Глава 85. Благодарность
Романа стало не узнать. Безмерная благодарность переполняла его сердце. Теперь он практически не отлипал от Бергера: постоянно держал его за ручку, глядел влюблёнными глазами, беспокоился – не дует ли ему, не хочет ли он мороженого, не устал ли он…
Бергер просто светился от счастья. Поудобнее устраивая свою русоволосую голову у Романа на плече, он с блаженным вздохом и с неизменной скромностью отвечал, что нет, не дует, спасибо, не надо, а вот глаза прямо слипаются, руки-ноги отваливаются, и кто бы взял на ручки и понёс…
Безусловно, это выглядело вызывающе. Особенно в глазах одноклассников, которые стали хихикать и перешёптываться у них за спиной. Правда, продолжалось это недолго. Стоило слуху Романа уловить что-то насчёт «двух воркующих голубков», он пришёл в ярость и едва не убил шутника: первый удар в челюсть, второй под дых – бедняга не успевал даже защищаться. Схватив его за волосы, Роман в бешенстве прошипел в лицо уже растерявшему всё своё остроумие однокласснику, что размажет его мозги по стенке, если хоть раз услышит что-нибудь подобное. И подкрепил свои обещания ещё одним хорошо поставленным ударом в нос. И ещё, и ещё одним…
Все испуганно жались по углам, пока Роман с наслаждением и безумной яростью несчастного избивал, но под руку «случайно» попался Бергер. Мгновенно забыв про свою жертву, Роман кинулся проверять всё ли с ненаглядным Кирюшей в порядке, забрасывая его встревоженными восклицаниями вроде: здесь точно не болит?.. вдохни поглубже… голова не кружится?.. После этого случая общественность резко потеряла к их непривычно нежным отношениям всякий интерес, а от Романа одноклассники стали просто шарахаться. Видимо, в роли хладнокровного убийцы он выглядел очень убедительно…
На каратэ Роман, кстати, совсем перестал ходить, памятуя, что тренер явно связан с прежними криминальными делами Руднева. Даже встретились они с шефом в своё время благодаря именно этому человеку. Вместо каратэ Роман начал заниматься под руководством «китайца» Алексея традиционным ушу. Заодно контролировал, чтобы не слишком стремящийся к спортивным достижениям Бергер не пропускал тренировки.
В ифу серого цвета Бергер выглядел очень трогательно. Он старательно и сосредоточенно повторял вслед за Алексеем движения формы и, похоже, готов был делать это бесконечно. Но когда дело доходило до ударов, он не мог стукнуть даже грушу, не то что манекен.
Роман терпеливо уговаривал его представить на месте манекена кого-нибудь особо ненавистного, но это не срабатывало, пока однажды он не произнёс слово «опасность». Надёжно закреплённая в полу тяжеленная штуковина оторвалась и отлетела к противоположной стене зала. Причём без непосредственного контакта с кулаком Бергера – это Роман хорошо успел разглядеть.
– Лапа, я был неправ, – тактично кашлянул Роман и оставил свои попытки сделать из Бергера бойца. Если не считать безжалостного контроля с его стороны, когда нужно было отжиматься, бегать и качать пресс.
Занимался Алексей с ними индивидуально: зал всегда был пуст, когда они приходили на тренировку. После занятия они вместе шли к метро, и Бергер частенько так увлекался беседой, что не замечал ничего вокруг, заставляя Романа вспоминать своё недавнее прошлое и мрачнеть от слишком свежих переживаний.
Алексей занимался традиционной китайской медициной, акупунктурой, разбирался в травах, поэтому неизменно оказывался жертвой ненасытного бергеровского любопытства. Тренировки тоже иногда плавно перетекали в захватывающие беседы о целительских практиках: слово за слово, пример за примером – и они уже, скрестив по-турецки ноги, сидят на матах и мирно беседуют о связи слабого зрения с болезнями печени.
– Лапуля, у тебя мобильник в сумке надрывается. Ты уже полчаса как должен быть дома, – осторожно тормошил товарища Роман. Потом перестал. Уверенно отвечал на звонок и завязывал оживлённую беседу с кирилловой мамой, которая почему-то относилась к нему, как к равному – то есть, говорила с ним так, словно он был второй мамой Бергера.
Вскорости Роман был твёрдо убеждён, что Кирилл – несмышлёный болезненный ребёнок, который постоянно забывает надеть шарф и пропускает завтраки в школе. Что он слишком много читает и обязательно испортит себе этим зрение. Что он недопустимо сутулится, грызёт карандаши и практически не бывает на свежем воздухе. Заканчивалось всё это строгим наказом не допускать подобных безобразий, присматривать за ним хорошенько, ведь «на тебя-то можно положиться!».
И Роман изо всех сил оправдывал оказанное ему доверие: тщательно повязывал слегка обиженному Бергеру шарф, запихивал в него на перемене пирожок, настаивая, что молоко должно быть выпито полностью, фиксировал его плечи расправленными с помощью наброшенного на них – на манер лямок от ранца – и туго завязанного за спиной галстука, вытаскивал у него изо рта карандаши и отнимал на переменах книги, неспешно прогуливая его за ручку после уроков.
Никогда ещё его жизнь не была так прекрасна и так преисполнена смысла…