Глава 7

Часть 3. Война
Понедельник, 1 августа 2005 года, Орданис
Хайрем Претли, сморщившись, отпил из пластикового стакана невероятную бурду, гордо именуемую кофе, передернулся и вылил его в мусорную корзину.
 - Несусветная дрянь, - пробормотал он. – С каждым годом этот кофе становится все хуже и хуже. Или это я старею?
Да, это был уже не тот офицер Претли, что когда-то беседовал с Джоном Уильямсом. Время, спрятавшее преступление Джона глубоко в свои тайники, задело и тех, кто был его очевидцами. Претли уже перевалило за сорок лет, его зеленые глаза заметно побледнели, под ними выросли раздутые мешки. Понемногу волосу превращались в свалявшуюся гриву, близился момент, когда Хайрем должен был стать всего лишь частью отработанного материала. Единственное, чем он мог гордиться в связи с этим – тем, что не разжирел к настоящему моменту. Это стоило того, чтобы им гордиться.
За то время, пока Претли поднимался на второй этаж к своему кабинету, он почти не прекращал кашлять. Дело тут, конечно, было в его неограниченном пристрастии к сигаретам. На этой почве он вполне мог получить туберкулез, а возможно, и что-нибудь похуже. Болезнь внутри него крепчала день ото дня. Претли понимал, что слабеет, даже не в силу возраста, а именно из-за плохого здоровья. Сопротивляться более молодым и наглым он пока еще мог, но недолго. Можно сказать, что Хайрем добровольно отошел от дел, оставив для себя незначительную должность в работе полиции.
И все-таки хотелось как-то отличиться напоследок, показать – вот он я, хоть и ухожу, а добрую память по себе оставлю. Только где вот взять такое дело, чтобы получилось запомниться? Пока попадалась сплошь заурядная работа. Хайрем, не задерживаясь, прошел по лестнице; попавшийся на дороге полицейский поглядел на посеревшую и потасканную личность Претли даже с сочувствием. Именно поэтому и стоило прославиться, чтобы тебя запомнили как верного слугу своего дела, а не как полумертвую и трясущуюся от кашля развалину.
У дверей кабинета на железном стуле сидел, поджав ноги, черноволосый мужчина средних лет.
 - Мистер Хайрем Претли, полагаю? – спросил он.
 - Да, это я. А вы именно ко мне пришли?
 - Непременно к вам, мистер Претли! – вскричал визитер. – Именно к вам! Вы себе не представляете, какое важное у меня к вам дело!
Претли тихо вздохнул. С такими криками к нему обычно приходили рассказывать о супружеской неверности и пропавших котятах. Когда же Хайрем рекомендовал таким посетителям обратиться в частное агентство, они очень обижались и потом сочиняли слезное обращение к начальнику полиции, брызгая чернилами и слюной и во всех красках описывая бессердечие мистера Претли. Сейчас, похоже, та же ситуация грозила повториться с упорством скверного анекдота.
 - Ну заходите, если ко мне, - сказал Претли, настраиваясь на максимально возможное сочувствие. – Кстати, как ваше имя?
 - Уэтби, - представился посетитель, усаживаясь напротив. – Арнольд Уэтби.
Претли не мог знать о печальной участи мутанта из второго Департамента, а потому это имя его ничуть не удивило.
 - Чем могу быть полезен, мистер Уэтби?
 - Можете! – крикнул тот. – Обязательно можете! И не только мне, но и самому себе, сэр!
Хайрем почувствовал себя немного нехорошо рядом со столь импульсивным человеком. А тот спросил вдруг совершенно нормальным голосом:
 - Скажите, мистер Претли, вы помните некоего Джона Уильямса?
 - Уильямса?
 - Да.
 - Знаете, через меня прошло столько дел, что я не могу запомнить каждого, кто мне попадался. Впрочем, это имя кажется мне знакомым. Он ведь был мутантом, верно?
 - В этом все и дело, - зашептал Арнольд, - то он вам не попался. Вспоминайте – осенью 1999 года в этом городе появился мутант. И этот мутант убил одну молодую девушку, Викторию Тренеттон. Это было достаточно громкое преступление. Теперь вы вспомнили?
Хайрему захотелось вдруг спросить, откуда этот Уэтби так хорошо знает об Уильямсе и чего ради он решил воскресить старую историю. Но тут Арнольд, заложив ногу на ногу, как-то необычно улыбнулся, и в голове у Претли появилось ощущение невероятного равнодушия и полной покорности. Словно кто-то стал нашептывать ему, что не надо ни о чем спрашивать, не надо задумываться над нестыковками в рассказе посетителя; надо просто соглашаться и не противодействовать.
 - Да, - сказал он. – Теперь я вспомнил. Я не поймал Уильямса.
 - А почему?
Претли оглушительно хрустнул пальцами – привычка, которой он не изменил и через пять лет:
 - Мутанты запретили нам вмешиваться.
 - Они покрывали своего, - сочувственно кивнул Уэтби. – Им было выгодно, чтобы об этом поскорее забыли. Вы, верно, хотите знать, почему я вспомнил об этом? Дело в том, что Уильямс после содеянного перебрался на Запад и поселился в замечательном городе Сегреда. Я сам оттуда, в некотором смысле я ваш коллега, только работаю не в полиции, а в адвокатской конторе, вот, взгляните, - он вытащил из кармана удостоверение и продемонстрировал его Претли. – У меня имеются друзья в полиции и недавно наш город был просто взбудоражен.  У очень уважаемого на всем Западе человека, доктора Эммануила Капрая, жителя Сегреды, есть своя клиника. Замечательное место, я бы обязательно посоветовал вам туда съездить, поправить здоровье, но тут произошла очень неприятная история. Один за другим скончались три пациента этой клиники, а вскоре их тела, представьте себе, исчезли, и никто не знает, где они находятся. Весь город недоумевает, кому и зачем могли понадобиться человеческие трупы. А знаете, мистер Претли, что объединяет этих троих людей? Их лечащим врачом был один и тот же человек, доктор Геллерт Сангин.
Хайрем внимательно слушал.
 - Стали проверять этого Сангина, - продолжил Уэтби. – Оказалось, что он не из наших краев, а приехал с Востока. Когда? В начале ноября 1999 года. Откуда? Из Орданиса. Причем доктор Капрай вспомнил точную дату – 4 ноября, а порекомендовал ему этого Сангина, полагаю, знакомый вам Май к Доусон.
 - Был такой, - согласился Претли. – Правда, я уже давно ничего о нем не слышал.
 - Исчез! – кивнул Арнольд. – Бывает так, что люди пропадают. Раз – и нет человека! Но не в этом дело. Выяснилось, что этот самый Уильямс работал у Доусона на автомойке. Далее, 31 октября 1999 года он напал на жилой дом, собственность некоего Бартемия Тренеттона, и убил его дочь Викторию. Это подтверждают показания четырех человек, непреложный факт.
Далее, в ночь с 3 на 4 ноября того же года, после похорон Виктории Тренеттон, ее могила была осквернена. Гроб выкопан, разломан, тело бесследно исчезло. И с этого момента мы ничего больше не слышим о Джоне Уильямсе, а на следующий день в Сегреде появляется Геллерт Сангин. Я уверен, что речь идет об одном и том же мутанте и что он имеет к этому происшествию самое прямое отношение.
 - Нам вроде бы не поступало никакого запроса, - возразил Хайрем.
 - Ну как это не поступало, - протянул Арнольд. – Да вы проверьте.
Претли, пожав плечами, позвонил дежурному офицеру, и там ему слегка раздраженным тоном ответили, что запрос по Уильямсу пришел вообще-то еще в четверг, и более того, на него уже успели отправить ответ.
 - А почему я не знал об этом? – сконфуженно пробормотал полицейский.
 - Бывает, - затрещал Уэтби. – Дело это давнее, уже давно списано в архив, немудрено забыть.
 - А с чего вы взяли, что Сангин и Уильямс – один и тот же человек?
 - Мутант, - уточнил Арнольд. – С того, что совпадений многовато. Время и место действия одно и то же, точка соприкосновения в лице Доусона и доктора Карпая имеется. И тут, и там похищение мертвых тел. Вы можете вспомнить, вам разрешили обследовать могилу мисс Тренеттон?
 - Нет, - сказал Претли. – Этим занималась Контора.
  - А стала бы Контора защищать кого-то из людей? Если вы хоть немного знакомы с этой организацией, вы немедленно скажете – нет, она могла покрывать только мутанта. Уильямс – мутант, и очень сильный; я уверен, что он укрылся на Западе под именем Сангина. Внешне они отличаются друг от друга как черт знает что, вот, смотрите, - Уэтби показал Хайрему две фотографии. – Вот Уильямс, а вот Сангин. Ничего общего, скажете вы. Но для одаренного мутанта изменить внешность – сущий пустяк. Точно так же, как внушить нужному человеку нужные мысли. Я связываю только с внушением то, что доктор Капрай взял на работу человека без малейшего образования. Иного объяснения нет.
 - Допустим, вы правы. А зачем же ему нужны чьи-то тела?
 - Да откуда ж я знаю? – удивился Арнольд. – Версий много. Может быть, он сдает их как анатомическое пособие какому-нибудь подпольному медицинскому колледжу. Может быть, распиливает на органы. Не стоит исключать возможность некрофилии – выродков нынче хватает. А может быть, перед нами новоявленный Джек Потрошитель или того хуже, Ганнибал Лектер. Истину откроет только сам Уильямс.
Претли закашлялся, гораздо громче и надрывнее обычного. Под ребрами поселилась тупая давящяя боль. Хайрем шумно, по-дедовски, выдохнул, собрав в клак волю и мокроту разом.
 - От меня вы чего хотите? – спросил он.
 - Я приехал, - сказал Уэтби, - чтобы лично просить вас присутствовать в качестве свидетеля обвинения на судебном процессе, где Уильямс или Сангин, называйте его как хотите, будет держать ответ за свои преступления. Вот соответствующий пропуск, если вы, конечно, согласны, - он протянул Хайрему очередную бумагу.
 - Ему выдвинули обвинение?
 - Еще нет. Но ордер на его арест уже готов. Это произойдет, думаю, в течение ближайших 24 часов. Заседание по этому делу откроется с учетом всех бюрократических нюансов не позднее пятницы. Так мы можем на вас рассчитывать, мистер Претли?
 - Как же я свои дела оставлю? – слабо запротестовал Хайрем.
 - Думаю, ваше начальство не будет возражать, если вы пропустите пару дней, чтобы заставить убийцу сесть на электрический стул. Это почетно, - глаза Уэтби стали вдруг огромных размеров. Они занимали теперь чуть ли не пол-лица и отливали красным. – Разве вы не этого хотели, мистер Претли? Подумайте, вы поставите точку в деле, которому уже пять лет. Вы посадите на этот стул мутанта. Что может быть приятнее, чем завершить карьеру таким образом, заставив замолчать завистников и вписав свое имя в историю? Разве не об этом вы мечтали? Решайтесь, мистер Претли. Кто не рискует, не пьет шампанского. Тем более, что в вашем случае и риска никакого нет.
 - Ну если только ради правосудия, - протянул Хайрем.
 - Именно ради правосудия! – воскликнул Арнольд. – Исключительно ради него!
 - Тогда по рукам, - сказал полицейский и ощутил в своей руке прохладную на ощупь и не очень твердую ладонь Уэтби.
 - Класс! – произнес тот не очень уместную фразу и переспросил: - Тогда, значит, я поставлю своих боссов в известность, что вы согласны?
 - Ставьте. Когда мне нужно приехать?
 - Теоретически хоть завтра. Но вообще можно подождать денек-два. Уильямса же не сразу поведут из камеры прямо в зал суда. Раз такое дело, мистер Претли… Мне сказали найти еще Бартемия, Джейн и Мэри Тренеттонов, а также, секундочку, - Уэтби подглядел в блокноте, - некоего Кларка Митчелла. Вы явно знаете здешний народ лучше меня. Поэтому я снова прошу вашей помощи. Подскажите, где я могу найти этих людей?
 - Гм, - задумался Претли. – Сомневаюсь, что много кто из них вам поможет. Миссис Тренеттон где-то в 2000 году умерла – шок от нападения Уильямса, раны и смерть любимой дочери свели ее в могилу. Мистера Тренеттона недавно разбил инсульт, он не может быть свидетелем. Остается мисс Мэри. А этого Митчелла я вообще не помню. Знаете, я, пожалуй, отвезу вас к Тренеттонам. На чужого человека они отреагируют настороженно, а меня они более-менее знают. Так будет лучше.
 - Буду вам очень признателен. Вот здесь я остановился.
 - Хорошо. Я заеду за вами завтра около двенадцати. Сегодня никак, мне нужно еще кое-что уладить. А раньше полудня к ним лучше не заезжать. Поверьте на слово. Надеюсь, вы не торопитесь?
 - Нет-нет, - заверил Арнольд. – Меня ждут в Сегреде только послезавтра. Я с удовольствием задержусь в вашем чудесном городе еще на денек. Тогда до завтра, мистер Претли!
 - До завтра, мистер Уэтби.
«Ехать или не ехать?» - думал Хайрем. Отказывать неудобно, и дело действительно интересное. Но этот Уэтби немного странный. Такое чувство, будто внутрь него запихали двоих людей. То он болтает без умолку, то вдруг становится абсолютно вменяемым. Издержки профессии? Неплохо, кстати, было бы проверить, где он работает, а то Претли не успел заметить. Странно вообще выглядело и само появление Арнольда Уэтби, и его желание пробудить ото сна целую армаду мертвецов, первый из которых – сам Джон Уильямс. Очень странно.
Но с другой стороны, запрос-то был официальный. Ну-ка. Претли набрал номер своего начальника.
 - Сэр, - осторожно начал он, - такое дело. Нам вчера вроде как пришел запрос из Сегреды, это город такой на Западе.
 - Дело Уильямса? – спросила трубка. – Да, я слышал, что вас зовут быть свидетелем на процессе. Всецело одобряю, Хайрем. Поезжайте и не беспокойтесь.
 - И никаких проблем не будет?
 - Какие проблемы? Вы же не на курорт собираетесь? Считайте, что вы отправляетесь в командировку. Это дело Уильямса стоит нам поперек горла уже лет пять. Если вы поставите точку в этом деле, вы и нам окажете услугу, и для вас это тоже будет большой плюс. Держите нас в курсе дел. Как думаете, вам хватит недели?
 - Должно хватить. Если выйдет задержка, я сообщу.
 - Ну и отлично. Вы славный человек, Хайрем, на вас можно положиться. Тем более, вы, кажется, знали лично этого Уильямса. Поэтому, очевидно, и выбрали именно вас. Когда собираетесь в путь?
 - По-видимому, завтра.
 - Ну и хорошо. Добро, Хайрем. Удачи вам.
Теперь точно надо ехать. Вместе с Уэтби.
Может быть, через месяц Хайрем Претли умрет, но эта неделя станет самой значимой для него за последнее время. Он будет стоять в числе обвинителей и смотреть на безжалостного убийцу, который будет на все лады пытаться уверить их в своей невиновности. Хайрем вспомнил, как в далеком уже 1999 году в этом же кабинете Джон Уильямс буквально умолял его поверить в то, что он, Уильямс, выжил в страшной автокатастрофе. Теперь Претли понимал, что тогда Уильямс говорил правду. Изменилось бы хоть что-то, если бы Хайрем поверил ему? Навряд ли. Уильямс точно так же стал бы убийцей, а остальные мутанты точно так же покрывали бы его, явного преступника, только за то, что он их сородич.
 Хайрем улыбнулся. Но ведь справедливость все равно торжествует, он тому свидетель. Порой приходится ждать наказания пять лет, но оно не аннулируется от этого. Стоит цепляться за жизнь, чтобы твои показания помогли уничтожить последнего ублюдка на планете. Чтобы смотреть, как эта тварь, убивающая людей и уродующая их тела, раскапывавшая могилы и устраивавшая рядом с ними черт знает что – Претли содрогнулся, вспомнив, как полыхало небо над кладбищем в ту ночь – как эта тварь наконец получит по заслугам и сгорит заживо на электрическом стуле.
Ради этого стоило жить. И стоило ехать в Сегреду.
***
Человек, называвший себя Арнольдом Уэтби, тем временем зашел в кондитерскую и купил для себя пакет арахиса в белом шоколаде.
 - Господи, - бормотал он, - до чего же вкусно! И почему все говорят мне, что это дрянь, которую есть нельзя? Сами при этом жрут гамбургеры с картошкой фри, которая из бумаги сделана, запивают все это колой или дерьмовым кофе из автомата и ничего, нормально себя чувствуют. А орешки, скажите, пожалуйста, какое преступление!
Помолчав, он стал напевать себе под нос:
С моей сестрою мы вдвоем
Избавим мир от грез
И брата от толпы спасем –
Утрем Конторе нос.
Втроем – два брата и сестра –
Нам будет веселей;
Контора вроде бы умна,
Но мы еще умней.
Высыпав в рот последние зерна арахиса, он аккуратно свернул пакет и сунул его себе в карман.
 - Как хорошо мы поиграем, Джонни, - сказал он. – Это будет форменный карнавал.
***
Здесь необходимо сделать важное уточнение. Ошибкой было бы полагать, что для поисков Джона Уильямса тогда, в 1999-м, не было сделано вообще ничего. Дело это, как мы помним, было изъято из ведения обычной полиции и передано под юрисдикцию Конторы. Сама Контора бросила этим заниматься спустя всего лишь несколько часов после инцидента в поезде. Тем не менее, даже за такой малый срок пребывавшие в тот вечер на рабочем месте мутанты, и среди них Гарри Хэмилл, успели проверить достаточно много.
Из Тренеттонов они вытрясли уже все, что только было возможно. Картина катастрофы 31 октября представала в их головах с такой четкостью, будто они сами были ее очевидцами. Ни Мэри, ни смотритель Митчелл, ни те прохожие, которые волей случая оказались в тот день на улице и видели, как трещал по швам и сыпался дом Тренеттонов, не могли уже сообщить ничего нового. Очевидно, что мощь Уильямса была колоссальной. Мутанты решили не искать лишний раз подтверждение этому факту, а вместо этого найти способ ограничить Уильямса. Заставить такого сильного мутанта подчиниться можно было, только держа в руках жизни людей, к нему близких.
Первым внутри департамента появился Майк Доусон, растрепанный, не совсем трезвый, в грязной майке и штанах, из которых лезло наружу его жирное тело. Впрочем, мутантам было не до рассуждений на тему эстетики. Доусона немедленно проводили на допрос. Мутантов интересовал даже не Уильямс – к тому времени было известно, что Джон уезжает в Сегреду – их интересовала оброненная Доусоном с пьяных глаз фраза о детях Королевы башен. Поскольку сам он не собирался отвечать ни на какие вопросы, повторяя лишь, как смешно выглядят «серые от страха» мутанты, пришлось прибегнуть к силовым методам дознания. Из кармана одного из сотрудников Конторы вынырнул шприц с ярко-желтой жидкостью внутри него, и этот шприц со всего маху вонзился в плечо Доусона. Майк через пару минут расплылся по стулу, будто внутри него сломали некий стержень, и стал отвечать на вопросы. Так оказалось, что историю о мутантах и иерархии их общества, о существовании Конторы ему рассказал Эммануил Капрай. А до остального Доусон дошел сам. Не таким уж дураком был Майк, как могло показаться несведущему человеку. Обрывки разговоров здесь и там, новости на сорочьих хвостах, малейшие отголоски работы Хайрема Претли, Эммануила или самой Конторы, которая далеко не всегда обеспечивала должную защиту своих тайн, слились в единое целое. Приправленные собственными мыслями Доусона, эти сведения посадили Джона на трон, оставшийся после Королевы.
Оставив Доусона в покое, мутанты собрались поговорить о докторе Капрае. Наиболее простым решением казалось похищение доктора и искоренение всех возможных отголосков его учения. Но, во-первых, поздно было махать кулаками, а во-вторых, и это главное, у доктора была очень серьезная защита в лице его сынишки Варджака. В ситуации, когда первый сын Королевы только что отправил к праотцам не одного мутанта, связываться еще и со вторым, пусть даже запертым в теле ребенка, и давать ему реальный повод напасть на Контору было бы чистым безрассудством.
Итак, на идее выкрасть Эммануила Капрая был поставлен крест. Что делать с уже сидевшим в Управлении Доусоном, было неясно. Его судьба определилась совершенно спонтанно и мало зависела от прихоти боссов Конторы. Посреди ночи в департамент вернулись те бойцы, которые уцелели в поезде. У каждого из них внутри все кипело при мысли, что один-единственный Перворожденный выставил их сборищем недоумков. И, конечно, очень хотелось дать волю своей ярости. По роковому стечению обстоятельств, два или три разозленные мутанта вошли в ту комнату, где находился Доусон. Навряд ли они хотели его убивать, скорее, они просто не рассчитали своей силы. Так или иначе, к моменту возвращения Роберта Черча бедный старина Майк уже погиб. Он ощутил на собственной шкуре, что за преступления порой расплачиваются те, кто их вовсе не совершал.
Тело Доусона решено было скрыть. Его вывезли неизвестно куда; тех же мутантов, которые его убили, не только не стали наказывать, но еще и наградили. Новое руководство третьего департамента представило их поступок как защиту священной тайны Перворожденных. Не все, конечно, мутанты внутри Конторы одобрили такую позицию верхов, но большинство из них предпочло промолчать. Те же, кто, как Гарри Хэмилл, пытался обозначить свою позицию, отличную от официальной, оказывались в конечном итоге на обочине. Автомойка Доусона через два дня была закрыта, а ее работники разошлись по городу.
В ту же ночь 4 ноября вслед за Майком в департамент втащили трясущегося как лист худощавого парня. Едва оказавшись на пороге, Дик Криштен немедленно закричал, что ни на какие вопросы он отвечать не будет. Так он и сделал; даже после того, как его спеленали, усадили на стул и вкололи тот же препарат, что и Доусону, положение сильно не изменилось. Единственное, что удалось понять – бесконечно повторявшаяся фраза о том, что Уильямс за что-то пообещал оторвать Криштену голову. Стало понятно, что ничего членораздельного и уж тем более ничего полезного Дик сообщить не в состоянии. Тогда его отвели в изолятор, дождались, пока действие препарата прекратится, потом подвели к входной двери и пинком вышибли на улицу.
Оставалась последняя надежда – родная сестра Джона Кристина Уильямс. Разговор с ней начинался, казалось бы, многообещающе. Прямо с порога Кристина заявила, что горит желанием сотрудничать с мутантским Управлением и с радостью сообщит любую интересующую их информацию. На тот момент погоня за Джоном фактически прекратилась. Тем не менее, для очистки совести решили выслушать и Кристину. Сведения действительно лились из нее неиссякаемым потоком: и как Джон в три года учил их кота ходить на передних лапах, и как его, Джона то есть, отправили учиться играть на рояле, а он не любил этим заниматься и вскоре совсем забросил. Но даже сейчас он, наверное, может что-нибудь сыграть, если его попросить. Потом она начала рассказывать, как в 16 лет Джон начал курить, но через неделю завязал, потому что и эта привычка ему не понравилась. В общем, после целой серии обстоятельных и развернутых рассказов у следователя возникло ощущение, что он сам по меньшей мере жил с Джоном в одном дворе. Но вот о той стороне жизни Уильямса, которая была интересна Конторе, Кристина не сказала ничего. На вопрос, знала ли она, что ее брат – мутант, женщина, сделав круглые глаза, ответила, что, конечно, нет, ведь у него нет ни рогов, ни третьего глаза, а какой же мутант без внешнего дефекта? И тут же последовал контрольный выстрел в виде подробнейшего рассказа о том, как брат с сестрой осенью нарезали яблоки. Следователь, послушав из вежливости еще немного, решил, что перед ним законченная, полная, просто ядерная дура, и отправил ее восвояси. Кристине только этого и было надо.
Через несколько месяцев, в марте 2000 года Кристина Уильямс вышла замуж и стала Кристиной Эванс. На свадьбу принесли очень много разных подарков, но больше всего она запомнила один. Это был обыкновенный конверт без каких-либо пометок. Кристина открыла его; в руки ей выпала записка.
«Здравствуй, Крис.
Прости, что даю знать только сейчас. Я ждал, пока все уляжется. Что ж, я добрался до Сегреды. Живу там, работаю в больнице, лечу людей. Ты была права, и Доусон был прав – это действительно моя профессия. Уже сейчас меня называют чудо-доктором, который лечит в двести раз лучше любого автомата. Это приятно.
Соответственно, я не бедствую. Мутанты меня не беспокоят. Сам я тоже к ним не лезу. Я натворил достаточно бед дома, чтобы попытаться повторить это на Западе. Уверен, что мои отношения с мутантами будут тем лучше, чем дальше мы будем находиться друг от друга.
Сегодня, знаю, у тебя сумасшедший день. В хорошем смысле этого слова. Долго думал, что можно подарить тебе и Ли. Цветов, сладостей и хорошего алкоголя у вас на свадьбе, думаю, и так выше крыши. Не стану даже пытаться соперничать с твоими гостями, тем более что я сижу на расстоянии в несколько сот километров от вас. Мой подарок значительно проще. Я узнал номер банковского счета Ли. Я перевел на него полторы тысячи долларов. В будущем переведу еще. Думаю, вы хорошо ими распорядитесь. Уж позволь похвастаться – мне здесь отваливают столько, что я не потрачу столько и за год. Врачей здесь любят.
Сожалею, сестра, что я сейчас не стою с тобой рядом и не поздравляю тебя. Но, думаю, ты не станешь осуждать меня за это. Если бы нам довелось вдруг столкнуться на улице, ты не узнала бы меня. У меня теперь другое лицо, другое имя, и, кажется, я даже стал разговаривать по-другому. Это мучительно, но и необходимо. Но я тебя уверяю, Крис, что какую бы маску я не носил, я всегда остаюсь твоим братом, родной кровью и родным сердцем.
Выходя зимой на улицу, я всегда надеваю твои перчатки.
Прости меня за всю ту боль, что я принес тебе,
Джон Уильямс, твой брат.
Если ты дочитала, то положи это письмо на блюдце или тарелку и отойди подальше».
Кристина сделала так, как просил ее брат. Коснувшись блюдца, записка вспыхнула оранжевым пламенем, свернулась и стала простым комочком пепла. Уничтожить ее Джону помог Варджак Капрай.
Кристина сказала, обращаясь к незримому и неосязаемому родственнику из далекой Сегреды:
 - То, что ты жив и у тебя все хорошо – уже подарок для меня.
Присланные братом полторы тысячи долларов были для нее огромной суммой. Кристина знала, что в недавнем прошлом Джон должен был работать полгода, ничего при этом не тратя, чтобы накопить столько денег. А потом деньги поступали на счет Ли еще много раз. Тройных усилий – зарплат собственно Ли и Кристины и тех денег, что присылал Джон – хватало для достижения очень значимых целей: возмещения всех расходов на свадьбу, капитального ремонта в их новой квартире, а особенно помощь брата оказалась кстати, когда в 2002 году в семье Эвансов родился сын Том.
Но мы отвлеклись. Итак, Контора не смогла узнать для себя ничего принципиально нового и важного о Джоне Уильямсе, опрашивая всевозможных свидетелей. Но, на самом деле, в этом не было особой нужды. Контора могла похвастаться великолепной системой разведки, своевременно и добросовестно доносившей до центрального управления все новые и новые сведения. В этом случае показания сторонних лиц становились интересными, но совсем не обязательными.
Вторник, 2 августа 2005 года, Орданис
Уэтби немного озадаченно осмотрел дом, перед которым он стоял – банальную семиэтажку с серым фасадом и не очень чистыми входами.
 - Надо же, - сказал он. – Я думал, у мистера Тренеттона свой дом.
 - У него был свой дом, - пояснил Хайрем. – Не здесь, в предместье. Но этот дом не стали восстанавливать после того, как его уничтожил Уильямс. Он был слишком просторным и требовал на свое содержание много денег, а их у Тренеттона нет. Он давно уже нигде не работает, да и не собирался, насколько я знаю. Вдобавок его скосил инсульт. Притока денег нет совсем, за исключением того, что достает мисс Мэри, а расходовать их Тренеттон привык широко.
 - Выходит, его дочь платит по его долгам?
 - Не знаю, - отвечал Претли, поднимаясь по лестнице. Он шел по ее середине, одинаково сторонясь как грязно-зеленых стен, забрызганных то ли сточной водой, то ли чем-то похуже, так и перил. – Я не сильно вникаю в это. Я по долгу службы обязан рыться в грязном белье, но если это не требуется для моей работы, зачем мне этим заниматься? Знаю, что тот дом они снесли, землю под ним попытались продать, но выгодно все равно не получилось. Суть от этого не изменилась; надо признать, что лучший способ загубить какое-то дело – пустить туда Тренеттона, а если занять ему денег, ты их никогда не увидишь. Не знаю, кто сейчас выплачивает эти долги. В принципе, можно требовать компенсации от Уильямса, но он по такой логике должен возместить только ущерб, нанесенный дому, а сумма там намного, намного больше. Ну мы пришли.
Это была обыкновенная входная дверь, обитая тоненькими досками. Хайрем подергал ручку, дверь не поддалась.
 - Звонить не пробовали? – насмешливо заметил Арнольд.
 - Как-то не подумал. Минутку. Нет, бесполезно, - сказал Претли после нескольких трелей. – Похоже, нет никого. И дверь заперта. По домам, значит?
 - По каким еще домам? Мне завтра в Сегреду возвращаться, я не затем сюда приезжал. Ну-ка отойдите, - Уэтби наклонился над замком, пошерудил около него, дождался щелчка и распахнул дверь. – Прошу.
Хайрем подумал, что сходит с ума. Он готов был поклясться, что в руках у Уэтби не было ни ключа, ни отмычки. А как же он тогда открыл замок? Эге-ге. А не мутант ли к нему заявился?
Если это действительно был мутант, то отсюда надо было валить. Именно валить, потому что драться с ним было, читай, самоубийством. Так подумал Хайрем и стал потихоньку отступать вниз по лестнице.
 - Что с вами, мистер Претли? – спросил Арнольд.
 - Мы же не можем вот так взять и войти в чужое жилье, правда? – Хайрем даже улыбнулся против своей воли. – Для этого нужна официальная бумага, а у нас ее нет.
 - Вот бумага, - сказал Уэтби. – Это предписание мне доставить на судебный процесс в качестве свидетеля кого-либо из Тренеттонов или Митчелла. Организовать это надо до завтрашнего дня, до моего отъезда. Считаю, это дает мне право идти на крайние меры.
 - Нужен ведь ордер.
 - Да какой ордер? Я не собираюсь их ни допрашивать, ни обыскивать, ни тем более арестовывать. У меня всего лишь приглашение на судебный процесс. Согласен, удовольствие ниже среднего, но это, в конце концов, их долг. Черт подери, мистер Претли! – глаза у Арнольда снова налились красным. – Вы точно собираетесь передать Уильямса в руки правосудия?
И снова волна необычайного спокойствия раскатилась по телу Претли. Он уже совсем не хотел уходить, все его опасения казались теперь нелепостью.
 - Конечно, хочу.
 - А раз хотите, идемте за мной. Дождемся хозяев – рано или поздно они же вернутся. Мы пришли не в гости и не отнимем у них много времени.
Полицейский кивнул и вслед за Арнольдом вошел в коридор, покрытый грязно-бежевым ковром и заканчивавшийся двумя дверями с правой и левой стороны.
 - Гляньте! – сказал Уэтби.
Слева дверь была открыта, и компаньоны увидели мерцавший экран телевизора. Напротив него в стареньком кресле сидел человек, на голове которого красовались огромные наушники, как у пилота. Неудивительно, что он не слышал, как они вошли.
Арнольд никогда прежде не видел Барти Тренеттона и не мог оценить произошедшую с ним перемену. Лицо у него по-прежнему было яркое, с задорным румянцем на щеках, но в этом калейдоскопе уже явно отливало что-то лихорадочное. Лысина стала еще больше. На лице появилась и уже никогда оттуда не ушла рассеянная и одновременно виноватая улыбка. За не очень длительный промежуток времени портрет мистера Тренеттона стал похож на печеное яблоко; его покрыла сетка хоть и не глубоких, но очень близко посаженных морщин. И главное – взгляд, непонимающий, заискивающий, полный ненормальной в наше время кротости. Такой взгляд есть либо у блаженных, либо у людей, полностью потерявших связь с действительностью. Барти Тренеттон блаженным уж точно не был.
 - Йес! – сказал Барти, увидев Хайрема. – Отлично! Очень здорово! Очень рад, мистер Претли. Извините за этот конфуз. А я вот смотрю новости. С субтитрами. Чем могу помочь?
Уэтби влез с другой стороны и пожал Тренеттону руку.
 - Арнольд, - назвался он.
 - Йес! – снова заорал Барти так, что Арнольд даже подпрыгнул, поглядывая на Тренеттона с оттенком паники в глазах. – Очень хорошо, молодой человек! Очень рад!
Насилу высвободив руку, Уэтби шепнул Хайрему:
 - Давайте к делу.
 - Мистер Тренеттон, - сказал Претли, - я не хотел бы напоминать вам об этом. Но все же – говорит вам о чем—нибудь имя Джона Уильямса?
 - О да, да! – ответил Барти, с широкой улыбкой глядя то на одного, то на другого. – Конечно, помню его. Замечательный, башковитый парнишка. Настоящий шнурок. Я его просто обожал.
 - Что значит «шнурок»? – одними губами проговорил Арнольд.
Претли пожал плечами и постучал себе пальцем по виску.
 - У вас есть фотография вашей семьи?
 - Да, - кивнул Барти. – Сейчас, - он с трудом встал, достал из шкафчика снимок и подал его Уэтби. – Вот.
 - Жена? – Арнольд ткнул пальцем в одно из лиц на фотографии.
 - Да, жена. Джейн. Красавица.
Уэтби не заметил в миссис Тренеттон ничего особо красивого, но промолчал.
 - А это ваши дочери, Мэри и Виктория.
 - Да.
 - Вы помните, как умерла Виктория? Ее убил Уильямс.
 - Правда, - из глаз Барти потекли слезы. – Убил! Начисто! Он подкинул в наш дом бомбу. Главное – что мы ему сделали? Мы все были добры к нему, а он мерзавец, негодяй, подонок…
 - Нет, вы путаете. Уильямс не закладывал бомбу.
 - Не противоречьте! – прошипел Претли.
Арнольд дернул шеей, мысленно умоляя полицейского заткнуться:
 - Уильямс мутант, и он разрушил ваш дом с помощью своей силы.
 - Мутант? – переспросил Барти.
 - Да, мутант. За совершенные преступления его будут судить, совсем скоро.
 - Судить Джона? – Тренеттон сел обратно в кресло. – А за что?
 - Он убил вашу дочь и совершил еще ряд преступлений, - повторил Уэтби. – Мы надеемся, что вы поможете нам…
 - Осудить его? И слышать ничего не хочу! – резко сказал Барти. – Моя дочь Мэри жива, а если вы говорите о Вики, так она погибла в аварии, и Джон здесь совершенно не при чем. Нечего возводить на него напраслину. И речи быть не может. Вы знаете, что я считал его почти своим сыном? Хотите сказать, что он мутант, а я не заметил? Бред. Невозможно. Отказываюсь верить.
Арнольд отступил к окну; через секунду к нему присоединился Хайрем.
 - Это что за нахрен? – прошептал Уэтби.
 - Я же вам сказал, инсульт, - объяснил Хайрем. – А инсульт – это конец. Какой из него, к черту, свидетель, если он путается в собственных мыслях? Он помнит тех людей, о которых вы говорите, но все события описывает черти как. Сейчас он обвиняет Уильямса, через минуту будет его защищать с пеной у рта, или наоборот. Пустая трата времени и денег – везти такого на Запад. Давайте откланяемся.
 - Нет, - удержал его Уэтби. – Мы дождемся мисс Мэри. Ради этого я готов слушать болтовню этого идиота хоть до второго пришествия. В крайнем случае я просто вырублю его. Или придумаю что получше.
 - Что здесь происходит?
В комнату вошла женщина невероятной, поразительной красоты, хоть и немного огрубевшей с годами. У нее было великолепно сложенное тело без малейшего намека на лишний вес. Вокруг рта явно обозначились две кожаные складки, но они не могли испортить общего впечатления от изумительного рисунка губ, четкого, ровно очерченного и, казалось, совсем не нуждавшегося в косметике. Элегантно уложенные волосы и слегка вздернутый нос только добавляли ей шарма. Немного выбивались из этой картины глаза Мэри. Уэтби, недолго думая, окрестил их водянистыми. Можно выразиться не так категорично. Эти глаза потускнели, но по-прежнему оставались прекрасными. Так сказал бы Джон, хотя его мнение, спору нет, было бы пропитано предвзятостью.
И голос у Мэри был великолепный, пробивавшийся из середины груди. Внутри нее он как будто креп, наполнялся силой и выходил наружу в окружении эха и чувства собственного достоинства.
 - Что вы делаете в моем доме, мистер Претли? И кто дал вам право войти сюда без приглашения?
 - Моя дочка, - невесть зачем сообщил Барти. – Красавица, правда?
Женщина коснулась губами его лба.
 - Мисс Мэри, - сказал Претли, - я никогда не посмел бы войти в ваш дом без приглашения. Но появилось такое дело, которое требует немедленного решения.
 - И что же это за дело? Вы пришли арестовывать меня?
 - Конечно, нет, мисс Мэри! Как вы могли подумать такое?
 - Значит, - сказала Мэри, - у вас нет ордера. Я могу с полным основанием подать в суд жалобу на вас, не так ли?
 - Да, - Хайрем решил немедленно сдаться. – Моя вина неоспорима. Я виноват, мисс Мэри, вы можете меня казнить. Но прежде чем я буду наказан, позвольте все же объяснить вам, что происходит. Представьте себе – после пяти лет упорной работы мы нашли наконец убийцу вашей сестры, Джона Уильямса!
Мисс Тренеттон, ничуть не удивившись, стала вынимать из своей сумки пачки таблеток.
 - Принесла лекарств для папы, - пояснила она. – Что касается Уильямса, то мы уже триста раз говорили об этом. Я не считаю его убийцей. К смерти моей сестры я отношусь как к несчастному случаю, в котором больше виновна моя мать, нежели Джон. На его долю выпало сделаться козлом отпущения, он сам пострадал больше всех. Вспомните – его обвинили в краже, которой он не совершал. Вы бы сохранили хладнокровие в такой ситуации? Сомневаюсь. Вот и Джон сорвался. Простой человек всего-навсего кинулся бы на мою маму с кулаками, но Джон оказался мутантом, и его ярость имела намного более печальные последствия. Но в это виновата моя мама, ее вечное желание совать свой нос куда не просят. Если бы она не лезла не в свое дело, и мама была бы жива, и Вики тоже. Джон женился бы на Вики, я уверена в этом. С его мозгами и талантом мы спасли бы свою репутацию. Но мама вечно думала, что знает все лучше всех.
 - Вы что, его оправдываете? – не понял Претли. – Неужели вы забыли тот день?
 - О нет, я отлично помню тот день! – отрезала Мэри. – Воскресенье, 31 октября 1999 года. Непросто забыть день, когда тебе на голову рухнул гигантский брусок из дерева. Но уже пять лет прошло. От того, что вы посадите Джона за решетку, моя сестра не встанет из могилы. Поэтому я запрещаю вам вмешиваться в это дело. Оставьте нашу семью в покое. Если вам не жаль живущих ныне, пожалеете хотя бы мою бедную сестру.
 - К несчастью, - ответил Хайрем, - ваше согласие или несогласие здесь не играет ключевой роли. Есть и другие основания привлечь Уильямса к ответственности. И боюсь, дело тут не ограничится тюрьмой.
Мэри, не мигая, посмотрела на него:
 - Вы говорите об электрическом стуле?
 - Да, - подтвердил Претли.
 - Что же позволяет вам отправить его на электрический стул?
 - Нам стало известно, что Уильямс там, на Западе, занимается эксгумацией, иначе говоря, незаконным извлечением из могил мертвецов. Возможно, он склонен к надругательству над ними.
 - Что за бред? – фыркнула Мэри. – Вы сами-то себя слышите?
 - Это не бред, мисс Мэри. Вспомните, что произошло с телом вашей сестры.
 - Джон здесь не при чем. Он не пошел бы на такое. Звучит глупо, но он искренне любил мою сестру, мистер Претли, и не стал бы издеваться над ней. Вас это не убедит, но для меня это достаточно весомый довод.
Хайрем развел руками:
 - А я полицейский, мисс Мэри. Для меня «любит – не любит» - это не аргумент. В душе человека живут сотни различных чувств. К примеру, гитлеровец Альберт Кессельринг, безжалостный палач, уничтоживший тысячи человек, плакал навзрыд, когда сдохла его канарейка. Что мы имеем? Уильямс бежал на Запад, сменил имя и внешность. Он работает в больнице, а значит, имеет доступ в морг. Пациентами, чьи тела бесследно исчезли, занимался как раз Уильямс. В смешении с его прошлыми преступлениями этого достаточно, чтобы обвинить его. Полицейские в Сегреде ждут только команды. Если его вина будет доказана, Уильямс сгорит на стуле. Тут и сомневаться нечего.
Мэри кивнула, принимая это к сведению:
 - А кто рассказал вам, что Уильямс – осквернитель праха?
 - Вот же, - Хайрем показал на Уэтби, до того безучастно взиравшего на их разговор. – Мистер Уэтби, юрист из Сегреды. Он прислан с поручением собрать свидетелей жизни Уильямса в Орданисе. Через несколько дней состоится суд. Я поеду туда в качестве свидетеля, вы, надеюсь, тоже.
 - Арнольд Уэтби, - представился тот, протягивая руку.
 - Очень приятно, - сказала Мэри, но отвечать на рукопожатие не стала. Наоборот, она скрестила руки на груди. – Мистер Претли?
 - Да?
 - Я могу вас попросить занять моего отца ненадолго, минут на пятнадцать? Он начинает скучать. Потом я избавлю вас от этого занятия. Мне просто необходимо поговорить с вашим другом наедине.
Хайрем хотел воспротивиться, но ему в лоб уставились с обеих сторон глаза Мэри и Арнольда. Выбора особого не было, и он согласился стать развлечением для Барти.
Мэри открыла дверь в комнату напротив и пригласила Арнольда войти. Уэтби после этого едва заметно шевельнул пальцами; за ним опустился защитный барьер, поглотивший все звуки. Он не хотел, чтобы этот разговор слышал кто-то, кроме них двоих.
 - Я вас слушаю, мисс Мэри, - сказал Арнольд, сев на диван.
Женщина сидела рядом, на расстоянии вытянутой руки:
 - Здравствуй, Владислав.
Он вскинул брови:
 - ты знаешь, кто я? Как это возможно?
 - Единственной из всех детей Королевы мне сохранили память. Мутанты подумали, что это очень смешно. Они знали, что у меня нет такой силы, как у тебя или Геллерта, и решили поиздеваться надо мной. Я вижу их, знаю, что они собираются сделать, и ничего не могу сделать в ответ. Впрочем, пусть не обольщаются. Помешать им я не в силах, но вот за себя постоять сумею.
 - Истинно королевская дочь! – восхищенно прошептал Уэтби. Он с явным трудом сбросил с себя плотно прилепившийся мнимый облик, который он не снимал уже трое суток, снова превращаясь в Варджака Капрая. – Ну раз знаешь, кто я, так обними меня, сестренка!
Он наклонился к Мэри, но тут же ему в нос уперся довольно жесткий женский кулак.
 - Ты губу-то не раскатывай, - сказала она. – Ты хоть и бессмертный, но ранить тебя очень даже можно. Полезешь ко мне – будешь с пола свои яйца подбирать.
 - Ну и пожалуйста, - ответил Варджак. – И не очень хотелось. Только странно как-то – с одним братом ты чуть ли не в постель ложилась, а другого даже обнять не хочешь.
 - А ты не ровняй. Тебе до Геллерта как слепому до Китая. Зачем появился, братец? Только не говори, что соскучился и решил повидаться.
 - Хорошо, не скажу. Тем более, что так оно и есть. Но все равно интересно же, - Варджджак сощурился, изображая близорукость, - что кинул Геллерт в краю родном. А кинул он, как я смотрю, немало. Дурак все-таки – имея рядом такую женщину, если и бежать куда-то, то только брать ее с собой. И все-таки скажи мне – что же ты так по нему изнемогала, если знала, что он твой брат?
 - Я и сейчас к нему неравнодушна. Хоть он и брат мне, но здесь у нас нет ни общей крови, ни общих родителей. Так что это не стало бы аморальным. По крайней мере, месяц, который мы с Геллертом провели рядом, остался в моей памяти до сих пор. Я счастлива, что мы нарушили законы, установленные Управлением мутантов. Они видят в нас только детей Королевы, судят нас, как будто вокруг все еще пустыня. А в нынешнем нашем виде мы всего лишь обыкновенные существа, которые хотят жить без всякой диктовки.
 - Вот и я о том же говорю! – подхватил Варджак. – И я хочу жить так, как мне хочется. А мне все время кто-то мешает.
 - А зачем тебе все это нужно – суд над Геллертом, нелепые обвинения, зачем отправлять его на смерть? Ты знаешь ведь, что стул не причинит ему вреда, ну и зачем вся эта клоунада?
 - Ха! – сказал он. – Да мне этот стул нужен, как зайцу стоп-сигнал. Я не настолько глуп, чтобы пытаться теперь убить Геллерта. А нужно мне, чтобы земля ушла у него из-под ног, чтобы после этого на всем земном шаре не осталось живой души, которая посочувствовала бы ему. Какой больной отправится к врачу, уличенному в эксгумации? Кто пожмет руку убийце и осквернителю могил? Никто, кроме меня. Ну а я приму своего бедного, наивного, простого, как оглобля, брата с распростертыми объятиями. И только так он согласится мне помочь.
 - В чем же?
 - После того, как я узнал, как подло с нами обошлись мутанты, я решил осуществить мечту наших родителей – объединить народы мутантов и теней. Вражда между ними измеряется уже тысячелетиями; по-моему, самое время положить ей конец. Нельзя в век автомобилей и компьютеров жить по законам века башен и мечей.
 - И ты думаешь, тени станут тебе повиноваться?
 - Почему мне? Нам, - сказал Варджак. – Мы наследники Рангувара, потомки двух великих властелинов. Мы и есть тот самый мостик между нашими нациями. Так что, Елена, ты согласна, что я говорю правду? Ты станешь моей союзницей в этом нелегком деле?
Мэри подумала и покачала головой:
 - Нет, я тебе не помощница. Ты прав – нельзя веками жить по одним и тем же законам. Еленой я была в далеком прошлом, а сейчас я Мэри Тренеттон, незамужняя женщина, старший продавец в магазине женской одежды и сиделка при больном отце. И я хочу остаться Мэри Тренеттон. Точно так же, как на Западе сейчас под чужим именем живет бывший мойщик машин, а теперь гениальный врач Джон Уильямс, а передо мной стоит отчаянный авантюрист из Сегреды. Послушай меня – оставь весь этот идиотизм, сотри Претли память, чтобы он не помнил о вашей встрече, вернись в Сегреду и заживи как нормальный человек. Это будет лучше, чем попытки возродить давно утраченное царство.
 - Нет, я этого не пойму, - сказал Капрай. – Как можно ради каких-то тряпок и болтовни старика отказаться от того, что принадлежит тебе по праву? Неужели ты настолько очеловечилась?
 - Считай, как хочешь, Владислав. Я, к сожалению, не знаю твоего сегодняшнего имени, чтобы называть тебя им. Но твое мнение в любом случае не важно. Оно не изменит моего решения.
 - Ну что же, мисс Тренеттон, - ядовито ответил Варджак, - вы действительно сильно отличаетесь от меня и Геллерта. Мы оба любим рисковать и пробовать новое, хоть он и не признается в этом. Мое предложение, тем не менее, остается в силе, и я не назначаю крайнего срока. Трон принадлежит всем детям Рангувара, и вам в том числе. Присоединяйтесь к нам, когда вспомните, что вы все-таки королевская дочь, а не просто никому не известная продавщица из магазина нижнего белья. На этом все.
 - Вот и славно, - протянула Мэри. – Удачи я тебе не пожелаю, поскольку ничуть не сомневаюсь, что ты проиграешь. Просить тебя образумиться тоже не стану – легче приучить кота пользоваться унитазом. Но прошу тебя – не трогай моего отца. Бедный глупый старик, он ни в чем перед тобой не провинился. Оставь его и меня в покое. Наша семья достаточно натерпелась от мутантов.
 - Так и будет, - сказал колдун и оставил Мэри одну. – Идемте, мистер Претли, мы должны успеть на поезд!
Надо сказать, что Мэри откровенно слукавила, пользуясь тем, что Варджак не мог преодолеть ее защиту и прочитать ее мысли. Она никогда не забывала о том, что она – дочь Королевы башен. Другое дело, что ни разу она не думала ставить это на вид другим мутантам или пытаться заставить их относиться к себе с почтением. Для этого Мэри была слишком благоразумной женщиной.
Но в данный момент ситуация требовала немедленного вмешательства, как во время сложнейшей операции. Мэри не могла сказать наверняка, какую цель преследовали мутанты, оставляя ей память. Однако сейчас эта мера позволяла им обеспечить безопасность своего мира. И Мэри решила действовать.
Она поднесла отцу две крошечные желтые таблетки.
 - Новое лекарство, - пояснила женщина. – Выпей. Оно никакое.
Барти не сразу смог поднести стакан ко рту, Мэри пришлось ему помогать. Он выпил и расплылся в счастливой улыбке.
 - Спасибо тебе, доченька, - пробормотал он. – Ты у меня такая хорошая.
Мэри тоже улыбнулась и ушла на кухню мыть посуду. Вернулась она минут через пятнадцать; Барти к тому времени уже уснул, чтобы никогда больше не проснуться.
Утро следующего дня мистер Тренеттон встретил в подвале центральной больницы Орданиса. Должен сказать, что его смерть ни у кого не вызвала вопросов. Мудрено ли скончаться после двух лет пребывания в лапах инсульта? Гораздо больше людей занимал вопрос – а что делать с долгами Тренеттона? Их уплата теперь становилась делом его единственной наследницы. Если близкие знакомые Барти соглашались даже простить эти долги, понимая, что шансы на их возврат ничтожны, то другие кредиторы были настроены менее дружелюбно. Они требовали расплатиться в ближайшее время. Мэри удалось выпросить отсрочку хотя бы на время похорон отца. По той же причине она взяла отгул на работе. Вот только направилась она после этого совсем даже не в похоронное бюро.
Мэри уехала в Кретонский парк, до которого пять лет назад так и не добралась Джуди Арсоу.
Она шла по дорожке в легком зеленом плаще, стянутом кожаным поясом. Летнее солнце заблудилось в ее волосах. Женщина не могла похвастаться той нечеловеческой мощью, которой обладали ее братья, но часть умений мутантов в ней, конечно, присутствовала. Во всяком случае, мальчик, ловивший тем утром бабочек на лужайке, потом с удивлением рассказывал своей матери, что какая-то молодая женщина, пройдя мимо него, вдруг исчезла, будто провалившись сквозь землю.
Среда, 3 августа 2005 года, Сегреда
1. Джон
Геллерт Сангин поднялся из кресла, ожесточенно растирая покрасневшие глаза. Он почти не спал ночью.
 - Сейчас бахнуть кофе, - пробормотал он, - и продержаться до выхода. Потом немедленно домой, и чтобы до завтрашнего дня меня никто не трогал. К черту все. Пожалуй, впервые в жизни мне хочется вернуться на автомойку. Там и то не было такого износа.
Сангин направился в уборную, откуда разнесся по коридору шум обильно падавшей воды. Когда же доктор вернулся, с его редких волос на лицо и плечи падали мелкие капли. Это его немного взбодрило.
Услышав сзади стук двери, Сангин бросил взгляд через плечо и с досадой отметил, что это очередной пациент.
 - Нет, - сказал он. – Постойте, миледи. Моя смена сейчас закончится. Я не успею вас принять. Через десять минут придет мой коллега, доктор Роджерс. Изложите ему свою проблему. А мне, простите великодушно, нужно закончить вчерашние дела.
 - А может быть, вы все-таки примете меня, доктор?
 - У вас кто-то умирает? Или вы сами при смерти? Нет? – переспросил Сангин. – Прекрасно, желаю вам такого же и в дальнейшем. А вот я сейчас сдохну. Я здесь с семи вечера, сейчас девять утра. И все это время я сижу на компьютере и телефоне, как птица-говорун. Простите, что жалуюсь вам, но после такой ночи у меня мозг ни на что не способен.
Геллерт все это время упорно смотрел в монитор. И он был очень удивлен, когда рука женщины накрыла его руку:
 - Посмотрите на меня, доктор Уильямс.
Врач застыл, будто застигнутый параличом:
 - Мэри?
Она тут же отняла руку:
 - Хотя бы ради меня сними маску, Джон.
 - Сейчас! – Сангин кинулся к столу, ожесточенно грохоча ящиками. – Дождись меня в коридоре, минуты полторы, не более. Ага, нашел!
Он быстро сохранил набранную на компьютере таблицу и прилепил поверх монитора листок с запиской: «Бен! Прости, что не дождался тебя. У меня возникли неотложные дела, мне надо бежать. Потом все расскажу. Я сделал все необходимые отчеты, будь другом, отправь их Капраю. Геллерт».
 - Уложился! – с улыбкой сказала Мэри.
Врач замкнул кабинет на ключ:
 - Никого, как на счастье! Дай мне руку.
***
 - Это здесь ты живешь? – спросила она. – Очень скромно. С твоей зарплатой ты можешь позволить себе куда больше.
 - А! – отмахнулся Джон, стоя у зеркала. – Нет способа потратить деньги глупее, чем покупать всякие безделицы типа огромной квартиры, статуэток и собачек. Возиться запаришься. А главное, потом выкинуть жалко, когда подумаешь, сколько денег на это было потрачено. Отличное слово, коротко и ясно – потрачено.
Он повернулся в своем настоящем облике. Волосы на голове стали покороче, черты лица сделались чуть менее резкими, но это был все тот же Джон Уильямс. Он даже слегка перестарался, возвращая себе изначальную внешность – между зубами у него снова выскочила щель. Волшебник слегка озадаченно ощупал ее пальцами.
 - Но это ты, Мэри?  - спросил он.
 - Я. Даже не сомневайся, - Мэри обошла его по кругу, смерив взглядом с ног до головы. – Почти не изменился. Могу поинтересоваться, Джон, сколько женщин у тебя было после моей сестры?
 - Две. Думаю, две. Считаю только тех, с кем у меня действительно получилось.
 - Две женщины за пять лет? Ну ты даешь, Джон!
 - Зато каждая из них задержалась в моей жизни надолго, - возразил Уильямс.
 - Ну теперь у тебя никого, да и я свободна. Попробуем по новой?
- Может быть, - хмыкнул Джон. – Только вряд ли ты ехала сюда, чтобы спросить меня об этом.
 - Ты прав. Я просто не хотела грузить тебя с порога. Но дело действительно важное, иначе я не стала бы тебя разыскивать.
Можно пропустить рассказ Мэри о Королеве башен, Рангуваре и их детях. Мы уже слышали его, и ни к чему повторяться. На Джона эта история не произвела особого впечатления.
 - Выходит, - сказал он, - я Геллерт, а ты Елена. И ты в это веришь?
 - Звучит как полный бред, Джон, я согласна. Но подумай – если бы пять лет назад тебе кто-нибудь сказал бы, что ты станешь великим волшебником, научишься читать мысли, исцелять людей, летать и править стихиями – ты бы ему поверил? Сомневаюсь. Но как видишь, все случилось именно так. То же самое и с нашим происхождением. Мутанты придают этой легенде слишком большое значение, я далека от этого. Но одно преимущество, что перед мутантами, что перед тенями у нас точно есть – нас невозможно убить.
Уильямс зевнул, не слишком изящно прикрыв рот рукой:
 - Удивительная история, не спорю. Допустим даже, что это правда. Только вот чего я не понял – это какое отношение она имеет к сегодняшнему дню.
 - Есть такое отношение. Проблема в том, что, как ты понял, у Королевы был еще один ребенок – наш брат Владислав. Я называю его так потому, что не знаю его сегодняшнего имени. Но, судя по всему, вы с ним знакомы, и он всерьез на тебя рассчитывает. Это человек с вытянутым лицом, выступающим носом, рыжеватыми волосами, и одевается он как последний нищий.
Уильямс сотворил из воздуха фотографию и показал ее Мэри:
 - Он?
- Именно.
 - Варджак Капрай. Мутант невероятной силы. Вот только мы с ним давненько не в ладах. Чего же он хочет от меня?
 - Он собирается рассказать всей Сегреде, что ты убийца и осквернитель могил, чтобы от тебя все отвернулись. Он думает, что, лишившись поддержки, ты охотнее поможешь ему. Варджак думает в принципе правильно – между нашими мирами есть каналы. Имея необходимые знания, их можно найти. И Варджак собирается устроить настоящий прорыв теней на Землю. Эта волна накроет всю нашу планету, спрятаться не получится нигде. Мутанты нанесут ответный удар, и древняя война повторится в век атомных бомб. Через такую катастрофу природа еще никогда не проходила. Обе мировые войны, Хиросима и Чернобыль померкнут перед ней. И победителя не будет. В новых реалиях мутанты и тени попросту разорвут Землю на части.
 - Ужасная картина, - признал Уильямс. – Но так будет, если тени напролом пойдут. А они ведь могут пойти и по-тихому. Управление мутантов, как я посмотрел, в сложных ситуациях теряется. Так что тени успеют как следует потрепать своего врага раньше, чем тот сообразит, что пора бы уже действовать.
Оба они помолчали пару минут, а потом Джон спросил:
 - В любом случае – от меня ты чего хочешь?
 - Это глупая просьба, но постарайся его остановить. Нельзя, чтобы он привел сюда теней.
Волшебник приставил пальцы к виску и изобразил выстрел из пистолета:
 - Рассуждаешь как ребенок. Как я его остановлю? Убить его, если верить тебе, нельзя, а другого пути я не вижу. Не думаешь ли ты, что я стану гоняться за Варджаком по всему свету, и он при этом не придумает, как отвязаться от меня и открыть дорогу теням? Я тебя расстрою, но он не идиот. И, если честно, мне самому очень бы хотелось, чтобы нашествие теней произошло.
Увидев лицо Мэри, Джон немедленно предупредил:
 - Только не пугай меня небывалыми разрушениями и жертвами. Большая война будет, если мы с Варджаком начнем сражаться друг против друга. Сама представь – лет через двадцать на месте Сегреды или еще где-нибудь огромная воронка, а на ее дне мы деремся. И у каждого в голове мысль: «Ну когда-то же он должен сдохнуть!». Нет, - протянул он, - это плохая идея. Теперь такой вариант. Я ничего не делаю и сижу на месте. Раз Варджак, как ты говоришь, сдал меня полиции, за мной скоро придут. Тут не важно, посадят ли меня на стул, или мне придется бежать – в конечном счете я стою один, никому не нужен, с работы меня выгнали, и жрать мне нечего. И куда я пойду в таком случае? Только к моему урожденному братику Варджаку. А если исход один и тот же, зачем время терять?
 - Все правильно ты говоришь, Джон, - сказала Мэри. – Но…
 - А что «но»? Ты пойми, я не дебил какой-то с тремя классами, но для меня все эти башни в пустыне всего лишь пустой звук. Я вот тридцать лет уже живу без них и еще прожил бы столько же. И выбор я делаю, исходя не из того, как то королева задумала, а из того, как мне лучше будет. Зная Варджака, говорю вполне уверенно – ждать долго он не станет, не тот человек. Тут вопрос только в том, хватит ли у него мозгов найти этот канал, чтобы запустить теней. А ссориться с ним мне резону нет, причину я тебе уже назвал. Вот и все, Мэри, такая моя простая логика. Если начнется война, то нам всем – и мне, и тебе, и Варджаку – лучше стоять на одной стороне. Тогда все закончится максимально быстро. А в уничтожение этого мира я не верю. Не для того тени сюда лезут, чтобы все разрушить.
 - Поняла, - сказала Мэри. – Спасибо, что объяснил. Честно говоря, я скучала по таким разговорам с тобой. Все рассказал просто и понятно, никаких вопросов нет. Ну а сейчас что делать будешь?
 - Спать, - ответил Джон. – Я так понял, меня скоро арестовывать придут. Ну пусть приходят. А я пока посплю.
Он грохнулся на диван, вытянув руки вдоль туловища. Мэри, поколебавшись минуту, легла рядом. Уильямс глянул на нее с небольшим удивлением.
 - Я просто полежу, - сказала она. – Без всяких намеков. Я тоже устала.
 - Бога ради.
 - И зачем тебе идти на этот суд? Смысла в нем нет.
 - Ну почему же? Варджак будет знать, где меня найти. И то лучше, чем бежать без оглядки. Я уже набегался, знаешь, быстро надоедает. Давай закроем эту тему. Я что спросить хотел – мы с Варджаком, выходит, изначально рождены братьями?
 - Ага. И я ваша сестра. Жесть, правда?
 - Но биологически мы чужие люди, да?
 - Да.
 - Ну и отлично. Глядишь, мы с тобой действительно сойдемся. Будем жить вместе, и плевать на все остальное. Потом еще поговорим об этом. Кстати, где ты собираешься жить?
 - Вообще я думала вернуться в Орданис. Там как-то привычнее. Прости, я не хочу оставаться здесь. Не хочу, чтобы Варджак меня заметил.
 - Понятно. Я вот тоже подумываю – может, вернуться? Сегреда – хороший город, но это дом для Геллерта Сангина, а Джону Уильямсу здесь слегка не по себе. Только это будет уже после пришествия теней. Жить все равно хочется. Я, как стал Сангином, будто пять лет своей жизни скомкал и выбросил. А сам бы менять уже ничего не стал, так что спасибо Варджаку, что жизнь мне поправил. Ну а у тебя что? Родители живы еще?
 - Нет, они умерли.
 - Вот как? – Джон приподнялся. – Я немного знал твоего отца и уверен, что после него остались огромные долги, - он подозвал к себе банковскую карту, до того лежавшую в ящике стола. – Возьми. Код 12-69. Здесь 50 тысяч или около того. Хватит, по крайней мере, на первые выплаты. Я дал бы больше и наличными, но боюсь, что все это завалится куда-нибудь на обратном пути. Лучше оставь мне номер своего счета и скажи, сколько надо. Обо мне не волнуйся – я могу настрогать себе из воздуха миллиарды долларов.
 Что-то говорить в данной ситуации было бы лишним. Мэри просто поцеловала Джона, едва не столкнувшись с ним носами. Уильямс улыбнулся и лег на бок, сложив руки на груди, как эмбрион. Женщина неотрывно смотрела на него, чувствуя, как волосы шевелятся от его дыхания.
Впервые в жизни Мэри подумала, что она действительно находится на своем месте.
***
Ее разбудил звонок в дверь. Назойливо повторявшийся трепет колокольчика не мог не обратить на себя внимания. Рядом закопошился Джон; сперва он зачем-то попытался сползти с дивана и спрятаться, но потом поднялся с широкой улыбкой.
 - Я так понимаю, это меня арестовывать пришли?
Мэри кивнула:
 - Похоже, да.
 - И как будем выкручиваться? Нельзя, чтобы тебя увидели.
 - Не волнуйся. Я могу перенестись куда угодно.
Джон взял ее за руку. Звон продолжился, теперь еще и стучали в дверь.
 - Можно немного подождать, - предложила Мэри.
 - Не стоит. Сейчас они сами откроют. Во всяком случае, я бы так сделал. Если можешь уйти незаметно, ступай. Увидимся в Орданисе. Денег тебе я еще пришлю.
 - Джон! – окликнула Мэри. – У тебя настоящее лицо!
 - Естественно, - снова улыбнулся волшебник. – Я очень устал от Геллерта Сангина. Он мне надоел.
Полицейские, стоявшие у двери, ожидали увидеть именно Сангина. А открыл им светловолосый сухопарый мужчина, внимательно щурившийся на свет в лестничном окне.
 - Чем могу быть полезен, господа?
 - Простите, но здесь должен жить доктор Геллерт Сангин. Вы его знаете? Как ваше имя?
 - Поздравляю, - сказал Джон. – Он перед вами. Я Геллерт Сангин. Вернее, это то имя, под которым я жил в Сегреде пять лет. Мои документы фальшивые.
Уильямс на секунду принял облик Сангина, тут же вернув себе прежний вид. В ответ на дружный вздох, сотрясший площадку, он пояснил:
 - Не удивляйтесь. Я мутант. Вот это лицо – мое настоящее. Зовут меня Джон Уильямс, если вам интересно. Поскольку, как вы убедились, я и Сангин – это один и тот же человек, вы можете спокойно изложить мне ваше дело.
 - Можно мы будем называть вас, как мы привыкли – «доктор Сангин»?
 - Как хотите.
 - Вот, - ему протянули два листа бумаги с печатями. – Это ордер на арест и на обыск вашей квартиры. Вас обвиняют в убийстве нескольких ваших пациентов и похищении их тел. А теперь еще добавится и использование поддельных документов. Простите, что спрашиваю, но у вас, должно быть, и врачебной лицензии нет?
 - Нет у меня лицензии, - сказал Джон.
 - Как же вы тогда вылечили стольких людей? Говорили, что вы их прямо с того света вытаскивали.
 - А это не я вытаскивал. Это мой дар был, вот он и есть Геллерт Сангин. А я всего-навсего мойщик машин. Тоже, кстати, хорошая профессия. Только руки от хлорки сворачиваются, - Уильямс скривился. – Делайте свою работу, господа. Давайте обойдемся без наручников. Поверьте на слово, я не стану убегать.
У выхода из подъезда Джона остановил один из полицейских:
 - Постойте, доктор. Мы с парнями посовещались, пока ехали к вам. В общем, бегите, доктор. Мы скажем, что когда приехали, вас уже не было дома.
 - Ну что за детский сад, друг мой? – засмеялся Уильямс.
 - Я не верю, что вы убили этих людей. Вы же не делали этого?
 - Нет. Но я убил человека там, на Востоке, и осквернил его могилу.
 - Пусть так. Вы меня не помните, доктор? Два года назад мой сын упал под поезд. Его сочли безнадежным. Только вы согласились его лечить и спасли ему жизнь. Даже не спасли, а будто дали ему второй шанс. Сейчас он в университете в Калифорнии, и у него прекрасная девушка. Это все благодаря вам, доктор. Вы вот говорите, что это ваш дар лечил людей, а вы здесь ни при чем, но это же не так. Дар – это же просто батарейка, с ней можно и ломать, и строить, а что делать – так каждый выбирает сам, что ему по душе. Вы вон сколько народу на ноги поставили. Для любого из нас Геллерт Сангин – не просто имя, а целая легенда. Знаете, сколько молодежи в медучилища идет, чтобы быть на вас похожими? Только благодаря вам. Поэтому бегите, доктор, спасайте уже свою жизнь.
 - Нет, - сказал Джон, - не побегу. Спасибо вам за эти слова, мне бесконечно приятно это слышать. Но у меня тоже была девушка, как у вашего сына. Это ее я убил. Вот сейчас уже пять лет как я отрабатываю этот долг, и до конца жизни буду его отрабатывать. А в данный момент мне хочется пожить для себя, ничего не усложняя, и получить все, что мне причитается. Побегал и хватит. Так что везите меня, куда надо, и давайте больше не поднимать эту тему. Ответ не изменится.
В заключение надо сказать, что Мэри Тренеттон не уехала в Орданис, а сняла себе маленький номер в гостинице в Сегреде. Там в ближайшие несколько дней должно было произойти что-то действительно невероятное.
2. Варджак
Тем же утром в Сегреду прибыл новый поезд из Орданиса. За окном бушевал Канаш, пышущий нестерпимым жаром. Воздух в его черте пропах пылью, изжаренной на солнце. Хайрем Претли с непривычки покачивался и прикрывал рот рукавом, а вот его спутник, похоже, не чувствовал никаких неудобств.
 -- Видите, - сказал Арнольд, - вас встречают.
Он показал на двух полицейских, томившихся под навесом здания вокзала.
 - Эти люди отвезут вас в гостиницу. Вас посвятят во все обстоятельства дела. Если мои расчеты верны, Уильямс должен быть уже арестован. Я дико вам завидую, мистер Претли. Когда наступит мой звездный час, я и понятия не имею, а вы прославитесь уже через два дня. Это здорово.
 - А вы не поедете со мной? – спросил Хайрем, хотя ответ его совсем не интересовал. Чего ему действительно хотелось, так это закрыться в маленькой чистой комнате с видом на зеленый садик и непременно с кондиционером.
 - Нет, - усмехнулся Уэтби. – Во-первых, я должен еще отчитаться своему начальству. А потом, если я и приду на процесс, то только в качестве зрителя, потому что защищать такого подонка, как этот Уильямс, у меня нет ни времени, ни желания. Не стану вам ничего обещать, мистер Претли, но на всякий случай я с вами попрощаюсь. Спасибо, что согласились с нами сотрудничать.
Странно это все было – ехать на Восток к черту на рога, проявлять удивительную осведомленность обо всем, что касается Уильямса, и в последний момент отказываться от дальнейшей работы. Может быть, Уэтби просто выполнил свою часть задания, и все, что должно произойти дальше, не его ума дело. Либо же этот Арнольд сознательно темнил, и тогда неясно было, чего реально он хочет. Но Хайрем мало думал об этом. Он неуверенно шагнул вперед; тут же солнце Канаша огрело его по макушке. Претли зашатался; услужливые руки местной полиции подхватили его и повели к машине.
Уэтби же, когда они отъехали, перелез через станционную ограду и стряхнул с себя ложный образ, как пыль с торшера. Оставаться в этом обличье в Сегреде было небезопасно. Он вдруг почувствовал, что ему срочно надо зайти в шашлычную возле вокзала. Покупать там еду Капрай брезговал, в туалет ему тоже не хотелось, и он сам не мог понять, зачем ноги несут его туда. И тем не менее, Варджак доверился своему внутреннему голосу.
Шашлычной, кроме самого помещения, принадлежала еще дощатая терраса, заботливо защищенная от солнца бело-голубыми зонтами. На этой террасе за одним из столиков сидел ссутулившийся мужчина с серебряными волосами и меланхолично закидывал в рот жареную картошку.
Варджак всмотрелся в его лицо и уверенно произнес:
 - Гарри Хэмилл.
Бывший мутант поднял глаза. На секунду он будто завис, обдумывая увиденное, а потом медленно улыбнулся.
 - Я был Гарри Хэмиллом, - сказал он, - а теперь я никто. Картошечку будешь?
 - Нет, благодарю. Ты передал своим друзьям мои слова?
 - Передал, - подтвердил Хэмилл. – Слово в слово, как ты говорил. Даже про воздушные поцелуи не забыл. И по-моему, это взбесило их больше всего. Черти что началось – все орут, как будто им яйца отрезали, бегают туда-сюда, куда-то звонят, с кем-то советуются. Я сижу на стуле, головой верчу, ничего не понимаю. Ну минут через двадцать они слегка успокоились. И как всегда бывало, горевестников стали наказывать. Тут меня и повели на блокировку.
Варджак передернулся. Отец рассказывал ему, что значит «заблокировать», и даже показывал одного своего пациента, раньше бывшего мутантом. За неделю этот парень дважды пытался покончить с собой и в конце конов добился своего. Правда, Варджак не помнил, каким способом.
 - И ты не пытался сбежать?
Гарри хмыкнул:
 - А зачем? Я не бессмертный, в отличие от тебя. Сбежал бы – сейчас в лучшем случае прятался бы в каком-нибудь подвале, в худшем – бросили бы меня, упакованного в мешок, в помойку. Как заведено – раз облажался, за все свои косяки ответишь. А сейчас не меня всем плевать по большому счету. Кто-то мне, конечно, сочувствует, но официально я нарушитель всех мыслимых и немыслимых норм. Вот так и живу.
 - И чем занимаешься?
 - А что я умею делать? – засмеялся Хэмилл. – Мои знания вне Конторы – пустая порода. Я с детства знал, что я мутант, и работал только ради мутантов. Но рекомендательного письма, как ты понимаешь, они мне не сделали. Так что я вот здесь, на станции, убираю веточки, пакетики, прочее говно и заодно дрессирую местных собачек. Они уже по первому свистку садятся и подают лапу. Ты точно не хочешь картошечки? А то ведь я сейчас доем.
 - Мутант исключительных способностей, - медленно проговорил Капрай, - тратит время на уборку птичьего помета и дрессировку шавок? Лучше бы они тебя убили.
 - А я же просил тебя это сделать. И потом, ты забыл уточнить – бывший мутант исключительных способностей.
 - Хорошо, - сказал Варджак. – Только мне вот немного обидно, что тебя в грязь втоптали. Ты послужил мне и послужишь еще.
 - Тебе нужен уборщик? Или у тебя дома есть непослушная собака?
 - С собакой я и сам справлюсь.
Капрай потер ладони одна о другую. Между ними возник багровый сполох с чернотой внутри него, чем-то напоминавший маленькое солнце. Варджак взял со стола оставленный Хэмиллом стакан с недопитым чаем, выплеснул его остатки на землю и накрыл стаканом этот сгусток.
 - Это семя Рангувара, - пояснил он, - частица тьмы. Она теперь либо выветрится, растворившись в воздухе, либо превратит в тень любое живое существо, с которым соприкоснется. Я снова на полном серьезе предлагаю тебе стать тенью. Если согласен, просто накрой эту частицу своей ладонью, а остальное мать-природа сделает сама. Не думаю, что другие тени будут сильно возмущаться по этому поводу. Во-первых, похоже, они не так зациклены на всей этой мифологии, как твои прежние товарищи. А даже если это так важно для них, так этот подарок тебе сделал сын Рангувара, что автоматически делает тебя очень уважаемым человеком. А дай-ка ломтик попробовать.
Сунув в рот кусок картошки, Варджак помял его так и этак, а потом аккуратно сплюнул в подставленную салфетку.
 - Нет, - вздохнул он, - не понимаю я жареную картошку. Ну и черт с ней. Ты, как закончишь, держи глаза открытыми и ушки на макушке. Понадобишься – позову. А понадобишься ты мне очень скоро. У нас на послезавтра настоящая премьера запланирована.
 - А что там будет? – переспросил Хэмилл.
 - Там Джона судить будут. Не знал разве? Вот такие дела. Ну бывай, - Варджак коснулся лба двумя пальцами и вернулся к ранее намеченному маршруту.
Гари завороженно смотрел на стакан, внутри которого метался и тянул лапы наверх сгусток новорожденной тьмы.
 - Слушаюсь, мой король, - тихо сказал он.

***
Сейчас же давайте перенесемся из Канаша в центральную часть Сегреды, оставив Гарри Хэмилла один на один с даром и проклятием в одном флаконе. Интересующее нас место было круглой в плане площадью, в просторечии именуемой «ватрушкой». Из нее поднимались наверх два огромных – больше двадцати этажей в каждом – дома, похожие друг на друга как братья-близнецы. Со стороны казалось, что их фасады полностью сделаны из стекла – в немалой степени оно так и было. Но это не так важно. Итак, в одном из этих зданий находилась нефтяная компания, продолжательница дела самого Рокфеллера. А напротив, в соседней башне, разместилось местное отделение Конторы, которое помимо Сегреды надзирало и за несколькими соседними штатами.
Какая-то польза от Конторы, несомненно, была. Она действительно здорово регулировала жизнь довольно многочисленной расы мутантов. Благодаря ее созданию тысячи мутантов получили рабочие места; благодаря ей мутанты держали себя в руках и не использовали свою силу для причинения вреда людям или своим сородичам. Механизм ответственности за подобные действия был отлажен великолепно, и ни у кого не возникало сомнений в неизбежности наказания. Для мутантов, чьи способности проявились еще в детстве, даже были организованы интернаты, куда их могли отправить, если у самих мутантов возникали проблемы с самоконтролем. Управление придерживалось дружеской позиции по отношению к людям и сообщало аналогичную установку всем своим подчиненным. Но вот существование так называемого третьего Департамента, занимавшегося исключительно детьми Королевы башен, было, по сути, бессмыслицей. Общепринятые методы регулирования на эту троицу не действовали, а придумать какую-то эффективную альтернативу не получалось. Так что работа Департамента сводилась к усиленной разведке и бесконечному обсуждению никуда не уходящих проблем.
В этих условиях два чрезвычайных происшествия – сперва демарш Гарри Хэмилла, а потом донесенный им же ультиматум Варджака Капрая – заставили содрогнуться всю Контору. Во весь рост перед мутантами встала необыкновенная по своему размаху угроза, а как ей сопротивляться, не мог сказать абсолютно никто. Капрай всю свою жизнь просуществовал вне юрисдикции Конторы; заблокировать его не представлялось возможным. К тому же у него вполне могла быть защита от такого исхода. О его убийстве тоже можно было только мечтать – вон Хэмилл попробовал, и ничего в итоге у него не получилось. Сам Гарри очень дорого заплатил за свой промах, но еще больший просчет допустила Контора. Она по своей доброй воле потеряла действительно очень сильного мутанта, а Варджак-Владислав благодаря этому получил умелого и умного товарища.
Ответить Капраю было нечего. Он исчез из поля зрения Конторы и с ее точки зрения превратился в тень. Совладать с ним и раньше было чрезвычайно сложной задачей, а теперь она стала почти невыполнимой. Не помогла и «Вендетта», принесенная одним из мутантов. В Управлении поняли, что это мощнейшее оружие, и отнеслись к нему со всей возможной серьезностью. Весь третий Департамент отрешился от ставшего теперь совершенно бессмысленным наблюдения и перешел к активной подготовке к войне с тенями, до которой, как считалось, остались считанные недели. «Вендетту» переправили в четвертый Департамент, занимавшийся вопросами создания разной аппаратуры и оснащения им всего Управления. Оттуда после детального изучения винтовки передали, что никаких определенных сроков по изготовлению ее копии они назвать не могут. На практике это означало, что, скорее всего, «Вендетта» останется единственным экземпляром подобного оружия.
3 августа 2005 года в Управлении начинался обыкновенный рабочий день. Мутанты заползали внутрь здания, расходясь по нему до самой крыши. На лестничной площадке оживленно переговаривались два работника Конторы, обсуждая прошедший вечер.
 - Вот, - рассказывал один из них, - я повел ее на дискотеку. Там гремит музыка, свет отовсюду, какие-то красные шары под потолком летают. И так все хорошо начиналось, как вдруг она…
Но что сказала вчерашняя знакомая этому мутанту, так и осталось неясным. За дверью слева завязалось бурное движение; оба товарища немедленно замолчали и вошли внутрь. В гигантской комнате, забитой рабочими столами и компьютерами, стояло очень много их сородичей, и все напряженно вслушивались в скрежет громкоговорителя, подвешенного под потолком. Тот кряхтел, долго собирался с силами, будто решая, стоит ли ему открывать рот в этот день, и наконец, решившись, грянул во всю мощь, на какую был способен, единый гимн расы мутантов, принятый в любой точке земного шара.
Это была оглушительная визжащая мелодия, щедро перебиваемая боем барабанов. Звуки в ней, как волны, сбивались в целые цепи и росли все выше и выше. И после первого же такого навала все мутанты как будто по команде вскинули головы и запели этот гимн.
Из окон грянуло дружное «Мы рать великой Королевы, защитники ее детей». Мутанты орали так, будто хотели сорвать себе голосовые связки, некоторые для большего эффекта били себя в грудь. Музыка на середине смолкла, а они пели и без сопровождения. Незамысловатые по сути слова гимна приводили их почти в экстаз. Когда замолчали последние слова, кто-то даже зашатался, чувствуя странную опустошенность внутри себя и вытирая слезы. Каждое исполнение гимна провоцировало мутантов на мощный эмоциональный выброс.
Надо было еще произнести завершающие слова. Вроде бы простая обязанность в этот раз не снискала охотников ее исполнить. Вдруг раздался голос женщины-мутанта, невысокой неяркой дамы лет тридцати пяти.
 - Великий Первоисточник, - сказала она, слегка заикаясь от волнения, - молю тебя, оставь нам нашу силу и помоги нам победить в этой страшной войне.
Слышать эти слова от женщины было немного непривычно, и все же мутанты не стали придираться к ней и завершили все это мероприятие обычным возгласом:
 - Да здравствует Королева!
Закончив церемониал, работники Конторы вернулись к повседневным рутинным делам. Но просто сидеть и смотреть вниз было немного скучно, и вскоре работа Управления стала перемежаться непринужденной беседой.
 - Ну, и что дальше было? – нетерпеливо спросил мутант один из тех, кто раньше стоял не лестнице.
 - Давай не здесь, - ответил его товарищ.
 - Да ладно, похвастайся, - прогудел голос откуда-то сбоку.
 - Опять пудрил мозги какой-нибудь дурочке? – хмыкнула женщина.
 - Вот из-за того, что ты такая умная, - парировал мутант, - у тебя ни фига и не ладится. Наверняка до сих пор спишь с плюшевым мишкой.
 - К твоему сведению, я уже восемь лет как замужем.
 - Да? Я все никак не могу поверить, что кому-то перепало этакое счастье.
 - Ну конечно, - съязвила женщина, - ежедневно снимать шалашовок куда круче. Лови рыбку, пока она еще попадается. Смотри только, чтобы у тебя крючок не отвалился.
Мутанты захохотали; кто-то одобрительно похлопал в ладоши. Их высмеянный товарищ беззвучно зашевелил губами, припоминая все известные ему ругательства.
 - Ладно, - сказала она. – Пойду возьму себе кофе. Хоть встряхнусь, а то я сегодня вообще никакая.
 - И мне возьми! – крикнул кто-то.
 - Опять допоздна в свою приставку рубился?
 - Ну во-первых, - с достоинством ответил мутант, - она не моя. А во-вторых, что абсолютно логично, когда мне выпадает возможность сыграть, я хочу наиграться вдоволь. Как-то так.
Надо сказать, что рядовые работники Конторы совсем не переживали по поводу грядущего нашествия теней. Ну и что с того, что завтра, может быть, придется помирать? Но сегодня-то мы живы! Чего себя накручивать понапрасну? Тени хорошо прячутся, на радарах их в любом случае не видно, и Владислав стал тенью – значит, непонятно, где и когда он ударит. Но это будет настоящий потоп, выживут в нем единицы, даже если мутанты будут сражаться с беспрецедентным мужеством. А раз так, остаток жизни надо прожить так, чтобы умирать было не жалко. В частности, можно вдоволь поиграть в приставку, попить кофе и посмеяться друг над другом.
И когда мутанты беззлобно переругивались, в разгар этой полушутливой перепалки под потолком вдруг полыхнуло имя «Геллерт!». Благодушие мутантов тут же улетучилось без следа, потому как они знали, что поминание детей Королевы обычно не влечет за собой ничего хорошего. Некоторые из них уже представили, что Уильямс объявился где-то на первом этаже и сейчас начал разбирать здание на атомы. Но затем прибавилось сообщение, что Джона арестовали и проводили в полицию, а на пятницу назначено заседание суда.
Никого в Конторе не волновало, как же так получилось, да и неважно это было, важно было, что теперь делать. Для обсуждения этой проблемы собралось экстренное совещание иерархов Управления. Пока же, исключительно в расчете на «авось», в прокуратуру Сегреды направился специально проинструктированный мутант. Случай Джона Уильямса был в глазах судей, полиции и простых обывателей чем-то невероятно ужасающим, сравнимым разве что действительно с Ганнибалом Лектером. Уже назвали имя судьи, которому предстояло вести заседание по этому делу – им стал окружной судья Александр Трент. Это был мужчина необычайно эффектной внешности. Телосложением он напоминал здорового лесного кабана, втиснутого в судейское кресло. На широченных, как у Доусона, плечах, сидела великолепная львиная голова, обрамленная хорошо уложенными седыми волосами. Зеленоватые глаза навыкате равнодушно смотрели перед собой; гигантский подбородок далеко высовывался за воротник и прикрывал собой мощную шею.
При взгляде на Трента мутант слегка оробел, но быстро собрался с духом и сообщил, что у него имеется приказ передать подследственного Джона Уильямса в распоряжение Конторы на том основании, что Уильямс тоже мутант и его надо судить соответственно.
Трент ознакомился с бумагой, покачал головой и ответил:
- Подследственный Уильямс останется там, где он сейчас находится – в изоляторе. Нику перевозить его я не позволю.
 - Вы, кажется, не поняли меня, - сказал мутант и показал Тренту удостоверение из Конторы, а потом попросил еще раз прочитать бумагу.
Судья встал во весь свой исполинский рост и оперся руками на стол, едва не прекративший существование от такой тяжести.
 - А теперь слушай меня, - сказал он. – Мне наплевать на твое Управление, на твой Департамент и конкретно на тебя. Вы, мутанты – всего лишь досадная ошибка эволюции, непонятно как произошедшая и непонятно почему все еще существующая. В день, когда ваша паршивая раса вымрет, я куплю целый ящик шампанского и буду угощать всех желающих. Слушай дальше. Мне совершенно наплевать, что вы там делаете друг с другом. Можете перемолоть друг друга в мясорубке, я только буду за обеими руками. Но эта тварь убила четырех человек, мало того, она еще поиздевалась над их телами. Если вы думаете, что это сойдет вам с рук, вы ошибаетесь. Раз вы сами не в состоянии уследить за своим выводком, мы его приструним. Даю слово, я отправлю Уильямса на электрический стул, даже если мне самому придется его привязывать к этому стулу. Если кто-то из вас попытается помешать нормальной работе суда или организовать побег Уильямса, я отправлю прошение в Верховный Суд или в Белый дом, на стол президенту. И пусть весь мир узнает, что для мутантов законы цивилизованного общества не писаны. Тогда с вами заговорят по-другому. Если вы ничего не понимаете, пока вас не ударят, то вас загонят под землю, в канализацию, и вы будете сидеть там, пока не ослепнете и не сожрете друг друга. Вот так. Все понял? А теперь пошел вон.
Мутант расшаркался и ушел. Ответ Трента ничуть не удивил Контору. Иной реакции там и не ждали. Параллельно с тем, когда для отвода глаз велись разговоры с окружным судьей, внутри Управления проходило поминавшееся уже экстренное совещание. Собираться с разных концов страны времени не было, но благодаря всевозможной аппаратуре мутанты свели воедино своих товарищей из высших кругов и начали обмен мнениями.
Разумеется, они знали, что половина обвинений, предъявленных Уильямсу, была чистой воды клеветой, и могли предоставить убедительные тому доказательства. Вопрос был в том, кому именно выгодно оклеветать Джона. Мутанты достаточно быстро пришли к выводу, что единственным существом, которому этот суд был действительно необходим, являлся как сквозь землю провалившийся Варджак Капрай. То, что он знал легенду о Королеве башен и, следовательно, знал свою историю, исключало мысль о том, что он намерен убить Джона/ Геллерта. Получалось, что таким хитрым маневром он собирался заманить брата на свою сторону. А это сулило катастрофу и гибель всей расе мутантов.
Наиболее горячие головы предложили атаковать здание суда и вывезти Геллерта оттуда. Это предложение было отвергнуто по двум причинам. Во-первых, после памятной ноябрьской ночи в поезде никто из мутантов не рвался применять силу в присутствии Джона. А во-вторых, что было еще важнее, при таком раскладе Владислав мог нанести немедленный контрудар и отшвырнуть мутантов. В этом случае в глазах Джона он представал верным другом и союзником, а для Конторы это значило бы полное уничтожение. Поэтому решили сделать по-другому. Воспользовавшись тем, что адвокат на судебный процесс пока не был назначен, Управление решило направить туда своего представителя. От него требовалось любым путем убедить Уильямса, что Капрай и есть настоящий его враг, а значит, против него нужно биться, не жалея сил. Разглашение тайны Перворожденных в данном случае не только допускалось, но и приветствовалось. Перед лицом чрезвычайной ситуации все принятые ранее законы как-то теряли свою актуальность.
Представителем своим Контора неожиданно назвала женщину, Маргарет Коллинс, с которой мы уже встречались, когда она пела гимн вместе с другими мутантами. На вопросы, уместно ли доверять такое дело женщине, верхи безапелляционно заявили, что в современном нормальном обществе никакой дискриминации быть не может, и назвали женщин, которые сильно помогли или обещали помочь нашему миру – королеву Елизавету, королеву Викторию, русскую царицу Екатерину, Маргарет Тетчер и еще эту немку, Меркель, кажется.
Трент с довольно кислым выражением лица взглянул на женщину, которую ему представили. У нее были русые волосы, вытянутое худое лицо, зеленые глаза и острый нос. Допускать на процесс мутанта Тренту не хотелось, но присутствие адвоката никак не могло помешать нормальной работе суда, а других желающих защищать Уильямса, учитывая, какие ему предъявлялись обвинения, ждать не приходилось.
Поэтому он сдался:
 - Ладно. Черт с вами. Регистрируйтесь.