Последняя любовь Часть вторая

Виталий Овчинников
ГЛАВА 2

ТУПИК

Москва не развеяла тяжелых мыслей Андрея, не прояснила ситуацию, не подсказала выхода из создавшегося положения. Скорее наоборот, возвращение из колхоза в Москву настолько обострило жизненные противоречия Андрея и усугубило его душевную сумятицу, что он впал в депрессию. И, как следствие этой депрессии, в день возвращения в Москву, вечером он напился до беспамятства, как говорится, «в стельку», «в дробадан». Благо , что выданная за сентябрь  стипендия, вполне позволяли сделать это.

Андрей пил стакан за стаканом, стараясь скорее оглушить себя, одурманить и уйти от душившего его кошмара бытия. А поводом для пянства послужило письмо от Зины. Их было два. Они пришли в Москву пока Андрей находился в колхозе.

Перед отъездом Андрей успел тогда написать ей коротенькое письмо, где сообщал о предстоящем своем отъезде и возможном молчании, т.к. не знал, где будет, в каких условиях там придется жить и получиться ли там хоть что-нибудь с письмами.

Андрей тогда почти что угадал. Писать из колхоза письма было практически невозможно. Ребят поселили тогда в здании бывшего клуба, где они спали, не раздеваясь, все вместе, на полу, застеленном соломой. Андрей выдержал пару таких ночевок, а затем перебрался в один из крытых сеновалов-сараев, разбросанных по деревне. Там было хоть чуть-чуть похоже на сносные условия. Даже тепло более-менее, если зарыться поглубже в сено. За Андреем на сеновалы потянулись и другие ребята. И к концу их колхозной эпопеи большая часть ребят ночи свои проводила не в клубе на полу, а на сеновалах.

 Поэтому говорить о каких-либо удобствах или условиях их пребывания в колхозе просто не имело смысла. Не было там никаких условий для жизни. Не было. Просто бросили ребят на произвол судьбы и все тут. Правда, о девчатах все-таки не позабыли. Их расселили по домам колхозников. По несколько человек сразу. Но питались все равно вместе. Готовили себе сами по очереди. В основном девчачья поварская бригада. Продуктов было много. Выбор, конечно, не шикарный. Но зато много. И это было пожалуй единственное, о чем позаботилось вышестоящее   институтское начальство, когда посылало студентов в колхоз. Здесь ограничений особых не было. Картошка, молоко, огурцы, помидоры, мясо, капуста, свекла – все было в избытке. Особенно молоко. Ешь, пей - не хочу!

Вначале еще Андрей подумывал о письме Зине. Но потом пошло, поехало, жизнь завертела и стало не только не до писем Зине, но и порой не до самой Зины. Появилась Саша, Сандро. И по началу Андрей даже как-то загорелся, увлекся было ею, но это все, эти благие намерения, быстро ушли, пронеслись куда-то, испарились, и Андрей очень скоро понял, что влюбиться теперь ему будет далеко не так просто, как казалось вначале.
 
От прошлого отмахнуться было проблемой, оно держало Андрея мертво и отпускать «по добру по здорову» не желало. И только здесь до сознания Андрея начало доходить элементарная мысль о том, что в жизни ничего никогда нельзя начать сначала, что наше будущее вытекает и прошлого нашего и что потому-то ничего случайного в жизни не бывает, что все закономерно и взаимосвязано, и что за все свои глупости, подлости, за все свои ошибки, за все свои промахи, за все свои «загибоны» придется расплачиваться. Рано или поздно, но все же придется. И что его расплата за содеянное с Зиной будет вероятно делом не простым.

Так, в общем-то, оно впоследствии и случилось. Сейчас же у него было только одно неосознанное предчувствие, но и оно, это предчувствие, пугало, настораживало, заставляло прибегать к испытанному и надежному средству ухода от действительности - стакану водки.

Зайдя после колхоза в общежитие, Андрей первым делом шагнул к алфавитному почтовому шкафчику, где в окошечках лежали письма, при пришедшие в их корпус. Андрей взял из окошечка на букву «О» пачку писем, начал их перебирать и тут сразу же его бросило в жар, а сердце заходило в груди ходуном. Он увидел письмо Зины. Даже не увидел, а ощутил, почувствовал всем своим телом, всем своим сознанием одновременно. Одно письмо, затем другое. Оба из Воронежа. На обеих стоял один и тот же обратный адрес: г. Воронеж, Главпочтамт, до востребования, Тереховой З. С. Ему стало легко, радостно и страшно. Он бросился на свой этаж, забежал в свою комнату, закрыл дверь на  ключ, сел на свою кровать и распечатал письма.

Он жадно читал немудреные эти письма влюбленной в него девушки и целая гамма чувств пробежала по его лицу. Оно то хмурилось, то улыбалось, то недоумевало, то откровенно радовалось, а то и просто сияло от нескрываемого счастья. Он читал, читал и никак не мог начитаться, насытиться, словно пил из какого-то живительного источника. Он никогда не был сентиментальным или слишком      чувствительным, но сейчас его словно бы подменили. Он подносил к лицу исписанные листки бумаги, тщательно принюхивался к ним и ему стало казаться, что он ощущает ее запах, а подпись в конце писем: «Целую. Зина» он даже целовал несколько раз и счастливо радостно улыбался.

Как же это хорошо, любить и быть любимым. Но как же это плохо, что ее нет сейчас рядом. Господи, и как же она сейчас ему нужна! Почему они не вместе? Почем ее нет сейчас рядом? Почему? Почему!? Ведь когда она с ним, ему никто не бывает нужен. Он ни на каких девушек или женщин даже и не смотрит тогда. А сей-час?! Зачем ему эта Саша, его Сандро?! 3ачем все это?! Господи-и-и! Да что же это я с собой делаю?! Го-оспо-оди-и..!

Тоска взяла Андрея мертвой хваткой. День сразу почернел, на душе стало пусто и холодно. Он встал, положил оба письма в конверт ,спрятал в тумбочку, взял свою сумку, открыл дверь и вышел. Гастроном был недалеко, на Кутузовском проспекте. Боль-шей, парадны гастроном напротив дома Брежнева. Правда, он тогда не знал, что это дом Брежнева, да и никто вокруг не знал, хотя разговоры, шепотки кое какие ходили. Но Андрей не обращал на это внимания. Гастроном был всегда полон продуктами. И людьми тоже.

Андрей встал в очередь, взял две бутылки «Московской», две бутылки «Жигулевского», взял полкило колбасы «Докторской», причем попросил ее порезать. Ему нравилось наблюдать, как продавцы нарезают колбасу. Чувствовался высший класс! Быстро, быстро мелькает большей, сверкающий наточенным лезвием нож, быстро, быстро движутся руки продавца и колбаса мгновенно превращается в набор тоненьких, чуть ли не   просвечивающихся дисков-кружочков. Они так плотно прижаты друг к другу что колбаса кажется целой, не порезанной.

Затем Андрей подумал и взял еще две бутылки пива, два батона и пошел назад к себе. Здесь он сразу же, закрыв только дверь комнаты и даже не раздеваясь, распечатал бутылку водки и налил себе полный стакан. В другой стакан он налил пива. Постоял немного, набираясь духу, затем быстро, несколькими крупными, жадными глотками выпил водку и, не останавливаясь, сразу же, лишь только выдохнув из себя воздух, запил водку пивом, сморщился, закрыв глаза, передернулся всем телом, крякнул, схватил батон и сунул его себе под нос. Так он постоял несколько минут, согнувшись, сгорбившись, уйдя в себя, отключившись от окружающего мира. Затем откусил кусок батона и, вяло, механически пожевав, судорожно проглотил. Достал из кармана штормовки пачку сигарет, спички, закурил, выпустил изо рта густую струю дыма и сел на свою кровать.

Опьянение мягкой, теплой волной обволакивало сознание, размягчая испуганную, съежившуюся до предела душу и заглушая боль в сердце. И все. Жизнь начала менять свой цвет. Значит, водка подействовала. Теперь станет легче, легче...

Андрей докурил сигарету, встал, подошел к столу, положил сигарету в пепельницу, затем повернулся и шагнул к платяному шкафу, снял с себя штормовку, повесил ее на вешалку, закрыл дверцу, глянул на себя в зеркало, пригладил ладонью торчавшие вихры на затылке и вернулся к столу. Он налил себе еще стакан водки и стакан пива, развернул пакет с колбасой, достал из ящика стола нож и порезал батон. На кусок хлеба положил пару кусочков колбасы и, взяв стакан с водкой в руку, решительно поднес его ко рту. Водку выпил также жадно и также быстро и сразу же запил пивом. Долго сидел, прижав к носу бутерброд с колбасой, борясь со спазмами в желудке, протестующем против такого большого количества водки, влитого в него за такой короткий срок. Поборов приступ тошноты, начал не спеша есть...

Когда вечером в «общагу» заявились ребята, соседи Андрея по комнате, он был уже основательно хорош. У ребят тоже была с собой выпивка и все началось по новой. Тридцать вторая комната на втором этаже общежития геологоразведочного института праздновала свое возвращение из колхоза. И таких комнат в этот вечер в «общаге» геологов было много. Ведь в колхоз ездил весь первый курс института.

Утром Андрей в институт не пошел. Встал он поздно, с тяжелей головой, непереносимой горечью во рту и с отвратительнейшим настроением. Едва умывшись, он кинулся в гастроном за пивом. Взял несколько бутылок, положил их в сумку и двинулся в студенческую столовую. Там он сразу же залпом выпил одну бутылку пива, затем поел. Пока ел, выпил вторую. Стало немного полегче. Настроение поднялось. Андрей посидел, подумал, подумал, выпил еще бутылку пива, затем встал и снова пошел в гастроном. Взял пару бутылок водки и еще пива. К приходу ребят из института он был уже хорошее хорошего, чуть-чуть тепленький. Еле-еле на ногах держался.

Он сидел в комнате за столом, заставленном пустыми бутылками из под пива и водки и разговаривал сам с собой. Увидев ребят, Андрей встал, но его сильно качнуло вбок и он неловко плюхнулся на стул опять. Развернулся на стуле, пытаясь разместиться поудобнее, опять качнулся, чуть не свалившись на пол. Пытаясь удержаться, раскинул руки и зацепил одну из бутылок, стоявших на столе. Бутылка грохнулась на пол, но не разбилась. Андрей пьяно ухмыльнулся:

       -- Ребята-а, ну, что вы так долго. Я заждался уже... Сколько же можно одному... пить. Давайте.... сюда... поскорее…

Завьялов решительно шагнул к столу и забрал у Андрея бутылку:
       --Ты что, Андрей, сдурел что ли? С чего это ты так завелся? Ни к селу, ни к городу?

Андрей недоумевающе развел руками, пытаясь одновременно поднять падающую постоянно на грудь голову:
       -- Ребята-а... Да вы... что-о... Я вас так жда-ал...

С приходом ребят он как-то сразу сник и пьянел буквально на глазах, катастрофически быстро и неотвратимо. Бубнов обошел стол и, став за спиной Андрея, обхватил его руками за грудь, поднял со стула и подвел, если только не поднес, к кровати:
       -- Ну-ка ложись. Хватит дурью маяться.

Андрей послушно сел на кровать, сгорбился, уронил голову на руки и вдруг неожиданно для всех выкрикнул с такой болью, с таким отчаянием, что всем стало не по себе:
       -- Ребята-а! Какая же я все-таки сволочь..! Если бы вы знали-и..

Бубнов сел рядом с ним на кровать, обнял его за плечи и, наклонившись к нему, проговорил:
       -- Ну, ну, Андрей, не надо так... Не надо...Ты же мужчина, тертый мужик... Держись...

Он вопросительно глянул на Завьялова:
       -- Ты чего-нибудь понимаешь?

Тот отрицательно покачал головой. В этот момент в дверь комнаты по стучали. Звьялов крикнул:
       -- Входи! Открыто...

Дверь приоткрылась. Тонкий девичий голос произнес:
       -- Можно?

И Завьялов и Бубнов подняли головы:
       -- Можно, можно..

В комнату вошла Сандро. От пивно-водочного запаха ее изящный носик недовольно сморщился. Она увидела сидящего с понуро опущенной головой Андрея, глаза ее широко раскрылись и она бросилась через всю комнату к нему:
       -- Андрюша, милый, что с тобой?!

Бубнов поднялся ей навстречу, взял за руки:
       -- Не волнуйся. Ничего с ним не случилось. Пьян просто. В стельку.

Сандро оттолкнула его со своего пути, шагнула к Андрею, опустилась перед ним на колени и подняла его опущенную голову. Андрей пьяны- ми, бессмысленными глазами посмотрел на Сандро, тряхнул ошарашено головой, потом произнес заплетающимся языком:
       -- Сандро... Вот те на-а... Ты... ты... ты... че... здесь де-ла-ешшшь?.

Сандро закрыла ему рот ладонью:

       -- Молчи... Слышишь, Андрей, молчи...

Потом она обернулась к ребятам и сказала упрямо-решительным, не вызывающим никакого возражения тоном:
        -- Ребята, вызовите мне такси. Я его с собой возьму..
.
Завьялов озадаченно крякнул. Бубнов усмехнулся и недоумевающе восторженно покачал головой. Но перечить Сандро никто из них не стал. Они быстро оделись и вышли. Отсутствовали недолго. Когда они вернулись в комнату, Сандро сидела на кровати и держала у себя на коленях голову Андрея, гладя ее ладонью по волосам. Лицо у нее было строго, задумчиво и печально.
Бубнов сказал:
       -- Саша, такси у входа..
.
Она сняла голову Андрея со своих колен и положила на кровать, затем встала, глянула на ребят и виновато обескураживающе улыбнулась:
        --Ребята, помогите мне, пожалуйста, отнести его вниз. А то я одна не справлюсь.

Андрея же развезло совсем. Ребята поставили его на ноги, накинули на плечи штормовку, нахлобучили на голову спортивную шапку и, поддерживая с двух сторон, вывели из общежития. Здесь у входа в здание стояла голубая «Волга». Сандро открыла заднюю дверь машины. Ребята осторожно втиснули Андрея во внутрь, посадили на сидение. Сандро села рядом, потом повернулась к ребятам:
       --Спасибо, ребята. Не обижайтесь, пожалуйста, на меня.

Потом тронула за плечо водителя:
       --На Ленинский проспект, пожалуйста...

Сандро жила в большем, очень солидном и внушительным на вид многоэтажном доме за универмагом «Москва». Когда машина подъехала к подъезду дома, Сандро нагнулась к шоферу, протянула ему десятку и тихо сказала
       -- Без сдачи. Но вы мне поможете, да?

Шофер глянул сначала на деньги, затем на Сандро и сказал:
       --Хорошо, - потом кивнул на Андрея, - муж?
       --Не-ет, - покачала головой Сандро и тут же, усмехнувшись, почему-то добавила, скорее для себя, чем для шофера, - Жених... Может быть...

Они поднялись на шестой этаж. Сандро достала ключи, открыла дверь шагнула в прихожую и сказала шоферу:
       -- Сюда, пожалуйста..
.
Шофер ввел Андрея в квартиру. Сандро открыла одну из дверей в коридоре и показала рукой шоферу:
       -- Давайте сюда, на диван..
.
Шофер уложил Андрея на массивный, обтянутый черной кожей диван, выпрямился и вопросительно глянул на Сандро. Та кивнула головой и сказала, тяжело вздохнув:
       -- Все, благодарю вас. Вы мне очень помогли.

Она раскрыла кошелек и достала оттуда деньги. Шофер отрицательно покачал головой:
       -- Не надо. Вы мне уже дали. До свидания.

У входной двери он остановился, обернулся к Сандре и, сочувственно улыбнувшись, сказал:
       -- Не расстраивайтесь, пожалуйста, чего в нашей жизни не бывает. Не берите близко к сердцу. Счастливо вам.
..
Сандро вернулась в комнату, подошла к лежащему на диване Андрею. нагнулась к нему, расшнуровала один ботинок, второй, сняла их, поставила на пол, а ноги уложила на диван. Распрямилась, поглядела в задумчивости на Андрея, повернулась и шагнула к шкафу. Открыла дверцу, достала подушку, плед, вернулась к Андрею, приподняла его голову, положила на подушку, затем накрыла Андрея пледом и села рядом. Андрей не шевелился. Он был в полной «отключке».

       -- Саша, что здесь происходит? - раздался вдруг рядом недоуменный женский голос.

Сандро вздрогнула, подняла голову и повернулась на голос. В дверях комнаты стояла мать. Сандро встала и шагнула к матери:
       -- Мама, не волнуйся, я тебе все сейчас объясню…

Они вышли из комнаты и закрыли за собой дверь. А Андрей спал мертвым сном. И снились ему кошмары, один страшнее другого. Во сне он стонал, скрипел зубами, мычал, ругался матом, звал на помощь, проклинал, умолял, даже плакал. Но среди этого потока малопонятных, неразборчивы и невнятных слов одно звучало наиболее отчетливо и наиболее часто. Это было женское имя. И бог знает сколько раз он повторял это имя в своем пьяном полусне, полубреду., полузабытье.
 
А рядом с ним полночи просидела девушка в ночном, распахнутом халатике, бледная, съежившаяся, и напряженно вслушивалась в невразумительное бормотание Андрея, комкая в нервных руках промокший насквозь платок и вздрагивая всем своим тонким, по девичьи худеньким телом каждый раз, когда Андрей произносил имя Зина.

Дверь в комнату тихенько отворилась. Узкая полоска света скользнула по полу и уперлась в стену. В комнату вошла мать, тоже в ночном халате.  Сандро встала с дивана, шагнула к матери, уткнулась ей в грудь лицом и заплакала:
       -- Мама, он ее так любит, так любит... Что мне теперь дела-ать, ма-а-а-ма-а-а... Что-о-о-о!

Мать стояла молча, прижав к себе дочь, поглаживая ее по волосам и смотрела на лежащего на диване парня. Парень метался по дивану, перекатывая по подушке большой гривастой головой и громким шепотом, хрипло, прерывисто кричал:
       -- Зина-а, не уходи..! Не уходи-и! Прошу тебя, Зина! Я люблю тебя... Слышишь... Люблю! Не уходи.... Не уходии-и-и!

КОНЕЦ ВТОРОЙ ГЛАВЫ

Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2015/09/26/839