25 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Утро. « Там, где нет излишних забот, там, где нет тревог, и посторонних лиц, можно жить вечность. Но настоящая ли это будет жизнь? Сначала, когда только окунешь первую прядь русых волос в царство сна, услышишь непременно голос, как кто-то зовет, требует остаться. Душа начинает бороздить по разным уголкам во дворце царя Морфея, что так охотно принимает одинокие светящиеся шарики, словно коллекционируя их. Нет, эта душа не так уж и одинока, как кажется множествам людей, но если отворить оконную раму, то ощутишь этот воздух, в котором летает закрытая пустота. Ее, эту пустоту не приносил никто, она образовалась сама, черная дыра начала расти тогда, когда душа впервые поняла, как хорошо там, где нет реальности, там, где само сознание приходит в заблуждение. Но, главное ведь вовремя понять, и наш шарик непременно понял, что нужно выныривать из собственных закоулков мыслей, как можно скорее. А тем временем, пока кто-то медленно протягивал руки ввысь, черная дыра становилось глубже, и страшнее. И страх этот позже поглотит всю душу, если рядом с собой не найдет такое же, заплутавшее подсознание. И раскроются ворота, могучие, словно вековые дубы, пропустят свет, что убьет навсегда черную дыру… Но свет этот не так уж легко создать биением двух сердец, иногда, что бы схватится хотя бы за один, тонкий луч, нужно дождаться того мига, когда черная дыра станет более глубокой, и холод повеет из какой-то непонятной стороны. И тут нужно быть аккуратным, ведь одно неловкое движение, и черный круг поглотит в себя все пространство невинной души» - осторожность нужна всегда, особенно таким людям, которые давно играют в игру, что кажется нескончаемой. В эту игру играет Алексей, он то выходит из нее, то возвращается, чувствуя, как кто-то тянет его за воротник мятой рубашки. Другими словами, игра с искусственной радостью, никогда не затягивалась надолго. Но все люди совершенно по-разному понимают время, кому-то кажется, что прибывать в игре около четырех лет, это мало, другим же и месяц кажется невозможным. А кто-то и вовсе не думает о часах, что все время куда-то пропадают, а забирает их известно, кто. Но не всегда стоит обвинять в этом Царя Морфея. Ведь, когда наш герой здесь, царь все еще в царстве снов, ловит жирафов с двумя головами.
Царь отпустил пленника собственного сна уже давно, но не так далеко, как думал тот. С Лешей раньше такого не бывало, ведь он считал, что если просыпаться, так тут же вскакивать с кровати, не бродить по длинным улицам запутанного подсознания. Но хозяин его сновидений был не так уж и глуп, не мог отпустить от себя необыкновенный светящийся разум. Стоит сказать, что именно эта внутренняя структура подходила ему, как никакая другая. Его коллекцию из необыкновенностей пора было заканчивать, после представлять самой Судьбе. Но нужен был кто- то еще, и он выбрал нашего Алексея в такой миг жизни, когда, тот так слаб, и само подсознание отказывается от всех мыслей, и просто существует, бродит среди неисполненных идей. Но заглянем назад, где-то три месяца назад Царь Морфей положил тяжелый взгляд на тебя, хотел проникнуть в открытый, светлый разум, но тот оказался закрыт. Как это тогда удивило Бога вечных сновидений, но позже он понял, что не может проникнуть в то, где никогда не сумеет образоваться черная дыра. Ведь тот, кого любят, неприкосновенен в тех случаях, когда знает об этом, и полностью уверен в том, что его не оставят близкие люди. Ты знала это прекрасно, знала, часто прокручивала в голове каждое мгновенье, когда сидя с тобой за одним столом на завтраке, запивая творожные булочки остывшем чаем, я глядела на тебя так влюбленно, будто совсем недавно увидела тебя в первый раз. В такие моменты ты понимала, что ты не одна, и никогда не будешь без чьего-нибудь взгляда. И все эти чувства не давали образоваться самой маленькой черной дыре в твоей душе. А вот русоволосый юноша не сразу понял это, не осознал в одну минуту, что Аринка, заснувшая у него в комнате, державшая за холодную руку, это та самая душа, которая прогонит навсегда все лишнее. И пока он не будет в этом уверен, чернота все больше и больше будет въедаться в его глаза, а поверхностный сон станет королем его маленькой, но такой значащей для всех нас, жизни…
Он открыл глаза мгновенно, словно почувствовал, как кто-то уставился на него со стороны спящей мирно девушки. Медленно повернув голову в ее сторону, не приподнявшись, он увидел, наконец то, что называют созданным душой счастьем. Счастье было в том, что эта девушка, обыкновенная для всех, была в его глазах какой-то особенной, милой красавицей. Ему вдруг так захотел сказать ей об этом, что он чуть приоткрыл сухие губы, как понял, что лучше мысленно произнесет все это, а пока, пусть Аринка поспит. Настоящая радость прибавила бодрости, что раскрыв одеяло, он приподнял голову с вспотевшей подушки. Свесив ноги с кровати, он взглянул на балконную дверь, почесав затылок, увидел, как луч солнца упал на босые ноги Аринки. Слегка улыбнувшись, он обернулся, подтянул упавшую простынь, как замер, замер, словно Тишина положила руку ему на плечо. Но, нет, Свидетельницы многого не было, она еще не вернулась с ночной прогулки по крышам разных домов. Совсем иная гостья посетила его в эту минуту, минуту, которую нельзя простить…
А гостья эта вовсе не гостья, ведь она всегда рядом, таится в душе, а после ее образ вырастает перед глазами того, кто вновь сталкивается с искусственной радостью. Ее имя Привязанность, и она выросла, выпрямила спину, выпрыгнула с подоконника души прямо сюда, в нашу, сотканную из множества глупостей, реальность. Но почему, почему она так внезапно покинула свой прежний уголок? Ответ прост, и страшен! Страх, именно он подтолкнул ее к тому, кто является хранителем собственной души. Тут стоит задаться вопросом: « Как это, увидеть человека, его лицо, когда до этого все недели сидела на кожаном кресле, смотрела на укрытые бархатом, ноги в оранжевых, ярких туфлях?». Такие вопросы мысленно задавала эта девушка, на вид ей не больше не семнадцати лет, и есть очень правдивая версия, по которой Привязанность всегда выглядит так молодо, носит еще не повзрослевшее до конца человеческое лицо, чьи крупные кудри закрывают рот, цепляются за шею. А после туго скручиваются, так, что становится тяжело дышать. Нет, это бывает не всегда. А только тогда, когда та искусственная радость так близко, что сердце бьется чаще потому, что руки тянуться к холодному стеклу, мысли направляют к иному, пытаясь остановить. Но останавливают они очень редко, ведь семнадцатилетняя девушка начинает рвать длинные рукава своего платья, касаясь красных полос, что появляются на шее от цепей из волос, таких тугих, сильных волос. Но вернемся назад, к тому, откуда она взялась, эта Привязанность? В ее имени и есть ответ, только не каждый способен его разглядеть, когда глаза почти закрыты. Семнадцать лет это именно тот срок, который прожил один человек восемь сотен лет назад. И он не просто жил, он жил с ней, с Привязанностью к другой душе и еще какой-то вещице. Как тогда эта неугомонная девушка носилась перед ним, тянула руки к книге, к которой он и был привязан невидимыми нитями! Прожил бы он дольше, сейчас бы гостья нашего Алексея была старше. Но после долгих семнадцати лет борьбы с собственными мыслями, тот человек сдался. Его забрала Черная подруга, а девушке оставила это возраст на все века, пока не найдет она того, кто с ней дольше проживет. Но за все это время Привязанность, где бы ни жила, долго так не задерживалась. Лет пять, может шесть или семь. А число семнадцать твердо вышито бисером на ее вечно неспокойной душе.
И каждый раз, когда она видела нового человека, что уже связан с ней мелкими линями, она надеялась, что он поможет ей вырасти, стать настоящей, как Тишина или Ветер, как те, кого создала Судьба. Но это было невозможно, ведь Черная подруга, которая и вдохнула жизнь в ее слабые легкие, творила все дела по правилам, в которых не было ничего, что касалось бы Привязанности. Она вроде есть, и вроде ее нет… Но не смотря на это, семнадцатилетняя девушка, ровесница Аринки продолжала надеяться и верить, что когда-нибудь станет настоящей Привязанностью.
Вернемся, пожалуй, к взгляду и мигу тому, когда Алексей замер, склонившись над силуэтом спящей Аринки. Взглянув на простынь, он увидел то, что еще крепче соединило его с той, которая стояла спокойно за его спиной, опустив руки по бокам. Привязанность уже была здесь, не оглядываясь в разные стороны, она знала, что через какие-то секунды юноша непременно наткнется на вещицы, к которым и привязан. Захочет ощутить искусственную радость, забыв о настоящей. Так и случилось, не успела она и сомкнуть глаз, как почувствовала, как этот русоволосый юноша увидел в кармане ночной рубашки те стекляшки, которые и дала Ольга запутавшейся девушке Аринке. И та верно забыла спрятать их подальше. Забыла! Одно только слово, но им оправдаться нельзя, ведь то, что не скрыто, всегда в наших глазах. Особенно быстро это бросается в глаза к тем, кто уже видел подобное или то же самое раньше. И руки холодеют, губы высыхают, что хочется сделать хотя бы один глоток воды, щеки перестают быть розоватыми. Весь румянец тянется к Привязанности, что аккуратно садиться на край кровати, глядит через плечо. И в этот момент Алексей вдруг вспомнил все тепло, всю радость, что можно получить, как только коснёшься стеклянных вещиц. Потянув руку вперед, он мгновенно коснулся своего рта, остановился. Мгновенье раздумья настали, мысли, последствия скрутились в его голове, что и позволило Привязанности подтолкнуть его на свою неровную дорогу. Наклонившись, она протянула к спящей девушке свою ладонь, вытянула пальцы, вытянувшись на кровати, что ее ноги стати почти свисать. Не став глядеть на лицо Алексея, она продолжала пытаться коснуться руками стекляшек, но почему-то не доставала. Ее руки стали какими- то короткими, как ей показалось, а после темные кудри обхватили ее шею. Повернувшись на спину, она, зажмурившись, проговорила шёпотом: « Соблазну ты поддайся! Зачем его в себе держать? Прильни ты к радости возмездной, и только после руки опусти, опусти. Но не гляди на них, ты радость в сердце дальше затолкни, не оставляй ее в той непрозрачной середине. И буду рядом я». Эти строки она произнесла впервые, но они уже давно были знакомы ей. Так сказалась когда-то Черная подруга, наведавшись в сад красивых дам, среди которых, и была Привязанность.
Кудри сжимали ей горло все туже и туже, а Алексей молча глядел на карман Аринки с вещицами. Нет, он даже не взглянул на нее! А это может быть остановило бы Привязанность. Так и не догадавшись, поднять головы, он быстро схватил стекляшки, как отвернулся от силуэта девушки. Он так и не смог устоять соблазну, соблазну, который был силен его самого на много. Но это ничего не изменило, склонив над ними голову, он начал вертеть их в руках, а семнадцатилетняя девушка еле дыша, упала с кровати на холодный пол. То, что чувствовала она, он почти не ощущал, хотелось только одного, отломить верхушку стекляшки и… Тогда бы Привязанность получила новый глоток воздуха, свободно начала дышать, и в душе ее поселилась легкость, легкость.
Но что-то все-таки останавливало нашего героя. И это было то разумное, жившее в его голове, что постепенно убивает Привязанность, махая руками в разные стороны. Она словно направляет воздух в иный поток, попадая в который, тот растворяется так же, как и мысли, способные изменить многое. И вот, когда последняя мысль, останавливающая принять дальнейшее решение, исчезает так бесследно, то, человек сдается, падает на руки Привязанности. А та даже не способна удержать его. В такие моменты она слабее всех, слабее той души, которая внутри себя продолжает бороться, хватается за собственные локти, пытаясь убрать их за спину. А за спиной в эти секунды стоит уже повеселевшая семнадцатилетняя девушка, ждущая того мига, когда ощутит прекрасное, смешанное с ужасным. Глядит на человека, а человек, развернув голову, будто смотрит на нее, хотя пытается разогнать мрачный воздух, созданный им же самим. Но внезапно Привязанность тускнеет, в ее душе больше не разгорается пламя, видимо закончились неровные доски. Ведь их не кому подкидывать в огонь, когда мысли начинают вновь собираться. А собираются они тогда, когда само подсознание начинает кричать, кричать о том, что его хранитель положил все на тумбочку, а лучше разбил, и чтобы стекло это вернулось туда, откуда и было взято.
Стоило Алексею поставить стекляшки на тумбочку, сомкнуть глаза, Аринка проснулась. Бодрым взглядом она взглянула на потолок, после спустилась ими до края кровати, на котором и сидела хмурая Привязанность, теребя запястья рук. На свое удивление Аринка поняла, что совершенно выспалась и теперь может успеть на завтрак, где будут ее любимые булочки, и близкий человек. Да, ты была первой, о ком подумала девушка, пока не увидела незнакомый силуэт. Поднявшись, она села на колени, взяла в руки подушку, испуганно взглянула. Прикрыв ноги одеялом, она неясно посмотрела на Привязанность, которая, кажется, не замечала ее до определённого момента. А когда обернулась, то увидела эти огромные глаза, запутанные, распущенные волосы, прекрасное, бледное лицо.
- Ну не гляди, ты так! Зачем глаза друг другу протирать? Мне тоже грустно тут, смотреть на сновидения твои и человека, что, кажется, испуган больно. Ах, как мне надоело все! Не понимаю, решится он, иль нет, иль поискать кого иного? Но мне уж симпатичен твой герой. Иль как вы всех завете? И я скажу одно, не смей ему мешать. Ведь ты никто! Ты видеть лишь способна нас, как героиня та, что в прошлом натворила кучу дел. Как много глупых было слов, сейчас они уж вновь обрушатся на нас. Но ты молчи, а то не все поймут, как ты с Привязанностью говоришь…А я то, как хочу, не знаешь ты, как я хочу такой уж настоящей стать. И вырасти спустя столетий столько! Но я как ты, такая же, ребенок в разуме еще, испуганная, да влюблённая. Но в прочем, заболтались мы, мне скучно стало говорить, смотря в стеклянные глаза. Сомкни ты, веки, треснут ведь зрачки!- сказав это, она положила руку на плечо Леши, как тот не выдержал, взял с тумбочки стеклянные вещицы и помчался к столу, - Ах, ты прости, совсем тебя я заболтала. Прикосновения лишила, а ведь оно бы отвлекло, и он бы не сидел сейчас, закатывая рукава рубашки! Прости, меня, великодушно!- прислонив ладони к груди, закрыв глаза Привязанность громко засмеялась.
И смех этот проник в каждую клетку тела Аринки, как та, бросила жестко эту самую подушку в сторону сидевшей Привязанности. Та развела руками, как пересела на другой край, поближе к тумбочки, прикусив губы, взглянула на юношу.
И тут Аринка заговорила, просто заговорила, не сразу стала останавливать Лешу, вырывать из его рук все то ненужное:
- Как можно это видеть? Не у что ль в некий раз те руки вновь творят одно и то же? А я смотрю, пытаюсь все понять, о чем все мысли тихо так кричат. Мне кажется, что это вот впервые, но, нет, я ошибаюсь, верно. И всем моим сомнениям есть подтверждений множество. Они кружат, и, опасаясь лиц друг друга, пытаются взглянуть на миг один в прозрачные глаза, а после перейти на руки. Но я глядеть на это не способна! Нет больше смелости во мне, всему противится, и отвлекаться, глаза от собственной подушки не в силах отодрать... И разве это утро, когда ещё на маленьком рассвете, смотря на действия чужие, все больше понимаешь, что нету прелести в одном и бестолковом дне. И краски тусклостью питаясь, не ощущают ничего. Нет боли на руках, в глазах и мыслях, есть радость лишь, искусственное счастье. И ее дорожишь ты, ощущая, как сердце биться чаще начинает, не пропуская холод через вены. А я глядеть- то продолжаю. И нет спасенья для глаз моих, что выцвели внезапно. Ведь все тут рядом, в трёх шагах. И руки тянутся помочь, коснуться той вещицы. Увидеть блеск в глазах мне предстоит через мгновенье. Ах, жаль, что прежде так, как вон вчера, они не взглянут больше. И буду я ещё слабее, сама измажусь в синей краске, но помогу, я помогу твоим рукам открыть стекляшку, неровно отломить верхушку. И эйфория после тебе уж будет резать сильно так глаза. И я умру, я точно вдруг умру, но буду рада я взглянуть в счастливые глаза. Ах, я запомню этот взгляд и сяду на кровать. Сложа я руки мирно, случайно так пойму, что нет, не помощь это, одно сплошное баловство, что родилось в тебе самом. Слова закончились, настала тишина, и я уйду, уйду подальше от всего, что связано с какой-то либо радостью.
Эти слова, слова, заставляющие задуматься, впитались в память самой Привязанности. И теперь она поняла, что недооценивала эту черноволосую девушку, разговаривая с ней обычными словами. И не удивилась она через какое-то мгновенье, когда Леша остановился, повернул к Аринке взгляд, держа трясущимися, холодными руками открытую стекляшку. А как он смотрел в этот миг на нее, нельзя было это запомнить, ведь все мимолетно, и в памяти не сможет ни у кого уложиться. Привязанность медленно приподнялась, начала глядеть то на девушку, то на юношу. И ей впервые не хотелось того, чего она так ждала, не хотела она видеть то, как на белых локтевых сгибах появляются синие, неровные круги. Она ощутила себя тогда не просто Привязанностью, а настоящей Свидетельницей. А слова, сказанные Аринкой пару секунд назад, еще вертелись в ее голове. Задев тумбочку рукой, она зашагала в сторону балкона. Опустив голову, она представить себе не могла, что будет дальше, что ответит тот, в душе которого жила, и что вдруг скажет та, кто смотрит так необыкновенно. Но необыкновение улетело из комнаты уже давно, хотя какие-то мелкие частицы успели впитаться в одну улыбку, что жила сквозь слезы.
Так и недожавшись ответа от Леши, Аринка внезапно вскочила с кровати, босыми ногами перешагнула через подушку, лежавшую на полу. Остановившись в одном шаге от него, на какую-ту немыслимую секунду она так серьезно взглянула в его приторные глаза, в которых не хватало одного, того счастливого блеска, неимоверно красивого блеска. Но она любила его и без всяких сияний в глазах, без улыбки, а просто таким, каким он обычно бывает, когда сидит за нашим столом, так резво о чем-то рассказывая именно ей. И сейчас ей безумно хотелось спуститься по лестнице на завтрак, набрать плошку пшеничных хлопьев, и ждать, пока в дверях покажется русоволосый юноша. Но, нет, пора вернуться из королевства мыслей! Ведь она не может так долго стоять и глядеть в этот взгляд, который просит одного, просит помочь получить гормон счастья, почувствовать эйфорию. И нельзя отказать ему в этой просьбе, самой ужасной просьбе на свете. Хотя можно твердо сказать это ледяное слово: « Нет». Но не Аринка, она не могла, ведь Привязанность уже не желая ничего, случайно забрала из нее всю смелость себе. И теперь девушка не остается ничего, кроме того, как коснуться холодного стекла. А после взять его холодную руку, которая когда-то давно была теплой. И когда это было? Она забыла, забыла то время, когда на титульном листе ее жизни не было синих пятен. И совершенно так же она не могла вспомнить, как все начиналось, как человек, хранивший тайну проник в комнату, прихватив картонную коробку…
А Привязанность, коснувшись дверной ручки балкона, продолжала так и стоять. Только не мгновенье она свела взгляд с локтевых сгибов Алексея, как зажмурилась. Глаз открывать не стала даже тогда, когда оказавшись на балконе, вдохнула свежий глоток воздуха. А слова Аринки все еще звучали в ее неугомонной голове. Прежде, все столетия и года, она спокойно относилась ко всему, что так или иначе связано с привязанностью к каким-то не особо хорошим вещам. Но сейчас, она словно ожила, ведь поняла, что не может так больше глядеть на то, на что с огромным удовольствием смотрит служитель Черной подруги, носящий имя Пристрастие. Да, она вдруг испугалась, что если дальше так и пойдет, русоволосый юноша не возьмет себя в руки, на этом балконе будет стоять бледный человек в коричневом длинной рубашке. Но она, Привязанность никогда еще так не желала, не увидеть Пристрастие рядом с собой, рядом с теми людьми, которые так случайно зажгли одну из сторон ее души… Перестав мыслить, семнадцатилетняя девушка открыла глаза, убрала руки с перилл, как прислонила ладони к стеклянной двери балкона. Она увидела, как Аринка через секунду зашагала в сторону двери, так и не сказав ничего любимому Алексею. Но и тот не обронил ни слова, ведь знал, что Аринка все - равно не обернется. Но это было не главным, главным было совсем иное, что он еще не в силах понять.
Привязанность тогда так и осталась стоять на балконе, с опущенными руками, смотрела в след девушки. Глядела на то, как Аринка направилась в сторону двери с серьезным лицом, шагая по холодному полу босыми ногами. Выйдя в коридор, она поспешила к близкому человеку, к тебе. Но, нет, она не хотела все рассказать, рассказать о том, как не смогла победить ненасытную Привязанность, и как столкнулась с ней лицом. И тут стоит сказать, что Аринка слишком плохо думала о новой героине, которую так же не любит Тишина, давно жившая с ней на одном открытом балконе. Но Привязанность сама виновата в том, что представляется перед людьми с такой стороны, что так часто смеется, видя чужие слезы. А сейчас все было иначе, ведь стоило ей увидеть глаза своего героя, Алексея, который через какой-то миг поднял голову, так тяжело взглянув, она поняла, что все скоро изменится, и не будет слышаться едкого смеха, не будет дурных мыслей. И она обязательно упадет на колени перед Судьбой-заступницей, будет просить за тех, за которых уже все решено. Только она не знает о том, как будет все хотя бы завтра…
« Бывают часы, когда просто не получается думать о следующем дне. Так не получалось и у Привязанности, ведь все ее мысли соединились в липкий клубок, что так сложно распутать голыми руками. А мысли Алексея вовсе замерли, хотя так желали шевелиться, биться со всем, что так мешает жить, наслаждаться каждым днем. И это их сближало, на все горе Привязанности, одинаковое состояние одной души еще больше притягивает другую. И тут нужно перестать быть слабой, закрыть ее, всю слабость в деревянном сундуке, и никогда не открывать его, никогда больше не видеть ее, а главное не ощущать. И она, сама Привязанность впервые зажглась тем, что будет бороться со всем, будет задыхаться, хвататься за собственное горло, но ни слова не скажет тому русоволосому юноше, который так и не увидит ее в живую. А пока она успокаивала себя тем, что дождется тех минут, когда перед ее глазами распахнется дверь во дворец Судьбы, и та непременно будет ждать ее у себя. Она придумала то, о чем попросит у Распорядительницы жизней, и будет это невероятным, таким, от услышанного чего Черная подруга слегка загрустит, закроя двери в Люпаром саду, в ее саду.»
***
26 мая. 1993 год. Евпатория. Джангульское оползневое побережье. Позднее утро. « Далеко не всегда представится перед сонными глазами человек, протянувший руку именно в вашу сторону. Далеко не всегда и вы взгляните ему так вдохновленно в глаза, будто он тот самый житель маленького шара, которого вы увидели впервые. Да, в тот миг, правда, покажется, что прежде никого не видели, ни о ком не слышали, словно родились вновь, как только голых плеч коснулся тонкий, тусклый луч. Но пройдёт пару минут, как вспомнился все, недовольные лица друзей, любимые глаза, беленькое крыльцо, намокшие перилла и то, как с них вниз падают мелкие капли, пытаясь задержаться на поверхности, спасти собственную жизнь… И вот, когда каждый эпизод жизни складывается в единую полосу, ощущаешь то, что будто что-то потерял, и это что-то так рядом по сей миг, но нет, перед глазами представляются скалы, чьи носы упираются в смешанное небо» - глядя на краски неба именно в эту минуту можно было сказать, что оно полностью отражает все то, что творится сейчас в сердце Иды, девушки, недавно открывшей залипшие глаза. По ее телу промчалась дрожь, как ушла в песок после того, как Ида сомкнула левую руку в кулак. Не решившись быстро подняться, она продолжила лежать, не осмелилась свести глаза с примчавшихся облаков. Она смотрела на них, не моргая, словно пытаясь срисовать в свою память со старого трафарета. Но стоило трафарету внезапно обломиться на две части, как она неожиданно приподнялась, облокотилась локтями в песок, и тот на мгновенье сверкнул золотым светом. Девушка зажмурилась, как прислонила руки к груди, замерла. И тут мелке крупинка песка, будто по чей-то воле оторвались от земли, и так легко начали крутиться вокруг нее, после присели на запутанные волосы, как те почему-то стали легче. Все это чувствуя, Ида понимала, что кто-то еще продолжает свою жестокую, но правильную игру, ведь кто-то так хочет, чтоб она существовала в этом теле в нынешнем веке, и именно так это кто-то встречает ее вновь, перебирая холодный песок, пересыпая с одной ладони на другую. Но чем быстрей новые крупинки крутились, тем горячее они становились, от них стал исходить огненный воздух, что вскоре рассыпался, когда Ида, не выдержав, наконец, вскочила.
- Ну, чьи - же это шутки? Я все давно так поняла, еще тогда, когда слыхала смутно разговор Цариц двух моря. Иль как их звать? Я ошибаюсь, может? – начала она быстро говорить, как только повернулась лицом в сторону неспокойного моря. Вся его безмятежность ушла давно на холодную глубину, и сейчас спешившие волны обхватили берег со всех сторон. Иде показалось, что они пытаются ответить ей, всячески бросая к ее ногам ледяные брызги, но иные волны сбивают их, перекрикивают, так безжалостно нападают на своих братьев, - Ах, нет, ошибок больше нет, и быть не сможет никогда! Ведь я верна душе своей-то буду, и вспоминать при каждом том восходе о том я буду, что произошло тогда, и как глупа, неисправима я была. Я поняла, я поняла! Услышь меня, моя Ветер, Тишина, придите вы на помощь мне. Иль просто дайте знать, что с вами все в порядке, что море вас в свои объятья не смогло забрать. Хотя, как можно о подобном говорить? Ведь вы не я, вы все Свидетели вещей-то многих, а мне о них узнать совсем уж не дано. Ну, и не надо… Вот только не оставьте вы меня одну. Ответ пришлите, иль покажитесь так перед лицом моим таким уж безобразным.- согнув пальцы, она прислонила их к щекам, как отвернувшись от моря, ее взгляд упал на скалу, которая вела в темноту, страшную, неизведанную, темноту. Раньше она никогда не смела бояться ее, а сейчас, находясь на незнакомом оползневом побережье, она поняла, что оставшись чудным образом в этом теле, она потеряла всю смелость, что была дана ей несколько лет назад. Едва не пошатнувшись, она не глядя назад, зашагала босыми ногами по песку, что постепенно углублялся в море.
Не сводя взгляд с того края кривой скалы, она продолжала всматриваться в безмолвную темноту, которая так манила к себе, в тоже время отталкивала. И теперь ей стало казаться, что непременно кто-то покажется перед ее испуганным лицом, так грубо начнет говорить, еще больше пугать. И ее мыслям вправду уже через пару секунд нашлось объяснение. Ее четкий слух уловил стук чужого сердца, которое так нервно билось, находясь в теле одной старухи, что и стояла на пороге темноты. Это была старая женщина в сером балахоне, в красных, сплетенных своими руками, сандаликах. Она вышла из-за скалы так быстро, что Ида, готовая закричать от неожиданности, мгновенно закрыла руками покрасневшие губы. Нет, ее не спугнуло само присутствие этой незнакомки! Ее напугало ее сухое лицо, выпуклый, толстый нос, узкие, сердитые глаза, неровная осанка, и толстый, кривой рот. Единственное, что было в ней не таким пугающем, так это походка, шла она по песку лучше чем Ида, не спотыкалась, будто только и ходила всю жизнь по нему. Старуха долго молчала, но пройдя пять шагов, открыв нешироко рот, заговорила:
- Пуглива ты, однако! Но это не беда. Найдем мы все, и смелость, и сомненья вон утопим. Разговорим тебя мы до конца, услышим жалкою историю про тех, кто рядом долго был… А Тишину ты не зови, ты для нее закрыта. Упущенная тема, поникшие глаза, она не любит это, отталкивает навсегда. И глупость не прощает, а вот Судьбе- заступнице спасибо хоть скажи, а то была бы вон сейчас не знаю где, туда дорога для меня еще закрыта… Позволь представится, я Иби!- старуха, положив руку на твердую скалу, выпрямила спину.
- Откуда вам известно все? Не у что ль вы, Царица берега всего иль лучше кто? Вы мне не говорите ничего, сама узнаю, если захочу. Вы лишь скажите, где смею находится я, так с вами говоря?- быстро проговорив это, Ида обняла локти рук, взглянула на мокрые, посиневшие ноги, как недоверчиво зашагала в сторону старухи.
Та протянула ей левую руку, как продолжила:
- Не бойся ты меня! И ни какая не Царица я, простая вон старуха. Неподалёку в доме старом я живу то с сыном, то одна. Он приезжает редко, все в городе живет, как раз вон там, где особняк твой величественно так стоит. Ах, что я говорю? Ты ведь изволила узнать, где мы сейчас стоим? Так это оползневое побережье, спокойное местечко, сама Подруга Черная тут часто любит побывать. Пойдем, я накормлю тебя, отметим данный второй шанс на жизнь, существование это.
Остановившись в трех шагах от незнакомки, Ида нерешительно взяла ее за руку, как ощутила неимоверное тепло. Такое тепло исходило только от ее Хима, который наверно сейчас играет грустную мелодию на любимом рояле, говоря с Ветром и с той, к которой так тянется душа нашей героини. Да, разумеется, образ Тишины, ее спокойные глаза, увидевшие так многое, не покидали пределы памяти Иды, и та, всячески зажмуривалась, пытаясь то прогнать ее из мыслей, то наоборот прижать к груди, не отпускать. Переступив камень, Ида взглянула на врезающуюся, манящую темноту, что кажется, ждала ее уже давно. Но Иби свернув с этой дороги, продолжала идти за руку с девушкой, что так неохотно шагала. Внезапно вырвавшись, Ида прислонила ладони к подбородку, сердито взглянула.
- Я с вами дальше не пойду! И не хочу я забывать о тех, кто все живет в моей душе. Вернуть мне надо Тишину и Ветра. Они придут, я знаю точно. Я обплыву весь берег, прильну к родному дому, и пусть отец меня начнет бранить, я просто буду рядом. Мне с вами не уютно. Пожалуй, я останусь здесь, обдумать надо кое-что. И небо мне подскажет все, я доверяю лишь ему. – договорив, Ида уселась на это жесткий, белый камень, спиной к старухе.
- Тебя я убеждать не буду дале! Хотя ты смеешь знать одно, что небо молчаливо будет, и дождь вновь не начнет идти. Ведь ты теперь в чужих руках, родная! Теперь принадлежишь Подруге Черной, ведь выбрала сама ее. А те, кто с ней в сговоре, не видят служников Судьбы. Ты, отказавшись от всего, забыла и о том, что облака ступенями не будут больше, а море не прильнёт и к голове. Утеряна вся связь, и ничего не беспокоит больше! Есть жизнь, второй-то шанс. Не упусти его, и заслужи смиренный, ты покой… А впрочем, знаю я не все. Послушна будешь, не горда, увидишь, может ты еще своих друзей, Судьба сама решенье переменит. А вот союзников ты находи среди людей. И буду первым другом я, ведь знаю хорошо, как быть такой простой после того, как жил в какой-то незабвенной сказке, танцуя в вальсе с Тишиной. Идешь иль нет? Я долго так стоять не буду. И имя назови свое, раз уж идешь!- проговорив все это, старуха отвернулась от девушки, медленно стала уходить в узенький проход, что располагался за кривой скалой. Эту скалу называют скалой-обманом, ведь, кто через тот проход пройдет один, обратно не вернется, заплутает. И Ида прекрасно знала одну легенду, ее рассказал ей Ветер, безумно любивший архитектуру природы. Она вмиг поняла, что еще пару движений, и старуха не вернется за ней никогда.
Немедленно вскочив, она закричала:
- Ида! Мое имя Ида! Вы погадите, с вами я пойду.
Последний раз взглянув на побережье, на которое принесли ее Царицы моря, Ида прикрыла глаза, как внутри, по ее телу пронесся голос любимой Свидетельницы многого, нервные импульсы тела были задеты, и она вздрогнула. Она никогда прежде не слышала ее, но тут вдруг осознала, что это она, что этот мягкий, чуть приглушенный голос принадлежит белокурой красавице. Вслушалась она тогда в ее слова: « Не беспокойся не о чем. Переживаньям тут не место. О Химе позабудь пока, и обо мне не смей болтать кому, не доверяешь. Ты в глубину сырую памяти своей листок вложи, и моря синева в нем будет отражаться. Спустя года достань его, тогда увидишь то же, тогда увидишь то же…». Дослушав ее, девушка смутилась. За эти часы она словно разучилась понимать ее речь, в которой всегда было что-то загадочное. И теперь все эти слоги так сплелись в ее голове, что стало совсем не ясно то, что она должна была увидеть через длинные года. А впрочем, сейчас ей было не до этого, ей было до того, о чем стоит подумать, и какие мысли спрятать, плотно закрыть.
« В действительности, после тех минут, когда Черная подруга дала второй шанс на продолжение жизни души, не стоит задумываться в серьез, почему она приняла именно такое решение, к такому, обыкновенному на первый взгляд, светящемуся шарику. Ведь если только на мгновенье одно остановится на подобной мысли, то захочется погрузиться на глубину всего с головой, да так, что не вынырнешь после. Поэтому Ида решила для себя то, что никогда больше не будет вспоминать слова Свидетельницы многого, которая, так и не попрощавшись, оставила ее, оставила одну на этой земле, послав лишь старуху, Иби, ту, которая когда-то тоже была Свидетельницей постороннего, и звали ее все Ибиалиной. Да, пожалуй, именно эта душа поведает Иде о многом, о таком, о чем она никогда не забудет, и что так пригодиться ей спустя время. А пока, она, встряхнув головой, выпрямила спину, и зашагала за старухой, спотыкаясь об мелкие камни, спрятанные в песке…»