Но-шпа
Евсеич принес бутылку. Вот оно счастье в стеклянной таре, такое расфасованное и красивое, подумал майор. Мгновение, и бутылка оказалась в руках профессионала. Она бултыхнулась, хрюкнула, и вот уже нечто полилось в красивые хрустальные рюмки. Жена майора Манька заявила: Мне половинку. Ей ещё надо было следить, чтобы муж, приняв на грудь, не набедокурил. Вздрогнули, закусили солеными огурцами, снова налили, ещё булькнули, ещё и ещё. Майор наливал по чуть-чуть. Он выдавливал удовольствие по капелькам. Евсеич хряпнул по маленькой, недовольно заметил: Чего мельчить, давай уж врежем по граненому зараз. Врезали, и тут всё началось.
Майор почувствовал острую боль справа, там, где печень, казалось включили паяльник. Он скуксился, стал тяжело дышать: Мать, но-шпу! Манька предчувствовала недоброе, не зря ведь пила по пол рюмки. Она кинулась к лекарствам. Секунда, и распечатала целый пузырек дорогостоящей но-шпы. После пяти таблеток майору полегчало. Остатки водки допили без энтузиазма, и Евсеич в потускневшей атмосфере засобирался домой. Он неловко переминался с ноги на ногу. Уж было хотел надеть шапку, да тут Манька настороженно спросила: А но-шпа то где? Сереге вдруг станет плохо ночью. Но-шпу искали все втроем: на столе, под столом и даже зачем-то заглянули в пустые кастрюли. Пузырька нигде не было. Евсеич опустил глаза в пол и пробормотал в никуда: Но, я того, пошел. Куда пошел? зловеще спросила Манька. Её маленькие глаза вспыхнули недобро. Майор с женой медленно стали окружать Евсеича. Тот оцепенел, руки его опустились по швам. Он забормотал: Я что, мне то што, я инвалид. Мне бесплатно. Увесистый Манькин кулак закачался у его носа, как маятник от старых часов. Ты взял, ирод, вертай, она сказала это тихо, но настолько проникновенно, что Евсеич аж весь вспотел, будто в бане отсидел час, как есть в одежде.
Евсеича завалили резко на кушетку. Майор в отставке профессионально общупал все его карманы, складочки, извилинки - не зря в зоне служил. Пузырька не было. Евсеич радостно вздохнул. Чо лыбишься, паскуда? заявила Манька. Я тебя поняла, ты вроде как помочиться выходил, а сам пузырек у входа спрятал, пойдешь домой - и в карман. Вот тебе, а не но-шпа, и она показала здоровенный фик, смачный и жирный. В глазах Евсеича потускнело, и вдруг он заплакал, как ребенок: Ну не брал же я, не брал. Крупные слезы катились одна за другой, стекали на паркет. Майор с женой искали в коридоре, щупали у входа. Но-шпы не было. Отставник успокаивающе хлопнул Маньку по толстому заду: Вот они, твои родственнички. Замешкайся, так они все из квартиры вынесут, сволочи. Он снова хлопнул по заду и услышал какой-то странный звон, снова хлопнул, ещё хлопнул. Где-то явно что-то звенело. Он общупал Маньку и в кармане халата, а вернее, халатища, что соответствовало её фигуре, обнаружил пузырек со злополучной но-шпой. Ты чо ж, тварь, человека оговорила? Выскочил Евсеич: Вот же он, вот. Теперь уже два мужика шли на бабу сурово и беспощадно. Честного человека в воры записывать? Они закатали рукава. Да вы чо? Да я ошиблась, Евсеич, прости. Майор коротко скомандовал: Руки в ноги и в комок за бутылкой - быстро! Минут через десять они уже снова сидели на кухне, и майор профессионально откручивал винтовую пробку “АО Родник”. А что, хорошо сидим, сказал Евсеич. В тарелке поджидали соленые огурчики.