Роковой круг

 (Другое рабочее название "Пишущий судьбы" Что оставить пока не решила)         
«Он напишет ее  судьбу, как написал свою смерть.
Художник – творец. Творцам   бывает дано:
предвидеть и воплощать. Да будет с вами Господь!
Верьте Господу нашему, просите милости и спасения,
и будет дадено вам», - сказал  седовласый старец и,
перекрестив их, в поклоне удалился. Настя  задумалась,
но лишь на мгновение. В шестнадцать лет
мало кто придает значение словам мудрецов
                .
 Смерть одинокого художника
 
 Снег вначале марта1998 года  лежал еще февральский. И мороз, как не вовремя пришедший гость, заставлял краснеть лица. Ветер задувал за шиворот, пронизывал, вынуждал ёжиться жителей улицы Садовой, которые вышли утром за ворота. Весть о смерти одинокого художника быстро облетела соседей.
Он был странным человеком. Завсегдатаи вечерних посиделок частенько обсуждали его персону, а он давал для этого множество поводов. Ходили по улице разговоры о давнем прошлом его семьи и, конечно, плелись небылицы. Говорили, будто художник путался с нечистой силой. А другие доказывали, что Художник был божьим вестником, мог писать живые картины,  будущее мог видеть и на картинах его изображать. Никто, конечно, не верил в эти сказки, но вечерами на лавочке о чем-то надо было «языками молоть». Сходились в одном - несчастный был он человек, одинокий Художник. Одни жалели его, и, узнав о смерти, вспоминали со слезами на глазах. Другие, уверенные в своем знании о правильности жития, злились.
 - Надо же, допился, до порога не дополз! - возмущалась Жанна, супруга  Юрия Муратова, - и чего человеку не жилось?! Все было: и деньги, и дом хороший, и женщины вокруг него крутились, и слава ни с того, ни с сего свалилась. Да, говорят, наследство нехилое от дядюшки перепало. А он пил, как сапожник!
- Он с вечера обещал ко мне прийти, и не пришел. Я утром, думаю, дай схожу к соседу, может, плохо ему стало. Калитку открываю, а он лежит в сугробе, - рассказывал сам Муратов, - ну, я тут же милицию вызвал и скорую.
- Да не пил он последнее время. Я точно знаю. К алкашу приличная женщина разве ходила бы? - вступилась за покойника бабка Полина, пряча по привычке одну руку во внутренний карман "плюшки", - я целыми днями, напротив, у окошка сидела, и видела все. Трезвый он ходил, правда, с ногами мучился, на палочку опирался. И мужики во двор к нему шастали. Видела одного солидного, с портфелем, вроде как при власти, а другого толстого такого, а еще вроде как, иностранец на лимузине подъезжал к нему, в шляпе и с тросточкой. А ночью вчерась видела, как выбегал из калитки такой громила, что жуть. Ночь-то лунная была. И, видать, молодой был громила, потому как шибко бежал.
- Ох, не чисто тут, что-то. Чует моя душенька, убили Бореньку, крестника моего, - причитала Мария Ивановна, старая учительница в меховой "таблетке". - Видела я его третьего дня, больного такого и трезвого. Жалился он мне: "Крестная, помоги, сходи в церковь, помолись за меня. Тьма вокруг меня сгущается, вороны надо мной кружатся".
- Допился до белой горячки, вот и чудились ему вороны, - настаивала на своей версии Жанна.
 - Он в детстве такой мальчик хороший был, спортом занимался и матери помогал, не то, что сестра его, Танька- вертихвостка. Нина, кума моя, всегда говорила, что он необычный ребенок. Рисовать дюже любил. И картинки получались у него, как живые. Ох, Боренька, мальчик мой, и пятьдесят лет не прожил! Кому же ты дорогу перешел, Боренька?! - продолжала причитать старушка.
Бабка Полина на этих словах взяла под руку плачущую Марию Ивановну и повела ее к себе "чайку попить". Муратов проводил их возмущённым  взглядом и опять вступил в разговор:
- И что молоть чепуху?! Убили-убили! Участковый приходил, сказал, что пьяный он был, умер от переохлаждения. Но на экспертизу увезли, на всякий случай.
- Юра, а кто же хоронить его будет? Сестра за границей, не приедет. Сын обозлился, что Борис ему дарственную на дом  не подписал. И женам: ни первой, ни второй он не нужен.
- Мы вот с Жанной по-соседски обо всем и похлопочем.

На другой стороне улицы, напротив дома Берлевых, по тротуару медленно прогуливался высокий худощавый мужчина в черной кепке, в перчатках и длинном черном пальто. Он как бы невзначай столкнулся со старушками, шедшими попить чайку, перекинулся с ними двумя словами. Бабка Полина гостеприимно распахнула калитку и пригласила мужчину войти.
Соседи еще не разошлись, когда появилась из-за угла невысокая, средней полноты женщина в черном платке, с печальным лицом. Она подошла к дому Берлёвых и свернула в открытую калитку. Кому было чересчур любопытно, направились за ней. Она, не замечая пристальных взглядов, неторопливо прошлась по комнатам, прикасаясь к каждой вещи, и вроде не причитала, а по щекам горемыки тихо текли и текли слезы. Не переставая плакать, женщина начала хозяйничать. Из соседей нашлись услужливые помощницы: обмели паутину, вытерли пыль, просмотрели шкафы, достали посуду, скатерти, полотенца. Женщина что-то сказала юноше, который подъехал на "Жигулях". Через пару часов пришла машина с продуктами для поминок. На "ритуальном" автобусе привезли оббитый красным бархатом гроб и венки. Юноша расчистил двор от снега, с мужиками натянули навес. Две девушки прошли по соседям и оповестили всех, что похороны назначены на следующий день. Кто-то из старушек шепнул:
- Вот и хозяйка прибыла.
  Юрий Муратов с появлением женщины помрачнел, сжал губы от недовольства и вместе с женой исчез с улицы.

- А женщина это та, что ходила, к нему, - прошептала бабка Полина, поглядывая в окно и потягивая из чашки горячий чай.
- И я знаю её. Она ходила к Борьке еще до отъезда Татьяны , - сказала Мария Ивановна и глянула на гостя.
- А вы, как думаете, Андрей Степанович, убили его или сам он умер?
- Неясного много. Будем разбираться. А вам спасибо за ценные сведения. Только об этом больше никому ни слова, постарайтесь не ночевать дома одни, лучше поживите у кого-нибудь, пока разбираться будем.
- Да, да, конечно, мы понимаем. Не беспокойтесь, - заверили пожилые женщины.
- До свиданья, не провожайте меня.- Андрей Степанович  бесшумно покинул комнату и быстро промелькнул мимо окон.

Начальник уголовного розыска Андрей Степанович снова и снова  листал  дело художника. Его можно было бы закрыть "за отсутствием состава преступления", как советовали ему  товарищи по работе: « Судмедэксперт свой человек. Напишет заключение такое, какое надо. Рыться в деле никто не будет. Родственников нет. Алкоголик замерз в сугробе. Мало ли их замерзает. Никто не удивляется уже. Его и хоронить- то собирались, как безродного».
 Но появилась женщина, представилась старым другом, организовала похороны на высшем уровне. И вот этот факт смущал Андрея Степановича. И раз начались сюрпризы, вполне может статься, что появится еще какой-нибудь родственник и потребует поднять дело. А там подколоты документы о том, что перед смертью художнику этому давали препарат, который медленно разлагал его кости, и, вдобавок ко всему, бедняге переломали ноги и позвоночник.
Но самое интересное то, что делом художника вдруг заинтересовались из ФСБ. Вроде ничего не значащий звонок. "Есть ли такое дело? Кто его ведет?". Но эта контора просто так не будет интересоваться убийством безродного алкоголика. Слишком все запутано. Потому Андрей Степанович и взял дело под свой контроль, изучил каждый протокол осмотра, каждый документ экспертизы, все свидетельские показания.
Была и еще одна причина, самая главная, которая толкала Андрея Степановича на серьезное расследование.  Художник был его другом детства.

День похорон
Мартовский ветер продувал насквозь, добирался до сердца, до каждой клеточки, выхолаживал последнее тепло из души, съежившейся от горя и страха. Закоченели ноги, онемели руки, но Анастасия все стояла на коленях, обняв некрашеный крест. Ей казалось, если она разомкнет объятья, то окончательно оборвется нить, соединяющая их души. Крепко зажмурив глаза, видела черную бездну, где на серебристой нити качался большой светящийся шар, словно луна. Она была уверена - это душа Бориса. Ее руки уже не чувствовали серебряной нити, она ускользала из рук, но шар не сгинул в глубине бездны, а стал подниматься вверх, все выше и выше к всепоглощающему свету. Анастасия упала навзничь, чтобы видеть, чтобы проводить его в дальний путь, а серебряная нить тянулась и тянулась, и не было ей конца.
Сколько она лежала так с закрытыми глазами на сыром могильном холмике, неизвестно. Но подошли двое мужчин, рабочих кладбища:
- Окочурилась, что ли с горя?!- один рабочий заглянул ей в лицо.
На вид женщина была не стара, одета скромно. Из-под темного платка выбилась прядь каштановых волос. Лицо было светлое, от природы красивое, восточные скулы и глаза раскосые, и брови дугой, а губы пухленькие, но посиневшие.
- Живая. Видишь, дышит, - возразил второй, - Эй, тетка, вставай! Чего разлеглась тут, как на пляже. Ну-ка хлебни чуток, а то заболеешь.
Мужик приподнял голову женщины и влил ей из бутылки немного водки. Она глотнула, закашлялась, открыла мутные, непонимающие глаза и вдруг сказала:
- Спасибо, но больше не надо. А то муж будет ругать, что напилась.
- Так ты не за мужем так убивалась?!
Анастасия не ответила. Что ответить? Как разобраться, где муж, где не муж? Был тот, с которым законным браком регистрировалась, даже венчалась, а жизни не видела. А еще был тот, с кем совсем недолго, словно в раю была, с которым сами небеса соединили навечно. А потом появился тот, с которым обрела покой, уют, семью, дом. Как ответить этим заботливым, простым мужикам? Не поймут они этих сложностей её судьбы. И потому перевела разговор на другую тему.
- Вы мне такси вызовите, пожалуйста.
- Тетка, а деньги у тебя есть?
- Есть.
Анастасия достала кошелек, вынула несколько сотен и протянула мужчинам.
- Вы уж, пожалуйста, не забывайте эту могилку. Я часто не смогу приезжать, далеко живу.
- А правда говорят, что этот ваш покойник взял и замерз в сугробе у порога собственного дома?
- Нет, не правда. Убили его.
- И я говорю, что не мог он замерзнуть у себя во дворе. Все равно дополз бы до хаты, какой бы пьяный не был. По себе знаю.

 До прихода такси, Анастасия успела попить чайку с добрыми могильщиками, кое-как почистила пальто, заглянула в зеркало. Глубоко вздохнула:
- Надо жить дальше, - села в машину и, не оглядываясь, отправилась в путь.
- Странная баба, - пробормотал один рабочий, глядя в след машине.
- Да, - подтвердил другой, - То рыдала два часа над могилой, от креста ее не могли оторвать, пока сознание не потеряла, а то вздохнула глубоко, и вроде горе все выдохнула из себя. Поехала, спокойная, как из храма только вышла.


Воспоминания о детстве
После похорон Андрей Степанович засиделся  на работе допоздна. Идти домой на два-три часа не было смысла. В кабинете диван особенный, думается на нем хорошо. Прилег, но вместо думок о деле, мысли  заполонили воспоминания.
        В детстве он был обычным мальчишкой: босоногим, полуголодным представителем послевоенного поколения. Воспитание в семье держалось на строгости и порядке. За непослушание можно было получить ремня от матери, а если не помогало, за "вправление мозгов" брался отец. Он не бил. Андрей его и так боялся. Отец находил такие слова, от которых хоть сквозь землю проваливайся.
        - Андрюха, ты где шлялся целый день?
        - На рыбалке с Борькой.
        - А я тебя куда посылал?
        - На огород, полоть.
        - Совести у тебя нет, сын. Ты думаешь, нам все даром достается? Мы тебя кормим, одеваем, а ты неблагодарный!..
        На какое-то время профилактики хватало, но под натиском мальчишеской энергии страх перед отцом улетучивался, и опять с Борькой и ватагой  пацанов Андрей мчался, то купаться на речку, то в совхозный сад за виноградом.
        Рос, как все мальчишки того времени, мечтая стать летчиком или космонавтом. Это на их долю выпало быть свидетелями первого полета в космос. В тот день эта новость Андрея и его друзей застала в школе. Ребята высыпали на улицу, и до головокружения, задрав головы, высматривали, где же он есть, космический корабль с Юрием Гагариным?
        Андрей мечтал о геройских поступках. Стране Советов нужны были самоотверженные герои, борцы за светлое будущее. В детей того поколения, стремление к борьбе за лучшее не для себя, для людей, вошло с молоком матери. У современной молодежи этого стремления уже никто не воспитывает, а жаль.
        Но были и другие примеры, которые накладывали на детей его поколения  нестираемые болезненные отпечатки.
       … Это было осенью. Стояла теплая и сухая погода. Люди старались убрать все, что выросло. Вот-вот пойдут дожди, и тогда на огороды ни пройти, ни проехать. У многих горожан в те годы единственным транспортным средством был ослик. Это животное неприхотливое в еде, но по силе и выносливости не уступало лошади. Андрей с Борькой тащили с огорода сетку моркови. У других пацанов тоже была поклажа: у кого тыква в мешке, у кого помидоры в корзине. Их ватагу догнала повозка, груженная тыквами и кукурузой. Дед, сидевший рядом с бабкой, погонял осла:
        - Ну, Яшка, пошел! Вот скотина ленивая!
        Яшка шел медленно, что-то пережевывая и не обращая никакого внимания на крики хозяина. Дед, разозлившись, ткнул Яшку вилами в зад. Тот, словно проснувшись, взбрыкнул и пустился рысцой. Однако через десяток метров вновь перешел на свой обычный ленивый шаг. Пацаны смеялись над Яшкой, подтрунивали над дедом.
        Звук мотоцикла за поворотом заставил всех притихнуть. Все знали, что мотоцикл есть только у участкового. Поравнявшись с повозкой, участковый остановился.
        - Дед, ты почему ишака не сдал? Ты же знаешь: указ такой вышел, всех ослов сдать на бойню.
        - Да знаю, сынок. Вот с огорода урожай перевезу и сдам.
        - Дед, ты либо не русский, я тебе говорил, ишака сдать?
        - Говорил, сынок, говорил. Мне чуток осталось, тыквы вот да картошка.
        - Нет, ты мне скажи, я тебе говорил, до какого срока сдать?
        - Говорил, сынок, говорил, но как мы с бабкой на огород-то поехали бы?
        Участковый больше не слушал оправданий старика, вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор, подошел к Яшке и выстрелил ему в ухо. После чего сел на мотоцикл и уехал.
        Мальчишки, потрясенные, словно остолбенели. Впервые они стали свидетелями жестокости и самодурства власти. В первый раз, но, увы, не в последний.
        На всю жизнь запомнил Андрей, как угасала в глазах Яшки жизнь, как причитала над ним бабка, как дед, приподняв голову ослика, гладил его и приговаривал: "Яшка, Яшка…"
        Память в тот момент заложила в подсознании что-то такое, что позже не позволяло сознательно делать кому-либо боль. Никогда не переступал Андрей через человеческие страдания. Успехов он добивался своим трудом, упорством, а силы черпал в своих корнях.
          Фамилия Назратенко потомственно казачья, корнями уходит в Таврическую губернию, что на Украине. Семья всегда была зажиточной, крепкой. Сильные и смелые хлопцы, чернобровые дородные девки, важный, как лях, глава семейства. Но, как говорят, в семье не без урода, один из сыновей влез в непотребные дела бунтарские, это было еще в царские времена, за что всю семью сослали на Кавказ, в селение Петропавловское. Одни ссыльные населяли его. Это уже потом туда разный люд понаехал.
        Павел Назратенко, дед Андрея, позже в город Святой Крест перебрался. В тридцатые годы деда и братьев его раскулачили и сослали опять, кого в Мурманск, кого в Нижний Тагил. В живых к рождению Андрея остался только один родственник отца, дед Гужеля. Много Андрей узнал о предках своих от девяностолетнего деда. Из всех историй особенно потряс рассказ о самом младшем дяде отца, который жил в Мурманске. Был он активистом, комсомольцем, любил заниматься фотографией, играл в самодеятельном театре. И вот однажды пришлось восемнадцатилетнему парнишке играть в театре роль белогвардейца. Кто-то из его же товарищей-комсомольцев написал об этом в НКВД, и через пять дней парня расстреляли, как сочувствующего белому движению.
        - Как же так!? За что? - допытывался Андрей у деда.
        - Время такое страшное было, Андрюша. Много людей оно перемололо, много бесследно сгинуло.
        Рассказы о жестоком времени, о несправедливости зарождали в характере Андрея черты, благодаря которым он в дальнейшем приобрел авторитет справедливого руководителя. Ради этой самой справедливости решил Андрей Степанович ещё раз лично всех подозреваемых и свидетелей опросить. Дело ещё и в том, что знал он художника с детства. Борис был на три года старше и в школьные годы он был его другом и кумиром. Борис был лучшим спортсменом, защищал честь школы на олимпиадах по математике, его рисунки висели в школьном музее. И позже, когда Борис уже стал известным художником, Андрей Степанович хвалился перед сослуживцами, что рыбачил с ним вместе в детстве  и учился в одной школе.
 А потом он вдруг узнал, что Борис начал выпивать, нищенствует и болеет. И к такому Борису Берлёву он ни разу не пришел, не помог, не поддержал. Его смерть перевернула в душе все. В таких случаях обычно говорят: "Кошки на душе скребут". Вот эти "кошки" и не позволяли закрыть глаза на происходящее. Чувствовал он вину перед другом детства.

Настя
Анастасия ехала домой в село, где проживала последние двенадцать лет, где обрела дом, заботливого мужа, где родились ее дети. За окнами мелькали подтаявшие, грязные сугробы, черные пашни, побитые морозом желтые озимые. Зима была теплой, а в конце февраля вдруг резко похолодало, насыпало снегу, ударили морозы, потом отзвенела недолгая оттепель, и опять подморозило. Какой урожай после этого будет?! Переменчива мартовская погода. Только что шел холодный дождь со снегом, дул пронзительный ветер, тучи застилали все небо, и вдруг разошлись тучи, и выглянуло солнце. На душе потеплело. Юность вспомнилась. ..
 Луч солнца бесцеремонно пролез в щель между льняными занавесками, что прикрывали от посторонних глаз маленькое оконце в легкой деревянной мансарде, и бессовестно запрыгал солнечным зайчиком по обнаженной Настиной попке.
- Как тебе не стыдно, - прошептала она во сне и натянула на себя простыню. Крепкий утренний сон не хотел расставаться с милым романтичным созданием и дарил ей розовые мечты: испанского принца на белом паруснике, с которым она вот-вот отправится в розовые дали навстречу своему счастью.
- Настя, вставай! - Это кричит тетя Зоя, старшая сестра мамы, к которой Настя приехала погостить, впервые за свои шестнадцать лет без сопровождения, покупаться в море, позагорать, в общем, набраться здоровья, как говорит мама. Уплыть навстречу счастью не удалось. Надо вставать и помочь тете Зое дотащить ее кошёлки, банки, ведра до базарчика, что стихийно возникает на пляже в разгар курортного сезона.
Настя потянулась, скинула простыню. Босыми ногами прошлепала до стула, где с вечера оставила шорты и футболку. Открыла дверцу шифоньера, задумалась: "Что надеть? Сарафан? Его широкий подол будет раздувать бессовестный ветер. Шорты очень короткие, можно поцарапать ноги о корзину. Лучше трико". Зеркало на дверце отразило обнаженное юное тело и залюбовалось им. Настя, наконец, заметила свое отражение в зеркале, засмущалась, будто рядом был кто-то посторонний, и стала быстро одеваться.
 Пока они тащат свою тяжелую поклажу, Настя пристает к тете с вопросами. Та злится, ей тяжело дышать на ходу, но отвечает.
- Тетя Зоя, а когда мы пойдем смотреть памятники? Я хочу в монастырь. А там есть старые монахи? Говорят, они мудрые и все знают про жизнь.
        - Болтушка ты. Ох!.. А в монастырь сходим в воскресенье,.. ох,.. как раз там служба будет. Ой, заморилась я, давай постоим. Не забудь сделать то, что я наказала.
 А наказано ей, прибраться в комнатах, отданных в наем, натаскать воды в душ, чтобы квартиранты могли "обмыть соль после моря", сготовить большую кастрюлю борща для того, чтобы "курортники желудки не попортили на сухомятке".
 Убежать на пляж "набираться здоровья" удается только после того, как тетя Зоя возвратится с базарчика, пыхтя, рассует пустую тару по местам, и отправится "чуток соснуть" в беседку, со всех сторон завешанную тюлью, чтобы «мухи-шпиёны» не нарушали священный сон труженицы тыла".
В монастырь они пошли в субботу потому, что в пятницу все постояльцы разъехались, а в воскресенье ожидался новый заезд.
Старые белокаменные стены поднимались ввысь  метров на пять, и толщиной были не меньше трех метров.
- Тетя Зоя, а зачем такие огромные стены?
- Монастырь этот очень старый и раньше служил людям крепостью. И коммунисты его не разрушили по той же причине. А во время войны монастырь служил укреплением. Фашистам так и не удалось выбить оттуда наших солдат. Потом здания пустовали и стали разрушаться. А как перестройка началась, здесь монахи появились, ремонт затеяли. Люди из города и ближайших сел потянулись монахам на помощь. В общем, всем миром за два года восстановили и храм, и колокольню, и все хозяйственные постройки. Теперь, смотри, какая красотища.
Тётя Зоя рассказывая, обстоятельно, как учительница в школе, разводила руками и вертелась, указывая то в одну сторону, то в другую.
 - Эй, ты куда пошла? - остановила она Настю, которая собралась, было, пройти дальше, вглубь монастырского двора, - платок надеть надо. В храм без платка нельзя.
Подвязавшись белыми батистовыми косынками, они вошли в монастырь. Больше всего хотелось Насте забраться на колокольню. Она такая высокая! «Вот бы посмотреть оттуда на море, на город»- подумала она, но тётка, словно прочитав её мысли, сказала, что на колокольню нельзя. Туда забираются только звонари. Весь монастырь расположился на холме.. Храм и колокольня на самых высоких местах. Купола сверкали позолотой, высокое крыльцо с навесом и колоннами украшала деревянная резьба, а башенки лучились сочным синим цветом. От красоты сердце замирало.
Сначала они ходили по двору, задрав головы, рассматривали узоры на храме, потом зашли в храм, посмотреть иконы,  тут к ним подошел старец.
- Добрый день, добрым людям. Пусть прибудет с вами Господь. Помощь, нужна ли какая, али слово напутственное?
Настя не знала, что ответить, а тетя Зоя тут же нашлась:
- Напутственное слово, батюшка, напутственное слово скажи. Грешная я, в храм редко хожу, попроси у Господа прощения за меня, и дитя вот давно просилось, а я все не могла собраться.
- Земное, матушка, ценишь ты больше небесного. Помни, что земное останется на земле, а Господь возьмет только то, что ему принадлежит. О душе подумай. А дитя твое светлое. Но испытание ей будет. Он напишет ее судьбу, как написал свою смерть.  Художник.. . Художник - творец. Творцам бывает дано: предвидеть и воплощать.  Да будет с вами Господь. Веруйте, просите милости и спасения, и будет дадено вам, - сказал седовласый монах и, перекрестив их, в поклоне удалился. Настя задумалась, но лишь на мгновение. В шестнадцать лет мало кто придает значение словам мудрецов.

Из школьных предметов Настя больше всего любила историю. Мечтала, когда окончит институт, стать археологом и раскрыть тайну гибели древнего города Самандар, который по одной из легенд стоял когда-то на месте её родного города. Нравилось ей расспрашивать бабушку о прошлой жизни. Хотелось знать, был ли у неё в роду кто-то великий и знаменитый. Но бабушка была хитрой, и рассказывала только сказки. Про девочку, которая потерялась в тайге, и которую нашел монах-отшельник; про лихого казака, воевавшего вместе с великим покорителем Сибири Ермаком и потом за непокорный характер сосланного на необитаемый остров на реке Ангаре. Позже, когда бабушка умерла, Анастасия поняла, что она рассказывала подлинные истории, случавшиеся с ее родными. Так по крупицам и собиралась родословная. После смерти бабушки интерес к истории подогревала мама. Она покупала Насте туристические путевки по историческим местам, рассказывала захватывающие истории про город Самандар, древние монастыри. Поэтому Настя и просила тетю Зою повести ее посмотреть памятник. Но было что-то еще, необъяснимое, что тянуло Настю к истории.
Солнечный зайчик
 Женился Борис, когда еще учился в Университете на архитектурном факультете. Он не был красавцем, но высокий лоб, густые волосы, коренастая фигура, малоподвижные темные глаза почему-то создавали ему образ надежного парня. Он любил спорт, не водился с сомнительными компаниями, но имел двух надежных друзей. Они то и пригласили его однажды на вечеринку. У кого-то из девчонок с курса был день рождения. Компания подобралась веселая. Девушка, сидевшая рядом за столом, взяла над ним шефство и постоянно подливала ему в стакан спиртное, а потом уговаривала выпить на брудершафт. Он не помнил, как все получилось, но проснулся он в постели с этой девушкой, которую, как выяснилось утром, звали Вера. Представление о мужской чести, привитое ему отцом, не позволило отнестись к случившемуся событию легко. Несколько мучительных ночей привели к тому, что он предложил Вере снять квартиру и проживать вместе. Она согласилась. Была шумная студенческая свадьба, медовый месяц в крохотной комнатушке, а потом потянулись семейные будни.
Именно эти будни и стали мучить Бориса. Что-то не складывалось в отношениях с Верой. На курсе до женитьбы его считали одним из лучших художников, перспективным архитектором. Его живописные работы выставлялись в лучших салонах Юга и Москвы. На его архитекторские проекты с интересом заглядывались иностранцы, приезжавшие на выставки в Университет. Несколько его работ были куплены столичными художественными салонами.
Но после женитьбы Вера превратилась в нервозную, ворчливую женщину,  требовала внимания и денег. Чтобы не расстраивать Веру, он отказался от участия в конкурсах и выставках, которые не давали дохода, перевелся на заочное отделение, а с рождением сына учебу вообще пришлось бросить. Устроившись работать в художественную мастерскую, сотрудничая с проектным бюро, Борис стал прилично зарабатывать. Началась перестройка, и появились заказчики на оригинальные проекты дач, частных домов. Многое из отделочных работ он делал своими руками. Научился класть камины, которые вошли в моду. В квартире Бориса появилась новая мебель, ковры, хрусталь, шкафы, полные импортной одежды. Но Вера всё равно оставалась недовольной.  Вскоре отец Веры, работавший в исполкоме, выбил им новую квартиру, большую и светлую, где можно было даже оборудовать свою мастерскую. Когда-то Борис так о ней мечтал, о своей, пусть крохотной, мастерской. Мечта реализовалась, а радости не было. Работать в квартире не хотелось. Он под любым предлогом убегал в городскую мастерскую к друзьям. А там всегда было весело, почти каждый день вдруг появлялся непременный повод выпить: кто-то что-то купил и надо обмыть, у кого-то новоселье, у кого-то теща приказала долго жить, а кто-то, работая в промежутках между написанием "нетленных" лозунгов и партийных плакатов, сумел все-таки закончить картину.
Жена воспринимала его задержки на работе, появление в нетрезвом виде как личное оскорбление. Скандал в семье так же служил поводом "раздавить по маленькой". Кончилось все тем, что однажды Вера выставила его чемодан на лестничную площадку и захлопнула перед ним  дверь.
А он даже не обиделся, не разозлился, не подал в суд на раздел имущества. Он был благодарен Вере за то, что она разрубила узел безысходности. Она молодец, она решительная, целеустремленная. Хорошая мать, причем настолько, что ему, как отцу, в жизни сына места вовсе не находилось. Она была заботливой, до навязчивости женой, красивой женщиной, но она ему мешала жить. И он ей тоже.  Как он был ей благодарен! Для творчества не нужны женщины. Тогда он был в этом твердо убежден. Он свободен! Он будет писать. День и ночь будет писать. В голове столько замыслов, а в папке – уйма эскизов!
В тот же день он взял билет на поезд и укатил на родину, в любимый пыльный городок в степи.
Поселился в доме родителей, которых, к сожалению, уже не было в живых. Отец пришел с фронта тяжело раненым и прожил не долго. Борис его мало помнил. А мать... Сестра дала телеграмму, о том, что матери плохо сразу после того, как он бросил институт. Он тут же приехал.
Двое суток не отходил он от постели матери. Успела она рассказать о том, что держала в тайне много лет. При советской власти опасно было помнить свои корни, вот и молчала она, что род их старинный, дворянский.
Сестер и братьев у матери было семеро, да всех после революции раскидало по свету. Знает она только то, что самый старший брат, с которым разница в годах - более двадцати лет,  был офицером белой армии, и после гражданской войны остался во Франции. А младший из братьев в семнадцать лет ушел в монастырь, умел лечить людей молитвою, писал иконы, которые плакали и светились, но после революции ушел в тайгу отшельником. Через надежных людей иногда от них приходили весточки.
Дом матери достался от двоюродного дедушки, который жил в этих краях и занимался виноделием. Её из Москвы в голодные двадцатые годы в возрасте пяти лет родители привезли на юг. Дедушка не сказал властям, что они родственники, а представил их как квартирантов. Дедушку большевики раскулачили и расстреляли, как оказавшего сопротивление, а им разрешили остаться в его доме. Отец вскоре умер от тифа. А мама, то есть бабушка Бориса, чтобы выжить, вышла замуж за местного большевика. Но в тридцать седьмом их обоих арестовали. И мама ничего о них больше не слышала.
 Ей было тогда уже двадцать лет, и она была замужем за его отцом, рабочим железнодорожного узла.
- Ну вот, теперь ты все знаешь, - мать глубоко с облегчением вздохнула, - Боря, сынок, хочу еще предупредить тебя. Ты художник от Бога. Береги свой дар, но он особенный. Я не раз замечала это. Помнишь, в детстве, ты часто рисовал рыжего котенка, и его к нам во двор подкинули. А потом ты нарисовал картинку, на которой везде была вода, и случилось после ливней наводнение, затопило многие села в пойме реки, и в городе улицы, что в низине. У нас в роду были не простые люди. И тебе видно, передалось, помни об этом. Когда злоба в душе, кисть в руки не бери.

 Про институт мать так ничего ему и не сказала, не упрекнула. Но Борис чувствовал, что она переживала, и винил себя за то, что доставлял матери боль. "Но иногда обстоятельства сильнее нас, - думал он, - и ведомые роком, мы губим себя и близких. И осознаем все, но сделать ничего не можем"
Похоронив мать, Борис уехал на море. Хотелось побыть одному. Он часами сидел под кипарисами и смотрел на море. В такой момент и появилась в его жизни Она.
 Она всегда появлялась на пляже перед заходом солнца. Юная, мечтательная, тонкая, как молодая ивушка. Если бы она не была так погружена в свои мечты, то наверняка заметила бы невдалеке в тени кипариса пару восхищенных глаз. У самой воды халатик падал с ее плеч, и она, оставшись в купальнике под цвет своего бронзового загара, от чего казалась обнаженной, бросалась в набежавшую волну. Он всякий раз с замиранием сердца смотрел на воду, а она выныривала далеко от берега и плыла к большому камню. Забиралась на самую вершину валуна и, раскинувшись, отдавалась во власть последним лучам заходящего светила.
Впервые, увидев эту картину, он обезумел от восторга. Темная фигура девушки, словно распятая на огненном диске солнца, а вокруг почти слившаяся синь неба и моря. И разбивала эту слитность только черная кривая очертаний огромного камня. Живая картина так просилась на полотно, что он тут же на берегу стал делать наброски.
Девушка, сама того не подозревая, добросовестно позировала ему. Свою натурщицу он пригласил посмотреть только на готовую работу. Как всегда, выйдя из моря, она накинула халатик прямо на мокрое тело, который с удовольствием плотно прильнул к фигуре. С темных кудряшек вода капала на обнаженную тонкую шейку и стекала в лощинку между упругими бугорками на груди. Она и на этот раз прошла бы мимо, не заметив его, но он окликнул ее:
- Девушка! Подождите.
Она непонимающе обратила к нему свой взор, в котором ясно отразилось: "Почему этот бородатый мужик прервал мои мысли!", - но вслух сказала:
- Я слушаю вас.
- Меня зовут Борис. Я художник.
Он говорил быстро, словно боялся, что она остановит его и прогонит прочь. Но она спокойно выслушала его, с удивлением рассматривала картину, подаренную ей, а угадав себя, запрыгала от восторга.
Они познакомились. Прогуливаясь по набережной, они вызывали у прохожих вопрошающие взгляды: "Что общего между прекрасным юным созданием и бородачом, чуть не вдвое старше спутницы?" А они шли и, не замечая этих взглядов, увлеченно разговаривали о символах и красках, о замысле и сюжете.
Настиной любознательности не было конца.
- Скажите, Борис, о чем вы думали, когда рисовали меня в этом огненном круге?
- Понимаешь, на картине ты - это не совсем ты. Твоя фигура - это символ, и круг - это символ, а вместе они могут читаться, как женщина в кругу своих страстей, эмоций, а может быть, обстоятельств, из которых сложно вырваться и познать безграничное пространство вокруг нее. А можно эту систему символов, то есть картину, прочитать и по-другому. Меня вот иногда посещают мысли о том, что всё человечество делится на два мира. Есть мир ограниченных людей, и это чаще женщины, а есть творцы, которые ничем не ограничены. Они живут за кругом. Их мысли, их поступки, результаты труда, то есть, их творения, имеют общечеловеческий, может быть, даже Вселенский масштаб и значение. А у тебя, к примеру, какие мысли родились?
- Я представила себя внутри инопланетного корабля, и он сейчас унесет меня в иные миры.
- Вот видишь, какие разные мысли могут родиться при созерцании одной и той же картины. В этом тайна искусства.
- Как вы интересно говорите! А скажите, вы действительно считаете, что женщина ограниченное существо, и она не способна познать тот мир, который открывается мужчине?
- Чаще всего, да, - сказал и помрачнел, на мгновение, потом улыбнулся и продолжил, - Но бывают исключения. Вот, к примеру, ты. Такая маленькая, глупенькая на вид девочка, а задаешь такие сложные взрослые вопросы.
- Просто мне все хочется знать, а вы так интересно рассказываете. Жаль, что я уже пришла. Спасибо вам за картину. До свиданья.
Настя по-детски чмокнула художника в щеку, хлопнула калиткой и вприпрыжку побежала по дорожке сада к дому. Её кучерявый хвостик на голове забавно подпрыгивал и качался из стороны в сторону.
Борис проводил ее взглядом. Всю дорогу до турбазы, где его приютили, думал он о тех новых очень приятных ощущениях, которые родила в его груди эта умная, мечтательная девочка. Вначале она, как магнит, притянула к себе его взгляд. В ней не было ничего особенного. Таких юных, стройных натурщиц вокруг было сколько угодно. Но именно эта девочка, первый раз пройдя мимо, без кокетства, просто, зацепила его, как цветущая веточка дикого шиповника;  притянула к себе его взгляд, как притягивает взгляд танцующий солнечный зайчик. Это не было влюбленностью, тем более сексуальным влечением. Это было что-то другое. Борис не пытался объяснить свое состояние: да как можно объяснить появление солнечного зайчика? Он просто наслаждался и мечтал. Новые чувства отодвинули на дальний план мрачные мысли, с которыми он приехал на море.


Но на следующий день, как обычно, Настя на пляж не пришла. Борис пытался узнать, где она, но тетка, к которой он обратился, обругала его, назвала растлителем малолетних, пригрозила милицией. Никогда в своей жизни он не пытался знакомиться молоденькими девушками. Но Настя! Он был благодарен морю. На море он встретил эту девчонку, которая, как маленький солнечный зайчик, поселилась в его душе.

Пришли иные времена
Время шло. Он пытался ее искать и не находил, ведь они расстались, не обменявшись даже адресами. Значит так должно быть. Он жил с этим кусочком солнца  в душе. На каждой картине он находил ему место. Почти десять лет  он освещал и согревал его жизнь.
В родительском доме после развода жил он вдвоем с сестрой Татьяной, которая была старше его на два года. Она же с работой помогла. Сестра была вхожа во многие кабинеты, дружила с директором треста столовых и ресторанов. От них то и поступили первые заказы на проекты и оформление кафе. Эта работа давала деньги, на которые он мог покупать холсты, кисти, краски. Все свободное время Борис отдавал живописи. Но в маленьком городишке художественные полотна оказались никому не нужны, и даже на выставки мало кто ходил. И это стало его новой болезнью, от которой страдал и искал ответ на вопрос: "Почему большинство людей не замечают красоты, не тянутся к искусству, могут без них жить, дышать, а он не может? В этих мучительных раздумьях поддерживали и спасали его от отчаяния лишь мысли о "солнечном зайчике".
.
 Последний мазок. Роспись и личное клеймо - бык, его знак . Все. Картина завершена. Борис отошел, чтобы еще раз критическим взглядом осмотреть. Бывает на расстоянии видно то, что не видно вблизи. Вот здесь бы еще светлый мазок,.. нет, все, хватит. Совершенствовать можно до бесконечности, всегда остается  то, что хочется доделать или изменить. Но важно остановиться вовремя. Он умел остановиться. "Лунная ночь" дальше будет жить без него.
Пришли другие времена. Пришли в его жизнь посторонние люди, и вместе с ними пришла тьма. "Где ты, мой солнечный зайчик?"

Стук в дверь. Раздражение вспыхнуло маленьким, жгучим огоньком где-то в затылке. Как он не любил, когда в его размышления врывались посторонние. Посторонний вошел без разрешения.
- Привет, Боря.
- Толстый, у тебя талант врываться не вовремя.
- А что, ты еще не закончил свою "Лунную ночь"?
- Закончил.
- Так в чем вопрос? Ну-ка, что ты тут наваял? Какая-то темень сплошная. А это что? Толи сугроб, толи могила? И откуда в сугробе крест? Или это тень от чего-то? А это луна или не луна? Почему она ничего не освещает? Боря, не понимаю я твоей мазни, вот хоть убей.
- А ты уже не живой.
- К-как это?
- Взгляни вон на ту картину, что у окна стоит.
Осенний пейзаж. Серое небо. Холмы. Ветвистый овраг. Воронье над полем. Толстый смотрел и ничего не понимал, но страх пронизывал его. И чем дольше он смотрел, тем явственней в очертаниях холмов, оврагов, трещин вырисовывался профиль его лица, изуродованного страшной гримасой мертвеца. Он тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. "Тьфу ты, черт!" Пейзаж стал просто пейзажем.
- Боря, ты сумасшедший. И я с тобой с ума сойду. Давай выпьем.
- Пей сам, я в завязке.
- Ну, ради дела! Работаешь ты, как папа Карло. Уму непостижимо! Пишешь, пишешь, а кому они нужны, твои шедевры, здесь, в нашем захолустье?! Отдыхать надо хоть иногда. Давай по глоточку. Коньячок хороший. Просто расслабишься немного.
- Уйди, сказал, не буду, значит, не буду.
- Ладно, ладно, ты только не нервничай. Я ухожу.
- Толстый, - Борис остановил бывшего друга в дверях, - бросай ты свое грязное дело, а то найдут тебя однажды в овраге с пробитой головой.
- Ты что, Боря, какое грязное дело?! Кто тебе сказал? Брехня все!
- Смотри сам, мое дело предупредить. Ну, иди, иди, не мешай мне работать, - он хлопнул «Толстого» по плечу и проводил его до двери.
Борис прошелся по мастерской. Взгляд задержался на "Женщине в круге". Это копия. Он восстановил ее по памяти. Оригинал, наверное, пылится где-нибудь у той девочки, которой он подарил в порыве эмоций. Ему показалось, что девочка сыграет в его жизни какую-то важную роль. Но она исчезла бесследно. На этой мысли Борису вдруг захотелось выпить. Жаль, «Толстый» с коньяком ушел.
Он помнил ее, а она не знала. Не знала, но шла на встречу, назначенную судьбой.


Новая встреча
В городе шумел Первомай. Из окон лилась музыка, слышался смех. Улицы были заполнены праздно гуляющими людьми. Анастасия брела по бульвару, улыбалась незнакомым прохожим, и они в ответ ей улыбались. И оттого ей становилось тепло на душе, отступало чувство одиночества, отчаяния.
Она ушла из дому, чтобы не видеть мужа, выпившего, как он говорит, пятьдесят грамм для веселья. Он действительно не пил много, но одного стаканчика ему хватало, чтобы стать невыносимым. Он начинал читать бесконечные лекции о том, как правильно вести домашнее хозяйство, как рассчитывать деньги, как почитать мужа и как ублажать его в постели. Он мог ударить ее за один слишком дерзкий, по его мнению, взгляд.
Часто ей приходилось угощать его партнеров, которые приходили обсуждать какие-то дела, прихватив с собой подружек. Эти размалеванные дамы не первой свежести, к тому же, хамили и смеялись над ней. Муж никогда не представлял ее своей компании как жену, он вообще никак ее не представлял.
Вот и сегодня он пришел с демонстрации навеселе, велел приготовить сауну, накрыть стол легкими закусками под пиво.
- У нас сегодня гости. Оденься приличней, и не смей им дерзить. Будут люди высокого полета.
Шумная полупьяная компания ввалилась к ним в дом около трех часов дня. Двое толстых раскрасневшихся мужиков и трое их подружек. Девицы скинули плащи, бросили их на кресло. Анастасия не выдержала и заметила, что в прихожей есть вешалка.
- А ты для чего? Подбери и повесь. Коля, дорогой, почему ты не заменишь эту бабу. Она совершенно не воспитанная, - съязвила Людмила.
- Анастасия, извинись перед гостями и принеси нам что-нибудь выпить.
- Сам принеси, дорогой!
Анастасия кинула фартук на стул, схватила свой плащ и хлопнула дверью.

Она не хотела больше находиться под одной крышей с посторонними людьми. У них своя жизнь, свой мир. Анастасию занесло в этот мир случайно. Или не случайно? А может быть, так должно быть? Может быть, занесло для того, чтобы она поняла, где ее родные души, где ее мир, в котором она не посторонняя.
"Как гадко! Как низко!- думала Анастасия, когда ушла из дому, хлопнув дверью. А ведь как красиво начиналось!? Она еще училась в школе, когда Николай начал проявлять к ней особые знаки внимания. Высокий, широкоплечий, русые кудри, голубые глаза - мечта, а не жених. Два года ухаживаний с цветами, коробками конфет, шикарная свадьба, венчание, медовый месяц в Сочи. Подруги и знакомые завидовали. "Жених с положением. Девочка будет с ним как за каменной стеной, - судачили соседи и засыпали маму вопросами, - А сколько золота подарили его родственники? А купил ли жених квартиру или они будут жить в доме его родителей?".
Но уже через месяц муженек опустил ее с небес на землю, выдав четкие инструкции: как вести себя, как готовить и причем, строго по рецептам его мамы, работу бросить, на рынок за покупками одной не ходить, о детях речи не заводить, рано.
Пяти лет не прошло, как они начали жить, а Анастасии кажется, что целая вечность, и надолго ее терпения не хватит, это она знала точно. Хотя мама постоянно твердила, что надо терпеть, что семью разрушать нельзя. Не о такой семейной жизни Настя мечтала. Слезы, бессонные ночи, одиночество, отсутствие общения породили странную, не проходящую усталость, отсутствие желаний и стремлений. Она шла по улице, бесшумно шевеля губами. В голове крутились строки:
"О, господи, прости мне сны,
Где нет полета и стремленья.
Я так желаю пробужденья
В момент рождения весны"
- Настя! Это ты? Как ты изменилась! Похудела, побледнела. Что с тобой? Ты одна? Пойдем со мной. У нас сейчас собрались такие интересные люди! Отдохнем со вкусом!
Это Татьяна. Подруга детства. Налетела, как тайфун, не давая проронить ни слова, не позволяя возразить, увлекла за собой.
Только перешагнули за порог, Татьяну и Настю окружили друзья:
- Ты где так долго была? Мы тебя заждались. А кого это ты привела?
Колись! Нет-нет не говори. Мы угадаем. Это поэтесса Анастасия Лебедева? Мы читали ваши стихи в газете!
Татьяна сделала круглые глаза:
- Настя, ты стихи начала писать?! Все знают, а лучшая подруга, можно сказать, с пеленок, ничего не знает!
- Да это так, от скуки написала и в газету отослала, а они возьми и напечатай, я их сама еще не видела, - оправдалась Настя перед подругой, хотя публикаций на самом деле было уже много, и в местной газете, и в краевой, и в коллективном сборнике молодых литераторов края.
- А, между прочим, неплохие стихи, - сказал кто-то, сидящий в углу на диване, но наклониться и посмотреть, кто это сказал, Анастасии не дали. Гостью отвлек тамада:
- Штрафной опоздавшим! Настя, разрешите представиться, здешний тамада, по совместительству одинокий, несчастный мужчина, в расцвете сил, в меру талантлив, в меру красив, актер больших и малых театров, это в будущем, а пока играю в народном театре при доме культуры, Александр Чернецов. Разрешите вашу ручку, мадам, и позвольте проводить вас к вашему стульчику за наш скромный стол советских тружеников, но накрытый с творческим подходом.
- Сашка, заткнись! Настя, не обращай внимания на этого болтуна, присаживайся, вливайся в нашу компанию и чувствуй себя как дома. За это давайте и выпьем, чтобы у нас всегда была своя компания, где бы мы чувствовали себя как дома!
 И Анастасия действительно почувствовала себя среди этих, еще незнакомых людей, своей. Ей было хорошо, уютно. Никто не шушукается за спиной, не обсуждает ее слишком скромное черное платье, дешевую бижутерию, не бросает косые взгляды на её руки без маникюра и не ухмыляется по поводу неухоженного лица.
Татьяна подняла бокал, все дружно поддержали. Потом были еще тосты, интересные разговоры о новых фильмах и книгах, об известных художниках и писателях. Откуда-то появилась гитара, и все запели хором: "Милая моя, солнышко лесное, где в каких краях встретимся с тобою".
Среди собравшихся был мужчина лет сорока, с бородой. Он держался особняком, словно наблюдал со стороны, не говорил тосты, не подпевал, а лишь слегка улыбался. В бокал он подливал себе только нарзан. Насте казалось, что она его где-то видала раньше, но вспомнить не могла.
        - Таня, кто это сидит на диване?- спросила она у подруги, когда они вышли на кухню.
        - Это мой брат, Борис. Он художник.
        "Художник! Ну, конечно художник! Как она могла забыть?! Десять лет назад. Море. Бородатый художник, который в мечтах потеснил принца. Ей было тогда шестнадцать, и он нарисовал ей картину. Это событие стало настолько значительным, что при любом удобном случае она не уставала повторять: "А меня на картине нарисовали!" Она ничего не узнала о художнике, и долго переживала из-за этого. На следующий день после их знакомства позвонила мама: нужно было возвращаться домой. Тетя Зоя после писала, что какой-то бородатый мужик спрашивал про неё. Но тетя Зоя решила, что "нашей Настеньке не нужен такой старик". Господи! Спасибо, что ты есть, и ты все видишь".
- Здравствуйте,- Анастасия несмело присела рядом с Борисом.
 - Здравствуйте, я узнал вас сразу, несмотря на то, что вы сильно изменились.
" Куда делась та мечтательная и любознательная девочка с кудрявым хвостиком под цвет блестящего каштана, с серыми глазами, которые чудесным образом умели превращаться в сияюще-синие?" - подумал про себя Борис, но волнение, вызванное встречей, он почему-то постарался прикрыть равнодушием и даже раздражением.
        Он говорил странно, почти без интонации, холодно.
 - Мечтательная девочка спряталась, - Анастасия ответила на его немой вопрос горячо, словно хотела растопить его холодность, - ей страшно и одиноко. Она живет в заколдованном кругу, как на вашей картине, и пока не знает, как вырваться из него. Вы создатель этого круга, вы написали мой ад, в котором я сейчас живу. Откуда вы знали тогда, что это будет? Может быть, вы знаете слабое звено этого круга?
Какой бес в неё вселился? Вместо радости, болезненное желание уколоть? Месть за долгую разлуку сама собой вылезла из какого-то потаенного темного угла и решила урвать свой кусок пирога.
- Это не по правилам. Спрашивать совета - значит перекладывать ответственность на того, кто дает совет, - ответил художник, - Вы уже не маленькая девочка. Учитесь принимать решения самостоятельно.
Анастасия не стала продолжать разговор. Борис задел за что-то очень больное. Сославшись на то, что ее ждут дома, Настя покинула компанию. И всю дорогу сожалела, что ушла. Ей так давно хотелось интересного общения. А гости у Татьяны: актеры, музыканты, художники, литераторы, барды. Вот оно - высшее общество, к которому она неосознанно тянулась. А не то, что собирает ее муж. Какие-то секретари горкома, заведующие какими-то отделами, директора.
Но что задело ее в словах Бориса? Почему вдруг больно резануло по самолюбию? Он правильно сказал. Надо учиться принимать решения. Она ведь тоже его обидела. Она упрекнула его за свои неудачи. Кто заставил её выйти замуж, бросить институт, отступиться от своей мечты? Он всего лишь написал картину, а она, сказала, что он написал её судьбу. А может быть, действительно он запрограммировал ее на этот "замкнутый огненный круг"? Составил задачку для ученицы, а теперь хочет, чтобы она ее решила. Нет. Это уж слишком. Никто не властен над судьбами людей, кроме Бога. "Художник – творец, творцам бывает дано ", - вспомнила Анастасия слова монаха. О чем он говорил тогда? О Боге- творце, о художнике- творце. Как сложно в этом разобраться! Да и зачем разбираться?! Я женщина. Я слабая. Я не обязана думать. Для этого есть мужчины. Так, по крайней мере, говорит мой муж.
Дура! А ведь у художника тоже в жизни что-то не ладится. Она ведь почувствовала это, и даже не попыталась помочь. Полезла со своими упреками. Вот и получила", - размышляла Анастасия пока, не торопясь, шла домой.
Начинало темнеть, и в душу закралась тревога.
 Алина
- Чертова баба!- Выругался Николай, - ну, я ее еще проучу, я из нее эти выбрыки выбью!"
- Не расстраивайся, Коленька,- начала успокаивать его Людмила, -А давай мы ей вместе отомстим.
Она повернулась спиной, наклонилась к столику за бокалами с шампанским, обнажив ноги выше колен, вид которых  действовал возбуждающе. Николай грубо сгреб женщину в охапку и потащил ее в спальню. А гости в это время наслаждались коллективным "очищением от грехов" в сауне, откуда доносились визг и хохот.

После всех "успокоительных и очистительных" процедур мужчины собрались уединиться на втором этаже.
- Девочки, вы тут не скучайте, мы ненадолго, о делах поговорить надо.
Сказал строгим тоном Николай, давая понять, что лишних ушей им не надо.
- Не больно и хотели мы знать ваши секреты, - бросила им в след Людмила, самая эффектная из женщин, когда дверь за мужиками закрылась, - девчата, давайте выпьем, что тут у нас в холодильнике крепенького?
- Людка, а ты наглая, в спальне побывала и уже ведешь себя как хозяйка. У Николая жена, между прочим, есть, - заметила полненькая Наталья.
- Жена не стенка, можно и отодвинуть. И в спальне его я обитаю не первый год, и в этом богатеньком домике я скоро буду настоящей хозяйкой.
- Хотеть не вредно,- равнодушно заметила Алина.
Алина самая деловая из трех подруг, за что  ее за глаза звали старушкой, все время поглядывала на дверь комнаты на втором этаже, куда удалились мужики. Она сняла туфли и осторожно поднялась по лестнице, вышла на балкон смежной комнаты, откуда был хорошо слышен весь разговор.
- Есть солидный заказчик за границей. Он в Москве картины нашего "Репина" видел и готов за них хорошо заплатить в долларах. А мы кинем ему рублей по триста, он и усерется от счастья. А чтоб он не разнюхал о нашем интересе, надо его развязать. Ты, Толстый, с ним работал когда-то, тебе и карты в руки, появись у него с бутылкой, уговори выпить, но не раньше, чем он заказ закончит. Юрик, на тебе наблюдение за ним. Ты рядом живешь. Между прочим, сестричка его скоро замуж выходит. Он остается один. Дом у него старинный, признан памятником архитектуры, стоит почти в центре города.
Алина поняла о ком речь. Так же осторожно спустившись, она придумала отговорку, чтобы оставить свою компанию.
- Девчонки, доверяю вам своего Толстого, Наталья, не хлопай ушами, разрешаю залезть в его толстый кошелек.
- А ты куда?
- Надоел он мне, честно скажу. У меня на примете более интересная партия. Пока, девочки, пожелайте мне удачи.

Алина в свои тридцать восемь лет ни разу не была замужем. Учеба, карьера не оставляли место для мыслей о семье. Мужчину для удовлетворения естественных потребностей женщины она всегда легко находила. Её подруги не догадывались о её настоящем возрасте. Они, конечно, называли её старушкой, но были уверены, что ей не более тридцати. Окончив Ростовский Университет, она по протекции Валерия Ивановича, ее обожателя и покровителя, работавшего в краевом комитете партии, устроилась работать в архитектуру курортного города, а оттуда её перевели главным архитектором в районный центр. Конечно, она была недовольна своим переводом в захолустный городишко, но Валерий Иванович успокоил:
- Пойми, ты поработаешь на должности главного архитектора города, наберешься опыта, а потом перед тобой все пути будут открыты. Хоть в крае, хоть на курортах, а там и до Москвы недалеко. И она согласилась.
Конечно превращение примитивной деревни в цивилизованный центр, как цель, которую ей поставили в горисполкоме, ее лично мало интересовала. Гораздо важнее найти источники дохода. И Алина быстро их нашла. Архитектура, оказалась весьма доходным местом. И еще один из источников, кажется, прорисовывается. "Дура, зачем я сболтнула в горисполкоме о звонке из Москвы. И теперь денежки хотят прибрать к рукам без неё. Дудки. Не получится".

« Не уходи!»

- Ты где была? - шипящим от злобы голосом встретил ее муж прямо у дверей, не дав ей даже раздеться.
- Николай, не сердись. Я была у подруги Татьяны. Ты можешь позвонить ей, если не веришь.
- Какие могут быть подруги без моего разрешения! И что это за фокусы с хлопаньем дверей. Ты опозорила меня перед почтенными людьми! Тварь неблагодарная!
Муж ударил ее по лицу, потом еще и еще. Она упала. Он схватил ее за волосы и стал бить ее головой о свою коленку. Настя чувствовала сладковатый вкус крови на губах, из носа тоже потекла красная жижа. "Глаза. Надо крепко зажмурить глаза". Эта мысль запомнилась ей последней, и еще голос мужа:
- Попроси прощение! Почему ты не плачешь, не кричишь?! Попроси, чтобы я не бил! Попроси! - Он уже почти кричал.
Но сознание не желало слышать этого, и понесло Настю, словно по волнам, куда-то в звенящую синеву. Вокруг неё медленно плавали звезды, превращаясь в светящихся медуз, потом медузы раздувались, накрывали ее своим мерзким липким студнем. Ей нечем было дышать. Она пыталась кричать, бороться, руками и ногами пробить покров, но он уже был твердым. И она смирилась. Последний раз вдохнула последний глоток воздуха и ушла в темноту. Прочь от посторонних. Подальше.

- Коля, ты что сделал? Ты же убил ее!- Людмила в ужасе забралась на диван с ногами и прикрылась подушкой, словно хотела защититься ею от взбешенного любовника.
- Заткнись! Убирайтесь отсюда все. Вы ничего не видели и не слышали. Поняли меня!
- Да, да.
Гости тихо выскользнули из дома и разбрелись в темноте по разным сторонам.



Ночью после первомайского застолья Борис не находил себе места. Как он мог так с ней обойтись!?
"Бедный мой, солнечный зайчик, моя Настя. Он столько лет жил мечтой о встрече с ней, а когда она появилась, он оттолкнул ее. Стал придумывать всякую ерунду, что стар для нее, что у неё муж. А ведь ей было плохо, ей нужна помощь.
Он разбудил среди ночи сестру и стал просить позвонить Анастасии.
- Танюш, ну пожалуйста! Просто спроси, как она добралась?
- Ладно. Но если меня начнет материть ее муж, я трубку передам тебе.
Татьяна набрала номер. К телефону долго никто не подходил, потом мужской голос ответил:
- Насти нет дома. Она в больнице. Вы, милочка, даже не удосужились ее проводить. Подруга? Какая вы к черту подруга! Ведь знаете, какие у нас здесь места, пустыри вокруг. На нее напали хулиганы. Она в тяжелом состоянии.
Татьяна положила трубку. Борис не зря тревожился.
- Что? Что он сказал?
- На Настю напали хулиганы. Она в реанимации.
Борис как был, в одной рубашке выскочил на улицу.
- Господи! Помоги ей! Господи! - Борис быстро шагал по тротуару и молился. Вдруг сердце сильно кольнуло. От боли он остановился и закричал:
- Настя! Настя! Не уходи! Ты нужна мне! Настя! Борись!- он чувствовал, что в этот момент Анастасии плохо, что, может быть, смерть бродит где-то рядом с ней, а у неё, нет сил бороться. Он должен ей помочь.
Если бы в это время на улице были прохожие, то они решили бы, что человек сошел с ума.
 Татьяна поняла, что брат пошел пешком. Она накинула плащ прямо на пижаму, завела машину и помчалась следом. В реанимацию их не пустили. О состоянии Анастасии тоже ничего не сказали. Татьяна уговорила Бориса поехать домой.
-Бессмысленно до утра скитаться под окнами, а утром мы позвоним ее мужу и узнаем о ее состоянии. И потом, своим присутствием ты можешь доставить Насте лишние неприятности. Ей придется объяснять мужу, кто ты такой.
Последний аргумент оказался самым весомым. Действительно, кто он такой для неё? До утра так и не заснул. Глядя в окно, он шептал только одно: "Настя, Настя! Не уходи. Ты нужна мне".

Татьяна заглянула в мастерскую брата:
- Борис, ты так и не спал?
- Нет, не получилось. Я тут новую картину задумал. Представь: весна, степь, красные тюльпаны, и среди них женская фигура одетая в прозрачный розовый шелк. Дует ветер, развивает волосы и шёлк, и шлейф летит над степью и сливается с розовым закатом. Как тебе задумка?
- Красиво. Но почему розовый закат? Мне кажется, по народным приметам, это нехорошо. Да, кстати, к тебе главный архитектор просится. Пускать?
- Что придуряешься? Какой еще главный архитектор?
- Самый настоящий. Главный архитектор нашего города, Алина Васильевна Звезднева.
- А что ей надо?
- Откуда я знаю. Выйди и сам спроси.
- Пусть в мастерскую заходит. Я от работы отрываться не хочу.
Через минуту Татьяна открыла дверь в мастерскую и пропустила вперед элегантную молодую брюнетку. Она осторожно прошла между картинами, загрунтованными полотнами, станками, которые плотно населяли мастерскую художника, и остановилась почти вплотную к Борису.
- Здравствуйте!- глядя прямо в глаза Борису, сделала выразительную паузу, - Так вот вы какой, знаменитый художник Борис Берлев. Из Москвы мне уже несколько раз звонили, просили связаться с вами, а у меня все времени не было. Простите. Мы, чиновники, все суетимся, гоняемся за призраками, а настоящее- то искусство, оно вот где, в таких мастерских. По поводу искусства я к вам и приехала. В Москве нашлись ценители вашего творчества. Это мои хорошие знакомые. Поэтому они меня попросили вас найти. Они хотят сделать вам большой заказ. Их интересуют авторские полотна, живопись, размеры не меньше 80х60, масло. Темы, цветовая палитра по вашему усмотрению. Возьметесь?
- А зачем этим вашим ценителям мои картины?
- Они открыли салон современного российского искусства и собирают полотна по всей стране.
- В какие сроки надо уложиться?
- Пять-шесть месяцев.
- Я согласен.
- А что ж вы про оплату не спросите?
- Это не главное.
- А что для вас главное?
- Востребованность и признание.
- Ну, это у вас уже есть. Рада была с вами познакомиться. Кстати, будете мимо архитектуры проходить, заглядывайте. Мне хотелось бы с вами посоветоваться по поводу генерального плана реконструкции центральной части города. До свиданья. Не провожайте. Мы с вашей сестрой еще посплетничаем.
Женщины покинули мастерскую и прошли в столовую.
- Алина Васильевна, давайте чаю выпьем. У меня, кстати, удачный торт сегодня получился.
- А по какому поводу торт? У вас торжество намечается?
- Мы можем и без повода испечь торт.
- Люди на маёвку готовятся, а вы дома сидите, торты печете.
- Да нам как-то не до маёвок. У меня подруга в реанимацию попала. Вчера была у меня в гостях, и ушла, я даже не заметила когда. Звоню ей домой, а муж говорит, что на неё хулиганы напали, избили сильно. За что спрашивается?! Куда милиция только смотрит!?
- А как зовут вашу подругу?
- Настя Лебедева.
- Это не та Лебедева, которая стихи пишет? Я выписываю литературный альманах, смотрю, стихи поэтессы из нашего города. Критик московский предисловие написал к её публикации, довольно лестное. Приятно, что в нашем захолустье живут такие таланты.
- Это она
- Я с её мужем знакома. Неприятный тип. А ваш брат женат?
- Развёлся недавно. Но скажу по секрету, он, кажется, влюблен в Настю.
- Да, вы что? А как же муж?
- Между ними нет ни каких отношений. Они только вчера познакомились. Но он очень за неё переживает. Ночь не спал.
"Это хорошо, что еще ничего нет", - подумала про себя Алина, значит, путь свободен. Немного женской ловкости, и художник будет в её руках. Она была уверена в своих силах и не сомневалась в положительном результате. Для видимости она сочувственно повздыхала, поругала Настиного мужа, который отпускает жену одну по вечерам, заодно посочувствовала Татьяне:

- Танечка, вы такая молодая, красивая и прозябаете в одиночестве. Давайте я вас познакомлю с хорошим человеком. Скоро из Москвы приезжает ко мне давний друг, учились вместе. Если будете умницей и не упустите свой шанс, то скоро будете жить в столице. Ну не для вас этот городишко. С вашим умом и деловой хваткой надо жить в столице. Только там вы по-настоящему найдете себе применение.

 
 - Настя, Настя! Не уходи. Ты нужна мне, - отчаянная мольба долетела откуда-то издалека... Знакомый голос выловил ее из тьмы, словно рыбку на крючке, выдернул из воды на воздух, где она снова стала задыхаться. По глазам, хотя и зажмуренным, больно ударил свет. Она не могла ничего сказать и только замахала руками. Но руки с проводками и трубками кто-то поймал, уложил на место. И в тот момент поток свежего, пахнущего морем, воздуха влетел в ее легкие. Они гостеприимно открылись. Ветерок пролетел по всем закоулочкам организма, выгнал оттуда всё затхлое и постороннее. Сердце поймало ритм этого мира и заработало спокойно. Анастасия осторожно открыла глаза.
 Все вокруг было белым: белые простыни, белые стены, белые люди. Мозг после прогулки в бессознание трудно впрягался в работу. Для начала надо понять, кто она, где она? Что она здесь делает?.. Она Настя! Кажется. Кто-то кричал, чтобы она не уходила, и звал ее по имени "Настя". Кто кричал? Рядом никого не было. Люди в белом проплывали мимо. Она обвела взглядом помещение. На что это похоже?.. На больницу? Точно. Она в больнице. Молодец, Настя! Соображаешь. Если она в больнице, значит, она больна. Но что у неё болит? Ничего не болит. Наоборот, она прекрасно себя чувствует. Ей весело. Она знает про себя, что она самая красивая, самая умная, самая талантливая.
Но люди в белом постепенно перестали плавать и начали громко топать ногами. Так громко, что ей захотелось закрыть руками уши. Пошевелила пальцами, и вдруг во всем теле проснулась нестерпимая боль. Настя застонала и окончательно пришла в себя. Она вспомнила, как удары тяжелой ладони мужа вонзались в её тело, как от его дикого крика, казалось, лопались перепонки в ушах. Вновь застонала уже от обиды, закрыла глаза и заплакала. Сначала тихонько, потом навзрыд, потом её начало трясти. Вокруг собрались медсестры и врачи. Несколько уколов успокоили ее и заставили забыться в беспокойном сне.

Украли радость у ангелов
Колонна КамАЗов и подъемный кран подъехали к парку вечером, уже в сумерках. Всю ночь в свете прожекторов работали люди, гудела техника, видны были световые вспышки от работающей электросварки. Вдоль бетонной ограды с внешней стороны прохаживались крепкие мужчины и отгоняли случайных прохожих:
        - Проходите, граждане, не стойте в опасной зоне. Ведутся монтажные работы, может что-нибудь упасть на голову.
        Ближе к утру КамАЗы с крытыми кузовами тяжело тронулись с места и проследовали по проспекту в западный район, а оттуда по трассе скрылись из города в неизвестном направлении.
        Утром жители города, проживавшие рядом с парком, первым делом заметили, что исчезло колесо обозрения. Заглянув на площадку аттракционов, они вовсе ахнули. За ночь таинственным образом исчезли все качели и карусели.
Город замер от ужаса. Пришли времена, когда не осталось ничего святого. Детей ограбили! Украли радость у ангелов. Многие помнили себя в этом парке. Задорный смех, миг удовольствия, когда захватывает дух от высоты и ветра в лицо, праздник, который ждали всю зиму. Но никто из горожан никогда так и не узнает, кто грабитель.

Вольнов положил во внутренний карман пиджака две пачки пятисотенных купюр и поспешно застегнул портфель, который слегка распирало от денег. Ночью свершилась хорошая сделка. Теперь деньги надо надежно и быстро вложить в недвижимость, потому, что за месяц эта приличная сумма может превратиться в кучу никому ненужной макулатуры. И уже собирался уходить, когда в кабинет ворвался Толстый.
- Николай, нас раскололи. Берлев что-то знает про наши дела.
- Что он знает? Что он вообще может знать, - разозлился Вольнов, - ладно, давай не сейчас. Приходи вечером ко мне, обмозгуем. Возьми вот для успокоения нервов, - Вольнов протянул Толстому пачку денег, - ну все, пока, я тороплюсь к жене в больницу.


Вольнов действительно планировал зайти в больницу. Но прежде он встретился с человеком, который вручил ему документы на собственность в обмен на портфель с деньгами. Оставшись один, Вольнов дал волю чувствам. Он радовался, как ребенок, прижимал бумаги к груди и гладил их, как гладят что-то дорогое. Да, дорогое! Она дорого ему обошлась, вилла на побережье Средиземного моря. Он понял в жизни одну истину: "Если хочешь иметь много, нельзя смотреть, на что наступаешь, через что перешагиваешь на пути к заветной цели;. Да, это дикие правила, но это закон природы. Выживает сильнейший, кто не рассуждает о совести и чести, а просто берет то, что попадается под руки, что можно урвать у других". И Вольнов радовался, что удалось. Теперь можно сваливать из этой ненавистной ему страны, где слишком много говорят о чести и совести, где мало понимают, какую силу имеют деньги в этом мире. Вольнов радовался, что он понимает, что он сумел урвать.
Но радость была короткой. Позвонили из больницы и сообщили, что жена приходила в сознание, что сейчас она находится под воздействием успокоительных препаратов. И как только ей станет лучше, к ней придет участковый милиционер, чтобы составить протокол.
Она же может заявить на него, и тогда его будут судить. Нет! Этого он не может допустить. Это значит, конец красивой жизни, которую он с таким трудом столько лет строил. Он должен уговорить жену не подавать на него заявление.
Он появился в палате вовремя. Жена спала. Он больше не отходил от её кровати, изображая убитого горем мужа.
Настя застонала, приоткрыла глаза, но, увидев Вольнова, опять крепко зажмурилась.
- Настя, любимая, ты проснулась! Настя, я извелся весь. Прости меня. Умоляю! - Вольнов заплакал.
Анастасии было противно на него смотреть. Мужик, распустивший сопли от страха - это гадкое зрелище. И чтобы избавить себя от этого зрелища, она, превозмогая боль в теле, повернулась на бок лицом к стене и попросила его:
- Николай, уйди. Я ничего не скажу милиции. Только уйди и не появляйся мне на глаза, как можно дольше, а лучше совсем не появляйся. Нам надо разойтись.
Когда пришел следователь, она отказалась писать заявление, сославшись на то, что не видела в темноте, кто на неё напал.
- Анастасия Ивановна, ну хоть что-то вы запомнили? - допытывался Андрей Николаевич, - а может быть, нападение было не на улице и нападавшие вам знакомы? Поэтому вы их покрываете? Да? Что вы молчите? Побои свидетельствуют о том, что вас били в лицо, а значит, вы должны были видеть, кто вас бил. У меня подозрение, что это ваш муженёк так специфически проявлял ласки. Вы боитесь его?
- Никого я не боюсь! - наконец не выдержала пострадавшая, - я вам русским языком сказала, заявление писать не буду! И оставьте меня в покое!
- Андрей Николаевич, я прошу вас прекратить опрос. Больная еще очень слаба, - вмешался доктор.


 Толстый__
Когда стемнело, Толстый, озираясь по сторонам, миновал пустырь. С того дня, когда он навещал художника, тревога не покидала его. Он начал бояться темноты, перестал лихачить на машине, с неохотой брался за поручения, которые ему давал Вольнов. Ему легко командовать. Начальник, мараться не хочет, знай указывает: "Толстый, организуй пять тонн меди. Толстый, есть клиент на карусели. Толстый, этот человек много знает. За его молчание плачу золотом". Ему нет дела, сколько трясется Толстый от страха. С какой швалью приходится связываться. Одно утешение - Вольнов всегда хорошо платит.
Калитку Николай Иванович открыл сам.
- Ты один?- с тревогой спросил Толстый.
- Один, один. Проходи. Рассказывай, что у тебя произошло.
Толстый сел к столу, налил себе стопку конька, выпил залпом. Отдышался.
- Понимаешь, Николай, Берлев что-то знает. На днях, когда я заходил к нему, он показал мне мою смерть. А потом, прощаясь, просил меня бросить "грязное дело", иначе, как он говорил, найдут меня в овраге с пробитой головой. Коля, боюсь я. Не знаю чего, но с того дня хожу и боюсь. Отпустил бы ты меня. Служил я тебе верно. Думаю, заработал ты с моей помощью неплохо. Отпусти.
- Какой бред?! Ты хоть слышишь, какую чушь ты несешь?
Берлев показал тебе твою смерть! Как он мог тебе это показать? Он что колдун  какой или Господь Бог?! Он просто маляр! Алкоголик! И что он может знать о наших делах? Он не сыщик. Или ты ему что-то рассказывал? Нет? Так чего ты трясешься? У тебя самого на почве пьянки галюники уже. Вот и вся причина. Отпустить, говоришь, тебя? Отпущу. Последнее дело провернем, и отпущу.
- Николай, а пить он не будет. Я попробовал, предложил коньку, он отказался.
- Не переживай, есть и другие способы его устранить, чтобы не совал нос в наши дела. Кстати, организуй мне встречу с ним.
- А что организовывать? Он всё время, даже ночью в мастерской торчит. Заказ выполняет.
- Какой заказ?
- Алина нашла ему клиентов, говорит, из Москвы.
- Вот стерва! Опередила. Плакали наши доллары! Ну, Алина! Я её недооценил. Думал, так, дешёвая подстилка. А она, видишь ли свою игру затеяла, хотя, сомнительно, что свою. Похоже, её кто-то из высоких кабинетов "крышует". Надо разузнать, кто. Вот тебе, Толстый, и задание. Разузнай, кто покровительствует нашей Алине. С ним либо договориться надо, либо убрать, чтоб не лез не в свои сани.
    Толстый уже знал, кто покровитель Алины. Ему удалось пару раз перепихнуться с ней, правда, обошлось это далеко не дешево. И однажды, когда он ночевал у неё, ночью ей позвонили. Она думала, Толстый пьяный, спит крепко, ушла в ванную и говорила открыто. Толстый навел после вправки. Человек тот куда сильнее Вольнова. И если с ним потолковать, предостеречь, то вполне может быть, его отблагодарят.

Короткие мгновенья счастья
- Девушка, - двое заглянули в реанимационное отделение, - мы к Анастасии Лебедевой. Можно пройти?
- Анастасия здесь больше не лежит. Сегодня доктор распорядился перевести ее из реанимации в обычную палату. Пройдите в пятнадцатую.- ответила дежурная медсестра.
- Ку-ку! Голова Татьяны просунулась в дверь.
- Таня, как я тебе рада! Заходи!
- А я не одна.
Следом за сестрой в палату несмело вошел Борис. Все время, пока подруги весело щебетали, обсуждая последние новости, он простоял в ногах больной, держась за спинку кровати, и не сводил с неё глаз. «Синяки от побоев начали превращаться в желтые пятна. Опухоль на глазах уменьшилась. Раны на бровях и около губ затянулись. Глаза засветились. Значит ей действительно лучше», -думал он.
- Что вы на меня так испуганно смотрите? Сильно страшная?- спросила Анастасия.
 - Я как раз изучаю детали. Вдруг мне понадобится писать портрет избитой мужем женщины.
- Кто тебе сказал, что меня избил муж?
- А мне и говорить не надо, я сам все вижу.
- Настя, это правда? И ты его простила?
- Таня, давай не будем об этом.
- Господи! Какая же ты дура! Да его судить надо! Он ведь чуть не убил тебя.
Но Настя знала, что напиши она заявление на мужа, его посадят. Она представила, сколько страху он натерпелся. Она знает, Вольнов от страха теперь будет смирный, он больше пальцем ее не тронет. И потом, он все равно скоро навсегда исчезнет из её жизни. Её молчание – это цена за развод. Но это потом, сейчас ей вообще не хотелось думать о муже. Рядом стоял её Художник. Он смотрел на неё с нежностью, с состраданием. Как она была счастлива в этот момент, хотя и старалась не показывать своих чувств. Она теперь понимала, что это его голос, его мольбы выдернули её из безсознания,  из черной дыры, которая называется смерть. Он тоже пытается скрыть волнение, но Настя все чувствует. За его сдержанностью скрывается сгусток эмоций. Он боится, что эмоции вырвутся или взорвутся и потому не дает им воли.


Неудержимое желание видеть своего Художника вновь и вновь вело ее в дом, где он жил. Не часто встречаясь до тех пор с Татьяной, она стала ее каждодневной гостьей. Татьяна оказалась сообразительной. Заведет ее, бывало, в мастерскую к Борису и оставит. Что было делать, кроме как ждать, пока подруга вернется? Ждать и смотреть на него.
Когда она смотрела на него, ей не хватало воздуха. Лицо как лицо, грубоватые мужские черты, густая борода. Но от чего тогда так бешено билось сердце, когда она видела блеск его глаз, когда он в работе, когда он стоит у полотна и накладывает мазок за мазком. А если их взгляды вдруг встречались, у неё начинала кружиться голова, она чувствовала, что улетает. Какая головокружительная высота в его глазах! Ей нравилось в нем все: как он сдвигал брови и слегка прищуривал глаза, словно пытался заглянуть поглубже и увидеть то, что не лежит на поверхности; нравились морщинки вокруг глаз, что разлетались лучами к виску. Но больше всего нравились губы, и даже не сами губы, а улыбка, которая, если появлялась на губах, то в одно мгновение меняла все вокруг. "Почему я не художник?! Я бы непременно написала его портрет", - думала Анастасия.
Борис вначале к ее визитам относился с показным раздражением, но Настя чувствовала, что он в глубине души не против ее визитов. Потом привык, и вроде как перестал замечать. Но однажды, накануне дня рождения, Анастасия вдруг получила от Бориса подарок - новую картину. На ней была изображена женщина. Лицо ее было освещено потоком света, льющимся в распахнутое окно вместе с легким ветром. Все тело женщины словно тянулось навстречу этому потоку, и глаза ее светились счастьем и любовью.
- Ты должна стать такою.
- Господи! Это я? - от удивления и радости, не зная, как еще отблагодарить художника, Анастасия обняла и поцеловала его в щеку. А Борис засмущался как мальчишка и поспешил скрыться в мастерской.

Чувства переполняли ее. Она не знала, куда деваться от них. И однажды, измученная бессонницей, Анастасия пошла к его дому. "Я только взгляну на него через окно, - убеждала она себя, - взгляну и уйду"
Калитка не запиралась, собаки не было. Анастасия, затаив дыхание, бесшумно прошла к мастерской и заглянула в окно. Борис сидел за столом и что-то чертил. Вот он отложил карандаш, пошарил по карманам, достал сигареты и зажигалку, и пошел к двери.
- Я чувствовал, что ты где-то близко. Я знал…
Он прижал ее к себе. Они долго стояли так, боясь оторваться друг от друга, оглушенные нахлынувшими чувствами. Потом он провожал ее домой, крепко держа  за руку.  Город был тих и пуст. Августовское небо, усыпанное звездами, казалось совсем близким. Она говорила, что пойдет за ним на край света, что она больше не может без него жить. А он убеждал ее, что не собирается никуда исчезать.
После того вечера пришла твердая уверенность, что развод надо оформлять, как можно быстрее. Если Николай будет противиться, у неё есть весомый аргумент, который заставит его пойти на все её условия.
 Как бездетных, их развели быстро. Потом еще месяц ушел на раздел имущества. Дом муж продавать не захотел, предложил купить для неё квартиру. Она согласилась. Её устраивал любой вариант, лишь бы быстрей и подальше от бывшего мужа. Развод, раздел, переезд так утомили ее, что она, бросив вещи в узлах, помчалась в сельский домик, который муж любезно оставил ей. Возня на грядках всегда успокаивала ее, приводила в равновесие чувства и мысли. И надо ж было такому случиться: за десять минут до отправления автобуса она встретила Бориса. В голове мелькнула сумасшедшая мысль - пригласить его с собой. Но приглашать не пришлось. Борис сам, попросил взять его на дачу.
Дотемна они работали, жгли костер, пекли картошку, жарили цыпленка и смеялись, как будто им в рот смешинка попала. Борис чувствовал себя мальчишкой, пятнадцать лет не стояли между ними. Последний автобус в город ушел без них. С заходом солнца заметно похолодало. Борис занес в домик дров и затопил печь. Настя не могла поверить, что все происходящее - реальность. Раньше она и мечтать не могла о подобном вечере. Борис казался недосягаемым, а сейчас он рядом, стоит протянуть руку. Борис подумал об этом же. Его рука легла ей на плечи,... где-то у солнечного сплетения вспыхнуло пламя, волной прошло по ее телу. Стало трудно дышать, а на улице зашумел дождь… Это была их первая ночь.
 Борис впервые дал волю чувствам, которые до сих пор дарить было не кому. Сгусток неистраченной энергии взорвался, волна жара и безумия, затмившая сознание, разлилась по всему телу, вырвалась наружу, накрыла собой Анастасию. Они превратились в единое первозданное целое. Сердца, казалось, не выдержат напора, от бешеного ритма разорвутся на части, но они слились в одно сердце, в единый ритм, и кровь потекла по единым протокам. И мысли слились в единую мысль, в одно великое Божественное начало, от которого все стало быть. Любовь.
Прошло полгода. Наступила весна. Настя поступила работать в музей. С удовольствием рылась в архивах, начала готовиться к поступлению в институт. Каждый выходной они с Борисом выезжали за город. Он с мольбертом, она с блокнотом. Каждый творил свое.
- Боря, послушай, какие стихи я написала. Между прочим, около лесополосы целая поляна тюльпанов. Пойдем, посмотришь.
Взявшись за руки, они как семнадцатилетние бежали по зеленому лугу. Она во весь голос выкрикивала строки из нового стихотворения:
   И пойду я вдаль тропою дикой,
   Пусть исхлещет ноги осока,
    Пусть сплетает, словно повиликой,
    Чувства опьяневшие, строка!
 Ноги путались в высокой траве, они падали и смеялись.
- Где твои тюльпаны? Я дальше не могу бежать, - Борис схватил Анастасию за руку, притянул к себе. От поцелуя закружилась голова.
- Да вот они, поднимайся. Смотри, как они просятся к тебе на картину.
- Настя, я не хочу больше работать, я тебя хочу. Если ты меня оттолкнешь, я умру.
- Не умирай.- Настя упала в его объятия и утонула в бурлящем потоке чувств.
Они лежали среди тюльпанов, казалось, без сознания.
- Настя, когда-нибудь я не очнусь, умру от счастья в твоих объятьях, - наконец подал голос Борис.
Она молчала. У неё еще не было сил говорить.
Ночевали они в палатке.
На следующий день тюльпаны все же дождались художника и очень добросовестно позировали ему целый день. Так родилась, задуманная год назад, картина "Весна".
Яркая зелень молодой травы, красные полевые тюльпаны и среди этого праздника природы обнаженная женская фигура. Растрепанные кудри закрывали лицо. Тело было обвито полупрозрачным розовым шелком, и шлейф его развивался на ветру, тянулся над степью и сливался с розовым закатом.
 Потом была картина "Обнаженная душа". Летящая фигура женщины над обрывом реки…
Борис написал ее после того, как услышал очередные Настины стихи:
"Ах, бесстыжая, ведь нагая!
Чуть примяла траву ногами.
Руки в стороны, струнка - тело,
Посмотрите, почти взлетела!
Солнце гладит лучами груди,
Не стыдите, не надо, люди!
Вы молчите, что видели это
На реке, накануне лета.
Может, это для вас такою
Душу полнит она теплотою.

Шаг с обрыва

"Я что-то потеряла". Она проснулась утром и сразу почувствовала это. Но что потеряла?
Подошла к окну. На подоконнике любимые фиалки и анютины глазки весело подмигнули: "Не грусти. Жизнь прекрасна!" Подошла к книжному шкафу. На самом видном месте, как обычно стоит любимая книга. Она в бледном переплете, старенькая, но как все старенькое, добрая и мудрая. Взяла книгу в руки, прижала к сердцу, мысленно полистала страницы. На душе стало спокойней. Поставила книгу на место и вышла на улицу. Августовское небо было чистым, изрядно выцветшим за два предыдущих месяца, солнце палящим, несмотря на раннее утро. Все было как обычно, как полагается в конце лета. Она прошлась до речки и остановилась на высоком берегу. Речка внизу забормотала что-то успокаивающее. Она спустилась к воде, река погладила её ноги ласковой волной, но не открыла тайну тревоги. Город встретил шумом автострады и беспокойным пестрым людским потоком. Сердце вдруг екнуло и забилось быстрее. Она увидела в толпе знакомую фигуру. Он шел ей навстречу, он поравнялся с ней и сказал: "Здравствуй!" Она посмотрела в его бегающие глаза, в которых глубоко прятался страх,  и поняла, что она его потеряла. "Милый мой, ты ошибаешься! Не меня тебе надо бояться!"- хотелось ей крикнуть, но кричали только ее глаза, которые он уже не видел. Она отвернулась, не дыша, чтобы крик не вырвался наружу,   почти побежала прочь.

Все остальное было не важно. Он боится ее. Он боится повторения тех ночей. Он боится ее любви, своей любви, их любви.
Когда, после встречи на улице, она пришла проводить Татьяну, которая уезжала к жениху в Москву, и увидела вместе Бориса и Алину, то уже не удивилась. Она была готова, и она шагнула, с обрыва…
       
Странная женщина брела по улице, не замечая луж, газонов, дороги, машин, волоча плащ и сумку по земле, словно они были невероятно тяжелыми, и у неё не хватало сил их поднять. Платок упал с головы и висел на шее. Ветер трепал волосы, как ему хотелось, а она была на все согласна. Её качало из стороны в сторону. Ноги спотыкались, и можно было бы подумать, что женщина пьяна, если бы не её глаза, словно остекленевшие, остановившиеся на одной точке. С женщиной пытались заговорить прохожие, но она не реагировала, наконец, мужчина лет пятидесяти догадался, что женщина не в себе и вызвал скорую помощь.
Новая пациентка психоневрологического диспансера не разговаривала  ни с кем, не сказала имени, а после  снотворного не заснула, а наоборот начала нервно смеяться, потом плакать, кричать, потом внезапно умолкла и опять уставилась в одну точку. Только после третьего укола она, наконец, уснула.
Неделю психотерапевт не мог добиться от больной ни слова. Она либо спала, либо плакала, отвернувшись к стенке. Он велел перевести больную в отдельную палату и отменил все медикаменты. Чаще чем к остальным, он стал заходить к ней. Взяв женщину за руку, он гладил её ладонь и разговаривал, рассказывал о  городских новостях, о новых фильмах и книгах, о погоде на улице. И однажды он  почувствовал, как напряжение из пальцев больной стало  уходить. К концу третьей недели больная впервые  повернулась к нему лицом.
– Как вас зовут?- улыбаясь, спросил доктор.
– Анастасия.
– Где вы живете?
Женщина назвала адрес.
– Вы можете рассказать, что с вами случилось?
– Нет, нет! – Она вдруг замотала головой и закрыла лицо руками.
– Хорошо,  не надо. Если вам не хочется, не рассказывайте.
– Чего вы хотите сейчас?
– Уехать из этого города, - Больная взяла руку доктора и молящими глазами уставилась на него, - пожалуйста, помогите, я хочу уехать, скорее, пожалуйста!
– Я помогу вам, до утра потерпите?
Женщина кивнула головой в знак согласия и закрыла глаза.
   
Коварный план
Юрий Муратов давно приглядывался к соседям, а вернее к их дому. Большой, на высоком фундаменте, со старинным орнаментом на стенах, с мансардой наверху, с украшениями в виде маленьких куполов по углам дома и на крыше мансарды. Окна и ставни резные. К дому прилегал большой земельный участок со старым садом и цветником. Только не знал Юрий, как подступиться к соседям, чтобы те продали ему свой дом. И так, и этак, пробовал, и понял, что только хитростью их можно взять. Строили с женой разные планы.
 Когда пришла весть о том, что Борис бросил институт,  Жанна  устроила соседке тете Нине скандал из-за пустяка и, между прочим, упрекнула  что сын у неё алкоголик, из-за пьянки учебу бросил. Жанна  разгорячилась, крик подняла такой,  что старуху сердечный приступ схватил. А вскоре она отдала Богу душу.  Так сам собой стал срабатывать их план. Потом Татьяна в Москву засобиралась. Борька должен остаться один. С одним проще справиться. Он ведь на спиртное слаб. За бутылочкой можно о чем угодно договориться.
У Вольнова на дом Берлевых свои планы были. 
– Земля в центре города скоро будет очень дорого стоить. А если на этой земле еще и памятник архитектуры стоит,.. – Вольнов в этом месте многозначительно поднимал указательный палец, давая понять Муратову, что выгоду можно извлечь большую.
Муратов и сам это понимал и делить с Вольновым предполагаемую прибыль не желал, а потому вел свою игру. 
Он видел, что в поле их интересов вторглась Алина. Присматривался к ней, стремился втереться в доверие, и понял, что помехой в его планах на дом она не будет. Ей не нужен дом. Её цель – деньги, которые она может выкачать из художника.

Перевалив через Орловские бугры, дорога вытягивалась в линейку. Мелькали белые столбики разметки, а пунктирная полоса посередине, превращаясь в сплошную, тянулась до горизонта, соединяясь  с чем–то невидимым там, за чертой.
Они ехали в переполненном автобусе,  сжатые со всех сторон так, что не возможно было поднять руки. Доктор пытался отвлечься, представляя, как наслаждается водитель свободой прямого пространства. Но  это мало помогало. Боль в затылке становилась все нестерпимей. Он смотрел на Анастасию, которую мучила тошнота. С трудом, выдержав до первого перекрестка, Олег Иванович попросил водителя остановить автобус.
Доктор решил проводить Анастасию до самой дачи. Она была ещё слаба. С дороги они свернули  на проселок, желтой змейкой вьющийся по полю. Метров через пятьдесят он нырнул в лощину и они пошли по тропинке вдоль оврага.
- Куда мы идём? Я ни разу не ходила этой дорогой, спросила Настя.
- А я часто тут бываю. Здесь удивительные места.  Если пройдет дождь,  поток воды заполняет лощину, продолжал доктор. - Разливается до десяти метров в ширину. Я не раз наблюдал эту картину, когда после дождя рисковал добираться на дачу по этому проселку.  Дорога становится непроходимой, пока не сойдет вода, но в сухую погоду через ложбину можно идти беспрепятственно.
Олег Иванович  рассказывал о своих походах на природу  с увлечением и любовью. Он старался отвлечь Настю от её тяжелых мыслей, которые давили своей многотонностью на психику, ломали и крушили её организм.    
– За многие годы дождевые воды промыли себе это русло. Ряд деревьев - это  карагачи и ясени. Первые молодые деревца когда-то сажали для укрепления балки от размывания. Смотри, какие они стали сильными и большими. Молодую же поросль никто не сажал. Семена, занесенные водой или ветром, проросли и укоренились. Тень деревьев защищает теперь от  солнца цветы и травы.
Под деревьями действительно разнотравье  было свежее и сочное даже накануне осени, когда степь вокруг уже выжжена астраханскими суховеями.
– Есть в этой ложбинке один куст василька. Наш степной климат для него суров. Как ему здесь удается выжить, не знаю. Это чудо какое-то.  Каждый год я собираю семена и раскидываю по близости, но он не приживается. И это не все чудеса этих мест. Есть еще одно. Скоро мы его увидим. - Если идти по проселочной дороге, то Его можно не заметить, но если двигаться прямо по руслу дождевого потока, то …
Земля вдруг резко ушла из-под ног в буквальном смысле этого слова, и перед глазами неожиданно открылась удивительная картина.  Овраг.
Стоя на одной стороне,   можно было видеть противоположную отвесную стену. Многометровые пласты желтой глины взгромоздились на тонкий слой чернозема, видны белые полосы, возможно известняка или соли.  Прочитать бы то, что рассказывает овраг.
- Когда-то в школе нам говорили, что овраги – это «язвы земли», что с ними надо бороться. Теперь я понимаю – ничего не образуется просто так. – продолжал Олег Иванович, - Овраг. Болезнь или лекарство?.. Кому как. Какими бы не были заботы, какой бы не была усталость, сверну к оврагу, и забываю о проблемах и времени. Этот дикий уголок живой природы часто лечит мою душу.
Посмотри, Настя, сверху видно, что по дну оврага протоптаны тропы. Чьи они?  Когда не нужно торопиться, я затаиваюсь на краю обрыва. За жизнью обитателей  этого удивительного уголка  можно наблюдать часами. Не один раз видел я зайца и лису, наблюдал, как рыжие пушистые малыши сидели около норки в ожидании матери. Однажды неосторожным движением, спугнув лисенка, я решил дождаться,  когда он вновь высунет мордочку из норы, улегся с биноклем на круче. Какой – то шорох в камышах отвлек мое внимание. Перевел взгляд туда и вздрогнул от неожиданности. Прямо на меня смотрели  дикие глаза волка.  Мороз пробежал по коже, бинокль выпал из рук.  Только после этого до меня дошло, что зверь далеко, на дне оврага.

Олег Иванович остановился и внимательно посмотрел на спутницу. Прогулка на природе явно пошла ей на пользу. Она как бы распахнула двери из своей мрачной темницы, где сидела, словно в заточении много дней, и выглянула в мир, полный звуков и красок.
Но как только  появились люди, Анастасия опять замкнулась и помрачнела. Благо дача находилась на окраине.  Попав  в уютный домик, состоящий из двух комнат и маленькой остекленной веранды, Настя немного расслабилась. В теле чувствовалась усталость. Ходьба на такие расстояния ей непривычна, да и болезнь отнимала силы.
На вечернем автобусе Олег Иванович вернулся в город. Его ждала  работа. Не без опасения он оставил Анастасию одну. Но  она заверила, что для беспокойства нет причин. Наедине с природой  она скорее забудет свои беды. В холодильник был полон продуктов,  подвал –  заготовок на зиму.
Днем она гуляла по саду, сгребала желтые листья, вечером заварила липовый чай и достала с полки первую попавшуюся книгу. Это были стихи Анны Ахматовой, иллюстрированные рисунками  парижского художника Мадильяни. Анастасия прочитала первое:
Художнику
Мне все твоя мерещится работа,
Твои благословенные труды:
Лип, навсегда осенних, позолота
И синь сегодня созданной воды

Подумай, и тончайшая дремота
Уже ведет меня в твои сады,
Где, каждого пугаясь порота,
В беспамятстве ищу твои следы.

Войду ли я под свод преображённый,
Твоей рукою в небо превращенный,
Чтоб остудился мой постылый жар?

Там стану я блаженною навеки
И, раскаленные смежая веки,
Там снова обрету я слезный дар.


Нет, судьба явно не хотела, чтобы она забывала … эта книга… она не случайно попала ей в руки.  В теле появилась дрожь. Анастасия встала с кровати и прошлась по комнатам. Дрожь не унималась. В груди что-то заклокотало, и наружу вырвалось рыдание.  Она задыхалась от этого клокотания и крика. Заломив руки за голову и стиснув локтями голову, она каталась по полу. Ей казалось, что дикая бешеная сила отчаяния разорвет её на части. И впервые в своей жизни она взмолилась: «Господи! Спаси! Господи! Помоги! Господи, не дай мне сойти с ума! Господи!». Встав на колени, она пыталась вспомнить, как молилась бабушка. «Отче наш… да святится имя твоё. Да придет царствие твоё… и не введи нас в искушение…»
Клокотание в груди стало утихать. Постепенно пришёл покой. Не было сил подняться. На половичке перед кроватью она и забылась.
Так с молитвой, библией в руках, которую обнаружила на книжной полке в дачном домике, Анастасия начала возвращаться к жизни.
А потом судьба преподнесла Анастасии подарок.  В её жизни появился доктор. С ним она постепенно отогрелась, исцелилась,  и как будто забыла прошлое. Вскоре у них родился сын, а через два года дочь. Анастасия постепенно привыкла к сельской жизни.
Переменны
Вначале Борису показалось, что союз с Алиной то, чего ему не хватало. Они единомышленники, окончили один факультет, заняты одним делом. Уважение, взаимопонимание - гораздо нужнее в семейных отношениях, чем сжигающая страсть и  любовь, про которую твердила Анастасия.
 Настя из другого мира, пугающего, мистического, непонятного, всепоглощающего, сводящего с ума. После ночей, проведенных с ней, Борис всерьез испугался. Его влекла к ней какая-то неуправляемая сила, которая отключала сознание. Каждый раз ему казалось, что, прикасаясь к ней, он умирает. И потом эти бредовые полусны, полувидения со взрывами, полетами, слияниями. Нет. Это прекрасно! Но это страшно! Это где-то за гранью реальности.
С Алиной оказалось все просто. Ему не приходилось напрягаться. Она как бы все решала за него. Он даже не заметил, как однажды, не задумываясь, остался у неё ночевать, незаметно для себя оказался втянут в работу архитектуры, и фактически выполнял обязанности главного архитектора. Алина организовывала заказы, за которые неплохо платили. Правда и зарплата его тоже незаметно для него оседала в ее сумочке. А Настя тоже незаметно для него исчезла из его жизни. Лишь иногда в одиночестве, сидя над очередным проектом, задавался  он вопросом: "Где она? Что ней" Он слышал от сестры, что Настя  уехала в село, вышла там замуж, родила детей. Ну и, слава Богу. Так лучше для всех.
- У неё все хорошо, а ты дурак! - с досадой высказала ему сестра на прощание, когда уезжала жить в Москву. - Боря, пожалуйста, постарайся не пропасть без меня. Все ценное, что оставила нам мама, я закрыла в чуланчике за кухонным шкафом. Пусть оттуда тоже ничего не пропадет. Все-таки память. Дом я оформила на тебя. Про картины твои в Москве постараюсь разузнать.

С картинами действительно произошла странная история. Когда нужное их количество было готово, Алина сама лично взялась сопровождать ценный груз до Москвы. Приехала оттуда довольная, с крупной суммой денег, которые еще в Москве положила на книжку. А Борису фотографии из салона привезла и приглашение на открытие выставки. Но за три дня до даты открытия, из салона вдруг присылают телеграмму, что все картины Бориса отобрали на международную выставку, которая будет проходить в Париже. Позже из Парижа сообщили, что все картины художника Берлева были куплены французским коллекционером. Причем коллекционер этот запросил подробную информацию о художнике. Татьяна считала, что Бориса обманули, что картины были проданы сразу заграницу и по цене, во много раз превышающую ту, которую назвала Алина и, от которой Борис вообще ничего не получил. Ей было жаль брата, и она пообещала докопаться до истины.

В мире все изменилось. События, произошедшие в столице, волной, хоть и с опозданием, докатились до провинции. Не стало райисполкомов, горисполкомов, горкомов, партии вообще. Поменялись "верхушки", дошла очередь до "замов" и "помов".
Вольнов сидел в своем кабинете, не включая свет, и пытался размышлять:
Тревожное состояние, похоже, вселилось в него надолго. Уже несколько месяцев Вольнов не может избавиться от него. Бывая в администрации, он чувствовал, что официальные коридоры, ранее добродушно раскрывавшие для него свои объятья, превратились в холодные казематы, которые выдавливают и отторгают его. Он пока не мог понять причины. Где он просчитался? Кому не достаточно низко поклонился? Он всегда был послушным исполнителем.
Дверь тихонько скрипнула. Это заглянула Людмила.
- Николай, можно к тебе?
- Заходи.
- Переживаешь? Я тебя понимаю. Столько лет работы в горисполкоме, всегда все было хорошо, а теперь... Обидно, - Людмила закрыла дверь на ключ и подошла к Николаю:
- Бедный мой! Когда ты был силен, был всем нужен, все бежали к тебе. А когда тебе стало плохо, никто не идет посочувствовать. Только я всегда с тобой рядом, и в радости, и в беде.
Людмила прижала голову Вольнова к своей груди, где случайно оказалась расстегнутой верхняя пуговица. Она, как ребенка, гладила его по голове, а он, совсем по-детски шмыгал носом.
Уютно было Вольнову у неё на груди. Много лет они проработали вместе, и всегда она утешала его, жалела, и после взбучек начальства, и после неприятностей с женой. Она выгораживала его перед начальством в периоды запоя, прятала его у себя на квартире. Она приводила в порядок документы перед всевозможными проверками, устраивала застолья и "конвертики и пакетики".
 "Удобно с ней, с глупенькой Людкой, - думал Вольнов,- Она много лет надеется, что он женится на ней. Она всегда была безотказной. Вот и сейчас расстегнула кофточку, надеясь на ласку. Но ему лень. Не дожидаясь, пока она разденется, он грубо повернул ее к себе спиной, задрал юбку и толкнул к столу. Людмила тихо застонала от обиды, а ему показалось от нетерпения. После он спросил:
        - Тебя домой довезти?
        - Нет, Коля, уезжай. У меня еще дела.
        Оставшись одна, Людмила дала волю слезам. Ей было жаль себя, своей загубленной молодости, жаль не рожденных детей, которые могли помешать карьере. Пятнадцать лет она ждала, сначала его развода с женой, потом ждала, что он женится на ней, и она станет хозяйкой его богатого дома, станет законной супругой высокого начальника. Ждала, что вот-вот поменяется ее статус, и из разряда "зама" она перейдет в статус жены. Но теперь все рухнуло. Вольнов только чувствует, а Людмила знает точно, что судьба его решена. Он стал на пути у Алины. А эта стерва не любит делиться. Вольнов недооценил ее. Он думал, что она кабинетная проститутка районного масштаба, но ошибся. Ее покровитель высоко сидит. Она прибрала к рукам все денежные потоки, и все они потекли мимо Вольнова. Он замахнулся на её золотую жилу, которая давала ей добрую половину ее дохода. Этой жилой был Борис Берлев. А он, Вольнов, все испортил. Это по его инициативе Бориса начали спаивать, хотя Вольнов сваливал всю вину на саму Алину. Борис стал плохо работать. А тут еще кто-то капнул Борису про  покровителя Алины. И он, как с цепи сорвался. Все кончилось. А впрочем, Алина не очень расстраивалась. Она выжала из этого города все, что можно. И Вольнову отомстила. Дни его сочтены. В стране перемены, в крае перемены, и в городе должны быть перемены. К власти должны прийти новые люди. Так объяснили необходимость кадровых замен краевые руководители.
         А когда Борис начал пить, он оказался не нужен Алине. Она обобрала его до нитки и бросила больного, беспомощного и укатила к своему покровителю, и теперь работает главным архитектором курортного региона. Людмиле было жаль Бориса. Видела его несколько раз на улице, трясущегося с похмелья, с палочкой, давала денег. А что она еще могла ему дать. Самой хоть в петлю лезь. Куда теперь податься? Где работу искать? Молоденькие, да длинноногие и то не всегда устраиваются.

Предсказание художника сбылось
Толстый доложил, что все узнал, и, получив от Вольнова дипломат с деньгами, отправился в краевой центр. Ехал он с заданием - договориться со знакомой братвой, чтобы те устроили покровителю Алины автокатастрофу. Деньги отдавать он никому не собирался. А решил просто исчезнуть. Зачем о ком-то беспокоиться?  С деньгами, которые лежат в дипломате, можно спрятаться где-нибудь в таежной деревушке, взять в жены сибирячку и жить припеваючи до конца жизни.
Он мечтал, что появится, наконец, в его жизни крепкая, ласковая бабенка, назовет его по имени "Витюшей" или "Витюнчиком", будет печь ему на завтрак его любимые пончики с медом. Так размечтался, что чуть не проскочил заправку, а бензин в баке на исходе, уж лапочка мигает.
Заправка была маленькой, находилась в пустынном месте. Населённый пункт виднелся за лесополосой в километрах трёх. Молодой заправщик подошел к машине и что-то долго возился с крышкой бака. Толстый, выругавшись про себя, вышел из машины и пошел к кассе. Тронулся от заправки и еще раз выругался. Машина зачихала. Оглянулся назад, и сердце екнуло. Дипломата с деньгами не было. От злости вдавил педаль газа. Машина рванулась, отчаянно заревела. От испуга он убрал ногу с газа и попытался затормозить. Но тормоз не работал. Дорога вдруг резко пошла под уклон и вправо. Машину занесло, наклонило. И она, кувыркаясь, полетела с высокой насыпи в овраг, наткнулась на дерево, росшее на склоне, помяла крышу, и задымилась.
Почти сразу к месту аварии подъехала иномарка. Из неё выскочили двое крепких парней, спустились к машине, зависшей на склоне и быстро вернулись обратно. Доложили хозяину, сидевшему за тонированными стеклами:
- Готов. Башка пробита.
- А это точно тот, о котором Алина говорила?
- Точно, мы на заправке с фотокарточкой сверили.
- Вольнову сообщите. Пусть знает, на кого замахнулся.
- Шеф, да тут…такое дело….Алина позвонила: смылся Вольнов за границу.
- Ну, ничего. Мы его и там найдем. Свяжитесь с местным начальником милиции, это наш человек. Пусть присмотрит за его бывшей женой и за любовницей. Как только беглец выйдет с кем-нибудь из них на связь, мы будем знать, где он обитает. Пусть через визовую службу разузнает, в какую страну он выбыл.


Женщина из его снов
Борис с трудом поднялся с постели. Надо растопить печь. Под грудой старых пальто уже не удается согреться. Дров не было. Возле плиты сложены засаленные тряпки, куски резины, щепки, обрывки картонных коробок. Он насобирал все это два дня назад, когда еще не выпал снег. А вчера, после обеда, сначала нерешительно, потом сильней и сильней, к ночи превратившись в сплошную белую стену, снег засыпал все вокруг, и самое главное, свалку. Благодаря ей он еще жил, питался и согревался. А теперь все. Сколько будет лежать снег, неизвестно. Он может растаять завтра, а может через месяц.
Возле стены, прямо на полу, стояли картины. На некоторых из них массивные деревянные рамы. Рамы! Ну, конечно, рамы! Их хватит на несколько дней, может, даже на две недели, если расходовать экономно. А там и снег растает.
Вечереет. В комнате почти темно. Рука потянулась к выключателю, но тут же упала. Забыл. Свет отключили за неуплату. Борис открыл дверцу печи, сунул туда мазутную ветошь, затем куски картона, на них части разломанной рамы. Чиркнул спичкой. Тряпка задымилась, потом вспыхнула. Пламя облизало картон, добралось до рамы, по стенкам заплясали тени, от печи пошло тепло. Борис смотрел на огонь, потом на угольки, и когда в топке погасла последняя искра, закрыл трубу, выпил горячего кипятку и лег, укутавшись в согретые на плите старые вещи. Впереди ждала неимоверно длинная ночь. Одно спасение от нее - воспоминания. До утра далеко. Какие же они долгие, эти ночи в одиночестве. Тихо. Темно. Только сердце громко стучит в груди, да старые ходики. А ведь была в его жизни женщина, готовая идти за ним на край света. Отверг. Анастасия! Где она сейчас? Он не видел её несколько лет. Забылся коротким сном и снова увидел Анастасию. В розовом полупрозрачном шелке среди красных тюльпанов, с развивающимися цвета блестящего каштана волосами. Она кружилась вокруг него, и звала, звала…

Анастасия глянула в окно. Пустынная, занесенная снегом, улица. Вдалеке тускло мерцает одинокий фонарь. Селянам, и в голову не придет, в такое время выходить на улицу. А ей вдруг померещилось, будто Борис заглянул в окно. Лицо землистого цвета, глаза впавшие, и взгляд молящий. Едва дождавшись утра, Анастасия поехала в город.
Знакомая деревянная калитка, украшенная резьбой, потускнела, покосилась. Во дворе никаких следов. Около порога нанесло столько снега, что набрала в ботинки. "Он здесь не живет", подумала она. Чтобы вытряхнуть снег из ботинок, взошла на ступеньки и оперлась на дверь. Она оказалась не запертой. Прошла на веранду, потом в прихожую. Затянутые многолетней паутиной стены, на полу от грязи не видно досок, по углам груды пустых бутылок. Открыла дверь в зал. Пусто. Холодно. Сыро. Промёрзший, весь в паутине камин. Вдоль стен пылятся картины. Заглянула в спальню. Возле плиты грудой лежат мазутная ветошь, картонные коробки, щепки, обломки картинных рам. Железная кровать прикрыта старым тряпьем.
- Нет, здесь он явно не живет, - Настя уже открыла дверь, чтобы уйти, как вдруг под хламьем на кровати послышался стон. Она бросилась туда, разбросала тряпки. Господи! Человек! Слипшиеся от грязи, почти седые волосы, густая черная борода. Да это же Борис!

- Господи! Боря! Милый! Как это могло случиться!?, - причитала Анастасия, тряся бесчувственное тело. Телефон! Надо найти телефон. Она выбежала на улицу.

- Где я?- подумал Борис. Он открыл глаза и увидел не закопченный, без паутины, чистый потолок. Попробовал глубоко вдохнуть в себя теплый воздух, не пахнущий плесенью, но не получилось. Из груди вырвался душераздирающий кашель. Голову пронзила боль, все вокруг закружилось и куда-то поплыло.
Когда он вновь открыл глаза, перед ним стояла женщина из его снов. Он осторожно протянул руку, опасаясь, что видение исчезнет, как это было много раз. Однако женщина не исчезла. Он коснулся ее и ощутил упругое живое тело. Так это не сон! Анастасия!
Настя стала навещать Бориса в больнице, хотя и не часто. Положили его в туберкулезный диспансер, а там посещения не приветствовали. И потом, семья, дети, муж, хозяйство - тоже требовали времени и внимания.
Когда она приходила, они говорили и не могли наговориться. Борис заверял, что, выйдя из больницы, больше не будет пить, начнет работать. Подключит свет и газ. Он попросил принести ему альбом и карандаш.
- Хочется рисовать.
В тот день он рискнул спуститься на прогулку в больничный парк. И даже пошутил:
- Ты пробуждаешь во мне мужские силы. Не покидай меня надолго. Если ты будешь рядом, я быстро поправлюсь.
Она пообещала.
На следующий раз она застала его в худшем состоянии.
- Что с тобой, Боря? Кто мне обещал быстро выздороветь?
- Я скучал. Мне не хватает тебя.
- Боря, но ты же должен понимать, что у меня семья. Им я тоже нужна.
- Я понимаю. Я долго думал, и дома, и здесь, в больнице. Я так виноват перед тобой, прости меня. Мы должны были быть вместе всю жизнь.
- Не терзай себя. Я тоже виновата. Перед нашей любовью. Я не боролась, слишком легко отпустила тебя к другой женщине.  Гордость. Она стала помехой. Прости меня. В моей душе твое место никто никогда не займет.
Анастасия уронила голову на грудь Борису. Он прижал ее к себе. Настолько  крепко, на сколько хватило его сил.
Полгода Борис провалялся в больнице. Настала осень. Поспел виноград. Как обычно, с полной корзинкой гостинцев, Анастасия, стремительно пробежав по коридору, распахнула дверь палаты, направилась к кровати Бориса и вдруг остановилась, как вкопанная. На кровати лежал не Борис.
У Анастасии подкосились ноги. Она упала бы, если бы сзади ее не подхватила санитарка:
- Ты что, милая, испугалась? Выписали его. Дома он. На другой день, как ты была, он попросил священника ему привести. Мы уж подумали, помирать собрался. Я сбегала в церковь, благо она не далеко. Батюшка пришел, долго сидел у него, уходя, перекрестил беднягу. Думаю, исповедался наш художник. А на обходе в этот же день как заегозит: "Выпишите меня, я домой хочу. Я там скорей на ноги стану". Ну, доктор и пошел ему навстречу. Лекарства целый пакет надавал, пообещал наведываться к нему на дом. Так, что, милая, беги к нему. Уж вторая неделя пошла, как он дома.

Наследник
Борис, осторожно, держась за стенку, спустился с крыльца. Рваные ботинки тут же наполнились холодом, но это не страшно. Ведь он у себя во дворе, всегда может вернуться в дом. Колени на холоде болели еще сильней, но он, превозмогая боль, шел навстречу родному человеку. По старому русскому обычаю дорогих людей надо встречать у ворот. Сейчас он доберется до калитки, и будет ждать. Ему передали, что сын, его единственный сын Максим должен приехать к небу в обед. Каждый шаг прибавлял боли. Как далеко, оказывается, до ворот! Ну, еще, три шага,.. но калитка распахнулась раньше, чем он доковылял. Во двор вошел парень, коренастый, чернявый.
- Сын! Здравствуй, сын! А ты похож на меня.
- Здоров, мужик. Я тебя вижу первый раз, и может быть последний, и давай без сантиментов. Пошли в хату, побазарить надо.
Он по-хозяйски прошел до крыльца, пнул ногой дверь.
- Ну, у тебя тут и свинюшник! Эй! Где ты там? Ковыляй пошустрей.
Закусив губу, чтобы не стонать, Борис поднялся на ступеньки, вошел в комнату и присел на стул у дверей. "Как бедный родственник в чужом доме", - мелькнула мысль.
- Значит так, батя, мне нужна твоя хата. Место у тебя клёвое, почти центр. Народу тут шлындает много. Мы с маманькой в Ростове неплохо раскрутились, сеть магазинов и все такое. Теперь я этот городишко хочу обхватить нашей сетью. Дом у тебя крепкий, архитектура историческая. Это сейчас модно: архитектурные памятники под супермаркеты или рестораны оборудовать. Реставрируем, и откроем в нем "Купеческий магазин" и трактирчик. Неплохо, да?
- А я куда же?
- Ну, не знаю, хочешь в дом инвалида, хочешь, в деревне халупу прикуплю. Но решить надо быстро. Давай так, через недельку я с нотариусом к тебе приеду, мы все оформим, в смысле дарственной. Сопротивляться не советую. Будешь сюрпризы откалывать, братков пришлю, чтобы уму разуму научили, как сына любить и все такое. Так, что батя, давай по-родственному все решим. А что это у тебя, и жратвы никакой нет? На вот тебе, купи чего-нибудь.
Гость кинул на стол пятьсот рублей и ушел.
Сын. И это его сын!? Он так ждал встречи! Так надеялся, что они поговорят о жизни. В глубине души теплилась надежда, что сын решится переехать к нему жить, и ему не будет так одиноко. А сыну всего лишь дарственная от него нужна.
"Нет, Максим, подарки дарят дорогим людям. А мы с тобой, сын, чужими были, чужими и остались", - подумал Борис, приняв для себя решение, что ответить через неделю.
 Много раз он просил Веру разрешить ему видаться с сыном, но ответ всегда был один:
- Что хорошего может дать сыну отец- алкоголик? Ничего!
А нашла все-таки мамочка, что может дать отец-алкоголик.

  Как и обещал, сын явился с нотариусом через неделю.
- Ну что, батя, ты готов подписать дарственную?
- Готов, сынок, готов, только ты сходи, погуляй, а мы тут с государственным человеком поговорим, подпишем, что надо.
Максим вышел. Борис положил перед нотариусом, седым худощавым стариком, исписанный листок из тетради в клеточку.
- Вы, уважаемый, вот такой документ заверить можете?
- Он не по форме подготовлен, не на бланке, но в принципе, я могу заверить, то есть придать юридический статус вашему завещанию. Нужен второй экземпляр.
- Есть. Есть у меня и второй.
Борис положил копию завещания на стол. Нотариус поставил свою печать на обоих экземплярах.
- Один я должен взять с собой. Конверты у вас найдутся? А впрочем, есть у меня. Вложите завещание в конверты, подпишите своей рукой, а я заверю вашу подпись. Ну, вот. Формальности соблюдены. Второй экземпляр я советую вам доверить кому-то из близких и надежных людей. Если таковых нет, документ лучше положить в банк. Его выдадут вашим наследникам через полгода после вашей смерти.
- Спасибо.
- Не за что. Я всего лишь честно выполнял свой долг.
- Но могли бы не выполнять?
- Мог. Мне предлагали хорошие деньги, чтобы я оформил, "как надо". Но вы известный художник. Я уважаю ваше творчество. Я бы с удовольствием приобрел вашу картину.
- А я с удовольствием напишу картину персонально для вас.
- Ну что, как тут дела?- не утерпел Максим и вошел в зал.
- Все готово, молодой человек. Завещание написано, заверено и будет храниться у меня. В случае кончины вашего отца, этот конверт будет вскрыт, и наследники получат право распоряжаться всеми ценностями покойного, как положено по закону, спустя полгода после смерти.
- Но мы не об этом договаривались! Ты что, старик?! Тебе жить надоело?
- Молодой человек, я достаточно пожил на свете, всю жизнь я стоял на страже закона, и на старости лет нарушать право и желание владельца имущества я не намерен. Документы оформлены согласно пожеланиям вашего отца. А теперь прощайте.
Старик отстранил от двери крепыша и уверенно пошел к выходу.
- Ну ладно, батя, по-хорошему ты не захотел. Мать предупреждала меня, что ты не простачок. Но чтоб так меня облапошить!? Ты хочешь все отдать после смерти? Хорошо, батя! Я устрою тебе ускоренную кончину.
Покрасневший от ярости наследник, пообещав очень скоро вернуться, хлопнул входной дверью. Звук тяжелых шагов и матерные выражения донеслись со двора. Потом все стихло.
Напряжение отпустило, и навалилась усталость. Борис доковылял до кровати, натянул на себя подаренный Анастасией плед, и не заметил, как задремал.
Почему-то приснилось детство. Они с другом Андреем засиделись на рыбалке и не сходили на огороды. Идут домой, а отцы у ворот с ремнями стоят. Он ясно почувствовал, как тяжелая отцовская рука легла ему на плечо.
Проснулся. Кто-то тормошил его за плечо. В комнате стоял полумрак. Вечерело. Перед ним стоял незнакомый пожилой человек в богатом пальто, в шляпе, с тростью.
- Здравствуй, Борис! - произнес незнакомец с сильным иностранным акцентом. Я долго тебя искал. Я есть твой брат. Твой мама и мой папа - брат и сестра. Я живу во Франции.
Борису показалось, что он еще спит. Брат из Франции…
- Да, да, я вспомнил, мне мама перед смертью рассказывала, что её старший брат после гражданской войны остался жить во Франции. Так ты его сын?
- Да, я его младший сын. Мне сейчас шестьдесят лет. Зовут меня Мишель.
- То есть, Миша по-русски?
- Да, Миша.
- Миша, что ж я сижу?! Ты же с дороги. Сейчас я что-нибудь на стол соображу.
- Не, надо, Борис. Я очень тороплюсь. Меня ждет машина. Я в России по делам фирмы. У меня кончается срок визы, через три часа я должен уже сидеть в самолете. Поэтому, послушай меня, не перебивая. Мы обязательно увидимся еще, и тогда долго будем говорить, даже спать не будем. А сейчас я должен сказать тебе самое важное. Боря, мой отец оставил завещание, где указал и твою долю наследства. Я привез тебе документы, подтверждающие, что ты владелец дома под Парижем, художественного салона русского искусства в Париже и счета в банке, - Мишель осмотрелся по сторонам и добавил, - Боря, будет лучше, если эти документы ты не будешь хранить дома. К тебе ходят какие-то подозрительные люди. Я видел, как от тебя выскочил молодой человек, похожий на бандита. Ну вот, мне уже пора. Давай, по нашему, по русскому обычаю присядем на дорожку. Прощай, брат, дождись, пожалуйста, меня.
Мишель крепко обнял Бориса. У обоих мужчин вдруг стали мокрыми щеки. Но оба тайком вытерли глаза. Мужчины рода Берлевых не имели право на слезы. Уже открыв дверцу машины, Мишель обернулся. Борис приник лицом к заиндевелому стеклу, обогрев его своим дыханием.
- Борис, я вернусь.

Бабка Полина не спала, она, как обычно, сидела у окна и, не зажигая света, наблюдала за вечерней улицей. Она видела, как к дому Берлёвых подъехала большая легковая машина, как из неё вышел пожилой мужчина с тростью. Он пробыл у Бориса совсем недолго, с полчаса. Потом уехал, а силуэт Бориса ещё долго виднелся в окне. "Кто же это к нему приезжал на такой дорогой машине?", - ломала голову любопытная старушка. На другой день она испекла оладьи, и пошла угощать ими художника. Тот, тронутый вниманием соседки, удовлетворил её любопытство, рассказал о брате из Франции.

 Борис постучал в окно. Вчера он попросил соседа Юрия свозить его на машине в нотариальную контору:
- К нотариусу мне надо, Юра, помоги, а я тебе портрет напишу.
- Да ладно тебе, Борис, или мы не соседи? Не надо мне от тебя ничего. А кому же ты дом отпишешь?
- Самому родному человеку.
- Ну и правильно. Кто может быть роднее детей? Правда? Жанна, дай нам чего-нибудь поесть. И кофе свари свежий. Сейчас перекусим и поедем. Да принеси лекарства, что достала для Бориса. Пей их регулярно. Те, что мы вперед давали, ты уже выпил?
- Да, все выпил.
- Так дом ты сыну подписал?
Но Борис ничего не ответил на это. Он отвез нотариусу картину и пакет документов из Франции и внес добавления в завещание.
Юрий расценил нежелание Бориса говорить о доме, как хороший знак. Значит, сыну он дом не отписал.

Лунная ночь
Лунная ночь. Как на его картине. Борис доковылял до калитки с помощью швабры, воткнул ее в сугроб, хотел сходить к соседу, да передумал. Поздно уже, люди, может быть, отдыхают. Повернулся, пошел обратно к порогу уже без своего "костыля". Вечерняя зарядка. Настя говорила, что жизнь - это движение. А зачем ему жизнь? Ведь он никому не нужен. У Насти семья. Он терзает её. Но она твердит, что надо жить, что распоряжаться жизнью и смертью может только Бог. Надо терпеть и жить, ради неё. Она вот бегает, хлопочет, чтобы ему свет подключили, газ уже горит. В доме тепло. Почему не жить? Сына своего привозит к нему на учебу. А мальчишка смышленый, несмотря на то, что ему всего семь лет. Если не бросит рисовать, художником будет. Взгляд острый, детали подмечает и краски чувствует, и мысли у них сходятся.
За спиной еле слышно скрипнула калитка. Обернуться не успел, кто-то палкой ударил его по ногам. Острая боль перешла в нестерпимую и он упал в сугроб лицом. Второй удар пришелся по позвоночнику, но странно, боли он уже не почувствовал, и сознание его не покидало. Холодный снег освежал лицо. Скрип снега под тяжелыми чужими шагами удалялся уже за воротами. Ушел. Кто это был? Да разве это важно теперь? Ног он не чувствовал. Пошевелил пальцами. Живые. Работая лишь слабыми, трясущимися руками, он сумел перевернуться на спину. Прямо на него смотрела луна. Странная, синяя. И все вокруг было темно-синее. И сугроб под ним синий. "Толи сугроб, толи могила", - вспомнил он слова Толстого.
Умер он странно. Жалко мужика, работали вместе. Сначала машину его сожженную нашли, а потом и самого в овраге. Алина говорила, он деньги, большую сумму вез по поручению Вольнова. Но Борис понял, что это Алина наказала Вольнова за самостоятельную игру, и деньги увела, и помощника устранила. Борис чувствовал, что Толстый плохо кончит, и предупредить его пытался, да только тот слушать не хотел.
  А вот он и крест, воткнутый в сугроб. Он нарисовал свою смерть давно. Помнится, подумал он тогда, закончив картину: "Дальше "Лунная ночь" будет жить без меня"... Вот уже спине стало тепло. Это луна его согревает. Кто сказал, что она холодная. Она светит, и серебряные нити ему протягивает, и опутывает ими, чтобы теплее было. Вот он уже как личинка в коконе, и спать хочется, глаза сами собой закрываются. Прощай, лунная ночь, живи дальше без меня. Прощай, Настя…

Воздастся по делам
Андрей Степанович в последний раз перелистал законченное  дело и закрыл папку. На душе было  тихо и пусто, как будто кто-то вынес из неё и забрал с собой все чувства.  А сколько их, самых противоречивых отбурлило?! Сколько тины и  нечистот поднялось из глубин и вынеслось наружу этим бурлящим потоком?!  Очистился,   покаялся. Как бы теперь сберечь эту чистоту?  Как сделать так, чтобы не заполнила душу мерзость? А сколько этой мерзости пришлось познать, пока расследовал дело художника?!  Но он сделал это!  В память о Борисе,  ради торжества  справедливости.
С большим трудом дело до суда всё же довели. Кому-то  очень не хотелось, чтобы дело Берлева дошло до суда. Были задействованы высокие чины, вплоть до столицы. На начальника милиции давили, а тот на Андрея Степановича. С другой стороны, в ФСБ недвусмысленно давали понять, что следят за развитием дела и не оставят в беде, если что.
 Интерес службы безопасности состоял в том, что некая организованная группа занималась вывозом произведений искусства за рубеж под видом участия в совместных выставках. Вывозили в основном картины современных, малоизвестных художников. В рамы вставлялись двойные полотна. И неучтенными оказывались наиболее ценные работы, они то и продавались за границей частным коллекционерам, а денежки шли в карманы преступников.
В числе обвиняемых оказались чиновники министерства культуры, начальник районной милиции, заместитель главы тергосадминистрации, главный архитектор,  директор автотранспортного предприятия, сын Бориса от первого брака с "братком".
Общая картина преступления оказалась такой:
Картины Берлева попали на столичную выставку и заинтересовали иностранных покупателей, которые были готовы платить сумасшедшие деньги. Организатор московской выставки решил нагреть на этом руки и, действуя через жену Берлева Алину, выкупил  картины за треть стоимости, которую обещали иностранцы. Алина присвоила  все эти деньги и чтобы не Борис не спрашивал про деньги,  втянула Берлева в запой, после чего собрала  все  ценности и уехала к своему покровителю. Не "просыхающему" художнику было уже все равно.
        Соседи Берлева Муратовы, желая прибрать к рукам дом Берлева, как памятник архитектуры, поили его под видом противовоспалительного лекарства в "лошадиных" дозах препаратом, который дал осложнение на суставы, вследствие чего Берлёв стал инвалидом и неминуемо в скором времени должен был умереть "своей" смертью .
        Заместитель главы тергосадминистрации Вольнов, которому показалось, что Берлев знает о его махинациях с распродажей городского имущества, нанял двоих молодчиков, один из них оказался сыном Берлева от первого брака, правда не родным, а лишь записанным на его фамилию, чтобы те убили его помощника по прозвищу "Толстый" и следом Берлева.  Вольнов решил, что Толстый по старой дружбе рассказал Берлеву об их совместных делах, и решил для надежности убрать обоих. Правда, Толстого не пришлось убивать. Он попал в автокатастрофу.
        Вся картина прояснилась, только Вольнов сбежал за границу. Алину  осудили за кражу, все ценности она вернула сестре Бориса Берлева Татьяне. Сына Берлева Максима с "братком" арестовали, Муратовы находились под подпиской о невыезде и ждали суда.
Интересная история была с поимкой убийцы. Бабка Полина сюрприз подкинула, взялась самостоятельно следственные эксперименты проводить. На похоронах при всех возьми и скажи, что видела преступников. И Муратов по заданию Вольнова решил убрать свидетеля. Послал к бабке Полине «братков».  Но преступникам и в голову не пришло, что ушлая бабка ловила их, что называется на живца. Звонит на пятый день после похорон и докладывает дежурному:
- Передайте Андрею Степановичу, что бабка Полина убийцу поймала.
Дежурный тут же доложил начальнику уголовного розыска. А тот, взяв с собой пару оперативников, в машину и к бабке. Забегают в дом, а там молодчик сидит на полу, матерится на чем свет стоит. Нога у него в капкане, капкан цепью к железной кровати прицеплен. А бабка докладывает:
- Андрей Степанович, мы с Марией Ивановной провели операцию по обезвреживанию опасного преступника, то есть убийцы. Он пришел ночью, чтоб меня убить, вот и дубинка его, то есть, по-научному, бита. Глянь, как он мой глобус измолотил. Думал, то голова моя.

Спрос на картины  Берлева, оказалось, был  потому, что в определённых кругах ходила легенда, что в картинах провинциального художника зашифровано будущее. Вроде бы на одной из выставок эти картины увидел знаменитый астролог, к чьим прогнозам прислушивается даже правительство. Он то и высказал эту мысль. За картинами началась охота. Но после выставки во Франции картины вдруг исчезли. Оказалось, что вывезены они нелегально. В реестрах выставочных работ они не числились.

Неожиданно решился вопрос с наследством. Через полгода после смерти художника, в присутствии сына, двух жен, сестры нотариус вскрыл его завещание, а там оказалось, что все свое имущество он завещает "единственному родному человеку, Анастасии Лебедевой". А она также неожиданно всем распорядилась. В доме художника Анастасия открыла художественный салон, в котором один из залов был отведен под картины Бориса Берлева, которые вернулись из Франции. Оказалось, что выкупил их брат Бориса, Мишель.


Если бы человек мог знать наперед, что будет с ним, интересно: смог бы он ошибок избежать? Или каждая ошибка - это закономерность? Или ошибка - вовсе не ошибка? Или все, что случается - это неизбежность? Цепь связанных меж собой событий, и звенья нельзя менять местами?
 Анастасия не знала, почему судьба свела ее с Борисом, но знала, что связана с ним навечно той невидимой нитью, которую нельзя разорвать. Даже смерть не властна над этой связью. Теперь Анастасия знает это точно. Вот она - эта серебряная нить, в руках ее. Она почувствовала это на кладбище, потому и ушла успокоенная. У них теперь и память одна на двоих.
Она чувствует все, что чувствовал он, она помнит все, что хранила его память. Странная штука - память. А говорят, что она не передается по наследству.

 Анастасия знала, кто и как убивал Бориса. Почему убийцам понадобилась смерть художника. Знала, что наказание будет совсем не то, что они заслужили потому, что они люди системы. Что может она, слабая женщина, сделать против системы, против злобной, алчной машины, стоящей на службе у князя мира сего? Она может только молиться и просить Отца Небесного. Он все видит и все знает, и воздаст всем им по делам их.

Эпилог.
- Прошу встать, суд идет. Прошу садиться.
- В суде рассматривается дело об убийстве художника Бориса Берлева. В связи с тем, что все обвиняемые на день суда умерли, суд закрывает дело.
В зале суда послышался гул недоумения.
        Бабка Полина и Мария Ивановна, поддерживая друг друга, вышли из зала суда.
        - Полина, как же так? Куда же все преступники подевались?
        - Маша, все свершилось так, как должно быть. Каждый получил по заслугам. Муратовы, ты знаешь, разбились на машине, когда хотели скрыться из города до суда. Братки эти блатные в КПЗ устроили драку, и там их порезали. В больнице не спасли. У Алины обнаружили СПИД, и она сама покончила собой.
        - А Вольнов?
        - А про Вольнова Андрей Степанович по секрету сказал, что нашли его на своей вилле в Испании с пулей в голове..

 Зима была теплой, а в конце февраля взял да выпал снег, ударил мороз, потом недолгая оттепель, и опять снегопад и мороз. Какой урожай после этого будет?! Так и в ее жизни. Холода, оттепели, опять холода, обреченность, безысходность. И вдруг Праздник! Счастье! А потом трагедия, как расплата:
"За все платить придется в этом мире.
Нажил нечестно блага, в прах уйдут,
Обидел мать, души своей лишился.
Дитя ударил, он поднимет кнут.
Неверен был, тебе изменят тоже.
Свет не сберег, тебя окружит мгла.
И горе в наказанье мне, похоже,
За то, что слишком счастлива была".




Анастасия сошла с автобуса, вдохнула свежий воздух. Как он хорош здесь, вдали от города. Только что дул пронзительный, не по-весеннему злой ветер, шел дождь со снегом. И вот уже солнышко выглянуло из-за тучи, ветер разогнал тяжелые облака, открыв глубокое синее небо.
- Отче наш! Да святится имя твоё! Да будет воля твоя!  На всё воля твоя!