никому не посвящается...
Прозвенел будильник… «Ы-ы-ый-й-й, что же я своё тело должен так рано поднимать?!», - сказал он, и пружиной выпрямился. «Что же мне, опять – день и ночь, трудиться на этом заводе, разбивая день и ночь болванки?!», - я запустил в свои волосы - стоящие вертикальной копной, напоминающей вздыбленный ластик, и взмывающие вверx, - гордость мою, и насмешки однокурсников – свои тонкие, исхудалые пальцы.
- Всё, всё – встаю, - сказал он, отчитывая секунды сна, которые ему отcитала электроника.
- Ты где там, спишь – или тебе отсчитала снова секунды сна - электроника?
«О-о-о, как мне это надоело!», - ворчал я.
Пройдя в прихожую, мой мозг – отдавая команды телу, оделся…
«Что тебе надо, мальчик-бродяга!», - слышал я откуда-то издалека, но этот звук настолько был приглушён, что не стоил моего внимания.
- Ти-и-ир-р-р-рык! – скрипнула дверь.
Я не хотел этого, но она – скрипнула!
- Ты возьмёшь с собой обед? – спросила она.
Он посмотрел на неё хмурым, злобным взглядом из-за плеча… губы мои натянулись в трубочку, как у утки, и надглазничные валики надвинулись на глаза…
Я промолчал, развернулся на голос, и нажал кнопку лифта.
- Ф-ф-ф-ф-фиу, пит-па! – предо мной разверзлись двери пневмолифта, будто приглашая к себе; возможно – в мир иной.
- Что? – спросила клавиатура лифта, когда я нечаянно дотронулся до неё…
- Всё прекрасно, и мир – удивителен, - ответил я ей, и в тот же миг – лифт остановился!
- Эй-хэй – поехали! – кричали наполнители моей кабинки – масса людей, но…
Но мы не двигались – подумал я.
- А зачем – двигаться, вы же – тут! – сказал кто-то.
- Эй, как это, мы – тут? Мы же – двигаемся! Кто говорит? – крикнул я, в темноте умершего лифта.
- Но ты же – тут, в лифте… - услышал я вкрадчивый, тихий и спокойный голос.
- Джефферсон – ты это?
- Не-е-ет… - так же тихо ответил голос, и я почувствовал, как кто-то мягко пронёсся рядом; не задевая, но в то же время касаясь меня холодным воздухом...
- Кто ты? – громче крикнул я, - кто ты, кто? – закричали мои органы голосового аппарата, и моё тело расставило руки в стороны, кружась.
- Тихо… тихо… тихо… - снижая тон – говорил голос, и что-то в такт ему - мне нечто тяжёлое, но мягкое и тёплое опускалось на плечи…
Мне захотелось спать…покойно, безутешно, просто – спать… я заснул… спокойным, тихим и безмятежным сном… сном младенца, в клубке… мне – хорошо…
- Вставай, сука, тварь! – закричал сержант, пиная меня в рёбра!
«Не… это – не моё…», - подумал я, и снова погрузился в сон…
- А что такое – сон, ты – зна-а-ае-е-ешь? – предо мной снова возник человек: с бледным лицом, такими же белыми перчатками, руки в которых распростёрлись в стороны.
- Не знаю, и вообще-e-e – надоел ты-ы-ы, бана-а-але-е-ен-н-н…
После этих слов меня перевернуло вверх, развернуло, и я подумал тогда: «Жизнь берегите!!! Жизнь!!!»
Земля вернулась на место, и я тогда понял: наша жизнь – дерьмо, и за это дерьмо надо бороться.
Фантастика – ерунда! И за эту ерунду человечество борется, но – своими, традиционными методами – «а как другие подумают?» Люди живут ожиданиями – других людей.
За-чем? Зачем жить этим, когда надо жить – своими потребностями, жить тем – к чему каждый предназначен?
А зачем? Жить для того, чтобы родиться, а потом – перейти в другой мир? Зачем тогда рождаются люди, зачем?
Лифт остановился. Точнее – он прекратил своё существование, когда я почувствовал ту заботливую мягкость – входя в плотную пневматическую подушку, и он будто предупредил: «Вы входите в плотные слои атмосферы, тут люди - будьте бдительны, будьте бдительны, будьте бдительны …»
Диссард мягко меня толкнул в плечи:
- Иди… иди,ступай…
Я оглянулся… за мной стоял чрезвычайно тучный человек, похожий на Бегемота из сказки Корнея Чуковского; у него была такая же большая голова, крупные ноздри и маленькие глазки.
- Ты идёшь, или в паркинг? – сказал Гипоппотам, всей своей гущей голоса заполняя кабинку, и огромным животом стараясь вытолкнуть меня из лифта.
- Пожалуй, я с вами проедусь, - сказал...
Это сказал Ампос, нисколько не повторяя мой голос, и ткнув в лоб Бегемота.
Мужчина позеленел, покрылся испариной, и, взмахнув крыльями – выскочил из лифта, разрезая плотные слои бетона.
- Дебилы, странные какие-то… - только и услышал я, когда его пятки сапог исчезли среди смыкающихся дверей, отделяя нас – от внешнего мира.
- Теперь ты знаешь, что мы – во сне?
- Ха! Ну, вы придурки! Нашли – чем удивлять! – мне доставляло удовольствие смотреть, как два, якобы, фокусника – решили меня удивить!
- Мы тебя не решили удивить…
«Ох, ты! Ё-моё! Ой, а как это?!», - забилась в моей голове мысль, забытая в безумном детстве.
Она тут же и сразу стала молоточками биться в моей голове, не давая ничему другому вместиться! Она пульсировала, как отлаженный дизель, разбивая, разбивая мой мозг!!!
Как?! Как это получается?! Как это, почему происходит?! Я не знал ответа, но это – есть, она – знает мои мысли!
- Ты просто – дурак… - Диссарад был неумолим, - расширь свои границы… Да, именно – границы; тo, что тебя ограничивает – пройди через это…
- А если меня будут бить?
- Ты когда срёшь – тебя бьют за это? – смотря сверху – вниз, спросил Ампос.
- Нет…
- Почему?
- Ну, я же – аккуратно, чтобы никто не видел…
- Так вот и мысли свои – держи при себе! – закричал Диссарад, коснувшись меня рукой. – Делай то – в чём уверен, а чужие мнения, это – пыль, туфта!
- А вдруг я не уверен…
- Что-о-о? Ты ещё смеешь быть не уверен в том – что решил??? Пошёл вон отсюда, и удобряй собою дерьмо! –Диссарад резко встал, вскинул посох – целясь его остриём ему в переднюю часть головы, и багровое лицо исполина - исказилось злобой и презрением.
- Так, стой… - вмешался Ампос: потом посмотрел на меня: – Иди к нам, не бойся…
Женщина, что стала манить меня – уже окончательно успокоила мою психику…
- Странные вы оба – превращаетесь…
- Сюда иди, я говорю… - посмотрев на меня, женщина не отрывала от меня взгляда.
Я подошёл ближе, и Ампос сказал, повернувшись к брату-близнецу, махнув рукой:
- Что-то вы оба…
Лицо Диссарада разорвалось – кожа его щёк разнялась до затылка, и я явственно почувствовал запах свежей крови… той крови, когда отчётливо чувствуешь запах свежезарезанного барана – металлический, с примесью его кала и немытой шерсти.
- О-о-ох-х-х… - сказал я, оседая в коленях под запахом, - неужели…
Тут я увидел пред собой – эту обнажённую женщину, лет пятидесяти; она подняла хлыст, её обвисшие груди всколыхнулись… ненависть исказила красивое её лицо, и я благодарно принял от неё боль… мою спину разорвала хлёсткая полоса!.. раз… ещё раз… ах-х-х… и ещё, ещё, ешё раз… а-а-а-а-а!.. е-щё-ё-ё-ё… а-а-ах-х-х-х-х… и е-щё-ё-ё-ё-ё!.. е-щё-ё-ё… о-о-ох-х-х, как же… хоро… и я потерял сознание…
Я оглянулся… за мной стоял чрезвычайно тучный человек, похожий на Бегемота из сказки Корнея Чуковского; у него была такая же большая голова – как из стихотворения, крупные ноздри и маленькие глазки.
- Ты идёшь, или в паркинг? – сказал Гипоппотам, всей своей гущей голоса заполняя кабинку, и огромным животом стараясь вытолкнуть меня из лифта.
Астана, 18.09.15
Музыка: MoozЕ