Глава 94. По старой памяти
– Кир! Задержись… – негромко окликнул Бергера Николай Николаевич после урока истории.
Кирилл сложил вещи в сумку и остался на месте – он снова сидел за первой партой, так что даже ходить никуда было не надо.
– Ну, как жизнь? – улыбнулся Аверин после того как заполнил журнал и отдал его томящейся возле учительского стола старосте.
– Прекрасно! – с чувством выпалил Бергер. – У меня такое ощущение, как будто меня из тюрьмы выпустили! Я даже не замечал, что всё последнее время испытывал такой жуткий прессинг. Теперь я чувствую себя невидимкой…
– Значит, не жалеешь?
– Нисколько! Поверьте, это был тупик! Абсолютный! Он меня не слышит! Не хочет слышать! Совсем!..
– Верю, верю! – засмеялся Николай Николаевич, счастливо блеснув глазами. – Приятно видеть тебя прежним… Я принёс книги, которые ты просил, – спохватился он, вынимая из-под стола объёмистый пакет. – Дотащишь?
– Я когда-нибудь жаловался?! – шутливо возмутился Кирилл, забирая книги. – Это Шойфет с чего-то решил, что я – то ли Дюймовочка, то ли Снегурочка… – И тут же нахмурился озабоченно. – Николай Николаевич, у нас регент заболел. И вообще грозился уйти. У Вас нет никого на примете? Хотя бы временно…
– Боюсь, что нет, – сочувственно покачал головой Аверин.
– А… если я Андрея Константиновича попрошу? Как Вы думаете?
– Руднева? – опешил учитель. – Ну-у, попытайся… – Он взял со стола мобильник и нашёл нужный номер. – Андрей Константинович, это Аверин. Добрый день. Вы не могли бы уделить минутку внимания Кириллу? У него есть к Вам просьба… Держи, – шепнул он, протягивая телефон Бергеру.
– Здравствуйте, Андрей Константинович, – робко начал Кирилл. – Вы только сразу не отказывайтесь…
***
– Ваш регент был фанатом Бортнянского? – с иронией поинтересовался Андрей Константинович, роясь в нотах, которые принёс ему Кирилл. Полированная поверхность фортепьяно отразила два склонённых над бумагами профиля.
– Это типичный репертуар для церковного хора, – пожал плечами Бергер. – Без изысков. Люди привыкают к определённому звучанию – это их успокаивает…
– Не надо делать из людей идиотов, Кирилл Александрович. Если музыка по-настоящему талантлива – она цепляет любого, даже того, кто не может отличить Шнитке от Шаинского…
Разговор происходил в небольшой комнатке при храме, выделенной для репетиций церковного хора. Кроме рыжего полированного пианино, там находился ещё длинный офисный стол со стульями и старенький довоенный шифоньер, в котором хранились ноты, электрический чайник и дюжина разномастных чашек, густо покрытых коричневым чайным налётом. Андрей Константинович в идеально подогнанном по фигуре костюме, с золотыми запонками на вызывающе новеньких хрустких манжетах и с модельной стрижкой на гламурно блестящих шёлковых чёрных волосах, смотрелся в этом убогом интерьере, мягко говоря, неуместно. Хотя он постарался одеться сегодня по-возможности скромно. По этой причине он был без галстука, на нём был самый простой – даже без жилета! – костюм и пальцы его украшали всего-то навсего два неброских перстня.
– Андрей Константинович, – вздохнул Бергер. – Я всё понимаю. Но, к сожалению, Вам придётся работать с тем, что есть. До ближайшей службы два дня. Никто не придёт на спевку раньше субботы. За пару часов до Всенощной – это в лучшем случае! Я Вас умоляю – будьте реалистом!
– Не паникуй, золотце, – усмехнулся Руднев. – Я всегда трезво оцениваю ситуацию. И не собираюсь рубить с плеча. Разумеется, я должен сначала оценить ваше обычное звучание. Ну-ка, попробуем вот это, – он выудил из кипы нот «Херувимскую» и сел за фортепьяно.
За инструментом Андрей Константинович смотрелся очень органично – отрицать этот факт было невозможно. Внимательно глядя в ноты, он проиграл всё песнопение от начала до конца, а потом поманил к себе Кирилла.
– Садись, – кивнул он на стоящий рядом стул. – Попробуем исполнить: ты первым голосом, я – вторым. Альт и бас я сыграю. Но сначала ты один…
Кирилл послушно устроился рядом, сложил руки на коленях и по сигналу Руднева принялся старательно выводить знакомую мелодию. Он даже глаза закрыл в какой-то момент, поэтому едва не упал со стула, когда господин адвокат со злостью шарахнул по клавишам:
– Ну, неужели ты не слышишь, что врёшь?! Вот здесь… – он повторил последний музыкальный фрагмент. – Эти полтона – это же как ножом по стеклу! Только не говори, что ничего не заметил!!! Иначе я решу, что тебе медведь на ухо наступил!!!
– Извините, – широко распахнув невинные голубые глаза, потерянно прошептал Кирилл. – Наверное, для меня это слишком высоко…
Руднев немного смягчился и вздохнул:
– Давай попробуем вместе.
У Андрея Константиновича оказался удивительно приятный голос – чистый, лёгкий, текучий. В сочетании со звучным и немного резковатым голосом Кирилла (Руднев сразу окрестил его про себя «пионерским») получился почти идеальный дуэт.
Бергер, вытянувшись на стуле в струнку, теперь не сводил с господина адвоката преданного взгляда и не мог не заметить, как Андрей Константинович пару раз поморщился, но прерываться почему-то не стал.
– Всё понятно, – обречённо констатировал он. – Ты, правда, не слышишь.
– У Вас абсолютный слух? – робко спросил Кирилл. – Представляю, как Вам непросто…
– Спасибо за сочувствие, – криво усмехнулся Руднев. – И сколько у вас таких… одарённых?
– Я думаю, большинство, – уклончиво ответил Кирилл.
– Ясно. – Андрей Константинович низко опустил голову, словно в знак своей покорности злой судьбе. Но уже через секунду резко выпрямился и прищурился угрожающе. – Или я сделаю из вас людей, или нам придётся расстаться. Ферштейн, Кирилл Александрович? – Бергер испуганно сглотнул и торопливо закивал. – Ну, тогда устроим генеральный прогон, – ещё более зловеще усмехнулся господин адвокат. – Я, как ты понимаешь, в богослужебных тонкостях не разбираюсь – ты уж постарайся подоходчивей всё объяснить. Особенно в той части, которая касается изменяемых элементов службы. И не бойся так – я буду кротким, как ягнёнок, – сладко пропел он, заметив, как заранее напрягся Кирилл. – А то у меня самого чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда ты перепугался. Нельзя же быть таким нежным! Или общение с Роман Аркадьичем ничему тебя не научило?..