Все будет хорошо, мамочка.
Спорт. Нервы. Выдержка. Проект. Икона. Борьба. Служение будущему. Есть Ты во мне, Господи. И то, что Ты творишь, меня каждый день и поражает, и восхищает, и ужасает. Но это Ты. И это - то, как мы идем вместе.
Учениками и духовными чадами преподобного Сергия основано как при его жизни, так и после смерти до сорока монастырей. Все это должно было стать семенами посеянными на добрую почву и дать плоды. И уже в следующем веке, благодаря митрополиту Киприану и византийскому патрарху Филофею, исихастская общежительная традиция начинает свое шествие по Руси, а Византия падает, не удержавшись над пропастью.
Доктрина об ангелах давала средневековому уму предмет, которым стимулировался тип мышления, имевший известное формальное сходство с математическим: недаром размышления над особым множеством, которое должна являть собою совокупность всех ангелов, привели Дионисия Ареопагита к порогу теории актуальной бесконечности.
«Мы погружаемся во мрак, который выше ума, — говорит Дианисий Ареопагит, — и здесь обретаем уже не краткословие, а полную бессловесность…».
В мае ее снова положили в больницу. Уже в Геленджике. Благодаря знакомому врачу мы оказались в палате на двоих. Там были: две кровати, телевизор, который мы заставили иконами, шкаф и окно. В окне были горы, деревья, родильный дом, где я родилась, маковка церкви, где меня крестили. Лестница, уходящая в небо, в начало. Туда, где я впервые ее увидела.
Она пролежала в той белой – белой палате неделю. Я молилась, она сражалась. Там, в белой палате, ей сказали о множественных метастазах в печени. Это был выстрел, но который уже по счету. А по ночам нам пели соловьи в больничном лесу.
Я мечтала об этом. Я писала об этом. Что мы когда-то будем вдвоем, в больнице, и никого другого. Ни мира, ни надежд, ни суеты, ни одежд, ни завтра. Только она и я. Как мы будем разговаривать с листьями, как нам будут подпевать горы. Как мы будем ловить руками ветер и скатывать его в огромные белые шары. Как мы будем держаться за руки, смеяться и больше не упадем.
Мы жили в особом мире. Как до моего рождения, когда мы были одна душа и одна плоть. Ты сказала, что нужно подготовиться к смерти. Мы вернулись из больницы в квартиру, выключили телевизор и завесили его иконой Почаевской Божией матери. Спали, молились, я все время искала рецепты, что-то колола, Причастие. Это был последний месяц, когда тело умалялось, а дух становился старше.
Господь отрезал даже страсти, которые при жизни были важны - еду и сон. И вот ты сначала не могла больше ничего есть, а потом уже ничего не хотела после месяца рисового отвара. А после Господь не давал спать. Опоясывающий лишай. Любимый спутник онкологии. Инфекционное разрушение нервов из-за подавленного иммунитета. Паника.
Что за существа пришли испытывать тебя, но ты спала только час-два, а потом всю ночь молилась. Я тебя колола, ты падала в какое-то беспамятство на какое-то время чтобы отдохнуть, а потом просыпалась. Мы спали под Псалтырь, при свечах. Я ощутимо чувствовала, что они не могут через них пройти. А утром все прекращалось.
Кругом любовь . И вчера. И завтра. «Се раба Господня, да будет мне по слову Твоему».
Тот, который спасал и спасет...
"Будьте святы, потому что Я свят."
Тем июнем я второй раз чувствовала белое пространство иного мира. Первый раз оно подходило, когда мы шли по снегу в Санкт-Петербурге, и не знали, перенесет она операцию или нет. И все вокруг было как огромный белый аквариум, а мы плавали в нем как рыбки - в этом вдруг ставшем жидком времени. В бесконечном свидании. То ли прощались, то ли только что встретились. Смерть, и рождение вдруг остановились на противоположных сторонах дороги и смотрели друг на друга, как две птицы. Черная и белая. Тихо, бесстрастно, медленно. А во второй раз был мой июнь, но я его уже не замечала. Лишь бесконечное Евангелие, и красота человека, который переживает муки рождения. Из старой обвисшей шкуры выходит новое существо.
И вновь приходил белый день, напоминание о Царстве.
Я не могла тебя отпустить, но знала, что ты со мной, и почти не плакала. И я знала, что Господь пришел за тобой, и ты маленькая-маленькая, как я всегда тебя знала, что тебе семь лет, как на той безбровой блондинной фотографии. И ты снова удивительно любящее жизнь существо, такое любящее, каких я больше не встречала. Господь утешал.
Я помню свет, в который ушла мама. Господь утешил меня и дал силы, когда сил уже не оставалось. Мне показали место, где ты будешь, и я успокоилась.
Радуга на все небо.
Я стала слушать какую-то музыку, прошлась по набережной. И с этой благодатью ты ушла, мамочка.
Мне осталась пачка твоих писем, краски, память о том, что ты всегда шла вперед.
Я осталась одна, мама. Но я не одна.
Человек- самое совершенное оружие. Если с ним Господь... А завтра снова в бой ...
Музыка в окне. Циолковский. Мы рождены крылатыми. Только человек может взлететь. Человек - это всемогущество, мы Его продолжение на Земле. Он все задумал прежде нас.
Я ничего больше не боюсь. Я боюсь оказаться недостойной твоей смерти.
Реальна только святость.