Тосенька Глава 10

               
                Кормилец
    
 Однажды к Тосе в хату ввалился пьяный немец. Протянул ей огромный кусок мяса:
          - Essen! Еssen. Ich will essen, - он указывал пальцем себе на грудь.
          - Мам, он говорит, что есть хочет, - перевел ей Гена.
    
 Пока мясо варилось, Тося разглядела "визитера". Глаза добрые. И он не пьян, притворяется.Сидит, поставив локти на стол, прикрывает ладонями лицо и из-под пальцев наблюдает за детишками. Руки рабочие - большие, раздавленные трудом с въевшейся металлической чернотой. Когда мясо сварилось, он отрЕзал небольшой кусочек, с аппетитом его уплел, а потом вдруг раскричался, вскочил, затопал ногами, замахнулся на Тосю, но не ударил, а лишь сильно толкнул. Схватил мясо, вытащил из ранца газету, завернул его и сунул в мусорное ведро. И всё это с руганью и возмущениями. Резко ушел, пригрозив от двери кулаком.

      Едва дверь захлопнулась, Тося спросила Гену:
          - Сына, что он говорил?
          - Я не все понял. Он шепелявит. Но, кажется, сказал, что мясо недоваренное, пусть твои дети его fressen, жрут. Может, подохнут.
          - А сам-то трескал вон с каким аппетитом, - вставил Санек, глотая голодную слюну.
      И тут Тосю осенило: немец специально мясо завернул, чтобы оно чистым осталось. Он же его ДЕТЯМ оставил специально. А ругань и замахивание - это же простая, примитивная конспирация. 

      Он еще несколько раз приходил. И каждый раз картина повторялась: он ел, ругался, как-то раз даже небольно ударил Тосю на крыльце. Но всегда оставлял продукты: мясо, сахар, галеты, и даже конфеты. А как-то раз пришел с колбасой, с порога наорал на детей, пригрозил пистолетом. Ребятишки забились в угол и сидели, тесно прижавшись друг к другу. Но разве долго усидят годовалые двойняшки? Галинка захныкала. Немец вскочил, затопал ногами, стукнул по столу, кулаком схватил колбасу, с силой швырнул ее в детей и, сердитый, выскочил из дома. Ушел, а колбаса-то детям осталась. Но вскоре его куда-то перевели, больше он не появлялся. А в Тосиной семье, вспоминая о нем, говорили: "кормилец".

      Видно, у самого дома были дети. А просто прийти и угостить он не мог. Да и так человек рисковал жизнью.