Пианист

Андрей Демидов 2
               
                Пианист

Он жил на девятом этаже блочного дома с мамой. Она хотела, чтобы он стал музыкантом. Учителя музыкальной школы говорили, что он наделен немалым талантом. Разбитое пианино до сих пор стоит в этой маленькой квартирке, напоминая старушке о ее несбывшейся мечте. Ей не пришлось читать имя своего сына на афишах. Он ушел в другой мир, где известность только вредит. Помимо абсолютного музыкального слуха, у юноши оказались недюжинные математические способности. Однако он свою жизнь ограничил решением лишь одной теоремы: как сделать большие деньги. Он начинал снизу: сам торил собственный путь, кидался в крайности, открывал и закрывал счета, брал патенты на индивидуально-трудовую деятельность, шел на все, делал деньги из всего, не останавливался ни перед чем. Женщины любили его, а он швырял их как сотки в ресторане.
Однажды его окликнул человек из белого “Мерседеса”. Это оказался отец  очередной пассии с необычным для средних широт именем Нора. Крутой джентельмен угостил его шикарными длинными сигаретами и лаконично заявил:   Будешь работать на  меня, у тебя все будет. Ты мне нравишься, пианист, твой концерт еще впереди. А уж для своей девочки я ничего не пожалею.   Свадьбу играли широко, с размахом в лучшем ресторане. Жених был бледен и хмур, осушая стакан за стаканом водку из дорогой импортной бутылки. Старые друзья шептались, каламбуря :   Пианист в нору залез, - и кричали пьяными голосами:   Горько!
Но горько стало чуть позже, когда петля всерьез затянулась у него на шее. Крупный бизнес открылся во всей своей неприглядности. Семейство Норы откровенно держало его на правах маленькой комнатной собачки. Ему все время тыкали, что он вышел с девятого этажа панельного дома. Жена просто смеялась над ним и собирала любовников. Она орала, швыряла в него тарелки. В квартире месяцами никто не убирался. Он крутил миллионами, вел переговоры с инофирмами на лондонском диалекте, а ему на карман оставляли мелочь. Королю ценных бумаг приходилось, пряча глаза, ездить в общественном транспорте. Папаша из белого “Мерседеса” вообще не видел в нем человека, представляя себе вместо пианиста что-то вроде ксерокса или машинки для выявления фальшивой валюты. Иногда, правда, он наливал ему рюмку какого-нибудь ослепительного ликера и грустно хихикнув заявлял, что она стоит дороже его жизни.
Как он их ненавидел, даже когда спал с женой, он чувствовал, что выполняет какой-то долг, хотя ни у кого ничего взаймы не брал. Господи, - думал он, - Те же чувства, когда в чернильницу пером тычешь, а еще любовью это называется.   По ночам ему снился один и тот же сон. Он идет по осеннему лесу, оглянулся назад, а за ним тянутся следы из стодолларовых купюр, а вернуться назад невозможно. Какая-то сила тянет вперед и каждый шаг - потерянные баксы. Он просыпался в холодном поту, а рядом похрапывала омерзительная Нора с перхотью на ресницах. Папаша придумал новый бизнес: гонять рефрижераторы в Москву. Получив наличку, пианист самолетом возвращался, везя “лимоны”. Ездить приходилось зимой, зачастую в жуткие морозы. Ночь, пустынная полузаметенная дорога, по обочинам разбитые автомобили. Вот под Рязанью опять на хвост сели два “Жигуленка”. В каждом человек по пять. Рекетоны, - подумал пианист и привычно вытащил из-под сиденья “Калашникова”. Шофер Сашка профессионально вел тяжелую машину. Десять запасных рожков, забитых патронами - это где-то на час, да еще несколько гранат. Держа “Калашникова”, пианист испытывал истинное сладострастие. Он чувствовал себя хозяином груза и властелином над жизнями тех, кто в “Жигулях”. Он вспомнил, как часами добивался техники, играя пальцами этюды на фортепиано. Сегодня его пальцы могли нести смерть. Длинная очередь перед колесами, вторая - по крышам преследователей. Те резко дали по тормозам и остались искать новую жертву, понимая, что не с теми связались.
В Москве по связям папаши на этот раз дали три миллиарда. С огромным чемоданом, забитым деньгами, вооруженный до зубов, в бронежилете, пианист шел по столичным улицам. Был февраль, и вдруг он почувствовал запах весны. Мучительно захотелось свободы, и в голову пришла шальная мысль:   Плевать, хватит.   В обменном пункте все ошалели от такой суммы. По межбанковскому валютному курсу ему сдали почти всю наличную валюту. Баксы пьянили, перспективы дурманили. Билет на Лондон обжигал пальцы как докуренная до самого фильтра сигарета, пропитанная селитрой. Главный концерт у тебя еще впереди, - вспомнились слова папаши из белого “Мерседеса”.
Через некоторое время на него объявили всероссийский розыск.