Глава 6.
Когда падает солнце.
У границы Порченых земель
между Ренардом и Сельде.
Три дня спустя.
“Лучше страшный конец,
чем бесконечный страх.”
Ф. Шиллер
Близилась полночь.
По плоской, как блюдце, равнине неприкаянным духом носился ледяной северный ветер – завывая, скрежеща невидимыми зубами, в бессмысленной ярости разбрасывая вокруг себя опавшие, мёртвые листья. Благо, что в крохотную ложбинку, где расположился крохотный лагерь, ему дороги не было – раз за разом ветер огибал её стороной и улетал куда-то вдаль, сопровождаемый редкими “аплодисментами”, роняемыми окаменевшими от холода ветвями редких деревьев.
Стоявший на часах Ровен, с ног до головы укутавшись в меховой плащ, описывал круги вокруг небольшого походного костерка. Правда, особой необходимости в этом не было – ну кому в здравом уме придёт в голову выслеживать пятерых оборванцев, ночью, да ещё и в такую холодину? Так что уже несколько часов ловчий только и делал, что расхаживал туда-сюда, периодически подбрасывая поленья в огонь, да проверяя, крепко ли привязаны лошади.
И, наверное, уже в сотый раз он подавил в себе желание перерезать спящим спутникам глотки, вскочить в седло и умчаться на все четыре стороны – в сотый, опять-таки, раз проаргументировав это тем, что его непременно поймают уже через пару дней, и свой последний рассвет он встретит, болтаясь на виселице с полным ртом мух.
В лучшем случае.
“А ведь у меня почти всё получилось. Кто знает, где бы я был сейчас, если бы не полез на эту чёртову пристань… Ладно уж. Теперь поздно сокрушаться.”
Кто-то сзади него всхрапнул – ловчий непроизвольно дёрнулся, а потом, поняв, в чём дело, куда произвольней выругался и пару раз ткнул спящего рядом Давета носком сапога в бок. Тот, пробормотав что-то, и сопроводив это замысловатым, но явно неприличным жестом, перевернулся на другой бок и продолжил выводить “рулады” с новой силой. Ровен заскрипел зубами… но больше никаких мер предпринимать не стал.
“Чем руководствовался Борель, когда набирал этот отряд? Братья Лестхейны? Это просто смешно. Два полоумных головореза, не признающие над собой никакой власти… ещё и с Наантира. Окил… ну с ним-то всё ясно. Он, видно, что-то вроде архонтовского адъютанта. А этот, что вечно в маске ходит? Инхэм, кажется… сенешаль… Ну от него-то, думаю, хлопот, думаю, не будет.
И ещё варг. Полулюдь-полуволк. Только его для полного счастья не хватало! Этот-то меня всюду отыщет… ну конечно, зачем ещё было отправлять его сюда? Не для поиска пророчицы же.”
О варгах Ровен знал не слишком много. Знал то, что племя их некогда обреталось на опушке Волчьего Бора, где когда-то, давным-давно, их далёкий предок повстречался с оборотнем-волколаком. Сейчас неизвестно – то ли тот его покусал, то ли они пришли к добровольному соглашению, то ли предок этот и был самим оборотнем – но пошедшие от него дети с тех пор унаследовали некоторые черты от волка. И дело, конечно, не ограничивалось чертами лица, формой носа, глаз и тому подобной внешней “атрибутикой” – но и невероятным слухом, зрением и обонянием.
Вернее так – чутьём.
Самым, что ни на есть, звериным.
Обнаружив на окраинах своих владений такое сокровище, сунворийский князёк немедленно направил в сторону Бора отряд охотников за рабами. Безуспешно. Потом второй, третий – с тем же результатом. Варги не были хорошими воинами, однако прекрасно знали свои владения, что стало для сунворийцев неприятной неожиданностью.
Весьма неприятной.
Но, как это обычно всегда и происходит, до чего-то они с князем всё-таки договорились (или тот сумел найти на них какие-то свои рычаги давления. Может, лес поджёг?), и их оставили в покое. Правда, не за просто так – вожди варгов обязались посылать ему каждый год по дюжине крепких мужчин в качестве наёмников, которых, в свою очередь, переправляли в Кальханор, Тельфарас, а иногда и на наантирийские границы. Но чаще всего уникальные способности полуволков применялись самым заурядным способом – при ловле беглых рабов с каменоломен, приисков, плантаций и прочих мест подобного рода.
Какие условия способствовали возникновению столь унизительного договора, Ровен также не знал. Да и не особенно жаждал узнать; как и многие, ловчий недолюбливал полуволков – быть может, как раз из-за той работы, которую им обычно поручали?
И вдруг – Лютый. Совершенно ни на кого из них не похожий, с глазами, в которых не читалось ровным счётом ничего человеческого… на службе у одного из архонтов? Неужели он сумел заслужить такое доверие? Как?
Вопросы, вопросы…
Разыгравшаяся под утро снежная буря вынудила путников задержаться в ложбине почти до полудня. Окил, негласно назначенный главой их отряда, сперва возразил против этой задержки, однако пригоршня колючей снежной “крупы” вперемешку со степной пылью, брошенная ему прямо в лицо внезапным порывом ветра, заставила наёмника умолкнуть и спрятаться вместе с остальными под растянутым тентом.
Когда погода пришла в некое подобие порядка, шестеро путников, в момент сложив все пожитки, вскочили в сёдла и, словно одержимые, помчались по тракту на юг. Трижды на их пути попадались одинокие путники, а один раз – торговый обоз с целым эскортом из ландскнехтов, проводивших их отнюдь не самым дружелюбным взглядом. В этом их упрекнуть было сложно – скакавшие в авангарде братья-наантирийцы симпатии явно никому не внушали.
После двух часов непрерывного галопа они остановились у старого-престарого верстового столба, так обильно загаженного птицами, что на нём нельзя было разобрать ни одного названия. Стрелку с обрывком надписи: “…вон” – вероятно, “Дейвон” – ожесточённо клевала ворона. Не успел ловчий подумать о том, что именно пыталась выклевать птица из каменеющей на холоде древесины, как кондотьер поднял руку вверх, призывая всех к вниманию.
- Дело такое, господа, - сказал он, явно смущённый чем-то, - У этого самого места нас должен был ждать информатор от Бореля. Однако… никого тут нет.
- Глубокая мысль, - ехидно произнёс Инхэм, зачем-то заглянув за столб – как будто пресловутый информатор мог за ним спрятаться, - И что дальше?
- Не знаю, - Окил наморщил лоб, - Мы и так потеряли много времени из-за этой треклятой бури. Если будем ждать его, потеряем ещё больше. Да и местность открытая…
- Да и на дворе не май, - пробормотал, ёжась от холода, Давет, - Давайте решать, только быстрей. Куда дальше?
- Информатор должен был сообщить о безопасной дороге до переправы, - задумчиво проговорил наёмник, не обращая, казалось, внимания ни на кого, - А теперь… теперь и не знаю.
- Вопрос, конечно, глупый, - подал голос Ровен, - но всё-таки: может, продолжим двигаться по тракту? А на развилке повернём.
Окил посмотрел на него так, будто и впрямь считал этот вопрос наиглупейшим на свете.
- До развилки ещё восемь миль, а князь истерит по поводу каждого чужака в своих владениях. Хочешь на каждой заставе светить своей колоритной мордой?
- Молчу-молчу…
- Тогда напрямик, - сказал сенешаль, - Через поля. Вариант так себе, но других у нас нет. Разве что делать привал и ждать вашего человека.
- Он должен был ждать нас тут, - повторил наёмник, - Часа два как. Ладно, напрямик так напрямик. Варг, чуешь что-нибудь?
Лютый с присвистом втянул в себя воздух.
- Неопределённо.
- Ну… допустим. Ладно, поезжайте вперёд. – Окил спешился и подошёл к столбу, - Я догоню.
Догнал он их довольно скоро – местность была открытая, и обнаружить цепочку всадников на фоне серых, со снежной проседью, полей, было не сложно. Никто никаких вопросов не задавал – задержался, значит, надо было – однако Ровен краем глаза приметил совсем свежий порез на правой руке наёмника и чуть съехавшие вбок ножны длинного кинжала на поясе.
Значит, если информатор всё же доберётся до перепутья, он увидит появившуюся на столбе метку.
И, разумеется, даст знать архонту.
Окил, почувствовав на себе его взгляд, тихо ругнулся и ударил коня шпорами. Ровен злорадно усмехнулся. Синяк на наёмничьей роже сойдёт ещё не скоро – удар вышел на славу; ловчий, придя в себя после того памятного боя на арене, дал волю эмоциям.
Ну, и кулакам, естественно.
“Будет знать, гадёныш. Пусть ещё радуется, что у меня ножа под рукой не было.”
Кондотьер вряд ли радовался. Чего нельзя было сказать об остальных – хотя, причиной тому было, конечно же, не его “увечье”, а просто улучшившаяся погода да вышедшее из-за туч солнце.
Большего и не требовалось.
Ровен наблюдал. Наблюдал за беззлобно спорящими о чём-то друг с другом Лестхейнами – сейчас они не показались ему такими уж неприятными типами, как в момент знакомства. Конечно, если не брать в расчёт бесцветных волос, ненормально выпирающих скул и ввалившихся тёмных глазищ (впрочем, и то, и другое, и третье не было особо примечательно – для наантирийцев).
Наблюдал за сенешалем, иногда влезающим в их разговор и поочерёдно поддакивающим то одному, то другому. Он по-прежнему не желал снимать свою маску, отчего вид имел довольно экзотический. Единственный из всех, он был практически безоружен – притороченная к седлу дуэльная шпага с усыпанной каменьями рукоятью и невероятно тон-ким клинком вряд ли могла иметь хоть какое-то практическое применение.
Самой таинственной личностью по-прежнему оставался варг. Он почти не участвовал в беседах, а если вдруг случалось нечто невероятное и он решал открывать рот, слова из него приходилось вытягивать чуть ли не клещами. Он был непревзойдённым охотником – благодаря своему нюху, разумеется – и на каждой остановке отходил куда-то на несколько минут, а назад всегда возвращался с кроличьей тушкой, либо – парой куропаток или чем-то подобным; хотя сам готовкой не занимался и зачастую довольствовался лишь кусочками сы-рого мяса да сушёными корешками, один вид которых способен был отвадить кого угодно. Даже голодающего.
Однако Лютого это совершенно не трогало. Его, по правде говоря, вообще мало что трогало – у ловчего складывалось мнение, что варг идёт не столько с ними, сколько с самим собой. Он явно наслаждался свободой – свободой от ненавистного форта, в котором он, судя по всему, провёл немало лет на службе, как в заточении; свободой от своры галдящих, орущих и вечно куда-то спешащих людей. И хотя от общества людей ему избавиться не удалось, тут их было гораздо меньше.
Да и вели себя они не в пример тише.
Ровена же сторонились. Не явно, разумеется – но напряжение, повисшее между ним и остальными членами отряда было почти осязаемо. Хотя он и участвовал в их разговорах, ел с ними из одного котла… да и делали, как ни крути, одно дело – но ловчий оставался ловчим. Всегда. Даже Инхэм – надменный “безлицый” незнакомец – был для них менее чуждым и непонятным.
“Даже странно, - думал Ровен, пытаясь удобнее усесться в седле, - Года два назад я бы и внимания на это не обратил. А теперь… теперь и не знаю. Надо учиться работать с людьми.”
Без особого интереса он огляделся по сторонам. Ничего хоть мало-мальски интересного: серость, серость, серость… Убранные поля, запущенные дорожки меж ними, остатки крохотных сторожек, разбитые ветром и градом навесы для сена – и всё. Даже тропинка, которую обнаружил варг, и которая, как они думали, вела в сторону Сельде, перестала петлять и превратилась в нескончаемую грязно-песчаную ленту.
Незаметно для самого себя, ловчий погрузился в дрёму.
******
Тенарис – предместья.
Прошлым вечером.
- Мы так не договаривались.
Человечек с крысиными чертами лица поморщился – отчего это самое лицо сделалось ещё более мерзким.
- Ты должен быть благодарен мне только за то, что я с тобой разговариваю, - проскрипел он, - Таких, как ты, у нас не привечают. Возьми деньги и убирайся.
- Деньги? – Аката ядовито усмехнулся, - Деньги меня не интересуют. Мне нужна информация.
- Ты не понял, недоумок? Пошёл прочь отсюда! Иначе…
- Иначе что? Кликнешь своих молодцов, которые пыхтят на крыше? Сколько их там? Трое? Четверо?
- Тебе хватит. - Как бы “крысомордый” не храбрился, Аката почувствовал в его голосе нотку страха. Подобного он явно не ждал.
- Мне никогда не хватит, Розаль. В этом мы с тобой похожи. Давай поступим так, - Аката прошёлся взад-вперёд по крохотному дворику, скрипя подошвами по первому в этом году снегу, - Я отдаю тебе твои деньги – они мне и впрямь ни к чему. Но плату никто не отменял – поэтому расскажи мне о человеке, который наведывается в поместье по ночам. Всё, что знаешь – и я оставлю тебя в покое.
- Н-ну…
- Что это? – Аката резко рванул головой в сторону; туда, откуда доносился, всё усиливаясь, грохот кованых сапог.
Ближе, ближе…
Лязг выдвигаемых из ножен клинков.
Розаль отступил назад. С крыши показались головы его “телохранителей”; воздух разрезали, натягиваясь, тетивы луков. Аката повернулся… и увидел наставленное ему в грудь острие короткого меча.
- Двинешься – прирежу, как свинью, - предупредил Розаль. Его рука заметно дрожала, - А если не успею – стража уже на пути. Тебе конец.
- Один вопрос… кто ты на самом деле?
- Просто городской страж. Крысолов. – Из его уст услышать подобное было особенно забавно, - А теперь подними-ка капюшончик. Будь добр.
- Ты уверен? – весело переспросил Аката.
- Живо!
Когда стражники ворвались во двор, первым, что бросилось в глаза каждому из них – в этом можно было не сомневаться – было лицо сползающего вниз по стенке Розаля, по белизне не уступающее тому самому первому снегу. Склонившийся над телом некто, отряхнув руки, поднялся и широко – как долгожданным гостям – улыбнулся им.
Зубы у него были подпилены.
- Добрый вечер, господа. Вы решили присоединиться к нашей беседе?
Убивать он не хотел – во всяком случае, Розаля.
Хотя… к чему тут лукавить?
Ленивые, разжиревшие стражники в своих нелепых бронях хорошо умели внушать страх местным воришкам. Могли ловить и вешать разбойников из числа местных же крестьян, решивших попытать счастья на “большой дороге”. Вполне годились для того, чтобы разгонять крохотные демонстрации и игрушечные бунты, служить неловким подспорьем для бутафорских властей и раздутых от важности бургомистров.
Но вот для чего они не годились совсем, так это для боя с Грешником.
Стоило ему показать своё лицо, иссечённое ритуальными шрамами, буравящее целый мир чёрными воронками пустых глазниц, как добрая половина из них тут же застыла на месте, окаменев от ужаса. У другой половины, по всей видимости, ещё и резко потяжелело в штанах.
- Я сказал: “добрый вечер”.
Резкое, смазанное движение – и короткий меч, который лежал возле неподвижного тела Розаля, неожиданно оказался у Грешника в руках. Через секунду он уже торчал из груди стражника, которому не посчастливилось войти во двор первым, пробив и кирасу, и кольчужный поддоспешник.
И они побежали. Вместе, как по команде, безо всяких криков – только с какими-то придушенными всхлипами, точно получившие нагоняй маленькие дети. Куда-то подевались и молодчики с крыши – похоже, представление также пришлось им “по душе”.
Ему безумно хотелось броситься следом. Догнать одного за другим, схватить, выбить огонёк жизни из слабых человеческих тел. Слушать, как хрустят ломающиеся кости, как с тонким присвистом выходит – в последний раз – воздух из лёгких жертвы.
Но приходилось держать себя в руках.
Вырвав клинок из застывшего тела, Грешник подошёл к ещё не совсем застывшему Розалю. Приподнял его левой рукой, встряхнул, словно тряпичную куклу; тот, постепенно приходя в себя, приоткрыл глаза…
- НЕ-Е-ЕТ!
- Тихо-тихо, - Аката снова скривил рот в чудовищной ухмылке, - Завопишь снова – я из тебя все жилы повыдергаю. Понял?
Розаль быстро закивал головой.
- Вот и славно, - Грешник приставил лезвие к горлу “крысолова” , - Итак, продолжим. Человек в красном балахоне. Что ты о нём знаешь?
Снег всё падал и падал.
******
(Дата не указана)
До Сельде мы добрались около полуночи.
Ни у кого из нас не возникло никаких предостерегающих мыслей. Город как город, дома как дома, люди как люди. Нас без заминок пропустили внутрь, а когда одному из начальников местных патрулей приспичило – видно, от безделья – срочно узнать, кто мы такие, и откуда взялись… Словом, он увидел Инхэма, тот издали помахал ему каким-то золотым кругляшом на цепочке, и “скучающий” вмиг испарился.
Кто же ты такой, “сенешаль”?
Итак, тот же Инхэм привёл наш отряд в лучшую – во всяком случае, как сам он утверждал – корчму этого городишки. Они мило поболтали с хозяином… после чего в наше полное владение на ночь перешёл весь её верхний этаж.
То есть, ровно шесть комнат – на нас шестерых.
В гостеприимстве тамошних жителей мы убедились в тот же вечер. Причём, убеждали нас долго и обильно, не жалея хмельных напитков, непомерного обилия блюд и много чего ещё. Самих себя, кстати тоже. Это казалось, по меньшей мере, странным – мне уж точно. И варгу.
И, возможно, самому Инхэму.
Остальных же всё вполне устраивало.
Когда я засыпал – точнее, пытался заснуть – моей самой горячей мечтой было заткнуть глотки всем, кто находился внизу. Их бурное веселье казалось настолько наигранным и каким-то… торопливым, точно они боялись не успеть к какому-то сроку.
Как оказалось, так оно и было.
******
Сельде.
Следующим утром.
Образ Серой Башни расплывался и таял, как сжатый в ладони снежок. Ровен недовольно заёр-зал во сне и пробормотал что-то – будто хотел удержать его – но было уже поздно. Пробившийся сквозь прореху в крытой соломой крыше солнечный луч уже сбежал вниз по набитой гусиным пухом подушке и мягко коснулся лица ловчего.
- Просыпайся! Скорее!
Голос был детским, и Ровен логично предположил, что это – лишь продолжение сна. “Продолжение, так продолжение…” – подумал он и уже хотел было перевернуться на другой бок, как вдруг голос донёсся снова.
- Вставай, живее! Не то сгоришь!
Ребёнок из сна, оказавшийся на редкость навязчивым, подтвердил свои слова парой довольно чувствительных тычков. Прокряхтев что-то, ловчий приподнялся на локтях – и застыл, пытаясь придти в себя. Отнюдь не сладостный момент пробуждения представал перед ним во всей красе.
Или… нет?
Обладатель неприятного голоса – и ещё более неприятных манер – стоял рядом, у изголовья кровати. Что-то говорил – спросонья ловчий не сразу понял, что именно. Потом ему начало казаться, что он стал жертвой чьей-то “весёлой” шутки (и, вероятнее всего, шутником был кто-то из их отряда. Хоть тот же Окил). И картинка уже понемногу начала складываться… вот только ужас в широко распахнутых глазах паренька был самым что ни на есть настоящим.
Не шуточным.
- Ты кто? – окончательно проснувшись, спросил он, - Что тут забыл?
Мальчишка – обыкновенный такой, лет семи-восьми с белобрысой головой и странно бледной кожей – сбивчиво выговорил:
- Скорее поднимайся! Времени уже нету, солнце встаёт… скоро здесь сгорит всё! Быстрее же!
Ловчий ничего не понял. Совсем. “Куда бежать?.. почему сгорит?” За каких-то пару секунд в его голове пронёсся не один десяток всевозможных мыслей и гипотез – хотя, как выяснилось позже, ни одна из них не соответствовала истине.
Но это уже после. Сейчас же Ровен, рывком соскочив с кровати, принялся одеваться. Незваный гость неторопливо пританцовывал рядом, да всё время повторял:
- Скорее! Скорее же!
Все вопросы ловчего он пропускал мимо ушей. “Ну ничего, - думал тот, застёгивая пояс, - если кто-то меня решил разыграть, он до-орого за это поплатится. А поганца этого лично выдеру. Чтоб неповадно было.”
“Поганец” мялся у двери, заламывая руки. Глаза у него были красными (то ли от недосыпа, то ли от слёз – непонятно). Вдруг он дёрнулся, застыл… и заводил носом, точно собака, берущая след.
Тут же и ловчий почувствовал запах гари.
Сверху что-то затрещало…
- Ложись!
******
Некоторое время спустя.
Ровен окунул перо в чернильницу и задумался. Как описать всё произошедшее? Как можно упорядочить совершеннейшее безумие? И как теперь без содрогания вспомнить того… мальчика?
Он не знал.
И “не знал” он в последнее время всё чаще и чаще.
- Муки творчества, а? – ехидно поинтересовался стоящий на дежурстве Давет. То ли с издёвкой, то ли просто в шутку. Скорее, всё-таки, второе.
- Вроде того, - Ловчий не торопился поднимать перо, - У тебя когда-нибудь бывало такое – хочешь что-то… сказать, а слов нет? Вернее, они есть, где-то внутри… да вот извлечь их не можешь. Ну никак!
- Было, - ответил наантириец. Неожиданно серьёзно. - Была одна… в общем, один случай. Да и потом, наверное, тоже. Только вспоминать неохота.
- Понимаю. - Ровен действительно хотел бы понять, - Ладно, иди поспи. Я разбужу потом.
- А ты? – удивлённо (но вполне радостно) спросил Давет.
Ловчий отмахнулся:
- Муки творчества. Всё равно не усну. Не бойся, врагов не провороню…
Давет вряд ли боялся. От души зевнув и потянувшись, он сбросил на землю пояс с мечом и завернулся в набитый овчиной спальник. Через несколько минут с его стороны уже доносилось бодрое посапывание.
Ловчий усмехнулся и вынул перо из чернильницы. Проводил взглядом сорвавшуюся с острого кончика тяжёлую блестящую каплю.
И продолжил.
******
… Итак, я перестал считать всё происходящее шуткой, когда на меня сверху обрушилась горящая балка. И перестал надеяться на то, что это сон, когда, отскочив от неё и неудачно приземлившись, самым настоящим образом вывихнул ногу.
Было больно.
Вдвойне – от осознания, что всё происходит на самом деле.
Мой странный “гость”, тем не менее, меня не бросил. Даже мужественно предложил опереться на него… но, поняв всю несостоятельность этой идеи, просто пошёл вперед и поочерёдно открывал предо мною двери.
А дальше всё и впрямь было, как во сне. Кажущийся неестественно узким коридор и спуск на первый этаж, омерзительный запах гари и жар, струящийся откуда-то сверху…
Казалось, корчма провалилась в Ад.
Крышей вниз.
Мы спустились вниз. Потом ещё ниже – в погреб. Потом мой спутник потянул за один из висевших на стене светильников, что-то заскрипело, и стоящая неподалёку винная бочка невесть каким образом отъехала в сторону.
Под ней, как и следовало ожидать, был люк.
Мальчик бодро приподнял довольно тяжёлую на вид крышку и исчез во тьме подземелья. Через несколько секунд он позвал меня.
Делать нечего – пришлось лезть; хоть это было и непросто – с вывихнутой-то ногой! Шаткие деревянные ступеньки гнулись, как холопы пред монархом, то и дело норовя подломиться. Пару раз мне в пальцы вцеплялись странные крохотные твари, навроде пиявок (только откуда пиявкам тут взяться?).
Но, в остальном, всё выходило благополучно.
Пока.
******
Катакомбы.
Как ни странно, в земляной пещере оказалось довольно сухо. И, пожалуй, даже уютно. Ловчий полулежал на соломенном тюфяке, позволяя – хоть и не без опаски – маленькому “спасителю” перевязать свою только что вылеченную ногу. Вправлял ловчий, правда, сам – но вот бинт, по словам мальчишки, был пропитан какой-то “невероятно чудодейственной мазью, которая…”
Ну, и так далее.
- Сильно болит? – спросил он (почему-то с виноватыми нотками).
- Уже нет. Всё мазь твоя, - Если говорить честно, то Ровен не почувствовал ни капли облегчения от прикосновений липкой зелёной пакости с непонятным запахом – но расстраивать мальчишку не хотелось. Тем более, что тот сразу же просиял так, будто ему, самое меньшее, подарили целую повозку игрушек.
- Вот видишь? К вечеру всё хорошо будет. Ты… точно решил идти?
- Да, - твёрдо сказал ловчий, - Извини, но мне не улыбается всю оставшуюся жизнь просидеть в этой норе. Разберёмся с вашим… Белым.
Некоторое время они молчали. Весело булькало варево в видавшем виды котелке на пляшущих языках костра. Быстро исчезала “целебная” мазь, скрываясь под солидным слоем ткани.
- Твои друзья так не думали, - вдруг сказал мальчик. Ровен приподнял брови, - Ну… мы же их так и не встретили. Значит, они убежали. И про тебя не вспомнили.
- Они мне не друзья. Мы оказались в одном отряде из-за общего дела. И только.
- А какого?
- А вот этого тебе лучше не знать, - многозначительно проговорил ловчий, - И, знаешь… я, пожалуй, подремлю. Разбудишь потом?
Глаза мальчика удивлённо округлились.
- Ты сможешь уснуть? Когда вокруг такое?
- Но тут-то всё спокойно, правда? – Ровен лёг поудобнее и накрылся плащом, - В общем, ты за часового. А я – набираться сил перед грядущей… в общем, ты понял.
Он, конечно же, понял. Не мог не понять.
Но это – забегая вперёд…
******
…Некоторое время назад с маленьким городком Сельде на окраине Сунвора произошла беда.
В небе над ним исчезло солнце.
Совсем.
День отличался от ночи только сменой преимущественно чёрного цвета на преимущественно серый. Громадные тяжёлые тучи висели в небе сутки напролёт, и сквозь них не проходило ни единого, даже самого крохотного, лучика света.
Так как дело было ещё летом, понемногу начали захиревать плодородные поля (поля эти, к слову, кормили едва ли не половину всего княжества). Что поделать, капризы природы… Да только вот сборщикам податей, светившим направо и налево официальными бумагами с официальными же печатями, было на это наплевать.
“Платите!” – и весь сказ.
Понемногу люди начали впадать в отчаяние. Особенно после того, как узнали, что в других землях – да что там “землях”, просто в полулиге в любую сторону – солнечного света более, чем достаточно. Пошли слухи о том, что на Сельде наложено проклятие. А кому захочется продолжать жить в проклятом городе?
И вот тогда появился Белый.
“Белым” его прозвали, надо сказать, не от большой фантазии – просто он ходил в белом балахоне с низко опущенным капюшоном, руки его скрывали перчатки из выбеленной кожи, а на ногах – в этом я просто уверен – были белые башмаки.
Впрочем, это не так важно.
Важны были его слова.
Почему ему поверили? Почему вообще приняли всерьёз? Мальчик так и не смог объяснить толком. Вероятно, в своём “праведно”- чистом облачении он был похож на одного из высших жрецов Аканора.
Других объяснений, видимо, нет.
Итак, Белый подтвердил худшие ожидания горожан. Кто-то наложил на город и его жителей проклятие, и до конца дней своих он будет пребывать во тьме. Если конечно, не умилостивить таинственного “демона”… жертвой.
Конечно же – человеческой.
Довольно странными были эти речи для служителя Светлого культа. Но… на что только не пойдут отчаявшиеся люди? Особенно такие “люди”, которые в каждом белорясом выродке видят чуть ли не нового мессию.
Хотя… кто знает, что им показал этот Белый? И как именно уговорил бросить роковой жребий?
Вся эта история напоминает мне довольно скверную сказку. Потому что, как и всегда бывает в таких сказках, жребий выпал ребёнку.
Сыну градоначальника.
И вот тут-то вопрос и встал ребром. Добрым людям ничего не стоило бы прирезать ради общего блага какого-нибудь дремучего старика, который и помочиться без помощи не может. Но тут…
Градоначальника, что удивительно, в Сельде если и не любили, то уважали. Даже очень. И потому сразу нашлись те, кто встал за мальчишку горой. Но славных защитников было куда меньше, чем несчастных, голодных, обездоленных… и так далее. Вспыхнула перепалка; и очень скоро вслед за криками и ругательствами в ход пошли кулаки. Потом уже камни, выломанные из заборов жерди и вообще всё, что попадалось под руку.
Полилась кровь…
Когда общее помутнение спало, на городской площади лежало четырнадцать трупов. В том числе и градоправитель с сыном. Недолго страдая муками совести, горожане пришли в хижину, в которой поселился Белый, и сказали, что жертва принесена.
И вот, что Белый им ответил (слово в слово):
“Я знаю, что вы сделали. Я чувствую, что теперь у меня хватит сил, чтобы снять проклятие. Однако, - тут он странно усмехнулся, - вам не кажется, что вы несколько переусердствовали, пытаясь умилостивить своих демонов? Что ж… надеюсь, вы не будете на меня в обиде, если я тоже… переусердствую.”
Тут он воздел руки к небу, и тучи, как по команде, расступились в стороны, открывая, наконец, удивлённым взорам лик небесного светила.
Но всеобщие облегчение и радость были недолгими.
******
Вечер.
- Смотри! Вон там, у трубы – видишь, прутья отогнуты? Я обычно там хожу.
- Издеваешься? Я-то как пролезу?
- Да там всё ржавое насквозь, руками ломать можно! Пойдём!
“Интересно, кому только понадобилось рыть тут Такие тоннели?” – подумал ловчий, карабкаясь вслед за мальчиком по поросшей лишайником узкой лесенке. Из-под ноги сорвался камушек и исчез где-то в недрах плескающегося внизу мрака. Ровен не удержался, глянул через плечо. Потом тихо ругнулся и крепче вцепился в обломанные каменные пе-рильца.
- Вот! Тут ровно!
Голос мальчика был таким же звонким и вполне спокойным… но ловчий подсознательно ощущал угнездившуюся в нём тревогу. Именно тревогу – не страх.
Бояться ему уже было нечего – с наступлением вечера упавшее солнце поднималось обратно в свою небесную обитель, предоставляя Теням последнее пристанище в обугленных руинах… К тому же – Ровен был в этом уверен – мальчику нестерпимо хотелось увидеть мать.
Хотя бы в её нынешнем… состоянии.
- Это здесь! – Он взялся за заржавленные прутья решётки, крепко потянул на себя. Те не поддавались. Ловчий, усмехнувшись, отодвинул его в сторону.
- Сам разберусь.
Мальчик оказался прав – ржавые прутья можно было ломать голыми руками. Мысленно порадовавшись тому, что он не позабыл захватить из комнаты в корчме (“Как же давно это было!”) свои перчатки из лосиной кожи, ловчий принялся за дело.
Примерно через четверть часа путь был свободен.
- Ну, вот и всё, - сказал Ровен. Мальчик потупил взор.
- Можно мне с тобой?
- Опасно. Дождись ночи, как обычно. И выходи тоже обычным путём, через корчму.
- А если ты не справишься. Если Белый…
- Убьёт меня? Ну, это мы ещё посмотрим, - Ловчий вытянул из ножен кинжал и провёл большим пальцем вдоль сверкающего лезвия, - А если и убьёт… не страшно. Уверен, не страшно.
- Уйдёшь к Ней?
- Если возьмут, - Ровен вогнал клинок обратно в ножны и прислушался. Оттуда, сверху, не доносилось ни единого звука.
Хорошо или плохо?
- Ты так и не сказал, как тебя зовут.
Мальчик опустил глаза ещё ниже.
- У меня нет имени. Ещё маленький слишком. Не успели дать.
Ловчий вспомнил, что в Сунворе детям давали имена только прошествии десяти зим после рождения. После проведения соответствующего обряда, который держался от чужеземцев в строжайшей тайне. “Даже странно, - подумал он, - как можно воспринимать подобную чушь всерьёз?”
Однако мальчик это чушью не считал.
- Ты не уйдёшь! - вдруг выкрикнул он. Странно отчаянно, с вызовом, - Белый тебя не отпустит! Ты станешь Тенью… как мама, как остальные… И останешься тут навсегда! С нами!
Ловчий молча провёл рукой по груди. Там, где под тканью плаща скрывалась кожаная перевязь с метательными ножами. Гнутые костяные рукояти бились, как маленькие сердца, просились в руку.
Они знали о Белом всё.
Знали, кем был их враг.
- Не останусь, - тихо произнёс Ровен.
И исчез.
“Невиновных нет, – думал ловчий, поднимаясь вверх по кажущейся бесконечной винтовой лестнице, обвившейся змеёй вокруг массивной колонны, испещрённой странными письменами, - И, конечно же, здешние жители заслужили этой участи. Заслужили, как только согласились на условия лже-священника, как только подняли оружие друг против друга.
Хотя нет. Такие заслуживают смерти с самого рождения.
Правда ведь, Госпожа?”
Но Всевидящая молчала. Может, не расслышала. Может, не посчитала нужным вмешиваться.
А может…
О третьем варианте думать не хотелось. Сжав зубы, Ровен упрямо продолжал двигаться выше. Перебинтованная нога упрямо ныла, но он не обращал на это внимания.
Ему вновь вспомнился рассказ мальчика:
“И, когда тучи исчезли, солнце появилось снова. Но оно было… другим. Сперва никто ничего не понял, ходили, радовались… но оно становилось всё ярче. И жарче.
А потом начало падать.”
Иллюзия.
Чудовищно сильная иллюзия.
Иллюзия, которая заставила уверовать в себя всех до единого – просто потому, что они Захотели поверить.
Ловчий как наяву видел пылающий диск, заполонивший собою полнеба. Видел мечущихся людей, пытающихся укрыться от его гневного света. Видел всполохи пожаров, видел, как от немыслимого жара плавятся камни, как песок под ногами застывает крохотными стеклянными бусинами.
Видел и Белого, расхаживающего по этому Аду.
Ему не доставляли удовольствие муки своих жертв, он не впадал в экстаз, как Грешники, от видения каждой новой смерти.
Пожиратели были свободны от всего человеческого.
Ровен сразу же понял, кто такой этот Белый. И почти не удивился, когда мальчик рассказал ему, как следующей ночью невесть откуда взявшийся ураган засыпал город блестящими чёрными семенами.
Днём на Сельде падало солнце.
Ночью здесь властвовала Порча.
Это Порча пробудила Теней – и те, по мере своих менее чем скромных сил, пытались вести “нормальную жизнь”. Якобы человеческую. Ловчий тут же подумал о Гальгаме: “Что же там теперь? Неужели то же самое? Только без “падающего” солнца?
Но тот был в чёрном…”
Где-то сверху раздался пронзительный крик. Ловчий поморщился и сжал рукоять кинжала (хоть толку от него сейчас не было никакого).
Ничего страшного не произошло.
Просто первая Тень вышла наружу.
Подземный ход вывел – какая ирония! – прямиком в храм Аканора. Брезгливо оглядев золочё-ную статую Пресветлого, Ровен направился к выходу.
Пожиратель был совсем рядом. И он был силён.
Двери открылись так легко, будто их смазывали не далее, чем вчера. Медленно и спокойно, как будто ему каждый день приходится делать такие “прогулки”, ловчий спустился по лестнице и зашагал по самой широкой дороге. Он старался особо не засматриваться по сторонам – разве что если где-нибудь мелькнёт белый силуэт.
А посмотреть было на что. Каждый дом на его пути был увит блестящей чёрной громадой… чего-то. Больше всего это “что-то” напоминало некое подобие плюща; оно шевелилось, вздрагивало, запуская в дерево и камень всё новые и новые лапки-корешки, пробираясь всё выше и выше. Иногда казалось, будто в узорах сплетающихся друг с другом искривлённых листьев показывались перекошенные болью лица людей…
Так в Сельде умирала жизнь.
Справа и слева от себя Ровен то и дело замечал бледно-серые, невесомые, как облачка пара, фигуры. Тени. Они медленно брели вперёд – кто по одному, кто парой – из последних сил, видимо, не желая смириться с жестокой истиной.
До сих пор играя в прежних себя.
“Что, если мальчишка прав? – подумал он, чувствуя, как по телу разливается мерзкая, болезненная слабость, - Если Пожиратель убьёт меня, и я останусь здесь… Нет, нет! Никогда!”
Правая рука машинально рванула из ножен кинжал, левая – метнулась к перевязи. Ловчий всегда остаётся ловчим. Всегда.
Всё прочее – неважно.
- Ты уверен?
Белый стоял посреди дороги, всего в паре шагов от Ровена. Словно бы вырос из-под земли. Листья чёрного плюща при его появлении “приветственно” зашелестели; Тени же, напротив, испуганно шарахнулись в разные стороны и, одна за другой, исчезли.
Теперь их осталось только двое.
- Очень хорошо, - произнёс Белый сухим, “казённым” голосом, - что ты не последовал совету мальчика и не остался гнить в этих катакомбах. Вытаскивать тебя оттуда было бы делом нелепым и неблагодарным. Согласен?
- Что тебе нужно, мразь?
- Ка-ак грубо. Полагаю, за этой грубостью ты прячешь собственную беспомощность. Что ж, это вполне в человечьем духе. – Он усмехнулся (во всяком случае, так могло показаться), - Ваше племя, ловчий, себя не оправдало совершенно.
- Зачем ты всё это сделал? – Ловчий окинул взглядом улицу, - Неужели ваше племя никогда не уймётся? Почему?!
- Они сделали это сами, - спокойно ответил Пожиратель, - Я не заставлял их заключать со мною сделки, и, тем паче, лить кровь своих сородичей. Но так уж вышло… что, получив столь богатый аванс, я просто обязан был выполнить соразмерную ему работу.
- А Порча? Это тоже… соразмерно?
- Всему своё время, ловчий. Пока что ты знаешь слишком мало, чтобы выдвигать свои суждения касательно Порчи. На данный момент важно другое…
- Что?
- Договор. – Скрестив руки на груди, Белый неспешно прошёлся вдоль улицы. Ровен не удержался, рванул нож с перевязи. Из-под низко опущенного капюшона вновь послышалась усмешка:
- Ты ведь понимаешь, что это бесполезно? Если ты так хочешь повторить историю в Гальгаме, то знай – закончится она по-другому. Признаться, к моему вящему неудовольствию.
Итак, Ровен, мой договор будет пребывать в силе до тех пор, пока жив хоть один житель города. Мы с тобою оба знаем, кто он, верно?
“Мальчик”, - тут же подумал Ровен. Но вслух сказал другое:
- Откуда ты знаешь, что он последний? Может, кто-то ещё уцелел? Или сбежал?
- Теперь это мой город, ловчий. И из него нельзя уйти без моего ведома. Ты ведь поэтому решил найти меня, а не попробовал сбежать? Хотя, признаться… я и сам искал этой встречи
- Почему это?
- Очень уж хотелось своими глазами взглянуть на выкормыша новой Длани. Впрочем, ладно. Я своё слово сказал. Убей мальчишку – либо приведи его ко мне. Тогда сможешь выйти из города живым. Если откажешься… - он на секунду задумался, - то я и тогда тебя не трону. Но знай, что Порча найдёт дорогу под землю довольно скоро. Ты же не хочешь остаться здесь навсегда?
Ровен молчал.
- Вот и славно. О-о… - Белый вдруг застыл на месте, - Похоже, твой юный друг и сам потерял терпение. Что это он там делает?
Медленно, не теряя головы, Ровен обернулся. “Юный друг” стоял, прислонившись щекой к закопчённой стене дома неподалёку – всего в паре десятков шагов от них. Его закутанное в рваное одеяло тельце сотрясала мелкая дрожь; до ушей ловчего донеслись тихие всхлипывания.
- Что ты…
- Смотри.
Мальчик вдруг оторвался от стены и посмотрел прямо перед собой. Сделал шаг назад и замер. Ловчий весь напрягся, каждой частичкой своего разума чувствуя, что сейчас должно что-то произойти. И не ошибся.
В тёмном дверном проёме возникла, медленно оформляясь, серая фигура Тени. В её неловких, смазанных чертах, Ровен сумел разглядеть невысокую женщину в длинном платье, с собранными в тугой пучок на затылке волосами. На круглом, спокойном лице уже выделялись тёмные, похожие на крупные агаты, глаза.
Глаза, которые она не сводила с мальчика.
Тот, с полным радости криком, бросился к ней, и… Тень подхватила его на руки. Подхватила, сбежав с крыльца, закрутила, так же счастливо, как и он, улыбаясь и беззвучно смеясь.
Слишком по-живому.
Во всяком случае, для Тени.
- Кто бы мог подумать… - услышал ошарашенный ловчий позади себя голос Белого, - Он тоже Тень… Определённо, человеки порой умеют удивлять.
- Что это значит? Как он… ведь мы…
- А как они поверили в то, что на их город – только на один город! – обрушилось солнце? Как они поверили в то, что несуществующий огонь может плавить камни? Как они до сих пор пытаются верить в то, что смогут вернуться к прежнему существованию? – Белый говорил настолько будничным голосом, словно обсуждал виды на урожай, – И как вышло, что вера этого… детёныша оказалась настолько сильна, что сумела обмануть и жизнь, и смерть?
- Тут уже у тебя надо спросить. Правда?
Пожиратель не ответил. Он, как и Ровен, смотрел на Теней, которые, видно, и вовсе забыли про то, что на свете существует ещё что-то, кроме них двоих.
Мальчик таял. Исчезал, превращаясь в крохотную струйку дыма.
Исчезал, позволяя любви сокрушить веру.
- Договор исполнен, - наконец, сказал Белый, - Моя иллюзия исчезнет из города – ибо теперь не найдётся никого, кто мог бы в неё поверить. Я своё слово держу, ловчий.
- И что теперь? – Ровен вновь повернулся к Пожирателю, - Будем драться?
- Смеёшься? Или ты вправду так глуп?
- Нет. Ещё глупее.
- Так, значит? – усмехнулся Белый, - Неплохо… Но тебе пока рано умирать, Ровен. Даргониэль придётся подождать с обретением нового рыцаря.
- Всё равно. – Ловчий отвёл взгляд куда-то в сторону, - Кто-то живёт, кто-то умирает… кто-то, вон, продолжает жить и после смерти. Может, и у меня хватит на это веры?
- Не думаю. Да и стоит ли?
Ровен снова посмотрел в сторону того дома. Теней там уже не было.
Воссоединение свершилось.
- Дорога свободна? – спросил он.
- А ты сумеешь пройти?
- Сумею. Не беспокойся.
- Вот и славно, - почему-то довольно произнёс Белый, - Только взгляни сначала вот сюда.
Прежде, чем Ровен успел хотя бы оглянуться, глаза резанула яркая вспышка…
******
Поля.
Чья-то исполинская рука выхватила его из объятий сна, как утопающего из вязкой трясины. Ровен встрепенулся, рванулся вперёд – и непременно свалился бы, если бы инстинктивно не выставил руки вперёд.
Сперва он не понял, что произошло. Потом – почувствовал под своими пальцами жёсткую лошадиную гриву. Поднял глаза к небу.
Смеркалось.
- Здоров ты спать, ловчий! - хохотнул ехавший слева Ринн. На его красном, разгорячённом лице блестели капли пота, - Часа два – как убитый, да при таком-то темпе! Что только ночью делать будешь?
- Ночью? – Остатки сна понемногу выветривались из головы Ровена, - А… сейчас мы где?
- Скоро у Сельде будем, - ответил ехавший позади Инхэм, - Послали варга на разведку. Главное – на патруль не нарв…
- У Сельде?! – Ловчий резко рванул на себя поводья. Все остановились.
- Ну да. А в чём дело?
- Гиблое место. Город сожран Порчей… уже давно. Надо обойти.
- Ты не проснулся ещё, что ли? – Это уже Окил – со сделавшимися привычными нотками злости и нетерпения, - Какая ещё порча? Давай, прочухивайся!
- Помолчите, Окил, будьте любезны - одёрнул кондотьера Инхэм. Повернулся к Ровену, - Откуда вы знаете? Пустили в ход ваши… способности?
- Д…да. Я это видел, - твёрдо ответил тот, - Сельде больше нет. Все жители мертвы. И, скорее всего… там засел Пожиратель. Очень сильный.
- Пожиратель? Это один из… из Старших Братьев?
- Именно. Вот только “братских чувств” они к нам давно не питают. Сворачиваем, пока не поздно!
- Или что? – с вызовом спросил Окил. Ловчий смерил его презрительным взглядом:
- Хочешь проверить – поезжай. Тени с радостью примут тебя в свою компанию.
Повисла тишина. Даже наёмник стушевался. Никогда разговоры о Тенях (пусть даже кто-то и принимал их за детскую сказку) не приводили ни к чему хорошему.
Первым паузу прервал Давет:
- Смотрите! Вон Лютый возвращается!
Глянув через его плечо, Ровен увидел за сотню шагов быстро приближающуюся фигурку всадника, за которой шлейфом тянулись серые клубы дорожной пыли. “Славно, - подумал он, - Если варг подошёл хоть сколько-нибудь близко к городу, он не мог не учуять опасности. Значит, эти идиоты меня послушают.”
Но варг ехал не один.
- Никому не двигаться! Руки держать так, чтоб я их видел!