О любви, детях и кроликах. Глава 1

Карин Гур
   Старшей дочке Элине, замечательной
   маме четверых замечательных детей,
   посвящаю. С любовью. Мама.



                Глава 1.
                Урмас.
               
   Первый раз я влюбилась в двенадцать лет. Ни в какого-нибудь сопливого однолетку,  а в папу моей одноклассницы Тийны Ильвес. Ильвесы приехали из Эстонии и поселились в соседнем доме. Мама – украинка, работала какой-то важной шишкой  в горкоме комсомола. Урмас, эстонец, майор милиции, ловил  преступников. Таких красивых мужчин  я не видела ни в жизни, ни в кино: золотистые волосы, голубые глаза, высокий, стройный. Ещё не понимая, что происходит, увидела – и затрепетало сердечко в непонятном волнении. Набравшись терпения, стала ждать, когда подросту.
  В детстве время  бежит помедленней, даёт  возможность оглядеться по сторонам, вкусить прелесть неповторимых беззаботных лет.
  Так класс за классом добралась до выпускного вечера. Я нарядилась в очень красивое кружевное платье, воротник – стойка, на спине много-много белых блестящих пуговичек до талии. Мне их мама целый час застёгивала. Подвела глазки, сунула ножки в белые лодочки на шпильках и отправилась завоёвывать Урмаса Ильвеса. Тийна тоже была хороша, ребята стояли в очереди, чтобы с ней потанцевать, а за комсомольской мамой вовсю ухаживал завуч по культмассовой работе. Музыка, шум, веселье… И никто  не обратил внимания, что из толпы исчезли два человека – я и Урмас.
   Тийна и её мама нашли нас утром у них дома в спальне, крепко спящих, обнявшись. На полу, на тёмном паркете валялось моё красивое платье, а вокруг, как звёзды на ночном небе, рассыпались оторванные  блестящие пуговички.
   Комсомольская мама шум поднимать не стала, быстренько упаковала вещи и через месяц Ильвесы вернулись в Таллин.            
   Но мы с Урмасом время зря не теряли. И пока бандиты, тунеядцы, убийцы и расхитители государственного имущества отдыхали дома, Урмас на милицейской машине увозил меня в лес. Стелил на полянке в тени байковое одеяло и бережно меня на него укладывал. Лёжа на спинке, пока мой возлюбленный милиционер, уткнувшись мне в шейку совершал увлекательный процесс, я узнала за этот месяц, какое разное бывает летнее небо от бело-серо-голубого до тёмно-фиолетового. Видела, как спешили куда-то легкомысленные облака. Им и дела не было до того, что творится внизу на грешной земле.
   
   Уехали Ильвесы. Вскоре  я  отправилась в Москву поступать в Первый медицинский институт. Остановилась у бабушки, Людмилы Сергеевны. Жила она в Лианозово, в крохотной двухкомнатной квартире панельного дома на седьмом этаже. Была она не совсем бабушкой, а второй женой моего деда, но любила меня, как родную. Дед умер, Людмиле Сергеевне едва исполнилось пятьдесят. Работала  билетёршей в Большом театре, и связей у неё было больше, чем у комсомольской мамы.
 
   В институт я не поступила, не добрала баллов, наступила пора возвращаться домой. И тут стало меня тошнить по утрам, я сразу сообразила, что происходит. Сели вечером с бабушкой Людой совещаться. У неё мужей было штук десять, и любовников хватало, а детьми Всевышний обидел.
  - Значит, так, - хлопнула ладошкой по столу бабушка Люда, - никаких абортов, будем рожать. Родителям напиши, что встретила парня, влюбилась и вышла  замуж.
   - То есть, как замуж? За кого?
   - Мы не будем портить жене твоего эстонца карьеру, а у ребёнка в свидетельстве о рождении должны быть и отчество и фамилия. Не волнуйся, мужа я тебе найду, поступать будешь через год.
  - А как же… У меня денег нет…
  - Работу я тебе найду, и декретные получишь. Одному моему другу нужна вроде как секретарша. Он большой начальник в строительной конторе, мотается по объектам, нужен ему кто-то грамотный и аккуратный, бумаги привести в порядок и по телефону разговаривать. Завтра пойдём с женихом знакомиться, я договорюсь. Ты с утра сходи в кондитерскую, возьми эклеры, ватрушки с  творогом и пирожки с вишнями, Вася их очень любит.

   Друзьями Людмила Сергеевна называла всех своих бывших любовников,  с которыми, даже расставаясь, умудрялась сохранять дружеские отношения.

  Вечером следующего дня мы принарядились, упаковали угощение, я набросила  на плечи кофточку, но Людмила Сергеевна рассмеялась:
  - Снимай, не замёрзнешь.
  Вася оказался нашим соседом по площадке. Симпатичный сероглазый шатен, лет двадцати пяти, худенький и скромный, он ходил сильно хромая, опираясь на палочку. Людмила Сергеевна была знакома с его родителями, они вместе жили в посёлке Лианозово. После строительства МКАД, посёлок вошёл в состав Москвы, а к концу 1970-х был уничтожен ради строительства на его землях многоэтажных домов, в одном из которых мы теперь и проживали.
   Вася заварил чай, мы уселись по-московски чаёвничать на кухне.
   - Васенька, - Людмила Сергеевна не стала откладывать дела в долгий ящик, - у меня есть к тебе просьба, женись, пожалуйста…
   Вася вздрогнул и вылил горячий чай на клеёнку. Я подхватилась и, схватив тряпку, принялась вытирать стол.
   - Вы хотите, - бедняга стал заикаться, - вы хотите, Людмила Сергеевна, чтобы я на вас женился…
  Тут уже чаем облилась бабушка Люда…

   Через неделю мы с Васей расписались. В ЗАГСе была только Людмила Сергеевна и Васин старший брат Николай. Они и стали свидетелями. Ускорить процесс помогли справка от гинеколога и связи моей бабушки.

  В моей жизни ничего с замужеством не изменилось, я лишь ходила к Васе по вечерам в гости, чтобы соседи  ни о чём  не догадались.  Мы вместе готовили, ужинали и долго сидели, разговаривали обо всём. Курить Вася уходил на балкон, считая, что табачный дым в моём положении вреден. Он очень уважал Людмилу Сергеевну за участие в его жизни. Она в своё время устроила тяжело больную маму в хорошую больницу, помогала в похоронах.
   Говорил в основном Вася, а я слушала внимательно, поражаясь его эрудиции, энциклопедической начитанности. Вася был инвалид детства, неудачные роды у мамы. Он сторонился женщин, стесняясь своей  ущербности. Это не помешало ему окончить с отличием школу, потом институт  культуры и сейчас он работал рядом в библиотеке заведующим читальным залом. Ночевать возвращалась к бабушке Люде, домой.

  Бабушка Люда не бросалась словами. С первого сентября я начала работать секретаршей у её друга, моего шефа Романа Кирилловича. Пока не наступили зимние холода и гололёд, я  шла пешком через парк к метро, наслаждаясь ещё не очень холодным дождём, осенним чистым воздухом, запахом опавшей листвы, такие прогулки были очень полезны мне и моему малышу или малышке.  От метро проезжала три остановки до  нашей конторы автобусом. В дороге не скучала, читая книжки, которые мне подсовывал Вася. На работу приезжала к 10 утра, народ уже после планёрки  расходился по объектам. В любую погоду первым делом открывала настежь окна, выветривая запах  рабочего пота, алкоголя и застоявшегося папиросного дыма, выбрасывала в мусор окурки из пепельниц, подметала и протирала пол. Потом усаживалась к столу и разбирала гору почты, объяснительных записок, чертежей, схем, зная, что ни одной бумажки выбрасывать нельзя. Как  мой шеф во всём этом разбирался? Я завела папки, на каждой большими буквами подписала, что в них находится.
   Иногда Роман Кириллович появлялся в обеденное время, я старалась его накормить принесённой из дому едой.  Он поглощал пищу стоя, одновременно выясняя, кто звонил, и, требуя найти срочно бригадиров  Сорокина или Пусько или машиниста башенного крана Выдвиженского.
  Я просила его присесть и нормально поесть, но он, обжигаясь горячим чаем, проводил ладонью по горлу:
  - Катенька, некогда сидеть, летом олимпиада. И если  мы не сдадим Крылатское в срок, мне открутят голову и всё остальное,  что откручивается.

  Прошла зима, я ушла в декрет, но всё равно изредка приезжала к шефу навести порядок в его бумагах. Обратно  кто-нибудь отвозил меня, уже большую и неуклюжую. Мужчины любили и жалели глупенькую молоденькую девочку, так рано решившую стать мамой.
  Сашенька родился в начале апреля. Он был так же красив, как его папа - золотистые волосы, голубые глаза. Мой любимый замечательный малыш.
 
 Продолжение следует:
http://www.proza.ru/2015/09/18/1357

17.09.2015