Подавление
Константин послушно шел за Даджалом; с момента их первой и последней встречи прошло больше месяца, и, если честно, мальчик надеялся, что они больше не встретятся. Ему не нравился этот Избранник и то ощущение, что возникало у него, когда они были рядом. Курсант поморщился от вновь возникшего неприятного ощущения, казалось, что кто-то засунул в его голову раскаленную тонкую спицу и теперь медленно помешивает мозги. Хотелось остановиться и просто лечь на холодный пол, но Константин понимал, что этого делать нельзя ни в коем случае. Он должен старательно изображать подчинение, преклонение и полное раболепие.
Даджал привел мальчика в просторное помещение, заставленное разнообразными приборами. В памяти курсанта тут же всплыло воспоминание о тестировании и той адской боли, что ему пришлось пережить. В тот день он мечтал лишь об одном — умереть. Неужели сейчас его снова подвергнут пытке? Но для чего? Неужели все это связано с окончанием тренировок с куратором? Как ни старался Константин, он не мог скрыть страх, что затаился в его душе. Избранник, видя все это, лишь довольно улыбался: ему нравилось чувствовать отчаяние этого мальчишки, что каким-то образом все еще сохранял ясность ума. Это злило и раздражало парня, ведь подобное могло поставить под вопрос его профессионализм. И Гере он не сможет доказать, что во всем виноват Энки, после тренировок с которым сознание Константина прояснялось. К тому же последнее время Даджалу начало казаться, что у мальчишки появляется иммунитет к его воздействию. И это было плохо, очень плохо, ведь означало, что отлаженный десятилетиями механизм воспитания солдат был несовершенен. Это нужно срочно исправить, нужно подавить волю этого курсанта.
— Итак, № 63-90-785, как я и говорил, ты весьма интересный экземпляр, — Избранник жестом дал понять Константину, чтобы тот сел на одну из кушеток. Мальчик замешкался лишь на секунду: ему захотелось сбежать, спрятаться, лишь бы избежать предстоящей процедуры. Но это все было лишь глупой надеждой, у него не было ни единого шанса, и все, что ему оставалось — это подчиниться и надеяться, что он сможет остаться собой.
— Не стоит так бояться, — Даджал с некой жалостью посмотрел на свою будущую жертву. — Это будет почти не больно, во всяком случае, не больнее, чем в прошлый раз.
— Это обнадеживает, — мрачно усмехнулся курсант, сжимая кулаки от напряжения. Он понимал, что должен продолжать проявлять покорность и безволие, но не мог. Какой смысл, если этот Избранник уже раскусил его и теперь жаждет поскорее исправить допущенную оплошность.
— Не волнуйся, пройдет всего пара дней, и ты наверстаешь все упущенное, — Даджал нахмурился, о чем-то задумавшись. Было видно, что он сомневается в правильности своего решения. Весь вопрос лишь в том, почему? — Я бы хотел изучить тебя, все же ты отличаешься от других… Жаль, Гера не согласна с этим, а, как говорится, против начальства не попрешь.
Константин зажмурился, ожидая боли, он понимал, что на этот раз все будет гораздо хуже. Ведь боль продлится не несколько часов, а несколько дней. Несколько долгих, мучительных дней, полных боли и отчаяния. Курсанта крепко приковали к кушетке и подключили к нему множество датчиков и проводов. А после последовала боль, с которой ничто не сравнится — его словно выворачивали наизнанку, каждая клетка его организма болела. Сейчас все, о чем он мог мечтать — это умереть и больше ничего не чувствовать. Но это не входило в планы его мучителя: № 63-90-785 должен оставаться в сознании. И дело тут вовсе не в том, что Избраннику нравилось смотреть на мучения мальчишки, напротив, ему было противно и мерзко от происходящего, но именно так работали приборы подавления воли. А значит, следующие два-три дня Константину предстоит биться в нескончаемой агонии.
— Жаль, — Даджал приступил к настройке приборов, выставляя их работу на максимум. Весь этот месяц он внимательно наблюдал за № 63-90-785 и понял: благодаря тому, что его воля все еще не подавлена, он добился больших успехов в механике. Теперь Избраннику было интересно понять, связаны ли эти два факта на самом деле или это всего лишь совпадение. Но подобные эксперименты были строго-настрого запрещены в Чертоге. Лишь Избранникам было дозволено заниматься науками, лишь им была доступна вся полнота знаний. Солдатам вдалбливали лишь самые необходимые умения и понятия. К тому же Даджалу не давал покоя вопрос: как же все-таки № 63-90-785 умудрялся все это время противостоять воздействию? В чем же заключались его тренировки с Энки? Столько вопросов, на которые он никогда не сможет получить ответы. Это раздражало и злило. Даже будучи одним из высокоразвитых людей, живущих в Чертоге, он был несвободен. Вся его жизнь была подчинена правилам, всюду были запреты и ограничения. Избранники так же, как и солдаты, которых они воспитывали для своих нужд, не могли мыслить самостоятельно, не могли усомниться в своем превосходстве.
Даджал проверил показания приборов и нахмурился: ему не нравилось то, что он видел.
— Похоже, сломать его будет намного сложнее, чем я думал изначально.
— Какие-то проблемы? — парень вздрогнул от холодного и властного голоса своей начальницы. Эта женщина всегда умела подкрасться бесшумно, а от её голоса его бросало в дрожь. Сила и мощь Геры подавляла и угнетала его, казалось, что она способна раздавить его одним взглядом.
— Нет, просто сложный экземпляр, но я справлюсь.
— Надеюсь, ты не подведешь меня, — женщина смерила его придирчивым взглядом, казалось, что она проникает в самые глубины его сознания, читает мысли. Хотя почему казалось, так оно и было, Гера предпочитала все держать под контролем, особенно своих подчиненных.
— Я бы ни за что на это не осмелился, — натянуто улыбнулся Даджал, слегка поклонившись женщине, — а сейчас я хотел бы продолжить работу.
— Хорошо, ведь от этого будет зависеть твоя дальнейшая карьера.
Парень смог вздохнуть с облегчением, только когда за начальницей закрылась дверь. Как же он ненавидит эту старуху, которой вынужден подчиняться! Но ничего, однажды он займет её место, так что нужно потерпеть её придирки и заняться делом. Настало время окончательно сломать № 63-90-785.