Через несколько дней Иван уже трясся в машине, ехавшей по зимнику, но мыслями ещё был в доме Веры.
«Без ведома начальника аэропорта улететь отсюда невозможно. А такого разрешения он ни за что не даст – тут всё под строгим контролем».
Этими словами Вера на корню зарубила его просьбу отправить самолётом.
- И что сделать ничего невозможно?
- Разве что договориться с экипажем и посадить тебя зайцем.
- Давай хоть зайцем, мне без разницы. Лишь бы улететь.
- Тебе-то всё равно, я пониманию, зато мне не всё равно – бесполезно рисковать я не хочу. Прежде чем на что-то решаться, надо всё хорошо просчитать. Есть тут у меня один знакомый командир – мужик что надо.
- Один из тех, кто замуж предлагает? – съязвил Иван.
- Это неважно. Может, и один из тех, главное в другом: в последнее время он куда-то исчез, и я, к своему стыду, даже не знаю, что с ним случилось. Может, летает по другому маршруту, а, может, сняли за что-то. В наше время всё возможно - за год у нас много лётчиков поменялось. После войны, знаешь, добавились военные самолёты и с ними пришли новые экипажи. То есть, в пилотах сейчас нет проблем.
- А если мне улететь с каким-нибудь другим экипажем. На нём же не сошёлся свет клином.
- Сошёлся. Уваров надёжный человек, я за него ручаюсь, а за других поручиться не могу. Вдруг возьмут и заложат, тогда всем нам конец. Я тут останусь навеки, да и ты никуда уже не выедешь. Но ты не огорчайся, ещё не всё потеряно. Завтра я попробую что-нибудь узнать про Уварова, тогда и определимся.
Оказалось, что Вериного знакомого перевели в какой-то центральный аэропорт, поэтому вопрос о полёте самолётом отпал сам собой.
«К счастью, подвернулась ещё эта колонна, - посмотрев в зарешёченное окошко, подумал Иван. – А то хоть пешком беги отсюда, никто тебе не поможет. Молодец Вера, всё-таки пристроила».
Колонна из пяти машин вышла из поселка Тас-Хая, расположенного недалеко от аэропорта. Там заключённые добывали оловянную руду, которую теперь везли на какую-то обогатительную фабрику. Колонной командовал один из Вериных знакомых – капитан Щеглов, подтянутый моложавый военный с громким командным голосом и пронизывающим взглядом. Он сидел рядом с водителем, ехавшего впереди мощного трехосного Студебеккера. За ним по пятам плелись четыре полуторки. В кабине каждой сидели вооруженные охранники.
Предпоследней в этой колонне шла машина с утеплённой будкой, или, как о ней сказал водитель, «тепляк». В него и определили Ивана. Внутри тепляка стояла железная печка, труба от которой выходила в заднюю стенку будки. Прямо на полу были разложены матрасы, лежали дрова, личные вещи военных и стояли коробки с продуктами.
- Какие у тебя отношения с Верой? - на первой же остановке стал выяснять капитан.
От неожиданности у Ивана глаза полезли на лоб, тревожно застучало сердце, но он себя не выдал.
- Никакие. Я просто с ней работаю.
– Я этому не верю, ты врёшь, - зло сверкнул тот глазами. - Если бы надо было тебя срочно отправить, обратились бы к моему начальству, а не просили бы Веру. Ты явно её хахаль. Точно? Давай, пацан, колись, не то хуже будет.
Надо было что-то предпринимать, и в очередной раз Иван выбрал нападение.
- Да ты что, охренел что ли? - дёрнулся он на капитана. - У меня своя баба, не хуже Веры, да ещё совсем молодая. Я вижу, ты на Веру глаз положил и теперь за неё готов перестрелять всех.
Такого напора капитан не ожидал и, переступая с ноги на ногу, сделал шаг назад.
- Но, но, потише, ты. Стрелять я никого не собираюсь, а морду набью каждому, кого с ней увижу. И тебе сейчас бы врезал, чтобы другим было не повадно.
- Да ты что, не в своём уме? За что ты на меня окрысился?
- Я просто задницей чувствую, что ты с Веркой путаешься. – От злости капитан кипел, как самовар, но постепенно пожар стал затухать. – Ладно, на первый раз я тебя прощаю, но если увижу, что ты возле неё крутишься, тебе конец. Вот уж, … подвернулся ты на мою голову, - сгоряча он матюгнулся. - Из-за тебя я нарушил должностную инструкцию, а за это по головке не погладят. Даже не посмотрят, что я капитан, впаяют на полную катушку.
Чтобы снять все вопросы и избежать напрасной ревности, Ивану пришлось сочинить целую историю о красивой любви к молодой врачихе, только закончившей медицинский институт. Что-то он рассказал из своей жизни, что-то приврал. Неожиданно капитан даже проникся к нему расположением, в душе завидуя молодому человеку, едущему на свадьбу со своей невестой.
Как человек военный, привыкший к порядку и постоянно работающий с заключенными, от которых всегда можно было ждать подвоха, он попросил у Ивана паспорт.
- Так, значит, со мной едет Брукс Иван Петрович, - пролистав документ, сказал он деловым тоном. – Паспорт выдан в Ленинграде, там же ты был и прописан на учёбу, а теперь живешь в Верхоянске. Вроде всё совпадает. Закрыв паспорт, он сунул его в полевую сумку. – Пусть пока полежит у меня, так для всех будет спокойней. А, когда доберёмся до Большого Невера, я верну.
«Ну и влип же я! – пронеслось у Ивана в голове. - Теперь, если кинутся меня искать, то сообщат повсюду и снимут в первом же населённом пункте. Жека же предупреждал, чтобы я не ехал на машине, так нет же, не послушал. А на чём тогда? – будто ответил ему кто-то. - Легко сказать: «Лети самолётом». Ты ещё попади на этот самолёт! Кто бы мог подумать, что может такое случится. С виду вроде такой интеллигентный мужик, а замашки, как у эсесовца. Надо же, забрал мой паспорт! Теперь его надо как-то вернуть и сбежать при первой же возможности».
Зимник оказался наезженным, но машин не было. Только однажды навстречу попались две крытые полуторки, в которых везли заключенных. Они остановились на обочине и пропустили колонну Щеглова, растянувшуюся на прямом отрезке дороги.
Поздно вечером приехали в какой-то посёлок. Это оказался разведучасток экспедиции, о котором Иван слышал давно. Здесь, так же, как на месторождении Тас-Хая и в Верхоянске, стояла зона и работали заключённые. Возле ворот из колючей проволоки машины затормозили. У Ивана душа ушла в пятки.
«Ну всё, мне конец! Сюда уже позвонили, и сейчас он меня сдаст. Уж тут-то он на мне отыграется».
Их встретил дежурный офицер в белом полушубке, перетянутом портупеей. На ремне висела кобура с пистолетом. Отойдя в сторону, капитан о чём-то поговорил с ним. Иван напрягся, однако ни одного слова не услышал. А Щеглов, как ни в чём не бывало, дружелюбным тоном позвал его с собой.
- Водители и охрана будут ночевать в тёплом гараже, а мы пойдём в офицерскую казарму. Там нас покормят.
Казармой оказался такой же одноэтажный барак, как у заключённых. С той лишь разницей, что жили в нём охранники и их было намного меньше. После ужина капитан как-то обмяк и, как показалось Ивану, даже подобрел. Потянуло на разговоры.
- Я ведь не по своей воле попал в эти края, - сказал он, закуривая. - Приказали и вперёд - на Север. Вначале командовал взводом стрелков, а потом вот поднялся до заместителя начальника лагеря. Вся тяжесть освоения Севера лежит на нас. Без стрелков все зэки бы разбежались, а так глядишь, благодаря нашей отлаженной системе, все заключённые при деле. Мы конвоируем их на работу, охраняем лагерь, ловим беглецов. Всего не перечислишь, чем занимается охрана. Вначале я вроде тебя с сочувствием смотрел на зэков: такие они, мол, несчастные, не за что срок получили – и на Колыму. А потом, знаешь, насмотрелся на эти драки, убийства, низость человеческой души, когда из-за куска хлеба или незначительного послабления люди готовы продать родную мать, помотался по тайге из-за этих постоянных побегов и всё во мне, будто перевернулось.
Зэки, знаешь, любое распоряжение встречают так, чтобы его не исполнять. Напрягаются из последних сил, лишь бы увильнуть от работы. Хотя, если подумаешь, - это естественное действие раба. У подневольного человека труд вызывает только отвращение. Ведь он работает не для себя, а на благо других. Работает, чтобы ему дали гнилую похлёбку и кусок чёрствого хлеба. –
Дым от выкуренной папиросы сизым облаком повис над столом. У Ивана запершило в горле, а капитан, будто не замечая, курил не переставая. – Единственный недостаток – здесь не с кем поговорить. С зэками нельзя, со своими стрелками, знаешь, тоже лучше ни о чём не говорить, потому как, если с ними сживёшься, ты уже не командир.
«Вот поэтому его на сторону и потянуло, - подумал Иван про капитана. – Веру он, видите ли, нашёл! Вот…»
- Сейчас посмотришь, как живут наши люди, может, к нам пойдёшь, - не то серьёзно, не то с подковыркой сказал Щеглов, отодвигая консервную банку с окурками. – Вернёшься из отпуска, я тебя устрою в нашу зону. Нам платят очень неплохо. На материке ты столько не заработаешь. Правда, работа тяжёлая, да и что скрывать – очень опасная. Эти ублюдки идут на всё, лишь бы оказаться на свободе – с ними церемониться нельзя.
- А как надо?
- Я, например, даю им по полной просраться, чтобы запомнили на всю оставшуюся жизнь, как свободу любить. Если они, конечно, выйдут из лагеря, - добавил он, ухмыльнувшись. – Ни для кого не секрет - многие не выдерживают. А за жизнь все цепляются, но некоторые устают от неё, и вот таким надо помочь.
- Как помочь? - не понял парень.
- Очень просто: надо создать подходящие условия. Немного поможешь, и, смотришь, отмаявшись, эти ублюдки один за другим уходят в мир иной. Только тут надо знать меру, а то работать будет некому. Я понимаю, общаться с зэками не каждому по силам, но ради больших денег можно потерпеть этих нелюдей.
У Ивана мороз пробежал по коже.
«Вот, живодёр! Я отсюда бегу, чтобы меня не посадили, а он предлагает зэков охранять. Если я не заберу свой паспорт и не смотаюсь, то скоро меня самого будут также охранять и истязать, как этих несчастных».
- Ты подумай на эту тему, - продолжал капитан. - Зато после службы ты купишь себе домик где-нибудь в тихом месте и заживёшь со своей молодой женой. Не бойся, никто у тебя не спросит, как ты заработал деньги. По бумагам ты будешь таким же военным, как в армии.
Перед сном Щеглов плеснул из своей алюминиевой фляги чего-то в кружку и залпом выпил. По комнате разнесся запах спирта.
«Так он, оказывается, алкаш. Хоть бы предложил для приличия».
Полевую сумку капитан положил рядом с собой, под подушку спрятал пистолет. О том, чтобы вытащить свой паспорт, можно было забыть.