Погребок новая версия

Сергей Корниенко
Свобода, полная свобода!
Все может делать человек,
Но только воля кукловода
Диктует свой ему разбег.
Свобода в том, чтобы легко
Приобретать себе ярмо,
И с важной миною купца
Бежать в объятия ловца.

Мир есть сосудов сообщенье:
Куда ты что-то ни налей,
Природа клонит к уравненью
Поступков, мыслей и вещей.


Действующие лица:

Клоун (пуглив и чувствует себя не в своей тарелке)

Шут (на протяжении пьесы пьян и слова свои тянет)

Король (пьян, однако трезвеет при нападках Прозерпины)

Прозерпина, она же Персефона (стервозная дама)

Жрец (пафосный и самоуверенный тип)


На сцене трон, драпировка смята, на полу валяются различные предметы, то есть беспорядок. На сцену сначала выглядывает, потому осторожно выходит Клоун. Осматривается.

КЛОУН: Жесть какая-то! Куда бежать из этой преисподней? Сплошное безумие! Пьянки, драки, скандалы, разврат! Что там еще? Чего я не видел? А ведь месяц назад все было спокойно. Было как надо, тепло, уютно. Каждый занимался делом по роли. Король – правил государством. Шут – забавлялся и ерничал. Я – шутил и поднимал людям настроение. Принцесса перебирала кавалеров. Все было так, как должно было быть. Все находилось в специально отведенных для этого местах! Не знаю -  не знаю, кто теперь клоун: я или король… с его бездарными гостями и развратными нахлебниками? Даже шута ни с того ни с сего перекособочило! Он теперь персона грата – посмотрите на него! К дамам – липнет, с придворными – задирается, а за поясом у него уже не дурацкая погремушка, а самый настоящий кинжал!  Это ему презент от залетного генерала. Тот еще генерал! Языкан! «Друг мой, - говорит генерал, - От сих ты принужден быть вострым не токмо на езык и на то, что волею судеб носится в кальсонах, но и востер ты принужден быть в схватках с врагами нашего досуга!» Вот ведь выдал афоризм! Всем афоризмам афоризм! Теперь шут вообще совесть потерял. Как бы не пырнул кого-то ненароком или шутки ради... Что же случилось такое? Откуда вдруг свалилось на нас такое несчастье? Это просто какое-то грехопадение? Лучше бы чума пришла. Чума понятна: пришла и косит. А здесь – не разберешь: что, куда, зачем, во имя чего? Мне даже чувство юмора отшибло напрочь – и щепотки не осталось. Благо, что по-прежнему боюсь щекотки. Это радует, но мало, - чувствительность не показатель юмора. Пора разжаловать себя в пажи. Не могу смешить, так буду молча угождать.

Шут навеселе с бутылкой рома.

ШУТ: Клоун, это ты? Что-то ты от рук отбился… и от стада. Чем тебе пастырь насолил, несчастная овца? Таишься по углам, скрипишь зубами. Ты, может, нас не ставишь в грош?

КЛОУН: Не ставлю в грош? Ну почему же?

ШУТ: Такая благодарность…благодарность Королю! Цена нам – грош! Вы посмотрите!

КЛОУН: С каких это пор твое «я» вдруг стало «мы»?

ШУТ: С тех пор, как ты нас избегаешь!

КЛОУН: Я вас не избегаю. Нутро противится, а я ему стараюсь доверять.

ШУТ: Нутро!? С каких это пор оно завелось у клоуна?

КЛОУН: С тех пор как перестал им быть.

ШУТ: И как давно?

КЛОУН: Как только в замке воцарились Гоморра и Содом!

ШУТ: А что тебе не так? Прекрасная пора! Тебе же наливали рюмку-две, харчи совали в морду, а ты, как баба, убегал рыдать в чулан. Перед тобою всё на блюде – ешь, пей, беспутствуй! Что хочешь делай! Что душе угодно!

КЛОУН: Моей душе угодно сторониться!

ШУТ: И чёрт с тобой! Смешон ты! Сторонись! Ты говоришь, что потерял свой клоунский колпак? Увы, но именно сейчас в него ты влез. Сейчас ты настоящий клоун, а не раньше. Как можно не использовать момент? Кусочек лакомый, а ты как сирота. Несчастный сирота не знает, что такое пища и не ест.

КЛОУН: Я бы мог использовать шанс, но использовать момент не хочу! Мне кажется, это подло.

ШУТ: Ты родился рабом, рабом и умрешь!

КЛОУН: А где ты видел, чтобы шут вдруг стал владыкой?

ШУТ: Ха-ха! В каком владыке не найдешь шута? Я – всюду!

КЛОУН: И это ты на пьянку короля подбил?

ШУТ: Я был бы очень рад, но это без меня.

КЛОУН: И чья же дудка?

ШУТ: При чем здесь дудка? Хорошо ведь – и плевать! Ты лучше расскажи, приятель, что там в мире грешном? Ты знаешь, мы не в курсе. Дела-дела-дела… Государственной, так сказать, важности… и государевой влажности… Не обращай внимания… (развеивает перед собой пары) слегка мы забродили. Мы бродим, а внутри тако-о-ое бродит! Если из меня вдруг вырвется икота – прости меня или умри на месте…

КЛОУН: В мире? Происходит? В мире все прекрасно! Лучше о своем, о внутреннем побеспокойтесь! Я вам не перископ, чтобы торчать из винной бочки. Я был когда-то клоуном, теперь уже не знаю кто. Но я не информатор! Выйди сам и посмотри.

ШУТ: Мне незачем туда соваться. Я ничего там не забыл. Спросил из вежливости, из чувства такта: как люди про погоду говорят, или справляются про «как дела». Нам этот мир до одного места. У нас – приятный полумрак, а свет… зачем нам свет? На свет летят тупые мотыльки, чтобы вкусить посмертно величие текущего момента. Яркая вспышка, осознание – и тлен. Снаружи тлен и суета, а здесь – раздолье, пир, вино и дамы!

Появляется король. Он пьян, но пытается держать осанку, глаза навыкате.

ШУТ: Величество! Мое к тебе почтенье!

Король смотрит на шута, потом отводит глаза.

КОРОЛЬ (яростно, глупо, пьяно): Свистать!

ШУТ: Величество, казне убыток будет!

КОРОЛЬ: К чертям убыток! Все по лошадям! Свистать коней, седлать охрану!

ШУТ: Опять к цыганам или на войну? Обеими руками только за.

КОРОЛЬ: Да! (Падает в трон и засыпает)

КЛОУН: Достойнейший итог! Приятель, до чего вы докатились? И до чего вы докатили Короля? Разит за милю! Нечаянно вздохнешь, так сдохнешь от удушья.

ШУТ: Докатились, докатили? Клоун, где мы были – там и есть! Хорош уже вменять в вину вино (тут может быть пьяная путаница: «внемять вмену вмино», «винят вмену вмено»). Назвался отщепенцем, не сверби! А то, как припёка с боку прицепился, или как что там еще цепляется? Веди себя раскрепощено или займись каким-нибудь рукоделием. За грибами сходи в лес! Пусть волки будут сыты, а овцы целы.

КЛОУН: Было бы гораздо полезнее вам… всей вашей шайкой… в лес за грибами.

ШУТ: Приятель, ты не замечал, случайно, что у тебя язык длиннее стал?! Тебе он точно не мешает головой вертеть во сне? Смотри! Могу укоротить!

КЛОУН: Язык мой правдой служит королю. А твой язык как флаг сорокаградусного царства!

ШУТ (подступает, достает кинжал, и говорит вкрадчиво и зло): Ну что ты нам препятствуешь в приятном? Ну ты же Клоун и не надо быть таким предвзятым! (хватает за шкирку Клоуна и подводит к окну) Ты лучше к нам, пока не поздно, примыкай! У нас жара, а за окном не месяц май! Хочешь оказаться на улице? Полетишь на огонёк, мотылёк?

КЛОУН (напуган): Постой! Не надо так! Я ведь тебе как брат!

ШУТ: Я тебя предостерегаю! Как брата! Пользуясь известными обстоятельствами, я могу совершенно безнаказанно лишить тебя права голоса. Даже если король об этом узнает, он будет на моей стороне, потому что я потакаю его страстям. А ты его страстям препятствуешь. Ты ведь знаешь, как ненавидят увлеченные люди нянек и морализаторов. Ты ведь знаешь, что в глубине души они способны на кровопролитие. Прошу, не буди во мне палача.

КЛОУН (пытаясь убрать напряжение): Ты лучше скажи, что здесь произошло? Почему все ринулись в этакое беспутство? В чем причина? Может это тайна? Просто скажи, что это тайна, и все. Мне этого с головой хватит. Я больше унываю от неведения, чем от сопротивления. А пить я не могу – такие гены. Конституция слабая, и если выпью, - сразу окочурюсь. Тут и кинжал твой не поможет. Труда не стоит. Палача будить не надо. И короля. Просто, скажи, что вами движет?

ШУТ (отталкивая клоуна): Не было тут тайн, и нет. Назрело время, и перекосило. Ты ведь прекрасно понимаешь, что такое нега. То чувство, когда у тебя есть все, и тебе не нужно горевать. Когда есть все, спасение души - пустое. Это те, у кого шаром покати, нуждаются в успокоении. Душа и бессмертие вселяют надежду на загробное царство, где полки ломятся от благ, которых не дала земная жизнь. Это надежда на безответственность. У королей и прочих там владык зона комфорта находится по эту сторону баррикады, в реальном мире, где можно жить палитрой чувств, обладая вещами и людьми. У бедняков – другое дело, их новая земля простерлась там, где живут вымышленные существа и где за власть и достаток не нужно грызть друг другу глотки.

КЛОУН: Но при чем тут наш король?

ШУТ: Когда владыка утолил свой голод, когда он сыт собой и властью, возникает потребность в подтверждении личного благополучия.  Это такие регулярные срезы в целях исследования. Правильно ли я живу, богат ли я во всех смыслах? Владыка собирает вокруг себя людей, которые пониже. Он купается в их лести и потворстве. Во времена разгула он подтверждает собственную ценность. Когда запой проходит, он уже с новыми силами, с обновленной самооценкой берется за дела. А мир? Ну что тот мир? Гораздо приятнее рыться в яме собственных страстей, чем каждый божий день взбираться на пригорок мира и удивляться тому безумию, которым потчует нас информационное пространство. Мы и глазами правильно не видим, а что говорить о той правде, которые несут нам вести? Дважды, трижды искаженные сигналы! Нам проще оставаться в погребке, где все, что нужно, под рукой, где ты себе хозяин, и можешь делать так, как видишь, чем держать равнение на мир заблуждений и иллюзий. У меня у самого нет никакого желания выходить на свет, мне даже из окон противно смотреть на этот мир. У меня есть надежное убежище. Зачем лишний раз подвергать себя опасности?

КЛОУН: Но ведь внутренняя жизнь – это отражение жизни внешней. Если внутри нас царит темнота, то о каком внешнем свете может идти речь? Всеобщий мрак рождает внутренний бардак.

ШУТ: Ха! Точней не скажешь. Сентенция двусмысленна: «Всеобщий мрак рождает внутренний бардак». Толи внешнее влияет на внутреннее, толи внутреннее - на внешнее. Непонятно, что от чего зависит. Либо истинны оба варианта, либо нет никакой истины. Выбирай из двух: или возможно все или нет ничего возможного. Но если мы будем тратить время на то, чтобы выбирать из двух зол наименьшее, когда мы будем жить? Наши дни сочтены с самого рождения. Мы живем в кредит, и нам не всегда удается внести плату вовремя. Тьфу, я мог бы продолжать это до бесконечности. Простейшую метафору легко раскормить до размеров слона.  Выброси этот философский мусор, живи приземленно, и, главное, -  не суди. По-твоему, здесь творится безобразие, по-моему – все в порядке вещей. О вкусах не спорят. Так что не спорь и не лезь на рожон. Ты заметил, что я намного подобрел? Думаю, все это благодаря метафоре.

КЛОУН: Я это оценил. Возможно, ты немного протрезвел.

ШУТ: Я не был пьян, я был немного весел.

КОРОЛЬ (сквозь сон): Кто смел?

ШУТ: Величество, без вас никто не смеет!

КОРОЛЬ: Дурак!

(засыпает)

КЛОУН: Его Величество доведено до состоянья бреда. Оно, как малое дитя, – идет у всех на поводу.

ШУТ: Дитя детёй, но парень он не промах – он знает, как создать в палатах атмосферу торжественного блуда. Наш король – большой талант! Он пьет за семерых… и ест за весь народ…

КЛОУН: А как же дочь его? Где прячется Принцесса? Ищу ее который день…

ШУТ: Заточена! На век заточена! Или на два! Ее тоска вселенская точила, и вот она себя в ней заточила. (Зовет, кривляясь) Принцесса! Прин-цесса! Принц-эсса! (Король начинает ворочаться на троне. Вот-вот проснется. Шут и Клоун этого не замечают.) Видишь, Клоун, - дохлое дело. Не будь она капризной, как и ты, давно бы нашла себе выгодную партию. Среди гостей сейчас так много видных и богатых выпивох!

КЛОУН: Меня совсем не удивляет, что Принцесса, хоть и сидит, но не находит себе места. В такой компании с душой не дружат, а девушке нужна большая, чистая любовь.

ШУТ: Любовь – есть благородная личина низкой страсти. К ней можно подойти со всех сторон. Сам посуди, какая разница: сначала прыгают в постель, потом у них любовь, или сначала говорят - «у нас любовь», а после лезут в койку. Попробуй осудить одних или других – глаза повырывают за эту высшую любовь.

КЛОУН: Важен сам настрой, любовь – это благородный порыв…

ШУТ: А-а-а! Шут с тобой!

КОРОЛЬ (продирая глаза): Кто тут?!

ШУТ: Не вы одни, Король!

КОРОЛЬ: А? Нету никого?

ШУТ: Пусто совершенно… за редким исключением.

КОРОЛЬ: Я долго спал?

ШУТ: Король, я думаю, вам хватит, но нам не хватит, чтобы отдохнуть.

КОРОЛЬ: Который час?

ШУТ: Один из тех часов немногих, которые счастливые не наблюдают.

КОРОЛЬ: Мне снились цыгане!

ШУТ: Снились, Ваше Величество? Мы можем это быстренько исправить. Прикажете позвать? Наш долг - исполнить королевский сон? Цыгане!!!

КОРОЛЬ: Не надо тут цыган! Пока не надо! А где мой ром? Я помню, был в руке…

ШУТ: Частично в вас, Король, частично на полу в гостиной.

КОРОЛЬ: Уже? Мне показалось, только начал.

ШУТ: Вам стоит лишь велеть, и мы продолжим.

КОРОЛЬ: Погоди, сперва мне нужно осмотреться.

ШУТ: Нужна для этого подзорная труба! (Протягивает Королю свою бутылку).

Король выхватывает бутылку, рассматривает ее, потом прячет за пазуху.

КОРОЛЬ: Имеет смысл.

ШУТ: И даже больше!

КОРОЛЬ: Здесь Клоун? Только разглядел! Нет резкости в глазах.

ШУТ: Отчасти Клоун здесь! Он словно призрак – не ест, не пьет и не бранится матом!

КЛОУН: Ваше Величество, вы полностью пришли в себя? Вам хорошо? Вам дурно?

КОРОЛЬ: Да!

ШУТ: Ответ ваш безупречен!

КОРОЛЬ: А где же Прозерпина?

ШУТ: Ха-ха! Там же, где и Персефона! Горит в аду с похмелья!

КОРОЛЬ: Ну, слава богу! (Широко хватает воздух ртом.) Мне нужен воздух!

КЛОУН: И мне бы хоть глоток!

ШУТ: Пользуйтесь, владыка! Ваши пенаты полны пространства - через край! Здесь обитал и обитает воздух!

КЛОУН (шепотом): Поветрие носков и перегара!
 
Король встает с трона и, шатаясь, идет к Шуту, по пути высвобождая бутылку.

КОРОЛЬ: Мне лучше выпить и забыть.

ШУТ: Забыть, что нужно пить, чтобы забыть?

КОРОЛЬ: Запить хочу я горечь.

ШУТ: Правильно, Ваше Величество! Горечь горечью залить, чтоб огорчиться вдвое.

Король делает глоток из бутылки.

КОРОЛЬ: Чем языком трепать, напомни мне, что было. Вроде бы что-то помню, но вот что именно, убей - отшибло.

КЛОУН (шепотом): Спиртное убивает клетки: провалы памяти нередки…

Шут обегает Короля, садится на трон, закинув ноги на один из подлокотников.

ШУТ: Начнем с того, Ваше Величество, что этот ваш барон… кажется, Де Монпасье, пил бурбон… Не помню, точно ли бурбон, но пил он точно. Прямо, так сказать, в цель. Метко! В таких делах он редкий снайпер, как никто. Пил, конечно, не один барон, употребляли все, причем, еще как и не дай вам бог! И вот в один прекрасный момент этот достойнейший представитель своего жалкого баронского сословия вызвал гнев самого Короля… Представляете?

КОРОЛЬ: И что?

ШУТ: И вы велели отсечь ему голову.

КОРОЛЬ: За что?

ШУТ: За то, что он вызвал ваш гнев.

КОРОЛЬ: А-а, понятно! А дальше?

ШУТ: Дальше… дальше… До приговора дело не дошло. Вмешались силы бабьего порядка.

КОРОЛЬ: Бабьего порядка?

ШУТ: Явилась пышная дама, не помню, как ее зовут, но она отзывалась на разные слова. Так вот она вмешалась, а у нее, как говорится, все при ней: фигура – дай бог каждому, зубы – слоновая кость. В целом, о-го-го! Да что там вмешалась? Она физически затмила все. Так вот эта дама, так сказать, вмешалась, и вы тут же позабыли про экзекуцию барона. Барон от неожиданности выпил все, что смог, и рухнул на заднем дворе в канаву. Думаю, он до сих пор там лежит… от счастья.

КОРОЛЬ: А я?

ШУТ: А вы… вы, Ваше Величество, пытались за оной приударить.

КОРОЛЬ: За оной? Но как же Прозерпина? Все это на виду? Не может быть!

ШУТ: О нет… лишь в те минуты, когда богиня совершала туалет!
 
КОРОЛЬ: Надеюсь, все прошло спокойно?

ШУТ: Я был внимателен предельно. Пути девиц были расхожи, и шло все так, как надо, чтобы шло. А так – и вечер, и ночное время, и утро - удались на славу. Вдоволь было смеха, сальных шуток, приятных и дурных курьезов! Как жаль, что вы не помните деталей! Вкусны детали, а не общая картина!

КОРОЛЬ: Но как же Прозерпина?

ШУТ: Я помню, что она изрядно набралась, потом пыталась на спор сделать фуэте, но в результате куда-то громко завалилась, ее нашли пажи и отнесли в опочивальню. И там она в себя, наверное, приходит… или выходит из себя. Не знаю, точно ли она была хмельна или искусно притворялась, но визуально походила на бревно.

Входит Прозерпина.

Вот и оно! А мы о вас тут говорили!

ПРОЗЕРПИНА (не обращая внимания на Шута, Королю): Ах, вот куда ты закатился, медный грош! Стоило мне чуточку вздремнуть, как тут же смылся! Сбежал, мерзавец! Мелкая ты сошка! Зачем ты обещал, когда не собирался делать? Божился, клялся, стучал по ребрам, а сам, чуть что, под куст забился! Слова словами, дел – на шиш! Какой же ты король после всего? Обманщик и подлец! Корона – только украшенье! Как ободок у модников твоя корона! Тьфу!

КОРОЛЬ (испуганно): Богиня, я тут не виновен! Быть может, шут меня подвел?

ПРОЗЕРПИНА: Увиливаешь, дрянь? Сам вошь презренная, но обвиняешь блошку? Ни стыда! Ни совести! Ни ответственности! Инфантил хренов! Незрелая личность!

КОРОЛЬ: Я? Незрелая личность?

ПРОЗЕРПИНА: Жалкая пародия на индивидуальность!

КОРОЛЬ: Я король!

ПРОЗЕРПИНА: Ты голь!

КОРОЛЬ: Прозерпина…

КЛОУН: Ведите себя тише, господа! Чем громче, тем виднее дурнота!

ШУТ: Конечно, шут! Шут вечно виноват! Пожалуйста, впрягайте меня в баржу! Готов тащить на собственном горбе я все, что вам негоже, все, что бросает тень на честь и подрывает ваш моральный облик! Мне совершенно не обидно! Я злой и яростный батрак, бурлак страстей, котомка для грехов!

КОРОЛЬ: О, Прозерпина, не сердись! Дай ручку поцелую!

ПРОЗЕРПИНА: Не ручку тебе в руку – кукиш в нос! Обманщик! Лжец! Гнилая груша!

Показывает Королю кукиш.

КОРОЛЬ: Но как тебя я обманул, богиня? Не помню, что наобещал, но если обещал – исполню!

ПРОЗЕРПИНА (визгливо и истерично): Не помнишь? Правда? Вот скотина!

КЛОУН: Миледи, будьте на язык почище!

ПРОЗЕРПИНА: Заткнись, рабыня! Я с тобой не говорю!

ШУТ: Богиня, вы словно вчера из яйца вылупились! Как можно верить обещаниям человека под луной или под мухой? Своею красотой вы охмурили пьяного, в итоге охмелел он вдвое. Ясное дело, память Его Величества могла пострадать сильнее вашей.

ПРОЗЕРПИНА (ярость нарастает): Плохая память? Да, Король?

КОРОЛЬ (жалобно кивает): К тому же головная боль!

ПРОЗЕРПИНА (трясется от злости): Ах ты мерзавец!

Кидается на короля, пытается вцепиться ему в лицо, но король выворачивается.

Я тебе покажу плохую память! Ты меня запомнишь, гад!

Прозерпина пытается рвать на короле одеяния, но подскакивают клоун и шут и оттаскивают ее в сторону. Король напуган. Клоун тоже. Шут еще хмельной.

Да я тебя, сморчок ты редкий, прокляну, а встречу – вырву глаз и раздавлю!

ШУТ (принимает бойцовскую стойку): Довольно, королева! Не вышел бы ударчик слева!

Король не знает, что сказать. Испуганно хлопает глазами.

КЛОУН: Миледи, вам бы стоило покинуть зал, иначе позовем охрану!

ПРОЗЕРПИНА: Ты угрожаешь мне, пустое место?!

Прозерпина собирается наброситься на Клоуна, но Шут преграждает ей путь.

ШУТ: Богиня, несмотря на слабый пол, таких, как вы, земля не долго носит! Я хоть и чту заморских дам, но короля вам не отдам!

КЛОУН (обиженно): Пустое? Место?

ПРОЗЕРПИНА (Шуту): Ха! Да ты!!! Ты!!! Уф!!!

Прозерпина гневно направляется к выходу. Оборачивается.

Гнить твоему дворцу, Король!

ШУТ: Чур тебя, фря!

Прозерпина на него готова броситься.

Любя!

Прозерпина уходит.

Но зря!

КЛОУН: Величество, вы целы? Может вам воды?

ШУТ: Какая там вода? Для мертвого припарка! Такая влага – пшик, туман. Владыке нужен ром.

КОРОЛЬ (отрешенно): Я чувствую себя довольно странно. Прошел озноб, и вроде бы на сердце стало легче. Немного тошно в середине, но по краям - особенное чувство, сродни освобожденью от каких-то пут.

ШУТ: Для такого состояния есть множество названий: катарсис, просветление, бодун. Великий перепой нередко рождает величественное ощущение гармонии. В такие моменты чувствуешь себя святым мучеником, узревшим мирскую красоту сквозь амбразуру духовного прозрения. Между пьяницей и святошей есть что-то общее. Думаю, это состояние, когда кажется, что разверзлись вещие зеницы. Разница лишь в том, что пьяница идет к нему посредством безволия, а святой прилагает мощные волевые усилия. И оба совершают над собой насилие. Выпивоха рушит основы организма, а высокодуховный тип ущемляет свободу собственного выбора. И заметьте, оба достигают просветления.

КЛОУН: И толку?

ШУТ: Ни-ка-ко-го! Зато итог известный – привыкание!

КОРОЛЬ: Что вы бубните без толку? Бубните и бубните! Мне и так тошно от всего, а вы тут языками расчесались! Противно мне на все смотреть! И слушать – резь в ушах! И сброд весь пришлый – рвотные позывы! Мне лучше выкушать стакан чего-нибудь попроще. Чаю, например. А там, глядишь, и бутерброд полезет.

ШУТ: Это закономерно, Ваше Величество! Вытекающие последствия. На фоне внутреннего отвращения рождается внешнее презрение. Но это легко исправить. Пропустите стакан водки, и все мгновенно вернется на круги своя.

КОРОЛЬ: Я не готов опять садиться в эту карусель. Нужна постель.

ШУТ: Велите публику изгнать, Король?

КОРОЛЬ: Пускай проспятся - и изволь!

ШУТ: А как давешнее пари?

КОРОЛЬ: Без рамок здравствуют цари!
Хотят - играют, если нет –
Они цари, суда им нет.
Что за пари?

ШУТ: Я сам об этом помню вскользь.

КОРОЛЬ: Ну и мать его так!

КЛОУН (приходя в себя после некоторого оцепенения): И правильно, Владыка! Ложитесь отдохнуть! Пусты знакомцы от кадыка, особенно когда пусты стаканы.

ШУТ:

Но чуть наполнятся бокалы,
Как все порожние друзья
Утратят зыбкие провалы,
И смысл полезет за края.
Нет уравнителя надежней,
Чем тот, который с головой
Наполнит наш стакан порожний
И с пьяной породнит толпой.

КОРОЛЬ: Ломаются мозги! Нет сил уже терпеть. Пойду прилягу на диван. А вы тут присмотрите за гостями – кто будет нарушать устои, тех можно смело линчевать. Или домой послать. Но только, Шут, без провокаций!

ШУТ: Особых я не обещаю акций -
Уж точно будут не особы,
Но их запомнят все особы.

КОРОЛЬ: Ты, Клоун, трон мой береги от этой пришлой мелюзги. Если проявится активность - зови охрану и беги.

КЛОУН: Король, я так тут надышался,
Что сам бы лег и отлежался,
Но раз такое порученье –
Залягу здесь я в ополченьи.

ШУТ: А я бы треснул вискаря,
Но ненавижу втихаря.

Король и шут уходят. Клоун стоит и качается.

Под треск замыкающей проводки начинает моргать свет, потом свет тухнет (в это время происходит смена декораций – меняется фон, появляются винные бочки, уносят трон). Затем снова трещит проводка, мерцает свет. Клоун стоит на прежнем месте, но теперь он в погребе. На сцене фигура человека в черном балахоне с капюшоном. Он колотит молотком по медной плошке, пытаясь ее выпрямить. При каждом ударе Клоун вздрагивает.

КЛОУН: Кто здесь? Где я?

На сцене воцаряется тусклое красноватое освещение.

ЖРЕЦ: Какого черта ты в подвале? Сюда заказан путь болванам!

КЛОУН: Я был в королевских покоях и понятия не имею, как сюда попал.

ЖРЕЦ: Вашему брату свойственно попадать в дурацкое положение.

КЛОУН: Но я хотел бы знать, кто вы такой?

ЖРЕЦ: Хотел бы знать! Уж лучше растворись обратно. Здесь я хозяин, только я имею право знать. Ответить я могу лишь исходя из собственного великодушия.

КЛОУН: Нельзя ли прекратить эти жуткие удары? Вы куете холодную медь. Это ведь бессмысленное занятие.

ЖРЕЦ: Человеку свойственно заниматься вещами без смысла. Особенно в поисках самого себя. Он пытается увидеть собственное отражение в медной плошке личных качеств. Эта миска – жесткая неподатливая структура. Но человек все равно старается превратить ее в гладкое зеркало. У такого занятия нет перспективы. Но это, увы, занятие. Такого искателя не уличишь в тунеядстве. «Что ты делаешь? Чем занимаешься?» - спросишь его, а он ответит: «Ищу себя». И как успехи? «Хм, - скажет он, - Этот вопрос не имеет ответа. Ты же сам это знаешь».

КЛОУН: И вы пытаетесь найти себя?

ЖРЕЦ: Нет, я просто занимаюсь ерундой.

КЛОУН: Такие вещи стыдно говорить. 

ЖРЕЦ: Именно поэтому правда – явление редкое.

КЛОУН: Вы, наверное, мудрец?

ЖРЕЦ: Я жрец.

КЛОУН: Но как мне верить? Шут твердит, что все жрецы живут в иллюзиях и на бумаге, а в реальности бывают только самозванцы.

ЖРЕЦ: Больше его слушай! Шуты плетут интриги.

КЛОУН: Это точно.

ЖРЕЦ: Хотя шуты гораздо ближе к нашей касте, чем вы, попса и клоунада.

КЛОУН: Не вижу я особого родства.

ЖРЕЦ: Наступит день, и ты поймешь…

КЛОУН: Я очень сомневаюсь.

ЖРЕЦ: Поэтому дурак…

Клоун вдруг отвлекается и едва не падает на месте.

КЛОУН: Странно, у меня до сих пор плывет перед глазами все.

ЖРЕЦ: Для такой атмосферы это не странно, дурень. Это скорее правило, чем исключение.

КЛОУН: В отличие от публики дворца, вы вроде не пьяны, хотя вокруг вас залежи вина.

ЖРЕЦ: Соблазн велик, но рычаги дороже!

КЛОУН: Какие рычаги?

ЖРЕЦ: Наивный, не поймешь! Вместо того, чтобы бродить, как призрак, взял бы лучше и напился. Святая простота – большая пустота. Перспективный объем можно наполнить чем угодно. Ты хочешь сдвинуть дело с мертвой точки, но прилагаешь для этого ничтожные усилия. Ты мяукаешь и путаешься под ногами. Кто будет с этим считаться? Ты всего лишь маленький сухарик, который мешает спать большим фигурам. Чувствительный, наивный, удивленный. Давно пора быть искренним с собой. Ты не сможешь ничего исправить. Это положение вещей. Вещи, конечно, можно приподнять, но они снова упадут в прежнее положение. Ты попросту сражаешься с собой. Будь искренним внутри. Или хотя бы меньше лги.

КЛОУН: Я стараюсь изо всех сил, чтобы не врать. И я не лгу. Потому что живу чувствами, а не разумом.

ЖРЕЦ: Не только разум строит пирамиды. Чувства тоже существуют в условиях строгой субординации. Есть высшие слои, которые заботятся о человечестве, и есть низшие, которые опекают своего хозяина. Высшие доводят человека до самоотречения, а низшие – до потакания себе. В средних слоях обитают чувства, которые сохраняют таинство субординации, искажают правду о низших слоях для благосклонности высших, и наоборот. Поэтому не сказал бы, что тот, кто живет чувствами, намного искреннее тех, кто пользуется разумом. Чувствительные более спонтанны. Они горячи и стремительны. В отличие от них разумные скорее холодны, прагматичны и вдумчивы.

КЛОУН: Не знаю, верить или нет, но есть одна загвоздка. Говорят, что там, где обитает жрец, творятся чудеса. А я не верю в чудеса, хотя и говорю, что верю. Пока не вижу ничего такого, что могло бы меня в этом убедить. Если у вас есть магия, то почему я не вижу ничего магического? Я, правда, наблюдаю удивительную вещь. Я словно нахожусь в пограничном состоянии, где-то посередине. С одной стороны находятся те, кто ищет, чтобы выпить, и пьет, когда находит, с другой стороны – тот, кто не пьет, но то, что можно пить, имеет в величайшем избытке.

ЖРЕЦ: Магия-магия! Заблеял агнец божий! На кой тебе эта магия, скажи, пожалуйста? Магия – это особенный продукт. Его понять не всякому дано. Волшба придумана великими для глаз отвода. Чтобы народ направил очи в небо и не видел того, что происходит рядом. А рядом может твориться что угодно. Пока народ оторван от земли глазами, почву под его ногами можно кромсать и межевать, как заблагорассудится. Чтобы внимание народа оторвать, нужны массовые обряды отвлечения. Если обряд не собирает массы, то смысла нету у обряда, понимаешь?

КЛОУН: Нет.

ЖРЕЦ: Что и требовалось доказать. Твой нос до тайны не дорос, и даже если объяснить подробно, после обеда все уже забудешь. Так что, вводя тебя в курс дела, я собственно ничем не рискую. Твое понимание как резиновый мячик. Сейчас я надавлю его и деформирую, а через миг он вновь вернется к прежней форме. Так вот, чем гуще публика, пришедшая на таинство, тем легче этой публикой крутить. Магия – это возможность выбирать из арсенала инструменты волшебного влияния. И вот как раз таки вливания – поголовная тяга к дьявольским напиткам – один из инструментов, с помощью которого жрец может руководить народом, куда-то направлять. Вливаниям подвержена не каждая овца, но выполняет эту волю большинство, и это есть большое волшебство.

КЛОУН: Так значит все, что здесь творится, наполнено каким-то высшим смыслом и этот смысл неведом даже королю? И эта пьянка – совершенно не дело королевского ума?

ЖРЕЦ:

Свобода, полная свобода!
Все может делать человек,
Но только воля кукловода
Диктует свой ему разбег.
Свобода в том, чтобы легко
Приобретать себе ярмо,
И с важной миною купца
Бежать в объятия ловца.

КЛОУН: Жрец, вы хотите сказать, что стоите у руля всего?

ЖРЕЦ: Не вполне.

КЛОУН: Это как?

ЖРЕЦ: Цыц!

КЛОУН: Чего?

ЖРЕЦ: Молчи!

КЛОУН: Зачем?

ЖРЕЦ: Затем!

КЛОУН: Зачем затем?

ЖРЕЦ: Поэтому!

КЛОУН: Я ничего не понимаю!

ЖРЕЦ: Уж лучше не понять, чем понимать посмертно.

КЛОУН (шепотом): Но ведь бояться нужно, когда есть чего. Хотя бывает, что мурашки бегут по коже без особенных причин.

ЖРЕЦ: А сейчас?

КЛОУН: Похоже, что бегут.

ЖРЕЦ: То-то и оно!

КЛОУН: Но что случилось?

Слышен отдаленный глухой звук, похожий на стук сердца.

ЖРЕЦ: Идут, не слышишь? Оглох что ли? Твоя болтовня только мешает. Прислушайся и ты узришь причину собственных мурашек.

КЛОУН: Я слышу что-то, но неясно.

ЖРЕЦ: Это отдаленный грохот основ. Прочисти уши и набей рот серой! Я слышу ход больших фигур.

КЛОУН: Вы о гостях?

ЖРЕЦ: Дурак! Сюда идут жрецы жрецов!

КЛОУН: Жрецы жрецов? Это шутка?

ЖРЕЦ: Заткнись, баран! Сотрут с лица. Это тебе не шуточки. Каждый раз, как по телу проходит озноб и волосы встают дыбом, каждый раз, когда тобой овладевает беспричинный страх, знай, что это их присутствие… присутствие больших фигур. Не каждый способен их увидеть и не каждому встреча с ними чем-то грозит. Но тот, кто знает… тот, кто знает… тот должен быть настороже. Знание накладывает ответственность. Ответственность эта слишком большая и от нее лучше держаться подальше.

КЛОУН: Куда же вы?

ЖРЕЦ: Я лучше спрячусь. А ты – как знаешь. И помни – они настолько велики, что их так просто не увидишь. Они ходят по земле и отбрасывают тени. Люди попадают в их тень, но не понимают, что находятся под влиянием. Даже если они увидят такого жреца, им сложно сопоставить фигуру с тенью. Влияние таких фигур незримо.
Жрец убегает.

КЛОУН: Жрец!

Клоун весь сжимается, садится на пол, обхватывает колени и боится. Пульсирующий звук усиливается. Клоун зажимает уши, зажмуривается и замирает. На сцену выходят рабочие сцены и спешно убирают декорации. Когда ничего не остается, один из рабочих сдергивает с клоуна парик со словами:

- Свободен!

ЗАНАВЕС

22.09.2015