- Бей его, бей! Тёмку – «Малине»! Тащи его, пацаны, он – «крыса» и враг народа! – Эти крики услышала Марта, которая направлялась в комнату воспитателей за журналом, проходя мимо группы мальчиков. Она сразу поняла, что бьют Сашу Малиновского, белокурого голубоглазого мальчика, родители которого (тоже поляки) были арестованы за «шпионаж». Марта, недолго думая, подбежала к двери маленькой, пропитанной резким неприятным запахом мочи, туалетной комнаты, называемой «канцуркой», куда на ночь ставили ведро для ночной нужды и где закрылись мальчишки.
- Эй, вы, шухер!!! Разбегайтесь, сюда «Леший» идёт…
Мальчишки, открыв двери, сразу рванулись врассыпную. «Леший» - это прозвище сурового, прихрамывающего на правую ногу директора Лешинского, которого мальчишки боялись, как огня, т.к. он за малейшую провинность больно таскал их за уши. Остался только Малиновский.
- Выходи, это я так, соврала…
- Зачем?
- Чтоб тебя не били. За что они?
- Думают, что я ночью ворую по тумбочкам хлеб, который прячут пацаны...
- А ты воруешь? - заговорчески прищурилась девочка.
- Не-а… Я просто по ночам плохо сплю. Прошлую ночь я подходил к окну – было полнолуние, а Витька Чеботарь (он спит возле окна) проснулся и подумал, что я «шныряю» по тумбочкам. Я знаю, кто «шныряет», только не хочу «сиксотить».
- Тогда будешь получать... - серьезно констатировала она. - Кстати, я тоже плохо сплю...
- Почему?
- Темноты боюсь… Дома я с мамой засыпала, она мне песенки пела, сказки рассказывала…
- Марта, ты где? - прервал воспоминания надрывный голос. - Тебя только за смертью посылать! Быстро в группу!
- Да иду я, иду… - огрызнулась в коридор девчушка, поспешив на требовательный зов. - Ладно, пока, а то Марьяша уже ругается.
- Пока... Спасибо тебе! - буркнул "Малина" вдогонку.
После отбоя Марья Викторовна, она же Марьяша, ушла, передав смену ночному воспитателю. Марта долго крутилась в постели. В спальне уже воцарилась тишина, лишь некоторые дети тревожно всхлипывали во сне. Кому-то приснился кошмар и спальня встрепенулась от пронзительного крика- "Мама". Ее глаза наводнились жгучей слезой. "Мама! Мамочка! Где ты? Когда ты заберешь нас от сюда?"- но мама не отвечала. Она бы почувствовала ответ. Ей сделалось горько. Обжигающую щеку слезу, вновь забрала подушка. Как же горьки детские слезы...
Огромная луна заглядывала в тёмную комнату, на стенах которой со страшными гримасами плыли тени-химеры… Марта пряталась от них под одеяло и тихонько хныкала. Ей было так страшно и так жалко себя! А ещё Сашку Малиновского, судьба которого, как две капли воды, была похожа на её судьбу. Жалко, если ему сделают «тёмку» - это когда набрасывают одеяло и бьют втёмную, куда попало. Марта, как и многие другие домашние дети, ещё не могла привыкнуть к суровым законам детдомовской жизни.