http://www.proza.ru/2015/09/24/139
Измученная, она впала в забытьё, но её то и дело заставляли возвращаться из желанного покоя, где не было боли и страдания. Она сознавала, что вокруг неё началась странная суета. Сновали люди в белом, то и дело кто-то присаживался к ней на кровать, слушали пульс, сердце, приставляли короткую трубочку к животу. Рядом появилась капельница, Кире в вену ввели толстую иглу.
Она хотела спросить – что с ней? Но для этого требовалось усилие, а пока Кира собиралась с силами, глаза сами собой закрывались. Наконец, её оставили в покое, и она моментально уснула. Проснулась оттого, что кто-то тихо откинул одеяло, открыла глаза – снова женщина-врач с трубочкой.
– Спи-спи, я послушаю только.
– Что-то не так?
– Нет, всё в порядке.
– А почему схваток нет?
– Потому что ты устала. Как себя чувствуешь? Голова не кружится?
– Сейчас нет, уже лучше. Рука только затекла. Ой, ещё так мало вылилось!
– Так это уже третий флакон. Потерпи, больше ведь терпела. Спи.
Кира снова осталась одна. Её уже не тянуло в сон так неодолимо, она могла думать. Вспомнила ночь, когда у неё появился Алёша. Виталий тогда настоял, чтобы это произошло в Швейцарии. Волновался ужасно, говорил, что ни на грош не доверяет советской медицине. За два месяца до того срока, как должен был родиться Алёша, они уехали. Там всё было на удивление по другому. Она сразу познакомилась с врачом, который должен был наблюдать её, а потом принимать Алёшу. Сначала стеснялась ещё довольно молодого привлекательного мужчины с сильными ухоженными руками. Но уже после первой встречи-беседы он настолько расположил её к себе, что она с удовольствием шла на визит к врачу. После "родной" женской консультации эти приёмы очень впечатляли своей необычностью. Там она и десяти минут в кабинете не находилась: свешали, обмерили, послушали, чиркнули направление на очередные анализы и уткнулись в медицинскую карту. И всё вокруг торопит – не копайся, милая, ты же не одна.
И тут были весы и прочие процедуры и экспресс-анализы, которые проводила в основном медицинская сестра, а потом её провожали к доктору, приглашали Виталия-переводчика (Кира уже пыталась обходиться без него, но здесь с ним было лучше) и начиналась долгая, очень дружеская беседа. Врач проявлял такой неформальный интерес ко всему, что касалось Киры и малыша: как она спала, что ела, сколько гуляла, какое было настроение, как ведёт себя маленький, и ещё много-много вещей интересовало доктора. И никто не ждал в коридоре под дверью.
Что больше всего поражало Киру – клиника вовсе не была какой-нибудь элитной. Так относились ко всем будущим мамам. Элитой было новое поколение – его тщательно и заботливо готовили к вступлению в жизнь. А за полмесяца до рождения Алёши, доктор привёл их с Виталием в родильное отделение, показал палату, где она проведёт несколько дней с малышом. Через стеклянную перегородку они заглянули в пустой родильный зал. В предродовой палате Кира была окончательно сражена, когда доктор сказал:
– Вот сюда вы сможете повесить картину, на которую вам захочется смотреть, где ваш взгляд будет отдыхать. Ведь возможно, вы проведёте здесь несколько часов.
– Картину? – опешила Кира.
– Да, мы можем предложить вам большой выбор. Хорошая живопись создаёт определённый эмоциональный настрой, это очень важно.
Кира посмотрела на Виталия.
– Думаю, мне ваша коллекция не понадобится, у меня будет своя картина.
– И ещё рекомендую позаботиться о музыке. Любимая музыка очень помогает и маме, и малышу. Она снимает напряжение, тревогу, умиротворяет. Только, пожалуйста, не тяжёлый рок.
И Глебов специально для Киры записал кассету с песнями и написал пронзительно нежную акварель: тоненькие хрупкие ивы, пронизанные солнцем, размыто отражаются в спокойной тёмной воде, пустые лодки застыли на зеркальной глади. А левая сторона картины светится – там обрушивается водопад солнца, и всё растворяется в его ослепительном сиянии.
С той кассеты впервые прозвучало "If You Go Away ", и Кира была поражена – как он узнал? Да, конечно, не мог он знать, что эта песня любима ею. Но ценитель прекрасного, он не мог не заметить и не запомнить эту песню. И теперь, когда искал самые нежные, самые красивые мелодии, вспомнил о ней. Кира улыбнулась: она и сейчас видела, как медсестра впервые забыла о своих профессиональных обязанностях, слушала песню, а потом сказала:
– That's wonderful! Who is it?
И, не скрывая своего счастья, Кира сказала:
– My husband.
– O, you very-very happy!
– Yes, I know...
Кира снова вздохнула. А боль... В том состоянии восторженности и счастья, чувствовала ли она боль? Сейчас Кире казалось, что нет. И произошло всё очень быстро. Та сестричка ни на минуту не оставляла её, во время схваток делала массаж, уговаривала, отвлекала от боли, учила адекватно реагировать на неё и способам, как уменьшить боль. Рождение Алёши было праздником. Она ничуть не боялась, когда Виталий вёз её в клинику – была охвачена предчувствием радостного ожидания. Сейчас всё было по-другому. Хорошо, что Виталий не увёз её в этот раз в Швейцарию – едва вернувшись домой, ей не хотелось уезжать. Но он был так озабочен, хоть и скрывал это. Но разве она не видела, что он волновался и нервничал. Антон успокаивал, говорил, что в этой клинике первоклассные специалисты и самое совершенное оборудование. Наверно, так оно и есть. Но хорошо бы и человеческого участия побольше, чуткости; в такие минуты это очень нужно. Увы, за деньги человечность не купишь.
http://www.proza.ru/2015/09/24/154