Глава 66. Предложение
Когда Руднев вышел в приёмную и увидел свою секретаршу в простом белом платье, плотно облегающем фигуру и перехваченном на талии тонким красным ремешком, в туфлях кораллового цвета идеально совпадающего, как ни странно, с тоном помады, и с тщательно уложенными пышными рыжими локонами, он сказал себе, что Панарин точно нарывается. Но когда он узрел на её рабочем столе огромный букет белых роз, ему пришлось сделать поправку: Панарин уже нарвался. И он получит всё, что ему за такое подлое поведение причитается, сполна.
Она была удивительно умной – Наденька Воронцова – сообразительной, исполнительной, скромной и тактичной. Руднев не раз ловил себя на мысли, что ему не хватает её дома – чтобы выполнять мелкие поручения, конечно! Она и сейчас – в такой двусмысленной ситуации – вела себя безупречно: не кокетничала с откровенно ухаживающим за ней Панариным, не флиртовала – упаси Боже! – с шефом, не напивалась, хотя подлый доктор постоянно ей чего-то подливал, смеялась сдержанно, не болтала глупостей, преданно и восхищённо глядела на шефа, когда тот что-нибудь говорил. Про себя Руднев решил, что выпишет ей за это премию.
А вот премия за то, что секретарша, наконец-то, оделась по-человечески, судя по всему, причиталась Панарину. А ведь Руднева вполне устраивали её безликие костюмы мышиного цвета. И блузки в мелкую пижамную полосочку. И бабушкины брошки, и унылый пучок, в который она неизменно собирала свои пышные волосы и ещё много чего, что Руднев терпеливо сносил уже пять лет, потому что именно такой – невзрачной и незаметной – она и была ему все эти годы нужна.
Годы?! О, Боже! Да они уже несколько лет проводят вместе по восемь, а то и по десять часов в сутки практически ежедневно: ведь Наденька безропотно соглашалась работать и в выходные, и в праздники. Она частенько сопровождала его в поездках. И что теперь? Панарин уведёт у него такую идеальную секретаршу? Которую Руднев подбирал в своё время не менее тщательно, чем галстук к новому костюму! Да Андрей Константинович знал о ней всё: что она читает, о чём думает, с кем живёт под одной крышей, что она любит и что не любит есть, чем обычно болеет и к каким заболеваниям имеет склонность. Знал маршрут, которым она добирается на работу (с двумя пересадками, между прочим!). Знал, что у неё на нижнем коренном зубе справа уже три года стоит пломба (развлекался от скуки, вот и посмотрел). Он даже знал, какого цвета у неё нижнее бельё! Не то, чтобы это особо его волновало…
Андрей Константинович, уверенно орудуя ножом и вилкой, цепко взглянул на секретаршу, намереваясь прощупать её на предмет отношения к Панарину, и чуть не подавился: её сознание было наглухо закрыто! В том, кто выставил такой надёжный экран, сомневаться не приходилось. Вот сволочь! Руднев метнул гневный взгляд на довольного собой Женечку и снова получил в ответ пламенный и совершенно хамский воздушный поцелуй.
– Позвольте пригласить Вас на танец? – Панарин склонился к Наденьке так низко, насколько позволяли приличия. Она подняла вопросительный взгляд (вот умница!) на шефа:
– Вы не возражаете?
– Конечно, нет, – благодушно ответил счастливый именинник, мысленно скрипя при этом зубами. Вот ведь мерзавец! Не побрезговал воспользоваться даже хромотой конкурента! Что и говорить – Женечка умел быть жестоким!
Смотреть, как Панарин нежно обнимает Наденьку за талию, было выше его сил, и Андрей Константинович отвернулся к окну, размышляя, есть ли у него ещё шанс быстро и надёжно прекратить панаринские поползновения в отношении собственной секретарши.
Все эти годы он был абсолютно уверен, что Наденька влюблена в него. Она была достаточно умной, чтобы не навязываться шефу со своими чувствами, за что он был отдельно ей благодарен. Но тут появляется проклятый докторишка, и она сразу надевает туфли на шпильках, распускает волосы и краснеет от слащавых панаринских комплиментов!
То, что Панарин неотразимо действует на женщин, Руднев знал уже давно. Женечка был обаятелен, красив, грациозен, бесшабашен и щедр. Обращался с дамами (пока не переклинит), как истинный джентльмен. Женщины безошибочно угадывали в нём вожака, лидера, авантюриста, революционера, способного покорить, перекроить, разрушить мир или преподнести его своей даме сердца на блюдечке с голубой каёмочкой. О том, что самому Евгению Алексеевичу мир был абсолютно не нужен, они до поры до времени не догадывались.
К Рудневу дамы так беззастенчиво никогда не липли. Шестым чувством понимали, что конкуренцию с его беззаветной любовью к самому себе им не выдержать. Сам Руднев с брезгливостью относился к физическим контактам и близкие отношения с противоположным полом считал ничем не оправданной колоссальной тратой драгоценной энергии. Поэтому заводить романы не спешил. Всех его любовниц можно было пересчитать по пальцам одной руки. И каждый раз это были длительные, но абсолютно ни к чему не обязывающие отношения с такими же хладнокровными, расчётливыми и самодостаточными особями, как и он сам. Но сейчас был особый случай. Если бы Андрей Константинович мог посмотреть, что твориться у Наденьки в голове! Так ведь Панарин предусмотрительно лишил его такой возможности. Придётся рискнуть.
Руднев всегда соображал очень быстро. Молниеносно принимал самые рискованные решения. Танец ещё не кончился, а Андрей Константинович уже беседовал по телефону с ювелиром. Когда Панарин с Наденькой вернулись за стол, Руднев улыбался другу холодно и натянуто. Женечка в ответ нагло ухмылялся: не понял ещё, что задумал господин адвокат. Надюша бросала на шефа встревоженные взгляды. Атмосфера за столом накалялась.
Вскоре у Андрея Константиновича зазвонил телефон. Он извинился и вышел из-за стола. Когда он вернулся, в руках у него была маленькая бархатная коробочка. Что там внутри, было ясно без слов. Руднев щёлкнул замочком и поставил перед Наденькой футляр с роскошным бриллиантовым кольцом.
– Надеюсь, Вы не откажетесь выйти за меня замуж? – зловеще поинтересовался он у испуганной секретарши.
Глаза у Наденьки были светло-карие с прозеленью. Руднев хорошо изучил их, когда – любопытства ради – рассматривал радужную оболочку (отличный способ диагностировать все заболевания клиента). Сейчас они распахнулись так широко, что Андрей Константинович подосадовал, что зря мучился прошлый раз, наблюдая за ней украдкой: надо было сразу её удивить, и разглядел бы всё без проблем.
– Я хотел бы услышать ответ прямо сейчас, – холодно и настойчиво произнёс он.
Наденькина рука, сжимавшая салфетку, начала заметно дрожать.
Руднев, теряя терпение, зло прищурился и с раздражением процедил:
– Я так понимаю, это означает «да»?
Наденька судорожно кивнула.
Руднев с облегчением выдохнул и аккуратно надел ей на палец кольцо, которое – кто бы сомневался! – пришлось ей абсолютно впору. Почтительно целуя руку невесты, Андрей Константинович покосился на Панарина. Женечка глядел на него так, будто такое чудо видел впервые. Настроение у господина адвоката сразу же заметно улучшилось. Он заказал шампанского. Тут же – очень кстати – подоспел посыльный с цветами.
Скептически хмыкнув, Панарин молча отсалютовал им бокалом и залпом выпил шипучий напиток. Руднев невозмутимо положил свою руку на запястье будущей супруги и уверенно погладил его пальцем. Как не странно, Наденька сразу успокоилась и даже робко улыбнулась Андрею Константиновичу.
Панарин же, полюбовавшись на них несколько мгновений, вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и написал несколько слов на салфетке. Руднев с интересом взглянул на записку и позеленел от злости. Малоразборчивым «медицинским» почерком на мягкой бумаге было нацарапано: «Ключ она не отдаст даже родной маме. А уж тебе и подавно. Я позаботился об этом. Хочешь проверить?».
***
– Не вздумайте опоздать завтра на работу, – сухо обронил Андрей Константинович, захлопывая дверцу автомобиля.
Наденька, прижимая к груди букет, испуганно кивнула. Такси тронулось с места и, набирая скорость, быстро скрылось из виду. Руднев проводил машину взглядом, медленно развернулся и – как же можно было упустить, что, подсадив Наденьку в машину, трость он снова взял в левую руку! – с разворота ударил Панарина кулаком в челюсть.
Женечка живописно отлетел, спиной врезался в стоящий позади форд, и только благодаря этому, удержался на ногах. Руднев подскочил к нему, сгрёб свободной рукой за отворот пиджака и, зловеще нависая над ним, яростно зашипел:
– Ты решил, что я делаю это из-за твоего дурацкого ключа? Ур-род… Я тебя по асфальту размажу, сволочь. Хотя, может, и не стоит руки марать… Мне ведь даже фотография твоя не понадобится, чтобы напомнить тебе, на что я способен в гневе!..
Панарин сначала изумлённо хлопал глазами, но очень быстро взгляд его просветлел, зубы оскалились в широкой улыбке, он обхватил Руднева руками и, спрятав лицо у него на груди, самозабвенно захохотал. Руднев занервничал и дёрнулся, пытаясь освободиться. Но Женечка держал его крепко и, пока не отсмеялся, не отпустил.
– Прости, Руди. Прости, – искренне умолял он, прижав руки к сердцу, когда, шипя, словно разъярённый кот, Руднев вырвался, наконец, из его объятий. – Ты же знаешь, как меня заносит! Я ничего такого не хотел – честное слово!
– Если бы я лично не убедился много раз, что у тебя мозги набекрень, не поверил бы ни единому твоему слову! – судорожно поправляя одежду, процедил Руднев сквозь зубы.
– Не думал, что банальная галантность по отношению к даме с моей стороны так сильно тебя расстроит, – хмыкнул Панарин.
– В твоём исполнении галантность выглядит крайне непристойно! – сверкнул глазами Руднев. – Запомни на будущее: мне не понравилось, как ты на неё смотрел. И как ты её лапал!..
Панарин снова уткнулся лицом в рудневский пиджак и затрясся от смеха.
– Отцепись от меня! – возмущённо пробормотал тот, не делая, впрочем, больше попыток оттолкнуть приятеля.
– Ох, Руди! – насмешливо протянул Панарин, устраиваясь головой на его плече. – Хорошо, что ты перстни свои забыл обратно надеть. А то остался бы я сейчас без зубов…
– Извини, – неожиданно смутился Руднев. – Не подумал даже. Пойдём, погуляем? Здесь до моего дома, в принципе, недалеко…