О «пиратском» издании книги А.А. Зимина «Храм науки»: несколько соображений провинциального историка.
Летом 2015 года А.Л. Хорошкевич на основе сохранившегося в ее домашнем архиве чернового варианта опубликовала автобиографическую рукопись А.А. Зимина «Храм науки». Книга была издана небольшим тиражом в 300 экземпляров, в сеть книжных магазинов не поступала и распространялась самим автором. Приблизительно в начале сентября в интернете появилась и ее электронная версия. Вскоре после этого, 10 сентября того же года дирекция архива РАН опубликовала письмо Н.А. Козловой (в девичестве – Зиминой), дочери ученого, которая обвинила А.Л. Хорошкевич и рецензента книги С.М. Каштанова в нарушении авторских прав, назвав публикацию «полным издевательством» над творческим наследием А.А. Зимина и объявила о готовящемся против них судебном иске[1].
В этой ситуации историки не могут судить, выносить свои вердикты и что-либо требовать – это, конечно, компетенция соответствующих судебных органов. Но это не означает, что научное сообщество не должно высказывать открыто своего мнения, основываясь на профессиональных этических нормах и принципах. В качестве такового высказывания создается и этот текст.
Первое и главное, что следует сказать – «Храм науки» является одним из самых ценных и информативных историографических источников, описывающих среду отечественных специалистов по русскому средневековью. Да, его автор крайне резок в своих оценках, многие его суждения тенденциозны и могут не соответствовать фактам, но это не мешает ему фиксировать целый пласт повседневной культуры и деталей быта академической среды. Да, наверное, всем – и тем, кто всегда симпатизировал историку, и тем, на кого он производил отталкивающее впечатление, - было бы проще, если покойник предстал перед ними в виде благожелательного и всепрощающего праведника, никогда ни на кого зла не держащего. Но А.А. Зимин таким не был – а другого А.А. Зимина у нас нет. Можно заставить замолчать живого человека, можно его переубедить, но давно умершему уже ничто не сможет закрыть рот, и мы будем вынуждены (точнее – обязаны) выслушивать его вновь и вновь, даже в том случае, если он заблуждается или просто не справедлив. Перефразируя одно из высказываний А.А. Вознесенского[2], мертвецы – наши перископы, наши судьи и наши зеркала, без них мы никогда не осознаем, что мы есть. Выстраивать же диалог с давно почившим человеком непросто, но без этого диалога нас нет[3]. Отмахнуться же от личности масштаба А.А. Зимина невозможно.
Далее. Российское законодательство в области интеллектуальной собственности может определять конкретного индивидуума, являющегося собственником всего написанного А.А. Зиминым. Но, с точки зрения профессиональной этики, оно одновременно является и достоянием сообщества отечественных историков, лишать (либо затруднять) его доступ к нему, возможно, и законно, но совершенно аморально. Мы все сопричастны к наследию ученого, а потому таковые действия должны быть порицаемы (но, подчеркнем, именно порицаемы, другие формы выражения протеста нам не доступны).
Н.А. Козлова обвинила А.Л. Хорошкевич в несанкционированном ею издании сочинений своего отца. Допустимость этих действий с юридической точки зрения предстоит оценить суду, но в профессионально-этической плоскости этот акт логично оценивать позитивно, как введение в оборот важного источника информации. Мемуары наполнены резкими высказываниями в адрес известных ученых, но характеристики эти принадлежат не А.Л. Хорошкевич, а А.А. Зимину, и переадресовывать их издателю представляется нелогичным.
Говоря о недопустимости издания «Храма науки» без ее ведома, Н.А. Козлова, помимо предоставленных ей гражданским законодательством прав, ссылается на нотариально не заверенный двухстраничный документ, претендующий на выражение последней воли покойного. В нем (скан приложен к письму Н.А. Козловой) А.Л. Хорошкевич и С.М. Каштанов действительно не значатся в числе его душеприказчиков, но сам этот документ вызывает ряд определенных вопросов и недоумений. Первый же из них заключается в том, что большая часть этого документа вымарана черным фломастером (впрочем, напечатанные под ними строки вполне видны и читаемы). Кто, зачем и по каким мотивам это сделал? Кто столь варварски обошелся с ним – сам автор или кто-либо иной? Такое обращение с документом выдает отношение к нему как к черновику, который еще предстоит править. Показательно и то, что он так и не был официально заверен у нотариуса – что это, нехватка времени (А.А. Зимин умер через 10 дней после его составления) или же неуверенность в написанном самого автора завещания?
Представляя это неофициальное завещание, Н.А. Козлова фактически обвиняет А.Л. Хорошкевич и С.М. Каштанова в том, что они самовольно, не основываясь ни на чем, включили себя в число душеприказчиков покойного. Однако помимо приведенного в представленном документе списка душеприказчиков есть и еще один, опубликованный при жизни (и с участием) вдовы А.А. Зимина В.Г. Зиминой: «Если же возникнет надобность разобраться в архиве, то мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь имел отношение к нему, кроме Вали (В.Г. Зиминой - М.Б.), С.М. Каштанова, А.Л. Хорошкевич, А.А. Формозова, и (в случае надобности) Я.С. Лурье. Пусть они же по большинству голосов решают, что из архива достойно публикации. Мне бы не хотелось, чтобы в ближайшие двадцать лет были изданы или доступны (кроме названных лиц) "Храм науки", "Слово и дело" и "Недодуманные мысли"»[4]. Данный текст, содержащийся в последней редакции «Храма науки», впрочем, датирован августом 1977 г., однако само его существование говорит о том, что заявления А.Л. Хорошкевич не являются плодом ее фантазии и имеет определенную документальную основу.
Н.А. Козлова пишет, что А.А. Зимин в представленном завещании «определяя последовательность посмертных изданий своих трудов, в эту последовательность “Храм науки” не включил» (см. п. 5)[5]. Однако в том же самом документе, а именно в п. 7 перечислены еще две научные работы, которые историк рекомендует «попытаться издать через Институт». Следовательно, приводимые в п. 5 перечень самим автором не рассматривался в качестве полного и окончательного.
Наконец, что более всего важно, и в отсканированном Н.А. Козловой документе, и в приведенной нами выше цитате А.А. Зимин оговаривает сроки, в течении которых следует ограничить доступ к своим мемуарам (в тексте 1977 г. – двадцать лет, в тексте 1980 г. – десять лет). Н.А. Козлова указывает на якобы нежелание А.А. Зимина обнародовать свои автобиографические рукописи при жизни описываемых в них лиц. Однако, во-первых, в приведенной из библиографического указателя заявлении 1977 г. эта фраза лишь поясняет установленный автором двадцатилетний запрет на публикацию; во-вторых, в представленной Н.А. Козловой документе она и вовсе отсутствует.
Поясняя, почему до настоящего момента исследователи не имели доступа к домашнему архиву А.А. Зимина, Н.А. Козлова пишет: «…доступ к любому архиву может быть открыт только после его обработки, которая в данном случае завершится только в 2015 г.»[6]. Это не совсем верно – случаи, когда архивное учреждение позволяло ученым работать с неописанными фондами редки, но они все же имеют место. Кроме того, до 2013 года личные бумаги историка находились в распоряжении В.Г. Зиминой, после ее смерти – Н.А. Козловой, и вопросы доступа к ним решались именно этими людьми. Кроме того, полагаем необходимым отметить некоторое противоречие – А.Л. Хорошкевич высказывая свои мысли об отсутствии среди переданных в архив РАН источников ряда материалов ссылается на акт передачи документов в архивное учреждение, в то время как Н.А. Козлова доказывает несостоятельность ее подозрений опираясь на постепенно составляемую опись. Может быть, возникшие опасения можно было бы развеять, опубликовав упоминаемый акт о передаче и черновой вариант описи?
Письмо Н.А. Козловой вызывает и ряд иных вопросов. В силу чего, например, «невозможно» предположить, что А.А. Зимин передал А.Л. Хорошкевич ряд созданных им документов? Почему отсутствие дарственной надписи А.А. Зимина на своих черновиках должно рассматриваться как основание для сомнений в законности их приобретения? Отдавала ли какие-либо распоряжение на счет судьбы автобиографических рукописей своего покойного мужа В.Г. Зимина? Как и где А.Л. Хорошкевич «свободно поправляла сочинение А.А. Зимина» и в чем состояло «издевательство над его творческим наследием»? В чем заключается «материальный ущерб»[7], нанесенный Н.А. Козловой?
Свою посильную роль в разрешении (или сглаживании последствий) возникшего конфликта может внести и научное сообщество. Полагаем, каждый, кто имеет возможность ныне ознакомиться с мемуарами А.А. Зимина (в том числе и бесплатно скачавшие их из сети интернет), в обязан этим А.Л. Хорошкевич (отметим, опубликовавшей их за свой счет) и С.М. Каштанову. Было бы вполне логично оказать им, в случае необходимости, посильную материальную помощь. Как представляется, не менее важным делом было бы и оказание своего рода экспертных услуг, а именно – написание рецензий и отзывов на публикацию А.Л. Хорошкевич, в которых была бы тщательно проанализирована ценность и значение этого источника для изучения истории советской исторической науки.
В завершение автор (М.А. Базанов) желает особо оговорить, что озвученное в данной статье мнение является его личным взглядом на происходящее. Его коллеги, начальство, учреждение, в котором он работает, не имеет к составлению данной статьи никакого отношения. Данное письмо не включено в план его научной работы и составлялось во внерабочее время. О его написании он никого из своих коллег не извещал.
М.А. Базанов, канд. ист. наук, ведущий археограф Объединенного государственного архива Челябинской области (г. Челябинск).
Примечания
1. http://arran.ru/?q=ru/node/602
2. Андрей Вознесенский
Война
С иными мирами связывая,
глядят глазами отцов
дети —
широкоглазые
перископы мертвецов.
1965
3. Пожалуй, в наиболее развернутом виде эту мысль выразил философ Э.Ю. Соловьев: «Люди минувших эпох живы для нас благодаря особого рода общественной практике — мемориальной. Она обеспечивает постоянное присутствие прошлого в актуальном сознании и препятствует тому, чтобы мы его подменяли или сочиняли. Те, кого уже нет, продолжают общаться с нами через оставленное ими наследие. Мы находимся во власти их заветов и в каждом новом поколении стоим перед задачей осмысленного отношения к заветам, которое одно только может уберечь от слепой покорности авторитету, с одной стороны, и от предательского беспамятства — с другой… Разумеется, прошлое (царство тех, кто умер или по крайней мере уже ушел с общественной арены) само никогда не возьмет голоса и не изречет своей мудрости. Чтобы оно высказалось, нужна исследовательская работа активно живущих. Им приходится усматривать смысловое подобие исторических ситуаций и ставить современные проблемы в свет соответствующего наследия. И все-таки это свет из прошлого: благодаря усилию историка оно начинает толковать нашу жизнь. Тот, кого уже нет, выступает тем не менее в качестве живого участника диалога, в качестве исповедника, а иногда и проницательного психотерапевта, который впервые сталкивает современность с ее собственной горькой правдой» (Соловье Э.Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991. С. 3-5).
4. Зимин А.А. Из неопубликованного / публ. В.Г. Зиминой // Александр Александрович Зимин: биобиблиографический указатель / Сост. В.И. Гульчинский; вступ. ст. С.М. Каштанова. М.: РГГУ, 2000. С. 154-155.
5. http://arran.ru/?q=ru/node/602
6. Там же.
7. Там же.