Будто вор, кралось солнце, ступая лучами по черепице крыш, по золоту флюгеров и зелени деревьев. Данте проснулся на берегу реки от шума, неясного, едва различимого — где-то кричали птицы и ржала лошадь. Неужто опять жандармы? На миг он испугался, но неведомая сила, противореча разуму, твердила: надо идти на звуки.
— Салазар, — шепнул Данте. — Салазар, что мне делать?
— Иди туда. Если спасёшь одну жизнь, не пожалеешь долгие годы, — заинтриговал его Салазар.
И Данте послушался. Немного пробежав вперёд, выбрался из кустов мимозы и увидел всадника — мужчину-гаучо. Голову его венчала шляпа с плоской тульёй, пояс-фаха дополнял кинжал. Гарцевал он на лошади изабелловой [1] масти; на боку её висели лассо и тушки мёртвых тропических птиц. В руках гаучо держал длинную бамбуковую трубку и стрелы — тонкие и лёгкие, вырезанные из жилок листа пальмы [2].
Отравленные стрелы! Этот человек — охотник за птицами! А Данте любил животных, ненавидя тех, кто их мучил. Иногда гаучо, свободные погонщики скота, ради наживы ловили диких мустангов; убивая кабанов и быков, сдавали их на мясо; снимали шкуры с нутрий, шиншилл и лис; уничтожали красивых тропических птиц, чтобы пустить их перья и тушки на отделку нарядов богачей.
И Данте рванул к всаднику. Тот, заправив стрелу в бамбуковую трубку, натянул тетиву и дунул внутрь трубки. Бесшумно взлетела стрела. Пыхххх! Зелёный луч вырвался из пальцев Данте, разломив стрелу напополам. Удивительной красоты птица, чёрная, с алыми кончиками крыльев, выпорхнула из-под носа. Но далеко не улетела — сев на дерево, вылупилась на Данте круглыми глазами-бусинами.
— Отчего стрела сломалась? — непонимающе пробормотал охотник.
— А зачем вы убиваете птиц?! Нельзя их убивать! Вообще нельзя убивать животных! Это мерзко! — крикнул Данте.
Гаучо перевёл взгляд на мальчика.
— И я раньше так думал, — вздохнул он. — Но когда стоит выбор: дать умереть ребёнку от голода или убить птицу, чтобы продать шляпникам её перья и купить еды, убеждения меняются. Для меня выбор очевиден.
— Для меня тоже, — глухо ответил Данте. — Я бы никогда не убил животное. Это принцип.
— По-твоему лучше убить человека?
— Именно. Людей мне не жалко.
— И ребёнка?
— Тем более! Злее одного ребёнка может быть только куча детей. И разве меня хоть кто-то жалеет? — голос Данте осип, и глаза — яркие сапфиры — накрыла мгла. — Если будут одновременно умирать животное и человек, я спасу животное. Ясно вам? А убивать птиц из-за перьев — это варварство!
Спрыгнув на землю, охотник подошёл к мальчику.
— Ты откуда такой взялся? — его голубые глаза вызывали в Данте протест — гаучо пялился на него, как на куклу в витрине.
— Ниоткуда. Гулял по лесу, услышал шум и пришёл. И правильно сделал. Спас от вас хотя бы одну птицу, — процедил он злобно.
Птица так и сидела поблизости, вращая головой и топорща перья.
— Почему ты так ненавидишь людей?
— Они все твари! — убеждённо заявил Данте, дьяволята в его глазах танцевали свой жестокий танец.
— Но есть и хорошие люди.
— Я не встречал.
— Совсем-совсем?
— Совсем, — и покраснел. Наврал. Единственный хороший человек — Эстелла. — А вы? Вы — убийца невинных животных — тоже считаете себя хорошим?
— Эмм… я не смогу ответить на этот вопрос, — загрустил охотник. — Двенадцать лет назад я убивал людей на войне. Теперь убиваю животных. При всяком раскладе я — убийца. Но и для убийства бывают свои причины.
— По-вашему у людей есть причины быть плохими?
— И плохими, и хорошими. На всё есть свои причины.
Данте прищурил глаза.
— Вы сумасшедший.
— Может быть. А как тебя зовут?
— Вам-то какое дело?
— Зачем же грубить? Мы беседуем, и я хочу знать твоё имя.
— Данте.
— Данте… Редкое имя. Я — Гаспар.
— Угу.
Разведя костёр, Гаспар поджарил на вертеле двух куропаток, чьи тушки висели на боку его лошади. Данте сначала отказался есть убитую птицу, но желудок его, в конце концов, взбунтовался, и мальчик вгрызся в дичь с аппетитом.
— Ну вот, когда наступает голод, любовь к животным летит в тартарары, правда? — улыбнулся Гаспар. Сняв шляпу, бросил её на землю.
— Одно дело убить птицу, чтобы не умереть с голоду, и другое — чтобы продать её на наряды богатеев. Это отвратительно! — пробурчал Данте.
Гаспар взлохматил белокурую шевелюру.
— В чём-то ты прав. Но за перья тропических птиц много платят, этот товар отправляют даже в Европу. А из тушек делают чучела на шляпы. Мне же надо кормить семью. Мы бедные, у нас нет плантаций и пастбищ. Мы живём на деньги, которые я зарабатываю охотой. Может, это и отвратительно, но всяко лучше, чем быть вором или контрабандистом. А наниматься батраком к злобным хозяевам — это унижение для человека, жизнь которого — вольный ветер.
— Это лучше, чем воровать, — согласился Данте. — Ненавижу воров! И никогда не возьму чужого. Это тоже принцип. Я всегда хотел стать гаучо, — в его тоне скользнула печаль, — но убивать животных не могу. Они — мои друзья. А как вы стали гаучо?
Улыбка тронула губы Гаспара.
— Я родился в семье идальго. Мы были богаты, но отец проиграл всё состояние в карты. И умер от разрыва сердца. Мне пришлось идти в армию наёмником, чтобы прокормить маму и сестру. Так я стал карабинером. Потом мама и сестра заболели чёрной оспой и умерли. Я женился, у меня родились… эээ… родился сын. А позже я отправился в Рио-Гранде-де-Сан-Педро на войну с португальцами. Там меня ранили, лечили в госпитале и отпустили домой. Больной солдат — уже не солдат, он никому не нужен. Так я вернулся к своей семье. Мы долго скитались и однажды познакомились с несколькими гаучо. Так и остались жить в их посёлке. Выпасом скота они теперь занимаются редко. Хозяевам невыгодно нанимать свободных гаучо за деньги, ведь у них есть батраки, что работают в счёт долга и за еду. А мы зарабатываем, перегоняя стада с места на место. Отлавливаем диких лошадей, быков, овец и коз, лис и волков, нутрий и шиншилл, иногда крокодилов, попугаев и других птиц. Этим и живём.
— Я тоже пас овец, — просто сказал Данте.
— Вот как? Где же?
— В эстансии «Ла Пиранья», тут неподалёку. Её хозяин — Сильвио Бильосо, — от этого имени Данте сморщился.
— А где твои родители?
— Не знаю. Я никогда их не видел. Они меня бросили. У меня был приёмный отец. Он был хороший, но он умер.
— А сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Моему сыну тринадцать. А почему ты в синяках? — указал Гаспар на руки мальчика. — И что здесь делаешь в эдакую рань?
— А я сбежал! — выдал Данте. Гаучо производил на него доброе впечатление. — Меня там бьют. А в последний раз это чудовище Сильвио запер меня в подвале. А там были крысы, во-от такие, — Данте растопырил руки, показывая крысу размером с кошку. — Вот я и сбежал. Ненавижу крыс! И Сильвио ненавижу! Сука! — мальчик сплюнул.
— А хочешь пойти ко мне в гости? — через минуту задумчивости предложил Гаспар. — Увидишь посёлок, мой дом, моих сына и жену.
— А меня там не будут обзывать?
— Конечно нет.
— Тогда я согласен!
Усадив Данте в седло, Гаспар примостился сзади. Долго лошадиные копыта тонули в траве, нарушая тихий мир сельвы. А сопровождали всадников лёгкий бриз и чёрная птица с алыми кончиками крыльев. Летела и летела она следом, рисуя в воздухе мёртвые петли.
Путь оказался неблизким, но Данте любил ездить верхом. Душа его — птица мятежная, свободная, ищущая свой мир, что, расправив крылья, парит в вышине. Данте вспомнил о Ветре — своём дымчатом коне, которого любил безмерно. Ветра подарил ему Мендига, когда мальчику исполнилось шесть лет. Теперь он остался у Сильвио. Надо забрать его. Или украсть. Данте был противником воровства, но Ветер принадлежал ему, был настоящим и единственным его другом. Это предательство — трястись над своей шкурой, бросив друга в лапах врага. Он заберёт Ветра, заберёт непременно!
Наконец, всадники проехали деревянную табличку с названием «Лас Бестиас» [3]. Позади остался и кабачок «Кентавры», где сгрудились мужчины и женщины, одетые в кожаные чирипас, пончо всех цветов радуги и сапоги со шпорами; с красными платками-паньюэло на шеях и кинжалами в кушаках. На углях, распространяя дурманящий аромат, шкворчало мясо. А Данте смотрел во все глаза, открыв рот и едва не сворачивая шею. Это был новый мир, его мечта. Данте всегда хотел стать гаучо, они казались ему воплощением достоинства и свободы.
На пути выросли и жилые дома, низкие и деревянные, похожие друг на друга. Неподалёку паслись коровы и лошади. На заборах висело разноцветное белье, а женщины в широких юбках, заткнутых за бёдра, кормили гусей, пели, громко обсуждали новости или нянчили детей.
Спешились Данте и Гаспар у домика, на ограде которого висели шкуры, рубахи, панталоны и чепчики. По двору важно шагали индюки, а в луже возилось свинячье семейство: мама-хрюша и четыре поросёнка.
— Тут я и живу. Проходи, — сказал Гаспар, отворяя дверь.
Данте робко зашёл. Домик, и внутри деревянный, выглядел чистенько.
— Дорогая, привет! — крикнул Гаспар. — Со мной гость.
Из-за ракушечной занавеси показалась женщина. Молодая и пухленькая, одетая в серое домотканое платье и цветастый фартук, она улыбалась широко, но (как привиделось Данте) неестественно. Руки её до локтей были перепачканы в муке.
— Это моя жена Каролина, — объяснил Гаспар. — А это Данте.
— Входи, золотце, — голос Каролины звучал нежно, певуче, словно убаюкивал. — А я тут пироги затеяла.
— Милая, а где Клементе?
— Во дворе бегает.
— Клементе — мой сын, я тебе говорил о нём, — с улыбкой напомнил Гаспар. — Ему тринадцать. Думаю, вы подружитесь.
Данте многозначительно повёл бровью — стрелой, летящей резко вверх. Друзей он не имел и сомневался, что они объявятся. Хотя была Эстелла — единственная, с кем не расставался бы он никогда. Воспоминания о девочке, что всколыхнула его недоверчивость, камнем легли на сердце. И Данте поёжился, отгоняя меланхолию.
— Надо Клема поискать, хочу вас познакомить, — выйдя во двор, Гаспар зычно гаркнул: — Клем! Клем, ты где?!
А Данте, сдвинув ракушечную занавесь, оказался в кухне — небольшой, но светлой. Вполголоса напевая песенку, Каролина месила тесто. Данте она напомнила Руфину, не будучи ни капли схожа с ней. Да, по Руфине он тоскует!
— Что с тобой, детка? Ты грустный, — констатировала факт Каролина.
— Не грустный, нормальный. Я не веселюсь на людях. Когда дети играют и кричат, они всем мешают. Взрослых бесит шум. Я это понимаю, я тоже ненавижу ор и шум, — Данте мрачно изучал обстановку. А Каролина головой качала, слушая взрослые рассуждения мальчика.
Дом был небольшой, но уютный, благодаря самотканым циновкам, отделке из бамбука и кожи, мягким диванам и креслам. В окна врывались потоки ветра — жизнелюбивого дыхания деревни.
Зашелестели ракушки. Вошли Гаспар и светловолосый мальчик, рослый и симпатичный.
— Это Клементе, — представил Гаспар. — А это Данте.
— Привет, я Клем! — выпалил мальчишка, смело протянув руку. Данте пожал её. — Папа рассказал мне о знакомстве с тобой. Значит, ты — спаситель животных? Обожаю людей с прибабахом!
— Я не с прибабахом! — мигом взъелся Данте.
— Да ладно, не злись, я тоже с прибабахом. Мы найдём общий язык, вот увидишь.
Данте невольно улыбнулся. Клем был непосредственным и не вызывал антипатии.
— Мама готовит — пальчики оближешь, — протараторил он. — А пока ждём еды, прошли-ка во двор. На кусте птица сидит, такая странная. Никогда такую не видал!
Когда дети вышли, Каролина задала резонный вопрос:
— Гаспар, а что происходит? Что это за мальчик?
— Нормальный мальчик, — успокоил тот, чмокнув жену в губы. — Родственник Сильвио Бильосо. Ну знаешь, хозяин «Ла Пираньи»? Всем известный тиран. Пацан говорит, что его бьют нещадно, даже запирают в подвале. Он весь в синяках, убежал и гулял по лесу. Помешал мне застрелить одну птицу. Мне жаль его стало, вот я и привёл его.
— Сбежал, говоришь? Ох, Гаспар, Гаспар! Ты со своим благородством загубишь нас всех! — покачала головой Каролина. — Сильвио Бильосо — настоящий зверь. Однажды забил батрака цепью до смерти. Если беглеца найдут у нас, проблем не миновать.
— Вообще-то мне тут подумалось… Может, нам взять мальчишку к себе? Они так поладили с Клементе…
— Гаспар, ты в своём уме?! Он беглый! И мы плохо его знаем. Брать в дом чужого ребёнка, кормить лишний рот… Я против!
— Ты меня знаешь, дорогая, я за равноправие в семье. Но в данном случае, если ты будешь упираться, я воспользуюсь статусом мужа и приму решение сам. И тебе придётся его уважать. Я хочу, чтобы Данте остался с нами!
В эту секунду мальчики любовались на птицу, чёрную, с алыми кончиками крыльев, что сидела на акации.
— Эта та, которую твой отец чуть не убил, — сказал Данте.
— Ничего себе! А почему она прилетела сюда?
— Не знаю.
— Ты ей понравился! — заключил Клем восторженно. — Ты её спас, и она увязалась за тобой.
Подходя к кусту, Данте не сомневался — птица дикая и не подпустит его. Но она не выказывала агрессии. Склонив голову на бок, таращила глазки — чёрные жемчужины. Перья сверкали на солнце, а роскошный хвост горел пламенем заката.
— Какая ты красивая, — тихо выговорил мальчик. — Я хочу с тобой познакомиться. Меня зовут Данте, — он ласково погладил её по грудке — птица не возражала. — Зачем ты сюда прилетела? Хочешь остаться со мной? Не бойся, я тебя не обижу.
Когда птица потянулась к руке мальчика, Клементе ойкнул, но она лишь потёрлась клювом о ладонь Данте, издав низкий горловой звук — бульканье.
— Ничего себе! Ты и вправду ей понравился! — подпрыгнул на месте Клем. — Папа, мама, глядите, эта птица влюбилась в Данте! — добавил он, когда из дома вышли Гаспар и Каролина, а Данте усадил птицу на руку.
— Она не выклюет тебе глаза, детка? — взволновалась Каролина.
— Нет, — убеждённо сказал он, птица взгромоздилась на его плечо. — Мы с ней друзья. Я возьму её себе.
— Тогда идёмте есть, а то обед простынет, — улыбнулась Каролина. — И птицу накормить надо. Что они едят?
— Это тропическая птица, значит, она ест фрукты, — ответил Данте.
— А как ты назовёшь её? — полюбопытничал Клем.
— Ммм… Янгус. Это имя принцессы из одной книги.
Кулинарные способности Каролины были на высоте — запах от еды шёл умопомрачительный. Данте поначалу стеснялся, но голод пересилил всё, и он взялся набивать рот тушёной рыбой и пирожками с капустой и курицей. Янгус облюбовала спинку стула. Держа лапой манго, уплетала его и выбрасывала кожуру на пол. Данте окончательно завоевал её доверие, протянув воду в стакане, куда птица радостно погрузила клюв.
— Что же ты такой лохматый? Надо бы тебя причесать. Да и одежда грязная у тебя, — вздохнула Каролина, когда с трапезой было покончено.
— Ещё бы! Я ж в подвале сидел с крысами!
— Тогда ступай мыться. Я сейчас воды нагрею. А Клементе даст тебе что-то из одежды.
— Вы хотите, чтобы я остался у вас? — изумился Данте.
— А ты не хочешь? — спросил его Гаспар.
— Ну… вы хорошие и я бы остался, — опустил Данте ресницы. — Только это невозможно. Меня всё равно найдут.
— Мы хотим тебе помочь, — Гаспар тронул мальчика за плечо. — С тобой жестоко обращаются, и надо остановить этих людей.
— Да ничего им не будет, — вытер Данте нос рукавом. — Они считают себя божествами, а я им мешаю. Если заявить на них жандармам, ну придут к ним, погрозят. И всё. Сильвио же богатей и злыдень, люди его боятся, а жандармов он купит. Лучше я пойду в другое место. А то ещё сюда придут и скажут, что вы меня похитили. Они могут.
— А я знаю что делать! — оборвал его Гаспар. Клементе, Данте, Каролина и даже Янгус — все повернули головы. — Я пойду к Сильвио Бильосо и скажу, что хочу забрать Данте к нам.
Клем возликовал, в порыве веселья разбив блюдо. А Каролина молча поджала губы. Но обалдевший Данте этого не заметил. Неужто у него появился шанс выбраться из «Ла Пираньи», прожить остаток детства, если не счастливо, то нормально?
ПРИМЕЧАНИЯ:
-----------------------------
[1] Изабелловая — лошадь кремового цвета или цвета топлёного молока; кожа на теле розовая, глаза голубые. Редкая масть.
[2] Отравленные стрелы использовались для охоты на птицу. Изготавливались из жилок листа пальмы. Мелкие и лёгкие, полностью бесшумные, с острыми концами, что смазывались специальным ядом кураре. Их помещали в бамбуковую трубку и при выстреле выдували из неё. Будучи задета такой стрелой, птица падала камнем и умирала от удушья.
[3] «Лас Бестиас» (исп.) — «Звери» или «Бестии».