В исследовательской литературе было много дискуссий по поводу необычного колористического решения феофановской росписи в Спасе на Ильине. Некоторые ученые выдвигали версию пожара, который обесцветил живопись. Но археологи следов пожара не обнаружили, а реставраторы подтвердили, что красочный слой был таким изначально. Цветовой минимализм этой росписи может быть соотнесен по аналогии с отказом от многословия в молитве, который исповедовали исихасты.
Мама сказала мне, что множественное лицо в Библии в первой книге - это три лица Пресвятой Троицы. Она не могла этого знать. Но она уже знала. По-другому. И мысли читала. И будущее.
Ее тело больше не выделяло никаких запахов. Я ей лишь два раза помыла голову. Все сгорело вокруг. Я впервые относилась к ней, как к старшей.
По учению Евагрия Понтийского, Царство Божие уподоблено познанию тайны Пресвятой Троицы – сознанию единения Божества.
А потом была ночь на святых апостолов Петра и Павла. За несколько дней до этого пришла благодать и подняла меня. Я почувствовала подвох. Анестезия.
Мне было тяжело, навалилось все. Я рухнула и заснула днем. И меня перенесли в такое место тепла и покоя, что я проснулась помолодевшая. Так и сказала себе: «Как меня утешили».
Небеса раскрылись над нашим домиком и стали спускаться ангелы. Чтобы забрать ее.
Тело постепенно отходило. Начались кровоизлияния. Перед смертью подошло отчаяние. И я кричала на нее. Я старалась как-то вытащить ее, пошла в аптеку. Вернулась - папа поднимал ее с пола. Донесли до кровати. Она больше не пришла в себя.
Я поливала ее святой водой, читала акафисты, просила вернуться - но она не возвращалась. Отек легких нарастал. Все тело покрылось кровоизлияниями - лопались сосуды. Не откашливаясь она уже просто задыхалась.
С широко открытыми глазами она лежала на кровати, редко дышала. Вращала головой от ужаса. На меня больше не смотрела, лишь на что-то в воздухе. Время остановилось. Была скорая или нет - не помню. Ничего не помню. Я лежала рядом и держала ее за руку.
"Се сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу... ".
На какие-то полчаса я заснула. Около трех ночи что-то заставило меня открыть глаза.
Она все еще дышала, но уже спокойнее. И на моих глазах перестала дышать.
Начало.
Мои руки. Мои ноги. Моя жизнь. Я все еще держала тебя и не отпускала. Потом прочитала канон на отход души от тела, вызвали участкового. В свидетельстве о смерти написали: "Раковая интоксикация".
Какие-то похороны, гроб, лето.
Я злилась из-за того, что у тебя больше не было сил бороться.
И у меня больше не было.
Я одела на тебя белое платье, в котором ты причастилась на Пасху и мои туфли, которые купила себе на свадьбу. Рубашка из Дивеево. Белый-белый-белый сон. Казалось, что весь мир покрывается белым пухом цветущих тополей как белым снегом.
Новопреставленная раба Божия Лариса.
Мой белый - белый день. Твой день рождения, мамочка. 12 июля.
В день ее смерти на Литургии пели соловьи. Я только потом поняла, что это странно. А потом мама сама пришла ко мне на Литургии и тихим и спокойным голосом позвала меня: «Дочушка».
Вот и все. Смерти нет.
Мы с мамой ходим по всем нашим дорожкам, тропинкам, берегам... Сидим в кафе, примеряем вещи в магазине, ездим в гости, режем салаты и накрываем на стол, забираемся на гору, смотрим на море, ходим в театры и филармонию. Остается ядро, маленькая красная точка. Она связывает все времена.
Ты улетаешь мамочка. Заказали тебе памятник. Твоя школа. Ты улетаешь, и с тобой улетаю и я. Что от меня остается на земле - долг за дарованную жизнь.
сердце...сердце...сердце... сердце...
выпрыгивает. тонет. останавливается. льется. ломит.
Что происходит? Господь со мною.
Я ни в кого отдельно не влюблена. Я ничего не жду. Я люблю всех. Господь мне это дает. Иногда так сильно, что переходит в физическое желание. В желание плакать. Но я знаю, что это Господь. Не паникую. И у тех, кто меня любит, то же самое.
Любовь - это телефон. Однажды связанный, он всегда будет звонить и звонить. А тебе будут отвечать.
Огромное большое сердце на небе.
Ему мы звоним. Рисуем. Поем.
О тебе плачу, Господи. Мне так страшно. Так странно. Все внутри дрожит.
Красота твоя. Твоей земли. Твоего времени. Всех времен. Твоей музыки. Твоих птиц над осенним полем. Листьев. Снега. Голубых глаз. Рук.
Слезы. Сгореть и остаться с Тобой.
Нет меня. Только Ты, Господь мой.
Все соединится. Однажды.
Люди, которые могут согрешить, но все покрывают любовью. Которые горят и ничего не ценят в мире. Которые нам даны. И я им дана. Чтобы мы не дали друг другу умереть. Чтобы забрать у края бездны и самой выползти.
Добавочный элемент мирового современного искусства в массе своей - точка. Служение самому себе. Эгоизм, превращающийся в черную дыру. Соединение с Богом - это вертикаль. С людьми - горизонталь. Мы должны соединиться и по вертикали, и по горизонтали. Вот он - крест. Суть и матрица русского искусства. Его "добавочный элемент".
От меня уже ничего не осталось.
Петровский пост. Скоро год без тебя. Я просила Бога: "Господи, дай мне столько работы, чтобы я ни о чем не могла думать". И Господь давал, как я Его попросила.
Лето.
"Ты будешь обо мне молиться после смерти?".
Сорок дней после смерти мамы я читала Псалтырь, заказывала ежедневно Литургию. Мне казалось, что мы вдвоем, взявшись за руки преодолеваем испытания. Я четко чувствовала девятый день, когда они начались. Благодать отступила и подошла какая-то стена. И по сей день она рядом.
Чем больше продолжается мое странствие, тем меньше остается мест. Все стало прибежищем. Последнее интервью Талькова, в Сочи, за неделю до смерти. Лик Спасителя из Ферапонтово. Как падающий снег. Дионисий.
Мама ушла в день Святых Первоверховных Апостолов. По дню смерти определяли праведность человека.
Мамочка. Я взрослая. Я пишу иконы. Тексты. Читаю лекции. Делаю проект. Это все очень красиво. Я сама себе завидую. Я, мамочка, пытаюсь найти точку опору на Земле. И не нахожу.
Чем отличается наше сегодняшнее общение от того, когда я была в Италии? В Афганистане? В Америке? В Дубаи? Я все время от тебя отмахивалась, а ты ушла и жизнь обрушилась, как дом без фундамента. Я его строю-строю, а он все время обрушивается.
Как я живу без тебя?
Живу. Мамочка. Белые мухи июля. Ты умерла год назад. И мой путь замкнулся.
Китеж-град. Как странное сияющее небо под водою. Звездно-летящее...
...когда мама меня рожала был чудесный день: утром снег, днем дождь и буря, а вечером выглянуло солнце. "Кого я рожаю?", - спросила сама себя мама. И всю жизнь мне об этом рассказывала.
Пение птиц в храме. Начало и конец. Выше Выши только Царствие Небесное.
Мамочка. Я буду писать. Смогу ли я прийти туда, где ты есть?
Там где ты - цветы. И река. И все, о чем ты мечтала. Там где ты, мы сидим на ветке и разговариваем. Там где ты, есть одна любовь, потому что ты с Ним. И вы смотрите на нас, на нашу сферу, где мы копошимся, что-то делаем.
Вся жизнь - это пройти по тонкой-тонкой нитке над пропастью. С одним: "Господи, пронеси"...
Дай мне время. Еще немного. Молись обо мне.
Мы с тобой одно целое. До сих пор. И это улучшает меня. Изменяет. Заставляет плакать, не спать, бежать. Не сомневаться.
Мамочка. Ты прошла все. Я видела тебя в гробу хрупкую и сильную как птица. Ты перешла к Богу. По узкой тропинке. По высокой лестнице. А я в суете. Прошу о времени. О тишине. О помощи. О чистоте.
Мамочка. Я взлетаю к тебе. И вот мы уже под куполом Святой Софии. Я тебе показываю мой секрет. Мой самый большой секрет. Мое сердце. Бухту Золотой Рог. Это мой подарок тебе - Хора. И твой подарок мне. Мозаики. Кораблики с рыбой. Маленькое кофе в турках. Улочки. Острова. Кораблик по Мраморному морю. Улыбающиеся продавцы жареной рыбы. "Халик, халик, халик".
Наш медовый месяц в Константинополе. Базар. Специи. Мое сердце. Мой будущий проект. Мой император.
А все остальное уже совершенно неважно.
На небе врата. Лоратный архангел Михаил.
И меня уже больше нет.
Готово сердце мое.
Вот и все, мой милый.
Вот и все...