Дядя Ваня сидит на полу, вытянув ноги, стараясь не шевелиться. На ногах у него спит кошка. Половина пятого утра. Лампочка под потолком устала. Дядя Ваня тоже не молодой, до зари держаться. Но приходится терпеть. Малейшая попытка хотя бы переменить положение, подвинуть затекшие ноги - и спящая выпускает недовольные когти, что-то бормочет по адресу непоседы...
Дядя Ваня вздыхает неслышно - и остаётся сидеть, как наказанный. На нём голубенькая рубашка в горошек. Старенькие спортивки. Тапочки на босу ногу. У себя дома - чего наряжаться.
- Эх, ты, кошка, - по-дружески говорит он ей. - Вот, что ты, кошка, себе думаешь? Распоселась - и хоть бы что... Шла бы спать на окошко.
Дядя Ваня вздыхает. Ему немало лет, а сколько, он забыл. Дети взрослые уже, если нужно будет, вспомнят.
- Думал ли, что буду с тобой рассвет встречать. Никогда не думал о таком.
Дядя Ваня источает тонкий запах старости: умирающая кожа и сухие волосы. Голубые глаза столько повидали, такого нагляделись, что стали почти бесцветными, как вода в пластиковой бутылке.
Большой девятиэтажный домина спит, ловит последние сладкие минуты перед командой "подъём". А скоро повезёт свой мусор мусорщик, стуча колёсами железного ящика по асфальтовым выбитым рёбрам. Зашумит лифт. Загудят под окном машины.
Жена дяди Вани, с которой он прожил тридцать лет, умерла. Её сбила машина, прямо за углом дома. Вышла, как всегда, в магазин за продуктами, и угодила под колёса. Потом говорили, полицейский пьяный.
Дядя Ваня пил чай, когда прибежали мальчишки:
- Тетю Валю машина сбила!
Вскочил, опрокинул чашку с кипятком себе на спортивки, но даже не заметил... Так, в мокрых, как был - тапки, майка - побежал по лестнице... Но уже летел-торопился навстречу добрый ангел с кувалдой в руке. "Дядя Ваня бежал, бежал, потом упал, и всё".
В падении разбил затылок. Пришёл в сознание только на третий день. Так вышло, что он не увидел её мёртвой. Не увидел, как хоронили. Лежал на больничной койке, глаза в потолок, руки бесконечно обирают одеяло. Знающие люди сказали: не жилец. Но дядя Ваня выжил. Только долго болел. Пришли суровые парни, два сына дяди Вани. Старший и младший.
- Отец, собирайся домой.
Дядя Ваня встретил молодцов улыбкой:
- Ребята, вы чьи будете?
Старший оглянулся на сестру. Та пожимает плечами - ну, да...
Вернулись домой - а там кошка. Сразу - прыг на колени.
- А это что за кошка, вроде не было у нас такой? - присмотрелся к ней дядя Ваня.
Стали жить. Дядя Ваня больше в комнате. Выходит только покушать, да по нужде. Кошка следом, как пришитая. Он начитывает ей:
- Дай ты мне пожить спокойно! Что ты всё за мной ходишь?
Милосердный ангел убрал ненужную память, да переборщил. Выйдет дядя Ваня на кухню:
- А что, обедать не будем сегодня?
- Ты же обедал, - говорят ему.
- Когда?
- Час назад.
- А что-то я проголодался...
И кошка за ногами. Тоже проголодалась. Дядя Ваня сам кормил её, сам убирал за ней. Воспитывал:
- Ты, когда спрыгиваешь, не толкайся! А то, когти у тебя!
После ужина сядут, кошка на коленях. Дядя Ваня рассказывает кошке свою жизнь, какой она ему вспомнится. Сегодня так вспомнится, завтра по-другому. Философ Лосев говорил: миф - это реальность. А что же тогда реальность?
Жену дядя Ваня забыл. Напрочь. Если в разговоре по неосторожности вспомнят жену, дядя Ваня обязательно скажет:
- Вот хорошо, что не женился! Одна обуза с ними!
- А ты ведь был парень видный, да, папа?
Дядя Ваня смеётся, сухие волосёнки ерошит рукой:
- Первый парень по деревне, а в деревне один дом!
Так он жил ещё года три. Потом дядя Ваня умер. Снесли на кладбище. Так получилось, что я был на ту пору в отъезде. Вернулся и узнал, что нет дяди Вани. Зашёл к ним, узнать - где похоронили, да как отыскать...
- Седьмое кладбище, а участок десятый, - сказал мне старший сын. - Там увидите, дядя Андрей. Памятника ещё нет, а свежая земля. Найдёте легко. Там у самого леса.
- Помянуть бы, ребята?
Парни переглянулись. Они и раньше были себе на уме, старший особенно. А тут и вовсе - высокомерие на лицах. Это бывает. Когда горе у людей, они прячутся.
- А то на похоронах не был, и поминки пропустил.
Старший достал из холодильника почти полную бутылку. Налил. Положил на тарелку хлеба нарезанного, колбасы.
- А сами?
- Мы не пьём. Водка ещё с поминок осталась.
Я выпил в одиночку. Как-то не по людски.
- Мы уедем после сорокового дня, - сказал старший. - Вы посмотрите за могилой? Мы денег оставим.
- Дэ-эн-эр, Эл-эн-эр?
Переглянулись...
- Новороссия.
- А квартира?
- Квартиру продаём.
- А кошка?
- Не было кошки.
- Не было, - подтвердил младший. - Не было, дядя Андрей!
Эх, философ Лосев, думаю почти матерно, спускаясь по лестнице. Придумал ты что-то, совсем несообразное.
На другой день съездил, проведал дядю Ваню. Оттого ли, что пока ни памятника, ни оградки, одна только куча песка и на ней венки, или оттого, что выпил я опять, показалось мне всё это каким-то ненастоящим, невзаправдашним. Будь я трезвый, не заплакал бы. А я заплакал:
- Эх, дядя Ваня, как же так...
Слышу, за спиной в отдалении будто раугает кто-то. Мяукает, значит. Ну, я уже знаю, кто...
Вышла из-за леса, по небу. Спустилась мягко. Я руку-то протянул - чешу ей животик... Она "ры", да "ры". Потом потянулась, зевнула, встопорщив усы - и пошла куда-то на восток, под солнце. Не разглядел я, куда.
Бывает, толкнёт под сердце. Будто поговорить хотят оттуда. А я не могу вспомнить, узнать. Может, и хорошо это, что - не могу?
21 сентября 2015 г.