К ЧИТАТЕЛЮ
Быть долго умным мне никогда не удавалось. Но всегда хотелось. И что с того, что хотелось, и что с того, что ради этого желания я изучал логику, математику и другие столь же умственные науки, - изучал и даже вольно или невольно вводил в заблуждение своих учителей относительно качества и количества моих дарований? И по сегодня мне хочется творить некоторую систему суждений, позволяющую предсказывать наступление будущих событий и объяснять, отчего уже наступившие наступают как-то не так, как было предсказано. Если такое делается внутри научного сообщества и по его законам, то в результате получается наука, которая — я должен сказать честно — мне скучна то ли от того, что не по силам, то ли от того, что скучна, то ли от того, что ТАКАЯ скука мне не по силам. Астенический склад моей психики противится систематическим упражнениям в лояльности так же, как и не справляется с достаточно длинными комбинаторными математическими задачами. Что делать? - Наверное, расслабиться и начать жить по-существу, т. е. делать то, что по силам и по склонности одновременно. Такое совпадение имеется, и это — повествование о людях и временах. Вот и пожалуйста!..
ТБИЛИССКИЙ КОП
В Израиле кого только не встретишь! Как-то я свёл дружбу с одним маляром по имени Марик, папа которого был совсем китаец, мама не просто еврейка, но еще и дочь белоэмигранта, сам Марик был из Шанхая, а в Израиль приехал через Аргентину, в которую — Аргентину — попал каким-то заковыристым способом, про который ему рассказывать было то ли лень, то ли ни к чему. Марик, человек молодой, долговязый, любвиобильный и не склонный к болтовне, разоблачён был совершенно случайно. На стройку пришли китайцы, которые почему-то ни иврита, ни русского не понимали. Марик китайцев пожалел, заговорил с ними по-китайски, а потом вынужден был колоться перед бригадой и описывать свою (незавершённую еще ) Одиссею. Вскоре ветер странствий унёс Марика дальше, кажется, в заполярную Канаду или куда-то там в столь же студёное место. На том мы с Мариком расстались, как-то я немного писал о нём, но напишу ещё, хотя и не в этот раз. Марик не рассказал мне чего-то самого главного, после чего у тебя не остаётся выбора, писать или нет, а вот майор грузинской полиции из Тбилиси, которого я тоже повстречал в Израиле, - тот, да — рассказал, и вот я тут пересказываю, как всегда упрощая и сокращая, но не додумывая от себя...
Зовут его «А», в Израиле он как-то устроился хорошо, преуспел, можно сказать, хотя, это как кому и на чей взгляд. Короче, «А» работает на предприятии хайтека ценным специалистом с неплохой зарплатой, у него красавица-дочка, девочка лет 20-ти, есть дом, жена и, вообще всё, что нужно, чтобы встретить старость. Не знаю, грузин ли он, еврей или кто-его-там. Этого мы как-то не касались, разве что невольно, отмечая, что с грузинским акцентом «А» говорит на многих языках, и, что не понимая какой-то язык, мы слышим родной грузинский акцент и что-то уже понимаем из характерных интонаций грузинской речи.
«А» любит заходить на наш объект, пить кофе и болтать с нами. Это пристрастие я толкую как «незавершённость судьбы» нашего грузинского копа. Он то ли что-то существенное еще не прожил, или что-то важное не рассказал. Иначе, зачем бы он ходил сюда, к нам?
Однажды речь зашла о вертолётах. Тут «А» говорит:
НЭ ЛЮБЛЮ ВЕРТОЛЕТЫ!
Это было, когда началась Грузино-Абхазская война. Грузины и абхазы были не при чём. Врут, что это был этнический конфликт. Мы вывозили грузинские семьи на вертолётах, многие рассказывали, что их прятали у себя с риском для жизни соседи-абхазы.
– А кто же резал грузин в Абхазии?
– Сброд, бандиты. Из Ирана, Турции, с Северного Кавказа. Приходили банды вооружённых до зубов головорезов. Иногда по 200-500 стволов в банде. Они и резали. Всё равно кого, - куда придут — тех и режут. Всё было им на руку. Ну, конечно, и абхазы, и грузины нашлись такие, сволочи, знаешь, да?! Отряд полиции, в котором был я, не воевал с большими бандами, - с ними работала армия, а мы вывозили население и нейтрализовали мелкие банды мародёров и грабителей. Мирных людей вертолётами вывозили. В каждой семье горе, смотреть на людей нельзя — в глаза смотреть я не мог — там ад, ад в глазах, понимаешь! Я стал не любить вертолёты. Почему вертолёты? Тут большая грязная политика - Россия, Штаты, турки, Иран - всякая дрянь, а я — вертолёты! Глупо, да?!
Но потом оказалось, что у меня есть нормальная причина этот воздушный транспорт не уважать!
Нас накрыли миномётным огнём, много раненых было. Ждали вертолёт, как ангела с неба. Наконец, летит. Я бегу к нему, дверца открывается, я туда — а на меня русский офицер калашникова наставил, прямо в голову.
– Ты кто? - спрашивает!
– Вот это я попал! - Думаю. - Вертолёты-то тогда все одинаковые были! - Милиционер я! - Отвечаю. - Майор милиции.
– Ну, ты попал! - Усмехнулся русский. - Документы дай! - Говорит, а автомат так мне в голову и держит.
– На, пожалуйста, - говорю. А сам думаю, застрелит он меня или нет!
Русский удостоверение посмотрел, кинул его через мою голову туда, на траву и говорит:
– Иди, майор, забирай свои документы!
Куда деваться! Повернулся я спрыгнуть на траву, а сам думаю, что в затылок мне стрельнет русский, а то, вдруг, повезёт, и не стрельнет!
Только русский мне как даст поджопник сапогом, я и полетел на траву. Лечу и понимаю, что он уже не будет стрелять, раз дал поджопник. Значит, жив я!
Видишь, какое человек непоследовательное существо. Не убил он меня, а я снова не люблю вертолёты, еще больше не люблю!
А последняя история совсем простая. Брали банду, захожу в дом, а дверь — на растяжке. Граната взорвалась, контузило меня сильно, очнулся в небе. Вертолёт трясёт, знаешь, так больно, как будто в каждую твою клеточку мозга это проклятый вертолётный винт вкручивается и рубит её на мелкие кусочки.
Жалко, физиолога Павлова нет с нами. Я бы ему свой условный рефлекс на вертолёты рассказал, в науку бы попал, стал бы знаменитым, да! А то что он всё про собак, да про собак! Не серьёзно как-то!
А был один смешной случай. Ну, в каком-то смысле смешной! И даже приятный. Тоже в каком-то смысле. Потому что во всех других смыслах нам всем должен был прийти пiздэц!
Причин для радости не было!
МАЛЕНЬКАЯ СЧЕТНАЯ ОШИБКА
Передали нам, что в горах банда завелась, человек пять — грабители просто. Ну, мы собрались отряд — восемь человек, - терминаторы, б-л-я! - Куда там! Поднялись в горы. Там такое место есть, что единственная тропинка ведёт в деревню, иначе не подняться. На этой тропинке, не доходя до деревни, — хутор такой, дед с бабкой живут, старые совсем. Скотина у них, маленький виноградник, пасут понемногу, вино делают, - так и живут. Решили мы на этом хуторе банду поджидать. Старики нас хорошо встретили.
– Наша милиция! - говорят! Ну, и стол, вино, всё такое.
Мы выставили дозор, - всё по правилам. Дозорный прибежал, говорит: – Подымаются!
Мы оружие к бою и на тропу. Считаем, сколько: до пяти досчитали, а там сюрприз. Закончили считать на двести пятидесятом, потому что надо было ноги делать! А никуда не убежать, - нет другой дороги. Старик говорит:
– Лезьте в погреб, мы вас спрячем, не выдадим! - Старуха на это ничего не говорит, но кивает и ясными глазами смотрит. - Нет, - надеемся, - не выдадут старики. - Полезли в погреб. Старуха сверху половик постелила.
Огляделись мы в погребе при свете фонарика. Ничего себе, жить можно: колбасы висят, вина несколько бочек, сыр есть. Думаем, что всё равно помирать. Стали вино пить, закусывать, а по нужде в пустую бочку ходили, которую в дальний угол поставили.
Бандиты сверху по полу топочут, то потом уходят, стихает топот. Но дед половик поднимает и в люк шепчет:
– Нет, еще не ушли! Тихо сидите, там вино и еда есть — ешьте-не жалейте, сыночки!
Едим и пьём, конечно, но тихо сидеть грузины не могут. Стали тосты говорить, один так громко начал, - я ему рот даже ладонью зажал, так вышла у него на меня обида, и мы бы поссорились, но вспомнили, где сидим и не стали. Потом захотелось петь песни. Я вижу, что не удержать, так говорю, чтобы пели тихо-тихо. Но тихо-тихо было обидно петь, и мы не стали петь песни. Так трое суток прошло. На четвёртые дед кричит под половик:
– Ушли бандиты, ушли! Выходите, мальчики-сыночки! И сам запел, как будто вина выпил, а не пил, конечно, - радость такая!
Убрали мы всё в погребе, что грязь сделали, да! Потом еще посидели, выпили со стариком, песни попели.
А ту банду через два дня разгромили войска, без нас, конечно, - у нас своя работа
была.
Потом прилетели к нам американские инструкторы. Полетели на двух вертолётах горы смотреть, чтобы нас учить в них воевать,- нас, да, слышишь! - так их стингером сбили, - все и погибли. Но это я снова про вертолёты, - на сегодня хватит, а на потом — и не надо!
Что сказать? Гамсахурдия дрянь, фашист. Саакашвили — проститутка и злой притом. Какая может быть при Саакашвилли оппозиция? - Смешно слышать про оппозицию. И Тбилиси уже не тот. Нет того Тбилиси — толпа спустилась из деревень - замечательного, единственного города на земле не стало.
Да, что-то я тут у вас засиделся. Пора честь знать. Завтра приду!
Негев, 2013