Спасибо, Жмурицкий!

Олег Фадеев 2
Наконец, заискрившись нитями бабьего лета, уставшее от зноя небо повеяло деликатной прохладой. Гуляю по городу, пропитанному настоянным на солнце ароматом падающих листьев. Воздух, густой, как херес позднего винограда, приятно кружит голову.  Постепенно начинаю привыкать к незнакомой гражданской жизни, за которой во время службы наблюдал, словно из окна поезда. Хорошо на пенсии. Теперь уже никуда не надо торопиться. Будто бы  не было за плечами тридцати лет военной службы. Экспресс прибыл на конечную станцию.

Встречаю Василия. Он уволился в запас, несколько лет назад. Мы здороваемся так, будто расстались вчера, хотя за это время  виделись всего  раза два или три. В промежутках между встречами протекает наша жизнь
.
Василий располнел. В добротном костюме с модным галстуком выглядит солидно. Ершатся чуть седоватые усики. На круглом лице неизменная улыбка. Весело бегают хитрые маленькие глазки. Василий неисправимый оптимист и время на него не оказывает абсолютно никакого воздействия. Таким он был двадцать лет назад. Наверное, таким же он останется и в ближайшее двадцатилетие.

Многих бывших сослуживцев встречаешь, заранее зная, что в их жизни нет перемен к лучшему, и встречи эти не приносят радости. С Василием не так. У Василия всегда хорошие новости и поэтому с ним встречаться интересно.

О событиях своей жизни Василий сообщает так, словно это исторические вехи на пути развития человеческой цивилизации.

- Развёлся и снова женился, - выдержав паузу, добавляет, - дочка родилась.

- В наши то годы?

- Вырастим, - улыбается Василий, - мне везёт, получил квартиру в новом доме.

Называет  престижный район города.

- Ну, тогда с тебя причитается! Поздравляю вдвойне!

Я уверен, у него всё получится, раз ему везёт.

Остановились в сквере на пригорке. Любуемся панорамой города, охваченного пылающим золотом южной осени. Бухта словно на ладони. Молча смотрим на причалы, у которых когда-то кипела жизнь. Ещё совсем недавно здесь дымили дизелями подводные лодки, заряжая свои усталые аккумуляторные батареи. Вращали журавлиными носами подъёмные краны, загружавшие в их ненасытные утробы боезапас. Суетились озабоченные моряки, растягивая тяжеленные зарядовые кабели. Автомашины подвозили продовольствие, дестилированную воду, всюду змеились топливные и водяные шланги.

Теперь же в бухте, где некогда было тесно от лоснящихся крутобоких корпусов хищных субмарин, висела унылая тишина.

Подводная лодка, на которой мы с Василием когда-то вместе служили, была особенной. Она считалась "невезучей". Её и нас, проходивших на ней службу, постоянно преследовали неудачи. И никто не мог понять, в чём дело. Офицеры на нашей подводной лодке были такие же, как и на других кораблях. Ничем не отличались мичмана. Да и матросов специально нам никто не отбирал. Но, несмотря на то что, поддерживая строгий уставной порядок, мы месяцами не имели выходных дней, грубых дисциплинарных проступков на нашей подводной лодке было больше, чем в соседних экипажах. Почему-то денежное довольствие получали мы получали в последнюю очередь. Почему-то нам меньше всего доставалось моральных и материальных благ при их распределении, а от гарнизонных нарядов было просто не продохнуть. Мало того! На нашей подводной лодке произошло несколько аварийных ситуаций. Просто какой-то заколдованный корабль.

Нет, мы не были предоставлены сами себе. Наше командование нас опекало и лелеяло. Оно оказывало всяческую практическую помощь и проявляло трогательную заботу.
Но тщетно!

Ни частые проверки, ни длительные организационные периоды, ни продление рабочего дня "до упора", ни "разбавление" экипажа путём взаимной замены матросов, мичманов и офицеров с других кораблей не могли снять таинственных колдовских чар!

Наконец командование приняло решение сменить командира. К нам назначили моложавого, волевого, перспективного офицера, которого ждало большое будущее. Из той породы, которую выводят специально где-то наверху, в неизвестных питомниках, а потом спускают вниз для исправления чьих-то допущенных ошибок, выравнивания перекосов, воспитания, устранения замечаний и управления жалкими тщедушными неудачниками. И, непременно, со временем, стал бы он гордостью Российского флота, если бы не попал служить на нашу подводную лодку!

Усилились строгости. Чуточку увеличилась продолжительность рабочего дня. Ещё немного уменьшилось количество выходных. Казалось, что закрутив ещё "на пол-оборота" гайки, удастся, наконец, переломить ситуацию и дело пойдёт на лад. Но "невезучим" был корабль... Наверное, при постройке проклятие было заложено в самый его киль!

После очередного серьёзного происшествия в экипаже нового командира перевели служить на берег, в один из отделов штаба флота.

- Не сгорите без меня... - напутствовал он команду при прощании.

Что имел он в виду? - мучались мы в догадках. Очередной серьёзный проступок, или состояние подготовки по борьбе за живучесть?

Вскоре и я перешёл служить на другой корабль.

А командир как в воду глядел.

Холодной мартовской ночью, когда город спал, в соединении подводников была объявлена аварийная тревога. Горела торпеда в торпедном аппарате на подводной лодке боевого дежурства. Именно на той, "нашей" подводной лодке! Поднятые с казарменных коек экипажи бросились к своим кораблям.

Топот матросских ботинок не зажёг света в окнах горожан. Привыкшие к нашим ночным учебным  тревогам они безмятежно спали.

Лодка стояла с включенными ходовыми огнями. Над её кормой поднимались клубы дыма и пара. Соседний "корпус", в соответствии с инструкцией отойдя от аварийной подводной лодки, маневрировал посреди бухты под управлением дежурного по кораблю. На стоявший у пирса катер грузился экипаж для доставки на борт.

Подъезжали пожарные машины. Без суеты и криков отдавались команды. Готовились аварийные партии. Прибытие командующего флотом усилило висевшую над причалами гнетущую напряжённость, подчеркнув значимость и серьёзность случившегося. Все ясно осознавали, ЧТО может произойти, если взорвётся торпеда на подводной лодке боевого дежурства, и ждали ЭТО с минуты на минуту. От взрыва торпеды в корме мог сдетоноровать боезапас, в носовом отсеке... В то время  заступающие на дежурство подводные лодки загружали не только обычные торпеды. Самый страшный заряд, который придумало человечество, был помещен в центре города! Город этого не знал и мирно досматривал предрассветные сны.

Как в последствии выяснилось, накануне молодой командир минно-торпедной боевой части проводил тренировки с личным составом. Случайно была задействована аккумуляторная батарея торпеды. Торпеда стала работать "в режиме утюга" и загорелась в торпедном аппарате.

Пожар удалось ликвидировать. Торпеда в торпедном аппарате не взорвалась. И утром город проснулся, как ни в чём не бывало.

 Позже, когда я обучался на командирских классах, убелённые сединами мудрые преподаватели минно-торпедного дела приводили нам этот случай как классический пример аварийности торпедного оружия.

Авторитетные военные специалисты пришли к выводу, что в результате цепи случайных совпадений и воздействия высоких температур у торпеды постепенно выплавился и выгорел основной заряд - взрывчатое вещество "морская смесь". Взорвавшееся же запальное устройство торпеды не причинило губительных разрушений.

Однако душу грыз червячок сомнения. Что же это у нас за торпеды? Может быть, все они не взрываются? Ведь у "небритых мальчиков" адмирала Деница во время Второй мировой  войны такое было. Там компетентная комиссия быстро во всём разобралась и виновных привлекли к ответственности. А степень ответственности  была одна...

Мы стояли с Василием, бывшим старшиной команды торпедистов этой "невезучей" подводной лодки, молча смотрели сверху на город и пустынные причалы. Наверное, Василий думал о том же, о чём думал я. Я офицер запаса. Он отставной мичман. Но мы навсегда остались подводниками. Мы ничего не забыли. Если нас вновь собрать в отсеках и дать команду: "По местам стоять...!", мы осмотримся, и начнём делать то дело, которым мы занимались всю нашу жизнь. Нам грустно оттого, что главные дела нашей жизни мы уже переделали.

"Ну и что?" - даём мы оценку времени, в котором живём и событиям, в которых участвуем. И только после того, как они уходят в прошлое, мы вспоминаем: "Как это было здорово!"

А город жил своей размеренной жизнью.

- Да, - задумчиво говорит Василий, - повезло тогда нашему городу...

 Добавляет, - спасибо Жмурицкому.

- А почему спасибо? - Удивляюсь я, вспоминая нескладную высоченную фигуру старшего лейтенанта - командира торпедной группы.

- Да было дело. - Он помолчал, - Много лет прошло. Теперь и рассказать можно. Меняли мы боезапас в корме. Загрузили в аппараты торпеды. Закрыли крышки. Выровняли дифферент. Привели в исходное состояние материальную часть. Одел Жмурицкий шинель перед выходом на построение, сунул руку в карман и похолодел.

В кармане лежал капсюль-детонатор от загруженной только что торпеды! Забыл он его ввернуть перед загрузкой торпеды в аппарат. А доложить побоялся.

Так и простояли мы в дежурстве с "мёртвой" торпедой, потому что эта торпеда не взорвалась бы ни при каких обстоятельствах. Даже ударившись о борт вражеского корабля! Только мне рассказал он об этом перед уходом к новому месту службы. И детонатор мне отдал. Так и лежит он у меня до сих пор. На память я его сохранил.

Кто знал, что беда произойдёт именно с этой торпедой

На подводных лодках, где мы проходили службу, торпедные аппараты были расположены в носу и корме.

В носу торпеды сначала по специальному торпедопогрузочному люку подавались в отсек, где ловкие торпедисты поднимали их на лебёдках и загоняли через задние крышки в торпедные аппараты. Затем крышки задраивали. После чего можно было открывать передние крышки и стрелять.

В корме дело обстояло несколько иначе. Конструкция подводной лодки предусматривала погрузку боезапаса в кормовые торпедные аппараты непосредственно через передние крышки. Но так как они находились глубоко под водой, то лодке необходимо было создать такой дифферент, при котором передние крышки кормовых аппаратов приподнялись бы из воды на поверхность.
Для этого личный состав занимал места по боевой тревоге и выполнял мероприятия  согласно специально разработанной для создания больших дифферентов инструкции. К кормовой оконечности лодки подгонялся плотик, на котором находились торпедисты. Подъёмный кран подавал торпеду, которую ловкие ребята из минно-торпедной боевой части аккуратно загружали хвостовой частью в торпедный аппарат. Задраивалась передняя крышка. Выравнивался дифферент. И все. Доступа к торпеде больше не было. Она находилась в торпедном аппарате весь положенный срок хранения. Можно было, конечно, открыть заднюю крышку и осмотреть хвостовую часть торпеды. И только.
Для того, чтобы поставить на место детонатор, необходимо было вновь провести комплекс вышеперечисленных мероприятий.

Если бы Жмурицкий доложил о своём упущении, то лодку снова поставили бы "на попа". Выгрузили бы торпеду. Ввернули капсюль-детонатор и загрузили бы "вперёд ногами" на место. Экипаж сидел бы пол дня на корабле по тревоге. Получивший солидный фитиль командир мёрз бы н  мостике. Флагманский минёр, матерясь и чертыхаясь ходил бы по пирсу то и дело названивая в штаб. И не нашлось бы на корабле ни одного человека, начиная от командира и заканчивая самым распоследним матросом, который не клял бы его, старшего лейтенанта  Жмурицкого.

А в военное время Жмурицкого за это непременно поставили бы к стенке и безжалостно шлёпнули после короткого зачтения  приговора военного трибунала.
Представил себе это Жмурицкий и ужаснулся. Мурашки по вспотевшей спине пробежали. Вот и не доложил. Смалодушничал. Стоять-то в дежурстве оставалось не долго. Понадеялся "на авось".  Думал, что пронесёт...

Пронесло. Торпеда горела, но не взорвалась

В ней не было детонатора! Поэтому запальное устройство взорвалось с запозданием, от нагрева, после того как выгорел основной заряд.
Помогло "авось".

Тёплый октябрьский ветерок шевелил жёлтые листья. По дорожкам сквера бегали дети. О чём-то, сидя на скамейках и кокетливо дымя сигаретками, щебетали молодые мамаши, привлекая наши взгляды короткими юбочками. Они ничего не знают об этой истории, о подводной лодке, о торпеде, о рассеянном старшем лейтенанте Жмурицком. Они, наверное, почти ничего не знают о Чернобыле.

Чернобыль был потом.

Бывают на свете "невезучие" корабли.

Бывают "невезучие" командиры.

Бывают "невезучие" старшие лейтенанты.

Кому повезло в этой истории?

Городу!

Кто скажет тебе спасибо, Жмурицкий?