Ни одна из них не заслуживала моего внимания. Их было слишком много - одинаковых, незапоминающихся, с широкими дежурными улыбками, в разноцветных купальниках, донельзя открывающих приятные и не совсем телеса, всегда радостных, довольных полным отсутствием забот и какой бы то ни было мыслительной деятельности.
Это была та монотонно-пестрая часть моря, которую я не люблю. Я редко смотрю туда, это, кажется, у людей называется пляжем. Я люблю другое море – живое, всегда разное, характерное, думающее, прекрасное в своем разнообразии оттенков и настроений, в своей неукротимой воле, в своем величавом спокойствии, в своей непередаваемой нежности.
Я большой резиновый красный бакен. Цепь с якорем не дает уплыть мне далеко, но я могу качаться на волнах в штормовую погоду, могу всегда любоваться морем, игрой оттенков его цвета, следить за косяками рыб, за прибиваемыми волной медузами, за кораблями, которые иногда появляются далеко на горизонте. Это моя стихия, моя жизнь, и хоть я и привязан ко дну, я свободен в своей привязанности, в своем всегдашнем постоянстве, в своем бесконечном наслаждении, в своей любви к морю.
Некоторые безумные человечки, разгоряченные палящим солнцем и собственными неуемными амбициями, обязательно хотят доплыть до меня. Мне смешно - какой в этом прок? Что этим можно доказать самому себе? Я всегда лукавлю с ними, стараясь отплыть чуть в сторону. Многие, не доплыв, сразу поворачивают обратно. Не пойму – что это для них? Личный рекорд? Самоутверждение? Один усатый качок всегда больно бьет меня в бок, я стараюсь в ответ толкнуть его, но он тут же поворачивается и плывет к берегу.
Тщеславные мамаши поучают своих чад: «Следи за дыханием! Плавно входи головой в воду! Меньше брызг!» Некоторые пенсионеры просто проплывают мимо, сплетничая и не обращая на меня никакого внимания.
Смешно, в самом деле! Женщины бальзаковского возраста, зная наверняка, что я увернусь от них, наловчились хватать меня за причинное место – так я называю кольцо, которое соединяет меня с якорной цепью. Понимают, что только так и можно меня удержать. Но ведь ненадолго! Надоедает, в первую очередь, им самим. Разве можно удержать кого-то, держась за подсознательное, за природные инстинкты?
Ее я заметил не сразу. Что разглядишь в воде? Чуть более, чем у остальных, покатые плечи. Да всегда кокетливая шляпка, защищающая от солнца и позволяющая любоваться цветом морской волны. Видно было, что пловчиха она не сильная и ей нужен отдых. «Сейчас и эта схватит, как все, чтоб я какое-то время не убежал», - подумал я. Но она и не пыталась привязать меня к себе, лишь широко расставила руки и крепко обняла. Такого я не ожидал, такого не было никогда. Не составило особого труда вырваться из ее объятий, я отскочил далеко в сторону, заставив ее искать равновесие в воде.
Она уже и сама поняла, что силой меня не удержать. Теперь она подплывала осторожно и, не нарушая спокойствия воды, нежно обнимала меня, едва прикасаясь. Иногда она прижималась ко мне щекой. Я замирал от счастья. Отдохнув, она плыла обратно.
Так было три дня. Это был необыкновенный,нежнейший роман, который я не забуду до конца своих дней.
Потом четыре дня на море был сильнейший шторм. Казалось, я обезумел вместе с неистовствующим морем. Я потерял смысл жизни. Море, столь величественное, прекрасное раньше даже в бурю, теперь не радовало, а лишь терзало меня, то высоко подбрасывая, будто никчемную игрушку в руках великана, то погружая в самую пучину, окатывая бесконечностью безысходных солено-горьких слез. Я потерял всякую надежду. Что могу я, прикованный цепью обстоятельств, против разбушевавшейся стихии жизни? Только смириться, ждать, молиться. И еще помнить.
На пятый день, когда море, устав от своей необъяснимой ярости, едва затихло и солнечные лучи еще лишь пробивались сквозь закрывающие их горы, я увидел ее, плывущую ко мне. Сердце мое возликовало! Да-да, не смейтесь, и у резинового бакена, прикованного к морскому дну, бывает сердце! Не каждый только может его увидеть. Да это и необязательно – видеть, главное – почувствовать. А может, даже понять. Или полюбить! Но это уж совсем смело и из области фантастики.
Она, моя любовь, теперь, я знал это точно, подплыла, отмахнулась рукой от двух бестолковых, киселеобразных медуз, не успевших убраться после шторма, обняла меня нежно-нежно, крепко, однако, держа меня и прижавшись ко мне всем телом. Но мне уже не хотелось ни кокетничать, ни отскакивать. Все еще держа меня в своих объятиях, она прошептала: «Жди меня завтра и всегда». И поплыла к берегу, не оборачиваясь.
Что я мог сказать? Я – резиновый красный бакен? Даже имеющие сердце, бакены не умеют разговаривать. Я только кивал ей вслед головой, рвался что было сил с удерживающего меня якоря и незаметно смывал морской водой то ли слезы, то ли капли вчерашнего шторма.
Где ты сейчас, любовь моя? Я помню твою нежность, мое нежелание увернуться, как от других, помню прикосновение твоих рук, твоей щеки, помню твой шепот: «Жди меня завтра и всегда».
Я свободен. Я наслаждаюсь морем. Я любуюсь им в любую погоду, находя в его красках все новые оттенки. Замечаю я, конечно, и пляжных человечков, домогающихся меня и раскачивающихся на моей цепи. Но люблю и помню я только тебя, как ты и просила, моя единственная, моя родная, надежда моя и мое открытие: «Жди меня завтра и всегда». Я и жду. Сегодня, завтра и всегда.