Антон увидел, что калитка перед домом, которой пользовалась Марша, закрыта снаружи. «Ну вот, хотел сразу зайти, извиниться, поговорить, а она убежала куда-то».
Он двинулся вдоль забора дальше, открыл другую, недавно врезанную дверцу, и попал во флигель обычным путем. Войдя в зал, Антон сразу обратил внимание, что на его рабочем столе белеет записка. И теперь, ничего не понимая, он уже в третий раз читал текст: «Уехала в Питер, не забудьте кормить кота. М.».
Антон сел на вертящийся стул и, обхватив руками виски, потихоньку раскачивался, как бы отрицая свои же догадки. «Неужели она так обиделась? Ужас! Но ведь произошло просто непредвиденное недоразумение!».
Он вдруг реально осознал, что это все. Она не вернется! Перед глазами пошли темные пятна, и горло сжало, будто его там изнутри разрезали лезвием и полили лимоном. Антон никак не мог вздохнуть. Сполз со стула на пол, лег на спину, постарался нормализовать дыхание, но ничего не получалось.
Он завыл в голос от страха и боли. На удивление, это помогло. Антон постепенно пришел в себя. По крайней мере, начал нормально дышать, хотя спазм не проходил и стиснул виски тяжелым жестким жгутом. Ему было очень плохо физически, но в голове еще больнее звучало: «Она не вернется! Она не вернется!».
Антон размазывал по лицу соленые горячие слезы и ощущал себя настолько одиноким, как мог чувствовать себя, если бы остался последним живым существом на Земле. Он не ожидал такой реакции. Пролежав без движения и мыслей несколько часов на полу, не чувствуя времени, он, наконец, встал, увидев в свету темный силуэт Женьки Бархина.
Женька смотрел на него с немым вопросом в глазах, потом заметил и прочитал записку Марши.
– Что тут произошло, кто-нибудь мне может объяснить?
– Она не вернется!
– Чего так?
– Обиделась!
– Да, ладно! Ерунда, рассказывай по порядку.
Женька налил коньяк в стаканы. Антону немного больше. Тот выпил залпом, словно это был долгожданный глоток воды в знойный день. Они сидели, не включая свет, даже когда стемнело. Антон говорил, не останавливаясь, повторяясь, выкладывая все свои терзания, пережитые предыдущей ночью.
Бархин был поражен откровениями Антона, что он мог ему сказать? Переваривал услышанное, жалел человека.
– Ладно, пойдем искать кота, это реально то, что мы можем сделать.
Женька вышел в сад, а Антон отправился на половину Марши через проход, соединяющий дом и мастерскую. Ему опять стало невыносимо тяжело. Здесь они собирались все вместе, как было здорово! Счастье, которое никто не ценил. На кухне Антон включил свет, посмотрел, какие продукты лежат в холодильнике и чем кормить кота. Неожиданно зазвонил телефон. Антон не знал, как поступить, а если это Саша? Он не мог сейчас с ней говорить. Но не ответить было невозможно.
– Алё! Алё! Антон, это Марша! У меня беда…
– Марша, где ты, что случилось?! – Антон не говорил, а хрипел в трубку. Он услышал плач на том конце провода и у него опять до боли сдавило грудь.
– Родителей сбил грузовик, отец в реанимации, а мама, – Марша глотала слезы, что-то пытаясь сказать, – маму не смогли спасти… Ты можешь приехать?
– Марша, Марша, прости меня за все! Я приеду! Не сомневайся!
– Там в пять часов есть поезд. Антон, ты извинись перед Сашей, что тебя срываю, но я одна не справлюсь, даже Виктории Эдуардовны нет, она в Сестрорецке, – Марша опять заплакала, – похороны, отец ничего не знает, без сознания в больнице.
– Марша, дорогая, крепись!
Вошедший Бархин услышал последнюю фразу.
– Что там?
– С родителями беда, мама погибла, отец в реанимации, она попросила меня приехать.
– Может, лучше я?
– Она меня попросила, Жень!
– Поезжай, как мне-то быть с твоими проблемами? Саша, больная дочь, работа…
– Поезд в пять утра. Женька, я отсюда сразу на вокзал. Сейчас не могу домой, понимаешь, не могу, я проколюсь.
– Антон, у тебя волосы седые, слушай, не было раньше, вон целая прядь! Ничего себе! Деньги я привезу, что еще надо? Паспорт с собой?
– Да, паспорт всегда с собой, за деньги спасибо. Здесь, в сейфе, тоже сколько-то есть, давай посмотрим, может, этого хватит.
Антон сосредоточился, пришел в себя, стал собираться.
– Наверное, надо ей вещи привезти, осеннюю куртку, сапожки, вряд ли она вернется быстро, там еще за отцом ухаживать неизвестно как долго, – Бархин показал на висящую на вешалке при входе одежду, потом зашел в кладовую и крикнул оттуда, – так, вот и сумка дорожная. Все получится! Продукты, чтобы с собой в поезд взять, найдем в холодильнике. Теперь давай, вводи в курс дела с проектом.
Бархин внимательно выслушал Антона по поводу эскиза монумента, согласовал свои предложения. Обещал все довести до ума, времени на завершение работы, правда, совсем не оставалось.
– Жень, ты попробуй связаться с Виталиком, сможет ли он помочь? И еще: вот телефон Александра Владимировича, мэра, постарайся оттянуть срок показа хотя бы на один день, чтобы побольше успеть сделать. Да, но самое главное – это Саша и Лейла. Лейла с ветрянкой, но мне кажется, все тяжелое уже позади. Саша может не понять, но тут, друг, на тебя вся надежда, постарайся ее успокоить и разубедить! Ты это умеешь. Ты и только ты!
Питер встречал Антона ветром и дождем. «Из лета в осень», – подумал он, спускаясь с подножки вагона. Сначала необходимо найти гостиницу. С этим проблем не возникло. Он только успел умыться и как-то привести себя в порядок. Похороны назначены на одиннадцать часов.
Маршин дом Антон нашел быстро. У подъезда толпились люди. Разноцветные зонты придавали трагическому событию иллюзию праздника. Антон поднялся в квартиру, чтобы поздороваться и отдать Марше теплую одежду. Она удивилась, увидев его, словно и не ждала. Потом обрадовалась, первым порывом шагнула навстречу и прижалась головой к его груди.
Антон слушал грохот собственного сердца и как будто видел себя со стороны. Маршу позвали, она оторвалась от него и сделала несколько шагов, пятясь, не отводя взгляд. Марша сильно изменилась. На Антона смотрела невысокая девушка-подросток с огромными глазами. Как она похудела, ведь прошла только пара дней! Из гостиной вышел юноша-семинарист в черной длинной рясе с невыразительной бородкой, они с трудом разошлись с Антоном в узком коридоре. Антон понял, что вмешался в какой-то обязательный ритуал, решил спуститься во двор и ждать там.
Все, что происходило дальше, пережил смутно, как в тумане. Прощание во дворе, потом в крематории, он везде был рядом с Маршей, держал ее под руку. Какая-то женщина снабдила флаконом с нашатырем. Марша, несколько раз теряя сознание, повисала на его руке, и он давал ей нюхать флакон. Потом весь этот ужас с опусканием гроба куда-то вниз на специальном лифте. Даже Антону стало не по себе. Потом были поминки в банкетном зале. Там все приобрело реальные очертания. Он увидел Викторию Эдуардовну и познакомился с родителями Бархина. Если бы не эти обстоятельства, с каким удовольствием он пообщался бы с ними.
За столом Виктория Эдуардовна села по правую руку от Антона и изредка обменивалась с ним короткими фразами. Марша сидела с другой стороны от него, рядом с родителями Бархина. Они о чем-то с ней тихонько договаривались между выступлениями и тостами гостей. Марша немного пришла в себя и даже надкусила ломтик яблока. Антон пытался есть, комок подступал к горлу и не давал глотать, но он боялся захмелеть: «Еще со мной не хватало возиться».
После поминального обеда Антону удалось поговорить с Викторией Эдуардовной по деловым вопросам. Она первая начала:
– Антоша, спасибо, что смог приехать! Я ведь чуть не пропустила все это. Сама позвонила из санатория, трубку Мария сняла, я даже подумала, что автоматически ее телефон набрала. А тут такой кошмар. Я не представляю, что теперь будет, как это Кирилл переживет, когда узнает. Хоть бы уж он выкарабкался! Сегодня утром была в больнице, врачи сказали, что шансы неплохие, но у него сложные переломы ног, сотрясение мозга. Несколько операций делали. В реанимацию не пускают. Антон, сейчас нам важно Маршу поддержать. Ты ведь понимаешь, что, скорее всего, ей придется вернуться в Питер, она отца не может оставить в таком состоянии. Даже при самом благоприятном развитии событий он еще не скоро встанет на ноги. Это я цитирую врачей.
– Конечно, надо поддерживать! Виктория Эдуардовна, а что с домом, все остается в силе? Я буду присылать деньги ежемесячно за все, как мы договорились? Мне бы не хотелось, чтобы в доме жил кто-то, не Марша, чтобы вы нашли других квартирантов.
– С моей стороны ничего не изменилось, пользуйтесь, сумму мы зафиксировали. Выплатите ее – дом ваш. Хотелось бы, чтобы именно ваш, Антон!
– Да, мы будем Маршину квартиру стеречь и ждать ее возвращения, надеяться, что все получится, не надо думать о плохом!
– Я даже не представляю, в каком случае это может произойти – в плохом или хорошем!
Вечером Антон вернулся в гостиницу и без сил рухнул на кровать. Полежал какое-то время, потом разделся и включил горячий душ. Он очень устал, число потрясений этих дней и ночей по количеству на единицу времени зашкаливало. Он только думал:
«А каково Марше?».
Антон чувствовал странное облегчение от того, что Марша уехала не от обиды, пусть даже по этой ужасной причине, ему казалось, так он ее не теряет при любом дальнейшем развитии событий. О будущем думать не хотелось.
Антон сейчас находился в странном состоянии, в другой жизни. Вокруг незнакомые люди, он единственный, кто не знал мать Марши и присутствовал на похоронах. Антон, казалось, забыл о своей реальности, о близких, о работе. На глаза все время попадался телефон, стоявший на тумбочке. Он мог бы позвонить по коду Саше или Бархину, но не хотел никого пускать в свое новое пространство.
Утром Антон пошел домой к Шаровым. Они договорились вместе позавтракать. Были еще Виктория Эдуардовна и соседка. Будний день, все с утра на работе. Соседка посидела недолго и попрощалась, спешила на репетицию, в театр. Виктория Эдуардовна свободна, отпуск не догуляла, сорвалась из Сестрорецка. Они с Маршей договорились сходить вместе в больницу, Антона решили не привлекать. А ведь Антон хотел. Ему куда угодно, только бы с Маршей, было как-то обидно. Чего приехал, спрашивается? Но Марша не спорила с Викторией Эдуардовной, доверилась ей.
Антон пошел бродить по городу, погода слегка подобрела, даже иногда освещала дома и осенние деревья почти теплым солнечным светом. На стрелке Васильевского острова было ветрено, и Антон мгновенно продрог. Решил зайти перекусить и погреться куда-нибудь в кафе. Он сел у окна за маленький круглый столик, смотрел сквозь стекло на проходящих мимо людей и ел прозрачный куриный суп с хрустящей булочкой. Потом заказал горячий чай. Вроде согрелся.
Антон раздумывал, куда еще пойти, тут он вспомнил про архитектора Леонида Кабудина. Он наткнулся на его визитку, когда собирался в поездку, и на всякий случай положил в карман куртки. Надо же, совсем вылетело из головы! Антон думал-думал и решился. В кафе у администратора был телефон. Он попросил позвонить. Трубку взяли сразу, девушка-секретарь переключила на Леонида. Антон представился, и Леонид его моментально узнал. Обрадовался, а когда понял, что он звонит из Петербурга, тут же взял инициативу, пообещал прислать за ним машину и наказал ждать в кафе, тем более, что начинался дождь.
Машина приехала скоро, минут через десять. В зал вошел молодой парень, примерно возраста Антона, и быстро вычислил его. Парень оказался не шофером, а архитектором, приехал на своем автомобиле.
– Я сам вызвался вас встретить, мы тут недалеко дислоцируемся, но объяснять, как добираться, довольно сложно.
Архитектурное бюро «Высотка» разместилось в старом особняке. Юноша провел Антона в просторный зал, центр которого занимал огромный дубовый стол. По периметру помещения располагались рабочие места, все оснащенные компьютерами и кульманами. В зале было несколько дверей, ведущих в кабинеты и коридор. Леонид вышел к Антону с приветливой улыбкой, сразу захотел узнать цель его приезда в город и как долго еще он намерен здесь пробыть.
Антон сообщил о Марше, сказал, что останется до получения и захоронения праха, а это два-три дня. Леонид живо отреагировал на его рассказ, сразу стал спрашивать, не нужна ли помощь, записал номер телефона квартиры Шаровых. Пообещал, что будет периодически звонить и справляться о ситуации, тем более, если Марша останется в Питере, может, придется помочь с трудоустройством. У Антона опять заныло где-то в глубине от его слов.
В проектный зал из своих кабинетов вышли еще два главных архитектора. Леонид представил их Антону, посетовал, что четвертого компаньона нет на месте. Они дружно провели экскурсию по мастерской, Антон был очень впечатлён. Стены коридора и рабочего зала завешаны метровыми планшетами с разнообразными проектами зданий и генпланами. Что Антон отметил сразу, это уровень подачи. Часть работ была выполнена вручную, но около половины – компьютерная графика. На отдельных столах размещались макеты жилых микрорайонов, собранных из плексигласа.
Особенно Антон оценил необходимость и полезность большого стола для совещаний. Использовали его и для работы, чтобы разложить длинные подосновы, фотографировать макеты, а также при комплектации разделов проекта на выдачу заказчику. Кроме того, стол сервировали во время праздников, в чем Антону пришлось убедиться. Ради него устроили внеочередной обеденный перерыв. На стол были выставлены бутерброды с бужениной и свежими огурцами, коробки с соками, медовый торт. Антон удивился, как они быстро все организовали, на что Леонид ответил:
– Большой опыт, отработано. Кто за рулем, пейте сок, а у меня для этого дела предусмотрены водитель и коньячок.
Антон, надо сказать, выпил рюмочку с большим удовольствием. Коньяк был отменный. Заметив реакцию Антона, Леонид пояснил:
– Презент, оттуда! И вправду, хорош! Удачно, что еще немного осталось до твоего приезда.
Вот так незаметно Антон и Леонид перешли на «ты». Антон в уме прикинул, сколько человек за столом. Оказалось одиннадцать. Девушка-секретарь Ирочка, парень-архитектор Борис, который приезжал за ним в кафе, компаньоны: Никита и Стас, сам Леонид, девушки-архитекторы Оксана и Марина, конструкторы – Иван и второй с рыжими волосами, его имя Антон не запомнил, Игорь и Геннадий, архитекторы. Четвертого компаньона, Сей Сеича, поджидали, и как-то все хотели, чтобы он успел на встречу.
Антону было комфортно в этом коллективе, его попросили рассказать о себе, о заказах, как разворачивается собственный бизнес. Леонид, когда приезжал в июне, сфотографировал проект театра и уже демонстрировал коллегам, так что они в какой-то мере были в курсе событий. Антону показалось, что Леонид немного больше, чем просто компаньон. Два других директора, как они себя иронично называли, были менее разговорчивы, но охотно откликались на шутки и проявляли интерес в беседе с Антоном. Они компанией просидели до конца рабочего дня.
Антону было неловко, что целая контора бездельничала, но Леонид его успокоил, такие встречи важны и полезны, они коллектив сплачивают и добавляют свежесть в творческий процесс. Антону так и не посчастливилось познакомиться с Сей Сеичем, поэтому он выразил надежду на новую встречу. Кабудин вызвал водителя и спросил, куда подвести Антона. Тот собирался поехать к Марше. Леонид захотел тоже повидать ее.
Марша не ожидала такого гостя, но заметно обрадовалась. Леонид был очень приятным человеком, выглядел значительно моложе своих лет, если учесть, что возраста добавляла седина. Он по-отечески обнял Маршу, выразил соболезнования, записал ей свой телефон крупно на листе бумаги и прикрепил за держатель зеркала в прихожей. Настаивал звонить по надобности и просто так. Попрощался и легко сбежал вниз по лестнице.
Марша пригласила Антона в свою комнату.
– У тебя так уютно и стильно!
– Да по теперешним представлениям это примитивно, а не стильно. Но сейчас я особенно понимаю, как любили меня мои родители. Они ничего здесь не изменили. Ждали, что вернусь. А я всегда думала лишь о себе. Как мне жаль теперь, что я столько дней пропустила, не находилась рядом с ними. Мама очень скучала, звонила часто, хотела быть ближе ко мне. Сейчас я смотрю на их жизнь с отцом иначе, чем в детстве. Я вижу, что она не реализовала себя. Родители хорошо между собой ладили, практически не ссорились, но теперь я понимаю, что в семье отец верховодил. Он был инициатором всего, мама позволяла. Она позволяла ему быть мужчиной. Это хорошо для гармоничной жизни в семье. Но, думаю, отца не слишком интересовало, что хотела мама. Он был удовлетворен ее готовностью его поддерживать и полагал, что этого достаточно. Например, мама мечтала поехать в Париж. Это было возможно по материальным соображениям, но отца такая поездка не привлекала. Так ее мечта и не исполнилась. Мама очень красивая…
– Да, по фотографии это видно, – вставил Антон, показывая на портрет в черном обрамлении.
– А реально она еще лучше была, это не самая хорошая фотография, просто более качественная, вот ее и увеличили. Мама, творческий человек, проработала экономистом всю жизнь. Ну не ее это было! Почему она не настаивала и не добивалась того, что ей хотелось, не понимаю.
Антон рассматривал портрет Елены Петровны. Волосы – короткое каре по подбородок, светлые. Какие-то черты Марши угадывались, но все-таки они не были очень похожи. Он спросил об этом Маршу.
– Мы с ней похожи, так сказать, экстерьером. Одного роста, одного размера. Ну, вообще-то, я ее фигуру просто откопировала до мельчайших элементов. А лицом – на папу похожа. Антон, пошли, съедим что-нибудь, ты как, проголодался?
– Да меня вроде угощали архитекторы.
Марша зажгла газ, поставила чайник и теперь с просветленным лицом смотрела на Антона.
– Ты к Кабудину в мастерскую ходил, да? Ну и как впечатления?
Антон решил, что неплохо поговорить на отвлеченную тему и принялся в подробностях рассказывать о своем визите. Марша вроде слушала внимательно, потом вдруг, будто вспомнив о чем, горько расплакалась, сквозь слезы пытаясь говорить:
– Как же теперь? Как теперь будет? Я была счастлива там, с вами! Это расплата какая-то, вот так, одним росчерком. Наверное, заслужила, но …
– Марша, дорогая, – Антон прижал ее к себе и гладил по голове, утешая, – не отчаивайся, давай не гадать, посмотрим, как все будет складываться. Не думай пока об этом, ладно! Сейчас главное отец, можно, я завтра с тобой поеду в больницу? Заходить ли мне к нему или нет, ты сама решишь, но я хотя бы тебя сопровожу
.
– Спасибо, Антон, конечно можно. Сегодня вечером его обещали из реанимации перевести в палату. Виктория Эдуардовна предложила с ним на ночь остаться, она жалеет меня, думает, я не готова к такому. Завтра утром ее сменим. Посмотрим, нужно ли там дневное дежурство. Внутренний голос мне подсказывает, что да.
Марша сварила кофе. Потом нарезала несколько ломтей черного хлеба и вынула из него круглые серединки. Положила хлеб на разогретую, с лужицей масла, сковородку, уверенно вбила в отверстия по яйцу. Она это делала очень сосредоточенно, даже не разговаривала в процессе. Посолила, поперчила. «Вот как наголодалась, настоговала столько бутербродов!» – Антон невольно улыбнулся в душе.
Марша стояла к нему спиной у плиты, на ней были знакомые, приметные ее джинсы, которые теперь сползли вниз сантиметров на пять, слегка оголив линию тела под короткой кофточкой. Антон отвернулся и стал смотреть в окно кухни.
Бутерброды получились вкусные, Марша пояснила, что отец иногда ей готовил такие завтраки перед школой.
– Знаешь, – она неожиданно поменяла тему, – мама презирала старость, не хотела стареть, дряхлеть и глупеть. Вот теперь она в моей памяти навсегда останется молодой, красивой и очень мудрой.
Марша снова заплакала, и Антон понял, в чем причина ее теперешнего образа. Она была совсем без косметики. Глаза в коричневых кругах, а он подумал, что это тени. Марша не стала другой, хуже или лучше, она была его до последней, самой маленькой косточки, хоть и не подозревала об этом, просто он так решил.
Антон видел, что она устала и ей пора ложиться спать, поэтому сразу после ужина, сговорившись на какой станции метро она будет его ждать утром, он попросил ее вызвать такси. Антон уже был в курсе, что выдача праха состоится послезавтра. Значит, ему жить в Питере оставалось два дня.
Почти весь следующий день они провели в больнице. Кирилл Александрович был в сознании, Марша не хотела покидать его ни на минуту. Поэтому Антон бегал в магазин, в аптеку, ему даже пришлось ехать к Шаровым домой за электрогрелкой: в больнице еще не топили, и в палате было зябко. Отец держался мужественно. Он знал о гибели жены. Сам присутствовал при случившемся и все понял еще тогда. Шансов выжить у нее не было. Он перенес тяжелейший эмоциональный шок, плюс болевой от собственных травм, и несколько дней не приходил в сознание.
Кирилл Александрович очень понравился Антону. Они с Маршей, действительно, были похожи. Оба темноволосые, глаза одинаковые по форме и цвету – светло-коричневые с оттенком зеленого, умбристые или оливковые, как казалось Антону. За несколько дней в больнице у отца немного отросла щетина, поэтому он выглядел этаким модником. Правда, он попросил Антона, когда тот собрался поехать к ним домой за грелкой и остальными нужными мелочами, найти его машинку для бритья.
Вообще они сразу расположились друг к другу. Кирилл Александрович стеснялся дочери, под каким-то предлогом просил ее выйти, и Антон доставал ему из-под кровати «утку». Виктория Эдуардовна сразу договорилась об отдельной платной палате с санузлом, поэтому ухаживать за больным было удобно.
Она опять собиралась приехать дежурить ночью, несмотря на уверения Кирилла Александровича, что ему ничего не надо. На самом деле, он был буквально прикован к кровати переломами обеих ног. Одна в бедре, другая в колене. А из-за сотрясения мозга ему даже сидеть было нельзя, только лежать.
Антон понимал, что у Марши впереди нелегкие дни. Месяц-два отца продержат в больнице, не менее двух недель горизонтально. А потом что? Антон уже решил, он будет посылать ей материальную помощь от мастерской, ведь одна только платная палата сколько стоит! И вообще, Марша не увольняется, а остается его архитектором. Вот как все повернулось! И заказы есть, да работать некому! Мысли блуждали вокруг да около работы.
Сегодня в мастерской у Кабудина он рассказывал о проекте своего мемориала. Все заинтересовались, кое-что советовали, а главное, порекомендовали одного местного скульптора. Как его фамилия? Пак, кажется, точно, Пак, кореец. Обрусевший, вернее, второе поколение обрусевших корейцев. Он сейчас как раз без заказов, но по-настоящему талантливый художник. Леонид снабдил Антона телефоном и адресом Ивана Пака. И они договорились, что если предложения Антона понравятся мэру и дальше остальным по списку, он непременно свяжется с этим скульптором и попробует найти с ним общий язык. Антон уже размечтался, что тогда снова приедет в Питер и повидает Маршу.
В тот день, когда выдавали прах, у отца Марши дежурил кто-то из его родственников, а у колумбария собрались вновь самые близкие и друзья семьи. Всю эту церемонию Марша очень тяжело переносила. В последние дни она вроде немного пришла в себя, этому способствовало желание заботиться об отце и надежда на его выздоровление. Но сам ритуал получения урны и захоронения в стену подействовал на нее разрушительно. Она совсем расклеилась. Плакала и плакала все время, до трясучки. Сердобольные женщины пичкали ее лекарствами, которые не помогали, а, казалось, лишь ухудшали положение.
– Ее надо поскорее увезти отсюда. Наверное, правильно было на кладбище сделать захоронение, вся эта обстановка не для нее, – шепнул Антон Виктории Эдуардовне.
Та кивнула, быстро отыскала знакомых с машиной. Антон усадил Маршу на заднее сидение, сел рядом, она съежилась, согнулась, пристроила голову ему на колени и затихла. Возможно, таблетки наконец подействовали.
Дома он уложил Маршу на диван в ее комнате, отыскал плед, аккуратно подоткнул со всех сторон, закрыл дверь, чтобы случайно не разбудил какой-нибудь телефонный звонок, а сам пошел в гостиную. Взял с полки наугад книгу, но читать не мог. Просто сидел и думал. Думал обо всем. Марша спала несколько часов, прежде чем дверь в ее комнату открылась, и она тихонько позвала:
– Антон, где ты? Антон, ты не ушел?
Антон выглянул в коридор, она смотрела на него с удивлением:
– А почему темно? Что, уже ночь?
– Ну, скорее, поздний вечер, как ты себя чувствуешь? Выспалась, а что теперь ночью делать будешь?
– Голова словно после перепоя, соображаю плохо. А папа? Что с ним, кто у него?
– Виктория сказала, чтобы днем мы не беспокоились, а на ночь можно приехать, сменить ее.
– Вот так, всем досталось, а ей-то повезло, ведь она еще год назад не знала ни меня, ни родителей. И тебя замучили, вырвали из семьи, с работы. Прости, Антон, но мне очень важно, что ты здесь, спасибо большое!
Марша ежилась и куталась в расписной павлопосадский платок. Они сидели на кухне друг напротив друга, ждали, пока согреется чайник.
– Ты завтра когда?
– Вечером, около шести поезд.
– Мне хотелось бы с тобой попрощаться, прийти проводить, не знаю, как меня сможет Виктория заменить, попробую договориться. Ты из гостиницы во сколько выезжаешь?
– Планировал до двенадцати, в двенадцать – расчетный час, в принципе, мне номер будет не нужен, могу по городу до поезда побродить.
– Я к тебе приеду, подожди меня, пожалуйста, в номере, а если уже выпишешься, тогда в вестибюле у стойки администратора. Я на телефоны сейчас не надеюсь, вдруг не смогу из больницы позвонить. Лучше договоримся сегодня о конкретном месте встречи.
– Конечно, я подожду, я буду ждать.
Антон вызвал такси, завез Маршу в клинику, а сам решил немного подышать свежим воздухом. Он шел по освещенной улице, где-то недалеко от Невского. Захотел выйти на проспект и пройтись до Исаакиевского собора. На углу он увидел кафе и остановился у входа, услышав игру небольшой инструментальной группы – трио.
Гитарист, ударник и клавишник. Антон зашел внутрь, присел за свободным столиком рядом со сценой. Ребята играли хорошо. Спустя какое-то время Антону показались их лица знакомыми. Узнал бы скорее, но его смущал состав инструментов в коллективе. Раньше было три гитары. Антон вспомнил, как зовут лидера, он стоял за клавишной установкой – Виктор Промозов. Барабанщик – Пашка Букреев, а вот гитарист новый или так изменился, но Антон его не вспомнил. Он заказал чай и, устроившись поудобнее, приготовился получать удовольствие. Музыканты, как назло, закончили играть и ушли передохнуть, гитарист спустился в зал, взял безалкогольный коктейль и попросил разрешения расположиться рядом с Антоном. Из подсобки вышел Виктор Промозов, подошел к их столику и спросил у гитариста:
– Костик, а черную гитару ты привозил сюда?
– Да, она там, в кофре… короче, я знаю где.
Виктор скользнул взглядом по Антону, собираясь еще что-то сказать Костику, но всмотревшись внимательно, догадался:
– Антон, Круглов, ты? Ребята, вы знакомы? Я в переговоры вклинился?
Антон улыбнулся и покачал головой:
– Нет, Вить, все произошло совершенно случайно. Я в Питере проездом, вот просто шел мимо, заглянул музыку послушать. А тут такой сюрприз!
– Тогда идем, ребят повидаешь. Мы здесь как сессионные выступаем, другу помогаем, он свою программу обкатывает, – Виктор кивнул в сторону Костика.
Антон доброжелательно улыбнулся:
– Молодец, мне понравилось то, что успел услышать.
Они прошли в подсобку, ребята, к его удивлению, вспомнили Антона. Они кинулись обниматься, притащили бутылку виски, чокались, перебивая друг друга, что-то спрашивали, рассказывали сами. В дверь заглянул администратор:
– Друзья, скоро играть будете, народ просит?
– Сейчас, сейчас, Антон, хочешь тряхнуть стариной? Сыграй что-нибудь! Тебе вон Павлуша постучит!
– Правда, можно?
– Давай, коли желание есть!
Антон распустил волосы и вышел на сцену вместе с Виктором. Тот его представил такими словами:
– Дорогие друзья, сегодня произошло удивительное событие: нас посетил музыкант, гитарист, который когда-то давно играл в нашей группе, правда, недолго, но нам он пришелся по душе. Теперь он успешный архитектор, но музыку не бросил, и предоставит вашему вниманию композицию… – Виктор посмотрел на Антона. Антон подхватил фразу:
– Композиция называется «Талисман», она посвящена моему любимому другу, у которого случилось несчастье, и поэтому я приехал в ваш город.
Антон примерился к гитаре, тронул струны. И зазвучала музыка. Это было именно то, что сейчас могло утешить его. Печаль и грусть распространялась по залу. Антон заметил, как посетители затихли, отвлеклись от своих разговоров и еды, а он погрузился в музыку и забыл обо всем. Очнулся, когда услышал аплодисменты – громкие и продолжительные. Его попросили играть еще. Антон посмотрел на Виктора, который слушал из зала, тот одобрительно кивнул. Антон выступал несколько раз.
Потом на сцену снова поднялся Виктор и объявил:
– Перед вами был золотой состав группы «Метеоры», – он засмеялся и толкнул Антона бедром, – как я тебя привлек, а?
Ребята еще долго не могли угомониться, даже когда вышли из кафе, вместе шлялись по ночному городу, распевали песни, и Антон боялся, что их может захватить милиция. Как же тогда Марша, она же будет его ждать утром. Но, слава богу, все обошлось.
Было уже одиннадцать с минутами, а Марша так и не пришла. Антон сложил вещи, прибрал в номере, выбросил упаковки от печенья. Горничная приоткрыла дверь и осторожно спросила Антона:
– Вы сегодня уезжаете?
– Да, сегодня, в двенадцать.
Антон уже было хотел включить телевизор, чтобы как-то убить время, когда в номер постучали. Антон подумал, что его горничная торопит, слегка завелся, хотел сказать ей резкое по этому поводу, открыл дверь, и тут увидел Маршу.
Перед ним стояла прежняя Марша с безукоризненным макияжем, в клетчатой юбочке, туфлях на небольшом каблучке и короткой кожаной куртке.
– Извини, Антон, что так задержалась, домой заезжала, искупалась, мне кажется, я насквозь пропахла больницей.
Он взял ее за руку и втянул в номер. Антон подумал несколько секунд, вышел в коридор, поймал глазами горничную. Это была молоденькая рыжеволосая девушка с добрым лицом. Он вынул из кармана тысячную купюру и протянул ей:
– Прошу нас не беспокоить, администратору сообщите, что я доплачу за номер при отъезде.
Когда Антон вернулся в комнату, Марша так и стояла в шаге от двери, немного растерянная, опустив руки. Он не мог соображать или анализировать свои мысли и поступки, смотрел на нее, пытаясь запомнить именно такой, особенной, доверчивой, питерской, какой он ее узнал за эти три дня. Девочку-талисман. Он повернул ключ в замке и шагнул к ней.
Закрытая дверь будто отделила пространство номера от всего остального мира, от всей его прошлой жизни. Были только двое – Он и Она. Она смотрела на него снизу вверх распахнутыми, влажными от бесконечных слез, обрамленными темными кругами свалившегося на нее горя серо-зелеными глазами и молчала. Он ощутил такую тягучую и ноющую жалость к ней, жалость, смешанную с невообразимым чувством, которое, он вряд ли назвал любовью, но не знал, как назвать его иначе. Это чувство было сродни отношению взрослого к заболевшему и страдающему ненаглядному ребенку. Она казалась ему красивой, может быть, теперь особенно, с этой тоской в темных глазах, даже с такими опущенными уголками губ, заторможенной от успокоительных препаратов, готовой очнуться в любой миг, только бы все это оказалось лишь страшным сном.
Он погладил ее по волосам и поцеловал в переносицу, боясь оскорбить чем-то, каким-нибудь действием или бездействием. Неожиданно для него она прижалась к его груди, свернув голову влево, слегка опустив ее, так, что он не видел больше ее лица, зато слышал гулкий стук ее сердца, а потом стал слышать, как грохочет его сердце, попавшее в унисон. Он ощутил дрожь, которую не мог унять, не мог успокоиться от волнения и предчувствия догадки, что он для нее не просто друг. Он крепко прижал ее к себе и все время гладил волосы, шелковистые и упругие, пружинившие от его прикосновения. Он боялся говорить, не желая ставить себя и ее в какое-то двусмысленное положение, молчать сейчас им обоим было проще. Все стало ясно и без слов.
Она начала плакать, а он вытирал ее слезы, целовал в мокрые щеки. Он усадил ее на стул, а сам стоял перед ней на коленях, держа ее руки в своих, отогревая, прикладывая к губам.
Антон потерял ориентацию во времени и только когда за окном начало темнеть, посмотрел на часы, пора было ехать на вокзал.
Вагон раскачивался, и стук колес убаюкивал. Он долго не мог уснуть, но все-таки сдался и проспал почти сутки, весь путь до своей станции. На вокзале его встречал Бархин. Обняв друга, Антон попросил:
– Жень, отвези меня к тебе, пожалуйста!
Продолжение (глава 45) http://www.proza.ru/2015/09/29/80