Григорий Неделько
«Когда сгорели книги…».
Из интервью с Георгом Монтом
…Газета «Заря века» («ЗВ»): Господин Монт, почему вы пишете?
Георг Монт (ГМ): Хороший вопрос; хороший, но бессмысленный.
«ЗВ»: Почему?
ГМ: Понимаете, его столько раз задавали писателям; у них, то есть у нас, постоянно спрашивают, отчего да для чего мы создаём свои маленькие произведения. И я не раз разговаривал на эту тему с журналистами: из «Механического вестника», из «Эры Водолея», из «Электро и Интеллекто» и из других. И ответ всегда один: произведения появляются, потому что появляются. Вот вопрос, получается, одновременно интересный и ненужный. Однако постараются-таки дать на него ответ, развёрнутый. Это будет история о том, как у одного моего друга, Андреаса Монка, сгорели все его книги.
«ЗВ»: Ужасное происшествие! Поджёг?
ГМ: Погодите, дослушайте. (Улыбается.) Вы же не подгоняете роман словами «Ну давай же, быстрее, чем там всё закончилось?!» Хотя, честно признаться, я встречал и людей, которые так поступают… каких людей я только не встречал… Человек – очень странное и тонкое существо. Например, он может, подобно моему другу Монку, выбравшему стезю писательства, вместо того чтобы собственно писать, по вечерам и утрам иметь жену, а потом хвалиться друзьям её словами, дескать, он трахается, как бог. Ну не знаю, мне кажется, для писателя важнее стремиться сочинять тексты, как бог, если, конечно, ты правда в душе автор. Не уверен, что бог именно сочиняет, - по-моему, он скорее вспоминает или видит, после чего рассказывает, однако эти рассуждения напрямую к делу не относятся.
«ЗВ»: Так что же случилось с вашим другом?
ГМ: По сути, ничего страшного: я переспал с его женой… но его почему-то это обидело. (Смеётся.)
«ЗВ»: Зачем же надо было? Вы ему мстили? Он вам завидовал?
ГМ: Он наверняка по-прежнему мне завидует. Мстил ли я ему? Возможно. Но меня, пожалуй, интересовал сам процесс. (Улыбается.) Жене Андреаса тоже понравилось; она, дурочка, потом сказала мужу, что по сравнению с моим его бог отдыхает. Вот тогда и вмешалась в нашу уже не слишком размеренную жизнь настоящая месть; я бы назвал чувства Монка злобой, подогретой комплексом неполноценности, но он никогда меня не слушал, так что я перестал делиться с ним мыслями: и умными, и глупыми.
«ЗВ»: Он что-то вам сделал?
ГМ: Что-то? Он поджёг мою библиотеку! Но не это удивило, расстроило, озадачило и огорчило меня больше всего; он, находясь в моей квартире, попивая мой джин и травя байки, посмел предположить, что причиной пожара стала непотушенная сигарета. Мы разговаривали на следующий день после происшествия, и он выдал мне совершенно абсурдное предположение с ехидной улыбочкой. Монк знал, что я курю, только когда допишу очередной роман: по две пачки в день целую неделю, а после снова бросаю. Однако тогда я не то что романа – даже короткого рассказа не писал: у меня был творческий перерыв.
«ЗВ»: Да, глупо вышло…
ГМ: И не говорите. Если бы я не вернулся из редакции, где обсуждал свой новый сборник, на тридцать-сорок минут раньше запланированного, квартиру бы спасти не удалось. А так погорели занавески, компьютер опалился, ковёр не подлежал восстановлению, ну, и библиотека… И я бы простил старому приятелю – а мы дружили лет восемнадцать, если не боле, - я бы простил всё это и забыл, ведь библиотека почти целиком сохранилась у меня на компьютере, но Андреас продолжил «мстить». (Поставьте тут кавычки, пожалуйста. – ГМ) Он накатал в полицию письмо, где говорил, что я пишу сценарии для порно, причём такого, мимо которого не пройдут, закрыв глаза. Для детского порно, для извращений с животными, для всякого схожего дерьма. И Монк предоставил полицейским «доказательства»: собственноручно напечатанные «сценарии», с моим, безусловно, именем в качестве автора. Умудрился свидетелей найти; отписался мне в личном сообщении на сайте социальной сети «Друзья», что за мной следят копы, а затем, наверное, долго хихикал, ибо, должен вам сказать, он и смеялся, видимо, так же, как трахался, - неуверенно и не доставляя удовольствия ни себе, ни участникам событий.
«ЗВ»: На вас завели дело?
ГМ: На меня завели дело. И в суде я побывал. На голубом глазу, данном мне с рождения, объяснил судье ситуацию, не стыдился, не скромнился, но и не наглел. Адвокат «друга» пытался меня провоцировать, злить, вывести, понимаете ли, на чистую воду. Ну, вода во мне с пелёнок была одна и та же, поэтому все «выводы» никуда не привели.
«ЗВ»: Впервые слышу о таком увлекательнейшем случае! Извините, если замечание прозвучало обидно.
ГМ: Ну что вы, не стоит: обида – не мой конёк. (Улыбается.) Обо мне в принципе мало кто и что знает, и я не жалуюсь. Но историю нужно рассказывать до конца, верно? Так вот, после суда ко мне подошла жена Андреаса (они, между прочим, развелись года три назад) и шепнула на ушко разные тёплые слова: поддержки, заботы… вспомнила о той нашей ночи… назвала меня Палмером Элдричем из-за моей способности – ну, она мне её приписала – из-за способности стирать с тела искусственные стигматы, передавая их обидчику, а нормальных, хороших людей перетягивать на свою сторону. Вообще-то Филип Дик писал не совсем об этом, да ладно уж, это ведь слова женщины, тоже нормальной – эмоциональной и открытой.
«ЗВ»: После случившегося вы, наверное, предприняли какие-нибудь попытки, чтобы воздать обидчику по заслугам? Или помирились с ним? Или спустили всё, извините за сленг, на тормозах?
ГМ: Ни то, ни другое, ни третье. Я просто сидел в своей комнате, где работаю, ваял очередной рассказец – если не ошибаюсь, то был «И синяя бездна в глазах…», - и прямо посреди тяжёлого труда (а работа писателя не сахар, поверьте! Проработка сюжетов и безумные фанаты способны вывести из равновесия даже монаха-аскета) (Смеётся.) – да, значит, прямо во время писанины звонит мобильный. Отвлекаюсь, беру трубку, говорю «Алло», и жена Монка сообщает сразу две сногсшибательные новости; ей-ей, я бы вправду упал, если бы не сидел на привычном вертящемся кресле. Новость первая: она подала на развод с Андреасом. Новость вторая: десять неизвестных, вооружённых ломами, крюками, цепями и прочей мутью в том же роде, ворвались в апартаменты Монка, привели хозяина в ужас, разбомбили квартиру, в том числе дорогостоящие музыкальный центр с домашним кинотеатром, вынесли абсолютно все книги – а большую их часть составлял нераскупленный тираж монковских детективных романов в мягких обложках – и со словами «Нацисту – нацистское!» сожгли у него на глазах. Жены в тот волнующий момент, по счастливой случайности, дома не оказалось.
«ЗВ»: Вот как жизнь обернулась… А Монк до сих пор пишет?
ГМ: Кажется, нет: я не осведомлялся, да и перестали мы общаться; может, ваяет что-нибудь в стол, может, не в стол, а может, пьёт… или не пьёт: мне без разницы. Только с того дня, когда сгорели книги, Андреас пропал из моего поля зрения – думаю, сознательно. И здесь мы возвращаемся к вашему вопросу: отчего писатели пишут? А не оттого ли, что благодаря творчеству возникают подобные инциденты?
«ЗВ»: Не понимаю, поясните, пожалуйста.
ГМ: Мир вертится; что бы ни случилось, он будет вертеться; но он будет вертеться лишь до тех пор, пока правда борется с ложью. Кто победит? И выявится ли победитель в принципе? Неизвестно. Однако наблюдать за этим чертовски увлекательно, не правда ли? Примерно как за героями любимого произведения…
(Июнь 2014 года)