Джэки шла вдоль Манхеттена, направляясь в сторону Бруклинского моста. Это была последняя в ее жизни прогулка по, как бы это не звучало тавтологично, но по такой же жизни. Она прокручивала в голове последние тридцать лет. Даже не последние, а единственные тридцать лет.
«Что я сделала в этой жизни, чтобы задержаться в ней еще? Меня больше ничего не держит. Мне тридцать лет, за плечами капитанская должность в группе поддержки баскетбольной команды в колледже, Ельский университет, водительское удостоверение полученное с первого раза, аборт от инструктора по плаванью, два года жизни с Брэдом Стивенсоном, который кроме молочницы мне в этой жизни ничего не подарил, должность корректора в Нью-йоркской газете, и измена Стива…».
Два часа назад она вошла в квартиру на Манхеттене и увидела Стива лежавшего под стройной темноволосой девушкой. Первое, что пришло в голову Джэки, это то, что секса с этим мужчиной у нее не было уже два месяца. А уже потом она стала осознавать, что это самое большое предательство в ее жизни.
Джэки захлопала в ладоши, когда услышала, как Стив на последнем дыхании кончает в эту незнакомую ей женщину.
- Удивительно! – крикнула она и голая девушка сидевшая на ее парне повернулась, - Удивительно, как ты быстро с ним справилась. У меня это занимает гораздо больше времени.
Незнакомая девушка тут же натянула на себя одеяло и забилась в угол широкой кровати с бельем, которое Джэки купила на прошлой неделе.
- Ты бы хотя бы белье сменил, а то со мной так и не потрахался на нем. – Девушка подошла ближе к мужчине и заглянула в его большие голубые испуганные глаза, - Ну, что, давно вы с ней? – махнула она головой в сторону девушки в одеяле.
- Нет, - испуганно протянул Стив, - впервые…
- Ну, тогда собирайтесь, я пока за сигаретами схожу. – Джэки погладила Стива по голове и поспешила к выходу.
И только выйдя на улицу, она позволила себе заплакать. Слезы стекали по горячим щекам и скатывались на подбородок. Девушка тут же их стирала холодной ладошкой.
«меня больше ничего не держит» - крутилось в голове. – «Мама умерла, отца никогда не знала, мужчины всегда предают. Что держит? Многие мечтают жить как я, только вот я об этом не мечтала, а все как-то само собой пришло. Как он мог меня предать, когда говорил, что я у него самая важная? Как мужчины могут позволять говорить такие слова женщинам на чьих простынях они потом спят с другими? Лучше бы сразу выпустил в меня обойму револьвера, чем вот так вот подло сделать. Неужели в моей жизни не было таких светлых моментов, которые смогли бы меня задержать на этой земле?».
Джэки шла вдоль города освещенного яркими фонарями и точно зная куда направляется продолжала ловить себя на безнадежной мысли «Скоро все закончится».
«Если бы я тогда в двадцать четыре родила ребенка, то может быть сейчас, не приходили в мою голову мысли о смерти. Что такое смерть? Ну, вот умру я и куда дальше… я же не знаю, что меня там ждет. Никто не знает. И никто не узнает, пока жив. То есть, решившись сейчас на подвиг, да-да, именно подвиг, я узнаю, что меня ждет там, за чертой жизни и смерти. Может быть, я встречусь с мамой, со своим народившимся ребенком. Может быть, смерть это и есть выход из жизни, как новый уровень в компьютерной игре. Ты просто переходишь на новый этап. Так может все не так страшно? Ведь мы боимся того, чего еще не знаем.
Я уже хотела сделать этот шаг, только не решилась. Тогда в семнадцать лет, когда мамы не стало, я могла пойти за ней, но что-то остановило, как будто за руку держало. Так зачем держало, если ничего хорошего из этого так и не вышло».
Джэки подошла к краю огромного моста и посмотрела вниз, на темную воду. Она замерла от холодного воздуха, побоявшись этой темноты.
«Нельзя бояться. Если буду бояться, никогда ничего не сделаю. Я всю жизнь чего-то боялась, так пусть на краю своей жизни я ничего не буду бояться».
Джэки перелезла через ограждение и оставила за спиной поток проезжавших сигналивших машин. Она почувствовала, как по ее тонким щиколоткам пробежал холодный ветерок дувший от Ист-Ривера. Слезы хлынули сильнее. Ей стало так жалко себя, так обидно, что в этой жизни ее так ничего и не задержало надолго. Всего тридцать лет и она стоит на краю огромного моста и ждет, когда решится отпустить руки и нырнуть в холодную, черную воду пролива. Еще секунда, и…
«Я никогда не была так счастлива и так испуганна, как сейчас. Мне кажется, вот этот последний момент в моей жизни, который пронесется перед глазами, станет началом чего-то нового, чего-то совершенно не такого, как на этой земле. Мне не стоит ничего бояться, ведь один вдох в легкие, и меня никто никогда не найдет. Течением, возможно, меня вынесет куда-нибудь в Гудзон или Гарлем, а потом прибьет всю опухшую, синюю и полураздетую где-нибудь в бухте Ньюарк, где вытащат и доставят в морг. Как же все трагично-то…но я уже на краю, если отступлю - сдамся».
Джэки отпустила руки от края железного моста и полетела вниз, в черную, холодную бездну. С тоненьких ног полетели в стороны дорогие туфли от Джереми Скотта и распахнулся черный плащ. Каштановые волосы полетели фонтаном вверх, туда, где остался мост. Джэки зажмурила глаза, и только влетев в темноту, почувствовав, как холодная осенняя продрогшая вода сковала ее разутые ноги и потянула вниз. Внутри Джэки все сжалось от страха, она плакала и кричала, но не для того, чтобы ее спасли, а для того, чтобы это поскорее закончилось.
Девушка выдохнула в последний раз и пошла под воду. Задыхаясь, она махала руками, но закрыв глаза, уже не решилась открыть их. Она никогда не боялась темноты, она боялась того, кто есть в этой темноте. И вот сейчас задыхаясь от недостатка кислорода, она боялась в последний раз увидеть хоть кого-нибудь в этом мире. И только когда от безысходности, понимая, что кислорода не будет, вдохнула воду, она тут же расслабилась и ушла ко дну.
……..
Джэки вошла в старый салун, как в ее детских любимых фильмах про ковбоев и глубоко вдохнула горячий воздух сигарет. Девушка еще не понимала, где она находится, но смотря по сторонам понимала, что ее никто не замечает. Или просто не обращает внимание, но те, кто задерживал на ней свой взгляд улыбались.
Она почувствовала, как по спине течет холодная вода, она тут же собрала волосы в жгут и выжала волосы, сливая воду на деревянный скрипучий пол. Стоя босая у входа в бар она не могла понять, что делать дальше и просто прошла внутрь. Подойдя к барной стойке, она обратилась к бармену, который в клетчатой рубашке с накрахмаленным воротником натирал полировкой барную стойку.
- Скажите, - осторожно она обратилась к работающему бармену, - где я?
Мужчина не поднимал голову, продолжал натирать стойку. Он был высокий, темноволосый, Джэки сразу показалось, что он от куда-то из южной Америки. У него были сильные руки и упругая попа. Такие мужчины ей нравились. Этот мужчина был похож на ее самую большую любовь инструктора по плаванью Кевина Хорта. Но, это был не он, и вообще все было не так как на Манхеттене. Таких винтажных баров никто давно не строит, по крайней мере, если и строит, то делает это качественнее. А тут все скрипело и гнулось.
За мужчиной стояли полупустые бутылки с алкоголем, а над головой висели бокалы. Джэки посмотрела по сторонам и увидела лишь запыленное, задымленное помещение с людьми, которые сидели по одиночке. Каждый из них что-то пил, кто-то много курил, кто-то смотрел в затуманенное окно, в котором ничего нельзя было разглядеть, кто-то писал.
Джэки еще раз попробовала обратиться к бармену.
- Вы меня слышите? – спросила она, и, ожидая ответа, присела на высокий стул за стойкой.
- Слышу, - ответил, не поднимая головы бармен.
- Замечательно, - выдохнула Джэки, понимая, что не одна в этом тихом и грустном помещении, где только из далека играла музыка Френка Синатры «Странник в ночи», которая заканчивавшись начиналась снова. – Скажите, где я? – повторила попытку Джэки.
- Ты… - задумался бармен, - в своем мире. – ответил он, и поднял глаза. – Пить будешь?
Девушка на мгновение потеряла свою речь и голос, и не только комок стоял в горле, но и целая тонна металла застряла между кадыком и ртом.
- А мы на «ты» уже? – возмутилась она.
- Вот опять начинаешь, каждый раз одно и то же, - возмутился мужчина и бросил тряпку в угол за стойкой, - каждый раз приходишь и сразу права качаешь, вот когда ты была мужиком об этом не спрашивала! – продолжал бурчать себе под нос бармен.
- Стоп! – Джэки подняла руку перед мельтешашим барменом и теперь вообще ничего не понимала. – А теперь сначала! – попросила она. – Мы знакомы?
- Как тебя там звать-то?- спросил бармен и полез под стойку за стаканом.
- Джэки с утра звали. – ответила она и внимательно наблюдала за говорившим голосом.
- Так вот Джэки, меня зовут Адам я тебя встречаю тут каждые…каждые, в общем, шестой раз ты у меня. Точнее, я у тебя. – ответил он, и стал протирать бокал тряпкой, которая висела у него на плече.
- Это когда я уже успела? – удивилась она и подвинулась телом поближе к Адаму.
- Я в этих ваших веках и годах ничего не понимаю, но в последний раз ты была у меня лет шестьдесят назад. – ответил он и продолжил медленно протирать следующие бокалы.
- Я? Шестьдесят лет назад? – удивилась Джэки и поднимая голос на интонацию.
- Не кричи! – оборвал ее бармен, - видишь, люди отдыхают, всех распугаешь.
- Так меня шестьдесят лет назад не было еще и в планах. – возмутилась Джэки.
- В каких планах? Ты о чем? – не меняясь в лице просил мужчина, - вот вы люди любите что-нибудь придумывать, планы какие-то строить, не понимая, что за вас все решено и распланировано.
- Адам, стой, - махнула она рукой перед его лицом, - кто я?
- Ты…пока не нахлебалась воды была человеком. – ответил он.
- То есть я все-таки утонула? – удивилась она и прикоснулась к мокрой голове рукой. – Куда я попала? – продолжала она.
- Ты попала в свой мир. – Повторил Адам.
- Какой мир? Где я? – девушка совсем уже потерялась в мыслях и даже представить не могла куда она попала.
- Ты умерла. – спокойно ответил Адам.
- Так все-таки умерла… - прошептала Джэки. – И куда я попала?
- В свой мир. – продолжал повторять бармен.
- Давай с начала. – стала раскладывать все по полочкам Джэки. – Я проснулась утром пятого октября, в четверг, в своей квартире на Манхеттене. Приняла душ и побежала на работу. – стала вспоминать девушка.
- Упустила, что ты проспала на пятнадцать минут, желая понежиться в постели со Стивом. – уточнил Адам.
- Да. – вспомнила она и удивленно посмотрела на бармена, не понимая от куда он знает такие подробности. – На работу я пришла в половину десятого. Отредактировала текст, который не успела сделать в среду. Выпила свежезаваренный кофе.
- Ой, свежезаваренный, Болт давно уже варила тебе растворимый, чтобы экономить, - уточнял подробности Адам.
- От куда ты все это знаешь? – спросила Джэки.
- Я много чего знаю, продолжай… - попросил бармен и стал развешивать бокалы над головой.
- В обед я ела рыбу и салат. После отредактировала еще четыре текста с полной вычиткой и с работы ушла раньше обычного. Зашла в магазин, купила йогурт и два замороженных стейка. Дома был Стив с какой-то бабой. – вспомнила она.
- Ну какая она баба, обычная студентка Нью-йоркского университета будущий политик, между прочим. – уточнил он.
- Кто ты? – удивилась Джэки.
- Я бармен…а бармены обычно знают больше, чем все рядовые граждане. Ты же вот пришла ко мне. Виски? – предложил он.
- Пожалуй, да. – протянула она руку и тут же взяла бокал из рук Адама. – потом я ушла из квартиры и пошла к Бруклинскому мосту.
- Вот любите вы все умирать красиво. Нет бы закрыться в ванной и там по-тихому утопиться, нет же все к мосту шагают, как будто медом намазано. А мост потом страдает, потому что такие как ты портят его репутацию. – нахмурил брови бармен.
- Я стояла на краю моста, - продолжала вспоминать она, - и… - девушка сделала глоток из бокала и тут же выплюнула обратно, - что ты мне налил? – возмутилась она.
- Виски. – ответил спокойно Адам.
- Это не виски, это какой-то конское пойло! – выругалась Джэки.
- Ты еще кока-колы закажи, вот тогда порадуешься, - стал злиться мужчина, - будто тебе здесь будут наливать, то, что было при жизни. Ты сама решила, что жить не хочешь и значит виски, тот виски ты не хочешь. – он нагнулся под стойку и достал второй комплект бокалов.
- Так это что получается? Я никогда не выпью то, что любила? – продолжала возмущаться Джэки.
- Нет, конечно. Человек решает все за себя сам, не захотела жить – отказалась от того, что любила. – ответил он.
- Бред какой-то. – Джэки отставила бокал с виски и продолжила вспоминать, - потом я отпустила руки и полетела в воду.
- Надо было тапочки свои хватать, а то босая, замерзнешь здесь. У нас отопления нет. – уточнил Адам.
- Какие еще тапочки, это были туфли от Джереми Скотта за пятьсот долларов. – удивилась девушка.
- Эх, люди, люди, все вы обожествляете и меряете в деньгах. А что такое деньги? Это так, бумажки…золото…а живете вы не для этого. Хотя все стремитесь на Манхеттен. Лучше бы ты Исмаэлю помогла.
- Какому Исмаэлю? – удивилась она.
- Помнишь, тебе лет двадцать пять было, ты только переехала в новую квартиру и получила крупный гонорар за ту книгу, которую вы печатали от Таймс? – спросил он.
- Ну, помню… - задумалась девушка.
- Тогда к тебе у подъезда подошел голодный мексиканец? – стал вспоминать он.
- Может быть… - она стала ждать слов Адама дальше.
- Так вот…вон он сидит, - указал он в угол салуна. – сидит голодный.
Джеки повернула голову в указанное место и замерла.
- А он что тут делает? – она рассматривала старого, худого мужчину в оборванной одежде.
- Умер. – ответил как ни в чем не бывало Адам. – Вот дала бы ты ему тогда тридцать долларов, которые ты потом потеряла, то жил бы.
- То есть получается, что я убила человека тем, что не дала ему денег? – она повернулась к бармену и закашлялась.
- Да. Ты еще и убийца. Мало того, что себя убила, так и этого несчастного мексиканца. – с невозмутимым лицом говорил бармен.
- Но, я тут при чем? Почему он сам не работал, не пытался как-то прокормиться, а просил денег на улице, неужели из-за того, что я не дала ему эти тридцать долларов я взяла на себя грех за его смерть? – девушка протянула руку к бокалу отстойным виски и сделала глоток поморщясь.
- Джэки, Джэки, тут дело не в том, что ты не дала ему денег, а в том, что ты бессердечная и чёрствая. Не для этого же Он вас создавал. Просто, когда ты помогаешь людям, то это тебе возвращается, ну закон у нас такой есть. А вы живете там, на вашей земле, по каким-то своим законам, хотя все уже давно прописано и известно. А вы все мучаетесь, ищете смысл какой-то. А смысл в том, чтобы помогать. – он поднял свои голубые глаза на Джэки и стал разъяснять, - вот дала бы ты ему денег, он бы поел, потом бы добрался до своего хостела и уже через пять дней получил зарплату, часть которой отправил в Мексику семье, а часть оставил себе на еду. Но денег ты не дала.
- Но почему я должна была их давать? – злилась Джэки.
- Не должна была, но так бы ты его спасла. А так как он умер по твоей причине, то и жить он теперь будет в твоем мире. Он же никогда не встретится со своим сыном, который у него родился за три месяца до смерти.
- А почему именно я, почему ему не мог дать кто-то другой? – злилась Джэки из-за неоправданной доброты, которую она должна была проявить. – Я вообще никогда не подавала нищим, это был мой закон.
- Ну, тут не только твоих рук дело, поэтому грех твой по частям разбит. – поправил он.
- И это что на мне теперь самый страшный грех – убийство? – испугалась она.
- Нет никаких грехов, с чего ты вообще взяла? Просто все должны жить по совести, а ты не жила по ней и от этого все зло, несправедливость которое ты делала пришло в твой мир.
- Значит, я после того, как умерла, попала в свой мир? – стало доходить до Джэки.
- А я тебе о чем говорю! – Адам провел рукой по потному лбу, наконец, объяснив Джэки все что хотел.
- А как же Рай или Ад, где все это? – продолжала она.
- Когда ты умерла в Париже, ты задала мне этот же вопрос, смотри, а память сохранилась, - улыбнулся бармен.
- В каком Париже? – удивилась она, - я родилась и выросла в Хьюстоне.
- Ну, опять ты со своей жизнью лезешь, - махнул рукой бармен, - будто в первый раз живешь.
- А что не в первый? – удивилась она.
- В шестой, детка. – подняв палец вверх стал рассказывать Адам.
- И что каждый раз я попадала к тебе?
- Вот именно, каждый раз. Уже хотя бы ремонт бы сделала в своем мире, а все такой же грустный и неинтересный. Вот у Боба Марли веселый ресторан, а у тебя барчик без отопления. – жаловался бармен.
- Так что там с Раем Адом? – продолжила недоумевая Джэки.
- Твой Рай и Ад это то, что ты сама себе придумываешь. Ты рождаешься и формируешь свои мысли, помыслы, решения, мечты, и вроде бы каждый раз ты по нужному начинаешь жить, только вот к финалу, что-то сдаешь. Ты как советская машина, вроде бы новая, красивая, а потом разваливаешься на части. – Адам сел напротив Джэки и положив руки на стойку, стал рассматривать шокированную девушку. – Хотя был у тебя в истории один момент, когда все было хорошо. Ты тогда всего два года прожила, тебя кони затоптали.
- Абалдеть, и это ты называешь хорошо? – удивилась она.
- По крайней мере, какое-то время мы жили с отоплением, пока ты снова не родилась. – обиженно посмотрел Адам.
- То есть я еще и виновата в том, что родилась? – округлила она и без того большие глаза.
- Ну, не я же в этом виноват. Я тут уже сижу, сижу, жду, жду, а твоя жизнь не меняется. - развел руки в стороны мужчина.
- Значит, получается, что нет никакого рая или ада, мы сами его придумываем?
- Да. Вы вообще люди очень уникальные, я даже не знаю зачем Он дал вам мозги, вы же ими не пользуетесь. Вот если бы думали, то тогда бы все шло как нужно, и я бы не страдал.
- А кто ты такой? – спросила она.
- Я – Адам. – строго сказал бармен.
- Замечательно, это я знаю, а в моем мире ты кто?
- Ну, это как ведущий монополии. Везде нужен контроль и твой мир не может существовать без смотрителя, поэтому меня к тебе и направили. У меня, кстати, выбор тогда был к Рузвельту или к тебе, я выбрал к тебе. Прогадал. – глубоко выдохнул Адам.
- Это же получается, что вы тут тоже жребий тянете и выбираете миры?
- Получается, что так. У нас же тоже не все так просто. Мы выбираем вас и ведем все ваши жизни, пока не наступит предел, а потом меняемся. Вот мне еще один раз остался.
- То есть, я прожила шесть жизней и осталась седьмая?
- Да, после седьмой жизни ты теряешь срок годности своей души и становишься таким же как и я администратором, и тебе дадут какого-то человека, которого ты тоже будешь вести все семь жизней. Плохо, когда ты теряешь контроль, и твой человек становится каким-нибудь убийцей или маньяком. С ними, правда, весело общаться, потому что они тебя всегда слышат, но никогда не слушают. Они как будто бы чувствуют свое предназначение в том, что могут лишать жизней людей, а на самом деле им потом запрещают работать с людьми. – рассказал Адам. - Как тебя один довел до самоубийства, так его администратору выговор потом был, а ты у меня тут сидела слезы лила. Это кстати было, когда ты в Париже жила.
- Вот ты мне сейчас все это рассказываешь, а я этого не помню, почему?
- Ты не хочешь этого помнить. Ты стараешься вычеркнуть из своих мыслей то, что делало тебе больно когда-то, это нормально, но если постараться, то память позволит в нее заглянуть. Это все в тебе есть, ты все это помнишь, это как на диск записывается материал, так и на тебя записывается память.
- То есть я диск?
- Ну, носитель информации. Диск, это все-таки неодушевленное, что вы придумали.
- Получается, что вот сейчас я проживу свою седьмую жизнь и ты уйдешь от меня?
- Наконец-то уйдешь, потому что я больше не могу справляться с тобой, ты же неуправляемая. Ты меня не слышала никогда. Вот, давай вспомним, что ты чувствовала, когда влюбилась в Крэга?
- А он то тут при чем? – удивилась Джэки.
- А при том, что это было твое испытание, которое ты с треском провалила. Пойми, что каждый человек дается в жизни не просто так, с каждым ты была как-то связана в других своих жизнях. Вот Крэг был твоим учителем польского языка в твоей пятой жизни, ты тогда была мужчиной, так вот ты была в него влюблена или был. Не знаю как у вас, у нас разделения на пол нет. И тогда, когда ты была Веславом Вуйциком невостребованным кораблестроителем из Кракова ты любила своего Крэга, которого звали Арон кажется. Так вот, у тебя в памяти запечатлелось, что ты его как бы любишь, но ты его не любила. А теперь в своей шестой жизни ты встретила его в бассейне и тоже как бы влюбилась, но это все как бы, было твоим испытанием, которое закончилось провалом.
- Каким еще провалом?
- Ты убила Багиду. – вдруг сказал он.
- Багиду? Кто это?
- Это твоя неродившаяся дочь, вон она у входа сидит. – указал он рукой на молодую девушку с раскосыми глазами.
- Она на меня не похожа, - удивилась Джэки.
- Она и не должна быть на тебя похожей, ты же ее убила. Поэтому она скоро станет долгожданным ребенком в татарской семье.
- Получается, если бы она родилась у меня, то она не родилась бы в другой семье?
- Да, тогда бы та семья была бездетной. Но они так давно ждут ребенка, ко мне администратор приходил уже четыре раза просил отправить к его человеку девочку, вот я и сжалился, тебе то она не нужна.
- А рядом, вон за тем столиком сидит девочка, это кто? – указала Джэки на девочку за соседним столиком от ее дочки.
- Это твоя вторая дочка Софья. Софья Брик я ее хочу обменять на отопление. Тебе она все равно пока не пригодиться, а нам тут холодно. – разъяснил Адам.
- Получается, я могла еще родить?
- Да. В идеале ты планировалась, как мать двоих дочерей, но повторюсь, вы же люди мозгами не пользуетесь, поэтому вот ты сейчас сидишь у меня за стойкой, а дочки твои не родятся, ну или в других семьях появятся. – закатил глаза Адам.
Джэки прикрыла рот рукой и стала рассматривать красивых девочек, которые совершенно не были похожи на нее, они уже были для нее чужими людьми.
- А можно к ним подойти? – спросила девушка у бармена.
- Да, подойди, только они тебя не помнят, хотя были твоими дочерями в прошлых жизнях.
- А как же их мир?
- Они живут в своем мире. Там тоже есть ты, но ты этого не знаешь.
- Как же не знаю, если знаю.
- В этот раз ты не можешь побывать в их мирах, потому что ты от них отказалась.- он продолжать смотреть на девочек, которые были в этом баре совсем чужими.
Джэки встала со стула, и, поправляя мокрые рукава плаща, подошла к старшей дочери. По крайней мере, так назвал ее Адам. Девушка присела на пыльное красное мягкое кресло и замерла перед девочкой, которой было на вид лет десять.
- Неужели, ты должна была быть моей… - прошептала Джэки и дотронулась до руки девочки.
- У тебя холодные руки, - ответила детским, но спокойным, холодным голосом девочка.
- Прости, - Джэки тут же убрала руку. – Мне сказали, что ты должна была быть моей дочкой.
- Да-да, но ты от меня отказалась. – девочка повернула голову к Джэки и пристально посмотрела на несостоявшуюся мать темными раскосыми глазами. – Знаешь, мне одно интересно, почему люди решают, что они могут решать жизнь других? Вот родилась бы я, и мы были бы вместе, у тебя была бы семья.
- Прости меня, пожалуйста, прости, - Джэки наклонилась поближе к девочке, - я знаю, что я убийца, чудовище. Но я не могла бы позволить быть одной тебе. Ведь я сама росла без отца и знаю, что такое быть обделенной мужской любовью. – она провела по лицу холодной рукой и замерла пальцами где-то между глаз, как будто боясь открыть глаза и посмотреть на сою родную девочку.
- Ты ничего не знаешь, Джэки, ты думаешь, что знаешь, но, только попадая сюда начинаешь понимать, что на самом деле настоящее, а что придуманное. Вот все твои раскаяния они придуманные. – строго говорила девочка.
- Я знаю, что мне нет прощения… - прошептала мать и расплакалась. – Я вообще не верю, что я умерла, что я осталась одна.
- Знаешь, в моей прошлой жизни я делала аборты, я была врачом в Англии. Я не думала, что когда-нибудь это может коснуться меня. Но, наверное, это правильно мы заслуживаем то, что делаем. Меня убили не родившейся, ты умерла убивши ребенка. Все честно. – девочка коснулась руки Джэки и замерла. – Я не знаю, когда мы еще с тобой сможем встретиться, но ты добрая на самом деле, не смотря на свой пыльный мир. У меня все по-другому. У меня есть цветы на подоконниках, у меня есть блинчики с вишней. Все как должно быть дома. – рассказывала девочка.
- Так значит твой мир – это дом? – переспросила Джэки.
- Мой мир это несостоявшаяся ты. Ты в моем мире тоже есть, но ты другая. Люди не умеют ценить семью и дом, они все время куда-то спешат, что-то не успевают, а в конце жизни понимают, что и в самом деле ничего не успели. Ведь, главное это быть любимым, когда тебя любят - ты летаешь, тебе есть куда возвращаться. А мне некуда возвращаться, потому что ты так решила. Но, знаешь, моя новая мама хочет меня, она любит меня еще не родившейся, я это чувствую. Но знаешь, я тебя прощаю, правда, прощаю. Ведь я не имею права злиться на тебя. – она коснулась сырых волос несостоявшейся матери и провела по лицу пальчиками.
Джэки услышала шаги за спиной, она резко обернулась, когда увидела, как к ней и ее не родившейся дочке подходит Адам.
- Тебе пора, - положив руку на плечо девочки, улыбнулся он, - тебя уже ждут.
- Куда? – взволнованно спросила Джэки.
- Ей пора родиться. – объяснил Адам и повел девочку за дверь за стойкой бара.
Джэки встала с места, где сидела и направилась за Адамом.
- Что там? – спросила она на ходу, - что там? – не унималась она.
- Узнаешь, когда придет время. – преградил дорогу Адам.
Девушка села на свое место за стойкой бара и упала лицом в руки разложенные локтями в стороны.
- Стыдно? – спросил Адам подливая виски в стакан.
- Вот что ты все льешь и льешь, все равно не вкусно. – протянула Джэки. – Мне не то чтобы стыдно, я же не знала эту девочку, а сейчас смотря в ее глаза мне кажется, что она была такой родной мне, близкой, что ради этого человека я смогла бы жить.
- Подними голову, - попросил Адам и погладил по голове, - люди глупые…и это не их вина. Хотя их…знаешь, когда то Он придумал людей и попросил их быть правильными, Он же ничего не запрещал, не ограничивал. Но люди решили, что они такие же всесильные и могут стать такими же создателями. Это как, если бы ученик превзошел учителя, но так же не будет. Тот, кто превзойдет Его, да как он это сделает…
Джэки подняла голову и посмотрела на Адама.
- Ты вот мне, вот что скажи…я когда прыгала с моста думала, что меня расплющит и я попаду либо в рай, либо в ад. – пристально уставилась она в бармена, смотря сквозь него.
- Этого ничего нет. – холодно ответил он.
- Это я уже поняла, только вот разобраться не могу, что мне теперь в твоем баре делать. – не понимая своих мыслей и слов продолжала слушать себя Джэки.
- Это твой бар. – одернул Адам.
- То есть я могу что-то изменить в своем баре? – удивилась она и подняла глаза на бармена, ожидая ответа.
- Уже нет, ты же умерла. – Адам наклонился под стойку и достал новую бутылку виски.
- А как мне снова начать жить? – внутри все затрепетало, а в голове пронеслось «А, если у меня никогда не получится вернуться».
Джэки испугалась, что навсегда сможет остаться здесь, в этом холодном баре, где наливают невкусный виски и задают много вопросов и находят тут же на них ответы.
- Когда придет твое время. – уточнил Адам.
- А кем я буду в следующей жизни? – она опустила голову на руку и стала крутить перед собой стакан.
- Это знает только Он. – Адам поднял руку вверх и указал в никуда, в потолок.
- А где Он? И почему его нельзя назвать по имени или просто Бог?
- Он для тебя не Бог, это его кто-то там среди ваших назвал, вот и прицепилось к нему. А Он это Он. У него нет имени, он же создатель. – Адам смотрел на девушку будто открывал перед ней Азбуку. – Это все элементарно, просто вы не запоминаете все что мы вам здесь говорим. Вы убегаете в новую жизнь в надежде, что сможете все изменить, и в итоге, возвращаясь снова сетуете на создателя.
- Но я не жалуюсь на создателя, я просто не могу его понять. Зачем отправлять меня с одним смыслом и не получив его возвращать? – продолжала копаться в себе девушка.
- Ты пойми, что он отправляет каждый раз тебя в жизнь и верит, что ты сможешь исправиться. И как только понимает, что ничего не изменится возвращает, чтобы не задерживать твое время. Здесь времени нет. У тебя сейчас передышка. А потом у тебя будет каких-то 60-70-80 лет, чтобы что-то успеть. А этого времени очень мало. Вот он и забирает людей, которые уже сделали свое дело или которые уже никогда его не сделают.
- И что же, получается, что я что-то сделала уже? – удивилась она, поднимая брови вверх.
- Не успела. Сама ушла. Ты же не рабской масти, поэтому вправе сама выбирать сколько есть у тебя времени. Только жизнь она прекрасна ты можешь выбирать все что ты хочешь. Среди вас людей были уникальные, которые смогли разукрасить мир. Вот и каждый из вас может путешествовать, любить, дарить улыбки. А вы ходите хмурые, потому что не выспались, а для сна вам достаточно 3-4 часа, кто придумал ваши надоедливые 8 -10 часов. Кому они нужны? А потом вы ненавидите всех кто вокруг, только потому что они не такие как вы. А нужно научиться принимать людей разными, чтобы быть в гармонии с вашим миром. Глупые… - выдохнул злясь на весь мир Адам.
- Хорошо. И когда я с ним встречусь? – оборвалась монолог Джэки.
- От куда у тебя столько вопросов. Жди. Вы люди не умеете ждать. Это же так просто, просто ждешь и все, можно в это жданное время заниматься чем-то еще более важным, например, любить. – он отвернулся от девушки и снова поправил бокалы за спиной.
- То есть я должна сидеть и любить? Как это? – Джэки дернула голову вверх и откинула назад подсохшие волосы.
- Это просто. Ты просто отдаешь всем свою любовь. – он развел руками и скрестил их на груди.
- От куда ты? Что ты придумываешь? Среди людей никогда такого не будет! – повысила голос Джэки пытаясь доказать что-то загорелому парню.
- Не кричи, не дома. – оборвал он ее грубым голосом.
- Но я же у себя в своем мире, так? – пыталась она что-то доказать.
- Так! – махнул он головой.
- Значит, и кричать могу? – она развела руками, как будто что-то доказала. Только вот никто ее не услышал в ее желании доказать всему миру, что она права.
- От куда такая самоуверенность? - крикнул бармен. – кому ты что доказываешь? Никому этого не нужно. От куда у вас людей такая гордыня.
- Гордыня? – удивилась Джэки.
- Именно. Ты не можешь признать, что ты не самая лучшая, что ты можешь просто не существовать, взять и просто залечь на дно. От куда желание выделяться? Кому это нужно? – стал спорить Адам.
- Мне! – крикнула она. – Все тебя замечают только тогда, когда ты сам себя показываешь и доказываешь, что ты ни нечтожество.
- Бред! – крикнул Адам и отвернулся от Джэки, - Люди должны быть счастливы от того, что у них внутри все хорошо, а не от того, что их хвалят, гордятся ими или пытаются боготворить.
- А как же красивые и некрасивые люди? – вспыхнула она. – Все любят только красивых именно поэтому все худеют и качают зад.
- Идиотизм вечен. Вы не понимаете, что самое важное не то как ты выглядишь, ведь Он создает людей такими, со всеми их недостатками именно потому что они должны быть такими, такими, чтобы они любили себя не идеальными. Идеальные люди – неинтересны. Посмотри на себя, - махнул он рукой в ее сторону.
- Что со мной не так? – удивилась она.
- У тебя нос с горбинкой, губы узкие, нет красивых скул, а только впалые щеки и что ты идеальная?
- Я стремилась всегда быть красивой.
- Зря. Полюбила бы себя такой какая есть, сразу же жизнь наладилась, она бы просто стала тебя воспринимать такой какой ты принимаешь ее – несовершенной. Несовершенства делают жизнь прекрасней. Нет идеально ровных поверхностей и идеальных людей. Люди не должны быть идеальными. Не нужны они! Люди должны любить, а не замечать как кто выглядит.
- Но такого не бывает.
- ТЫ встречала не тех.
- Может быть Он создает не тех…или не так.
Джэки спрыгнула со стула, и, перешагивая через стулья, и проломанные доски в полу стала громко кричать.
- Это мой мир и здесь я правлю и что хочу то и делаю! – крикнула она. – Я мертва, а значит, могу делать все что захочу!
- Не меняешься, - услышала она грубый строгий голос мужчины сидевшего у затуманенного окна.
- Что? – повернулась к нему Джэки, - вы простите кто?
- Это Серфим, - в ответ крикнул Адам.
- Серафим, здравствуй, а кто же ты в моем мире? – она присела напротив к нему за столик и стала рассматривать ища хоть какие-то признаки узнавания в этом мужчине.
- Полиночка… - прошептал он.
- Стоп! – остановила его Джэки, - какая еще Полиночка?
- А, ты меня не помнишь… - усмехнулся Серафим. – я всегда был рядом, когда тебе нужно было. Помнишь, свое перерождение в 1904 году? – спросил он.
- Замечательно! И кем я тогда была? – спросила Джэки и стала ожидать ответа.
- Ты была русской девушкой революционеркой, боролась за права и шла против революции. – стал рассказывать Серафим.
- И что тоже прыгнула с моста? – Джэки откинулась на спинку пыльного диванчика.
- Нет, тогда тебе повезло, тебя отравили. – улыбнулся Серафим.
- То есть это круче? – удивилась Джэки.
- Это не так страшно. Вот тебе не страшно было прыгать с моста? - обратился он к девушке.
- Страшно. Только вот я не знаю, что страшнее, быть убитой или убить себя саму. – оправдывалась она.
- Знаешь, только не помнишь.
- Не помню.
- А хочешь вспомнить? – спросил Серафим и коснулся холодными руками Джэки.
- Почему у тебя руки такие холодные, почему у моей дочери были не такие? – спросила она у мужчины.
- Она уже готовилась на землю, а мне еще долго до этого. Я еще помню свою прошлую жизнь. – улыбался он.
- Я хочу вспомнить кем я была, - продолжила Джэки.
- Адам, можно? – крикнул он бармену, тот лишь махнул головой продолжая вытирать свои бесконечные бокалы. – Закрой глаза, - дал указание Джэки. – ни о чем не думай, просто вспомни, вспоминай и говори.
Джэки закрыла глаза и увидела, как перед глазами меняются картинки. Зрачки бегали за тонкими веками и можно было проследить как они метаются по белку глаза.
- Вижу военных, стрельба, окопы…
- Нет, не то…дальше вспоминай. – Серафим держал руку Джэки в своей.
- Париж, - улыбнулась она, - я всегда мечтала там побывать.
- Это просто память тебе всегда хочется вернуться туда, где тебе было хорошо. Дальше…
- Старый дом, флаг…
- Вот… вспоминай. – давай, давай…
«- Девочка, у нас родилась девочка, - прокричала Ольга поднимая на руки маленький комочек.
Девочка погладила мать по голове и отнесла ребенка в спальню.
- А как мы ее назовем? – спросила она у слабой женщины лежавшей в крови.
- Назови ее Полечкой в честь меня, доченька!
И после этих слов Полина закрыла глаза и больше не проснулась.
Оля не знала что делать с телом, и вернувшись в спальню к сестре прижала ее к груди и зарыдала.
- Теперь мы одни сестренки, одни. – прошептала она.
В четырнадцать лет Ольга уже работала на ферме и приводила младшенькую сестру учиться ее ремеслу, чтобы хоть как-то привить к ней возможность прожить в колхозе. Она учила ее писать и читать, рассказывала про историю, которая была до рождения Полины.
- А что там за нашим колхозом? – спрашивала малышка Полина.
- Там жизнь… - рассказывала Ольга.
- А если я уеду, ты будешь скучать? – спросила сестра.
- Я тебя никуда не отпущу. – шептала Оля прижимая к себе самого родного человека.
Они жили в старой землянке, которая под натиском лет уже сыпалась с потолка землей.
- Вот выйду замуж, залатаем стены и крышу. Огород побольше засадим, заживем! – мечтала Ольга, а в это время Полина мечтала вырваться из этой деревни и уйти в большую жизнь.
И Ольга вышла замуж. В двадцать четыре года, когда за ней стал ухаживать Колька из соседнего колхоза «Теплое» стал приезжать к Ольге и свататься, она долго не думала, всего полгода. И уже к лету они сыграли скромную свадьбу. Невеста она была бедная, без приданного, да еще и старая. В двадцать четыре года она была уже не завидной невестой, поэтому с ответом не медлила.
Жили они с Колькой в землянке. Он вставал рано и шел на поле, то пахал, то бороздил, то на покосы ездил. Ему от отца достался конь, что и спасало их от бедности. Как и хотела Ольга они посадили огород побольше, только вот работы прибавилось.
Утром Ольга уходила на ферму, Колька в поле, а Полина весь день на хозяйстве. Летом огород и корова, зимой растопить печурку и приготовить еду. Полина ненавидела этот дом, единственное, что останавливало, то что это был дом, где она родилась.
Как-то вечером, когда Колька пил с друзьями в клубе Ольга пришла домой заплаканная и сев у ног Полины прошептала.
- Я ребенка убила. – рассказала она.
- Как? -удивилась сестра.
- Я не хочу от него рожать, у меня ты есть, - гладила она по голове Полину, - лаврушкой да в баню, да багульником закрепила. Вот и избавилась.
- А ты чувствовала своего ребеночка? – спросила испуганная Полина.
- Нет. Но он был во мне. Я не люблю его, вышла от безнадеги. Не хочу, чтобы так с тобой было. – заплакала она.
За Ольгой со временем закрепилось, что она бесплодная и не сможет понести ребенка Кольке. А она просто каждый раз, когда чувствовала, что живот тянет бегала в баню и пила настой из лаврового листа.
И тогда Полина решила, что точно уедет из этой деревни. И когда большевики стали выдавать паспорта решила, что пора бежать.
В один день, когда сил оставаться в землянке уже не было, она ушла из дома. Она шла по темной грязной весенней дороге, размытой дождями и талым снегом. Проходя мимо леса пугалась каждого шороха. Она думала, что добравшись до Тулы, тут же сядет в поезд и поедет в Москву, ведь в Москве жизнь, так всегда говорила Оля. А Оля врать не могла.
К утру дойдя до вокзала, она в истоптанных старых сапожках села на первый поезд и забившись в угол вагона впервые услышала, как бьются колеса о рельсы. Для нее все было впервой, все такое незнакомое и чужое. Но она верила, что там впереди ее ждет все только самое хорошее.
Она рассматривала этих новых людей, они были не такие как в ее деревне, они выглядели по-другому, разговаривали даже по особенному. Смотрела на мимо пролетающие села и города и мечтала, что она тоже станет городской барышней.
Но в Москве был такой же разгром как и в ее селе, только вот сейчас ей не к кому было прийти за советом. Она устроилась работать швеей, сняла комнату, и, как и в колхозе жива в бедности, но уже в городе. Тогда она и познакомилась с Костей.
Костя был один из тех, кто все хотел изменить, на чем они и сошлись. Вечера проводили вместе, вместе строили планы на будущее.
- Когда-нибудь у нас будет великая страна. Всем будет править народ и наши дети будут жить с деньгами и своими домами. – воодушевленно представлял Костя.
- А ты не боишься, что власть может задавить. Смотри как наших людей мучают, всю знать выселяют. – сомневалась девушка.
- А ты слышала, слышала новый стих Есенина, вчера записал на листик, чтобы не забыть и тебе рассказать «Да! Теперь решено. Без возврата, Я покинул родные поля. Уж не будут листвою крылатой. Надо мною звенеть тополя. Низкий дом без меня ссутулится, Старый пес мой давно исдох. На московских изогнутых улицах, Умереть, знать, судил мне бог». Это как про нас! Мы же тоже приехали в Москву.
- Хочется что-то изменить, только вот что… - думала Полина.
- Я дам тебе задание, выполнишь! – уговаривал Костя. – Я хочу собрать группировку, чтобы свергнуть власть.
- Костенька, у нас ничего не выйдет. Пытались, одна кровь, да смерти, нам по мирному нужно. – убеждала Полина
- Боишься, так и скажи! – крикнул Костя.
- Ничего не боюсь! – ответила Полина и протянула руку для рукопожатия Косте. – Хочешь, будем вместе, не хочешь прогони меня прямо сейчас!
- Ты мне еще нужна.
Они были настолько молодые, что еще ничего не боялись. Полина разносила листовки по ночам, чтобы никто не видел, а потом собирались в подвале за Коломенским. Тогда Полине казалось, что она ничего не боится, она могла все исправить в этой стране, сделать все так, как ей хочется.
Сидя в подвале на очередном собрании Полина заметила Игоря. Высокий светловолосый с легкими усами над верхней губой и большими голубыми глазами.
- Игорь, - представился парень и протянул руку девушке.
- Полина, - ответила она. – А вы гражданин…
- Знаете, гражданочка, можно просто Игорь. – ответил он.
И Полина влюбилась. В ее сердце поселилась мысль, что не нужно менять эту страну, нужно просто жить и любить, но только вот Костя не давал покоя. Он мог завалиться пьяным к ней в комнату и начать кричать.
- Сдалась, предала меня. Променяла на мужика, а что твой мужик будет защищать тебя от власти, да он как первая политическая проститутка побежит к Троцкому, да на донос к Сталину.
- Ты грубиян, ты не понимаешь, я люблю его!
И она любила его всем сердцем метавшись между долгом и любимым мужчиной.
- Мы с тобой уедем из этой Москвы, обязательно уедем. – в порыве отчаяния говорил Игорь. – слышала, что Троцкий с Есениным сделал?
- Нет, - шептала испуганная Полина. Она боялась, что в один из страшных ночей и за ними придут, как же она не хотела уже жить в этой Москве, как же она хотела уехать и жить в безопасности.
- Повесился говорят в «Англитере», но мы то знаем, кто его убил. Говорят, какая-та телеграмма у него была. – рассказывал Игорь.
- А давай уедем, просто поедем в деревню, будем строить свой дом и воспитывать наших детей. – умоляла испуганная большим городом и властью Полина.
Больше всего на свете она боялась потерять своего мужчину. Мужчину, которого любила больше чем себя, больше чем всех на свете. Не было больше в этой жизни человека, который бы заменил ей весь мир, а он мог.
- Уедем, уедем… - повторял он.
А потом за ним пришли. Приехал черный воронок и увез из этого города. Полина долго металась по городу и по как ей казалось друзьям, которые были с ними, когда все было хорошо и вот сейчас, когда Игоря нигде не было, искала его. Но все молчали, отводя глаза в сторону.
Костя стал приходить все чаще и чаще задирая подол платья Полине и уходя под утро. Он возвращался к жене и сыну. А потом и вовсе пошел служить к Троцкому.
- Вот кто-кто, а политическая проститутка, так это ты! – в одну из их ночей крикнула Полина.
- Ты дура ничего не понимаешь, зато ко мне не придут, как к твоему щеглу и не заберут.
Так думал Костя, но однажды и его не стало. Полина не понимала куда пропадают люди, что с ними делают.
Тогда она решила, что пойдет одна против этой власти, терять ей было больше нечего и как раньше стала по ночам разбрасывать листовки по Москве, а потом собираться со сподвижниками в подвале и продумывать план, чтобы пойти против Сталина.
Однажды Полина все-таки добилась возможности пообщаться с товарищем Сталиным, который внимательно выслушал женщину, улыбнулся, и, закрыв дверь за гостьей, повел бровью. Через трое суток ее нашли в съемной квартире отравленной. Полина умерла в возрасте тридцати двух лет и была похоронена на Кунцевском кладбище».
Джэки открыла глаза и прослезилась.
- Я никогда не видела больше Ольгу? – крикнула она Серафиму.
- Здравствуй, - улыбнулся он в ответ.
Джэки налетела на мужчину и стала целовать его лицо. Она трогала его волосы и заглядывала в темные глаза.
- Прости, прости, что так уехала и ничего не сказала, как ты жила? – стала расспрашивать она вспоминая свою третью жизнь.
- После того, как ты уехала от нас, Коля запил и стал поднимать на меня руку. Однажды он пробил мне голову и я оказалась здесь. – он опустил глаза и посмотрел в окно.
- Почему? Почему люди так поступают с теми, кого любят?- спрашивала вслух Джэки.
- Потому что они ничего не ценят, - вдруг вмешался Адам, - просто так ничего не дается, а они думают, что то, что есть вокруг, это никем не строилось. Дураки! – кинул Адам в их сторону.
- А я? Что мной движило, что я собралась и уехала от самого дорого человека? – обратилась она к бармену.
- Честно… - облокотился он на стойку, - я никогда не понимал людей, у них в голове происходит какой-то волшебный процесс, и они не думают, что делают. Не ценят тех, кто рядом, думают только о себе. А тобой движило желание убежать от всех проблем. Но как можно убежать от самого себя. Ты и там, на «большой земле» была несчастна.
- А если бы осталась, что было бы тогда? – продолжала Джэки.
- Ты бы все равно уехала. Это не от тебя зависело. Ты родилась для того, чтобы уехать и встретиться с вождем этого страны.
- Получается, что родившись, мы получаем какую-то миссию, так?
- Так. Ты можешь родиться для того, чтобы просто ехать в поезде и передать другому человеку свою мудрость. – разъяснил Адам.
- Это и есть смысл?
- От части да. Ты не контролируешь свои цели, они в тебя заложены, как программное обеспечение в компьютере, ты можешь только выбирать как это осуществить. – Адам подошел со спины Джэки и присел неподалеку за соседний столик.
- Получается, что Линкольн был рожден президентом? – Повернула она корпус туловища.
- Да, он должен был занять этот пост в том своем перевоплощении. – Адам перекладывал салфетку из правой руки в левую и обратно, как будто нервничает.
- А если бы не занял, если бы так и не стал президентом? - не унималась девушка.
- Такого произойти не могло. Когда Он отправляет вас на землю, но дает право выбора и каждый выбирает свою судьбу.
- А бедные люди, которые всю жизнь маяться от голода, они тоже выбирают свою судьбу?
- Нет, это их наказание за прошлую жизнь. Это отработки. Ты можешь родиться ужасно злой или жадной и вот пока ты не поймешь, что нужно делиться или стать добрее ты не уйдешь из мира. А если не отработаешь, то следующая жизнь будет еще сложнее. Вот у тебя будет тоже какое-то наказание.
- Какое? – удивилась девушка.
- Ну, кто же его знает. Мы с Ним это не обсуждаем, это дела его канцелярии. Я всего лишь рабочая сила.
- Так за что я заслужила смерть в России, почему я умерла выпив этот яблочный сок.
- Это все идет из прошлой жизни. – махнул он головой в сторону.
- Именно поэтому я не любила яблочный сок в этой жизни… - задумалась Джэки, - я не переносила на вкус этот сок.
- Как же можно любить то, что тебя когда-то убило?
- Значит, все, что было плохого в моих прошлых жизнях я не любила в этой? – Джэки скривила губы разгадывая еще одну загадку мироздания.
- Да. В новой жизни ты будешь бояться мостов, чтоб не повторить своей ошибки.
- Но, я так и не выполнила своей миссии в этой жизни, да? – она отвернулась от Адама и задумалась уставившись в Серафима.
- Ты должна была выйти замуж за Алекса Белло эмигранта из Италии, чьи родители перевезли его в четыре года в Нью-йорк. – говорил он за спиной.
- Так почему же я его не встретила до того, как прыгнула с моста? – возмутилась Джэки Мэдисон.
- Твое время еще не наступило. Ты должна была встретить его пятого января. – назвал он точную дату.
- Получается, он навсегда останется один? – Джэки обняла голову руками не понимая как пойдет дальше жизнь людей, которых она оставила без себя.
- Нет, он встретит другую девушку, намного старше себя, у нее будет ребенок и она будет больная онкологией.
- А как так, моя судьба встретит новую судьбу?
- Это взаимообмен. Если бы встретила Алекса ты, то та самая женщина умерла ,так и не встретив любовь, а ее ребенок остался сиротой, а теперь он останется с Алексом. Он больше не жениться.
- Значит, я все сделала правильно, я помогла другой женщине, я помогла ее ребенку? – как будто оправдываясь говорила девушка.
- Нет. Ты просто поменяла судьбу. Я же говорю, не умеете вы люди ждать… вы не чувствуете время… Если бы вы не знали, что из жизни есть выход, то жили бы счастливо.
- А почему я боялась лошадей? Почему я не могла к ним подойти, на меня тут же нападала какая-та адская паника? – снова спросила она у Адама.
- Это все из Марокко. Ты тогда недолго прожила.
- Я могу это увидеть? – спросила она начиная понимать всю структуру воспоминаний.
- Пробуй.
Адам коснулся рукой плеча Джэки, она закрыла глаза и стала перелистывать в голове страницы жизни.
«Сентябрь 1940 года. Ярко светило солнце и палило своими лучами на старенький дом в окрестностях Марокко. В комнате увешанной коврами лежала женщина и укутывала маленькую девочку в тряпку.
- Кто? – послышалось за дверью.
- Девочка, - ответила нянька мужчине и подошла к Латифе. – Ну, что еще одна девочка, никакого спасения нет. Хоть одного бы мальчика родила. – зло выпалила она и взяла на руки девочку.
- Давай ее назовем Хафа. Мне так нравится это имя. – через силу улыбалась мать.
Женщина промолчала и вынесла ребенка.
Зафар сидел на корточках у двери в комнату, и, закрыв лицо руками, ждал ребенка.
- Посмотришь? – спросила нянька.
- Не могу, - ответил отец, и, встав на ноги, отошел подальше. – У нас вокруг война, а у меня девочки рождаются, Нура, что мне делать.
- Все что дается, дает Аллах, поэтому принимай. Эта красавица теперь твоя дочь. Отдашь ее замуж за богатого человека, и будет она счастливая.
- Это третья девочка, я не могу жить в этой стране без наследника.
- Будет тебе наследник, но не сейчас.
Хафа три дня не могла привыкнуть к этому миру и все время кричала. Она издавала болезненные стоны и еле двигала пальчиками.
- Что же с тобой, маленькая? – плакала над колыбелью Латифа. Она прижимала к себе ребенка и пыталась накормить, но та наотрез отказывалась от груди матери.
Только после недели мучений девочка смогла поесть и осознанно посмотреть на заплаканную мать.
Латифа оберегала ребенка, чтобы не позволить ей уйти, как ушла вторая дочка Насиба, которая умерла от чумы. Однажды в дверь их кома постучался французский военный, который долго разговаривал с Зафаром. Они сидели на столом и что-то обсуждали на французском.
- Что он хочет, Нура? – спрашивала не понимая языка Латифа.
- Все нормально. Он просит помощи. – ответила нянька.
- Чем же ему может помочь мой муж? – удивилась женщина.
- Может… - задумалась Нура и закрыла дверь покрепче, - он сам расскажет.
Латифа прижимала к груди Хафу и ждала, когда войдет муж. Она гладила девочку по голове и умоляла не плакать. Когда Зафар вошел в комнату он был бледен и испуган.
- Ему нужна помощь, - произнес он, - его жена потеряла ребенка при родах. – начал он и Латифа еще крепче прижала девочку к себе, - она не сможет больше иметь детей и просила отдать им нашу Хафу.
- Я не отдам ее. – испуганно посмотрела Латифа на мужа.
- Взамен он даст нам полную защиту от Испанцев. – произнес он тише и сев перед женщиной на колени взмолил, - давай отдадим, мы и так бедно живем, мы не потянем девочку, а ты еще родишь мне наследника.
- А как же? Как же… - терялась Латифа.
- соседям скажем, что умерла, давай отдадим. – просил муж.
Слезы стекали по лицу женщины и, она, скривив губы последний раз попросила.
- Я умру без нее.
Зафар протянул руки к жене и взял дочку на руки. Он вынес крохотный сверток в другую комнату и отдал Хафу французу. Они слышали, как за дверью убивается мать девочки, и ревет в полный голос, как зверь.
Француз забрал девочку и унес из дома. Сел на лошадь привязав ребенка тряпкой у груди и помчался вдоль пыльной горячей дороги. Солнце припекало к тюрбану на голове и хотелось пить, ребенок плакал и шевелился в свертке. Мужчина остановился у источника воды и попытался напоить ребенка.
- Я ничего не понимаю, что с тобой делать. – выругался он и попытался укачать Хафу.
Девочка смотрела большими черными глазами на военного и как будто что-то хотела сказать, но вместо этого снова начинала плакать.
Солдат снова привязал девочку к груди, и запрыгнув на коня помчался дальше. Свернув в сторону проезжей, уже опробованной дороги средь пальм он замешкался с поворотом, и девочка выскочила из свертка на груди и упала на землю. Пока солдат пытался остановить коня, он увидел, как тот дважды наступил на девочку широким копытом и убил ребенка.
Мужчина спрыгнул с коня, и взяв на руки маленький комочек заплакал. Он не плакал даже когда его брата расстреляли испанцы, а теперь сидя на коленях на песке он рыдал над маленькой жизнью.
- Смерть меня преследует. – прошептал он и закопал ребенка в песок.
Через два дня его убили испанцы выстрелом в голову».
Джэки открыла глаза и почувствовала, как все тело трясется от страха и боли. Она рыдала и просила все это остановить.
- Я не хочу больше это видеть, не хочу. – просила она.
- Не думай, - не меняясь в лице ответил Серафим. – Мы все время думаем и от этого нам плохо.
Девушка встала на ноги и прошла вдоль салуна к входу, через который попала сюда, от дверей дуло сильным холодным ветром. Она почувствовала, как ноги начинают замерзать. Она тут же отошла и села за барную стойку к Адаму, который шел впереди.
- Почему я умерла так рано? – в ее глазах поселился страх, который она не могла отпустить.
- Ты не нужна была этому времени. Понимаешь, мы не всегда нужны там, где появляемся.
- Тогда зачем я родилась в этой семье?
- Для того, чтобы они многое поняли. Чтобы сделали переоценку каких-то очень важных вещей. Ты была опытом.
- Но я не хочу быть опытом! Почему маленькие дети умирают так и не попробовав жизнь?
- Они всего лишь проводники. Мне тоже жаль крошек, они такие милые, но они всего лишь проводят нить между плохим и хорошим.
- А Латифа, как она жила после того, как меня забрали? Почему каждый раз, когда я рождаюсь у меня отнимают маму, почему у меня никогда не было той самой поддержки, которая мне нужна была?
- Ты всегда была сильной. Это еще в начале твоего пути тебе дали силы намного больше. Была бы у тебя мама ты бы постоянно от нее сбегала, проходили мы это. – делился Адам, - Но…никто меня об этом не спросил!
- Вот только не надо, когда мы отправляли тебя в третью жизнь ты сказала, что справишься сама и поэтому в России ты справилась одна. Ну, а твоя четвертая жизнь была с матерью, только отпустившей тебя.
- Ну, конечно и меня убили в младенческом возрасте. Отлично! У меня была замечательная мама в этой жизни, только вот рано ушла от меня.
- И ты же справилась?!
- Да, я бы в любом случае справилась бы!..
- Вот видишь, опять понеслась… - отмахнулся Адам, - вон сидит справа от тебя светленькая.
- Это кто? – повернула голову Джэки.
- Это мать твоя только в новом перерождении. – ответил он.
Адам вышел из-за стойки и подошел к Серафиму. Он взял его под руку и повел в сторону стойки к выходу.
- А его куда? – удивилась Джэки наблюдая за ними.
- Пора. – ответил Адам не смотря на девушку.
- Мы с тобой встретимся, обязательно встретимся. – прошептал Серафим и подмигнул уходя за дверь.
- И что дальше? Куда он? – спросила взволнованная Джэки.
- Он родится раньше тебя… ты его встретишь. – ответил Адам и снова встал за стойку.
Джэки встала с высокого стула и направилась в сторону молодой светловолосой девушки. Она присела напротив нее и стала рассматривать безумно красивую и бледную девушку.
- Что с тобой? – спросила она.
- Я думаю, - ответила еще незнакомая девушка.
- О чем? – снова спросила Джэки.
- О жизни.
- А что о ней думать, если мы уже не живем.
- А то и думаю, что жизнь это самое прекрасное, что мог придумать Он.
- Что же в ней прекрасного? – улыбнулась Джэки наблюдая за женщиной перебирая пальчики на руках.
- В ней все живое. В ней есть запахи и вкусы. Есть люди и чувства. Есть много слов и много молчания. И это важно. Важно, когда тебя слышат и слушают, когда тебя любят. Вот я тебя любила. Все время любила. – ответила девушка, продолжая смотреть в сторону мимо Джэки.
- Кто ты? – поинтересовалась она.
- Я мать. – ответила женщина.
- Моя?
-И твоя тоже.
- Моя мама была брюнеткой.
- Ты тоже была русской. –рассмеялась мать.
- Ты меня помнишь?
- Мать помнит все. Самое дорогое, что носит она под сердцем всю жизнь это ее ребенок. Ты мой ребенок, которого я все свои четыре жизни ношу с собой.
- А почему у меня шесть жизней, а у тебя четыре? – удивилась Джэки.
- Были жизни, когда мы так и не встретились.
- Значит ты проживешь дольше чем я?
- Нет, я проживу столько же, только в разное время.
- Получается, что у тебя не будет детей в следующих жизнях?
- Нет. У меня просто не будет тебя. Но я буду скучать, - прошептала девушка и посмотрела в глаза Джэки. – ты незаменимая, поэтому никто не сможет мне подарить столько счастья, сколько подарила ты.
- Мамочка, - прошептала Джэки, и, встав с сидения, подошла к девушке, чтобы обнять.
- Доченька… - прослезилась бледная женщина.
- Мне тебя так не хватало. Знаешь, я же когда засыпала, всегда тебя вспоминала.
- Знаю. А я всегда была с тобой, когда тебе было плохо.
- Так почему ты не была со мной, когда я прыгала с моста? – пыталась дойти до сути Джэки.
- Была. Но ты меня не слышала. Люди не умеют слушать тишину. – выдохнула женщина-мать.
- Но, ты меня не остановила? – испуганно просила девушка.
- Ты всегда была непредсказуемо-независимой. Как можно остановить человека, который не хочет, чтобы его останавливали? Вот так и с тобой.
- Ты уйдешь от меня и сейчас, да? – спросила прижимаясь посильнее к матери Джэки.
- Уйду. Все уходят, и я уйду. Это же нормально. Нормально, когда кто-то уходит, он не может быть рядом вечно, просто нужно уметь отпустить. Ведь, пока ты не отпустишь, ты будешь несчастен.
- Но как можно отпустить того, кого сильно любишь?
- Это искусство! Сумеешь отпустить будешь самым мудрым человеком. Но, таких мудрецов почти нет. А те, кто все-таки понял это, уже становится слишком поздно.
- Я этого не умею, да?
- Не умеешь…ты много чего еще не умеешь. Прожила уже шесть жизней, а опыта, как кот наплакал. Дуреха, ты моя. – девушка обняла Джэки. – А помнишь, как мы с тобой жили в Париже?
- Нет, - шмыгая носом от влаги говорила девушка.
- я помню. У нас была большая светлая квартира, у нас росли фиалки. Ты помнишь, как ты их выращивала? По выходным мы ходили на пикники в сад. А помнишь, как ты любила закрываться в комнате и читать-читать-читать…
- Мама, я не помню.
- Закрой глаза… - прошептала мать и Джэки послушно закрыла глаза.
Она чувствовала теплые руки матери, именно, что теплые, они были как и в жизни родными и влажными. Джэки улыбалась и ловила моменты их жизни перед глазами.
«В светлой уборной комнате двадцатилетняя Мэри схватилась за край подоконника и громко закричала. Это были схватки. На ее крики сбежались все женщины дома, и уложив девушку на деревянную лавку обложили ее тряпками и под спину положили валик.
- Я умираю! Умираю! – кричала Мэри.
- Терпи! – крикнула на нее самая строгая из дам принимавших роды. – Сегодня великий день. Сегодня Наполеон стал пожизненным консулом, у тебя родится великий ребенок.
- Я умираю! – продолжала кричать Мэри и закатывать глаза к потолку.
Через пять часов мучений Мэри упала без движения на жёсткую лавку, которая была уже не такой жесткой, и выдохнув произнесла хриплым голосом.
- Кто?
- Девочка, - произнесла женщина и поднесла ребенка к матери. – Держи, сокровище.
- Не могу. Скажите, какой цвет глаз? – спросила Мэри и не подпустила к себе ребенка от того, что сил больше не было.
- Голубые. – ответила нянька Эвет.
- Можно я посплю немного? – жалобно попросила Мэри и прикрыла глаза.
- Уносите ребенка и приготовьте комнату. – скомандовала Эвет и пошла следом за тремя женщинами этого большого знатного дома.
Уже ночью уложив малышку спать и поправив на Мэри одеяло, они сидели на кухне за чаем и рассуждали об имени девочки. Они придумывали за нее жизнь и судьбу.
- Она обязательно выйдет замуж за графа или за офицера. – убеждала всех Эвет.
- Еще чего! Она станет великой женщиной и не будет слушать мужчин, будет как к примеру Барбе-Николь Понсарден, слышали, говорят Филипп Клико-Муирон обещал вписать ее в завещание. – говорила повариха Амели.
- Да, ваш Клико проживет еще больше, чем мадам. – махнула рукой в ее сторону Эвет.
- А что если наша малышка станет самой невестой Наполеона? – захихикала служанка Жанна.
- Бог с тобой, лучше уж за Шотобриана отдать, тот хоть в историю войдет. – перечила Эвет. – Ладно, спать пора, пойдемте, судьба все рассудит и поставит на свои места. Я тоже когда была юна хотела замуж, а так и не вышла, - загоготала большая женщина с широкими плечами и оттопыренным животом.
Мэри проснулась с рассветом и медленно встав с постели, чтобы не умереть от боли осмотрела низ живота она была вся в крови. Омыв себя в тазу куда рожала, она обтерла себя влажными тряпками, и, накинув белую рубаху на голое тело побрела по скрипучим половицам в комнату к дочке.
- Привет, -улыбнулась она крохе, которая свернувшись в калачик в тряпке шевелила пальчиками. – Ну, как тебя назвать? Тьери хотел, чтобы тебя звали Аими - бесстрашная. Вот вернется твой отец со сражения и увидит тебя такую красивую. - Мэри села у кроватки и стала что-то напевать малышке. – я же тебя любила еще до того, как ты родилась. Я тебя под сердцем носила и любила. – улыбалась Мэри.
Через два месяца к Мэри пришел посол и сказал, что Тьери не стало. Что он погиб в схватке за родину. Она несколько дней не выходила из комнаты и не приближалась к дочери, она не хотела, чтобы малышка видела ее несчастную. Она потеряла молоко, и кормить дочь больше не могла. И только через неделю она подошла к Аими и поцеловала в кудрявые еле видные волосы.
- Теперь мы остались одни. Нашего папы не стало. Мы должны быть сильными. – сказала она не осознававший ничего в этом мире дочке и вышла из комнаты.
Когда Аими было семь, она попросила мать показать ей самое красивое место.
- Просто покажи мне место, где бы ты могла быть постоянно. – попросила девочка.
И Мэри отвела дочь в любимое место у Сены. Там они познакомились с Тьери. Мэри гуляла с нянькой, а Тьери охотился на куропаток. Столкнувшись глаза в глаза, они поняли, что больше друг без друга не смогут.
- Но такое же невозможно! – возмутилась маленькая Аими, - невозможно увидеть человека и понять, что ты готов с ним прожить всю жизнь.
- Можно, родная, - убеждала Мэри, - только не все это понимают.
В восемь лет, когда Мэри отдавала Аими на обучение в закрытую школу, она как будто отрывала от себя что-то очень важное.
- Ты же у меня самое дорогое, - шептала женщина и гладила маленькие белые ручки дочери.
- Мама, я же учиться иду. – успокаивала девочка.
- А я все равно буду переживать, - говорила она.
Девочка росла очень смышленой, и часами могла просидеть в библиотеке, изучая историю и искусство. Возвращаясь на каникулы к матушке и тетенькам, девочка закрывалась в своей комнате и продолжала читать учебную программу.
- Ты хоть расскажи, как ты? – спрашивала Мэри, когда наконец дожидалась Аими с учебы.
- Все хорошо – отвечала девочка и продолжала увлеченно изучать науки.
- А как девочки с которыми ты учишься? – спрашивала она.
- Я с ними почти не общаюсь, матушка, они мне не интересны, у них одни мальчики на уме. Представляешь, Марго встретила мальчика Пьера на каникулах и они стали переписываться письмами. Так же неправильно, да? – твердила Аими.
- Доченька, но это очень красиво. Мальчики и девочки влюбляются друг в друга и когда становятся взрослыми создают семьи.
- А потом кто-то умирает.
- Почему ты так считаешь.
- Так в книгах пишут, - убеждала Аими Мэри, - и у тебя так было. У настоящей любви нет хорошего финала.
- Есть, конечно есть. – пыталась переубедить Мэри.
- Ты ничего не понимаешь. – Бросала Аими громкие слова, и уходила в свою комнату.
В последний день летних каникул Мэри вывела дочку на балкон и попросила ей помочь.
- Я стала разводить фиалки, поможешь посадить? – Мэри дала дочке красивый горшок с белыми кругами и стала показывать, как правильно посадить цветы.
- Думаешь они вырастут? – спросила девочка заканчивая работу.
- Я уверенна. – твердила Мэри.
И на следующий день снова спешила проводить дочку в закрытую школу. – Мне тебя будет не хватать.
Аими не отвечала. Она еще не понимала, что значит скучать и что такое привязанность, ей важнее было узнать, что творилось в сюжетах книг известных писателей. Она могла до утра лежа с лампадой в углу общей комнаты читать про безответную любовь, замки и бесстрашных рыцарей. Именно так ей и виделся весь окружающий ее мир, который она созерцала в стенах своей школы и в глазах своих одноклассниц.
- Аими, пойдем на речку? – предложила однажды одноклассница Зое.
- Зачем? – удивилась Аими, - это такое бесполезное занятие.
- Это же весело. Это же здорово. – хлопала в ладоши Мэри вспоминая свою молодость.
- Здорово, когда ты взрослый, но никогда ты ребенок. – твердила она.
Аими не любила себя, не любила время в котором живет, не любила того, как она живет.
В пятнадцать лет она впервые влюбилась. Она тогда вернулась в Руан и стала учить детей младших классов. Возвращаясь домой после трех уроков она пошла вдоль набережной, чтобы побольше побыть одной.
- Вы потеряли шарф! – крикнул кто-то за спиной.
Аими повернулась в сторону кричавшего и увидела мужчину. Высокого, светловолосого мужчину, которому на вид было чуть больше сорока лет. Он подбежал к девушке, и коснувшись ее ладоней вернул улетевший с ее плеч прозрачный голубой шарф.
- Спасибо. – прошептала скромная Аими и опустила хитрые щелочки-глаза.
- Вы… - замедлил речь мужчина, - вы учитель, вы учите моего сына. – вспомнил он. – меня зовут Жульен Дюранд. – он прикоснулся к руке и поднес ее к губам. – Мне очень приятно.
- Да, - прошептала Аими и больше не смогла забыть этого мужчину.
Она каждый вечер ждала, когда же этот невероятно-красивый мужчина придет за сыном. Он забирал Джоша ровно в пять вечера и постоянно целовал ее руку. Каждый день, когда она оставалась без поцелуя она придумывала его сама. Как будто оставалась без чего-то очень важного в своей жизни. Как без воздуха.
- Я не могу дышать, когда он не приходит. – шепталась она с соседкой. – Ты не представляешь какой он красивый.
- Он же старый. – убеждала соседская девчонка.
- Нет, он не старый, вовсе не старый. В нем есть все, чего мне так не хватало. Мне не хватает сильного мужчины. – прижимала к сердцу руку, которую Жульен всегда целовал.
Однажды он не пришел за сыном прислав за ним няньку, он не пришел и на следующий день, и через день, два его так и не было. Аими задерживалась до темноты, надеясь, что он войдет в класс и извиниться, что так давно не приходил.
И она не ошиблась. Прошло два месяца после его последнего визита в класс за сыном, когда директор принесла Аими конверт.
- Просили вам передать. – протянула она и положив на край стола вышла из класса.
- От кого? – удивилась Аими не ожидая ни от кого писем. Ей даже не от кого было ждать, у нее никого не осталось, кроме матери, которая днями сидела дома и разводила фиалки на балконе.
Аими подвинула к себе конверт, и, положив перед собой, не могла оторвать взгляд от пожелтевшей бумаги. Она медленно оторвала край конверта и вытащила небольшой клочок бумаги.
«Дорогая, Аими, вы простите, что я уехал не попрощавшись. Моя мать тяжело больна и ей необходима моя забота. Сейчас я нахожусь в Бурже. Мой сын Джош и его мать в Руане. Но я никогда не мог представить, что буду так сильно скучать по вашим нежным рукам и ясным глазам. Аими, простите меня за мою откровенность, но мне кажется я влюблен в Вас. Мне без вас даже лето совсем не теплое, мне все время хочется к вам. Жульен Дюранд».
Аими приложила письмо к губам и почувствовала, как трясутся губы.
- Не может быть… - прошептала она. – неужели он чувствует все то, что чувствую я. Я всегда верила, что люди вот так и встречаются.
В тот день она бежала домой, как будто не чувствовала под ногами колючую брусчатку. Она вбежала в светлую комнату матери и присев перед ее ногами стала быстро рассказывать и при этом стараясь дышать, что получалось с трудом и урывками.
- Мама, он меня любит. По-настоящему любит. Он прислал мне письмо. И вот, смотри, смотри. – протянула она Мэри.
- Моя маленькая глупая дочь. – прошептала Мэри и погладила светлые тонкие волосы. – Кто он? – она смотрела грустными, но такими живыми глазами на единственного важного человека в своей жизни. В жизни мало людей, которых можно назвать «важными», они выделяются на фоне толпы, они становятся самыми теплыми и родными, ты их чувствуешь где бы они ни были. Вот и Мэри чувствовала каждое слово, каждую мысль дочери.
- Это Жульен Дюранд. Ты же знаешь его? – спросила она.
- Жульен… - переспросила Мэри. – Я не хочу, чтобы ты виделась с этим мужчиной. – строго ответила мать.
Аими подняла голову и посмотрела растерянными, но такими счастливыми глазами.
- Почему? – удивилась она.
- У него семья. Ты не станешь никогда его женой. Он не тот кто тебе нужен. – строго продолжала убеждать Мэри.
- Не смей так говорить! – крикнула Аими и отстранилась от матери. – он замечательный, правда, замечательный. Он же не просто так мне написал.
- Мужчины очень опасные. – Мэри с грустью смотрела на испуганную дочь и понимала ее. Она только сейчас поняла, как переживала ее мать, когда она встретила Тьери и решила, что он единственный с кем она согласна будет прожить всю жизнь. И прожила бы, если бы не то страшное послание.
- Ты не понимаешь! – крикнула Аими и выбежала из комнаты.
Она ходила из стороны в сторону по спальне и снова и снова перечитывала письмо от Жульена. Остановившись на тонкой линии, которая появилась от яркого света луны, она села лицом к окну и стала писать ответ.
«Жульен, я часто думаю о вас и о той самой первой встрече у реки. Ваши руки и ваш запах. Мне это кажется совершенно неправильным и ваш возраст, и ваше положение в обществе, и запрет моей матушки, но я не могу о вас забыть. Я буду вас ждать в Руане. С нетерпением. Аими».
Утром она отправила письмо и стала ждать ответа. Как будто это был самый важный ответ в ее жизни. Ответ на ее чувства. Ведь не так важно узнать дорогу к храму или в чем смысл жизни, а важно то, что никто никогда не может узнать – что чувствует человек. И зачем он вообще чувствует? Почему мы можем увидеть сразу цвет глаз человека, его улыбку, но никак не можем узнать чувств. Возможно это то самое тайное и запретное, что должны знать только двое. И именно с того самого дня она описывала свои чувства на бумаге, посылая в другой город свое сердце.
И только через семь месяцев Жульен вернулся в Руан. Он приехал в школу и замер, перед ее ногами упав на колени.
- Как я скучал по вам, моя маленькая Аими. – он целовал ее руки и лицо, касаясь своими большими ладонями ее горячих плеч.
- Это опасно, очень опасно. Но с вами я готова на все. Я вас люблю, мой дорогой Жульен.
Его возвращение было чем-то очень долгожданным. В 15 лет все воспринимается с особой значимостью, именно поэтому эта первая любовь была самой важной для нее.
- Я запрещаю вам встречаться! – кричала каждый вечер Мэри. – Ты будешь жалеть! – утверждала она.
А Аими только любила и не хотела слушать мать. И поэтому каждый вечер она убегала из дома на встречи к Жульену. Мэри ничего не могла сделать и сидя у окна до утра сидела и плакала.
- Я люблю его, мама, просто прими это. – убеждала Аими.
- Будешь плакать. – махнула Мэри рукой и ушла.
В последний раз Аими прикоснулась к Жульену, понимая, что больше не хочет быть без него.
- Я не хочу скрывать наших отношений. – прошептала девушка прижимаясь к сильному плечу своего мужчины.
- А что ты хочешь? – мягко переспросил он.
- Я хочу стать твоей женой.
- Но у меня уже есть жена. – усмехнулся он.
- А как же я?
-Пойми, Аими, ты никогда не станешь моей женой. Ты должна с этим смириться. Я женат на Вивьен и у нас есть сын. Отец Вивьен старый директор завода и я не могу от нее уйти, не имею права. Тогда я останусь без всего, без франка в кармане. Ты только подожди, когда он умрет, старику осталось не долго. Я сразу же на тебе женюсь. Ты будешь только моей. Моей.
Аими крепко вжалась в широкую грудь своей маленькой головкой и замерла, только слушать его сердце. Он говорил правду. Этот мужчина не мог врать. Он любил ее больше жизни, и он не мог обмануть ее. Но обманул.
Прошло три года, как Аими и Жульен были вместе. Он все также работал на старика Дюранда. Воспитывал сына и жил со своей женой.
Три года назад Аими была маленькой девочкой, которая не знала, что такое любить и что такое отдавать себя полностью ради прикосновения его губ к ее ладони. Но теперь, когда она выпила тот яд из прозрачной колбы с ярким названием «любовь» она могла с точностью сказать, что самое страшное это любить мужчину, который никогда не станет твоим. Ты можешь думать о нем, писать ему письма, трогать его руки и целовать в губы, брызгать его воротник своими духами, можешь искренне ненавидеть его жену встречая ее каждое воскресенье в храме, можешь отдать всю свою материнскую непознанную любовь его сыну, но никогда не стать его матерью. Мужчина никогда не полюбит ту, что уже отдалась ему без остатка.
- Мама, я прошу тебя оставь свои рассказы про печальный финал. Я знаю, что все заканчивается хорошо. – твердила она Мэри.
- Аими, все хорошо бывает только в книгах. Только там все хорошо.
- Не правда. Вот я дождусь, и ты увидишь, что все не зря. Он будет со мной. Мы будем вместе. Осталось только дождаться, когда старик Дюранд уйдет на тот свет.
- Милая моя, он никогда туда не уйдет. – смеялась Мэри. Она уже не могла спорить с дочерью, которая выбрала эту любовь. Как можно женщине запретить любить. – Я всегда буду против твоих отношений с этим ничтожным мужчиной. Он не ставит тебя выше всего, а значит не достоин быть с тобой. Отец хотел для тебя другого.
- От куда ты знаешь, что хотел для меня отец, он даже не знал, что я у него появлюсь.
- Отец всегда хотел дочь, чтобы она обязательно была похожа на меня.
- Но я не похожа на тебя. – возмутилась Аими и прижалась к стене, понимая, что сил на эту бесконечную запретную любовь у нее уже нет.
- Да, ты испорченная этим миром. Лучше бы я отдала тебя в церковную школу.
Аими выбежала из дома и побежала по темной грязной улице к реке.
- Я ненавижу тебя, - шептала она сама себе, - ненавижу. Почему ты не можешь принять мою любовь?
Она остановилась лишь когда оказалась у берега Сены. Серые ночные облака закрывали луну, и вода в реке стала такой черной, что ее невозможно было отличить от пологого спуска под землю.
- Лучше бы я ушла под землю. – шептала Аими и заходя по колено в воду и омывая лицо слезами. – Я же так люблю его. Почему любовь не бывает простой.
Аими пригнула в воду и села на берег по горло став мокрой. Она не могла простить себе, что до сих пор одна, но с ним. Лишь когда слезы закончились девушка встала из воды, и оставляя на берегу от себя мокрый след побрела по городу в сторону старого дома на окраине. Там жила старуха Лена, она всегда собирала травы только на рассвете и только после того, как с них упадет вся роса.
- Открой! – крикнула Аими, стучась в старую скрипучую дверь. – Открой, говорю! – рыдая просила она.
Дверь открылась и на порог вышла старая, сгорбившаяся старуха со свечой в руке.
- Что тебе? – таким же скрипучим голосом, как и ее дверь, спросила она.
- Помоги мне. – Аими упала на колени перед порогом и зарыдала еще сильнее.
- Глупая… - прошептала она и махнула в сторону дома.
Аими быстро вскочила с колен и вбежала в дом. Она села на деревянный стул напротив бабки и замерла.
- Влюбилась? – спросила бабка.
- Да. – махнула головой девушка.
- А он тебя не любит? – усмехнулась бабка.
- Любит. – неуверенно прошептала девушка.
- Так зачем же пришла? – Старуха повернулась спиной к гостье.
- У него есть жена. – она стояла в дверях и ждала ответ колдуньи.
- Дура ты. Не любит он тебя. – рассмеялась бабка Лена.
- Не правда! – разрыдалась в ответ Аими.
- Пожалеешь. Слезы будешь горькие лить, да поздно будет. – помахала она головой и повернулась к девушке.
- Я хочу, чтобы он был мой. – попросила она.
Бабка дала траву, завернула ее в лист лопуха и отдала девушке.
- Пусть пьет. – скомандовала она.
- Кто?
- Жена пусть пьет.
- Сколько я тебе должна? – сжимая в руке спасение спросила Аими.
- Жизни будешь должна. – отмахнулась старуха и выгнала девушку за дверь.
Аими отдала траву няньке Джоша и попросила, чтобы та заваривала ее для хозяйки.
- Это для того, чтобы не было мигрени. - убеждала она.
И глупая нянечка стала поить свою хозяйку чаем. Аими ждала, она ждала, когда подействует волшебство, только вот она не знала, что трава это была всего лишь Аконит, который убивает человека маленькими порциями. И уже через три месяца Аими была полноценной завоевательницей сердца своего мужчины.
- Я не могу поверить, что она умерла, - шептал Жульен прижимаясь к голым коленям своей любовницы. – Она же была такой сильной, такой красивой.
- Теперь ее нет. Но у тебя есть я. Ты же ее никогда не любил, так ведь? – гладила она его по голове своими тонкими пальчиками.
- Она мать моего сына…
- Я могу стать матерью Джошуа. Я буду хорошей матерью, правда. – уверяла девушка.
- Аими, как же ты не можешь понять, что мать у ребенка только одна. – он склонил голову и по щеке покатились слезы.
- Я докажу тебе. – злилась Аими.
Аими окружила Джошуа заботой и сама провожала его домой. Она начала готовить еду, чтобы в обед покормить сына, как она его называла своей собственной, домашней едой.
- Малыш, тебе нравится? -спрашивала она у Джошуа.
- Мама готовила лучше.
После этих слов Аими опускала руки.
- Мама, я не знаю, что мне делать с ним. Он всегда будет помнить мать.
- Конечно. Она его родила, она подарила ему жизнь. А ты всего лишь учитель. Не больше.
- Я любимая женщина его отца. – отчаявшись оправдывала она себя.
- Чушь. – бросала в ее сторону Мэри.
-Ты не понимаешь. – отвечала все также Аими.
- Прошло уже пять лет как ты с ним. Ты ему не нужна, очнись! Просто открой глаза. Ты найдешь достойного мужчину, который подарит тебе ребенка, у тебя будет чудесная семья.
- Я не хочу семью без Жульена! – кричала Аими и снова убегала из дома.
Теперь она могла полноправно прибежать к Жульену и остаться у него на несколько дней. Но как только приходил старик Дюранд Аими снова возвращалась в дом матери.
Однажды она не выдержала и в слезах залетела к нему в дом.
- Когда я наконец стану законной женой? Когда ты возьмешь меня к себе? – кричала она.
Жульен схватил ее за горло и оттащил в спальню.
- Не ори! Я не хочу, чтобы мой ребенок думал, что ты моя любовница.
- А что ты хочешь, чтобы он думал? Я твоя любовница пять лет. И не хочу больше сплетен и драм, я хочу стать твоей женой. Ты обещал. – хрипела она теряя воздух, ловя его небольшими глотками.
- Обещал, не обещал…какая разница. – махнул он и отбросил ее в сторону. – я много чего говорил.
- Значит ты не хочешь, чтобы я была твоей женой? – замерла она скатившись по стене. – я зря ждала?
- Аими, тебе сразу надо было понять, что я на тебе не женюсь. Ты дочь военного, у тебя ничего нет за плечами. А у Вивьен был завод. Если бы она была жива, то я бы до конца жизни ни в чем не нуждался.
- Сукин сын! – Крикнула Аими и налетела на любимого мужчину с кулаками. – Да, как ты мог меня обманывать. Как ты мог? Я – пять лет ждала того, чтобы ты меня назвал своей женой, а для тебя это все было игрой? Я тебя ненавижу. – Она вцепилась в густые волосы Жульена и не могла выпустить из цепких тонких рук.
Мужчина оттолкнул ее в сторону и девушка перелетев через дубовый стол упала на пол задев головой угол двери. Жульен подошел к девушке, и увидев кровь на ее светлых волосах тут же схватился за голову.
- Что же я наделал. Что же я сделал… - он упал на колени и прижимая к себе девушку стал попытался ее вернуть в сознание . – Аими, просыпайся, ты не можешь вот так уйти. Не можешь. – Он прижимал к себе, и обливаясь слезами сжимал ее в крепких руках.
Он лег рядом с Аими скрутившись в колачик, и держал за руку пока не понял, что она совсем холодная. И только после этого отвез ее к берегу Сены и сбросил за городом, чтобы точно не нашли.
Мэри умерла через год».
- Тебе пора, - Адам коснулся плеча женщины.
- Куда ты ее забираешь, не надо! – крикнула вслед уходящей матери Джэки. – Почему ты ее забираешь, когда она мне так нужна.
- Тебе вряд ли уже кто-то поможет. Ты такая странная…нет, даже не ты, вы все такие странные. Вы бежите друг от друга в жизни, а после смерти боитесь отпустить и не отпускаете постоянно думая о том, кого не держали. – Адам вернулся за стойку, за ним же поспешила и Джэки.
- Но как можно отпустить самое дорогое?
- Вот и я задаюсь этим вопросом. Вот ты умерла, и твой Стив будет плакать на твоих похоронах. Зачем? Зачем плакать о той кого ты не любил?
- Но он же не мог ничего не чувствовать ко мне? – она даже после смерти его оправдывала.
- Глупо так. Вы живете очень маленький отрезок времени, это как пройти из пункта А в пункт Б. У всех небольшой распланированный заранее путь и вот вы не можете прожить НОРМАЛЬНО этот путь.
- Как нормально, если мы не знаем куда идем? – не унималась Джэки.
- Все вы знаете, просто отрицаете все на корню отрицаете. С самого начала пути еще с пятидесяти сантиметрового роста вы знаете чего хотите, только в какой-то момент начинаете слушать не всегда нужные вещи от родителей, родственников, друзей, в общем, от всех слушаете, кроме себя. А если бы слушали себя, то все было бы идеально, как и запланировано.
- И кем же мне по-твоему надо было стать? – Джэки пыталась доказать, что никогда ничего не будет так, как хотят здесь в мире, где нет жизни, но Адам никак не хотел ее слышать.
- Ты должна была стать известным журналистом. Ты была близка к этому. Ты была не законченный вариант, я тебя всегда направлял в нужное направление. Ты бы вышла замуж за Алекса, родила двух дочерей, а потом бы тебя заметил Патрик из соседнего отдела, его как раз таки к тому времени повысили. Он бы ушел работать на телевидение и к тому моменту, когда старшей дочери исполнилось пять лет тебя бы взяли попробовать в качестве корреспондента. И ты осталась. Даже вела бы вечерние новости. Но все закончилось под водой, утопила ты свою жизнь. – рассмеялся Адам.
- Не смешно! – отрезала Джэки.
- Почему же очень даже смешно. Смешно то, что ты так и не поняла к чему шла. – Адам подлил виски и наклонившись на барную стойку замер рассматривая девушку.
- Ты мне лучше вот что скажи, кто в следующей жизни станет моей мамой? Я по ней скучаю. – Джэки положила голову на вытянутую руку вдоль барной стойки и загрустила.
- Я ничего не знаю про то что будет дальше. Это будет исключительно твой выбор и его решение.
- Почему мама это самое дорогое? – задумалась Джэки.
- Потому что она переживает гораздо больше чем ты. Она живет тобой. А потом ты будешь кем-то жить. Это закономерно.
- А почему это не происходит с отцами?
- Мужчина наказан был еще с той самой забавной истории про Адама и Лилит.
- Ты хотел сказать и Еву?
- Нет, Ева была после. Все же знают, что была некая дама, кто потом покатилась в тартарары. На самом деле этого не было. Просто был первый человек, который был как подопытный кролик выпущен на землю и пошел-пошел-пошел…а потом встретил второго человека.
- Женщину?
- Да, не имеет значения. Люди не делятся на женщин и мужчин.
- А почему мы тогда на земле делимся. Если бы мы не делились, то не появилось бы другое поколение.
- Это все условности. – Адам вытянул руку и положил голову прикоснувшись своей головой головы Джэки.
- А, именно поэтому разрешили браки между однополыми людьми.
- Нет. Все условно. Ему вообще все равно. Главное, чтобы люди были счастливы и любили друг друга. Так вот…первый человек просто был первым и именно поэтому Он не дал ему возможность носить под сердцем человека, он дал ему делать.
- Получается, что мужчина первый?
- Уймись! Ты совсем меня не слышишь тут не имеет значение кто первый, а кто десятый, тут имеет значение то, что одна часть человечества может дать, а вторая подарить. Вот это самое важное. Но, тут же опять поправочка, люди не всегда принимают подарки которые захотели получить.
- Я не приняла подарок? – разочарованно протянула девушка и провела рукой по сухим волосам.
- Ты не отдала его. Это также страшно, как и отказаться от подарка.
- Я сделала это потому что…
- Не оправдывайся. Ты не перед кем не должна оправдываться. Ты сделала выбор, а плохой он или хороший, это все в тебе. И насколько ты принимаешь свой мир на столько ты принимаешь свои решения.
- То есть я могу вообще не париться по поводу своих ошибок?
- Твоя ошибка в том, что ты не видишь грань между плохим и хорошим.
- То есть ад и рай существует?
- В твоей голове.
- Мне стыдно за то что я сделала аборт.
- Это хорошо. Хорошо, что ты все еще чувствуешь.
- А кто-то этого не чувствует?
- Например, Жульен, этого не чувствовал.
- Во-первый, мне странно, что я любила человека, который готовится с грибами и курицей, а во-вторых, это же была не любовь, верно?
- Любовь все то, что ты чувствуешь. Ты можешь любить и не получать ответа, но это же тоже любовь. Ты можешь любить мать, детей, мужчину, но эти все любови совершенно разные. Все люди приходят на свет, чтобы любить. Не все это понимают правда, но это и есть смысл, самый главный смысл.
- Ну, это же не интересно просто любить.
- Можно не просто…видишь, ты готова была ради своей «курицы с грибами» на убийство, на привязанность к чужому ребенку и на самоубийство. Вообще всем движет любовь. Если бы ты не любила Стива, то…
- Это была безысходность.
- Вовсе нет. Если бы ты его не любила, то не пошла бы на этот шаг. Ты просто не знала, что делать дальше.
- Бред!
-Вот только не начинай! А этот Жульен вообще-то был твоим отцом. – Адам поднял голову и поцеловал Джэки в волосы.
- Стоп! Стоп, друг, какой отец?! – крикнула в ответ Джэки и ударив головой в нос Адама. – Прости, - провела она ладонью по лицу Адама.
- В твоей пятой жизни Жульен был твоим отцом, который воспитывал тебя один. В той жизни ты не встретилась с матерью.
- Господи, почему ты меня постоянно чего-то лишал?
- Никогда не спрашивай почему, всегда спрашивай «зачем тебе это было нужно». Все взаимосвязано, как звенья одной цепочки. Вон он сидит, подойди, - указал Адам на мужчину сидевшего у входа.
- Его ты тоже от меня заберешь?
- Пойми же, глупая, я никого у тебя не забираю. Я отдаю его тебе. Ты обязательно встретишь его, только ты должна его узнать.
- Как же я его узнаю, если в одном перевоплощении он был моим отцом, а во втором моим любовником?
- Так, в следующем он может быть твоим ребенком. Все меняется. Главное, чтобы ты уяснила урок.
- Какой?
- Что любовь со слабым, зависимым мужчиной дело бесполезное.
- От куда же я могла знать об этом, если я любила его больше жизни?
- А ты и не должна была знать, ты просто получила урок.
- И где же мне его можно применить?
- В жизни.
- В седьмой?
- Да хоть в стопятьдесятпервой. Уроки на то и уроки, чтобы их принимать. А не будешь принимать, будешь прыгать на те же грабли, как вы любите говорить, еще столько раз пока не поймешь все до конца.
Джэки сидела уставившись в седого мужчину, глаза которого были устремлены в окно. Она наблюдала за его движениями глаз и губ, которые при каждом дуновении ветерка за темными дверями ее мира, подувал на него.
- Вам холодно? – спросила Джэки не вставая с места.
- Нет. – ответил мужчина не поворачивая головы.
- Я могу к вам подойти? – спросила Джэки.
- Я этого только и жду.
Джэки встала со стула, и, поправив уже сухие волосы подсела за столик к мужчине с густой бородой. Она рассматривала каждую его морщинку.
- Знаете, - начала она, - у меня никогда не было отца. Он бросил нас с мамой, когда мне было три года. Я не помню как он выглядит, совершенно не помню. Знаете, это так страшно не помнить человека, который подарил тебе жизнь. Я даже не знаю любил ли он мою маму.
- Любил. Он любил ровно до того дня, когда у него не остановилось сердце. Знаешь, человек теряет себя, когда перестает любить. Я ни на день не потерял себя. Я все время помнил, что у меня есть ты.
- И никогда не помогал. – стала заводиться девушка.
- Мне было не чем. – он опустил глаза и провел указательным пальцем по краю деревянного стола.
- Ты мог бы помочь тем, что просто был рядом, знаешь как тебя не хватало. – она коснулась его ладони и тут же убрала испугавшись безответности.
- Не знаю. Я не знаю, что такое, когда кого-то не хватает.
- Неужели тебе меня было достаточно?
- Я был болен. У меня был порок сердца. Тебе было бы больнее, если бы я ушел тогда, когда ты этого не ждала.
- Ты мне был нужен любой. Ребенку нужны родители. Всегда.
- Пока у него не появятся свои дети.
- Я была у тебя.
- Ты когда-нибудь сможешь меня простить?
- Я тебя простила.
- Я всегда был рядом. Помнишь, когда мы жили в Польше?
- От куда я могу это помнить? Я не помню, что было с утра. – отмахнулась уставшая Джэки. Она устала от того, что ничего не могла вспомнить.
- С утра? – рассмеялся мужчина. – с того самого утра, когда ты попала сюда уже прошло семь лет.
- Ты хочешь сказать, что я здесь уже семь лет?
- С того момента, как ты попрощалась с земной жизнью да, прошло семь лет. Видишь, у тебя даже волосы высохли. – провел он большой ладонью по растрепанным волосам.
- А почему так быстро? – удивилась Джэки.
- Время не властно над нами. Оно бежит. Твоей старшей дочери уже три года.
- Я ее никогда не встречу?
- Встретишь. Тебе будет 17 когда мимо тебя в магазине, в отделе с фруктами проедет строгая женщина с красными ногтями и с огромной родинкой на щеке. Ты ее сразу узнаешь. Это будет твоя старшая дочь.
- Получается, мы никогда не встретимся как родственники? – разочарованно посмотрела Джэки.
- Нет, же. Она будет твоим лечащим врачом. Именно благодаря ей ты сможешь выносить и родить дочь.
- Кто будет эта дочь, кем она будет мне в прошлых жизнях?
- Это будет Алекс Белло, тот самый, которого ты не встретила в своей шестой жизни. Это была бы самая большая любовь твоей жизни. Всех твоих семи жизней.
- То есть ты знаешь кем я буду в своей последней жизни?
- Знаю. И ты уже знаешь.
- Я? Нет, я ничего не знаю, и Адам молчит. – удивилась она и стала перебирать в голове варианты своего существования.
- О, это еще тот партизан. Он всегда молчит. Ему права не давали.
- А я? От куда я знаю?
- Потому что время близится.
- Я скоро уйду?
- Скоро…закрой глаза, - прошептал седой мужчина и провел шершавыми пальцами по тонким векам девушки. – Смотри…видишь…
- Я вижу свет.
- Рано.
- Когда я увижу свет?
- Не задавай вопросов, смотри.
- Я вижу море…но в Польше нет моря…
- Хм, ты плохо училась в школе. Это Гдыня. Помнишь, мы там построили первый корабль.
- Я мужчина.
- Мальчик…тебя зовут Арон.
«В небольшом портовом городишке у Балтийского моря в семье старого моряка родился сын.
-Я хочу прожить долго и воспитать из этого мальчика самого счастливого человека на свете. – прошептал Болеслав Вуйцик и поцеловал свою молодую жену в мокрые от пота волосы.
Когда Арону исполнилось пять лет отец впервые взял его в порт на рыбалку. Он посадил сына на причал и велел ждать. Арон неподвижно ждал, когда поплавок задергается, чтобы на крючок попалась огромная рыба. Но как только поплавок подал первые признаки клева, Арон громко закричал, бросил удочку и бросился к лодке отца с криками о помощи.
- Что случилось? – спросил Болеслав.
- Там, там… - не мог выговорить Арон.
- Там рыба. – рассмеялся отец, когда увидел, как удочка идет ко дну. – сегодня мы потеряли удочку.
Арон сел на песок и заплакал. Он прижимал кулачки к заплаканным глазам и тер их пока глаза совсем не стали красными.
- Ну, что ты! Мы войну прошли, а ты плачешь из-за того, что от нас рыба уплыла. – расхохотался Болеслав.
Он поднял сына с сырого песка на руки и понес в сторону дома.
- Ну, не плачь, малыш, все хорошо. Ты у меня вырастишь рыбаком. Настоящим рыбаком. Будешь ходить в море и строить самые лучшие корабли.
Когда Арону исполнилось четырнадцать он не изменился. Он также плакал из-за неудавшейся рыбалки и давящих манжетов на рубашке. Он хорошо учился в школе, но не смотря на это не желал там появляться, потому что ему было там не комфортно. Одноклассники его не понимали. Но как можно понять мальчишку, который постоянно сидит на задней парте класса и пишет стихи. Кто в 14 лет пишет стихи? Девчонки обходили Арона стороной, только бы он не заговорил с ними.
В пятнадцать лет отец отправил его учиться в Краковское высшее техническое училище.
- Ты должен уметь построить дом. – твердил старый отец отпуская сына в свободное плаванье.
За три дня до его отъезда мать Арона сильно заболела и уже в дороге он узнал, что ее не стало. Он верил, что с этого самого дня его жизнь измениться. Проезжая города вдоль Польши в Краков Арон пытался запомнить каждую деревню, каждого человека попавшего к нему на глаза. Он хотел, чтобы мама всегда была рядом, чтобы следила за ним и не давала оставаться одному.
«Только не забудь, только не забудь» - твердил себе мальчик.
Он смотрел на зеленые поля и леса, которые отделяли его морской городок от этого зеленого мира, который он видел впервые. И только переступив порог вокзала Кракова он почувствовал совсем другой запах, совсем другой мир, совсем другую жизнь людей, которые выходили из поезда также как и он.
Он стал жить в комнате с мальчиками, которые также как и он приехали в этот город получать образование. Для их родителей было также важно, как и для родителей Арона, чтобы их сыновья стали настоящими мужчинами. Только вот Арону этого не хотелось, он вовсе не чувствовал себя в роли мужчины. Он не мог понять почему мужчинам обязательно нужно быть мужчинами? Неужели все так сложно, неужели нельзя все упростить?
- Вам никогда не хотелось почувствовать, что такое любовь? – однажды спросил он у мальчиков с которыми жил в комнате.
- Это когда она целует тебя в волосы. – вдруг выдал Виктор сидевший у подоконника и чертивший очередной чертеж на занятия.
- А почему обязательно она? – вдруг выдал Арон.
- Потому что мальчики должны любить девочек. – подытожил Виктор.
- Кто кому должен… - задумался парень.
- Никто никому, но так у нас в обществе заведено…а тебе нравятся мальчики? – вдруг удивился Иво сидевший на соседней койке.
- Нет же. Просто интересно. – оправдал себя Арон.
Никто не знал, что ему нравится учитель польского языка Тадеуш Новак. Тадеуш был тридцатилетним аспирантом польской академии наук. Будущий профессор. У него были большие коровьи голубые глаза, тонкие губы, длинные пальцы на руках и тонкие соломенные волосы.
Арон приходил на занятия и мог часами смотреть на своего учителя. Он слушал его голос. Наблюдал за касанием его пальцев куска мела, как выводит буквы на стене.
- Современное польское существительное имеет только два числа — единственное и множественное. Однако сохранились некоторые реликты двойственного числа… - выводил он на доске.
Учитель мягким голосом произносил каждое слово. Арон не понимал от куда в его голове мысли заполняющие все свободное время, и мысли эти только об одном человеке, о Тадеуше Новаке. Однажды выходя из класса он подкинул учителю бумагу.
Только после всех занятий Тадеуш смог найти клочок бумаги на своем столе и прочитал.
«Я никогда не понимал, за что люди любят друг друга. За что нас разделили на мужчин и женщин. Чем мы отличаемся? Я больше не могу ждать и терпеть, это разъедает меня изнутри, как щелочь, которая попала на открытую рану, она жжет. Мне больно понимание того, что я никогда не буду с мужчиной голос которого я готов слушать постоянно. Мне кажется я умру, если вы не ответите мне на мои чувства. Вы подумаете, что я сошел с ума и пусть это будет самое опрометчивое мое решение вам написать, но раз я решился, то пойду до конца. Вы можете устроить скандал и исключить меня из училища, но помните, я буду любить вас всегда. Арон Вуйцик».
Закрывая глаза уже в ночи Арон чувствовал, как по щекам текут слезы.
- Может быть это закончится провалом, но я это сделал. – прошептал он.
Арон прекрасно понимал, что общество в котором ему приходится жить никогда ему этого не простит. Люди никогда не смогут принять его, ведь такие как он считаются отбросами общества, не такими как все. Но неужели, если ты не такой как все, то ты не сможешь удержаться даже за ниточку этого мира, ты станешь изгоем. Он привык быть изгоем, но не сейчас. Он решил бороться за свою индивидуальность.
Следующие два дня Арон не выходил из своей комнаты ссылаясь на болезнь. Болезни конечно же не было, был страх, а страх это тоже болезнь, страх намного страшнее, чем простая ангина. Когда друзья уходили из комнаты он садился за стол и начинал писать стихи, он выверял каждую строчку, каждую букву, только бы она шла от сердца. И она шла.
Под вечер второго дня в дверь постучал Виктор.
- Мне кажется или ты вовсе не болеешь? – спросил он, остановившись за спиной Арона.
- Я не болен, - ответил мальчик застигнутый врасплох.
- Ты чего-то боишься? – Виктор положил руку на плечо однокласснику и замер.
- Да, я боюсь непонимания. Меня не поймут люди, не поймут родители, узнав правду люди смогут уничтожить меня, а следовательно я смогу стать уязвимым. – прошептал он.
- Ты можешь мне все рассказать. – Виктор обошел друга и сел на широкий подоконник.
- Не могу, - прошептал Арон и опустил глаза, - я не могу это рассказать никому.
Через два дня Арон узнал, что Тадеуш уволился. Мальчик метался из стороны в сторону пытаясь найти ответ на вопрос «почему?», но никто не знал. Даже директор училища только пожимал плечами и говорил.
- Он ничего не сказал. Принес документ и уволился.
В тот день Арон понял, что такое потеря. Потерять человека это не просто забыть зонт в мясной лавке или в церкви после службы. Это не потерять доверие родителей, когда аттестационном лист состоит сплошь из низких баллов. Это не потерять мысль, которую так и не закончил. Потерять человека, это подобно смерти внутри себя. Когда закрываешь глаза, а вокруг все состоит из черного, омерзительно черного полотна и нет никого. Как будто часть сердца, где-то у самого центра вырвали крохотный кусок и вроде бы жизнь продолжается, но в этом и есть все самое мучительное, в том, что жизнь идет, а кусочка сердца нет.
Арон ложась спать закрывал глаза и представлял, как они могли быть вместе. Страх охватывал его еще сильнее, как будто он боялся, что кто-то прочитает его мысли. Боялся, что в очередном неспокойном сне сможет произнести имя любимого мужчины и все выльется наружу. Все узнают, что он Арон Вуйцик не просто мальчик из Гдыни, все узнают, что он любит мужчин, даже не мужчин, а одного мужчину, жизни без которого он себе просто не представляет.
После трех лет обучения Арон собрал вещи и на просьбы преподавателей остаться и обучать мальчиков он ответил отрицательно. Он сел в первый же поезд до Гдыни и вернулся в родное место. Место, где он мог почувствовать себя ребенком. Он стал строить дом, чертил ночами чертежи, чтобы утром приняться за осуществление задуманного.
- Я не вижу твоего будущего. – твердил отец. – Если бы ты остался в Кракове все было бы по-другому.
- Я вообще не вижу своего будущего. У него просто нет смысла. – отвечал он.
Когда теряешь самое важное, кажется, что мир рухнул и вернуть все на свои места кажется невероятно сложно. Самое сложное, что Арон понимал когда разрушился его мир и что он никогда не сможет построить его обратно. Он как будто однажды стал вдовцом, потеряв самого близкого для него человека. Человека, который дарил ему уверенность в завтрашнем дне, после увольнения Тадеуша из училища завтрашнего дня больше не наступало вот уже четыре года.
После того как не стало отца Арон забил последний гвоздь в каркас дома, положил молоток у порога, попрощался с соседями и понял, что миссию свою он закончил. Отец хотел, чтобы сын построил дом, он это сделал. В течение двух лет Арон строил большой, просторный дом для родителей, и теперь когда главного учителя в его жизни не стало, он был свободен. Он мог делать все что захочет, не смотря на то, что до сих пор был закован в кандалы общественного мнения.
Он вернулся в Краков в надежде еще хоть раз увидеть человека, который стал всем в его маленькой, крохотной, совсем незаметной жизни. Он снял убогую комнатушку на окраине тихого города. Где из вещей была только проваленная пружиной кровать, стол у маленького квадратного окна, где можно было только что и разглядеть, что время года, и стул. Все остальное место в комнате было отведено пустоте.
Утром Арон подметал брусчатку на площади, а по вечерам садился за стол и писал. Он писал в никуда, как будто письма, которые никогда не найдут адресата. И каждый раз ставив точку он целовал край листа и шептал имя любимого мужчины.
Тогда было снежное воскресенье, люди проходя через площадь спешили в храм. Арон сидел на краю лавки и рассматривал прохожих. Люди были совершенно разные, со своей совершенно разной мимикой и разными ямочками на щеках. Таких людей проходило сотнями по этой площади каждый день. Каждый день здесь ходили совершенно ему незнакомые лица, но на мгновение он замер. Это было самое знакомое лицо на свете. Как будто с этим человеком он просыпался и засыпал вот уже десять лет. Он помнил каждую его складку у носа и под нижней губой, каждую глубокую морщину на лбу и эти сильные большие руки.
Это было Тадеуш. Ошибки быть не могло. Арон тут же вскочил с места, и не упуская лицо из виду поспешил за ним отталкивая прохожих с которых слетала пыльца снега и попадала к нему за шиворот. Холодно от снега не становилось, наоборот снег как будто остужал пыл молодого парня, который нашел свое через долгое время. Как будто найти старинные отцовские часы среди рухляди захламленного чердака.
В правой руке Тадеуш сжимал карманную библию, а в левой держал руку маленькой девочки, лет трех. Она спешила за ним, стараясь не выпустить руку, боясь потеряться. Арон проследовал за Тадеушем так же и эта маленькая девочка, боясь потерять его из виду. В тот момент, когда он обходил толпу, он слышал, как колотиться его сердце и разрывает все органы изнутри, как будто поток крови стал приливать к голове, а потом тем же напором к ногам и так кровь и металась между двумя осями человеческого организма.
Молодой человек проследовал в храм за любимым столько лет мужчиной. Он сел за семь лавок от Тадеуша и не слушал, как проповедник читает службу, он слушал, как бьется его сердце. Он прекрасно понимал, что эта маленькая девочка дочь Тадеуша, но он никаким образом не хотел видеть женщину, которая любит его мужчину. Он не сможет делить его ни с кем, не сможет даже на секунду представить, как какая-та женщина целует его перед сном, готовит ему обед и рожает от него детей.
- Ты мое все. – прошептал Арон и глазами стал считать скамейки до любимого человека.
Их разделяло всего семь деревянных преград, на каждой из преград были люди, которые бы осудили его за помыслы, и бог его осудит, осудит за то, что в святом месте он думает о разврате. Он представлял как касается губами губ Тадеуша и проводит по его светлым волосам до сильных плеч.
С того самого дня Арон не пропускал ни одной службы по воскресеньям. Он приходил ровно в 8 утра к храму и ждал, когда издали появится силуэт любимого мужчины. После их встречи, он даже писать стал больше, как будто письма стали находить своего адресата. Теперь Арон точно знал, что есть человек, которому он отправлял все свои чувства. Пусть он никогда не сможет ответить на его любовь, но любовь не обязательно должна быть взаимной.
Арон ненавидел себя за то что родился мужчиной. Он понимал, что если бы он стал женщиной, то сделал все невозможное, чтобы быть с этим мужчиной. Он был бы самым верным и преданным для этого человека, он любил его так, как не полюбит ни одна женщина на свете. Но в этой жизни, в этой беспомощной жизни ему оставалось только и делать, что любить мужчину, который никогда не полюбит его.
Через месяц Арон уже знал где живет его мужчина, отслеживая каждый шаг Тадеуша. Знал где работает и с кем живет. Знал каждое действие его. Тадеуш вставал в семь утра, завтракал очень быстро, целовал в лоб беременную на пятом месяце жену, гладил ее животик и бежал отвести дочь к няне, и только после этого шел на работу в школу. В обед возвращался домой, чтобы выгулять собаку, к вечеру забирал малышку и вел обратно домой. Ужинали они в семь часов и после этого свет в их главной комнате гас. После этого Арон не знал, что происходило в жизни его мужчины. Но знать, что где-то живет человек, которого он любит было самым важным чувством в его жизни. Знать, что он просто есть это было непередаваемо. Это как заново приобрести смысл жизни. Заново родиться для чего-то нового. Знать, что все не напрасно самое острое, что может чувствовать человек. Когда появляется вера, то человек приобретает крылья.
Только через полгода своей ежедневной слежки Арон решил, что он хочет стать еще чуть ближе к мужчине ради которого он живет. Когда Тадеуш прогуливался со своим Огаром по парку Арон набрался храбрости и подошел к нему.
- Простите, у вас не будет прикурить? – спросил он опустив глаза в землю.
- Будет, - замешкался Тадеуш. Он достал из кармана пиджака портсигар и протянул просящему.
Арон коснулся горячих мужских рук Тадеуша и все внутри замерло от ожидания момента. Он взял сигарету, прикурил с рук дорогого ему мужчины и замер на словах Тадеуша.
- Я вас знаю. – вырвалось у него. – Вы учились у меня. – он коснулся лица стоящего парня напротив и посмотрел в глаза.
- Да, - ответил Арон и залился красной краской стыда до самого лба.
- Ты тот самый…как тебя… - стал вспоминать Тадеуш.
- Арон. Арон Вуйцик. – прошептал он.
- Да, тот самый. Ты подавал надежды, потом знаю, что скатился. Что с тобой стало? – спросил Тадеуш.
- Я влюбился. – прошептал Арон от невозможности молчать.
- О, это замечательное чувство любовь, - рассмеялся учитель. – Я же тогда уволился, у меня сильно заболел отец. Хотел вернуться в училище, но как-то не удалось – продолжил хохотать Тадеуш.
- То есть вы не читали той записки? – удивился Арон, и как будто что-то оборвалось у него внутри.
- Что я должен был прочитать? – смутился учитель.
- Вы не читали записки, которую я вам писал? – его глаза стали наполняться слезами.
- Что с тобой, Арон? – удивился Тадеуш.
- Вы не знали, до сих пор не знали, что я к вам чувствую? – закричал Арон.
- Ты о чем, парень? – переспросил в страхе видеть мужские слезы молодой мужчина.
- Все это время я любил вас, любил всем сердцем, каждый мой день был наполнен вами, каждая секунда. А вы никогда не знали, что я вас люблю, никогда не чувствовали, даже на секунду не чувствовали, что вы мне нужны. Нужны как воздух. Я жил ради вас. – кричал он уже на всю улицу.
- Замолчи! – пытался остановить его Тадеуш. - Прекрати! – хватал он его за рукав потрепанного пиджака.
-Я не могу прекратить, когда я знаю, что вы не чувствуете ко мне – ничего! – вытирая слезы с глаз кричал парень.
- Почему, черт побери, я что-то должен чувствовать к тебе? – взорвался Тадеуш.
- Я люблю вас! Я каждый день представляю, что живу с вами, что могу позволить себе коснуться ваших губ, а вы об этом даже не догадываетесь! – крикнул он и упал на колени на брусчатку.
- Ты псих. Уходи. Никогда в жизни больше никому не говори таких вещей! – Тадеуш присел на корточки перед парнем и схватив за рукав пиджака стал грубо вдалбливать каждое слово в голову потерянного парня. – Ты чертов извращенец, чтобы я рядом с собой тебя никогда не видел. Убирайся! – отшвырнул его в сторону Тадеуш, выровнялся и позвав к себе собаку направился в сторону дома.
От безысходности парень в слезах помчался в сторону реки, где его тело и выловили рыбаки через неделю».
- Что это за любовь такая однополая? – крикнула Джэки приходя в себя.
- Это любовь. Здесь нет разделения на мужчин и женщин, здесь все одинаковые. Это у вас, там, есть какая-та разделеность, которой вы все всё усложняете. Тадэуш был самой большой любовью.
- То есть получается я постоянно умираю из-за любви? – насупилась она от непонимания жизни и любви.
- Нет. Хотя, наверное, да. Просто пойми, что нет ничего важнее любви. Есть честность, вера, доброта, но любовь она же все соединяет. Люди меняются из-за любви, а когда меняются люди, меняются и ситуации.
- А я тогда как менялась? – удивилась Джэки.
- А ты никогда не меняешься, - усмехнулся Адам подходя к мужчине сидевшем напротив девушки.
- Ты и его забираешь? – обратилась она к бармену.
- Пора уже.
- Мы встретимся…папа? – спросила неожиданно для себя Джэки.
- Обязательно. Ты полетишь отдыхать в Испанию, там и встретимся. Только узнай меня, пожалуйста. – попросил мужчина и вошел в дверь за баром.
Джэки встала с пригретого места и подошла к дверям через которые попала в бар. Она коснулась деревянных перегородок и почувствовала как занемели кончики пальцев.
- Холодно, - прошептала она.
- Холодно там, где нет будущего.
- Я не смогу выйти через эти двери? - не поворачиваясь спросила она.
- Там нет будущего. Там вообще нет ничего. Ты сможешь вернуться, и тогда твоя душа будет ходить неприкаянной.
- Это плохо?
- Ты же не хочешь быть бессмертной?
- А это плохо?
- Представь все уходят, а ты остаешься, это как с праздником на котором ты всегда единственная приглашенная. Все надоедает.
- А что я буду делать там, на земле?
- Ты будешь проводником. С тобой будут общаться сверхчувствительные люди, только они и будут тебя видеть и еще дети до 3 лет.
- Экстрасенсы что ли? – рассмеялась Джэки.
- Ну, что-то вроде.
- А дети, почему они видят?
- Дети до 3 лет еще находятся между мирами, они очень много видят, но объяснить не могут что это.
- А если я сейчас возьму и уйду…
- У тебя не будет будущего.
- А оно мне нужно?
- Оно у тебя уже прописано.
- То есть ты уже знаешь кем я буду?
- Ты будешь собой.
Джэки присела на корточки и оперлась спиной о деревянную холодную стену.
- Людей-то у же нет. – осмотрела она комнату.
- Отойди от туда, ноги замерзнут всю следующую жизнь чихать будешь.
- Не смешно. – скривила губы Джэки. – Вот скажи мне…ты же все знаешь. – Девушка встала и прошла вдоль комнаты к заветной закрытой двери. – сколько ангелов у человека?
- Три. – ответил Адам и подошел поближе к Джэки, чтобы та не заглянула за дверь.
- А у меня?
- Три. – ответил строго Адам и глазами показал, чтобы Джэки отошла.
- Почему ты меня не пускаешь? – возмутилась она.
- Потому что ты любопытная. Не лезь. Никогда не лезь туда, где тебе быть рано.
- Все приходит вовремя?
- Все приходит…да…именно тогда когда нужно. Уймись уже, сядь. – строго сказал Адам.
Джэки послушно села за барную стойку. Она протянула руку, и взяв стакан и бутылку виски налила себе выпить.
- Только там больше ней пей, пожалуйста. – попросил Адам сев напротив Джэки.
- Где?
- В следующей жизни.
- Почему?
- Ну, ты же девочка.
- О, да… неужели я все свои жизни прожила неправильно? – Джэки запустила пальцы в волосы и посмотрела на темное дно бокала.
- Была ты однажды невероятно правильной. Невероятно.
- Умерла потом? – улыбнулась Джэки
- Ты всегда умирала, - рассмеялся Адам.
- Я хочу увидеть себя невероятной. – прошептала она.
- Закрой глаза. Вспоминай себя.
Джэки закрыла глаза и стала представлять как небо разрывается ярким светом и вместе с этим ярким светом появляется жизнь.
«- Гедеминас, неси воды Дайна рожает. Крови много! – крикнул старик в холл огромного дома.
Седой мужчина с бородой схватил чан с теплой водой и понесся в комнату, где были слышны крики жены. Черные глаза мужчины бегали из стороны в сторону, он боялся, что ничем не сможет помочь роженице. Это был пятый ребенок, которого рожала Дайна, отличался он лишь тем, что четыре до него родились мертвыми.
Мужчина вышел за штору разделяющую его и комнату, и сев на пол стал молиться.
- Я тебя очень прошу, Бог, верни мне счастье в дом. Дай нам с Дайной ребенка. Он нам так нужен, я хочу, чтобы жена улыбалась. Я хочу слышать звонкий детский смех. Нам с женой по сорок лет и совсем скоро нас может не стать, но люди должны, что-то оставлять после себя. Я хочу оставить человека. – по щеке Гедеминаса покатилась слеза и он резко ее вытер, чтобы никто не увидел, как сильно он боится потерять ребенка и жену.
- Сын. – крикнула из комнаты служанка. – Гедеминас, у вас сын! – крикнула она еще раз.
Мужчина подскочил на ноги и вбежал в комнату, от его крепкого телосложения задрожала комната, с какой скоростью он вбежал, что даже ведра задрожали.
Он подошел к крохотному мальчику и поцеловал его в горячее окровавленное лицо.
- Это мой сын. Мой сын. – Рассмеялся Гедеминас, и заплакал, уткнувшись бородой в крохотное тельце ребенка. – Как назовем? – он присел у изголовья уставшей жены.
- Как угодно, - прошептала уставшая женщина и закрыла глаза.
- Павел. Его будут звать Павел.
Семья Гринюс была одной из самых зажиточных в Борисоглебовске. У Гедеминаса были и деньги и земля, не было только детей. Четыре раза Дайна не могла родить, когда глава семейства Гринюс задумывался о том, чтобы сменить жену, он тут же отгонял мысль. Без этой женщины он бы не смог видеть себя, ведь только она когда-то смогла спасти его ждав со сражений и залечивая раны своими волшебными руками. Он видел только ее рядом, и только от нее хотел своих детей. И вот прошло 20 лет как они захотели ребенка и на свет появился Павел.
Мальчишка рос худым, но рослым. Гедеминас брал сына с собой на охоту, на мелкие сражения уже с 8 лет. Он подготавливал его к опасным схваткам и владением мечом, учил охотиться на мелкую дичь и выживать в сложных ситуациях.
- Сынок ты должен уметь все сам. Когда ты останешься один и я не смогу тебе помочь, знай, что я всегда рядом, только иди ко всему сам. И никогда ничего не бойся.
Тот самый страшный день своей жизни Павел запомнил до гробовой доски. Была глубокая осень, ночь. Павел проснулся от того, что разбилось окно и что-то влетело в комнату, где спали родители. Павел спрыгнул с кровати и вбежал к отцу. Все пылало. Огонь разносился по всему дому с огромной скоростью, что нужно было спасаться или тут же сгореть заживо. Павел выбежал через задний двор на улицу, родителей спасти так не удалось.
Он упал на холодную землю и забился в истерике. Десятилетний мальчик понимал, что если он сейчас не убежит с территории он погибнет также быстро, как сейчас сгорели его родители и семь человек прислуги.
Павел бежал вдоль дороги, стараясь не попасть на глаза огромному войску Петра Первого. Он ненавидел этого человека, ненавидел за то, что по его прихоти забрать земли Ливонии гибнут люди, которых он любил. Мальчик бежал четыре часа почти без остановки пока не упал у старого дома.
Проснулся от того, что кто-то бил его по щекам и обливал холодной водой. Открыв глаза он понял, что перед ним стоит высокий седой мужчина и пытается привести в чувства.
- Что я делаю? – растерялся Павел.
- Сынок, жить будешь. Сильный. – с доброй улыбкой ответил старик и внес мальчика в дом.
И только когда Павел пришел в себя и смог сам передвигаться и есть, мужчина объяснил, что давно живет в лесу и что в город не выходит.
- Сейчас чума в Минске, мы с тобой переждем, чтобы не умереть. – сразу предупредил дедушка, чтобы мальчик не дернул с места. – Но если что-то не нравится, можешь уходить, я никого не держу.
- А если я захочу уйти…
- Уходи. Не держу. Кто был твой отец?
- Мой отец был известным человеком в Борисоглебовске, его звали Гедеминас Гринюс. – и произнеся имя отца он разревелся.
- Что с ним случилось? - спросил дед Влас.
- Его убили. Всю мою семью убили русские войска.
- Все мало им, мало. Землю хотят. Когда же они уймутся. – махнул рукой дед Влас.
- Я буду мстить. – прошептал Павел и стер с лица слезу.
Он остался жить у деда Власа. Вместе ходили на охоту, вместе достраивали дом. Павел привык к деду, который и научил его собирать травы.
- А это что за желтый цветок? – спросил Павел когда они пошли в после с дедом.
- Это Адонис весенний. Очень опасный цветок. – предупредил дед Влас, - из него делают яд. Будь осторожен.
Влас был шестидесятилетним стариком. Всю жизнь он прожил в деревне, но когда чума забрала всю семью он ушел в лес. Выстроил дом, завел хозяйство, развел огород. Стал жить один. В деревне Власа не любили, считали, что он колдун. Он и в самом деле знал заговоры и настаивал травы для лечения, но никогда не использовал этого против людей. Иногда он говорил загадками, но всегда объяснял то, о чем говорил.
- Просто я вижу. Картинки вижу и рассказываю.
Уже тогда Павел знал, что целью всей своей жизни он поставит - смерть Петра Первого. Он не мог простить этому человеку потерю самых дорогих людей. Когда ему исполнилось шестнадцать лет Влас подозвал его к своей кровати, и взяв за руку стал давать последнее наставление.
- Павел, я знаю, что всю жизнь ты готовился к тому, чтобы отомстить за свою семью, я тебя прошу никогда этого не делать. Ни в коем случае не пытайся, потому что не выдержишь ты этой мести. Слабый ты.
И дав последние наставления он ушел из жизни. Павел похоронил второго человека, который был ему дорог, и взяв кулек с вещами пошел вдоль леса. Он проходил город за городом, оставляя картинки нищеты и болезней за спиной. Он знал куда направляется и зачем он хочет попасть именно туда. Уже к зиме Павел обосновался в Санкт-Петербурге. Он снял комнату и стал продумывать как устроиться на службу к Петру.
Через два года он все-таки дошел до того, чтобы служить во дворце Петра. Он охранял винные погреба. Работать на врага было унизительно для Павла, и он каждый день продумывал план уничтожения Петра. Уже во дворце он познакомился с Марией, которая через год подарила ему сына. Он понимал, что подставить свою семью он не имеет права, не имеет права ставить их под угрозу, но месть всей его жизни была уже в двух шагах от него.
Через три года после поступления на службу он имел доступ ко всем комнатам дворца и мог пройти в опочивальню как к придворным, так и к саму Царю. Петр доверял Павлу и разрешал присутствовать на важных иностранных переговорах.
- Павел, я чувствую, что будет что-то плохое. – обнимая мужа говорила Мария. – Сегодня Савва плохо спал колики, наверное. Мне кажется ты скоро меня покинешь.
- Я никогда тебя не покину, - прижимая к себе жену говорил Павел.
За день до мести он сходил на службу в храм, помолился, поцеловал икону Богородицы, обнял жену, прижал к себе сына и ушел. Он знал, что может не вернуться, но в голове крутилась картинка, как его дом детства горит, а вместе с домом горят его родители. И крик. Крики.
Павел спустился в погреб, налил в кувшин вина и насыпал корень Адониса. Поставил его в холодное место настаиваться. Он знал, что завтра это вино будут подавать во Дворце на балу и именно из этого кувшина будет пить Петр Алексеевич.
- Если я больше не вернусь, - в последнюю ночь говорил Павел Марии, - помни обо мне всегда и вырасти сына такого, как я.
- Такого же смелого?
-Такого же целеустремлённого.
Павел в последний раз посмотрел на звездное холодное небо и вышел из дома. Подойдя ко Дворцу он увидел, как из теплых окон идет пар. Был бал. Гремела музыка. Молодой мужчина вошел в залу и увидел как разливают вино. Он устремил взгляд на Царя.
- Пей. – прошептал Павел и закрыл глаза.
Он ждал, когда начнутся крики и визги женщин, но ничего не началось. Петр Алексеевич сделал глоток и поставил бокал на подоконник у окна выходившего во двор. Павел увидел, как Петр Алексеевич подозвал к себе стражу и указал на выход.
Павел последовал за стражей. Он следил за каждым шагом, за каждым движением Петра. И только когда бал закончился, парень вышел во двор. Он почувствовал сильный удар в спину. Упав на колени он сплюнул слюну и поднял голову. Перед ним стоял сам Царь.
- Расстрелять. – скомандовал он и отошел от стражи.
- Стой! – крикнул вслед Павел. – Я ждал этого часа десять лет.
Петр обернулся и пристально посмотрел на парня.
- Я ненавижу тебя за все то, что ты сделал для России, ненавижу Россию и русских, ненавижу вашу страну и тебя ненавижу! - крикнул он.
- Хм, это великие слова, - ответил царь. – Что-то еще?
- Гори в аду! Гори в аду за всю мою семью. – прошипел парень.
- Что случилось с твоей семьей? – Царь подошел ближе и взяв парня за голову повернул его к себе.
- Ты убил их. Сжег за живо. Просто взял и спалил всю мою жизнь своим желанием завоевать землю. – прошипел Павел.
- Хм…это не моя прихоть, это желание всей страны. – Петр присел на корточки перед молодым парнем и прошептал. – Я никогда никого не убивал, на моих руках нет крови.
- Убивали твои люди.
- Но это не я. – Петр Алексеевич встал с корточек и пошел в сторону входа в залу. – Сжечь его.
Парня потащили в сторону конюшни и ударив укладом ружья по голове оглушили его.
- Убейте меня, убейте. – кричал потерянный парень. – Сразу убейте, не мучьте. – он заливался слезами и хватался за голову в надежде, что это скоро закончится.
В громких криках солдат и ржании коней раздался выстрел. Кони затихли, люди обернулись, но не останавливали гул. Из головы парня потекла кровь.
- А теперь сожгите. – раздался громкий рык.
Мертвое тело Павла оттащили в сторону и сожгли, как велел Царь».
-Джэки! – одернул Адам. – Джэки.
- Как он мог? – в слезах раскричалась девушка.
- Это было время такое.
- Какое время, черт побери. Мы все люди. Как можно убивать…так убивать.
- Жалко что ли? – улыбнулся Адам и прошелся по комнате вытирая пыль на подоконнике.
- Да, ты чудовище, как ты не можешь понять, что так нельзя? За что меня так?
- За месть. Мстить нельзя. Точнее, ты сама для себя решила, что месть это плохо и именно поэтому за тобой следовал рок твоей мести. То есть, даже помыслы могут сгубить, что и произошло.
- То есть если бы не считала, что мстить это плохо, меня бы не убили?
- Точно. Вы сами придумываете проблемы.
- А как же заповедь – не убий?
- Вот и не убивай. Ты сама себе цензор каждого своего шага, каждого действия и помысла.
- Но ты же меня наказал за то, что я не дала тому мексиканцу денег, то почему ты не наказал Петра?
- Почему не наказал. Он сам себя наказал. Вообще был несчастным человеком. У нас есть план, мы каждый век должны выпускать по паре тройке таких вот чудаков, которые вершат судьбы. Они очень сильно потом страдают, их души страдают, но таков уж план Создателя.
- Почему же страдают люди?
- Так кто страдает, с чего ты взяла, что смерть – это страдание?
- Ты дурак что ли? У тебя кукушечка работает!? Это больно во-первых, а во-вторых ты оставил мою семью без отца.
- А если бы ты убила Петра, ты оставила бы всю страну без Царя.
- Вот это я считаю сейчас несправедливо, ты ставишь на весы две разные, совершенно неподъемные вещи. Есть семьи, а есть работа. Вот его работа была вовсе не убивать, но он все же воевал, убивал и убил всю мою семью.
- Он до конца своих дней помогал твоему сыну.
- Мне легче не стало.
- Ты была для него опасностью. Ты бы пошла на все что угодно, ты к этому шла 10 лет. Но твой сын ни в чем не виноват.
- А если бы он захотел отомстить.
- Не захотел бы. Он умер когда ему исполнилось шестнадцать.
- А Мария?
- Она вышла замуж за придворного Царя. Дожила до семидесяти трех лет, умерла в одиночестве.
- Не весело.
- Да, все как-то невесело. Надо было радоваться, цветочки собирать, а не царя травить.
- Я любил отца и мать.
- Ты любил себя. Ты ни одного дня не отдал, чтобы пожалеть своего сына и жену. Они у тебя появились специально, чтобы не было мыслей на месть.
- Но я должен…
- Никому ты не был должен…ты должен был своему сыну, который должен был вырасти в любви.
- Вот ты мне скажи, почему моя жизнь, все мои жизни были какими-то как будто о них писал Мопассан или Достоевский, но ни одной жизни как у людей. Чтобы внуки, старость, пирожки.
- У тебя душа другого просила. Это же как у вас…нагуляться….вот, вот и твоей душе нужно было нагуляться.
- А теперь?
- А теперь ты свободна.
- То есть?
- Следующую жизнь ты выбираешь не сама, а твою жизнь тебе дарят. То есть…
- Это что за фигня? – возмутилась Джэки.
- Не перебивай. – одернул Адам. – Посмотри по сторонам.
Джэки обернулась на чистый, убранный, но все такой же холодный бар.
- Я что-то должна увидеть? – удивилась она.
- Нет. Ты ничего не увидишь. Здесь никого нет. Все те люди, которые так или иначе появляются или появятся в твоей жизни, они все ушли, чтобы ждать тебя там, в твоей новой жизни.
- Адам, если я буду жить новую жизнь, то как она будет выглядеть?
- Она будет такой какую ты заслужила.
- Меня опять убьют?
- Нет, - рассмеялся Адам, - напротив, тебе никогда не хватало спокойствия, никогда не хватало защиты, никогда не хватало любви. Это все у тебя будет.
- Когда?
- Скоро. – Адам вернулся за стойку, налил виски Джэки и себе. – Выпьем же за тебя. Мы больше никогда не увидимся.
- Почему? – Джэки сделала глоток. – не так уж он и плох этот ваш виски поднебесный.
- Конечно можно и привыкнуть к нему за сорок лет.
- Сорок лет? – испуганно посмотрела Джэки.
- Да, когда ты вернешься на землю будет 2053 год.
- О, а будут там машины летающие? – рассмеялась девушка.
- и гаишники на единорогах, уймись!
- А конец света будет?
- Рано. Не мне задавай такие вопросы. Сама на них ответишь.
- А куда ты дальше?
- Дальше я стану человеком.
- Ты этого ждешь?
- Это очень страшно. Страшно иметь ответственность за тело, которое ты однажды покинешь. Ты не имеешь права, никакого морального права его портить, портить других людей. Но это всего лишь оболочка, там, глубоко есть душа, которая рождается маленьким огоньком свечи, огонь будет разгораться каждый раз когда ты будешь делать, что-то нужное, что-то хорошее, что-то полезное. И как только ты добьешься всего в этой жизни, ты сможешь ее покинуть.
- Почему же кто-то умирает в 20, а кто-то в 90?
- Кто-то успевает за 20 лет разгадать весь квест, а кто-то и в 90 наслаждается каждой загадкой и разгадкой.
- А кто же лучше, кому лучше от этого?
- Не спеши жить, успеешь. Чем раньше ты ускоряешься, тем скорее сгораешь. Ты просто не замечаешь того, что происходит вокруг. Ты не можешь понять, что дождь это вовсе не противные брызги, которые размазывают грязь по ботинкам, что иней, это не повод закутаться в одеяло. А если кутаться, то нужно это сделать с удовольствием. Живи в удовольствие. Работай в удовольствие. Не нравится что-то бросай, ты живешь в своем теле один раз. Ты можешь творить все что ты захочешь, мы безграничные. Он нас придумал не для того, чтобы ограничивать, а для того, чтобы мечты сбывались. Ты только подними голову к небу, которое он придумал. Ты больше нигде не увидишь такого неба. Нигде не почувствуешь запах осеннего парка. Не прочувствуешь ни одну эпоху так, как дает ОН. Пока твоя душа будет просить сгорания, ты будешь раньше сгорать. Но как только насытишься страданьями и эпохами он даст тебе то, чего тебе не хватало.
- Семьи?
- Любви.
- Для того, чтобы создать семью нужно ускориться, нужно дарить любви намного больше. У тебя было шесть жизней, чтобы научиться этому. Ты не смогла.
- Но я хочу.
- Хочешь, значит будет.
Джэки сделала последний глоток и выдохнула оставшийся воздух из себя.
- Прощаться будем? – спросила она.
- Мы встретимся. – прошептал Адам и указал глазами на дверь позади себя. – Можешь задать еще что-нибудь чего не могла узнать, когда была на земле.
- А какой смысл от этого? Мы никогда не узнаем всей правды. Да, и толку-то…я все равно все забуду. – улыбнулась Джэки она подошла к двери, коснулась холодными руками до ледяной железной ручки двери и повернула на себя.
Яркий свет исходящий из-за двери не слепил, напротив он как будто заряжал ее изнутри. Она прошла вдоль зеленого коридора и остановилась у края, который вел в пропасть.
- Боишься? – услышала она за спиной.
- Нет. Он же не убивает. – Джэки повернула голову и увидела Адама. – Ты? - Удивилась она.
- Я то, что тебе дороже всего.
- Я не понимаю.
- Не стоит. Твоя душа мне благодарна. То есть ты мне говоришь спасибо.
- За что?
- За новую жизнь.
- Кем я буду?
- Дочерью, любимой женой, матерью.
- И все?
- Ты устала. Хватит с тебя великих свершений. Душа столько не выдерживает, она не вечная. Ты разгадала каждый фрагмент своих жизней, ты знаешь ради чего ты все это делала. Ты никогда больше не поступишь так, как делала это раньше.
- Я никогда не убью себя?
- Никогда.
- Никто меня никогда не убьет?
- Я сам тебя заберу, когда придет время.
- Что будет потом?
- Потом будет перерождение.
- То есть, все семь жизней, которые я перерождаюсь в разные тела это не перерождение.
- Как бы тебе объяснить… - Он задумался… - представь, есть цель. В этой цели можно прийти 6 способами, и все эти 6 способов ты пробуешь. Я даю тебе шанс поиграть в жизнь.
- А седьмая жизнь?
- Она дана тебе для того, чтобы ты насладилась ею.
- То есть богатые и знаменитые люди, это люди .которые живут 7 жизнь?
- Не все богатые и знаменитые счастливые, а следовательно, им еще рано проживать жизнь в удовольствие.
- Что ты хочешь мне дать.
- Я хочу подарить тебе Лорд-Хау. Ты вырастешь и в 17 лет переберешься в Новую Зеландию.
- Кем я буду?
- Счастливой женщиной.
- А по профессии?
- Неугомонная…ты будешь воспитывать детей. Тебе не нужно будет образование. Будешь писать сказки для детей.
- Можно я поговорю с тобой, я не хочу спешить. Мы так долго живем за земле и так мало общаемся с тобой.
- Отнюдь, вы очень мало живете на земле, но не спешите общаться со мной. Вы вспоминаете, что есть кто-то кроме вас, только когда собираетесь уходить.
- А как же храмы?
- Они нужны политикам. Им выгодно сводить вас в одно место и заставлять вас верить. Ты веришь душой, храмы для этого не нужны.
- А как же крещение, обряды?
- А жертвоприношение это же тоже обряд, только я этого не придумывал, придумали все это вы.
- А есть ли цель нашего пребывания?
- За такой короткий срок сделать так много вам надо. Научиться любить, верить людям, сострадать, помогать…
- Но это все умеем.
- Вы это все забываете.
- Но почему же тогда, когда мы уходим от тебя мы все забываем?
- Почему дети такие искренние? Потому что они все помнят, а взрослые учатся совсем другому. Если бы хотя бы однажды вы послушали свое сердце, вы бы никогда не стали такими жестокими.
- Почему же войны?
- Я не могу контролировать все. Не могу руководить вами. Вы все делаете сами. Я не умею вас программировать. Я лишь охраняю.
- Почему же ты забираешь самых дорогих?
- Их время приходит.
- Но ты делаешь больно нам.
- Значит это дано для чего-то.
- Зачем нас наказываешь раз желаешь только хорошего.
- Это не наказания, это испытания. Вы сможете их пройти.
- Так почему же я спрыгнула с моста?
- Сдалась.
- А если бы не сдалась?
- Прожила бы ее достойно.
- Я бы все равно сдалась.
- Ты в себя не веришь.
- Но, раз создал меня такой слабой, то именно поэтому я и сдалась.
- Ты прошла великие 6 шесть жизней, каждая из них научила тебя идти и не бояться. А ты испугалась.
- Кто в этом виноват?
- Только ты.
- Но я по другому не могла.
- Ты могла бы все перевернуть. Ты безгранична. А всю ту боль, всю ничтожность своего сущетсования, что ты себе приписываешь ты придумываешь сама.
- То есть – я сама себе враг.
- И друг и враг. Ты - это все. Ты свой собственный создатель. Я только в уменьшенном виде.
- Я – Бог?
- Ты – создатель.
- Когда бывает очень тяжело, что делать?
- Поговори со мной, я подскажу. Я вижу все со стороны.
- Но я не могу тебя услышать.
- Можешь. Я – это твое сердце, и пока оно бьется я всегда буду с тобой. Я слежу за каждым твоим поступком и ты чувствуешь, когда нужно поступить правильно.
- Так почему же ты сжимаешься, когда сильно любишь человека, а он не отвечает.
- Значит это не твой человек. Твой человек никогда не сделает больно ни тебе, ни твоему сердцу. Он не будет ставить тебя поодаль, он поставит тебя рядом. Он никогда не скажет тебе плохо, он поддержит тебя в любой ситуации. Я отвожу тебя от бед своим присутствием.
- Почему же самое больное – это любовь?
- Самое больное – это обман. А любовь не может быть обманута. Прощай всех. Прощай и тебя никто ни в чем не упрекнет.
- Ты говоришь идеальными фразами, люди никогда не будут такими.
- Я знаю. Именно поэтому так и говорю. Я не хотел, чтобы вы были идеальными, я просто хотел, чтобы они слушали друг друга. А вы это забываете. Вот сейчас, когда уходите от меня все обещаете, что будете помнить, а сами не помните.
- Так заставь нас, повлияй.
- Я не могу влиять на вас, вы не шахматные фигуры, вы каждая своя жизнь. Я придумываю эту жизнь, а вы ее проживаете как можете.
- А если я не смогла, если я выбрала прыгнуть с моста.
- Это был твой выбор, я не могу тебя винить.
- Как научиться прощать?
- Умей забывать. Не храни ничего. Лучше выброси, как ненужную вещь.
- Слишком просто об этом рассуждать.
- Не усложняй. Самое страшное – это родиться. Ведь когда ты рождаешься ты приносишь столько боли.
- Но когда умираю тоже несу за собой боль.
- Совсем другую боль. Ты не представляешь, что происходит с женщиной, когда она рожает.
- Почему же тогда ты не дал мужчинам испытать это?
- Им не нужно знать что такое боль рождения, они дают тебе жизнь. Мужчина – создатель, Женщина – прародитель. Я никогда не хотел, чтобы люди были разными, но такие вы мне нравитесь больше, вы разные и тем самым вы сильнее.
- Сильнее чем что?
- Сильнее всех жизней.
- А есть еще жизни?
- Их миллионы.
- Их создал тоже ты?
- Их создали мы.
- Так в чем счастье-то? – Джэки чувствовала как за плечи кто-то нежно обнимает и ведет в пропасть.
- Счастье в том, что ты есть. Нет ни одного не нужного человека. Каждый приходит в свою жизнь для того, чтобы украшать ее. Нет некрасивых людей, нет некрасивых душ, есть условия в которые они себя загоняют. Стань свободной и никогда ничего не бойся. Иди.
Он отпустил Джэки и она шагнула в пропасть.
Через 9 часов в семье Эрнандас на острове Лорд-Хау родилась девочка Луиз. Ее ожидала самая спокойная жизнь. Ее последняя седьмая жизнь.