Эта зима была на удивление теплой, - слишком теплой для Сибири. «И зачем все так рвутся в Европу?» – Леня задал сам себе вопрос. – «Климат у нас становится ничем не хуже. А люди... Люди везде одинаковы. Думают, что там лучше, а потом внезапно оказывается, что не так уж и хорошо знают местный язык, но зато неплохо умеют мыть полы и посуду. С людьми то все уже давно понятно, а вот с природой творится явно что-то не то». – Абстрагировавшись от реального мира, Леня не заметил, как все продукты были уже сложены в пакет, а продавец-кассир женского пола добивался от него оплаты товара.
– Молодой человек, мы все вас ждем, вы оплачивать собираетесь? – сказала женщина с легкой ноткой недовольства в сухом голосе.
Леня, словно его отвлекают от принятия важной информации из космоса, с большой неохотой посмотрел в сонные, уставшие глаза женщине, затем быстро смекнув, что не туда нужно смотреть, – резко перевел взгляд на монитор компьютера. Увидев на нем сумму и еще раз мельком оглядев купленные продукты, Леня расплатился, взял пакет, нелепо спотыкнулся, что-то бормоча себе под нос, скорее всего, опять упомянув крота, который и так уже изрядно пожеван. И выскочил на улицу, жадно глотнув, давно уже не свежий в этом городе, воздух.
Было уже почти 12 часов ночи. Леонид, зайдя во двор, тут же открыл бутылку рома, поставив ее на скамейку, располагавшуюся точно напротив своего подъезда. Куда, закурив, примостился и сам. «Самый дешевый ром лучше любого дорогого виски» - считал он. Напиток пиратов, то ли придававший им злости и храбрости в бою, то ли дававший сопернику фору. Леня вырос на приключенческих романах, в которых очень часто фигурировали пираты и моряки английского флота, несомненно, – самого могучего парусного флота в истории. Особенно ему нравился Фредерик Марриет – отважный капитан, знавший о море не понаслышке, и отобразивший весь свой опыт на бумаге. Таким образом, чудесный грог – Леня полюбил еще заочно. А теперь, став «взрослым», пил исключительно его, естественно, сравнив с другими продегустированными им горячительными напитками. Хотя это исключение всего, кроме рома, касалось только крепкого спиртного. Также Леня мог пить и вино, и пиво... Но все же, эта картина являлась несколько необычной. Леня пил во дворе, и при том один – впервые.
Первый глоток, второй, третий… Леня высоко поднимает над головой половинку лимона, и с точностью заправского садовника, спасающего свой любимый кактус, который, каким-то образом, завял, – выдавливает сок в широко раскрытый рот.
Вторая сигарета, третья...Пятый глоток, шестой, седьмой…Восемь. Именно столько окон, с горевшим в них светом, – насчитал он в, стоящей напротив его хрущевки, девятиэтажке. Леня сделал еще глоток, затянулся покрепче, и стал поочередно, внимательно, всматриваться в эти окна, – будто, чудом доживший до преклонного возраста, киллер, выполняющий свой последний заказ, но забывший в какой квартире находится его жертва. «Какой-то пузатый мужик смотрит футбол, и ругает… Точно, сейчас же футбол…. А здесь молодая мамочка укладывает ребенка спать, рассказывая ему сказку про голого короля и нежно целуя в лоб. А в этой квартире на 5 этаже – занимаются любовью. А чуть ниже, на четвертом – всего-навсего, обычным сексом.» - Леня дошел уже до пятого окна, сделал глоток, и продолжил поток своих мыслей. – «Быть может, здесь, какой-нибудь тинейджер-геймер играет в свою любимую игру, и не уснет раньше двух – наверстает на первых уроках. А вот в этой квартире, девушка-совушка лет 18 читает Брэдбери или Киза. А вот еще – на кухне горит свет, здесь явно полная дама уничтожает все на своем пути, далеко после 6, и естественно, это останется ее самой большой тайной – она же ничего не ест, а просто болеет, и поэтому толстая. А на этой кухне просто выпивают, пьют…синячут…так же, как и я». – Окна закончились.
– А кто-то умирает... Умирает, даже не заслужив прощения. – Произнес он, почесав полный слизи нос, и достал телефон. Он набрал номер Кати. В ответ лишь длинные гудки. Затем опять набрал, - снова гудки. И так еще раза 3, пока не вспомнил про Горацио, который не прочь перекусить. «Семгу съем сам», – решил Леня, и поплелся к подъезду.
Первый этаж, второй, третий…
«Seems every station on the TV
Is selling something no one can be.
If every page was torn from the magazine
Would cash still drive the media machine»?
Звонок. Леня замешкался и, в попытке достать разрывающийся телефон, - выпустил бутылку с остатками рома из руки…
– В рот мне енота... - тихо протянул Леня. Долетела она не ниже этажа, на котором он находился, как раз возле квартиры Надежды Васильевны. Было относительно громко – стало относительно мокро. Леонида посетил ступор, – уставившись на разбитое стекло, думал, что с этим теперь делать. А музыка в телефоне продолжала орать: «The products, damage and pursuit are endless Identity can leave you selfless…»
БАМ!!!
– В рот вам Енота!!! – воскликнул Леня, снова поверженный Надеждой Васильевной. На сей раз, бабуля, видимо, собрала все свои силы для открытия двери, – Леонид уже ничего не видел… Лишь темноту, и даже на долю секунды заскучал о прошлом фейерверке перед глазами.
– Леня, ну и что ты тут устроил?! Ты пьяный?! От тебя пахнет табаком, ты что куришь в подъезде?! Заглуши свою ужасную шарманку! Видела бы тебя твоя бабушка! А это что?! Ты разбил бутылку?! Про какого енота ты говоришь? – тараторила бабуля, пока Леня наконец не обрел зрение.
– Да идите вы к черту! Надежда Васильевна. И енота во рту оставьте, он у вас наружу лезет, – говорит Леонид, и спокойно, немного шатаясь, поднимается по лестнице, не обращая никакого внимания ни на телефон, ни на словесный поток информации снизу.
Леня захлопнул за собой дверь, закрыв ее на щеколду и на замок. Сбрасывает, ставшие совсем тяжелыми, ботинки; куртку кидает на кровать, пакет с провиантом относит на кухню. И умиротворенно произносит:
– Мой дом – моя крепость. – Затем залетает в комнату и включает музыкальный центр на среднюю громкость, – тем самым, заглушив все нервные причитания источника беспокойства за дверью. – Нравится ли вам Валькирия, Надежда Васильевна? Получайте Вагнера – лучшую музыку для бабушки-еврейки! – И действительно, звучал любимый композитор Адольфа Гитлера. «Какие все-таки классные парни жили здесь», - подумал Леня и, плавно вальсируя с воображаемой дамой, добрался до кровати.
– Хайль, Вагнер! – небрежно кинув зигу, произносит он, и мертвым солдатом падает на спину.
– Мяяууу!!! – завопила лохматая сущность под курткой, на которую завалился Леня.
Он резко вскочил, сбросил куртку, и со взглядом, удивленного пришедшему слону на прием, ветеринара – оценил кота. У Горацио были такие глаза, будто его одновременно заставляют купаться, целоваться с собакой, доедать испорченную колбасу и…. Будто на него сел хозяин… Леня взял кота – положил его на пол, со стыдом наблюдая, как тот поведет себя. Горацио с сохранившимся испуганным выражением глаз, поджав хвост, лизнул под кровать. Все.
«Главное живой…Хотя, кто знает, какой инвалид хуже – с физическими недостатками или с психическими». – Ай… - махнув рукой, произнес вслух Леонид, решив, что время и семга все вылечат.
Тут он вспомнил про телефон. Леня набирает Катю, от которой был пропущенный вызов. В этот раз всего 3 длинных гудка.
– Да, Леонид Викторович. Что вы хотели? – спокойно произносит Катя.
– Кать, присмотри за Горацио… Я уеду завтра, меня не будет дня 3.
– Серьезно?! – Ее интонация резко меняется. – То есть ты сначала говоришь, какая я плохая, и что я не могу ничего приготовить, что деньги трачу на всякую фигню, что я эгоистка…. А потом молча берешь кота за пазуху и уходишь – не понятно куда, не отвечая на звонки. Это ты эгоист, ты даже не думаешь, что я могу переживать… Мог бы сообщение скинуть, где вы находитесь. А сейчас звонишь в час ночи, прося взять этого жирного тупого кота. Еду для него – ты не считаешь лишними расходами. А сам куда пропадешь? Твоя любовница не пускает тебя с котом? – немного нервно закончила Катя.
– Нет… Я уеду к отцу... Мне не кому больше оставить этого тупого жирного кота. У меня нет друзей, нет… Нет у меня никого в этом городе кроме тебя и него. Прости, что ушел, не сказав ни слова...Кажется, я пьян.
– Ты в своей квартире? Хочешь, я приеду? – c прежним спокойствием спросила она.
– Да. Больше всего на свете, – ответил Леня, посмотрев на выползающего из-под кровати кота.
– Жди… И еще – никуда не ходи. Сиди дома. – Катя положила трубку.
– Тебе передали привет, Горацио. Пошли на кухню.
Прошло 40 минут. За это время они успели поесть, покурить, посмотреть телевизор – точнее пощелкать по каналам, останавливаясь на особенно интересной – рекламе шампуня и бритвенных лезвий. А сейчас Леня держал на вытянутых перед собой руках Горацио, и медленно кружился с ним под Вагнера.
Звонок домофона оборвал их безудержное веселье. Приехала Катя.