1
Большой огненный шар, целый день висевший
над головой и теперь разросшийся до огромных
размеров, спустился с неба и сел на высокую
гору. С ее вершины, в обычное время слепящей
своей белизной, потекли реки крови. Ему
казалось, что это круглое красное чудовище
вонзило свои клыки в тело горы, и она
истекает кровью. Однако это не нарушило его
душевного покоя. Он хорошо знал, что завтра
на рассвете снова увидит гору, как всегда
неприступную и равнодушную к земной суете.
Так повторялось изо дня в день, всю его
жизнь.
Рядом с ним лежала Матильда - его подруга.
Это была самая красивая и самая быстрая
львица в их стае. Положив переднюю лапу ей на
шею, он любовался ее длинным, гибким телом,
ее сильными задними лапами. Она единственная
в стае могла догнать быстроногую антилопу.
Если бы он был человеком, то, наверное,
сказал бы ей: "Я люблю тебя, Матильда!" Но из
его пасти вырвался только рык, переполошивший
птиц в соседней пальмовой роще. Матильда, как
бы читая его мысли, приподняла голову,
изогнула шею и лизнула его в черный нос. Он
умиротворенно закрыл глаза и заснул с мыслью
о завтрашней охоте.
Ему снилась еда. Он вспомнил последнюю
трапезу. Матильда и еще одна львица из их
стаи напали на зебру, отбившуюся от стада.
Когда он не спеша приблизился к ним,
полосатая лошадь уже билась в последних
конвульсиях. Сгустились сумерки. Пришли
шакалы и сели поотдаль. Он видел в темноте
желтые огоньки их глаз. Слетелись большие
черные птицы с крючковатыми клювами. Но никто
не смел приближаться ко львам - все ждали,
когда они кончат трапезу. "Как хорошо, что я
лев, а не какая-нибудь обезьяна," - с
гордостью думал он про себя. Лев, потянувшись
всем телом, зевнул и счатливый глубоко
заснул.
Он проснулся рано - только начинало
светать, но Матильды уже не было рядом. Она
притаившись лежала в высокой траве и
наблюдала за газелями, которые мирно паслись
на склоне холма. Резко вскочив на ноги,
львица в три прыжка оказалась между ними.
Газели в панике метнулись кто куда. Одна из
них стремглав понеслась в сторону пальмовой
рощи. Матильда, распластавшись низко над
землей, мчалась следом. Быстрой трусцой лев
поспешил за ними. На опушке она настигла свою
жертву, но газель не сдавалась. Лев вовремя
подоспел на помощь своей подруге, и их
челюсти одновременно сомкнулись на горле
несчастного животного. В этот момент он
почувствовал, что несвободен в своих
движениях. Что-то словно крепкой паутиной
опутало его. Он оглянулся: Матильда,
опрокинувшись на спину, изо всех сил
старалась освободиться от сети из толстых
веревок, все больше запутываясь в ней. Он
увидел чернокожих двуногих обезьян, бегущих к
ним. Они размахивали палками и что-то громко
кричали. В следующее мгновение лев
почувствовал удар по голове, в глазах у него
потемнело, и он провалился в черную бездну...
Он очнулся в темноте. То ли в голове у
него, то ли снаружи что-то монотонно жужжало
и свистело. Было адски холодно, даже челюсти
свело от холода. Лев принюхался и по запаху
догадался, что где-то поблизости была его
подруга. Обычно от его рыка у обитателей
саванны кровь стыла в жилах. Теперь же его
никто не услышал. Он сделал шаг вперед, но
уперся в толстые холодные прутья. Шаг назад -
то же; шаг влево, вправо... Везде на его пути
вставала непреодолимая преграда. От
безысходности лев лег на пол и завыл во весь
голос.
Он не знал, долго ли это продолжалось или
нет, ну вот, наконец, жужжание прекратилось,
кто-то снаружи открыл люк, и узкий луч света
прорезал темноту. Он почувствовал, что плывет
в сторону. От ужаса лев закрыл глаза и решил,
что сейчас придет его смерть. Лев долго ждал
ее прихода, но она, видно, потеряла дорогу, и
он осторожно приоткрыл левый глаз. То, что он
увидел, было хуже ада: мимо него проплывали
огромные коробки с сотней светящихся пустых
глазниц; раздавались гул, свист и дикий вой.
Повсюду сновали двуногие обезьяны. Взад и
вперед. Взад и вперед. Будь он человеком,
его, наверное, хватил бы удар. Но, к счастью,
он был львом. Наконец, движение прекратилось,
и его клетка оказалась возле двух других. В
одной из них он увидел Матильду, и львиное
сердце учащенно забилось от счастья; а в
другой клетке сидел его заклятый враг, лев из
вражеской стаи по имени Тиракл. В нашем герое
вновь проснулось уже забытое чувство
ненависти к нему.
2
Месье Голифье, хозяин небольшого бродячего
цирка и одновременно укротитель хищных
зверей, мрачный сидел в тесной каморке,
заменявшей ему кабинет. С фотографии на столе
на него смотрел молодой Голифье - жгучий
брюнет с лихо закрученными усами. Публика
замирала, когда он в позолоченном камзоле
входил в клетку со львами и тиграми. Звери,
невольно вздрагивая от каждого удара хлыста,
беспрекословно выполняли все, что им положено
было делать. А положено им было многое: они
то вставали на задние лапы и кивали публике
головой, то прыгали через горящий обруч, то
позволяли дрессировщику ездить на себе
верхом. Когда же он под занавес вкладывал
голову в пасть льва, цирк буквально
взрывался. Дети радостно хлопали в ладоши и,
подражая взрослым, кричали: "Браво! Биссс!"
Женщины? Женщины от восторга просто рыдали.
Одним словом, он был любимцем публики и
дамским баловнем...
Месье Голифье и теперь следил за своей
внешностью: по утрам, стоя перед зеркалом, он
тщательно расчесывал пышные бакенбарды,
горячими щипцами подкручивал концы длинных
усов. И несмотря на то, что волосы на голове
уже поседели и порядком поредели, он был еще,
как говорится, мужчина хоть куда. Но после
вчерашнего пышного застолья и обильного
возлияния в гостях у мадам Браун внутри у
него творилось черт знает что. В висках
ломило, тошнота подступала к горлу, а на душе
было также пасмурно, как и за окном. Ему бы
водочкой опохмелиться да огурчиком соленым
закусить, а он нажрался как свинья.
Сначала он съел артишоки в винном соусе.
Потом велел принести баранью грудинку,
обжаренную в сухарях, и бутылку бордо. Затем
ему подали вареную осетрину под белым соусом.
"На посошок" он выпил бокал легкого рислинга.
Теперь в животе у него бурлило и ходило все
верх дном, как лава в последний день Помпеи.
Его пучило и донимала изжога. Вот в таком
плачевном состоянии и застал Голифье молодой
клоун, мистер Серж.
- Шеф, а там львов привезли, - просунул в
дверь голову клоун.
- Каких еще львов? - посмотрел на него
мутными глазами укротитель.
- Известно каких, африканских.
Он уже хотел было послать юное клоунское
дарование к чертям собачьим, но новая отрыжка
помешала ему. Его мозги чуть просветлели, и
он вспомнил, что действительно еще полгода
тому назад заказывал львов. Как он мог
забыть? Один зверь умер от старости; другой,
сожрав что-то непотребное, на следующий день
окалел. Так что надо было пополнять труппу.
- Сейчас иду, - сказал Голифье, стараясь
натянуть на себя пиджак. - Куда это рукав
только делся?
- Разрешите, я вам помогу, - отозвался
мистер Серж. - Вы по рассеянности правой
рукой в левый рукав попали.
Он помог своему шефу одеться и,
поддерживая его под руку, вывел наружу. Уже
стемнело. Холодный, порывистый ветер пригибал
ветви голых деревьев. Пока они добрались до
клеток с животными, голова Голифье немного
проветрилась, он освободился от рук своего
спутника и стоял один на один против каждого
из львов. Он хотел заглянуть каждому из них в
глаза. (Таково было его правило, выработанное
годами.) Он встретился глазами с первым из
них, Тираклом. Тот не выдержал его тяжелого
взгляда и отвернулся.
"Ты у меня будешь как шелковый", - подумал
про него укротитель.
Матильда не захотела с ним знакомиться.
Она лежала, притворившись спящей. Тогда он
подошел к третьей клетке, в которой сидел
герой нашего рассказа. Лев посмотрел на него
и, презрительно фыркнув, повернулся задом: он
не мог терпеть запах спиртного.
- Да-а-а, с тобой мне придется повозиться,
- вполголоса произнес дрессировщик.
В это время к нему подбежал смотритель.
Вид у него был озадаченный.
- Как нам быть? У нас только две свободные
клетки, а зверей - три штуки.
- Этого отдельно, - указал он на третьего
льва, - а тех двух вместе.
3
Месье Голифье умел ждать. Он не торопил
события, долгое время не появлялся у клеток
со львами. Он как бы самоустранился, дав
животным возможность акклиматизироваться. Он
надеялся, что со временем они привыкнут к
своим новым условиям, успокоятся, и тогда
можно будет начать с ними работать. Так
бывало уже не раз в его жизни. "Не они первые
и не они последние", - думал он.
Но как лев мог успокоиться, а тем более
привыкнуть, если стоило ему только открыть
глаза, как он видел любимую Матильду в клетке
со своим врагом. В первые дни он метался,
грыз толстые прутья, рычал так, что дрожали
стекла в соседних домах. Три дня он не
притрагивался к пище. Если бы львы могли
плакать, сколько слез пролил бы он. Кто
только знает? Но львы не умеют плакать. Зато
его сердце обливалось слезами. Лев вспоминал,
как они вместе с Матильдой охотились на
антилоп, как ходили к подножию высокой горы
на водопой и пили ледяную воду из горного
ручья. Матильда задирала голову вверх, как бы
говоря ему: "Посмотри как красиво". Он
поднимал глаза и видел сверкающую на солнце
белизну горной вершины и пронзительно голубое
небо.
Лев встряхивал косматой гривой;
воспоминания исчезали, и на их место
возвращалась реальная действительность.
Тиракл пытался соблазнить Матильду: то
положит ей лапу на шею (как делал когда-то
сам лев), то лизнет ее в морду. Матильда
рычала на него и забивалась в дальний угол
клетки. Тогда Тиракл решил действовать иначе.
Когда смотритель приносил им еду, он сжирал
не только свою порцию мяса, но и Матильдину.
Она уже несколько дней ничего не ела. Как
говорится, голод - не тетка. Матильда не
выдержала и в конце концов сдалась. Лев все
это видел. Он затаил в себе злобу. Лев
поклялся отомстить за поруганную честь своей
возлюбленной. Вы вправе спросить: "Кому?
Тираклу?" С ним он еще успеет свести счеты,
но потом, - думал про себя лев. Главным
виновником своих несчастий он считал ту
двуногую обезьяну, что разлучила его с
Матильдой. Он ждал своего часа.
4
Шло время. Голифье все чаще приходил к
клеткам со львами, а придя, говорил: "Ну что
дармоеды, зажрались? Пора, пора на работу." И
работа началась. Зверей по одному выгоняли на
манеж, и укротитель, вооружившись длинным
хлыстом с вплетенным на его конце свинцовым
шариком величиной с грецкий орех и
револьвером, входил в клетку. Из своего
многолетнего опыта Голифье хорошо знал, что у
каждого зверя точно также как у человека свой
характер и, чтобы узнать его, с каждым из них
надо работать индивидуально. Он видел, какими
злыми глазами смотрит на него лев, как
угрожающе блестят в свете юпитеров его клыки,
и ни на секунду не расслаблялся, не
поворачивался к нему спиной, а все время
смотрел ему прямо в глаза. Лев принял вызов и
не отводил взгляда.
Это оказалось на редкость умное животное.
Он быстро догадывался, что от него хотят. К
тому же дрессировщик не скупился и щедро
вознаграждал его.
Тиракл же был глуп, как сивый мерин. Он не
понимал, что от него хочет укротитель, а
только ждал, когда тот бросит ему кусок мяса.
Это доводило бедного Голифье до белого
каленья.
- Пойми же, наконец, глупая скотина, - в
иступлении кричал он, - что сначала надо
поднять левую лапу, а потом правую, а не обе
сразу.
Тиракл смотрел на него не мигая, и в его
взгляде можно было прочитать: "Когда же ты от
меня отстанешь, старая обезьяна".
Голифье снисходительно, мы бы даже
сказали, с пониженными требованиями относился
к женскому полу, не делая различия между
людьми и животными. Поэтому он не очень
докучал Матильде, и требования к ней были
самые простые: встать на задние лапы,
отбросить мяч, поклониться публике.
Репетиции шли несколько месяцев.
Приближалась премьера. Задолго до нее по
всему городу были расклеены афиши, с которых
на фоне огромной львиной пасти с оскаленными
зубами лучезарно улыбался месье Голифье. В
день премьеры люди пришли пораньше, чтобы
занять лучшие места. Публика в нетерпении
шумела. Ну вот заиграли туш, прожектора
заметались по головам зрителей и замерли,
образовав один яркий круг. Из темноты в него
вошел укротитель в переливающемся серебром
фраке и в таком же цилиндре. Раздались
громкие аплодисменты. Эффектным движением
левой руки он отбросил цилиндр в сторону.
Представление началось.
Выпустили зверей. Львы расположились по
бокам, а в центре место заняли три
бенгальских тигра. Тут лев - герой нашего
повествования - заметил, что эта двуногая
обезьяна в блестящем одеянии повернулась
спиной, что раньше никогда не случалось. Он
понял, что пробил его час. Лев в два прыжка
очутился рядом и вцепился в своего врага
когтями, готовый перегрызть ему горло. В то
же мгновение послышался слабый щелчок, лев
словно мячик перелетел через всю арену,
ударился о решетку и мешком повалился набок.
К нему подскочила Матильда, посмотрела в его
полузакрытые глаза и лизнула в черный нос. Он
слышал ее горячее дыхание и хотел ей сказать:
"Я люблю тебя!" Но из его пасти вырвался
только слабый стон. Цирк охнул и замер. В это
время оркестр ударил бравурный марш, на арену
выбежали клоуны, а четверо смотрителей несли
на носилках безжизненное тело льва.
"Что же случилось?" - недоумевали все.
На следующее утро газета "Городские вести"
на первой полосе отвела целый "подвал" этому
происшествию. После хватающего за душу
живоописания несчастного случая можно было
прочитать: "Директор цирка "Арена", месье
Голифье, любезно согласился ответить на
вопросы нашего корреспондента Евсея
Вершиоглы. Приводим их разговор дословно.
В.: Господин директор, мне бы хотелось
узнать об этой ужасной трагедии, так сказать,
из первых рук. Что вы можете рассказать нашим
читателям?
Г.: Все мы, то есть я и мои артисты,
находимся в шоке. Для нас это большая утрата.
Ведь лев по кличке Грозный был наша надежда.
Это был прирожденный талант. Из Африки его
привезли диким и неукротимым зверем, но
благодаря моему ангельскому терпению, и любви
к животным, и гениальной системе дрессировки,
которую я создал, Грозный стал настоящим
артистом. Однако он не до конца изжил из себя
хищный инстинкт бросаться на людей. Я
чувствовал это и опасался за свою жизнь.
Знаете, в детстве я любил все изобретать,
что-то переделывать. Однажды я решил улучшить
работу часового механизма, после чего все
часы в нашем доме встали. Это я хорошо помню,
потому что мой отец выдрал меня после этого
как сидрову козу. Но убить во мне талант
изобретателя он не смог. Вот взгляните на
этот фрак, в котором я выхожу на арену. На
спине у него вшита металлическая сетка, от
которой идут два тонких длинных провода. Во
время выступления провода подсоединяются к
генератору тока под напряжением 2000 вольт.
Для меня это безопасно, потому что внутри
проложена хорошая изоляция. Но стоит зверю
дотронуться лапами до моей спины, он тут же
умрет.
Я решил испытать свое изобретение. Я
умышленно повернулся к зверям спиной, как бы
вызывая огонь на себя. Но вы это не пишите, а
то подумают, что я хвастаюсь.
И вот... трагический исход. (Месье Голифье
сокрушенно покачал головой. - прим. Е.В.)
В.: Разрешите выразить глубокое
соболезнование от имени наших читателей и
поблагодарить за ваш рассказ.