Картофельный вор

Евгений Габелев
Должен вам сообщить, недавно я стал свидетелем преступления.


Только не спрашивайте, что меня понесло в лес. Возможно я просто люблю гулять, или сбежал из города, воспользовавшись выпавшим свободным днем...


А может быть я просто леший.


Но когда я вышел из леса, на лесную опушку...


За ним начиналось широкое картофельное поле, и все оно было как саранчой облеплено десятками напряженно копошащихся согбенных людей.


Они крали картошку.


С мешками и ведрами, с пакетами и странного вида домашними сумками. Некоторые из воров приехали на вполне приличных внедорожниках. Другие были на каких-то старых рыдванах. Третьи и вовсе пришли пешком, презрев тяготы дальних дорог.


Воровство соединило людей самых разных чинов и званий. С изумлением я видел, что среди воров были не только славяне, но и многочисленные гости с юга.


При этом никаких межнациональных конфликтов меж ворами не наблюдалось.


Это был удивительный пример интернационализма в действии. Настоящего интернационализма, давно уж в нашей стране забытого и казалось навек почившего в прошлом.


Общее дело сплотило всех.


Это был подлинный воровской интернационал в своем лучшем и естественном проявлении, настоящее братство людей, о котором мечтали основоположники советской страны.


Видя их, я молниеносно понял суть марксистской идеи.


Но тут...


При виде меня, ничего не крадущего и пришедшего без мешка, воры насторожились, и я понял, какой страшной опасности я неосмотрительно подверг свою жизнь.


Ведь я стал свидетелем преступления.


Свидетелем, нежелательным и еще живым... Воры тем временем приближались, смотря на меня все мрачней, и кажется в их руках уж сверкнули ножи…


Однако, я не растерялся.


Я тут же придал себе озабоченный вид, и склонившись к земле извлек из нее несколько пыльных картофелин, тщательно осмотрел их, взвесил в руках и деловито распихал по карманам куртки.


Злодеи вмиг расслабились, признав во мне одного из своих.


Я же, более не подвергая жизнь опасности, пересек поле по пыльной тропе, да и был таков. Покидая место преступления, я с улыбкой заметил в кустах едва закиданную травой огромную кучу свежей картошки.


Видно кто-то набрал больше, чем смог унести. И наверно еще вернется. На месте полиции я устроил бы там засаду, но у счастью я в ней не служу.


Вернувшись домой, я пожарил свою добычу.


Краденное добро шкаварчило и пенилось в сковороде, источив приятнейший аромат, и свежесть русских полей вмиг заполнила дом. Мысли о пережитом приключении бились в моей голове, желая стать текстом.


Я думал о судьбах России, о доле ее народа, вдруг представшего предо мной нацией жуликов и воров. Пожалуй, это все объясняло.


И участь страны, и ход политических дел, и всю эту недавнюю историю с Крымом.


Тогда я все про нас окончательно понял. Но должен сказать господа, краденная картошка куда вкуснее купленной в магазине. Можете проверить, если хотите.


Куртку потом пришлось стирать.


К счастью, картофельная пыль отстирывается куда лучше крови, а то помнится в прошлый раз, когда я вот так же неосмотрительно гулял в лесу...


Впрочем, это уже совсем другая история. Главное, все обошлось.


Я жив, и могу честно обо всем рассказать вам. Надеюсь, вы не станете судить меня строго, что я не уподобился герою голливудского фильма и не вступил один в бой с преступной бандой, не задержал, и не сдал властям.


Просто я слишком спешил, да и годы уж не те.


Но картошкой с вами не поделюсь, даже и не просите. А вот адрес поля могу подсказать. Если поспешите, сможете еще успеть.


Кстати, следом за ним идет кукурузное поле, и там тоже крадут.


Говорят, зимой будет голод.


Решайте.
...


P.S.


Потом, уже вечером, размышляя над увиденным на сытый желудок…


Вы наверно побьете меня камнями, или закидаете гнилой картошкой, но внезапно мне пришла в голову одна бесконечно страшная мысль.


А что если товарищ Сталин, некогда велевший безжалостно сажать в лагеря за кражу с полей – пресловутый закон о колосках, помните… - был не таким уж страшным чудовищем, как мы его себе сейчас представляем...?


Может, он просто был реалистом...?


И слишком хорошо знал нас.