Глава 62. Живая вода
Роман проснулся посреди ночи со странным ощущением тревоги. Внутри словно скрёбся кто-то тоненькими коготками: сердце неприятно замирало, и противный холодок полз по позвоночнику. Путаясь в одеяле, Роман торопливо выбрался из постели и рванул в комнату Бергера. Он почему-то не сомневался, что какая-то опасность угрожает именно злосчастному ботанику. У Романа хватило выдержки открыть дверь в его комнату без лишнего шума и также тихо затворить её за собой. Он постоял немного, привыкая к темноте и прислушиваясь: никаких подозрительных звуков, только собственное дыхание и грохот сердцебиения в ушах. Подкравшись на цыпочках к кровати, на которой должен был спать Кирилл, Роман вздрогнул, внезапно встретившись с ним глазами. Завернувшись в одеяло, Бергер забился в угол и глядел на него оттуда с непередаваемым выражением обречённости на лице.
Роман не придумал ничего умнее, как спросить:
– Ты чего?
Бергер не ответил. И в следующее мгновение Роман понял, почему: Кирилла трясло так, что зуб на зуб не попадал, и он вряд ли мог произнести хоть слово без риска прикусить себе язык.
– Тебе что-то приснилось? – Роман сел к Бергеру на постель и зачем-то пощупал его лоб. – М-да… – Выражение «покрылся холодным потом» можно было применить к Кириллу отнюдь не фигурально. Вытерев влажную ладонь о пододеяльник, Роман решительно обнял Бергера за плечи, и слегка встряхнул. – Вставай. Тебе надо умыться. Водички выпить…
Как был – в одеяле – Кирилл послушно побрёл за Романом. В ванной он со стоном закрылся локтем от резко вспыхнувшего яркого света, но покорно шагнул на шум бегущей в умывальнике воды. А в следующую секунду Кирилл едва не захлебнулся: Роман безжалостно сунул его голову под кран, предварительно позаботившись, чтобы вода была как можно холоднее. Он не отпускал Бергера по крайней мере минуту, пока тот в панике, но что удивительно – молча – задыхался и барахтался под ледяной водой. Когда Роман позволил ему, наконец, разогнуться, Кирилл был уже весь мокрый и дрожал теперь, похоже, от холода. Роман стоял с полотенцем наготове и тут же принялся энергично вытирать Бергеру волосы: не хватало ещё, чтобы это недоразумение простудилось. Мокрое насквозь одеяло было брошено на пол, а взъерошенный продрогший ботаник – за ручку отведён на кухню, где был заботливо укутан тёплым шерстяным пледом и получил чашку свежезаваренного крепкого чая и блюдечко с мёдом.
– Спасибо, – с благодарностью пролепетал Кирилл, когда чай был выпит, и его, наконец, немного отпустило.
– Так что это было? – требовательно спросил Роман.
Бергер, немного поколебавшись, выпростал левую руку из пледа и не слишком охотно протянул её Роману. Через всю ладонь шёл глубокий воспалённый разрез. Роман ахнул и метнулся к аптечке. Дрожащей от волнения рукой он вылил на рану чуть ли не весь флакон перекиси водорода. Шипя и пузырясь, окрасившаяся розовым жидкость полилась на стол.
– Бергер, только не говори, что ты ниндзя или секретный агент, выполняющий по ночам особо опасные задания! – в сердцах воскликнул он, осторожно залепляя порез широким листом бактерицидного пластыря.
– Что? – не понял Кирилл. – Н-нет. Твой патрон пытался меня убить, – устало пробормотал он.
– Кто?! – опешил Роман. – Руднев, что ли?!
– Почему Руднев? – растерялся Кирилл. – Нет. Твой …инфернальный босс – который Руднева терроризировал. До него он добраться теперь не может – там Панарин… А здесь я первую ночь один оказался. Он, как ты понимаешь, зол на меня…
– И он пытался тебя …зарезать?
– Условно говоря, да, – неохотно откликнулся Кирилл.
– Но ты, конечно же, не лыком шит… – почему-то разозлился Роман.
– У меня есть защита, – нахмурившись, лаконично ответил Бергер и отвернулся.
Роман не совсем понимал, что именно его так раздражает: явное нежелание Бергера откровенно говорить о происшедшем, собственное бессилие в этой ситуации (неизвестно что бы он делал, если бы пришёл чуть раньше), или просто пережитый стресс просился наружу.
– Что же он меня-то не навестил? – язвительно поинтересовался Роман.
– Не шути так, – поморщился Бергер. – Да и зачем ты ему сейчас нужен?
– То есть?! – опешил Роман.
– Радзинский надёжно тебя закрыл. Этой гадости пока до тебя не добраться.
Роман устало провёл ладонью по лицу.
– Вы все… Мне хочется перебить вас поодиночке! Почему никто не считает нужным ставить меня в известность о потенциальных угрозах? Всё равно каких – для меня, для тебя…
– Ты же не считаешь нужным спросить, хочу ли я провести в твоём обществе полтора месяца…
Это был удар ниже пояса. Роман аж задохнулся. Нечестно, Бергер. Неспортивно.
– Можешь хоть сейчас уезжать, – всё ещё сдерживая раздражение, гневно сверкнул он глазами.
– Спасибо. За разрешение, – прошептал Кирилл, прикусывая дрожащую губу.
– Вот только не надо слёз! – зло прикрикнул на него Роман, пытаясь скрыть охватившую его панику. – Бергер, слышишь, не смей рыдать в моём присутствии! – сдавленно проорал он. Но Кирилл уже всхлипнул и поспешно вскочил, намереваясь сбежать и предаться печали в одиночестве. Однако, запутавшись в пледе, он споткнулся и повалился прямо в объятия Романа.
– Ну что за манера такая: чуть что – сразу бежать! – возмутился Роман, без особых усилий подхватывая неуклюжего ботаника. – Чего ты ревёшь всё время, как девчонка? – Он посадил судорожно всхлипывающего Кирилла обратно на диванчик и поднял с пола плед. – Испугался, наверное? – запоздало посочувствовал он.
– Н-нет, – упрямо мотнул головой Кирилл. И Роман вдруг явственно ощутил, что Бергер говорит правду: нет в нём страха. Вообще. Он издалека задумчиво наблюдает за всем, что происходит здесь, на земле с его телом, и нисколько не беспокоится за исход событий. Как будто он этот фильм уже смотрел и точно знает, чем дело кончится.
Роман ощутил вдруг прилив – нет, не жалости – а самого горячего сочувствия. Настоящего со-чувствия. И Бергер сразу перестал быть чужим. Все его душевные движения неожиданно стали доступны Роману. Он даже дыхание затаил, боясь спугнуть нарождающееся …доверие?
Как так получилось? Но сомнений быть не могло: он мог просматривать Бергера, проникать в его сознание, читать его мысли и чувства. Понял ли это сам Бергер? Похоже, да. Вон как внимательно смотрит опухшими от слёз глазами. Такой несчастный. Сам себе не верит.
– У меня глаза слипаются, – говорит он устало. Ну, конечно – у него нет сил, сейчас с этим разбираться. Может, в этом всё дело: Бергер ослаблен и только благодаря этому Роман получил доступ к его сознанию?
– Хочешь, я лягу в твоей комнате? – сочувственно спрашивает Роман.
– Нет, – гордо всхлипывает Кирилл. – Это будет …странно.
– Меня это как-то мало волнует, – откровенно признаётся Роман.
– Всё равно – нет, – решительно отказывается Бергер. – Я возьму этот плед? А то моё одеяло…
– Конечно, о чём речь! Да и одеяло я тебе сейчас другое принесу.
– Не надо. Я вырублюсь прямо тут, если немедленно не окажусь в постели.
Роман помогает ему подняться, несёт за ним плед. Кирилл, и правда, движется как лунатик. Оказавшись в кровати, он немедленно закрывает глаза и сквозь сон бормочет:
– Открой, пожалуйста, шторы. А то – темно…
Роман укрывает Бергера пледом, отдёргивает гардины и стоит в нерешительности: может, надо всё же остаться?
– Иди, – еле слышно лопочет Кирилл.
Романа вдруг осеняет:
– Ты же можешь меня позвать, если что! Пообещай, что позовёшь, – требует он.
Кирилл кивает:
– Ладно. Только… слишком рано меня не буди… – и засыпает.
Роман уходит к себе и размышляет: почему он проснулся? Бергер его не звал – это точно. Значит, он уже тогда мог чувствовать, что происходит с Кириллом и потеря энергии тут ни при чём…
Ну почему вечно не у кого совета спросить?!!
Роман даже не заснул – не было никакого момента перехода в иное состояние сознания – просто с досадой махнул рукой и пошёл вдоль берега уже знакомой реки.
Вскоре до него донеслось блеяние овец, весёлые голоса пастухов, смех и плеск воды. Барашки, тесня друг друга, живой лавиной устремились к источнику влаги.
– Шалом! – Приветственные объятия со всех сторон, одобрительные возгласы и ободряющие похлопывания. – Ты дошёл до реки! – Живой интерес, легкое вежливое удивление на лицах, недоверчивое цоканье языком.
– Я настолько безнадёжен, что это вызывает удивление? – обречённо спрашивает Роман, украдкой озираясь по сторонам в поисках величественной фигуры в белом. Но старец уже стоит рядом.
– Шалом алейха, – приветливо кивает он. – Ты звал меня?
– В общем, да… – теряется Роман.
– Хочешь поговорить о Ключе?
– Да! – горячо соглашается Роман. – Раньше я не мог проникнуть за его ментальную защиту, а теперь я ощущаю все его мысли и чувства как свои собственные! – торопливо выпаливает он.
– Что же в этом удивительного? – ласково усмехается старец. – Он сам тебе позволил. Привёл сюда и дал возможность погрузиться в эту воду.
– Погрузиться в воду… – бормочет Роман, задумчиво глядя на реку, к которой его теперь тянет, как магнитом.
– Можно сказать, что это его послание тебе, образ его Любви. Ты – вода, которая кипит. Её нельзя пить, ею нельзя умыться – только обжечься. А эта вода – живая. Она очищает, утоляет жажду, приносит удовольствие, в конце концов.
– Насчёт кипятка – это метафора – я понял, – по губам Романа змеится ядовитая улыбка.
– Это – метафора, да, – смеётся старец. – А это, – он указывает в сторону реки, – соответствие…
Они оба смеются – легко и радостно. Роман чувствует, как раздражение отпускает его – даже дышать становится легче. Они садятся под деревом – кажется, даже под тем же самым, которое днём выбрал Бергер – и долго молчат, наблюдая скольжение белых облаков в синем небе и их подёрнутое рябью отражение – в прозрачной воде.
– Как ты думаешь, откуда берутся мысли? – неторопливо поглаживая бороду, начинает старец.
– Я бы сказал – изнутри, если бы сам точно не видел, как они вторгаются в ментальное поле человека извне.
– Хорошо, – одобрительно кивает старец. – А ты замечал, что они отличаются друг от друга?
– В смысле – есть «плохие», а есть «хорошие»? – ухмыляется Роман.
– Ты не согласен? – с утрированным удивлением глядит на него старик.
Роман вздыхает с тоской.
– Ну, согласитесь, что это по-детски как-то. В действительности всё гораздо сложнее…
– В действительности всё гораздо проще, – настаивает старец. – Источника всего два. Ты принимаешь то, что исходит из одного и отбрасываешь то, что приходит из другого.
– Вы про первую ступень… – с досадой роняет Роман.
– Про неё. Ты должен принять решение. И следовать ему. Не будет усилий с твоей стороны – не будет результата.
– Да понял я, понял… – Роман поднимается и идёт к реке, на ходу сбрасывая одежду. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он с головой погружается в прохладную ласковую воду. Он ныряет и резвится как рыба, потом ложится на спину и медленно дрейфует, позволяя течению нести себя в неизвестном направлении.
Уже никого нет на берегу, а Роман всё плещется в реке, как ребёнок. Разглядывает камушки на дне, приманивает маленьких серебристых рыбок, зарывается пальцами в золотистый песок. Совершенно неведомые прежде чувства теснятся в груди. Их так много и они такие яркие, что, кажется, сердце сейчас разорвётся от безумного восторга, от превосходящей всякую меру Любви ко всему сущему и от полноты бытия.
Вода поглощает Романа со всеми его тревогами и страхами. Она заполняет его чистым беспримесным счастьем, дарит ощущение ни чем ни сравнимой чистоты помыслов, кристальной ясности сознания и безмятежности духа. И всего этого много – слишком много, чтобы можно было здраво рассуждать о происходящем или попытаться остановиться.
В конце концов, у Романа не остаётся сил удерживать эту реальность во всех подробностях. Он чувствует, что засыпает, но это не волнует его и он погружается в сон с улыбкой, зная точно, что вернётся сюда не раз, чтобы задать свои вопросы и получить ответы – без слов – а, значит, наиболее полные, исчерпывающие и всеобъемлющие. Ответы, которые можно бесконечно анализировать, разбирать на составные части, любоваться нюансами и общим сочетанием парадоксальных смыслов. Ответы, которые можно просто вдыхать, впитывать, не пытаясь вникнуть в частности или понять, как они устроены. Потому что есть Источник, который щедро одаривает жаждущий дух знанием настолько полным и глубоким, насколько ты можешь вместить. И потому что есть Бергер, которого язык уже не поворачивается назвать равнодушным безликим словом «Ключ».