Я вышел из дому, отправляясь в магазин. Когда я пишу о чем-то - рассказ почти всегда начинается с пути. И этот раз не исключение. Я вышел в мир, и он встретил меня неожиданным теплом, влажным и странным, ветерок ласково погладил меня по щеке. Редкие пятнышки-тычки на асфальте гласили, что здесь пробежал шаловливый маленький дождик. Небо было затянуто серыми облаками, высокими и задумчивыми, и от этого окружающее было равномерно светлым.
Двор благоухал. Но в отличие от лета, в запахе этом было увядание и разложение, сладковатая нотка прелого сена. Клен свесил нездорово-багряные листочки, подернувшиеся сединой. Я медленно шел, разглядывая окружающее, и думал, что люди тоже похожи на времена года.
Есть люди - как весна. Бегущий поток, взрывающийся лед, сияющее солнце. Они врываются в жизнь, мощно вспыхивают, сгорают и оставляют на стенах надписи "Умри молодым". Пророки весны, они открывают двери тем, кто идет за ними.
Есть люди - как лето. Люди теплого солнца, высоких звезд над теплым морем, они не многообещающи в юности, и вдруг расцветают, рожают улыбчивых детей, пишут умные книги и умные песни и горят долго: любящие и любимые.
Есть люди, которые все свое лето не могут сказать ни слова. И только став взрослыми, обретают ключ от ларца к своим секретам. Они похожи на гранат, под неказистой странной шкурой которого хранятся рубины зерен. Это люди осени и сейчас их время. Среди поблекшего богатства ветвей, в запахе зрелости, плодов и отмирания - картины, обесчещенной Босхом.
Люди зимы тоже есть. Всю жизнь они тяжело трудятся и живут обыкновенно, а потом становятся любимыми дедушками и бабушками с прозрачными мудрыми глазами Закрывающих врата. Они знают все, но умеют молчать. Их дар - запечатлеться в памяти, чтобы нам было куда жить.
Я думал об этом всем, проходя мимо соседней многоэтажки. На крышке канализационного люка спал большой рыжий кот. На детской площадке две женщины что-то обсуждали. Парень выгуливал игривую овчарку с палево-черной лоснящейся шерстью. За крепким металлическим забором детского сада шумели стайки воспитанников. А под сенью кленов у парадного сидела она. Женщина с ребенком на руках. Может быть, мусульманка, потому что светлые покрывала целомудренно укутывали ее с ног до головы. Но она могла быть и кем угодно в этот момент. Я смотрел на картину, которая не менялась все эти тысячи лет и сейчас отображалась в миллионах зеркал по всему миру, в пространстве и времени, как паттерн, как фрактал божественного, и нет и не было большего символа жизни посреди этого тлена.
На этой мысли меня настиг дождь, как будто оплакивая разгаданную тайну. Когда я возвращался из магазина обратно той же дорогой, полный зерен-мыслей, которые хотелось выдавить на бумагу алыми мазками, кругом не осталось никого. Дождь прогнал кота, женщин и парня с собакой. Опустели площадки, воспитательницы загнали шумную детвору в здание садика. Скамейка тоже была пуста, но я по наитию повернул голову, проходя мимо. Она стояла с ребенком на руках под козырьком парадного, смиренная и строгая, странно светлая на фоне мрачной железной двери в наступившей от дождя хмари. Все повторяется. Соломон был прав.
Быть может, не гранат я, а арбуз, в котором вода и сахар смешались с косточками мыслей, или перезрелая вишня? Не так уж и важно. Алый сок мыслей для тебя, мадонна. Дождь оплачет все.