ПУРИТАНСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Гэри Норт (1974)
Одним из наиболее неоднозначных случаев в американской истории, по крайней мере для консервативных кругов, является катастрофический эксперимент с общностью имущества в колонии Отцов-пилигримов в 1621-23 гг. Губернатор Брэдфорд описывает подробно в своей истории колонии, как молодые люди вызвались работать сообща, с тем чтобы заложить продукты и товары в общее хранилище, а затем разделить их поровну между семьями. По ходатайству плантаторов, губернатор и его совет решили отвергнуть это начинание: назначить семьям свои личные участки сельскохозяйственных земель (в зависимости от размера семьи) и отменить общий склад. Сразу же эти мужчины и женщины вернулись на поля к урожаю (1).
Что менее известно об этом инциденте - это то, как колония пришла к такому решению. Дело в том, что колонисты никогда не хотели вводить систему общности имущества. Группа британских предпринимателей, снаряжавшая Отцов-пилигримов и предоставившая им средства, настаивала, чтобы колония стала частью акционерного общества. Ее активы были активами британской колониальной компании со штаб-квартирой в Англии, и сельскохозяйственные продукты должны были быть поровну поделены среди членов этой компании. Губернатор Брэдфорд был главным агентом компании в Новой Англии, и, следовательно, он был вынужден исключить систему с общим складом.
Согласно изначальному договору было понятно, что прибыль будет общей для всех членов сообщества, но колонисты не были согласны на обмен домов, садов и обработанной земли. Им сообщили об условиях, как только они были готовы уехать в Америку. И как только они выехали, они направили спонсорам сообщение, что их агенты, которые согласились на такие условия, не были уполномочены это делать. Однако растущая зависимость от компании и ее ресурсов в течение первого года существования колонии заставила общину принять поставленные условия (2).
Эта история не закончилась в 1623 г., когда необходимость схватила колонистов за руку. В 1627 г. британские спонсоры продали свои интересы в колонии за ; 1800. Поселенцы были вынуждены потратить 15 лет на погашение долга, а порой приходилось занимать дополнительное время по ставкам от 30 до 50%. Тем не менее они продолжали платить, хотя долг удалось погасить лишь в 1642 г. В том же 1627 г., вскоре после покупки этих бумаг, губернатор Брэдфорд руководил разделением активов колонии среди поселенцев. Сначала был разделен немногочисленный скот, так что 156 человек (менее 40 семей) были разделены на дюжину компаний; каждая компания получила корову и две козы. В январе 1628 г. была разделена земля, на этот раз довольно случайно. Многие жаловались на неравный удел, требуя от тех, кто получил лучшие угодья, унизительную доплату в пользу худших, хотя мир был сохранен. Одно решение, однако, обошлось дорого. Дефицитный луг держали в общей собственности, кроме того, вода, рыбалка и охотничьи угодья оставались открытыми для всех поселенцев (3). Пилигримы получили те же трудности и устроением этих областей, что и их соседи-пуритане. Только после 1675 г., когда в Новой Англии уделы стали более распространены среди семей в каждом городе, эту проблему удалось решить.
Различные концепции собственности
Для того, чтобы понять мышление новоанглийских поселенцев начала XVII в., мы должны уяснить, что эти эмигранты не вынесли из Англии какой-либо общепризнанной концепции земельной собственности. Имела место явная тенденция для групп поселенцев из какого-либо региона Англии установить аналогичные порядки и в Америке. Английские города тогда разработали по крайней мере, три основные системы землевладения: открытое и закрытое поле и смешанная система. Все это появилось в Новой Англии в первые же годы.
Система открытого поля подчеркнула общинное землеустройство. Именно эту систему мы обычно считаем средневековой, хотя Средневековье видело много систем землевладения Самнер Чилтон Пауэлл описал эти системы более подробно в своем прекрасном исследовании "Пуританская деревня". Открытое поле "предполагало все преимущества общинной собственности, которую разделяют все. Никто не был вправе отлучить соседа от таких угодий, как хороший луг, пойма или лес. Тот, кто пытался практиковать это или пытался увеличить свой удел за счет соседей, сталкивался с тем, что все жители реагировали сразу и восстанавливали свои права" (4). Излишне говорить, что это подход не мог выжить долго в условиях Новой Англии.
Торговля землей
Иначе обстояло дело в таком английском городке, как Беркхэмстед. В начале XVII в. более 1000 га были здесь куплены или распроданы в ряде отдельных сделок. Жители этого города не делали почти ничего, кроме как торговали землей (5). Легенда о трейдерстве янки коренится в этом роде английского наследования. Некоторые земли были закрыты, но большинство фермеров желали перехода как можно быстрее к системе индивидуального управления фермами.
Третья система была своего рода комбинацией открытого и закрытого поля и имела место в основном в Восточной Англии. Здесь было одно общее пастбище, но каждый фермер, как ожидалось, должен был обеспечить для себя раздел пашни, пастбища, луга и сенокоса, и он мог или не мог это сделать по своим способностям хозяйствовать (6). Одним из проблем такого городка в Массачусетсе, как Садбери, было разнообразие традиций жителей. Там не было никакого соглашения о том, где должен быть локус экономического суверенитета. Должен ли это быть индивидуальный фермер или собрание горожан, которые контролировали ресурсы и достояние города?
Города и колониальные правительства Новой Англии XVII в. не были в строгом смысле теократиями; рукоположенные служители в них не могли быть избраны на политические должности. Но они были важны в качестве советников. Кроме того, миряне той эпохи были очень часто более мотивированы, чем служители и богословы. Большинство городов представляли собой христианские сообщества, плотно включавшие в себя их жителей, и в течение первых 50 лет своего существования они ввели ограничения на иммиграцию в местное сообщество. Они были обеспокоены тем, что новички могли не соответствовать религиозным и моральным стандартам прежних жителей. Еще в 1678 г. анналы колонии Плимут выражали надежду, чтобы "суд был осторожен при приеме людей, которых считают ортодоксальными по убеждениям". Пуританские города Бостон, Кембридж, Дедхэм, и, вероятно, многие другие выдвигали требование, чтобы чиновники строго проверяли граждан, прежде чем им будет разрешено покупать землю на местном уровне. В Брейнтри даже включили (хотя и не с явно религиозными намерениями) ограничение на продажу земли, так что лишь местные жители имели право принимать участие в торгах недвижимостью. Показательно, что к концу XVII в. религиозные ограничения, как правило, были сняты. Вместо этого появилось новое требование - в самом деле, новый акцент на старом: ограничения на иммигрантов, которые могли бы стать бременем для городского благосостояния. Города неуклонно становились все более богословски плюралистичными, но страх перед увеличением налоговых ставок был действительно "экуменическим". Предлагая экономическую поддержку местных неимущих, горожане опасались, что посторонние могут воспользоваться этой узаконенной благотворительностью. Барьеры для входа на рынок с последующей свободой купли-продажи, однако, были не просто скромными, а очень скромными, и это было государственной социальной политикой (7).
Давление на общины
Страх увеличения социального бремени был не только вопросам экономического противостояния общин чужим людям, искавшим права на гражданство. В первые годы поселения каждый город имел значительное землевладение - 6-8 кв.миль - и относительно мало жителей. Каждый житель имел доступ к общим пастбищам и обширным территориям земли, формально ничейной. Свободная земля означала высокий спрос на ее производительность, а городские лидеры могли быть не в состоянии найти рациональные, эффективные средства ограничения нерентабельного использования имущества города. Люди имели мощный стимул для своих личных экономических целей, и гораздо меньше стимулов для рассмотрения положения общества. Общинное землевладение было лишь стимулом тратить, ибо без свободного рынка и частной собственности, невозможно было точно рассчитать затраты и выгоды, связанные с использованием земли. Это главный экономический недостаток всех социалистических систем, и первые поселенцы Новой Англии были не в состоянии эту проблему решить.
Вечные проблемы спроса и предложения
Тот, кто имеет лишь поверхностное знание истории пуритан в колонии Массачусетского залива, как правило, рассматривает их как людей, одержимых наложением религиозных или моральных ограничений на частную инициативу. Они занимались этой проблемой, но, как показывают документы, среди всего законодательства были две проблемы, ставшие вечными, неразрешимыми и постоянно надоедавшими пуританским лидерам: неклейменый скот и незаконная порубка общинного леса. Когда население возросло и с разделом земли ее доступные источники сократились, предложение земли на душу населения также стало уменьшаться. Те жители, которые имели долю в общих землях и пастбищах, стремились защитить свой контроль над дальнейшим использованием и распределением имущества. В итоге в ряде городов было введено новое правило: посторонним пришлось приобрести доступ к правам на общее имущество местных жителей. Результатом был новый оценка частной собственности и частного управления имуществом, даже среди людей, выросших в английских общинах, которые использовали открытую систему земледелия. Недостаток земли в Новой Англии после 1650 г. создал новые стимулы, чтобы получить и осуществлять личный суверенитет над этим главным экономическим ресурсом. Был еще один стимул для снижения размера общего имущества в собственности: обилие бюрократических проволочек. Анналы Массачусетса год за годом пестрят вопросами: как сдерживать доступ к общему лугу? Как не допустить незаконной порубки леса на дрова или отремонтировать ограды? Делались новые регламентации, налагались штрафы за незаконное использование собственности, но почти безрезультатно. Те, кто имел доступ к общим угодьям, слишком часто участвовали в их фактическом захвате. Они держали насаждения в общей собственности, но пренебрегали правильным разделом урожая. Было почти невозможным отслеживать, кто ответствен за ущерб. Городам пришлось вмешаться и назначить участки, создавая таким образом возможности для местной политической розни. Животные, которые бродили вокруг огороженной земли, часто ломали ограды и портили чужие насаждения. Напряжение здесь оказалось постоянным. Конфликты по поводу ответственности были бесконечны. Инспекторы и чиновники были не в ладах в каждом городе. Без устройства частных угодий такие проблемы оставались неизбежными. В первые годы Массачусетса никакая государственная политика не велась долго. Сначала Генеральный Суд - главный законодательный орган - возложил ответственность за ограждения на местные власти и отдельных граждан, затем он вновь вернул ее под контроль города. На практике уставы функционировали плохо. У разных общин были разные проблемы, и центральное правительство с трудом улаживало их с помощью какой-либо одной административной политики (8).
Проблема, стоявшая перед каждым самоуправлением Новой Англии, была, как это назвал Гаррет Хардин, "трагедией общины". Каждый человек, который имеет доступ к благам государственной собственности для использования в своих личных занятиях, имеет положительный стимул для сливах дополнительных ресурсов из общин, и он имеет очень низкий или даже отрицательный стимул сдерживать его. Его действия по сути оплачивают все хозяева, в то время как выгоды строго индивидуальны. Дополнительный выпас скота в городской общине не поднимет долю общего экономического бремени, лежащую на отдельной личности, и в то же время будет сразу выгоден для владельца животного. При высоких преимуществах и низких затратах "каждый человек заперт в системе, которая заставляет его увеличить свое стадо без ограничений - в мире, который является ограниченным" (9). Неудивительно, что законодатели были обременены бесконечными спорами, касавшимися размера местных стад и оценки экономических издержек ведения хозяйств.
На трагедию общины есть лишь один ответ - назначить права собственности, по крайней мере там где возможно. Как утверждал Ч.Р.Баттен, передача права собственности из аморфной общей группы отдельным гражданам дает стимул для снижения требований, предъявляемых к земле. Частные владельцы должны оценить затраты и выгоды от любой деятельности, видя, что затраты от нее не окупаются преимуществами. К концу XVII в. лидеры пуритан - по крайней мере, потомки первых лидеров - достигли в этом вопросе согласия (10).
С урегулированием этой части законодательства возникла еще одна проблема - или комплекс проблем. Во-первых, только уроженцы городов могли пасти свой скот на общем лугу или отдаленном пастбище, и только они имели право рубить лес. Позже властям пришлось ввести ограничения на количество скота, который можно было пасти, и налог с каждой семьи (несколько шиллингов в год) на это право. Владельцам лошадей Бостон запретил выезд в воскресенье. Овцы должны были находиться при пастухе; поскольку поголовье стада, требовавшего контроля, росло, города стали нанимать на эту работу.Чтобы сохранить цены низкими, каждый житель города должен был использовать стадо в соответствии с введенным в 1637 г. законодательством. Например, в случае выпаса не вовремя налагался штраф в 1 шиллинг (11). Многие, конечно, пытались обойти этот закон, и через 10 лет нанять пастуха на имеющиеся доходы стало почти нереально, поэтому власти чисто по-социалистически обязали все общины следить за стадом и выделять на это средства (12). Аналогичное правило было установлено в Уотертауне в 1665 году, и массовые уклонения заставили через пять лет принять еще более жесткий закон (13).
Долгое исправление
Путаница царила на протяжении десятилетий. Анналы Уотертауна красноречиво сообщают, что из-за многих жалоб на безнадзорность скота городское собрание должно было "рассмотреть то, что еще можно исправить, и представить городу на подтверждение" (14). Излишне говорить, что оно ничего не могло с этим сделать, как и правительства предыдущего полустолетия. Единственным выходом было разделение достояния местных жителей.
Традиционный образ жизни не умирает за ночь. Люди, как правило, не желают изменить его, если их не вынуждают к тому экономические условия или прямое государственное давление. Маленький городок Садбери был характерным примером. Его жители упорно держались за старую английскую систему общего поля. Доступ к последнему был ограничен в 1655 г., и не менее 30 семей лишились права на луга. После встречи с властями они вступили в борьбу и вели ее, пока не разделили город, сформировав новую коммуну Мальборо. Не получив доступ к местной собственности, они были вполне готовы согласиться на участок в 24000 акров в нескольких милях в стороне (15). Фракционная борьба никак не входила в изначальные цели основателей Новой Англии. Это была беда, которой следовало избегать. Это мнение осталось пробным камнем американской политической мысли, пока Джеймс Мэдисон не написал "Федералист". Тем не менее споры о собственности не прекращались, вразрез с политическим и общественным идеалом бесконфликтного общества.
Единение
Садбери был не единственным пуританским поселением, оказавшимся не в состоянии успешно справиться с центробежными силами, созданными присутствием обобществленного имущества в пределах города. Хотя, создавая Мальборо, его молодые учредители также установили порядок городской собственности, это показало сложность совмещения старой системы владения общим полем и социального мира на обширных участках свободных земель. Было бы слишком просто и нереально все взять и поделить. Так особенности уклада Новой Англии подрывали раннюю пуританскую модель, остававшуюся почти средневековой. Чтобы централизованный социальный контроль мог применять систему общего поля, требовалось наличие повсеместного дефицита земли. По иронии судьбы к концу XVII в. уже стал сказываться недостаток наиболее продуктивных земель, но к этому времени самоуправление и увеличение стоимости земли уже предоставили стимулы, необходимые, чтобы убедить и лидеров, и рядовых граждан, что земли должны быть распределены на постоянной основе.
Одной из первоначальных целей учредителей Новая Англия была социальная сплоченность. Жизнь каждой общины строилась на четкой религиозной основе. Церковь была центром города, и символически, и очень часто физически. Люди должны были жить рядом друг с другом, носить бремена друг друга, молиться вместе, и построить Царство Божье на земле. Тем не менее был и сильный экономический стимулом для консолидации земельных наделов. Еще до того, как Бостон создал мощный спрос на сельскохозяйственную продукцию, сельские жители начали продавать свои наделы. Человек мог жить в городе с 5-6 га сада или луга и иметь 40-50 акров общих земель, разбросанных по всей округе. Очевидно, что на пользу многих было соединить свои активы и торговать другими, которые также хотели сократить время, потраченное на путешествие - в грязи, в снегу, в пыли - от одного участка к другому. Процесс начался с центра города: ремесленники, как правило, переезжали ближе к центру, фермеры, особенно те, кто зависел или пострадал от Бостона, живя поблизости - туда, где требовалось их дело. Никто не мог постоянно работать с соседом, если он жил за три мили. Несмотря на все усилия властей и служителей, население рассеивалось, шла децентрализация, если не политическая, то по крайней мере социальная. Рынок земли был ее агентом.
Стремление к индивидуальности
Опыт изолированного маленького городка Дедхэм является иллюстрацией влияния рыночной свободы на ряд традиционных моделей социального и экономического контроля. Профессор Кеннет Локридж описывает этот процесс: "Корпоративное единство деревни медленно сходило на нет вместе с ее физической связностью. Система общего поля начала распадаться почти со дня своего основания. Уже в 1640-е гг. город стал допускать частные ограды по мере необходимости. С 1670-х гг. стало обычным соединять ради удобства отдельные держания... Этот процесс поощрялся государственной политикой, активизировавшей множество мелких сделок и создавшей рынок, на котором большинство фермеров стремились продать дальние наделы и купить земли ближе к их основным держаниям. Конечным результатом было слияние частных хозяйств. Отсюда для фермеров, чьи запасы были сосредоточены в отдаленных районах, оставалось лишь два шага, чтобы переместить свои амбары, а затем дома. К 1686 г. путь был подготовлен и дни общественного землевладения были сочтены. В любом случае система общего поля ушла, оставив лишь общие решения и частые встречи каждого фермера с товарищами" (16). Ближе к Бостону эти изменения произошли быстрее, потому что если транспорт был достаточно дешев и в округе 10 миль уже были хорошие дороги, последствия свободного рынка ощущались гораздо более заманчиво. Это была вполне разумная плата за эффективность.
Типичные последствия
Конец старой системы в Кембридже наиболее типичен. Первый раздел состоялся в 1662 г., второй последовал через три года, два небольших раздела были в 1707 и 1724 г. причем для определения того, кто получил земельные участки, были использованы различные методы: жребий, распределение по количеству семейного скота или другие методы с согласия комитета. В некоторых городах прошли значительные беспорядки; в других распределения были относительно мирными. Влияние на Кембридж было значительным, и в ретроспективе оно кажется вполне предсказуемым. После 1691 г. уже не требовалось принимать новые законы против порубки общего леса, как это требовалось в середине XVII в. Земля принадлежала собственникам, и они распоряжались ею, как считали нужным. Развивалась чисто индивидуальная схема землевладения.
Окончательный толчок к частной собственности произошел в 1680-е гг. Джеймс II, после вступления на престол в 1685 году, направил сэра Эдмунда Эндрюса, бывшего королевского губернатора Нью-Йорка, на пост генерал-губернатора всей Новой Англии. Король хотел консолидировать политическую структуру колоний и сделать их чисто государственными. Эндрюс быстро встретился с оппозицией. Он начал бить слишком близко к решающей правовой слабости городов Новой Англии. К 1685 г. в ней было 4 колонии: Массачусетс, Плимут, Коннектикут и Род-Айленд. Нью-Хейвен в 1662 г. был поглощен Коннектикутом, Плимут стал частью Массачусетса в 1692-м. Право этих колониальных правительств и их юридические прецеденты были под вопросом; право предоставлять правовой титул на землю несомненно было незаконным. В городах не было королевских печатей, и для губернатора это было основанием вмешаться в пользу короля.
В 1686 г. Эндрюс ввел налог в 2,5 шиллинга в год на земли от 100 акров, пустующие или занятые фиктивно, и призвал к пересмотру земельных патентов. Поскольку это представляло реальную угрозу для большинства владельцев наделов, они, конечно, были убеждены, что его намерения были худшими, открывая путь к захвату земли. В ряде политических памфлетов 1688-90 гг. возмущенная критика его правления повторялась снова и снова. Это было основной причиной и оправданием его свержения в 1688 г., когда "отныне колонии взяли полный контроль над землей" (17). Народ как никогда раньше получил четкую правовую защиту своих владений. Это усилило давление, продолжавшееся уже более 50 лет.
Процесс рынка
Шаг за шагом, отдельные люди утверждали свою власть над землей; собственники наделов неуклонно легализовывали незанятую землю в округе деревень для граждан городов. В отсутствие конкурса как средства распространения земли чиновники должны были осуществить непрерывное преобразование собственности. При этом они порвали с историческим порядком наследования во многих городах, как и со старой средневековой системой общей собственности. Постоянное препирательство по поводу выделения дров, порубки леса, зарплаты пастухов, починки оград, общих насаждений и полиции, следившей за соблюдением законов, надоело всем должностным лицам. Много проще было раздать землю в частные руки; это было, в большинстве случаев также более выгодно для жителей города.
Традиция независимого фермера настолько впечатлила Джефферсон, что он построил вокруг нее целую политическую философию. Идея, что отдельные люди более ответственны за управление имуществом, чем советы политических назначенцев или даже выборных должностных лиц, стала основополагающим принципом всей американской жизни XVIII - XIX вв. Понятия личной ответственности и личной власти стали едины, и великим символом этого слияния была семейная ферма. Бесконечный поиск земли семьями стал одним из самых впечатляющих нарративов в американской истории. Он начался, как только пилигримы сошли с "Мэйфлауэра", а их пуританские соседи - с "Арабеллы" десять лет спустя. Эксперимент общей собственности на селе, длившийся более полувека, убедил служителей, мирян и политических лидеров, что частная собственность на средства производства - не только наиболее эффективный способ осуществлять христианские цели, но также, что она наиболее экономически выгодна. Они видели, почти с самого начала, что социальный мир лучше всего достигается с помощью частной собственности на средства производства, особенно на самое важное из них - землю. Урок пуританской Новой Англии первой половины XVII в. является одним из самых важных наследий американской жизни. Без него невозможно правильно понять всю дальнейшую судьбу западного мира.
1 George D. Langdon, Jr.; Pilgrim Colony (New Haven: Yale University Press, 1966), p. 9.
; Ibid., p.26.
3 Ibid., p. 31.
4 Sumner Chilton Powell, Puritan Village (Garden City, N. Y.: Doubleday Anchor, [1963] 1966), p. 11.
5 Ibid., p. 26.
6 Ibid., p. 72.
7 On the size of local town charities, see Stephen Foster, Their Solitary Way: The Puritan Social Ethic in the First Century of Settlement in New England (Yale University Press, 1971), p. 137.
8 William B. Weeden, Economic and Social History of New England 1620-1789 (2 vols., 1890), I, pp. 59-60.
9 Hardin, "The Tragedy of the Commons," Science (13 Dec., 1968); reprinted in Garrett de Bell (ed.), The Environmental Handbook (New York: Ballantine, 1970), p. 37.
;; C. R. Batten, "The Tragedy of the Commons," THE FREEMAN (Oct., 1970). 11 The Records of the Town of Cambridge, Massachusetts, 1630-1703 (1901), pp. 28, 39.
1; Ibid., p. 72.
13 Watertown Records (1894), I, pp. 92, 94-95.
14 Ibid., p. 142.
15 Powell, Puritan Village, chap. 9.
16 Kenneth Lockridge, A New England Town (New York: Norton, 1970), p. 82.
17 Roy H. Akagi, The Town Proprietors of the New England Colonies (Gloucester, Mass.: Peter Smith, [1924] 1963), p. 124.
18 Philip J. Greven, Four Generations: Population, Land, and Family in Colonial Andover, Massachusetts (Ithaca, N. Y.: Cornell University Press, 1970), p. 61.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn