История шестьдесят четвёртая. Про суеверия
Моряки – народ суеверный, так уж повелось издавна. Причём, у каждого народа свои суеверия. Взять ,к примеру, норвегов – на борту категорически не приветствуется присутствие зонтов. Откуда это пошло, понятия не имею, но капитан вправе отобрать у моряка зонт и выбросить его за борт. Греки, большие гурманы, могут выйти в море, имея в провизионке только муку, яйца, воду и молоко. Мы же... Ох, дорогие мои, мы, российские моряки, сплошь состоим из предрассудков. Допускаю, что ни греки, ни норвеги тоже не ограничиваются одним суеверием, но у нас в этом отношении явный перебор.
То, что нельзя свистеть на судне, знает любой моряк: свистеть – накликать Ветер! А вот во времена парусного флота боцманы, чтобы привлечь внимание Ветра к своим парусам, по утрам скребли пальцем мачту и тихонько посвистывали. Не ручаюсь за правдоподобность этого факта, но мне его Жизнь передала по вахте.
Нельзя плевать на палубу – обидишь Корабль! Нельзя плевать за борт – обидишь Владыку морей! Нельзя сидеть на кнехте – это запасная боцманская голова!
Такой вот список «нельзя!», который можно пополнять бесконечно.
Главное же «НЕЛЬЗЯ» - женщина на борту! Из-за неё Адам лишился ребра, а моряки лишаются покоя в бесконечных плаваньях, если на борту есть особь противоположного пола.
Сейчас, после развала Страны, женщины почти перестали работать на торговых судах некогда великого флота. Встречаются, конечно, кое-где, но в очень ограниченных количествах.
А вот в советское время... Скажу я вам, дорогие читатели, такую вот страшную вещь – на пятьдесят членов экипажа рефрижераторного судна приходилось пять-шесть женщин! И в подавляющем большинстве весьма и весьма привлекательных, причём, их привлекательность возрастала пропорционально продолжительности рейса, а они в те времена были по шесть месяцев. Да... А на плавбазах их было несколько десятков.
Хорошо, если женщина сразу находила себе друга на рейс – остальные моряки это понимали и относились к данному факту относительно спокойно. Но если, например, дама посетила каюты двух-трёх мореходов, то избежать разборок было трудновато. Впрочем, к моей истории это имеет довольно косвенное отношение. Больше скажу – когда в нашей Конторе решался вопрос об удалении женщин с плавединиц, при общем голосовании «за удаление» только я и ещё один капитан воздержались.
Хотите знать – почему? Пожалуйста! Во-первых, женщина в море – это не куртизанка, а член экипажа, выполняющий определённую профессиональную работу от рыбообработчицы или уборщицы до технолога и судового врача. Во-вторых, многие из них шли в море, чтобы обрести мужа и, соответственно, семью. В-третьих, моряки при женщинах поддерживали свой внешний вид и практически не припомню случая, чтобы в те времена кто-то мог пройтись по судовым коридорам, скажем, в трусах!
Мне пришлось поработать на рефрижераторе «Остров Сибирякова» чуть меньше года. О нём говорили, что за одиннадцать лет на нём погибло одиннадцать человек. Судно было построено в Швеции и при спуске на воду крёстной матерью должна была стать жена посла, но она по какой-то причине не приехала (некоторые говорили, что скончалась!) и «Остров Сибирякова» одиннадцать лет отходил нехристем. В конце концов, опять же в Швеции во время ремонта новая жена нового посла разбила бутылку шампанского о борт многострадальца, горлышко от бутылки поместили в прозрачном ящичке и ящичек закрепили в кают-компании на переборке рядом с фотографией крёстной матери.
Забегая вперёд, скажу, что про смертельные случаи на «Острове Сибирякова» я больше не слышал. Много чего ломалось – двигатели, грузовые стрелы, но это были беды местного значения.
Две ходки мы сделали из Балтики в Баренцево море во второй половине лета для приёма с траулеров мороженой мойвы. Это, скажу я вам, фантасмагория! Мы постоянно прятались от студёных ветров , не стихающими ни на день, за островами Надежды и Медвежьим, снежные заряды по десять раз в сутки, не поймешь – день или ночь, потому что там всегда в это время года день! И во всей этой круговерти погрузки и погод – непроходящий аромат свежих огурцов! Так пахнет мойва. Кто-то возразит, что так пахнет корюшка, и я спорить не буду – нюхайте свою корюшку, а мы нюхали огуречный воздух Арктики!
И как же хороша эта рыбка, когда её прямо из трала кидают на сковороду! Ребята, поверьте на слово! Не верите – идите в море!
А вот третью ходку мы сделали суперкруто! Из Калининграда через Панамский канал пошли на сороковые южные на тихоокеанский промысел. Были уверены, что это стандартный забег «туда-обратно», но начальство переиграло планы и мы, загрузившись под самое «не могу» рыбой, повезли её на Кубу.
Дело было перед Новым годом и мы смогли уговорить капитана, а он, в свою очередь, руководство в том, что экипаж крайне нуждается в отдыхе и нам дали «добро» зайти в порт Виллемстад – бывшая голландская колония в Карибском море. Три дня мы «выбирали» ёлочку – низкий поклон капитану! Нагулялись всласть, объелись дешёвыми фруктами и обпились дешёвым голландским пивом.
Далее наш путь пролёг на Сантьяго-де-Куба. Медленная выгрузка, вечера «советско-кубинской дружбы», походы в город, экскурсии к казармам Монкада, рассказывающим о кубинской революции, встреча Нового года.
Тут вот «Остров Сибирякова» впервые взбрыкнул норовом, обладая скандальным прошлым. И взбрыкнул в отношении меня.
В последний день года капитан приказал мне быть старшиной шлюпки, отправляющейся на пляж. Впрочем, никакого пляжа не было и в помине, берег густо порос мангровыми зарослями, вокруг коралловые рифы. Мы обычно бросали якорь на выходе из красивейшей лагуны и экипаж отводил душу купанием и сбором кораллов.
Перед шестнадцатью часами местного времени я предложил капитану отметить наступление новогодней полуночи в Москве салютом – сделать так, чтобы по капитанской отмашке все, кто приехал купаться, одновременно прыгнули в воду с бортов шлюпки. Купальщиков было более двадцати человек. Капитан с энтузиазмом поддержал мою идею и высоко над головой поднял часы.
Три-два-один – и все, кроме меня и командира сиганули в воду. Вернее, кроме меня.
У меня где-то есть фотография, сделанная мной – много-много народа с одного борта и капитанские ноги, торчащие из воды, с другого борта. Не усидел кэп на фальшборте и распрощался с новыми часами ровно в полночь московского времени... Виноватого он искал не долго.
В следующем порту выгрузки, в Сьен Фуэгосе, мы задержались дней на пять и запомнился он мне только визитом отряда наших военных кораблей, от чего корпус судна звенел от гранат, которые военморы бросали в воду, борясь с возможными подводными диверсионными силами и средствами.
А на переходе в Гавану во время качки завпродихе разрубило палец дверью, которую она же и не закрепила на так называемую «штормовку» - крючок. Было много крови, слёз и несколько поездок в госпиталь в столице Острова Свободы.
После выгрузки мы опять отправились в сторону Панамского канала и теперь уже буфетчица той же дверью (!) разрубила себе палец на руке.
В Бальбоа капитан отправил меня, доктора и буфетчицу в госпиталь. Мне понравилось. Сам госпиталь совершенно был не похож на наши захолустные и обшарпанные клинические коридоры. Кондиционеры, дневной свет и даже тихая музыка. А после процедур водитель на старом и преогромном «Плимуте» предложил прокатиться вдоль Панамского канала до шлюзов – это было восхитительно! Наверное потому, что в первый раз.
Судно уже вышло из порта и ждало нас на рейде. Нас подвёз лоцманский катер, докторша пошла с докладом к капитану, а я направился прямёхонько на мостик, так как было время моей вахты. Оказывается, что это я должен был идти с докладом, а не докторша, о чём я узнал через несколько минут, а потом ещё много-много дней мой недоклад икался мне капитанскими разносами.
У нас шеф-повар была, она до этого кашеварила в воинской части и всех матросов по этой причине называла солдатами. Маленькая, крепко сбитая, лицо в шрамах и постоянно матерящаяся. Готовила так себе, мы не жаловались, ведь бывало и похуже. Я бы про неё и вспоминать не стал, но она как-то при качке шмякнулась на пятую точку и под крен проехала на ней через весь камбуз, удачно объехав каким-то образом плиту, и в конце пути упёрлась ногой в комингс кладовой суточной раздачи продуктов. Мы думали, что упёрлась. Она тоже сначала так подумала. Потом передумала и стала орать. Оказалось, что перелом.
Так что женщин в море брать, наверное, себе дороже. Хлопотно с ними не только по мужской, но и по медицинской части.
Или это всё просто суеверия?
22.09.2015
Переход Свиноуйсцье-Норвегия