Громко хлопнула дверь. Петровна, стоя у плиты, невольно перекрестилась: неужто её Аннушка пришла? Ну нет, кажись, не она.
Петровна недавно переселилась из своего дома и никак не могла привыкнуть к постоянному шуму многоэтажки. А дом был большой, с просторной верандой, сплошь увитой розами. Вспомнила о доме и защемило сердце:
- А сад, сад-то какой! И на грядочках: тут тебе лучок, а тут петрушечка, тут и мята с мелиссой. Ох-хо-хо, и сколько же себя ругала за то, что поддалась на уговоры дочери продать дом; мол ты уже не справляешься сама, а мне дело своё надо открывать. Дом и продали. Ей, Петоровне, купили однокомнатную квартиру, рассудив, много ли места для одной надобно.
И дело – то дочка открыла своё, да что – то у неё там не заладилось, всё и сошло на нет. Теперь у Аннушки – ни дома, ни мужа. Муж был неплохой, да не стерпел её задержек с работы. И что это за бизнес такой нынче пошёл, что все вопросы в ресторанах решают? Оно – то, может, и красиво, дак ведь в ресторанах без выпивки не едят. Муж её и вытолкал. А к кому она пойдёт, как ни к матери? Молодая, красивая у неё дочка, ухажёров – хоть отбавляй. И опять же – в ресторан ведут. Вот частенько и возвращается домой навеселе с очередным кавалером. Понятно – дело молодое. А ей, матери, куда деваться? На кухне не усидишь – стесняешь их, к соседям не пойдёшь - не то, что вечером, а и днём: не прижилась с соседями из-за Аннушкиного характера. Уж больно крут, весь в отца, царство ему небесное.
Петровна тяжело вздохнула:
- Да разве мать враг своему ребёнку? Аннушке надо устраивать личную жизнь. Даст Бог – найдёт подходящего мужа, тогда и к ней подобреет. И чуть не вскрикнула, вспомнив, что утром, собираясь за молоком для дочки (та кашкой с молочком завтракает), вспешке перепутала ключи. Ключ застрял в замочной скважине. И как только не пыталась его вытащить: и вертела его во все стороны, и смазала маслом, а потом решила тихонечко молотком подсобить. Стукнула, а он – хрясь на пополам. Голова-то уже не варит! И чего-то всё сейчас такое хрупкое делают? Спасибо соседу: вытащил злополучный ключ, да вместе с замком. Теперь в двери – дырка. Как бы Аннушку углядеть, а то ведь шум поднимет, не дай тебе Господь. Вроде и пытаешься угодить, помочь по хозяйству, а всё не так выходит: то уронишь – разобьёшь, то прольёшь чего-то. Сказано: старость не в радость.
Петровна растеряно посмотрела на сломанный ключ, как бы что-то решая: и так, и эдак вертя обе его половинки в руках, да и положила опять в карман халата. От невесёлых мыслей заломило в груди. Петровна подошла к шкафчику, накапала капель – выпила, и, помедлив, ещё и таблетку проглотила. Затем выглянула в окно: вечерело, накрапывал дождь. Она опять перекрестилась, глядя на образок Богоматери, висевший здесь же в уголочке:
- Авось, поможет Пресвятая, куда ж в дождь-то пойдёшь, поди до полуночи в парке не погуляешь, пока Аннушка не угомонится с гостем.
Душераздирающий звонок в дверь заставил Петровну вздрогнуть. Трясущимися от страха руками, открывая дверь, она вкрадчиво тихим голоском стала объяснять дочери откуда взялась дырка в двери. Но дочь, пропуская провожающего в квартиру, грозно шикнула на неё:
- Как ты мне надоела! Что стоишь, разинув рот, давай скорее деньги за такси…
- Да где же тебе их возьму, доченька? Ты же вчерась сама последние из пенсии забрала, – только и пролепетала Петровна. Услышав отказ, дочь в бешенстве закричала, обвиняя её во всех грехах, требуя деньги. Петровна растерянно попятилась назад. И только теперь заметила: в дверях, набычившись, стоял здоровенный детина, весь опухший от водки. Стоял и ухмылялся. Дочь, брызжа слюной от злости, замахнулась и… Петровна вылетела из квартиры. Озираясь, чтоб не дай Бог не увидел никто из соседей, прижимая к груди разбитый локоть, с трудом поднялась и медленно побрела в сторону парка.
Набегавшие слёзы застилали глаза. Материнское сердце плакало. Нет, не от обиды на дочь, а её жалеючи: как же так не удалась жизнь у её кровинушки? А какой ласковой росла её Аннушка! А в каких нарядах ходила, поди, лучше всех подруг одета была. Всё старалась для неё, крошки своей, работая на двух работах. Сама ведь её поднимала: овдовела рано, да так и не решилась выйти снова замуж – разве же неродной отец ужалеет дитя? А умная какая Аннушка – два института не каждый осилит. И работа хорошая была… Петровна в раздумье остановилась:
- Нет, надо домой идти. Как там она, моя девочка? – И скорой походкой засеменила. Подходя к дому, в светящемся окне их квартиры увидела… пляшущие силуэты…
Ноги сами подкосились, и она опустилась на скамейку.
А утром Петровну на той же скамейке нашли бездыханной.
В руке она держала сломанный ключ.
Валле Дан