Рассказ был написан в разгар правления сбежавшего позже от всенародной любви президента.
Алкаш Федька шел себе по мостовой, неожиданно подпрыгнул и... пропал начисто. Его друг-собутыльник Леха из Портовой улицы крякнул от неожиданности, стал как вкопанный, и уже было собирался пообещать партии и народу, что никогда, в жысть, в рот не возьмет. Но тут из-под земли донесся глухой привычный мат - близкий и трепетный. Приводящий обычно в головы внимательно слушающих такую изысканную речь - ясность и истинно народное понимание.
- Шо ж это за хренотень такая....?! (дальше не переводим - одни сослагательные наклонения всякие) - вопил оскорбленный до глубины души бывший водопроводчик, а ныне почетный потребитель ларька № 7 под названием "Бомбей", находящегося под попечительством душевной бабы Зинаиды, потратившей полжизни на спасение нации в ограниченных территорией ее ларька пределах. - Когда ж это кончится? Окончательный кирдык в стране и в моем, родном до боли, городе.! Куда ни ступишь - везде дыры одни в земле...!
Федька долго еще рассказывал себе, другу Лехе и воображаемой толпе слушателей о том, как сильно опустили страну подлые безнравственные силы, окопавшиеся кругом него, Федьки, и все для того, чтобы обезобразить и так нелепую его жизнь, пока он был занят исканиями истины на улицах родного города. А длилось это уже лет семь. И все это время Федька тырил, где мог, металлолом, чтобы на вырученные деньги угощать себя и корешей туманными представлениями о действительности и рассказами о том, как раньше все было замечательно.
Крышку люка, которая в данную минуту отсутствовала на мостовой, три дня назад Федька сам же и спер, продал, а деньги затем успешно пропил. Только не помнил Федя совсем ничего. Он вообще с памятью встречался в последнее время крайне редко. Да, она и не нужна была ему вовсе, память эта. Ведь он давным-давно уже сидел в глубокой яме. А та, в которую он угодил нынче, и ямой нам назвать стыдно...
Когда потомственный алкаш Федя вылез, наконец, весь в дерьме, из дыры, первое, что он обозрел, была большая голубая реклама на щите. На ней добрый улыбающийся дядька уверял ласковыми буквами - "Почую кожного!" Федя посмотрел внимательно на щит, высморкался и беззлобно произнес:
- Ага... Щас... (далее не перевожу - одни сослагательные наклонения всякие).
Дело в том, что Федя как под землей, так и на земле, да не покажется вам это странным, разговаривал на одном и том же языке. И другого никакого не знал. Кроме того, он был с юности самым убежденным неверующим. А потому всех, кто имел неосторожность при нем что-то обещать - посылал на... (дальше одни разные многоэтажные обороты).