Мы приехали в Плимут, где леди Гилфорд намеревалась сесть на корабль. В ожидании подходящего судна, мы с ней провели несколько дней в гостинице. Первое, что я должна была сделать после дальней дороги, это привести в порядок гардероб и свой, и моей хозяйки.
В результате, служба моя была омрачена первой неприятностью. Я прожгла утюгом шёлковый белый воротничок. А что? Я ведь раньше никогда не имела дело с шёлком. Я не знала, что он так нежен. В общем, я перегрела утюг и, едва коснувшись, сожгла беленький, ужасно дорогой воротник, обшитый кружевом. Начинать службу с обмана мне показалось мерзким, и я пошла сознаваться.
Едва только увидев мою понурую фигуру, леди Гилфорд поняла, что я набедокурила, но промолчала. Она пристально смотрела на меня. Я некоторое время переминалась с ноги на ногу, но молчание не могло длиться вечно. Я собралась с духом и сказала:
-Простите меня, миледи. Я испортила ваш лучший воротничок. Вот… - сказала я, протягивая прожженную вещицу.
-Как же это тебя угораздило? – спросила она.
-Я не умею гладить шёлк. Ведь у меня никогда не было шёлковых вещей.
-Понятно.
-Я не знала…
-Понятно.
-Я не нарочно…
-Разумеется.
-И какое мне теперь будет наказание? – с трепетом спросила я.
Леди Гилфорд подошла ко мне, провела рукой по моей щеке и сказала:
Успокойся, глупышка. На первый раз я тебя прощаю. Только обещай мне, что постараешься впредь так не делать.
-Да, конечно, ваша милость, я буду стараться. Чтоб мне вечно гореть в аду, если такое повторится.
-Ну, деточка, какую ты глупость сморозила! Нет никакого ада, нет никаких вечных мук.
-Как это нет? Ваша милость, я вас не понимаю.
-Это всё глупые сказки, придуманные злыми и неумными людьми.
-Как это сказки? Но святая церковь…
-Святая церковь врёт, девочка моя. Если хочешь поступать правильно, лучше слушай не попов, а свою совесть. Она тебя никогда не обманет.
-Простите, леди, но ведь испокон веку известно, и Святое Писание утверждает…
-Вот сразу видно, что ты не читала Святого Писания. Там ничего подобного не утверждается. Ни слова там нет, ни про котлы со смолой, ни про сковородки.
-То есть, как?
-Ты грамотная?
-Нет, миледи.
-Если хочешь, я научу тебя читать. Ты прочтёшь Библию и сама во всём разберёшься.
-Что вы, миледи! Как можно? Ведь я ваша служанка. Я не могу так обременять вас.
Леди Гилфорд рассмеялась:
-Когда мы будем плыть через океан, у нас с тобой будет много свободного времени. Мы не имеем права его терять понапрасну. Твоё обучение будет и борьбой со скукой, и пользой.
-Мне право неловко пользоваться вашей добротой.
-Я твоя хозяйка. И если я прикажу учить азбуку, ты будешь учить азбуку.
Воля ваша… Но почему вы утверждаете, что ада нет?
-Как бы тебе это объяснить? А, вот! Дай-ка сюда мой воротничок.
Тяжко вздохнув, я протянула своей госпоже изувеченный воротничок.
-Вот, смотри, Бетти, - сказала она, расстилая воротничок на столе. – Допустим, ты испортила мне воротничок. Ты провинилась и заслуживаешь наказания. Как мне с тобой поступить?
Я уныло пожала плечами.
-Возможно всего только три решения, - продолжала она. – Решение первое – вычесть из твоего жалования стоимость воротничка. Как ты думаешь, это будет справедливо?
-Да, миледи. Вы имеете на это полное право, - вздохнула я.
-Давай назовём первое решение СПРАВЕДЛИВЫМ. Ты согласна?
Я снова грустно кивнула.
-Возможно и другое решение, - продолжила леди Гилфорд, - плюнуть на воротничок, всё простить и забыть.
-Да, ваша милость, вы ведь так и сделали. Вы так милосердны.
-Не так уж я и милосердна, но кое в чём ты права. Давай назовём это решение МИЛОСЕРДНЫМ.
Однако возможно и третье решение. Представь, что я приказала двум громилам схватить тебя, нагрела утюг докрасна и сделала с твоим лицом то же, что ты с моим воротничком!
-Ваша милость! – я упала на колени. – Вы не можете так поступить!
-Я не могу. Но я знала одну даму, которая именно так и поступила. Да не трясись ты, дурочка. Я ведь уже сказала тебе, что не буду тебя наказывать. Успокойся.
Знала бы ты, чего только ни делают господа со своими слугами. Бывает, что слуг бьют до смерти, или травят собаками. Видела ты когда-нибудь не поротого слугу?
-Нет, ваша милость, не видела.
-Та дама, которая сожгла своей горничной лицо утюгом, вовсе не была самым злым человеком на свете. Другая дама, узнав о том, что её муж изменяет ей с горничной, заставила мужа затравить девушку собаками. Когда бедняга была уже без лица, без ушей, без пальцев на руках и ногах, дама приказала отозвать собак и выкинула жертву на улицу. Раны от укусов гноились и дурно пахли. Добрые люди подкармливали изуродованную девушку объедками. Благодаря этому, она прожила ещё четыре месяца, и только в декабре её страдания окончились. Она напилась виски и замёрзла в одну из холодных ночей.
-Это ужасно! – шептала я.
-Ну, так вот, как бы ты назвала такое решение?
-Это было бы жестокое решение.
-Да, Бетти, это жестоко. Но это ещё и не справедливо. Ты согласна?
-Да, миледи.
-Давай назовём это ЗЛЫМ решением.
-Да, ваша милость.
-Итак, возможны три решения: СПРАВЕДЛИВОЕ, МИЛОСЕРДНОЕ и ЗЛОЕ. А в чём разница между справедливым решением и злым, как ты думаешь?
-Справедливое решение, - неуверенно начала я. – оно, ваша милость, мягче, чем злое.
-Мягче? Но ожёг лица мягче, чем виселица. А между тем убийц вешают. И это справедливо, ибо тот, кто убил своего ближнего, достоин виселицы. Как же так получается? Ожёг лица за воротничок это несправедливо, а виселица за убийство это справедливо. Выходит, что справедливое наказание может быть более жестоким, чем несправедливое.
-Тогда, дело в соразмерности наказания, - догадалась я. – Одно дело – воротничок, другое дело – убийство. Если наказание соразмерно вине, тогда оно справедливо!
-Молодец, Бетти, умница, - похвалила меня леди Гилфорд. – Справедливость заключается в том, чтобы наказание соответствовало степени вины. А разве вечные муки в аду могут соответствовать степени вины?
-Ну, это смотря, какая вина, - протянула я.
-Хорошо, допустим, у тебя украли фартинг. Это достойно вечных мук?
-Пожалуй, нет, миледи.
-А если украден миллион фунтов?
-Тогда, пожалуй, да.
-Но по сравнению с бесконечностью, миллион фунтов так же мал, как и фартинг, рассмеялась моя хозяйка. Конечно, за кражу миллиона фунтов следует наказывать более сурово, чем за фартинг, но не бесконечно же! Бесконечные муки за миллион так же несправедливы, как за фартинг!
А за пощёчину можно наказывать вечным кипением в смоле?
-Пожалуй, нет, миледи.
-Значит, если грешник всю свою жизнь только и делал, что избивал других людей, он совершил грех в миллион раз больше, чем пощёчина. Но, что такое миллион по сравнению с вечностью? Ты согласна?
-Пожалуй, да.
-Ну, и какая же вина заслуживает вечных мук? Пойми, глупышка, в сравнении с вечностью, любая вина – мелкая. Зуб за зуб, это справедливо. Десять крат воздам, это жестоко, но справедливо. Стократ воздам, это уже перебор. Но бесконечность, это больше чем сто, больше, чем тысяча, больше любого вообразимого числа. Это жестоко, несправедливо и бессмысленно.
-Бессмысленно?
-Именно, девочка моя. Бессмысленно. Ведь, когда палач на площади порет кнутом воришку, зачем он это делает?
-Чтобы неповадно было… - не задумываясь, выпалила я.
-Правильно. Его порют в надежде, что он устрашится кнута, и в будущем не станет воровать. Так?
-Так, - согласилась я.
-А в чём смысл вечных мук? Ведь, если муки вечные, значит, не будет никакого будущего. Что может быть после вечности? Ничего! Ведь если вечность никогда не кончится, значит, после неё ничего не может быть. Так в чём смысл вечных мук? Ясно, что не в исправлении и не в том, чтобы уменьшить зло. Сами по себе вечные муки являются бесконечным злом. Вот уж воистину лекарство хуже любой болезни. Ты согласна?
-Да, миледи, я согласна.
-И вот попы уверяют нас, что милосердный Боженька способен сотворить чудовищное зло, неизмеримо большее, чем зло всех грешников мира? Что за чушь?
Если уж верить, то только во что-то одно: Либо Бог милосерден, но тогда вечных мук не существует. Либо вечные муки существуют, но тогда Бог – самое злое, немилосердное, несправедливое существо во вселенной.
-И где же истина? – удивилась я.
-Это вопрос веры. Спроси своё сердце, детка.
-Моё сердце говорит, что Бог добр.
-Только к тебе, или ко всем?
-Ко всем.
-А к грешникам?
-И к ним тоже.
-Так существуют ли вечные муки?
-Нет, мэм! Теперь я ясно поняла. Если я умру грешной, Бог либо простит меня, либо накажет, но наказание не может быть бесконечным. Оно будет соразмерно моей вине!
-Вот видишь, ты сама достаточно умна, чтобы не повторять тех глупостей, которые внушают тебе попы под звуки органа.
-Но, почему священники говорят иначе?
-Потому, что они лжецы.
-Что вы такое говорите, миледи?
-Когда они будут говорить тебе о вреде чревоугодия, посмотри на их пузо, и ты всё поймёшь. Когда они будут говорить о вреде блуда, присмотрись повнимательнее к их рясам, и ты заметишь на них не один женский волос, когда они будут говорить тебе о трудолюбии, посмотри на их нежные холёные руки. Не верь попам, детка. Живи своим умом. Бог для того и дал тебе голову, чтобы ты думала, а не исполняла приказы подлецов и безумцев.
-Какие странные у Вас речи, госпожа!
-Пойми Бетти. На страшном суде Господь спросит с тебя за грехи. Так вот. Не бери на себя чужих грехов. Хватит с тебя и своих собственных. И не вздумай потом показывать пальцем на какого-нибудь мерзавца, говоря: «Это он меня совратил!». Уверяю, это тебе не поможет. Совершай только то, что одобряет твоя совесть. Только этот советчик тебя не обманет.
При этих словах, на щеках леди Гилфорд заблестели слёзные дорожки, но лицо приняло какое-то суровое выражение. Она неспешно отошла к окну и отрешённо уставилась вдаль.
-Леди, простите мою дерзость, но сдаётся мне, что вам сильно насолил какой-то священник! – сказала я, поражаясь собственной смелости.
-Ты всё ещё здесь? - спросила она, не оборачиваясь, – Иди, работай!
-Слушаюсь, миледи! – прошептала я и побежала в хозяйственную комнату.
Долгое время этот разговор не шёл у меня из головы. Я впервые стала задумываться о Боге, справедливости, смысле бытия. Вся старая картина мира у меня в голове рухнула. А новая никак не складывалась. «Слушай свою совесть!» - повторяла я. Пожалуй, только это оставалось бесспорным. Если поступать по совести, Бог не может этого не одобрить.