Существует имагинативный мир-остров, в который сознательно или бессознательно стремимся попасть наше я.
В этой имагинативной стране, когда мы внутренне размещаемся в ней, что-то происходит. Говорят по -разному: открывается третий глаз, золотая пилюля зажигает огонь Кундалини, душе настало вдохновенье.
Эта страна находится далеко и она необычна. Там люди с головой лося. Там говорят животные, люди летают, реки из молока, а берега из киселя.
Мы верим в правду, в заветы этого мира.
Верим это означает, что "сказку" мы видим лишь в форме, а за метафорой-символом сказочных событий, мы как-то обнаруживаем особый мир. Абсолютный, просветленный.
Верить это означает отождествить себя с бытием этого мира-острова.
Эту странную веру испытывают не только религиозные люди. Когда мы читаем романы, смотрим кино или трагедии, мы тоже "верим". Ведь отчего тогда мы плачем, смеёмся, грустим над вымыслом? Грустим, потому что поверили. Быть может через полчаса, час, день, два-три года после просмотренного сеанса мы забудем наш восторг, смех и ахи-охи зала, но в момент просмотра мы "верим".
Может быть, рассказ "Каштанка" действует короче и слабее, чем "Евангелие" со всем институтом церковных преданий, подвигов святых, странников, однодумов и т.д. Но у "Каштанки" есть свой плюс. После "Дома с мезонином" мы можем прочитать "Алые паруса", "Мастера и Маргариту", "Голову профессора Доуэля", "Замок" Кафки, "Деревню" Фолкнера, "Девять рассказов" Селенджера . Таким образом, внутренний "волшебный мир" не угасает. В религии также есть некоторый объём текстов и адепт постигает новые разные нюансы смыслов.
Но функциональная сущность всё равно одна. Есть некий "экстатический мир" , соприкоснуться с которым помогает описанный в тексте метафорический фрагмент такого мира. Человек может сходить несколько раз на задевший его фильм. Второй раз он помнит первое ощущение, потом с пятого раза он уже устаёт. Все, вызвавшие у нас восторг тексты, вызывают одно и тоже - мы слабо ли, сильно ли, продолжительно или на миг ощущаем дыхание Целого, Параллельного, Святого, Трансцендентного, Сакрального, Возвышенного, экстатичного. Можно это назвать сухо: "транс". Можно - измененное состояние сознания. Можно ещё как-то.
Это не корпускула, не волна, не теоретическая идеальная абстракция.
Это состояние - не только некий восторг, это "вера", это ощущение, следующее за принятием "мифа" не как мифа, а как постулата, причем мы забываем "условность" этого принятия, как это на мгновение происходит при чтении худтекстов, в театре или кино. Человек, у которого есть такой "миф" (такая вера) отличается от того, у которого такого мифа нет. Степень твердости также бывает разная. И безверие, демифологизация также могут иметь разные размеры своей бездны.
"Миф" не иллюзия, это "как бы иллюзия", метафора, символ, но при этом не значит, что за метафорой ничего нет. В том то и дело, что этот метафорический мир-образ, если субъект восприимчив, творчесок, активен, у него уже некие мифы, мифики, веры и подверы имеются, открывает большие и более глубокие истины, чем тому, кто эрудирован, знаком с формулами ученых и взглядами философов. Эти философские взгляды и также могут быть образами-мифами, а могут быть прописями, цитатами, анекдотами, занудными сентенциями.
Миф - это некое настроение, позволяющее видеть целостно, открыто. Китайцы это называю "Ли" - искренность сердца. По зримой и умопостигаемой форме это имеет форму страны, мира, острова, оазиса. Причем это образно-художественная картинка. Образность имеет разные уловимые качества: яркость, выразительность, абсурдность, двусмысленность, экстраординарность, экстравагантность, недорисованность, ироничность и так далее. Главное, что зритель-читатель захватывается.
Обычно этот феномен ведет к изучению природы текста, как и почему производится сильное чувство. Но суть такого текста-мифа-песни в том, что что-то создаёт текст, но непременно нечто создаёт и Читатель. Не все даже гениальные тексты всех или многих вдохновляют.
Возможно такое состояние, что текст вообще или почти не нужен, или годится почти любой текст, как помните Пушкинский Моцарт восхищался музыкой бродячего музыканта, или как по описанием дзенцев неожиданно приходит сатори, "когда его совсем не ждешь".
То есть, путь оптимального поиска работающего текста, рождающего и усиливающего веру-миф (актуализацию параллельного мира-острова в нашем сознании) - это не новая вера, и не ещё один самый-самый роман, а внутренний синтез "крылышкующего золотописьма тончайших трав и вер".
Поэзия даже в самых простых формах производит воздействие, так что филологические "анализы текстов" представляют собой бессмысленную хиромантию.
--
ещё по теме http://www.proza.ru/2015/09/18/655