Глава 5.
Гладиаторы.
Форт Ренард, рынок рабов.
Две недели спустя.
“Жестокосердные люди
не могут верно служить
великодушным идеям.”
В. Гюго
Утро выдалось на удивление тёплым – для середины ноября, во всяком случае. Около часа назад свинцово-серое небо, нависшее над миром, точно брюхо какой-то исполинской твари, неожиданно окрасилось в почти забытые голубые тона. Точно по мановению волшебной палочки, исчезли наполненные влагой облака, грудящиеся у горизонта налипшими комьями грязной ваты. Снова – в кои-то веки! – появилось солнце; оно вышло из-за щетинившихся острыми зубьями стен Ятты и медленно, неторопливо – точно ещё не надумало, стоит ли игра свеч – ползло к своему зениту.
Нечего сказать – идиллия. Ровен сидел в высоком кресле и потягивал из деревянного бокала густой, золотистого цвета, напиток, разливающийся по всему телу приятной тёплой волной. Борель, сидевший неподалёку, пил его же – на вопрос ловчего по поводу содержимого сосудов он отвечать не захотел, отделываясь фразами вроде “секретного рецепта” и “даров с Востока”.
Ровен не настаивал. Настроение у него было не самое плохое, в путь предстояло отправиться только завтра – так почему бы не провести ещё одно утро в блаженном отдыхе? За две недели ловчий полностью восстановил силы: синяки, появившиеся у него после очень “тщательного” допроса, уже успели сойти, а старые раны перестали беспокоить вовсе. Только вот клейма на ладонях довольно часто напоминали о себе колючей болью – но к этому он тоже успел привыкнуть.
И только галдящий шум снизу никак не хотел оставлять его в покое – с самого момента пробуждения. Рынок гудел – завезли новую партию “товара”. Звякали в бессильной злобе кандалы; щёлкали кнутами надсмотрщики, раздавая удары направо и налево и перемежая всё это потоком отборнейшей брани на трёх языках; то здесь, то там, вопили зазывалы, на которых, в свою очередь, шипели купцы, недовольные… впрочем, они вообще редко когда были чем-то довольны.
Ловчий окинул облачённую в лохмотья толпу безразличным взглядом. Давно прошли те времена, когда это казалось ему неправильным – чтобы одни люди использовали других, как вещи, или товар, невзирая на то, что Создатель сотворил их одинаковыми в своей природе. Нет, сейчас он тоже считал, что это неправильно – но давно с этим свыкся. Всегда найдётся кто-то, кто будет править, и всегда будут те, кто будет подчиняться – и ничего с этим не поделать.
И делать, по правде говоря, ничего и не хотелось.
- Их везут с Наантира? – спросил ловчий у Бореля без особого интереса.
- И не только, - Архонт сощурился, - Тут ещё с Лиароны… и бунтовщики с юга. А-а, ещё и аралетские, разумеется! Выкупные, - добавил он, криво усмехнувшись.
Ровен кивнул. Он знал, что выкупными называли рабов, присланных из Аралета в Кальханор в знак покорности – и присылать их должны были ещё весьма и весьма долго. Как выкуп. Аралетский герцог, никак не желающий смириться с ролью ленника, в очередной раз получил по зубам – в переносном смысле, разумеется – и теперь расплачиваться за его тягу к независимости будут простые люди, выбранные жребием. Вернее, уже не люди – рабы.
Собственность победителя.
- Вы не думаете, Ровен, - вдруг сказал Борель, всё так же не сводя глаз с серой колонны, - что всё это несколько жестоко? В чём повинны эти люди? Вот он, например, - архонт кивнул на плетущегося с краю мальчишку лет двенадцати. Тот выглядел как живой скелет – будто всю дорогу от Аралета и до северной границы Королевства ему не перепало и краюхи хлеба. - Видите? Вряд ли этот малыш хоть как-то приложил руку к бессмысленному бунту своего правителя. Но кого это волнует?
- Вы говорите о нём, как о человеке, - хмыкнул ловчий. Борель смерил его холодным взглядом. - Это на вас не слишком похоже.
- Нас?
- Да, вас. Власть держащих. Я перевидал многих, поверьте, - Ровен, сделав паузу, снова отпил из бокала, - Ловчие, хоть и носят титулы, властью почти не обладают. Сотня-другая слуг – смех, да и только! Но мы не оспариваем их право быть людьми. Мы не продаём их, как куски мяса, не дарим соседям… и не расплачиваемся ими за свои ошибки.
- Иными словами, вы знаете, что такое честь? Ну-ну, - Борель, как всегда, улыбнулся одними губами, - Кстати, что касается ловчих… Вам стоит на это взглянуть.
Свободной рукой архонт указал куда-то в сторону деревянного помоста, возле которого и проводились торги. На него вывели четверых рабов, и разномастная кучка купцов тут же взорвалась криками; каждый хотел получиться своё раньше остальных и по самой выгодной цене. Караванщики стояли чуть поодаль и о чём-то перешёптывались друг с другом; каждый из них в этот момент напоминал кота, втихаря утащившего с хозяйского стола кусок мяса.
- И что я должен увидеть?
- Приглядитесь внимательно к рабам. К тем, что справа.
- Ну и что? Рабы как ра… - И тут ловчий резко умолк. В висках молоточками застучала кровь; он отогнал от себя уже почти забытое за четырнадцать месяцев изгнания чувство и вновь посмотрел на стоящих на помосте невольников. Посмотрел – и сразу же встретил ответный взгляд, полный… если не ненависти, то неприязни точно. Братья почувствовали его присутствие. И они – Ровен почему-то был в этом уверен – прекрасно знали, кто он такой.
А, стало быть, поняли, что он и палец о палец не ударит, чтобы помочь им спастись от позорного рабского ярма.
- Вы совершаете ошибку, сир, - произнёс ловчий, с трудом шевеля внезапно пересохшими губами, - Ловчий-раб – это…
- Это не моя воля, Ровен, - Взгляд архонта был непроницаем, - Король самолично ввязался в их дело, говорил с ними… и принял решение отправить их на золотые копи Элиры.
- Король? Самолично? – И тут у Ровена в голове будто сложилась мозаика, - Они… те самые? Убившие двух архонтов?
- Именно. Видимо, его величество решили, что избавляться от них ещё рано. Весь Верховный совет, целиком – и я, в том числе – были против этого. Однако, - лицо его дрогнуло, - последнее слово всегда за королём.
Так вот, - продолжил он, - что касается чести. Взгляните – ваших братьев продают в рабство. Их ждёт ужасная жизнь… хотя, это и жизнью-то вряд ли можно назвать. И что же? Разве вы поступите так, как велит честь? Спасёте их, тем самым обрекая себя на гибель? А, маркиз?
Ловчий отвёл глаза.
- Нет. Здесь вы правы.
- Разумеется.
Некоторое время они молчали. Ровен смотрел себе под ноги, Борель – ожесточённо рыскал взглядом по площади, точно выискивал что-то. Точнее, “кого-то”; спустя пару минут черты лица его размягчились, и он махнул рукой одному из оцепивших рынок стражей, стоящих поодаль. Склонив голову в почтительном поклоне, тот широким, размашистым шагом направился к веранде.
- Окил, - представил его архонт, когда незнакомец предстал перед ними, - один из добровольцев, составляющих ваш отряд. Окил, это Ровен, маркиз де Ларьяр. Ловчий.
Теперь, когда они находились совсем рядом, Ровен сумел получше разглядеть его. Роста Окил был невысокого – почти на голову ниже его самого – но был значительно шире в плечах. Голова его, обритая наголо, была испещрена застарелыми шрамами и многочисленными морщинами, не слишком от этих самых шрамов отличающихся; лицо больше похоже на дешёвую пергаментную маску, много раз мятую и без особых усилий разглаженную. И лишь глаза – два ярких синих огонька – казались на ней единственным живым местом. И смотрели они на ловчего, опять-таки, без симпатии.
- Милорд, - прохрипел наёмник (Ровен не мог знать этого наверняка, но облик доверенного Бореля говорил сам за себя), - Вы хотели меня видеть?
- Хотел. Будь любезен, отведи нашего друга в… оружейную. – Окил понимающе кивнул. – Уверен, у нас найдётся клинок ему по руке. У вас есть вопросы, Ровен?
- Я не думаю, что это необходимо, сир. – сказал ловчий, - Моего…
- Я думаю иначе. Ваших ножичков для выполнения нашего задания будет маловато. Так что извольте не спорить, господин ловчий.
Ровен почувствовал беспокойство. Ему не понравился нажим, с которым говорил Борель, не понравился странный взгляд наёмника, и ещё больше не понравилось то, как он, наёмник, осклабился при слове “оружейная”.
Так, будто оно означало совсем не то, о чём можно было бы подумать.
- Ладно, - согласился Ровен, отставляя в сторону бокал, - ведите.
******
Неферис, Змеиный Зал.
Примерно то же время.
- Нет, нет и ещё раз нет! – Велиахир всё же перешёл на крик. От уже несдерживаемого гнева лицо его сделалось чуть ли не пунцовым, - Я не позволю – слышите! – не позволю этому недоноску разрушить всё, к чему мы шли два десятилетия! Нет уж, увольте!
- Так и будет, - подал голос Гаран, - только “увольнять” будем не мы, а он. - Архонт недвусмысленно поднял вверх палец, - Послушайте, нам просто нужно успокоиться, понимаете? Успокоиться и принять здравое, трезвое решение…
- Кстати, насчёт трезвости, - перебил его Серентес, - Ходят слухи, господин архонт, что ты стал всё чаще и чаще избегать этого состояния. Тебе напомнить, что для человека твоего титула такое поведение недопустимо?
- Какое тебе дело до того, как я провожу свободное время? – прошипел тот, - Сейчас я трезв, как стекло, и этого вполне достаточно!
- Свободное время? Что значит “свободное”? Ты…
- Да перестаньте вы! - Велиахир подорвался с места и принялся, словно безумный, метаться по комнате. Наконец, он остановился напротив камина, будто ему что-то привиделось в глубинах беззаботно трещавшего пламени, и неожиданно тихо сказал:
- Вокруг нас творится полное безумие. Им заразились все, начиная от короля и заканчивая последним холопом. Мы с вами знаем, что это. И знаем, почему мы подвержены этому меньше других.
- Не заводи старую песенку, - хмыкнул Гаран, - мы её знаем наизусть. Кровь Старших Братьев, силы творения, бла-бла-бла… И что с того? Это даёт нам какие-то выгоды? Скорее уж наоборот – мало нам немилости короля и Магистрата, так мы ещё и стали мишенями для ловчих. Просто великолепно!
- А Возничие? – жадно воскликнул Велиахир. Он по-прежнему стоял напротив камина, и тень его накрывала архонтов целиком, - Разве это не сила? Или их вы тоже сбросили со счетов?
- Вот здесь он прав: не начинай! – В голосе Серентеса под флёром дружелюбия отчётливо прослеживалась сталь, - Возничие служат только Королю. Королю! – он повторил это слово вновь, с ещё большим ударением: хотя все и так знали, что речь идёт вовсе не о правителе Кальханора, - А Король не станет выполнять наши прихоти. И вообще… до меня дошли подозрительные слухи. Что кто-то хозяйничает в приграничных деревнях. Дескать, приходят ночью, вырезают половину народа, остальных забирают с собой. Куда – не знаю и знать не хочу.
- А я вот хочу! – вдруг добавил Гаран, - И вот ещё что: детей – самых малых – они не трогают. Правда, те и сами долго без взрослых не выживают. А если и удаётся спасти кого-то – так у тех начисто отшибает память. Вот и весь сказ.
Гаран смолк, и каждый – в этом можно было быть уверенным – будто бы наяву представил себе это зрелище: опустевшая деревня, залитые кровью дома и дороги – и над всем этим полные отчаяния детские крики.
Крики, которые стихают довольно быстро…
- Что-то мы отвлеклись, - мотнул головой Велиахир, - С Возничими разберёмся после. Сейчас наша задача – не дать королю превратить свою вотчину в новую Лиарону. Есть предложения?
Предложений не было. В комнате повисло молчание – архонты, все как один, опустили взгляды и погрузились в себя. Велиахир протянул руки к камину; Гаран что-то бормотал себе под нос; Серентес яростно выстукивал ритм пальцами на деревянной столешнице.
И тут ритм неожиданно оборвался.
- Ты был с королём в Элире, Велиахир? – спросил он, - Убийцы казнены?
- Н… нет, – пробормотал тот, – Не знаю, почему. Мы с Винсентом сопровождали его туда, и всю дорогу твердили о том, что надобно их немедленно предать смерти. Мол, всё, что мы могли от них выяснить, уже выяснено.
- И что король?
- Он всё больше молчал. Думал. Плохой, знаете ли, признак, - Архонт выдавил вялый смешок, - Я надеялся, что их сгоряча удавили тюремщики, да не тут-то было…
Когда мы приехали, король приказал выделить для допроса отдельную комнату. О чём-то разговаривал с каждым из них по полчаса кряду. А потом… потом отменил приговор и отправил обоих на рудники. Пожизненно.
- Да о чём он, Дорлак его забери, думает? – яростно вскричал Гаран, - Он и вправду спятил – оставлять этих тварей в живых? Или всерьёз считает, что цепи их хоть как-то задержат? Что же…
- А не думаете ли вы, господа, - прервал его Серентес, - что наш король оставил ловчим жизнь вовсе не для того, чтобы выуживать из них новые сведения? Вдруг он знает – или, хотя бы, догадывается – за кем они станут охотиться в первую очередь, если сумеют удрать?
Серентес умолк; замолчали Гаран и Велиахир. Только глаза они больше не прятали – теперь архонты смотрели только друг на друга, и взгляды их были более, чем красноречивы.
В закрытую на ключ дверь тихо постучали.
******
Арена.
- Приступай, - тихо приказал Борель.
Поклонившись, варг серой тенью скользнул вниз, к переполненным возбуждёнными грядущим зрелищем людьми трибунам. Ему стоило немалого труда заставить себя не обращать внимания на невообразимый шум и гвалт, создаваемый ими, не замечать их слишком уж блестящих глаз, пропускать мимо ушей грязную брань и мерзостные шуточки – как и всегда, впрочем. Терпимостью он не отличался. Однако, если архонт велит что-то сделать, то сделать это надобно сразу же и приложив все возможные усилия – иначе, последствия могут быть, самое меньшее, неприятными.
И всё же варг не любил людей. Может быть, сказывалась наследственная память, а может, он просто слишком долго прожил вдали от так называемой “цивилизации”, и теперь попросту не был готов так долго и часто “вкушать” её плоды.
Зачастую насильно.
Варг по прозвищу Лютый медленно спускался по узкой лесенке, левой рукой держась за узорные перила, правой – расталкивая чересчур нетерпеливых гостей. Его обоняние работало во всю мощь – полузвериный нос всё время дёргался, улавливая каждый запах, пусть даже самый крохотный и незначительный. Хотя любой нюхач – каковым и являлся каждый варг – знал, что незначительных запахов не бывает вовсе. Запах мог рассказать о человеке всё – начиная с того, как он одет и откуда пришёл, и заканчивая его настроениями и чувствами.
Сейчас же Лютый отчётливо чуял страх.
Хотя казалось бы – что тут странного? Люди постоянно чего-то боятся. Кто-то кому-то пригрозил, кого-то ударил, кого-то… словом, цепочку можно продолжать до бесконечности. Однако в этом запахе крылось что-то другое. Непривычное.
Странное.
Битых полчаса, к вящему неудовольствию гостей, Лютый бродил меж трибун, выискивая источник запаха. И, чем больше он ходил, тем больше убеждался – здесь его нет. Придётся возвращаться к Борелю и докладывать о том, что его подозрения оказались беспочвенными. И это уже в третий раз! Старею, тоскливо подумал он, вяло отпихивая в сторону назойливого торговца с позвякивающим мешком в руке.
“Старею.”
Борель ждал его в небольшой каморке над верхней трибуной, которую обычно занимала прислуга. Лютый не мог понять, почему. Видимо, боялся покушения – хотя с такой охраной, в которую входил ещё и варг, это было, по меньшей мере, глупо.
Но – у богатых свои причуды.
- Ну что? – выжидающе спросил Борель.
- Ничего, сир. На трибунах опасности нет. Я почуял кого-то под ними. – Варг задумался. – Раньше, когда арена ещё не была закрыта, там были комнаты для гладиаторов. Если позволите…
- Не стоит. – Тут архонт неожиданно засмеялся. Лютый вопросительно воззрился на него:
- Сир?
- Вот тебе новое поручение. – Борель, казалось, призадумался; пальцы его, длинные и тонкие, нервно пощипывали чёрную козлиную бородку. – Отправляйся в старую часовню. Там встретишь Ринна-лучника. Знаешь его?
- Да, сир.
- Отлично. Он посвятит тебя в детали. А теперь, извини – мне пора. Представление вот-вот начнётся.
Но Лютый остался на месте.
- Позвольте один вопрос, сир? – Архонт, чуть помедлив, кивнул, - Вы… хотите отослать меня из Ренарда?
- Хочу. Доволен? Теперь иди.
На мгновение варг замер, вслушиваясь в яростное биение собственного сердца. Затем поклонился – чуть ниже, чем обычно – и скрылся за дверью.
Раньше, чем он успел осмыслить всё сказанное и услышанное, чуткий – наполовину волчий – слух уловил тихий скрежет тайного механизма.
Представление началось…
- Вставай.
Кто-то ощутимо ткнул его носком сапога в бок. С трудом разлепив сделавшиеся неожиданно тяжёлыми веки, Ровен приподнялся на локте, тупо вглядываясь в полумрак перед собой. Перед глазами носились разноцветные мушки, в ушах звенело, а желудок то и дело напоминал о себе крайне неприятными позывами.
- Проклятье, - выдохнул ловчий, - какого тут…
- Ты всегда такой доверчивый? Или размяк в гостях у Бореля? – Окил (а это был именно он) ухватил его за ворот рубахи, без особых усилий приподнял и встряхнул, - Приходи в себя, ловчий. Да поскорее.
- Ах ты… - Пожалуй, впервые в жизни Ровен не смог подобрать правильного слова, - Что ты со мною сделал?
- Сам виноват. Нечего пить с незнакомцами и отвлекаться от важных дел.
“Чёрт! Ну конечно же! Мы шли в эту самую оружейную, потом Окил предложил зайти в таверну, пропустить по кружке пива. Я идиот…”
Оружейную?
- Где мы? – быстро спросил он.
Лицо наёмника расплылось в довольной ухмылке.
- Там, где твои способности будут оценены по достоинству. Тебе вон туда, - он указал рукой на хлипкую деревянную дверцу слева от ловчего. Сквозь прогрызенные короедами щели в досках прорывался бледно-оранжевый свет. – Ладно, ещё увидимся. Или не увидимся.
Ловчий открыл было рот для нового вопроса… но Окил уже исчез. Просто растворился в воздухе, точно его и не было вовсе.
Ну конечно, подумал Ровен, протягивая руку к расшатанной двери.
“Главное – ничему не удивляться.”
Он не удивился, когда увидел перед собой жёлтый песчаный круг и уходящие вверх трибуны. Не удивился, когда увидел, как слева и справа, чуть поодаль от него открылись точно такие же измученные временем и людьми двери. И не удивился – почти – когда почуял на каком-то своём, подсознательном уровне, в этих двоих незнакомцах ловчих.
Братьев.
Тех, проданных в рабство на его глазах.
- Господа! – донёсся до них откуда-то с верхних трибун голос (Ровен не слишком удивился и этому) Бореля, - Настал тот час, которого мы все так ждали! Пришло время вам показать на деле, чего вы стоите. За воротами арены вас всех ждёт смерть. Здесь она ждёт также – но лишь двоих. Тот, кто уцелеет в этой схватке, получит наивысшую награду – жизнь! – Трибуны радостно загалдели, - Каждый из вас знает, что делать. Начинайте!
Прежде чем кто-то из них успел сделать хоть шаг, воздух прорезал тонкий, протяжный свист – точно где-то сверху лопнула донельзя натянутая струна. Все увидели, как, крутанувшись в воздухе несколько раз, тонкая серебристая полоска вонзилась точно в центр жёлтого круга и застыла сверкающим белым бликом.
Меч ловчего.
Оружие, которое практически никто в Длани не использовал на протяжении уже полтораста лет – разве что, кроме пары-тройки энтузиастов. И дело было, скорее, не в мечах, а в самих ловчих – большинство предпочитало работать в “тесном контакте” а не строить из себя берсеркера.
Однако сейчас выбирать не приходилось.
- Это послужит вам хорошим подспорьем, - снова услышал он голос Бореля, который тут же потонул в возбуждённом рёве толпы. Но ловчий уже этого не слышал. Остального мира для него больше не существовало.
Только этот песчаный круг, торчащий посредине его меч и двое противников.
Врагов.
Они не смотрели друг на друга; видно, с каждым уже “поговорили” отдельно, и от былого доверия меж ними не осталось и следа. Первый – высокий рыжебородый детина, на вид чуть помладше Ровена, второй – совсем уж юнец с коротко стрижеными смоляно-чёрными волосами и толстым, малинового оттенка рубцом на щеке.
Над ареной повисла тишина. Ловчие находились на одинаковом расстоянии друг от друга, но никто не решался сделать первый шаг. Трибуны застыли…
И тут Ровен непроизвольно приметил некую деталь. Глаза у его противников были затуманены, будто обоих долгое время пичкали дурманом. А это могло означать либо то, что их и в самом деле “угостили” какой-то дрянью, либо…
“Слабаки, - тут же подумал Ровен, - Пытаются вызвать обманки без возможности толком контролировать самих себя. Не-ет, ребятки, с таким настроем ни черта у вас не выйдет. А вот я, пожалуй, кое-что и смогу…”
Нет, он не старался взывать к Зеркалам – то зелье, которое в него влили (по палитре ощущений ловчий смутно догадывался, что в него входило), ни за что не позволило бы ему сконцентрировать мысли, превратив их в грозное оружие. Приходилось полагаться только на собственные силы; и, собрав эти самые силы в кулак, Ровен шагнул вперёд.
Его расчёт оказался верным. У его противников сдали нервы, и оба – и чернявый, и рыжебородый – одновременно сорвались с места и бросились к мечу. Тот, видно, тянул их похлеще любого магнита, казался единственной возможностью остаться в живых – так к чему было их разубеждать?
Они достигли цели почти одновременно, оба уже тянулись к рукояти… Но тут – то ли рыжебородый запнулся обо что-то, то ли просто по какой-то нелепой случайности – ладонь его оказалась примерно на полфута ниже, чем следовало.
В этот же миг чернявый что есть силы рванул меч на себя.
Зрители даже не успели понять, что произошло, когда песок арены в первый раз оросила кровь, и рыжебородый рухнул с диким воплем, прижимая к груди покалеченную руку.
Меч ловчего острее самой острой бритвы.
Брезгливо оглядев корчившегося на песке бывшего собрата, белого, как мел, и готового в любой момент лишиться чувств, Ровен приблизился к чернявому на расстояние, которого тому вполне бы хватило для нанесения удара.
Играл с огнём.
- Добей, - кивнул он на рыжебородого. Чернявый не оглянулся, - Неужели так сложно?
Тот не ответил.
А в следующую секунду ударил – резко, сплеча. Ровен резко отпрыгнул в сторону; пара капелек крови попала ему на щёку. Толпа ревела, выкрикивала что-то – верно, подбадривая обоих соперников.
Или всё же троих?
Молодой ловчий владел мечом вполне сносно. Лицо его почти сразу же сделалось абсолютно бесстрастным, будто бы высеченным из камня. В глубине серых, уже начавших “выцветать” глаз прирождённого убийцы, Ровен отчётливо читал неумолимое желание покончить с ним.
“Нет, так дело не пойдёт!”
Они кружили по арене, как в каком-то чудовищном танце, и неистовствовавшие на трибунах зрители встречали чуть ли не каждое их движение восхищёнными возгласами. Почти никто из них не заметил, как и куда исчез третий участник сего действа… в отличие от Ровена.
Однако сейчас забот ему хватало и без этого.
Ещё один взмах – чуть быстрее или чуть неожиданней прошлых – и плечо ловчего ожгло болью. Трибуны взревели; чернявый же, впервые за всё время, дал волю эмоциям – широко, во весь рот, осклабился. Ровен ухмыльнулся ему в ответ, и, отступив на шаг, вдруг сгорбился и зажал рану левой рукой.
Дешёвый театральный жест.
Но большего и не требовалось.
Юнец, не удержав торжествующего крика, бросился на него, сжав рукоять меча обеими руками. Время замерло, зрители окаменели, клинок нёсся вперёд и вниз, разрывая воздух своей заунывной предсмертной песней…
Почти никто не заметил, как сжавшееся тело ловчего распрямилось, подобно пружине. Точнее, заметили все – но вот понять, как это вышло… Впрочем, его соперника этот вопрос волновал совсем недолго – если точнее, лишь в тот момент, когда его клинок неожиданно ушёл в никуда, а растопыренные пальцы Ровена ударили ему в горло.
Чернявый задохнулся от боли, и, сделав два нетвёрдых шага назад, разразился бурным, с надрывом, кашлем. Меча он не выпустил, однако драгоценное преимущество уже было потеряно. Ровен подскочил к нему, увернулся от нанесённого почти наугад удара, ударил сам – кулаком под коленную чашечку. Ноги юнца разъехались в стороны, кашель прервался каким-то всхлипом… и сжимающие рукоять меча пальцы, наконец, разжались.
Под бурные овации Ровен перерезал чернявому горло.
Когда из разверстой раны неудержимым потоком хлынула кровь, заливая ловчему руки по самые локти, душу вновь охватило привычное пьянящее чувство. В который раз он доказал свою силу… Но – не всем и не до конца.
Похоже, рыжебородый всё же превзошёл ожидания Ровена и сумел собрать свои разрозненные и ослабленные мысли в единую картину. Теперь он прятался где-то здесь, скрытый сделанной наспех Маской… но долго удерживать он её не смог бы при всём желании.
“Где же ты прячешься? – со злостью подумал ловчий, - Я ведь знаю, что ты слышишь меня, калека чёртов! Выходи!”
Но того и след простыл. Ровен хотел было пойти по кровавому следу… но такого не отыскалось. Только уже начавшая подсыхать кровавая лужа с плавающими в ней обрубками пальцев – и ничего больше.
“Снова иллюзия… силён, гадёныш.”
- Выходи! – проорал ловчий.
Сзади послышались шаги. Он развернулся – никого.
Снова шаги – слева, справа. Вжавшись в стену арены, ловчий пытался сконцентрироваться, собраться, ухватиться мыслями за проклятого труса, сдёрнуть с него невидимый покров. На краткий миг его глаза непроизвольно закрылись…
Нанесённый со страшной силой удар в бок вмиг вернул его к реальности. Не успел Ровен очнуться после своего короткого транса, как рыжебородый – а это мог быть только он – тут же набросил ему на шею удавку, сделанную им, похоже, из рукава собственной рубахи.
Сдавил.
Рванул назад.
“Ну как? – услышал он внутри своей головы голос, - Хорошо видно?”
Но короткое замешательство уже спало. Природа отнюдь не обидела рыжебородого силой, однако действовать одной рукой в полной мере (вторая была явно не в лучшем состоянии) он не мог. Ровен резко рванулся вправо, ткнул соперника локтём в живот, но нанести толкового удара мечом, на что он и рассчитывал, не смог. Вместо этого оба потеряли равновесие и рухнули в песок.
Дальше всё происходило очень быстро. Хватка рыжебородого на миг – всего на миг! – дала слабину, но и этого оказалось вполне достаточно. Извернувшись по-змеиному, Ровен вынырнул из медвежьих объятий противника, и, прежде чем тот сумел хоть что-то сделать, два фута отточенной стали вошли ему точно между рёбер.
В сердце.
В полном безмолвии трибуны наблюдали, как рыжебородый рухнул на колени; как ударила вперёд и вверх горячая тёмная струя, вырвавшись из разверстой раны следом за вынимаемым клинком. Спустя пару мгновений он замер – и тотчас же в голове Ровена словно прогремел гром. Зрители вскакивали со своих мест, орали до хрипоты, рассыпались в аплодисментах… но всего этого он уже почти не слышал. Шатаясь, как пьяный, ловчий двинулся к ближайшей двери и уже протянул вперёд руку, как вдруг та отворилась сама. Из темноты гладиаторской комнаты выступил – как и следовало ожидать – довольно улыбающийся Борель вместе с верным Окилом и парой слуг.
- Вы… - прохрипел Ровен, - вы…
Ноги его подкосились, и мир, трижды перекувыркнувшись у него перед глазами, вновь скрылся за густой чёрной пеленой.
******
Старая часовня.
Вечером того же дня.
Здание часовни простояло заброшенным много лет. Сколько именно, никто уже и не помнил. Когда после очередной крохотной пограничной “войнушки” форт был разрушен и отстроен вновь, уродливый скелетоподобный каркас так и остался стоять на его западной границе наподобие огородного пугала.
Иногда – наверное, когда коменданта начинали донимать святоши из Трисфайла – предпринимались попытки её восстановления. Но безуспешно. Каждый раз что-то мешало – то внезапная хворь, схватившая рабочих, то не менее внезапно сделавшаяся невыносимою погода, а то и вовсе какая-то ерунда, вроде глупых причитаний о жутких тенях, ползущих из-под земли, замогильных голосах… Но, тем не менее, ерунда эта сыграла и положительную роль – люди по большей части держались от жуткой часовни подальше, что делало её незаменимым местом для всякого рода тайных встреч.
Прикрыв за собой окованные позеленевшей медью двери, варг замер на месте. Прислушался. Голоса, доносившиеся непонятно откуда, смолкли, однако треск пожираемых огнём сучьев и шкворчание жарящегося мяса заглушить было не так просто. Лютый аккуратно, чтобы не зацепиться за торчащие из стен то здесь, то там, ржавые гвозди, прошёл к уходящей наверх винтовой лестнице и осмотрелся.
Никого.
Ни движения, ни отсвета – лишь неспешно кружащие снежинки в ледяной тьме. Он задумался… и вдруг неожиданно хлопнул себя по лбу. Как он мог забыть? Пройдя мимо ряда пестревших осколками цветных витражей, окон, варг завернул за угол и, склонившись, начал рыскать руками по полу. Через пару минут, как того и следовало ожидать, пальцы его нащупали толстое железное кольцо.
Крышка люка приподнялась без особых усилий, и, вместо привычной гнилостной вони, в ноздри варга ударил дразнящий мясной аромат. Довольно усмехнувшись, Лютый спустился вниз по приставной деревянной лесенке, держащейся разве что на добром слове, и очутился в подвале.
Где-то неподалёку горел свет. Он прошёл чуть вперёд, и…
- Так-так, - громко прозвучал чей-то голос, - вот тебе и спокойный вечер! Не дёргайся, а то я нервный, рука ещё дрогнет… Кто таков будешь?
- А ты приглядись хорошенько, Ринн, - пробурчал варг, - И скажи Давету, что мясо уже поджарилось. Пусть снимает, не то сгорит.
- Лютый? – одновременно воскликнули два голоса. Тот, уже безо всякой опаски, шагнул в круг света. Братья, широко распахнув удивлённые глаза, медленно опускали оружие; один – натянутый лук, второй – увесистую дубину.
- Ага. Не ждали?
- Ждали каждую минуту, волчара! – Ринн раскатисто хохотнул, жестом приглашая пришельца сесть поближе. Марк пока шабашил у костра, - Как ты нас нашёл?
- Борель прислал. – Приметив лежащий у стены деревянный чурбан, варг уселся на него, вытянув побелевшие от холода руки к огню, - Сказал, ты сам всё расскажешь.
- Винсент Борель? Архонт? – От удивления Давет чуть не выронил из рук вертел, - Какого чёрта, братец? Во что ты меня опять впутал?
- Не ори, - поморщился Ринн, - Дело будет что надо. Сейчас дождёмся ещё одного человека, и можно будет начинать.
- Начинать что?
- Заткнитесь, - прошипел Лютый, - Кто-то идёт.
Лестхейны недоумённо переглянулись – но смолчали. Первейшие авантюристы и охотники за удачей, они, видно, так и не свыклись с той мыслью, что кто-то может видеть, слышать и чувствовать лучше, чем они сами. Шаги становились громче – варг напрягся, рука потянулась к висящему на поясе широкому ножу. Заметив это движение, Ринн снова схватился за лук; Давет, по-прежнему носящийся со своим вертелом, как с писаной торбой, не нашёл лучшего выхода, чем спрятаться за него.
Теперь, когда шаги раздавались совсем близко, стало ясно – таинственных гостей было двое. Один, судя по тихому звяканью колечек, ремешков и креплений, был облачён в кольчугу, второй шелестел длинными полами плаща или рясы.
“Идут медленно, но не крадутся, - подумалось варгу, - Тоже на встречу, стало быть?”
Незнакомцы остановились. Ринн натянул тетиву.
- Поворачивайте-ка назад, господа, – с угрожающей ноткой произнёс он, - Вам тут делать нечего!
- Ты уверен, Ринн? – в ответ спросил один из них. Голос казался смутно знакомым, - Может, всё-таки поговорим, а? Мы с миром.
- Наймиты с миром не ходят, - безо всякого дружелюбия ответил лучник, - Что надо, Окил? Только не говори, что и ты от архонта!
“Ну конечно же. Окил, любимый гончий пёсик Бореля. Куда нам без тебя?”
- От него самого. Не удивляйтесь, друзья, - покровительственно сказал кондотьер, подойдя ближе к костру. Жёлтый свет костра озарил его лицо, на котором, как с удовлетворением отметил варг, багровел здоровенный синяк, - Ну так что? Поговорим?
Ринн с явным сомнением опустил лук.
- Ну давай, поговорим… друг. Кто там с тобой?
- Позвольте представить вам сенешаля Инхэма, - Второй “гость” выступил из темноты и чуть склонил голову в приветственном поклоне; лицо его было скрыто чёрной полумаской, - Он посвятит вас в детали нашего дела.
- Советую присесть, господа, - Сенешаль говорил тихо – может, боялся, что их подслушают? – Деталей много, ночь длинная… словом, разговор затянется.