Наставник

Петр Барков
В жизни человека необходима романтика. Именно она придает человеку божественные силы для путешествия по ту сторону обыденности. Это могучая пружина в человеческой душе, толкающая его на великие свершения.
               
                Фритьоф Нансен               
               
                Я пойду по дороге, простору я рад
                Может это лишь все, что я в жизни узнаю,
               
                Любэ

На майские праздники мои товарищи-однокурсники пригласили меня на слет туристов института. От Наро-Фоминска на автобусе до какой-то деревни. Далее пешком по азимуту нас вел приятель однокурсника Белов, который представлялся матерым туристом. Сначала шли по дороге, но на курсе азимута было огромное поле, вспаханное вероятно еще с осени. Ведущий решил не обходить поле по дороге, а срезать напрямую по полю.
Первым пошел Белов с красным флагом, на котором были большие буквы ФРК, что означало Федеративная  республика Коптево.  Коптево – это небольшой район Москвы.
Белов тут же провалился в жидкую глину покалено и потерял там сапог. Я пытался ему помочь, но тоже весь вывозился в глине и еле вылез на твердую почву. С  горем пополам мы отмылись и отчистились в придорожной луже. К полудню добрались до поляны слета. Там уже стояли палатки и горели костры, вокруг которых кучковались группы. Жарили шашлыки, выпивали, балагурили, пели песни под гитару.  Одна девушка принесла с собой рапиры и маски и упражнялась в фехтовании со всеми желающими.
Многие ребята были уже сильно подвыпившими. Несколько молодых людей обращали на себя внимание нарочито вызывающим поведением. Они громко говорили, не стесняясь девочек матерились и пели матерные песни, кривлялись, рассказывали скабрезные анекдоты . Если кто-то отлучался от костра, а потом возвращался, они спрашивали, как стул, не размягчился ли. Среди них был он – Вадим. Меня познакомил с ним один  мой  сокурсник. Вадим был членом охотколлектива института. На этой почве мы и сошлись. Он проинструктировал меня и помог  вступить в общество. Мы с Вадимом были одного возраста и учились в одном институте на одном курсе, но на разных факультетах.
С Вадимом я не раз ходил вместе на охоту и в длительные пешие и лыжные, суровые зимние походы, в тайгу, а также плавал на байдарке по порогам. У Вадима я научился устраивать походный быт, выживать порою в безнадежно суровых условиях северной  зимней тайги, не имея с собой палатки.  А также научился разбираться в ориентировании, звериных следах и лесных  птицах.

                Подмосковная охота

Вадим красочно описывал охотничьи угодья, расположенные  в ста километрах на северо-западе Подмосковья, между городом Высоковск и станциями Румянцево, Лесодолгоруково и Чисмена - это Румянцевское военное охотхозяйство и Высоковское, общегражданское. Как оказалось - это действительно прекрасные места первозданной природы, тогда еще  богатые дичью.  В те недалекие времена здесь водились из птиц: глухари, тетерева, рябчики и вальдшнепы; из зверья: - лоси, кабаны, зайцы, лисы, волки,  рыси, пятнистые олени и даже медведи.
Первый раз в Лесодолгоруково мы пошли осенью вместе с моим другом Серегой по наводке Вадима. Он предложил в выходной встретиться  в лесодолгоруковском лесу и передал мне небрежно нарисованную карандашом на клочке газетного обрывка схему движения  от станции до поляны встречи в лесу.
Из электрички мы вышли в 8 часов, когда уже стемнело. Начальную часть пути прошли легко, по дороге от станции до воинской части,  как выяснилось потом  -  базы противовоздушной обороны Москвы. Дорога  упиралась, как раз, в ворота этой воинской части.  Мы стали обходить военный объект справа мимо прудов, как было показано на схеме, Как вдруг оглушительно завыла серена. Мы замерли, думая, что, наверное, зашли в запретную зону и нас засекли. Некоторое время мы стояли на месте, ожидая наряд часовых, который должен нас арестовать. Серена выла примерно минуту, потом все затихло. Мы медленно двинулись дальше, и нашли  лесную дорогу, указанную на схеме. Через километр  вышли к началу просеки север-юг, но продолжили движение по лесной дороге, которая пролегала под углом к просеке несколько восточнее. Наконец, дорога привела к обширной поляне, на которой были копешки с сеном. На схеме копешки тоже были. Мы решили, что достигли цели. Теперь нужно было выстрелом обозначить наш приход. Я достал  специально приготовленный сигнальный патрон без дроби. Щелкнул курок, слышно было, как шипел, сгорая, порох, в гильзе. Из ствола заструился сизый дымок. Выстрел не получился. Сигнальный специально приготовленный холостой патрон по нашей дремучести был заткнут не пыжом, а скомканной  газетной бумагой, которую порох вытолкнул из гильзы, и она, застряв, тлела  в стволе.  Нужно было ее вытащить. Долго искали веточку, которой можно было  бы прочистить ствол. Нашли ивовую лозу, но она сломалась и застряла в стволе. Потом искали другую веточку, более прочную и прямую. Наконец, ствол был чистый. Пришлось взять нормально заряженный патрон. Однако на наш выстрел ответа не последовало. Подумали, что Вадим с друзьями, наверное, не пришли.
Делать нечего, начали готовить себе ужин и ночлег. Развели костер, приготовили пищу и выпивку. Поскольку палатку не брали, решили закопаться под копешки с сеном. Для этого из основания копешек надергали клочков, соорудив себе лежбища. Однако  ноги целиком под копешку не помещались, если свернуться калачиком, то наружи оставались колени,  или пятая точка. Сначала это не очень  беспокоило, но к середине ночи пошел дождь, и колени промокли. Стало холодно.
Кое-как дотянув до рассвета, я взял ружье и пошел вокруг поляны.  Проходя глухой мелкорослый ельник, поднял тетерева, который напугал меня,  вырвавшись из хвойных зарослей почти из-под самых моих ног,  и улетел, сильно хлопая крыльями. Все во мне затряслось, но вскинуть ружье и выстрелить я не успел.
В течение длительного времени я  не успевал выстрелить во внезапно вылетевшую дичь, пока не привык и уже успевал выстрелить два раза, а мог бы успеть и еще два раза, но гарантированно не попадал. Прошло еще несколько лет, пока и я стал попадать, стреляя от бедра и навскидку, иногда доставая птицу вторым выстрелом.
В тот раз мы  с другом целый день бродили по лесу, видели рябчиков, но подстрелить ни одного не смогли. К вечеру, когда уже возвращались к станции, на перекрестье нашей лесной дороги  и просеки встретили Вадима с попутчиками. Оказалось, что поляна предполагаемой встречи находилась в семи километрах от нашей стоянки, на северной оконечности просеки.
В другой раз мы пошли на охоту вместе с Вадимом и его друзьями.  Среди них была пара – парень с девушкой. Вадим привел нас к месту его обычной стоянки. Это была не поляна, а высокий берег лесного ручейка, приток реки Сестры, а поляны вовсе не было. Вместо поляны в 200 метрах от стоянки было огромное поле, обрамленное лесными массивами, на котором колыхалось море созревшего овса. Подстрелить ничего не удалось, хотя на опушках, на границах леса и овсов кормились стаи тетеревов. Утром со всех сторон было слышно их глухое  бормотание, однако подобраться к ним не удавалось. Тетерева разлетались, не подпуская нас  на расстояние выстрела.
Вадим без конца уничижительно и порою оскорбительно иронизировал и неделикатно шутил над  своими попутчиками, начинающими охотниками.
Когда шли цепочкой, он, не смущаясь девушки, громко выговаривал замечание впереди идущему товарищу, будто бы он портит воздух. В дальнейшем этих ребят я вместе с Вадимом больше не видел, однако часто ходил с Вадимом и уже другими  его друзьями-однокурсниками. Обычно к месту встречи собирались парами или чаще поодиночке затемно.
Так однажды, приехал на станцию в 10 часов вечера двинулся в сторону нашей стоянки, до которой было примерно 10 километров. Пока шел по просеке, проблем с ориентированием не было: кусты и деревья различал на фоне ночного неба. Но примерно за два километра до стоянки просека сужается  и превращается  в заросшую лесную тропу, которая к тому же петляет. Но вот тут-то я случайно отступил от тропы и потерял ориентиры. Небо  к этому времени закрылось черными облаками. Некоторое время я еще пытался найти тропу, тыкаясь, то в одну, то в другую сторону. Наконец, совсем потерял ощущение сторон света и стал выбираться из чащи деревьев и кустарников, вытянув вперед руки, чтобы не наткнуться лицом на сухие ветви деревьев. Теперь я хотел только попасть на относительно свободное от растительности пространство, чтобы видеть хотя бы небо. Через некоторое время мне это удалось. Я вышел  на какую-то лесную дорогу,  с глубокими колеями, видимо от трактора,однако не знал, куда она ведет. Дорога привела к поляне, от которой в направлении противоположном моему движению шли параллельные канавы, наверное, осушительные дренажи... В облаках появился разрыв, обозначив созвездие Большой Медведицы. Стало ясно, где север, а где юг. Тут я вспомнил, что однажды уже был в этом месте и что дренажи упираются в наш ручей, который  в этом месте огибает овсяное поле, Если дойти до поля, то место стоянки найти будет уже нетрудно. Двинувшись по  дренажам в восточном направлении, быстро дошел до ручья, противоположный берег которого был значительно выше и  плотно покрыт стеблями высохшей  крапивы я прыгнул и, отстраняя лицо от сухих жестких стеблей крапивы, сильно отклонился назад, потерял равновесие и завалился набок в русло ручья. Выбравшись  на поле, я несколько раз свистнул. В ответ со стоянки донеслась дружная матерная песня. Через пять минут весь мокрый я уже был у костра, в кругу моих  подвыпивших друзей.
 На следующий день все пошли цепью прочесывать ближайший ельник и в одном месте подняли глухаря. Выстрели все, кто один раз, а кто успел два. – Кажется, попали - сказал Михаил, и все побежали в направлении вероятного падения птицы. Я оказался поодаль от друзей, в местности разреженного леса, и стал озираться по верхушкам сосен и елей. Вдруг послышался глухой мягкий шлепок - звук  от падения чего-то тяжелого. Обернувшись, я увидел под сосной окровавленного глухаря. Подобрав мертвую птицу, я выстрелил в воздух и подождал, пока ко мне подойдут товарищи. Все меня стали поздравлять. Я не сознался  в том, что не убил, а подобрал глухаря.
На следующий выходной Вадим пригласил всех на торжественный обед по поводу победы над глухарем. Кроме жареного глухаря, на обед подавался гусь с яблоками. Все ели гуся, от глухаря отщипнули совсем немного. Его мясо оказалось волокнистым и жестким. За обедом я рассказал, как все было на самом деле. Вадим немедленно отреагировал - подобрал глухаря - дрянь-мусорщик - сострил он.
В другой раз я пришел на место нашей стоянки опять поздно ночью. Зная, что на охоту собирался Владимир, я несколько раз окликнул в темноту его по имени. Ответа не было. Поскольку ночь была теплая, я палатку не ставил, а расположился под сосной в спальнике, подстелив еловый лапник.
Проснувшись утром, увидел напротив себя, метрах в десяти, спящего  Владимира, который также, как и я, расположился в спальнике под деревом. На вопрос слышал ли он, когда я его звал, ответил – слышал - Почему не отозвался? - не охота было.
Так несколько лет подряд мы ходили на охоту осенью и даже зимой в эти прекрасные места с Вадимом и его друзьями. По окончанию  института с Вадимом стали реже встречаться и в Лесодолгоруково ходили уже с другом моего   детства – Серегой.
Однажды с Серегой мы отправились в Лесодолгоруково на несколько дней в феврале опробовать ночевку в зимних условиях. Туристического опыта у нас еще не было, поэтому экипировка была следующей: телогрейки, ватные строительные брюки, валенки и тонкие  беговые лыжи. В феврале в Подмосковье снегу выпадает много. Под тяжестью рюкзаков наши лыжи проваливались в снег более чем на полметра. Передвигаться было трудно. Мы поминутно падали, Вывозились в снегу с ног до головы и промокли, как снаружи от снега, так и изнутри от того что было жарко. С большим трудом прошли полкилометра и, не дойдя до поляны нашей первой стоянки,  решили становиться. Спустились в глубокий овраг. Разгребли лыжами снег для палатки и костра и стали искать сухие  дрова, которых почему-то нигде не было. Серега залез на елку и нарубил сухих сучков для костра и лапник для палатки. С горем пополам развели костер и установили палатку. После ужина разместились в спальниках в палатке. Ночь была относительно теплая, и мы совсем не замерзли.
Два дня мы просидели около костра. Разодрали себе десна черными сухарями, которые поглощали вместе с салом и горчицей, отчего потом  оба заработали стоматит.
На третий день по нашим следам к нам пришел брат моей жены с товарищем. При подходе к нашему оврагу они начали кричать. Я не подумав, что мы находимся вблизи военного объекта, пустил ракету, которую наши гости не увидели, но следы все равно привели их к нашему костру. В лагере стало веселей. Наши гости сразу же нашли сухие деревья,  нарубили дров и развели большой костер. Снег вокруг костра протаял, и на стоянке  стало просторнее.
Со  временем я приобрел себе новое бескурковое ружье, и моя охота стала более удачливой. Иногда даже удавалось подстрелить рябчика или вальдшнепа. Серега тоже иногда сбивал рябчика, подманив его манком. Охота с манком была более эффективной. На свист, имитирующий трели рябчика, птица либо подлетает, либо подбегает по земле  к охотнику.
Ноябрьские праздники в год пятидесятилетия Советской власти мы с Серегой три дня провели на охоте. В конце третьего дня, возвращаясь назад, мы решили обойти поляну самой первой нашей ночевки. Шли на расстоянии примерно 20 метров друг от друга, как вдруг на дерево, которое было между нами, подлетел и сел тетерев. Я  думал, что стрелять будет Серега и ждал, но он все медлил. Я боялся, что тетерев улетит, торопливо прицелился и выстрелил, но промахнулся. Тетерев улетел. Зато, когда пересекали поляну, над нашей головой пролетала стая дроздов, и Серега подстрелил сразу двоих. Дроздов поджарили на костре. Оказалось – вполне съедобная дичь. В довершение охоты Серега решил произвести салют в честь пятидесятилетия Советской власти. Он поднял ружье на согнутой руке около головы  и выстрелил вверх, отдача отбросила ружье к его голове и на щеке образовалась рана, по своему виду почему-то похожая на порез острым предметом, хотя удар был нанесен закругленной частью ствола.
Последняя охота в Лесодолгоруково с Серегой состоялась после возвращения его из длительной командировки в Финляндию. Вечером  Серега приготовил  на костре прекрасную курицу. Были и другие вкусности, которые Серега щедро прихватил с собой.
В сумерках встали дежурить на тяге вальдшнепов. Мне удалось зацепить одного. Я  изловил подраненную птицу. На меня смотрела симпатичная мордочка вальдшнепа с длинным носиком и двумя черными блестящими  бусинками глаз. В голове возник вопрос, зачем нужно убивать такую красивую птицу, чего нам не хватает? Вроде все есть. Ладно, в  тайге, где сознательно облегчаем себе ношу и берем меньше продуктов, чтобы восполнить их недостаток рыбой и дичью.
С этого момента я решил больше не убивать птиц и бросить охоту.
В дальнейшем мы с Серегой много лет ходили в Лесодолгоруково без ружей просто провести время у костра. Позже мой друг стал тяжелым на подъем и походы в Лесодолгоруково мы заменили посиделками у костра в лесу недалеко от его дачи.

                Первый таежный поход

За год до окончания института в мае месяце, Вадим сообщил о готовящемся походе в Архангельскую область и пригласил меня поучаствовать. Я загорелся этой идеей.
 Мне оставалось сдать последний экзамен по экономике.
На экзамене  пока ожидал своей очереди, отвечал на вопросы, на которые не могли ответить другие экзаменующиеся. Все шло к положительному исходу. Однако  после ответа на основные вопросы билета, экзаменатор задал дополнительный вопрос из темы прошлого семестра,  и я не ответил на него. Экзаменатор предложил прийти еще раз  или будет тройка, на что я ответил - не могу,  уезжаю в тайгу.
Собирая вещи в поход, я предложил Вадиму взять с собой мой фонарь, над чем они  с другим нашим компаньоном, Владимиром, долго смеялись, поскольку на севере в это время белые ночи.

Отправились  в дорогу  с Ярославского вокзала поездом  Москва - Архангельск. Менее чем через сутки, были на развилочной станции Обозерская, где нужно было пересесть на  другой поезд, следующий по мурманской ветке. В Обозерске мы закупили крупы и  бутылку питьевого спирта. В магазинах были еще сахар, масло и колбаса местного производства.
После этого я в Архангельской области  был еще не менее десяти раз, но уже этих продуктов  в продаже никогда не было.
Ждать поезда оставалось около 7 часов. В это время в мурманском направлении проходили товарные поезда, надолго останавливаясь на станции в  ожидании зеленого сигнала. Возникла идея – доехать на товарняке. Поговорили с машинистом. Он сказал, что в Нименьге остановится, если только будет красный свет. Мы решились ехать. Четыре часа тряслись в открытом товарном вагоне. Подъезжая к Нименьге, увидели впереди зеленый свет, но поезд стал замедлять движение и мы, выбросив рюкзаки, по очереди выпрыгнули из вагона. После этого поезд остановился, видимо машинист  это сделал для нас.

 
От станции мы прошли в поселок, в диспетчерскую местной узкоколейной дороги. Диспетчер – Иван Иванович, знакомый Вадима еще с прошлых его заездов посадил нас в локомотив товарняка, следующего в поселок  Игишу, военную базу строительного батальона лесорубов. Далее путь лежал в сторону Пневских озер. Отойдя всего два километра от поселка стройбата,  мы погрузились в чащу первозданной  тайги, и сразу подняли стаю тетеревов. До Пневских озер шли часа четыре. Дорога была проторена лесовозами. Идти было легко, но я без конца падал. Мои болотные сапоги были на два номера больше моей ноги. Третий наш попутчик, Владимир, предложил поменяться сапогами, так как его сапоги были ему малы. Так и сделали. К вечеру вышли к Пневу и нашли там две полуразвалившиеся избушки, бывшие жилища ссыльных кулаков. В одной из них,  в которой половина крыши была целой, поставили палатку и разместились.
Тайга произвела на меня потрясающее впечатление. В июне здесь еще весна: зеленые почки на деревьях, в оврагах еще лежит снег, огромное количество снующих во всех направлениях птиц разных видов, издающих  множество разнообразных звуков - это щебетания певчих птиц, барабанные дроби дятлов, блеяния бекасов, хорхание вальдшнепов, кряканий уток, клики лебедей,  трубные позывки выпей, тревожная перекличка куликов - перевозчиков, уханья и рыдания гагар.
 В нашей избе стоит печка, она под открытым небом, крыши над ней нет. На печке поселилась трясогузка. Она периодически  подсматривает за нами, любопытно выглядывает из-за трубы, смешно наклонив и вывернув набок голову.
 Избушка стоит на возвышенном берегу большого озера. Озеро с островами. На одном из них  -   кладбище с покосившимися и повалившимися староверческими крестами. Большее время суток солнце находится над горизонтом в состоянии зори. И не поймешь то ли это время восхода, то ли заката. Поэтому окружающие пейзажи рельефны и контрастны, что способствует хорошим фотоснимкам. Однако  хорошей оптики с нами нет. Есть старый фотоаппарат «Смена».
 

Весь день занимаемся рыбалкой. На тесто ловим плотву,  а на ее глаза окуней. Рыбалка по нашим  меркам – удачная. Несколько плотвиц и окуней – довольно крупные, до 300 г. На половинку мелкой  плотвы попалась большая щука.  К концу дня к нам пришли местные рыбаки из Нименьги. Они рассказали о Летозере, которое находится от нас в 5 км южнее.
 
Через день выходим на тропу к Летозеру.
Летозеро меньше Пнева, но местность еще более красива и романтична.
На озере избушка с печкой каменкой по-черному. На озере - два удобных плота с веслами. Рыбалка на озере совершенно сумасшедшая. Наловили несметное количество щук, которых в вареном и жареном виде есть уже не в состоянии, хотя чувство голода не покидает нас. Щук начали коптить. Вообще с питанием у нас скудно. Вадим говорит –  мы, что сюда приехали есть или отдыхать?
Расходы на наше путешествие были мизерными. На каждого пришлось по 29 рублей, включая оплату железнодорожных билетов (за полцены по студенческому билету). При этом стипендия у студентов четвертого курса была  35 рублей. С собой мы брали крупы (перловку, гречку, пшено), вермишель,  супы в пакетах, муку, соль, сахар (из расчета два куска в день), подсолнечное масло, сухари, специи, спирт.
 Вадим неоднократно был в таежных походах, и у него сложились определенные привычки и стереотипы поведения. Вадим призирает туристов и говорит – мы не туристы, мы свободные охотники.  В байдарочных походах он никогда не пользуется спасжилетом и каской. На ходу Вадим разводит примус прямо в лодке и варит кофе, делая это так, чтобы туристы, которых мы в это время обгоняем, почувствовали запах кофе. При подходе к серьезному порогу он возвышается сидя на борту с сигаретой в зубах. Метров за десять до самого опасного места он  демонстративно встает и, просматривает  порог из-под руки, затем, быстро садится в лодку и с нечеловеческой частотой начинает грести, стараясь набрать, возможно, большую скорость. И не было случая, чтобы он перевернулся на порогах. Со мной, например, это случалось не раз.
Посуду в тайге он не моет. Например, выпив чай или съев кашу, он швыряет миску или кружку через плечо прямо  на мох, приговаривая – в тайге –  все – чистый углерод  и никакой заразы и микробов.
На рыбалке более опытные  Вадим и Володя изготавливают и устанавливают жерлицы. Наживкой для жерлиц служат мелкие окушки. Плотва, как они говорят,  не подходит. Живцов они сажают на двойной крючек, привязанный к леске, которая накручена и застопорена на деревянной вилке, сделанной в виде  v-образного сучка. Жерлицы крепятся к колам, которые забиваются в дно на границе камыша и чистой воды. Все это очень трудоемко: надо заезжать на плоту за границу камыша и там забивать колы,. Я же сажаю на двойной крючок донки отрезанный кусок  плотвы и забрасываю донку  с берега. Мои донки оказались более результативны. Только однажды пару дней не было поклевок. Зато на третий день на все донки попались щуки.
Утром и вечером вдоль озера пролетают утки, но подстрелить ни одну не получилось. Я взял  с собой в поход новое одноствольное ружье  моего товарища, но оно оказалось бракованным: боек не  всегда достаточно выдвигался к капсюлю,- поэтому выстрелы случались после четвертой, пятой попытки.
Однажды утром, взяв двуствольное  ружье у Вадима, я  вышел на  прилегающее к озеру болото. Над моей головой то и дело пролетали стайки куликов, я открыл по ним стрельбу и сбил четырех птиц  каждая размером не больше цыпленка. Куликов прицепил за специальные петли к   ремню патронташа. 
Не найдя более крупной дичи, решил обследовать противоположную сторону озера и пошел в обход, к  его дальнему концу, который скрывался от нас за изгибом береговой линии.   То и дело попадался медвежий помет. На одном из замшелых участков  берега обнаружил прошлогоднюю клюкву. Клюква показалась мне сладкой, и я стал поглощать ее горстями. Наевшись до оскомины, отправился дальше. На ветке сухого прибрежного куста увидел птицу, размер которой по сравнению с моими куликами был значительным. После выстрела птица упала в воду, и  ее стало относить ветром. Разглядев птицу, определил по пестрому оперению грудки, что это кукушка.
Через несколько часов достиг западной оконечности озера, где оно сужалось, вытягиваясь и превращаясь в устье небольшой  речки, стекающей из огромного болота, примыкающего к западной оконечности озера. Возник вопрос, как перебраться на другую сторону речки.  Подходы к ней - сплошная трясина, поверхность, покрытая зыбкой растительностью, образованной  сцеплением сфагнума, стеблей белокрыльника, ряски и еще каких-то травянистых стрелок, были опасны. Стоило сделать шаг, как поверхность растительного покрова начинала колыхаться и прогибаться под тяжестью веса  тела в радиусе двух-трех метров, образуя воронку, в центре которой, находились мои сапоги,  грозя прорвать зыбкое сплетение мха и трав. При этом если стоять на месте, сапоги начинают медленно погружаться, продавливая трясину. Поэтому если можно двигаться по такой трясине, то только быстрым шагом или бегом. Мне  нужно было не только подойти к краю речки, но и перепрыгнуть через нее.
Возвращаться назад по пройденному пути не хотелось, поэтому я  сломил несколько сухих стволов засохших низкорослых сосен и выложил  их, по  направлению к предполагаемому месту прыжка через речку. Потом я пробежал, ступая по  стволам к самому краю,  и прыгнул  . До противоположного края допрыгнуть не получилось. За  край противоположного берега я зацепился коленом одной ноги  и локтями. Другая нога оказалась в воде выше колена. Однако инерции хватило, чтобы на локтях вытащить туловище на  метр за край. Противоположный берег оказался прочнее, к тому же там были кочки и кусты кпрликовой ивы, наступая на которые можно было спокойно выбраться на сухое место. Оказавшись на противоположном берегу озера, я нашел поваленное дерево, присел, снял сапоги, отжал портянки и собрав рассыпавшийся в кармане табак «Золотое руно», скрутил самокрутку. Здесь я обнаружил, что на подвесках патронташа остался только один из подстреленных куликов, правда, самый крупный. Остальные были потеряны.
Немного отдохнув, я тронулся дальше по берегу озера, надеясь в скором времени закольцевать свой маршрут и вернуться в избушку. Когда поднялся с бревна в стороне от меня, в кустах, метрах  в пяти шарахнулся, ломая ветки, какой-то зверь. Кто это был лось, олень или медведь за ветками густого ивняка увидеть не удалось. Был лишь слышан треск, создаваемый несущимся напролом быстро удаляющимся массивным телом животного. Обратный путь занял у меня меньше времени. В целом  же это путешествие продлилось не меньше суток. Подойдя к избушке, голодный и измученный обнаружил моих друзей спящими. Оказалось, что пока я сутки путешествовал, они спали. Поесть никто не приготовил. В готовности была, только щука, закопченная два дня назад.
Поковырявшись в щуке и пожурив своих товарищей из-за отсутствия съестного, принялся за приготовление обеда. Ощипал кулика, поставил вариться перловку, потом бросил туда специи и кулика.  Опробовав мое варево, друзья оценили его, как жидкую  уху из кулика. Вадим сказал, зачем ты кулика заварил. Владимир, поковырявшись в ухе, нашел одну жиринку, которая образовалась маленьким  колечком и одиноко плавала на поверхности жидкости. – Лучше бы  ты принес кукушку –   сказал Вадим. Он, не торопясь, замесил тесто и наготовил аладьев, чем спас нашу трапезу и выдал каждому  по небольшой дозе спирта, отмерив ее деревянной  ложкой, а также выдал по дополнительной порции сахара. В довершение всего он заварил прекрасный чай.
Внезапно на нас напали большие крылатые муравьи. Они  ползли со всех сторон по земле, по крыше избушки и  падали откуда-то сверху. Мы забились в избушку  и расписали несколько пулек в преферанс. Я безнадежно проигрывал, оправдываясь тем, что, зато в любви везет.
При очередной сдаче карт Вадим, рассматривая первые три карты –сказал -
 Дааа…, а жена–то изменяет, но без всякого удовольствия - заключил он, получив остальные карты.
Через три недели мы благополучно вернулись домой.




                Зимний поход в Архангельскую область
 

В этом же году, в январе месяце, после сдачи зимней сессии, мы отправились в те же места, в которых были  летом. На мотовозе по узкоколейке нас довезли до стройбата в Игише, где пообедав в воинской столовой  и наполнив канистру бензином для нашего примуса, двинулись в сторону Пневских озер. Сначала шли по проторенной автомобильной дороге. Через пару часов  Вадим свернул с дороги в овраг, где по камушкам бежала быстрая речка. Здесь должна быть тропа - сказал он. В овраге перешли речушку и полезли вверх по противоположному склону. Подъем оказался тяжелым. Глубина снега достигала 70 см. Пришлось снять рюкзаки и лыжи, чтобы ногами вытаптывать тропу в подъем. Потом по очереди перетащили рюкзаки и санки, на которых были приторочены Канистра с бензином и часть продуктов. Выбравшись наверх, Вадим стал определять курс по компасу, приговаривая здесь должна быть тропа. Какая тропа?- спроил я – здесь под снегом ничего не видно – Как не видно?- Вадим вытянул руку - видишь на снегу ложбинка. Это и есть тропа - сказал он. Перекусив сухарем с салом  и луком, двинулись дальше. Вадим шел впереди, определяя направление и прокладывая лыжню, а я шел последним по уже протоптанной тремя товарищами лыжне. На склонах впереди идущие спускались и не падали. Сырой плотный снег надежно тормозил, не давая лыжам соскальзывать. Поскольку я шел по уже проторенной лыжней, то на спусках мои лыжи скользили и несколько раз я падал, споткнувшись на ветку куста или поваленного дерева. Последний раз упал так, что головой воткнулся в снег, а рюкзак, перекинувшись через голову, зажал лямками мои  руки. Выбраться из-под него не было никакой возможности.  Снег, забившийся за воротник начал таять, охлаждая шею и спину. Через несколько минут  послышался хруст снега - хруп-хруп. Это Володя шел меня спасать. Вадим в это время вертел компас и пытался отыскать затески на деревьях, которыми обозначалась тропа. Но все было напрасно. Тропу не нашли, а в это время уже стемнело. В январе  в этих широтах в четыре часа уже совсем темно, а рассветает только после десяти часов утра.
Надо было думать о ночевке. Но с нами не было палатки. В период подготовки к походу Вадим   говорил - палатку брать не будем.  Ночевать будем в таежных охотничьих избах. Но где она эта изба, как ее ночью найти, не зная даже где мы находимся. Все призадумались. – Ничего страшного – сказал Вадим -  сейчас разведем такой костер, что чертям от жары будет тошно. – С этими словами он спустился в ложбину и, указывая на две сухие сосны, сказал -  сейчас их спилим и устроим пятиэтажную нодью.  Сосны распилили на двухметровые бревна, сложили их в нодью и запалили костер. Вокруг костра разложили лапник и после ужина разлеглись в спальниках ногами к костру.
Температура воздуха была около минус 10 градусов, костер, не загасая,  прекрасно горел и грел нас всю ночь. Утром  следующего дня Вадим быстро отыскал тропу и через пару часов мы пришли к нашей старой стоянке на Пневе. Только теперь вместо старой разрушенной  избы здесь стояла новая, построенная партией лесоустроителей. Однако печки в избе не было. Поскольку дров в округе не было, в первый день пищу готовили  в избушке на примусе. Примус был плохо отрегулирован и у всех разболелись головы от угарного газа. К этому еще добавился выпитый некачественный спирт, который привез с собой Василий. Двоим вообще стало плохо, и их тошнило.
На следующий день отправились на рыбалку. Насверлили в разных местах множество лунок, но поклевки были только у самого берега под избой. Попадались очень мелкие окушки, которых наловили несколько десятков. Окуней распотрошили, вынули жабры и сварили в марле. Получилась неплохая уха. Осмотр окрестностей с целью подстрелить тетеревов или рябчиков успеха не принес. Пробовали ловить на соседнем  озере, но тоже безуспешно. К тому же озера подперты давлением воды, и через лунки выдавливается вода: валенки быстро промокают.
На следующий день я пошел в обход озера. К вечеру, когда уже стемнело, решил сделать дуговой маневр вглубь тайги с выходом к южному концу озера. Полной уверенности в успехе задуманного не было, но возвращаться обратно по своим следам не хотелось, тем более что по старому пути надо было пересечь два крутых оврага, заваленных сухими деревьями. Поэтому шел по интуиции с уклоном в северо-восточном направлении. Вышел на узкую просеку север-юг. И тут почти из-под ног выскочил глухарь. Я дважды выстрелил, но не попал. Как обычно из-под первого выстрела глухарь далеко не улетает, а садится на дерево, невдалеке. Так и получилось: глухарь сел на верхушку елки в поле моего зрения. Перезарядив ружье, я осторожно  двинулся вперед. Однако глухарь близко меня не подпустил и улетел. Повернув к северу, вышел по просеке к южной оконечности нашего озера, откуда на другом высоком берегу была видна наша изба. Пока шел по  льду озерау несколько раз подо мной проседал лед. Из южной оконечности озера вытекает речка, понижая уровень воды, и подо льдом образовалась пустота. Поэтому, когда наступаешь на лед, под которым пустота, он проседает, трескаясь и выжимая воздух. При этом раздается пугающий протяжный гулкий звук, отдающийся эхом - ааххх. С непривычки страшновато. Однако  проседает сразу большая площадь толстого льда на несколько сантиметров, что никакой опасности не представляет – это лед обратно ложится на воду.
Поскольку никакой удачи ни на рыбалке, ни на охоте, ни  у кого не было, компания пребывала в смурном состоянии. А это создает  условия  для мелких ссор и потасовок. Так случилось и в этот раз. Перед походом Вадим сказал мне -  спальник не бери. Будем спать в одном: теплее будет и тащить меньше. О последствиях  я не подумал. Дело в том, что я сплю очень беспокойно и долго в одной позе  лежать не могу. Через некоторое время, после того как мы улеглись Вадим начал ругаться матом и толкать, приговаривая - что ты вертишься, как вошь на сковородке? Я стал его тоже отпихивать.  Завязалась потасовка, и мы чуть-чуть не подрались по-настаящему.  Тогда я вылез из спальника, и засунул ноги в валенки, а потом в пустой рюкзак, сверху  накрылся телогрейкой. Выспаться не удалось. Было холодно.
На следующий день решили идти  на разведку и проторить лыжню до Летозера. В окрестностях Летозера на нашем пути попался завал деревьев. Вадим пошел искать обход и направление дальнейшего движения. Мы стояли на склоне невысокого кряжа в то время, как Вадим возвращался назад. Увидев его у подножия кряжа, пока он еще нас не видел, я нарочито громко сказал -  Вадим, гад, шляется где-то, дорогу, конечно, не нашел. А Вадим, как раз, нашел правильный путь и протропил лыжню к самому Летозеру. Услышав мои слова и обидевшись, он зло выругался, вскинул на меня ружье и с грубой руганью заорал – ложись…. Я повернулся к нему спиной и стал подниматься вверх по кряжу. В это время он дважды выстрели справа и слева от меня. Володя выругался – Ты что  одурел.
 На следующий день мы собрали вещи и по проторенной лыжне отправились в избушку на Летозеро. Дошли быстро. До самой темноты пилили, таскали и кололи дрова и топили избу по-черному. Зато ночью мне было тепло даже без спальника.  Утром ребята делали обход болота по опушкам леса и подняли стаю тетеревов. Василий убедил всех не подходить к ним - вечером, когда они залягут в лунки, пойдем и возьмем их - сказал он. Действительно к вечеру Васька принес двух тетерок, одну живую.
Поскольку обстановка стала напряженной и мне стало некомфортно, я сказал - друзья, завтра ухожу. Мое заявление компания не одобрила. Стали пугать рысью, и волками, которые «нападают на одиночных» путников. Однако я был непреклонен. К тому же хотел вернуться домой  к юбилею моей свадьбы.
На следующий день проснулся в пять часов. Быстро собрался. Вадим дал мне в дорогу кусок копченой колбасы, сухари и сахар. Путь не казался мне трудным, поскольку лыжня была проторена. Пройти надо было всего 20 километров. Скольжение было отличным,  и я сразу набрал высокий темп. Пересекая озеро, на северном его конце поднял из лунок штук пять тетеревов, но ружье было за спиной. Часа через три достиг оврага, и речки. Здесь я умылся, перекусил и в сумерках явился к полковнику, командиру воинской части. Доложил ему, что маршрут закончен. Он отправил меня в офицерскую столовую и приказал определить мне место на ночлег  в казарме. До середины ночи в казарме была беготня солдаты валтузились, а может и дрались.
На следующий день с попутным лесовозом меня доставили прямо на станцию. В этот момент к станции, замедляя ход, подходил товарняк, я бежал рядом с локомотивом и смотрел на кабину машиниста. Дверь локомотива открылась и машинист, приняв от меня лыжи и рюкзак, помог забраться внутрь. Поезд шел до станции Емца, где менялась бригада поезда. На станции работала круглосуточная железнодорожная столовая, где задешево подавались прекрасные блюда. На следующий день я взял билет до Москвы и к вечеру был дома.
      
             
                Поход на Северный Урал


В конце декабря наша компания получила дипломы об окончании института и отправилась на Трубную площадь в ресторан «Узбекистан» обмывать окончание института. Вадим разложил наши  ромбики по рюмкам и залил их коньяком. Потом  мы еще много выпивали и неумеренно ели плов и какие-то закуски. Помню, что до дома я еле-еле добрался.
В ресторане мы договорились, что первого января отъезжаем на Северный Урал, в район Молебного хребта, опять же без палаток, поскольку ночевать предполагается в охотничьих избушках. Молебный хребет находится на Северном Урале недалеко от широко известного печальными событиями Перевала  Холат-Чахль, где в 1959 году по незвестным причинам погибла группа туристов Игоря Дятлова.
Первого января мы выехали с Павелецкого вокзала до Свердловска. Там сделали пересадку на поезд до Ивделя, а далее, на местный поезд до Полуночного, и далее сто километров  лесовозами до Тохты, где заключенные валят лес.  Там расположен крупный лагерь заключенных и воинская часть для их охраны.
Двое из четверых - Володя и Василий сразу же подсели  в кабину порожнего Зил-157 и уехали. Мы с Вадимом остались ожидать следующего лесовоза в конторе  автотранспортной диспетчерской. В конторе  есть печка и бак с питьевой  водой. Мы перекусили сухарями и салом, запив  водой с сахаром. На следующий день уехал Вадим, но для меня место в лесовозе вместе с тремя зеками появилось только через несколько часов. Как только тронулись, мои попутчики сразу же извлекли  бутылку водки и стали ее открывать. При этом верхнюю часть бутылки разбили, однако почти все содержимое сохранилось.
Хотя я выехал позже Вадима, до Тохты добрался раньше. Меня разместили в так называемой гостинице. Это длинный барак с комнатами на две койки. Стоимость проживания - 50 копеек в сутки. Через несколько часов пришел Вадим совершенно пьяный. Он восторгался своими, попутчиками - какие замечательные ребята - говорил он. – Я не мог их не отблагодарить. Оказалось, что эти замечательные ребята также сразу достали водку и угостили Вадима, а Вадим в ответ достал из своего рюкзака бутылку  водки- индивидуальный нз и угостил своих  благодетелей. В итоге они так разогнали машину, что на какой-то ухабе у нее что-то отвалилось, и они долго ее ремонтировали. На следующее утро мы с Вадимом тронулись в путь по наезженной лесовозами дороге. Нужно было пройти 30 км до лесосеки, откуда по следам Володи и Василия предполагалось дойти до таежных избушек мансей. Через некоторое время мы связали парами свои охотничьи  лыжи, установив на них рюкзаки, и потянули за собой по дороге  на веревке. Через полчаса нас догнал пустой лесовоз и оставшуюся часть дороги мы проехали на машине. На лесосеке  были видны вооруженные охранники и  лесорубы-зеки.
От лесосеки до таежного поселения мансей -  7 км прошли быстро по лыжне, проложенной Володей и Василием.
Поселение состоит из пяти маленьких, почти игрушечных избенок, в одной из которых проживает пожилая пара мансей. Остальные избы свободны. Нам отвели одну из них. В избе чугунная буржуйка. Вадим сварил ненавистную мне манную кашу. Я думал, что не смогу ее есть, однако трое суток питания сухарями и салом сделали свое дело: я съел целую миску, и мне показалось – вкусно.
Утром, следующего дня, взяв часть вещей, отправились тропить лыжню к перевалу. Тропили лыжню по очереди. Первому идти очень тяжело. Снег проваливается на 40-50 см. В конце светового дня спрятали вещи под елкой, и пошли обратно по проторенной лыжне с пустыми рюкзаками.
На следующий день, взяв другую часть вещей, добежали до места вчерашнего схрона, дополнили рюкзаки и стали подниматься на перевал.  В какой-то момент от усталости и напряжения у меня возникли мурашки и  радужные круги перед глазами. Я обернулся и увидел, что глаза Володи, самого сильного нашего компаньона были мутными и как будто плавали в глазницах. Подумал, что не один я так измотался. Только Вадим, человек не самой мощной комплекции уверенно шел впереди, не подавая виду, что устал. Последним, на расстоянии 300 м плелся Василий, который клал себе в рюкзак какую-нибудь незначительную и легкую поклажу.
 На самой седловине перевала, откуда виден распадок, на котором стоит вожделенная нами изба. Сделали перекур, съели по куску колбасы с сухарем, а также по два куска  сахара и повернули назад. Перед самыми избушками мансей нужно было подняться на довольно высокий берег реки. И здесь  опять возникли радужные круги перед глазами.
В последний день перехода легко добежали до перевальной точки, подобрали все вещи и также легко спустились в распадок, где стояла так называемая изба.
Изба большая, примерно 4х6 метров. На избе нет половины крыши, а внутри нет пола. Окна заколочены досками с большими  щелями. На одном окне - кусок  полиэтилена. Все восемь углов прогнили, через них с наружи проникает свет. В избе на веревочке к потолку привязан мешочек, в котором сухарная крошка, оставшаяся от когда-то рассыпавшихся сухарей в центре избы - большая  чугунная печка-буржуйка без трубы. Вадим знал об этом и притащил с собой два обрезка жестяных водосточных труб, снятых с какого-то дома в Москве.
 
Вадим установил трубу и замазал щели глиной, которую наковырял на наружной стороне потолка под крышей. Потом мы ликвидировали проемы в углах избушки, засыпав их  снегом и залив водой, которая тут же замерзла.  Следующим мероприятием была заготовка дров, которой мы посвятили целый день.  Сухих деревьев в радиусе одного километра не было. Я стал таскать корчаги (сухие стволы, когда-то обломившихся деревьев) с болота, выворачивая их из замерзшего мха. Вадим сказал, - это не дрова, гореть не будут. Надо пилить кедр. Он  хорошо горит даже сырым. Как я не сопротивлялся, ребята спилили рядом растущий мощный красивый кедр и накололи дров. К вечеру наша чугунная печка полыхала вовсю, разогреваясь настолько, что ее чугунные поверхности раскалялись докрасна. 
 
В довершение всего Вадим оторвал несколько досок от крыши и  починил  нары. На нары настелили лапник.  Несмотря на жару, исходящую от печки,  к середине ночи жар выдувало, поскольку заслонки на трубе не было. Первым замерзал я, поскольку взял с собой тонкий венгерский спальник-одеяло. На ночь для тепла я надевал телогрейку, валенки  и прятал ноги в рюкзак, а еще натягивал на себя овчину, подаренную  мне тещей, из которой жена сшила мне подобие комбинезона, который охватывал мою спину, грудь, а также поясную и бедренную часть туловища. К пяти часам утра холод выгонял меня с нар, и я начинал колоть дрова,   растапливать печку и готовить завтрак, так, что ребята вставали уже в тепле.
На следующий день все вышли на охоту. Я вышел последним и направился по лыжным следам к перевалу. Через некоторое время в лесном массиве на склоне горы услышал выстрел. Есть дичь, подумал я. В этот момент из-под мелких ивовых кустов рядом со мной вылетела целая стая куропаток. Я  выстрелил два раза, и одна побежала по снегу, оставляя кровавый след. Я ее добил. Походив  пару часов, почувствовал голод и пошел к избе. Готового съестного не было, и я съел несколько столовых ложек реликтовой сухарной крошки. Затем взялся за потрошение куропатки. В это время пришел Володя и принес огромного глухаря, весом 4,9 кг и куропатку. Куропатку он подобрал мертвой на том месте, где я стрелял.
После того как дичь была ощипана, оказалось, обе куропатки спокойно помещаются внутри выпотрошенного глухаря. Из одной грудки глухаря я приготовил четыре большие отбивные, которые нашпиговал чесноком и пожарил на свином сале.

 


На следующий день повысилась температура воздуха и началась метель.   В 10 метрах невозможно было рассмотреть силуэт  человека. Такого в нашей климатической зоне я никогда не видел.  Метель длилась сутки, потом опять выглянуло солнце, и усилился ветер. Стало примораживать.
Все пошли на охоту, но дичь куда-то исчезла. Только в одном месте, остановившись, чтобы съесть кусок колбасы и сухарь, я увидел на дереве в 10 метрах тетерку, выстрелил и промахнулся. Только позже, я понял, что столь досадные промахи происходят у меня из-за того, что  сверх меры перекладывал порох в патрон. Заряд рассыпался, облетая дичь. Мороз усиливался,  я это почувствовал, когда жевал сухарь. Скулы так свело, что невозможно было двигать челюстями, чтобы прожевать сухарь. Вернувшись  в избу, обнаружил, что вся компания в сборе.Все рано вернулись обмороженными: у кого побелели уши, у кого нос. Сильнее всех обморозил нос и щеки Василий. Меня Бог миловал: чуть- чуть образовалось белое пятнышко на носу и - все. Спасибо моей  жене: она связала мне прекрасный шерстяной шлем-балаклаву, который долгое время спасал меня не только от морозов, но и от комаров на рыбалке.
У всех мрачное настроение – нет дичи. Ужин никто не готовил. Я посчитал, кто сколько раз готовил. Оказалось что меньше всех Вадим. – Иди за водой - сказал я – твоя очередь – какая очередь?, Мы кто туристы или свободные охотники? И вообще мы, что жрать сюда приехали или отдыхать? Я в гробу видал это дежурство! Примерно в этом же духе выступили Владимир и Василий. – Я  тоже в гробу видал - сказал я, собирая котлы для воды. – Вот-вот – сказал повеселевшим голосом Володя – иди, иди,  волки-то они любят нападать на одиночек. Я взял ружье, одел лыжи и пошел через темноту и леденящий ветер к ручью. Ручей  в трехстах метрах от избы, на краю болота, течет под полуметровой толщей льда. Скважину во льду пробивал Вадим,  засыпал ее ветками и снегом, чтобы не замерзала. Рядом на сучке висела кружка,  привязанная к  длинной палке. Выливая первую кружку в котел, услышал как застучали ледяные шарики, замерзающей на лету воды. Когда вернулся, заметил, как повеселели лица ребят. Все вдруг стали такие внимательные и вежливые.  Раскочегарили печку, приготовили ужин, расписали пульку. Около печки была жара как в парной, а в дальнем углу избы висел каменный от мороза глухарь. Утром обнаружили, что водка, в бутылке, оставленная на окне расслоилась: внизу был спирт, вверху плавала масса из кристалликов льда. Водку немедленно стали спасать, постепенно нагревая бутылку.  В этот день в Тохте зарегистрировали температуру минус 50 градусов. Нам сказали, что – это значит у нас,  на Молебном, на высоде1300 м, было - 55 .
Однажды вышли все вместе на охоту. Шли по склону горы. Чуть выше меня был Володя, ниже -  Вадим с Васькой. Иногда я подсвистывал Володе, он мне отвечал. В ельничке вылетел рябчик, я выстрелил, перепутав стволы вместо дроби шестого номера выпалил заряд волчьей картечи. В рябчика, как обычно, не попал, пошел дальше. Ниже по склону услышал разговор Василия и Вадима. Решил присоединиться к ним. Подсвистнул Володе, но он мне не ответил.  Я спустился на лыжню моих друзей, а они пошли вниз на болото, Догоняя их, я все думал, почему Володя не откликнулся мне. И тут голову пронзила мысль, - а я ведь стрелял хотя и через ельник, но в направлении, где был Володя, да и стрелял крупной картечью. Догнав ребят, я поделился своими размышлениями. Вадим поднял меня на смех – Что, Володю убил? Я развернулся и побежал назад по следам к месту моего неудачного выстрела. Нашел следы от пыжа, И проследил направление выстрела за границу ельника до Володиной лыжни, которая оказалась метров на пять выше картечных отметин на снегу.
Успокоившись пошел на другую сторону распадка. Двигаясь вверх по склону, размышлял о своей грубейшей ошибке и думал, что пора поворачивать назад, поскольку сильно устал и проголодался. В это время метрах в двадцати от меня увидел зайца, который короткими ленивыми прыжками перемещался вверх по склону. Дважды он попадал мне в прицел и дважды я промахивался. Заяц помчался вниз по склону. Куда только делась моя усталость. Я помчался вниз, срезая ему угол, наперерез. Примерно час продолжалась эта гонка. Еще дважды, срезая траектьорию его дуги,нагонял я зайца и стрелял,  но,  как уже повелось, все мимо. Расстроившись повернул вниз к избе. Под склоном, переходя замерзший ручей, провалился лыжней в воду. На лыже тут же намерз лед. Идти стало невозможно, Два раза снимал лыжу и отчищал ее ножем. Торможение уменьшилось, но нормального  скольжения не получилось. Пришлось выйти на середину распадка, где на болоте ветер образовал наст, по которому двигаться было легче. К избе приплелся окончательно измученный.  Благо печка была уже натоплена и ужин готов. Вадим встретил меня словами - Ну, давай, рассказывай, как ты убил Володю.
Через 24 дня закончили нашу охотничью жизнь, и пошли назад. До мансей шли по проторенной лыжне с облегченными рюкзаками очень быстро.  На склоне за перевалом вся лыжня истоптана заячьими следами.
Старик-мансиец угостил нас папиросами «Север», а мы ему дали оставшуюся колбасу. Переночевав у мансей, пошли пешком до Тохты. Заключенные в этот день не работали, поскольку температура была -47 градусов. Машин тоже не было, и 30 км шли по дороге пешком, взяв на буксир свои рюкзаки, установленные и  закрепленные на лыжах.
В Тохте долго ждали автомобиля. Ехали часов пять в салоне УАЗа, поставив ноги на кожух двигателя, чтобы их не отморозить.
В столовой в Полуночном было много только что освобожденных заключенных. Чувствуя себя свободными людьми, они стремились к общению. Один такой, пожилой подвыпивший человек подошел к нашему столу,  шепелявя  беззубым ртом и брызгая слюной, начал рассказывать, обращаясь к Вадиму, как он тоже был геологом. Вадим недружелюбно сказал - Мужик, ну, дай поесть,- однако тот продолжал. Тогда Вадим разозлился и уже грубо – мужик пошел на…, заплевал совсем! Мужчина опешил, потом что-то затараторил и стал наскакивать на Вадима. Его оттащили какие-то люди.
В поезде мы допили последний оставшийся спирт и завалились на третьи полки общего вагона  и проспали целые сутки. Но не обошлось без казусов. Внизу сидел освободившийся зек в сопровождении старушки, видимо матери, и беспрестанно матерился. Мне это надоело. Я свесил свою опухшую с растрепанными волосами и всклоченной бороденкой физиономию вниз и грозным хриплым  голосом сказал - если не прекратишь материться, выкину из вагона. Мужик посмотрел на меня и мою солдатскую гимнастерку, сказал – Солдат! Может, может - и на некоторое время замолчал.  Я спустился с полки. Мужик увидел мою тощую исхудавшую фигурку и поняв, что я не солдат, схватил меня за гимнастерку, приговаривая - Ах ты, шнурок! На шум проснулся Вадим, слез с полки  и тряхнул мужичка. - Солдат! Может,  может - пролепетал тот и удалился в другое купе.
Вадим с молодости привлекал внимание окружающих своим лидерским характером, решительностью,  категоричностью, уверенностью в себе, подтверждаемой практически знаниями, навыкам и способностью находить и принимать решения в нашей сложной, порой экстремальной  бродяжнической жизни. Вадим  не боялся брать на себя ответственность в сложных ситуациях и всегда успешно их преодолевал. В этих ситуациях я всегда доверял и полагался на опыт Вадима. И он всегда оправдывал мои надежды.
Кроме того, Вадим состоялся как инженер-прфессионал. Он  до 70 летуспешно работалт на предприятиях военно-промышленного комплекса.
У Вадима было много друзей, но не все выдерживали его резкий и категоричный нрав. Пожалуй, я - единственный из его бывших соратников по таежным и байдарочным походам, кто продолжает  поддерживать добрые отношения с ним.
 Вадим также  всегда заботился о своей семье: детях внуках, матери и сестре. Свой опыт и навыки инженера механика он прекрасно использовал,  когда что-нибудь строил или ремонтировал у себя и у детей, например, систему дачного водообеспечения и отопления.
Я  благодарен Вадиму за то, что он ввел меня в прекрасный мир тайги, открыл мне прелесть таежных   путешествии, привил страсть к диким первозданным местам, а также   передал свой опыт понимания  и  выживания в экстремальных условиях тайги, по которой впоследствии я прошел не одну тысячу километров вместе с ним, а потом и  с новыми друзьями, а также приобщил к тайге  и своих детей.
Иллюстрации к публикации см на сайтах:
https://fotki.yandex.ru/users/bbp45/album/132816/

https://fotki.yandex.ru/users/bbp45/album/159409/
https://fotki.yandex.ru/users/bbp45/album/159554/