.
Хороший это повод, блин...(!)
ЧЁРНЫЙ ЗВОНАРЬ
Когда прельщает звон монет
В наш век коварный и опасный,
Душой болеет человек,
Поверив в "разделяй и властвуй".
Сквозь тысячи вчерашних дней
Звонит звонарь в грозу и ветер.
В благословенный судный день,
Его набат суров и светел.
В разгаре тёмный карнавал.
Вдыхают черви воздух пыльный.
Им чудится, звонит звонарь
О гибельной, о буре дивной.
ВЕРВОЛЬФ
Щелчок-волчок. Расширился зрачок.
Ещё разок, и на крючок!
Есть выход, значит, есть и вход.
По-моему, здесь всё наоборот.
Куда бы мы с тобой не полетели…
У маковки сосны роятся феи.
Мы пасынки луны. Под звездождём
В лесных берлогах сны, как нить прядём.
И в трауре небесный звездочёт.
Любимая звезда любить устала.
Такая яркая, беспечная, озорная…
О, как она могла нарушить ход,
На сотни миллионов лет вперёд?
В дремучем логове без весточки пропасть.
Сорваться с неба, прямо в волчью пасть.
Пусть говорят: «От волка мало толка…
Звезда в лужённую его попала глотку…»
Мы в час ночной, взирая на луну,
Протяжным воем, разрываем тишину!
И не скулим мы, обращаясь за советом.
Луна не обожжёт пурпурным светом.
Мы волки, в неё просто влюблены!
На крыльях ночи, там, где слышен крик совы…
Мы топчем звёзды, водим хоровод.
Летим туда, где нас ни кто не ждёт…
БЕЛЫЙ ДЕНЬ
Белый день превратил нас в рабов.
И во мне умерла тишина.
Просыпаясь, я чувствую тяжесть оков.
Пробуждаясь от дикого сна.
И война за окном. Но мне хочется спать,
Что бы видеть тебя другой.
Я смотрю на небо, на серое небо.
Что в твоих глазах, и над моей головой.
Белый день закроет нам глаза.
А из глаз покатится слеза.
Белый день, пылающий огнём.
Белый день, белый день мы ждём.
Забудь о том, где твой дом.
В твоём доме пьёт ток тишина.
Белый день не вернешь. И останутся в нём
Летаргический сон и война.
И лишь душа, будет вечно покоя искать.
В волчьей стае найдёт свой покой.
Ты идёшь к ней на встречу, ничего не боясь.
А в глазах твоих блещет огонь.
Белый день закроет нам глаза.
А из глаз покатится слеза.
Белый день, пылающий огнём.
Белый день, белый день мы ждём.
ВОЛК И ВОРОН
Он парит, не чуя зла.
В небе страхам он не внемлет.
Ворон быстрая стрела.
Волк его догнать сумеет.
Позови, он прилетит.
В сердце зверь твоём проснётся.
Волк и ворон каждый миг,
Над тобою мчит и вьётся.
Стоит ночи пролить свет.
Стоит к снам лишь прикоснуться.
Слышишь вой, зришь лунный свет.
Острый взгляд к себе зовущий.
Крики фар, визг тормозов.
Вызов принят птицей… зверем.
Ты познал кураж ночной.
Страх тебе уже не ведам.
Словно пёс натянешь цепь.
И на выдох, – вырвешь сердце.
Небом проклятый вовек.
Ты завоешь, ты воскреснешь.
Волк и ворон в твоих снах.
Искушение изведай.
Если сам себе не раб, –
Волк и ворон движут следом.
СПУТНИЦА
Моё желанье сбудется.
Лишь ангел сорвётся с петель,
Брутальной наружности спутница –
Согреет мою постель.
Я выйду с зонтом на улицу.
Мне страшно впускать её в дом.
Так сладко она целуется
С раздвоенным языком.
Но стоит на миг зажмуриться,
Мне этот шорох знаком.
Брутальной наружности спутница
Махнёт на прощанье хвостом.
Я выйду с зонтом на улицу.
Мне страшно впускать её в дом.
Так сладко она целуется
С раздвоенным языком.
Не нужно взрывать мозг на части,
Лишь в сердце осиновый кол.
Серебряной пулей на счастье
Ужалив, свершит приговор.
День чествует в миг уязвлённых.
В толпе кто-то рыщет, как вор.
Ты должен забыть своё имя.
Укрывшись за крыльями штор.
СЮРРЕАЛИЗМ
Тараканы крадут порошок из карманов
У детей, которым нечего есть.
Толстомясый политик с телеэкранов
Превозносит войну, как благую весть.
Ничего не изменится в их головах.
Обещают похолодания в аду.
Мне осталось забыть, что я здесь делал.
Остановите поезд, я снова сойду…
Когда крысы покинут кельи церквей,
Когда причалят корабли дураков…
Я воскликну: О, Боже, это Сюрреализм.
И отправлюсь искать рыбаков...
Режиссёры снимают немое кино.
Мир оскалился, устал говорить.
Мы твердили ересь две тысячи лет.
А теперь невозможно забыть.
Кто наш сын? – Он IT-Евангелист.
Дочь – адепт секты "Карма Кагью".
Мне осталось забыть, что я здесь делал.
Зачем впустил в свою тень пустоту...
Когда разрушатся стены публичных домов
От удара инопланетных врагов.
Я открою дверь в мир Сюрреализма.
И отправлюсь без тени и слов…
ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ
Скомкал Любовь и выбросил в лужу,
Мрачный прохожий, скрывающийся от дождя.
А вскоре, проклял выстрелом душу.
Прицелившись в мушку из дверного глазка
Нет. Мне не жалко его, проходимца.
В шляпе сомбреро. Вот только беда…
Без шляпы он был господином Немо.
Наружностью, чем-то напоминал червяка.
Дамы в ответе за тех, кого приручили.
Вышколили пить пиво, стреляться, играть в дурака.
А в общем, всех тех, кто не находит причины,
Выползая под вечер из своего коробка.
Откуда берутся мрачные лица?
Они все из одного ларца.
Я мог бы узнать и не ошибиться.
При виде его, – человека дождя.
Никто из ниоткуда. Для кого Иуда.
Мрачный прохожий, скрывающийся от дождя.
Но всё, что мы знаем, это выброшенная в лужу,
Любовь, светившая ярче маяка.
Нет. Мне не жалко его, проходимца.
В шляпе сомбреро. Вот только беда…
Без шляпы он был господином Немо.
Наружностью, чем-то напоминал червяка.
КОНТРДАНС
Мои сказки-рассказки, смертельная скука.
Я выдумал сны о бальзаковской барышне.
Кто спал с этой, в красных домах, проституткой,
Закинувшись морфием, с кольтом за пазухой?
Им снились: Париж и чудные скульптуры.
Им снилась Любовь, что без милого маялась.
Одна у костра, душу грея на кладбище.
Танцуй рок-н-ролл, сумасшедшая странница.
Танцуй танец лешего, если почудилось.
В объятиях Морфея, их души состарились.
Проснувшись в бреду, от больничного шума,
Мои костыли в голове с этим справились.
Дикие сны, безмятежная скука...
Их смерть породила жестокий романс.
Я выколол килькам глаза от испуга.
Осенний на нерве звучал Контрданс.
Мои сказки-рассказки, смертельная скука.
Я выдумал сны о шекспировской барышне.
Кто спал с этой, в красных домах, проституткой,
Закинувшись водкой, с наганом за пазухой?
Им снились: берлоги и звери столичные.
Им снились: трамваи, Мастер и Маргарита.
Одна под забором душа горемычная.
Танцуй рок-н-ролл, Джульетта без грима.
Танцуй танец лешего, если почудилось.
В объятиях Морфея, их души состарились.
Проснувшись в бреду, от больничного шума,
Мои костыли в голове с этим справились.
Дикие сны, безмятежная скука…
Их смерть породила жестокий романс.
Я выколол килькам глаза от испуга.
Осенний на нерве звучал Контрданс.
РАБ НЕСБЫТОЧНЫХ СНОВ
Небо затмили стаи ворон.
Их крики повсюду, их тени кругом.
Не в силах ни кто, их остановить.
Любого готовы они превратить
В раба несбыточных снов.
Стеклянные взгляды пронзают насквозь.
Трофеи в награду, цвета ржавая кость.
Я вижу твой крест, из тысяч крестов.
Теперь и ты тоже - раб несбыточных снов.
Как холоден лёд в сжатой руке.
В сознании твоём нет места мечте.
И нет теперь силы в стеклянных глазах.
Она вся сгорела в несбыточных снах.
ВРЕМЯ ТЁМНЫХ БАШЕН
Мои друзья однажды скажут,
Про наши дни, что прежних краше:
«То было время Тёмных башен.
И время общего пути».
Остались в памяти те дни.
И нечего твердить об этом.
И наслаждаясь бабьим летом,
Пусть будут прокляты они.
Но проникая в мои сны,
Всё так же беззаботно пляшут,
Шаманы, возле Тёмных башен,
Что серых призраков полны.
Мои друзья, вы не мертвы.
Мы лишь немного постарели.
Айда на чёртовы качели!
Пойдем, погасим фонари.
На нашем небе две луны.
Во тьме с гримасами зависли,
Стрелки, как каменные сфинксы.
Стоим над пропастью во ржи.
У Тёмных башен мы одни.
Как жаль, что все мечты сгорели.
Мы рыжих дев теплом согрели.
Осталось потушить костры.
С КАМЕННОЙ ГРЯДКИ
Я поднял сувенир с каменной грядки
Страны под названием Грезия.
Говорят, что осколки камней брать на память,
Всё равно, что осколки разбитого сердца.
Но моё сердце давно уже было похищено.
Разбито и выброшено на каменоломне.
Принцесса, вы любите разбрасывать камни,
Как только ударите по сердцу молотом?
Я знал про другую такую принцессу,
К ногам её ссыпали золото.
Она позвала меня быть с нею рядом,
Когда замерзала от холода.
Принцесса взглянула, ну очень сурово.
Промолвив: И что здесь такого?
Любовь, это просто, такая забава.
Полюбишь, и я разобью его снова!
Без раздумий, я ей протянул своё сердце.
Новое, на осколки не перемолото.
Эта вещь, без Любви, до чего бесполезна.
Не вечное, хоть из чистого золота.
Не вечное, хоть из чистого золота.
Не вечное, хоть из чистого золота.
Не вечное, хоть из чистого золота.
Не вечное, хоть из чистого...
ВАСИЛИСКА
В бездну падал с вихрем звёзд во тьме.
В птичьих гнёздах бредил при луне.
Тщетно маялся любовь свою догнать.
Сколько раз не сосчитать.
В её сладком запредельном сне
Часовым стоял на пустыре.
По следам зверей и птиц её вели
Чудо-псы поводыри.
Божий промысел, в безверья час,
Век молился, головою тряс.
В полночь вздрагивал, - любимая не спи.
Правят бал шуликуны.
Машинист ночных печальных грёз
Поезда пуская под откос,
У оврага Василиску повстречал.
Хоть ослеп, – не осерчал.
БАТАЛЬОН
Тянет ко дну мёртвый город.
Дышит ветром, бросая в холод.
С затравленным зверем флиртует весна.
Дай мне, выплюнуть душу, дотянуть до утра.
Пересмешник наполнит смех безумием сна.
Но кто-то погасит в комнате свет.
Небо без звёзд, океан без дна.
Мой батальон – покровителей сна,
Вновь уплывает по пути в никуда.
Пелена на глазах. Небо звёзды уронит.
Тот, кто не спит, безжалостно стонет.
Услышав мой голос, оборви провода.
Зарастает тропинка к Богу не навсегда.
Тишина на погосте. Ты танцуешь одна.
Но кто-то погасит в комнате свет.
Небо без звёзд, океан без дна.
Мой батальон – покровителей сна,
Вновь уплывает по пути в никуда.
ГОРОДСКАЯ ЛИРИКА
Я городскую лирику, пишу кровью на теле гордо.
Мне с пониманием в глаза глядят псы этого города.
Стены моей спальни желты. Любовь со снайперским прицелом.
Больше не найти красоты в целом мире, в мире целом.
Здесь я один, – слепой поводырь.
На пиру один, – грустный клоун.
В плену один, – забытый связной.
Семь бед, – один в поле воин.
Я вывалился из гнезда, из городского сада.
Открыл на кухне кран, и потекла кислотная слюна-вата.
Пленников холодной луны, ангажируют в стерильный город.
Время «От Любви до Любви», провоцирует душевный холод.
ТАЙНА
Безобразно запутавшись в собственных мыслях.
Обречено задерганный, чьей-то слабой рукой.
Ты находишь себя, бессознательно слившись
С красным тонким изгибом черты роковой.
Столько дней и ночей проведя в одиночестве,
Ты загадку свою не открыл ни кому.
Есть ли смысл в туманном и давнем пророчестве?
Есть ли право душе оставаться в плену?
Меркнет свет под покровом таинственной тени.
Это высится над головою стена…
Ты любил так отчаянно, и в эти мгновения,
Ты открыл свою тайну: Будь свободна душа!
Птицу не удержать, – распахни же ей клетку.
Пусть летит высоко, за чужие моря…
Через год, как разряд электричества меткий,
В некрологах заметка: «Померкла звезда».
МЕЧТА
Та мечта, что меня манит,
Ходит в розовых очках.
В моих снах меня ласкает.
И блуждает в облаках.
Мы, смеясь, идем по краю.
Ждём, когда погаснет свет.
След к Потерянному раю, –
Путь Любви венчает смерть.
Как стрела, огонь пронзает.
В бездну падает мечта.
Бог всё видит. Он-то знает…
Кто не верит в чудеса?
Мы, смеясь, идем по краю.
И однажды, как во сне,
Рыжий клоун нам сыграет
На серебряной трубе.
МАНЕКЕНЫ
Глупые как тени, вечные как стены.
Веселей огня.
Разведя руками, стёклами глазами
Целятся в меня.
Тот, кто их придумал, никогда не думал:
Как у них дела?
Мы ведь так похожи, мы умеем тоже:
Быть как дважды два.
Кто разбудит всех манекенов
танцем у костра?
Кто разбудит всех манекенов
мёртвые глаза?
Только слёзы невидимки,
Засверкают словно льдинки.
На лице у них улыбки
Уничтожат нас с тобой.
ВЕЧНОСТЬ
Слепой в метель, идет дорогой верной.
Он был один, как одинок весь мир.
А твой опасен путь, здесь явно пахнет серой.
И не свернуть, не обогнуть.
Вечность ставит на круги своя.
Кто герой, а кто как ты да я.
Завис в Нирване, перешёл Рубикон.
Сделался Мессией, проглоти патрон.
На пустыре, на междолетье…
У серых скал, у берега реки…
Стоит слепой, у врат небесных.
Семи ветрам поёт свой гимн.
Был на Голгофе. По кабакам пел песни.
И видел корень зла. И человека суть.
Так в мир иной, шагнул слепой беспечно.
Он слышал звон. Он помнил свой маршрут.
МЁРТВЫЕ МАЯКИ
Мёртвые маяки в моих призрачных снах
Распалили костры, раззадорили ночь.
Мне скорей бы уплыть. Мне б узнать, да забыть
Как на стыке миров, тебя отыскать…
Мёртвые маяки в тёмных водах любви.
Просыпаюсь с надеждой на край света сбежать.
За кормою поют мёртвые моряки.
Их бы в землю зарыть, чтобы море унять.
СТАРИК И МОРЕ
Помнишь лето? – Я был одинок.
Я искал свой солнечный остров.
Утомлённый и сбившийся с ног,
Вверх взбирался на маковки сосен.
Взгляд впивался в кромешную мглу.
В предрассветную чудную проседь.
Путал бес, - филин взвыл на луну.
Я открыл дверь в Вечную осень.
Это был листопад диких снов.
По законам транзитного счастья
Люди в гнёздах клевали Любовь.
В глупых позах, с большим постоянством.
Я очнулся. Покинул чертог.
Рисовал на холсте твои косы.
О тебе позабыть я не мог.
Где моя Незабудка? – Льёт слёзы…
«Путь к свободе, - сказал мне Пророк,
Никому не давался без боя.
Не грусти, если ты одинок.
Верь в мечту, что оставил у моря».
35
В хрупком мире чванливых гоблинов,
за забором, блуждают демоны.
Выйдешь в осень, кто-то прочит,
ввинчивая в ноги скороходы-сапоги.
Молод был, где твои три десятины?
Плечи свесив, ты отвесил поклон им,
вот они, рок-н-ролльные, канули!
им не скучать,
и мне крепчать,
трезвым быть,
Буддой стать,
и врагу не желать,
если, ****ь,
тридцать пять.
СЕКРЕТ НЕВЕСТЫ
Секрет невесты, был очень прост.
Взрывной, как порох, ржавый, как гвоздь.
Я был на свадьбе другом жениха.
И вдруг заметил его рога.
Я выпил рома, исчезла дрожь.
Рожна какого, мне приплелось.
Секрет невесты, томных мук игла.
Теперь у друга растут рога.
Когда я пьяный, то прячьте нож.
Туфлю у невесты, украл, ну что ж…
Стало мне известно, нет на ней белья.
Какое тело, прикинул я.
Отец невесты, вдруг поднял тост.
Давайте выпьем, что бы всё сбылось.
Затем похлопал меня он по плечу.
Пойдем, друг, выйдем, я не шучу!
Сестра невесты была, страшна.
Процентов двести, она - доска.
Отец невесты, приставив к чреслам нож,
Сказал: отрежу, коль без неё уйдёшь…
Секрет невесты, был очень прост.
Взрывной, как порох, ржавый, как гвоздь.
Я был на свадьбе другом жениха.
И вдруг заметил его рога.
МЕРТВЫЙ ПАРТИЗАН
Мы идем по бездорожью от себя к себе.
Я иду по фильдеперсовой своей земле.
Путь мой будет долгим без вина.
Кто сказал, что нас погубит братская война.
Осень, водит дикий хоровод.
Ветер гонит сны мои в поход.
Призрачно воют, лес покрыл туман.
Ждет весны и нервно курит, мертвый партизан.
Я живу от встречи к встрече со своей судьбой.
Знаю, путь мой бесконечен. Плен – мой приговор.
Ты живучий, – говорил мне враг…
Пусть тебя спасает случай, жизнь твоя пустяк.
Ветер, вьюга водит хоровод.
Звери всюду, черт их разберет…
Вольных не судят; лес сегодня пьян.
Ждет весны и верит в чудо, мёртвый партизан.
КИТАЙСКИЙ ЛИС
Я был жесток с невестой, по утрам она рыдала.
Китайский лис пришёл ко мне, тогда, на разговор.
Хвостом ударил оземь, так, что крыша задрожала.
Лис передал мне лист бумаги, и ушёл.
Морочить, мучить и учить людей, так скучно.
Но встреча с лисом меня, словом, потрясла.
С тех пор, я перестал невесту вьючить,
И утро начинаю с чистого листа.
ЖИВИ-ЖИВОЕ
Чудовище Красного озера, живи-живое.
Нам эхоловы скажут: «Несси умерла».
Палеонтологи ответят: «Эко горе!
Два миллиона лет назад она жила».
И снова лодку поглотило море.
У водяного чёрта светятся рога.
Чудовищ нет! Спросите у любого…
Матрос молчит… Бармен, плесни ему ещё вина.
* * *
В наших снах, снаружи всех измерений, всё глубоко символично. И если абстрагироваться от реального течения времени, то поймёшь, что за последние сто лет, ничего заметно не изменилось. Начиная от лампочки Ильича, и заканчивая тем, что любовная лодка разбилась о быт.
В моём городе М. живёт Лиля Брик. Иногда, я, как истинный футурист, замечаю рыжеволосую, конопатую девушку, идущую по мостовой мне на встречу, держа в руках букетик с жёлтыми цветами. Это же Марго! А где Мастер?! В доме жёлтого сна… Сюрреализм на дворе…
В первый день осени, в Европе валит розовый снег. Скоро с неба посыплет кошками-собаками. Жираф устанет гореть в огне. А дети будут прибывать в диком восторге…
Если честно, МЫ – другие! Те, кто читает сны. Мне порой интересно общаться с собственным духом. В результате, вам нравиться читать мои стихи. Но, если вы, Полонская, настоящий эстет, возможно, вам захочется со мной переспать…
Бррросьте! Перестаньте сейчас же издеваться над поэтом. А иначе, я нарисую в альбоме окурком, рыбьи скулы вашего изумительного, изящного лица вам на память.
Я начинаю думать о том, что бы подарить себе к 30? Может Colt? – Точно знаю, сердце поэта не выдержит. Мы поэты, слишком чувственные люди. А вы, Лиля, очень красивы в своём вечернем убранстве, со старомодной причёской…
из поэтически-философских размышлений Владимира Маяковского I/IХ/2017/