Часть I. Глава VI.
И вот мы выходим с ним из ворот нашего дома и сразу встречаемся лицом к лицу с волком. Не с настоящим, конечно, брянским серым хищником, а с его собратом из мультика «Жил-был пёс». Какие-то умельцы сварганили его из арматуры, сварили стыки, покрасили серой краской и поставили в сквере рядом с моим домом. Мне он виден из окна. Получилось настоящее произведение искусства. Памятник очень похож на оригинал из мультика, так что, кажется, тронь за его сытое пузо, и он скажет голосом Джигарханяна:
— Щ-щ-ас спою…
Горожанам приглянулся этот железный монумент, и возле него теперь всегда толпа. Фотографируются целыми семьями. Особенно он полюбился детишкам, их от серого волка за уши не оторвать.
— Наш лё лу (волк), – говорю я Ирвану и предлагаю ему сфотографироваться рядом с достопримечательностью.
Француз подходит к железному зверю, а я щёлкаю фотоаппаратом.
Только вывеска над волком почему-то не попадает в кадр, а она очень красноречива:
— Я люблю Брянск.
И вместо слова люблю нарисовано красное сердечко… Пора мне уже мои плюсовые очки брать с собой.
Отщелкав положенные кадры, мы отправляемся в парк. Он у нас имени Толстого. Писателей Толстых на Руси трое. Один, основной и всемирно известный – Лев Николаевич, и два вспомогательных: Алексей Николаевич и Алексей Константинович. Последний – наш земляк. Он первый по старшинству, потому что родился раньше других Толстых. В середине девятнадцатого века он был известным писателем и поэтом, к тому же, моим земляком.
«Средь шумного бала, случайно…», или
«Колокольчики мои, цветики степные…», – это всё его чудесные стихи, все мы помним их со школьной скамьи. Ещё мне нравится его стих «История государства Российского»:
«…Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко
Мы лучше умолчим…»
Умолчать и тогда и теперь – это милое дело на Руси. Но теперь этим грешим не только мы, наши западные друзья партнёры делают это почище нас.
Третий, самый молодой Толстой, Алексей Николаевич, будущий красный граф, в своё время обласканный Сталиным, написал «Петра Первого» и «Аэлиту», а также выстругал из итальянского Пиноккио нашего русского Буратино.
Парк Толстого тоже недавно реконструировали. Нам он известен, как парк деревянных скульптур. При реконструкции некоторые его скульптуры, стоявшие со времён оных, убрали, и на их место поставили новые. Года три назад на мельничное колесо в фонтане лили воду чёртики, теперь это делают пузатенького вида мужички. Объяснили это так, что, мол, необходимо бороться с нечистью… Ладно, будем надеяться, что её мы теперь в нашем крае больше не увидим.
Проходя мимо скульптур, я думаю, что француз бросится их сразу фотографировать, но он не проявляет к народному творчеству никакого интереса. Он даже не смотрит на них. Потом он и на экспозицию репродукций картин Марка Шагала не соизволит пойти.
— А зачем они мне? – скажет он, – вот если дождь пойдёт или холодно станет, тогда я с превеликим удовольствием, а в такую погоду это делать грех.
У фонтана с мужичками, льющими воду на бывшую чёртову мельницу, он всё же останавливается. Дело в том, что от прежней экспозиции всё же кое-что осталось. Например, деревянная мышь, сидящая на столбе. Отдыхающие бросают к её ногам монетки. Если денежка не срывается вниз и остаётся возле мышки, значит быть тебе богатым. На дне фонтана монет всяческого достоинства валяется предостаточно. О чём это говорит? Лишь о том, что цыгане в отреставрированный парк вот уже два года как не ходят, их туда не пускают. Я слышал, что договорённость такая есть с местным цыганским бароном. Думаю, что и по поводу нашего автовокзала она тоже имеется, там цыган тоже давно не видно.
Я показываю Ирвану на пять или шесть монеток, застрявших в руках мыши. Как таковое возможно, представить я не могу. Видать, и в Брянске есть очень богатые люди, хотя их и не так много…
Бросаем и мы несколько монеток к ногам мыши, две из которых застревают. Это хороший знак.
После этого мы продолжаем путь к аттракционам. Их уже Ирван разглядывает с неподдельным интересом. Пока он это делает, к нам подходит местный сторож Витька. Витьке уже 58-мь, и он мой хороший друг. Выглядит он так, будто это он директор парка, а никак не местный сторож. Одевается он всегда по моде, много читает, в своё время одолел мой «Ирреальный Мир». Местные девчонки к нему неравнодушны и не прочь иногда продежурить с ним до утра.
Я знакомлю его с французом, и он сходу предлагает нам прокатиться на карусели.
— Бесплатно, – говорит он.
Ирван с сомнением смотрит на ржавые цепи, к которым прикреплены кабинки.
— У нас бы за такой аттракцион хозяина арестовали, – говорит он, – а сам аттракцион тут же закрыли. Взгляни, – обращается он мне, – видишь ты тут хотя бы намёк на безопасность, а на каруселях полно детей.
Витька не слушает его и продолжает нас уговаривать, упирая на то, что «ведь бесплатно».
— В следующий раз, – говорит француз, – когда опять приеду, тогда и покатаюсь… вот вместе с ним, - кивает он на меня.
Потом Витька, а вернее, Виктор Иванович, жмёт нам руки, и мы с ним прощаемся. Вдогонку он нам ещё что-то кричит про рыбалку.
http://www.proza.ru/2015/09/23/1248