Идея возникла внезапно. Вначале показалось, что она родилась в голове… Потом Он понял – Идея наполняла собой всё пространство.
Идея заставила задуматься. Она привела к пониманию. Он внезапно осознал то, что ещё недавно составляло суть его веры. Размышления над Идеей приоткрыли глаза. Много увиделось в другом свете, с другого ракурса. Очевидное скукожилось и забилось в угол. Некогда сомнительные утверждения внезапно обрели силу. Он не чувствовал, что с его стороны были какие-либо дополнительные усилия, но он менялся. Его меняла Идея. Ему казалось, что она меняет не только его, но и всё вокруг.
Поначалу Идея звучала робко, на пределе слышимости, словно она боялась быть навязчивой. Но её едва уловимое звучание возбуждало, заставляло нервничать. Оно лишало сна. Тихий голос Идеи стал для него важнее всего на свете.
Идея не отпускала его. Или Он не отпускал её?
С каждым днём голос Идеи становился всё сильнее и сильнее, а её присутствие ощущалось всё реальнее и реальнее.Он с нетерпением ждал, когда Идея зазвучит в полный голос. Ему казалось, что он непременно услышит густое красивое звучание с обилием обертонов. Наконец, этот момент настал: Идея зазвучала так, что её невозможно было не слышать. Её звучание приобрело помимо силы и своеобразный тембр. Голос Идеи расширял горизонты. Голос Идеи открывал новые перспективы.
Голос рождал образы Идеи. Вот Он уже видел её. Она сверкала, как паутина в солнечных лучах. Он уже мог различать её красоту, мог… Но паутина Идеи рвалась при грубом прикосновении… как рвалась паутина, сотканная обычным пауком. Грубые сравнения и аналогии разрушали её. Вместе с нюансами исчезала её красота. В такие моменты Идея становилась серой, обыденной, не лучше любого банального утверждения.
Он попытался записать Идею. Оказалось, что слова были очень грубым средством её выражения. Они не соответствовали ощущениям, которые Он испытывал тогда, когда звучала Идея. Особенно далеки были слова от тех ощущений, которые он испытал, когда Идея посетила его впервые.
Он тратил много сил и времени, подбирая слова, чтобы создать объёмный образ Идеи. Он ещё не видел его, но чувствовал, что этот образ есть. Он где-то рядом. Результат пока не устраивал его: образ получался куцым, непривлекательным, совсем не таким насыщенным, как звучание.
Он не бросал своего занятия. Он продолжал истязать себя, тратя на создание образа Идеи все силы и всё своё время.
И вот тогда, когда он уже был готов озвучить Идею, рассказать о ней другим во всех красках, он услышал о ней со стороны. Идея звучала из уст другого человека. Тот, другой, описывал её так, как видел её сам, словно это была его идея.
Он был разочарован и огорчён. Он чувствовал себя так, словно любимая женщина изменила ему. В чём-то так и было: Идея ушла к другому. Нет, хуже! Она не ушла! Она жила одновременно и с ним, и с тем другим!
Как ни старался, Он не мог отбросить Идею в сторону. Он не мог забыть её: Идея, его Идея, по-прежнему привлекала его. Сейчас его больше всего огорчало то, что не он первый рассказал о ней. Будь он увереннее, будь решительнее, и Идея навсегда осталась бы с ним!
Ещё большее разочарование постигло его тогда, когда Идея стала звучать со всех сторон. Она приходила к нему в разных видах и интерпретациях. Она звучала в разных вариантах. Иногда она была грубой и примитивной. Иногда её расцвечивали словами, которые висели на ней, как новогодняя мишура, как одежда не по размеру.
Его убивала доступность и всеядность Идеи. Его корёжило от мысли, что его сокровенное выставлено на всеобщее обозрение, на всеобщее обсуждение. Он чувствовал себя голым посреди площади, заполненной людьми. Его Идея была интересна всем.
Окружающие не отделывались простым интересом к Идее. Они норовили высказать своё мнение о ней. Их мнение об его Идее! Они стремились дополнить её, разложить на составляющие... Но он-то знал – его Идея не нуждается в этом. Она и без того красива! Она и без того совершенна!
Прошло достаточно много времени, прежде чем он понял – его Идея уже не его. Она – идея для всех. Она висит в воздухе. Она доступна всем. В тот момент, когда люди обратило на неё внимание, она перестала принадлежать только ему. С этого момента она стала достоянием всех. Наверное, она никогда и не принадлежала ему одному.
Понимание принесло успокоение. Спокойствие загасило интерес: «идея для всех» перестала интересовать его.
Он снова стал прислушиваться к реальности. Ему хотелось услышать другую, только его идею. Он верил, что это будет идея, которую услышать и описать сможет только он. Его не интересовало, что такая идея будет недоступна другим. Ему было не важно, что эта идея будет неинтересна окружающим. Он жаждал встречи с такой идеей. Он жаждал снова услышать чуть уловимый голос реальности.